Танковый батальон
Опять вперёд, и так который день.
«Назад ни шагу!» – нам приказ привычен.
Навстречу надвигает грозно тень
Гигант стальной. Он дерзок и набычен.
Я сжал в кулак нагрудный медальон,
Который подарила в детстве мама.
Вперёд идёт бесстрашный батальон
Гигантам навалять по первой самой.
Нырнули в башню: танк – броня и склеп.
Прицел у пушки навели яснее…
От выстрелов, от дыма я ослеп,
Надежды выжить нет – и Бог бы с нею.
Врага успеть хотя бы одного
Отправить с поля боя в ад кромешный.
И более не нужно ничего.
«Вперёд, пацан, – шепчу себе, – не мешкай!»
Мой танк сплошным обстрелом опалён,
Прорезан корпус бронебойной пулей,
Но не один я – целый батальон
Жужжит на взводе, как пчелиный улей.
Готовые сражаться до конца,
Плечом к плечу мы бьёмся. Вместе. Рядом.
Броню, что покрывает нам сердца,
Кумулятивным не пробить снарядом.
Хоть горизонта вражеской гряды
Не видим, а вокруг – своих останки,
Как прежде, мы решительны, тверды.
Стальные – это мы, друзья! Не танки.
Когда пробьёт наш общий смертный час,
Когда дотлеет общей жизни кромка,
Зароют всех в одной могиле нас,
Одну на всех напишут похоронку…
Наш голос над погостом прорастёт
И прошумит берёзой или клёном,
И ни одна метель не заметёт
Земли, спасённой нашим батальоном.
ПОСМЕРТНЫЙ ДРУГ
Сквозь дым, застилающий землю глухой пеленою,
Сквозь чёрный туман, занавесивший вёрсты вокруг,
Вперёд продвигаются мощной сплошною стеною
Ватаги орудий в прицеле недружеских рук.
Огромные орды идут неотвратно, упрямо –
Пехота за артподготовкой спешит наступать.
За нами как будто разверзлась невидимо яма,
Готовы мы насмерть сражаться за каждую пядь.
Сошлись два полка, как два тигра в бою за добычу,
Обстрелы, осколки гранат, автоматов пальба.
Такой на войне уж сложился давненько обычай:
К любому исходу свестись может эта борьба.
И каждый из этих полков так отчаянно бился,
Был целостен как монолит. Помощь тут не зови,
Ведь вдруг монолит, как от взрыва, стремглав расщепился:
И стенка на стенку сменилась на ряд визави.
И мой автомат, как назло, почему-то заклинил,
А ряд визави только ширился, словно каскад.
Таких, как сейчас, устрашающих, давящих клиньев
На озере Чудском не строилось веки назад.
У каждого личный противник. Я даже не видел,
Как мой на меня наскочил, будто раненый зверь.
Я мысленно всех перечислил, кого я обидел,
Кому что-то должен сказать. Да уж поздно теперь.
Но вдруг мои мысли прервал удивительный случай:
Парнишка нациста отвлёк от порыва атак.
А думал секунду назад, будто я невезучий
И с жизнью проститься придётся в столь юных летах.
Я знаю его, удалого, вихрастого Вовку,
Который на фрица сейчас неотступно идёт
И целится в сердце ему, наставляя винтовку, –
Не каждый у нас в разнарядке имел пулемёт.
Но «шмайсер» покруче, он в лапах у злобного фрица,
Который в свой выстрел вложил злость и лютый запал.
И Вовка отважный, едва ли успев удивиться,
Как будто подкошенный, замертво навзничь упал.
Меня не заметили. К Вовке, лежащему в яме,
Я полз по дороге окольной, где множество мин.
Мы с Вовкой вовек никогда не бывали друзьями,
Скорее, напротив: всегда враждовали мы с ним.
Влюбились когда-то в одну удалую дивчину,
Была она первой красавицей средь наших сёл.
Но мне оказалась дивчина тогда «не по чину»,
А Вовка, хоть ровня по званию, лучше во всём.
Играл на гитаре и пел, танцевал, анекдотил
И классику, словно артист, вдохновенно читал.
Везло ему в картах, в любви, на рыбалке, охоте –
Конечно, такому, как он, я, простак, не чета.
Красавица сердце ему отдала без оглядки.
Но их разлучили. Ребята теперь на посту.
Другая уж строит ребят в боевые порядки,
Другую ту Родиной звали – разлучницу ту…
Дополз я до Вовки в каком-то смятении жутком,
В пластунский свой путь я вложил всю возможную прыть.
Попробовал рану закрыть наспех сделанным жгутом.
Но поздно. И только глаза ему смог я закрыть.
От пули избавив меня, сам её не избегнул,
Лежал предо мной он. Я был так отчаянно зол.
Я жизни готов обменять наши. Бедный я, бедный.
Но так получилось: впервые его «обошёл».
