Территория

Леонид КУДРЯВЦЕВ | Фантастика

фантастический рассказ

Любая территория стремится к тому, чтобы удержать занимаемую ею площадь, и использует малейшую возможность для ее увеличения. Все мешающее этому она вытесняет или уничтожает.

***

– А дороге ихней – хана! – сказал Пашка.

Был он рыжим, за что и получил кличку Трассер. Шлемофон ему достался не новый, и голос наводчика слышался слегка надтреснутым, словно со старой пластинки.

Иван молчал. Сидел на месте заряжающего и молчал.

О чем говорить? Сразу было ясно, что эта дорога танковый батальон не выдержит. Почти сорок железяк, каждая весом в тридцать шесть тонн, превращали ее в месиво – яма на яме. Жалко. Вполне ничего себе была дорога.

С другой стороны, местные сами этого хотели. И чего людям не живется? Работают витриной Восточной территории, живут – как сыр в масле катаются, и недовольны. С жиру бесятся. Дома каменные, дороги качественные, поля возделанные, леса чистые, словно выметенные веником. Их бы на север, в тайгу, гнус кормить или в деревню грязь месить. Там подобные блага учатся ценить махом.

Здесь одни магазины чего стоят! Зайдешь – и глаза разбегаются. А у нас в обычном сельпо ничего не завозят, кроме дешевых папирос, хлеба да водки по праздникам. Ах да, еще все полки забиты маринованным хреном. Деликатес, сэр.

Иван приложился к триплексу. Снаружи, за стальной скорлупой брони, был очень интересный мир. Мимо проплывали дома, казавшиеся излишне вытянутыми, непропорционально узкими, чужими. Он видел такие на иллюстрациях к детским книжкам. В них обычно жил всякий сказочный люд. А еще нереальность увиденному добавляли едва заметные тени, дарованные тусклым, обложенным свинцовыми тучами небом.

«Сон, – подумал Иван, – мы попали в сон».

Еще подобное могло быть в фильме про вампиров, который он недавно тайком от Слона смотрел после отбоя, поймав по телевизору западный канал. Вот сейчас по стене одного из этих странных домов, словно паук, пробежит человек в развевающемся плаще. Да нет, это лишь кажется. Вампиры существуют только в кино.

Заряжающий повернул триплекс и вдруг заметил