Сквозь дым, застилающий землю глухой пеленою,
Сквозь чёрный туман, занавесивший вёрсты вокруг,
Как будто бы в чистой росе, что прозрачна весною,
Отчётливо видно, кто враг, а кто всё-таки друг.
ВЕЛИКОЕ ЧИСЛО
Клеймят число тринадцать несчастливым,
Поверье с древних слышится родов.
Но было их тринадцать – исполинов,
Сражавшихся геройски городов.
Точней – двенадцать, вместе с ними – крепость,
Что самой первой приняла удар.
Холодным мрачным летом войско грелось
О разожжённый в крепости пожар.
Когда сгустились тучи в небе Бреста
И звёзды славы были далеки,
У многих в это время было детство,
Пришлось в игрушки выбрать им штыки.
Жужжал, кружа, растягивал недели
Над Белорусским фронтом штурмовик.
И смелость при защите цитадели
Взыграла в братской доблестной крови.
Славяне-братья, очень-очень близко
К столице артиллерия идёт!
И вот уже звучит из сердца Минска
Вторым аккордом братский пулемёт.
Идя на фронт иль партизаня лесом –
В тылу не отсиделось ни души.
Неужто и над солнечной Одессой
Удастся небо бомбой потушить?
Скрипели сапоги, вминая в землю
Тела бойцов, навеки молодых.
Глумился враг, тогда ещё не внемля,
Какой ответ получит он под дых.
По осени покинув город Киев,
Солдат советский… русский ставил счёт.
Бывали времена и не такие…
И Днепр ещё обратно потечёт.
Движенье вверх вовек не будет просто,
Особенно когда навстречу – враг.
Смоленск – он, план сорвавший «Барбаросса»,
Весь превратился сам в сплошной овраг.
Шумел ли клён, склонял ли ветви тополь,
Под сень свою героев хороня,
Когда всей грудью русский Севастополь
Вставал как непреклонная броня.
Новороссийск своей могучей волей
Почти четыре сотни мрачных дней
Давал отпор врагу. Нет лучше доли,
Чем сделать мир чуть ближе и прочней.
Здесь флот держал победные эскадры,
Морпехов дерзновенье крепло здесь.
Приказ «Вперёд!» – и руки вмиг к кокардам.
Приказ «Вперёд!» – в ответ лишь слово «Есть».
Дубравы, испещрённые картечью,
Придёт ещё вам время расцветать!
Немецкий батальон пока под Керчью,
Но крымская ему не сдастся стать.
Весь русский дух, в оружье воплощаясь,
Дотла испепелял полки врага,
Чтоб ввек они на Русь не возвращались,
Чтоб не ступила боле их нога.
Советских танков считаные взводы –
Пехота шла незыблемой стеной
В любые снеги, бури, непогоды
И в самый ярый, нестерпимый зной.
Уж звон в ушах от танкового гула,
Уж в горле ком, но нет пути назад:
Форпост Москвы там притулился – Тула.
И, истекая кровью, – за приклад.
Штандарт воздвигнуть над Кремлём не дали
Кто в крайнем, кто… в последнем всё ж бою.
Не за чины сражались иль медали –
За жизнь, скорей за нашу, чем свою.
О сколько полегло их, братьев, сколько!
Народ у нас и впрямь мастеровой:
Из рытвин, из траншей и из осколков
Победу смастерил нам под Москвой.
Но полно! Ещё годы до Парада.
До радостных реляций путь не прост,
Они росли в окопах Сталинграда
И выросли во весь гигантский рост.
Нацист измерил силушку «Ивана»,
Полёг под залп «катюш» мильоном тел
На всех полях Мамаева кургана,
И это был, солдаты, не предел!
Звала вас Мама Родина к защите,
Катился зов вдоль всех её полей,
И мам других просила: «Не взыщите
За то, что не дождётесь сыновей».
И зов её в кольцом железным сжатом
Блокадном Ленинграде слышен был:
Он заряжал обоймы автоматов,
Крепил в сердцах сопротивленья пыл.
Из Заполярья мчалась к ним подмога,
Хоть Мурманск сам был страшно истощён.
Врагу туда заказана дорога –
Тем каждый павший навсегда отмщён.
Кто шёл на целый полк с одной гранатой,
Кто в перерыв атак письмо писал:
«Не плачьте, дорогие, ведь так надо!» –
И День Победы кто не увидал.
И каждый город в этом славном списке
Вобрал своей землёю уймы их:
Таких чужих друг другу, но и близких,
Таких, бесспорно, мёртвых, но – живых.
У каждого теперь Звезда на въезде
И у Кремлёвских стен мемориал.
Они, как и в войну, друг с другом вместе
Собой являют русский ареал.
Герои, да… Но разве их тринадцать,
Кому дороже жизни долг и честь?
Ошибка тут. И надобно признаться:
Их были сотни, тысячи – не счесть…
Здесь справился б и счетовод едва ли,
Ведь каждый хутор, каждое село
Своею кровью землю уливали,
Чтоб следом поколение жило.
Воздвигли мы в сердцах своих отдельный
Непризнанным Героям монумент.
Пройдут года, неделя за неделей,
Но не забыть нам славы их момент.
МНЕ КОМАНДИР ДАЁТ ОТМАШКУ
Мне командир даёт отмашку,
Ползя по выжженной земле:
«Давай! Скорей! Стреляй же, Машка!» –
И растворяется во мгле.
Своим сквозь толщу дыма машем,
Хоть он сплошной, – не видно нас, –
Таким же Ваням или Машам:
Нас свёл всех вместе грозный час.
Я, как ребёнок, растерялась:
Куда, зачем, в кого стрелять?
Тень командира растворялась.
И я в смятении опять.
Я не хочу стрелять, не надо!
Я не привыкла убивать.
Зачем на поясе граната
И как чеку в ней оторвать?
Я не солдат – я просто Маша.
Хочу быть мамой и женой.
А тут лицо покрыла сажа,
И враг всё движется стеной.
Я вру себе: «Совсем не страшно!
Свои на помощь к нам спешат».
Я не солдат – я просто Маша,
Мне трудно копотью дышать.
Хочу помодничать нарядом –
Подарком праздничным отца,
А не под рвущимся снарядом
Считать секунды до конца.
«Хочу я полковое знамя
Сберечь, спасти…» Кому я вру?
Хочу попасть скорее к маме,
Дрожа от страха в низком рву.
Не нужно ни наград, ни званий,
Погон, в петлицах орденов.
Скорее б пожениться с Ваней
И нарожать ему сынов…
Но взгляд вперёд, а там – девчонка,
Она восстала изо рва
И лупит из винтовки звонко,
Плечо отдачей изорвав.
Девчонка, помню, – что поделать –
Вручную строила блиндаж.
Ей оказалось двадцать девять,
А с виду двадцать-то не дашь.
Ей тоже впору в ритме танго
Кружить с парнишкой, что мил-друг,
А не смотреть, как траки танка
С землёй ровняют всё вокруг…
Что делать? Мы не выбираем,
В какие жить нам времена.
Ведь за передним этим краем
Стоит огромная страна.
И мы все вместе: Маши, Гали,
Наташи, Люды – бабий полк –
За нашу землю воевали,
Чтоб гимн советский не умолк.
И как бы юность ни манила:
«Спасайся, ляг и пережди», –
Чтоб жизнь Отчизна сохранила,
Мы ринемся под «артдожди».
Чтоб в ней не появились «штрассе»
И свастика у стен Кремля,
Шинели в алый цвет окрасим,
Отчизне этим жизнь продля.
Плечо – опора – не промажу!
А там… не знаю, как пойдёт.
Но если что, тогда про Машу
Пусть кто-то песенку споёт.
НИЗКИЙ ПОКЛОН
День Великой Победы – далёк он от нас:
Четверть века три раза недавно минула.
Но сочатся сейчас мои слёзы из глаз,
И в поклоне – не рабском! – я спину согнула.
А могла быть рабой или вовсе не жить,
Говорить я и думать могла по-немецки,
Строить «ариям» дом и одежду им шить,
И пахать на них с лет… нет, не юных, а детских.
Я б не знала Россию и русский язык,
Ведь родили б меня как обслугу для фрицев.
Русский в энном уже поколенье б привык
На коленях внимать, как приказ говорится…
Но лилась не напрасно дедов наших кровь,
И не зря они в землю ложились полками:
Подарили нам волю, Отчизну и кров,
А «арийцев» обратно в Берлин затолкали.
Сколько звёзд в эти страшные годы зажглось,
И из них небосвод никогда не тускнеет.
Километры оранжево-чёрных полос…
Будет память жива. Ну а мы – только с нею.
Пусть проходят года, но не меркнет она,
Благодарный поклон будет вечен и низок,
Пусть сгибает в нём спины родная страна.
День Победы далёк, но он каждому близок.
Об авторе:
Мария Сухарева родилась 25 июля 1987 года в Воронеже. Живёт в Москве. Окончила журфак МГУ имени М. В. Ломоносова по специальности «тележурналистика». Работает пресс-секретарём председателя Комитета Совета Федерации по обороне и безопасности.
Пишет стихи, прозу, публицистику. Член Российского союза писателей. Публикуется в поэтических сборниках и Интернете. Награждена медалями: «Георгиевская лента. 250 лет», «Антон Чехов. 160 лет», «Иван Бунин. 150 лет», «Афанасий Фет. 200 лет». Лауреат всероссийского открытого творческого конкурса «Моя любимая бабушка» (статус лауреата присвоен Министерством образования Российской Федерации), финалист литературного конкурса «Георгиевская лента», финалист национальной литературной премии «Поэт года». Увлекается художественной декламацией, музыкой, поёт, играет на фортепиано.
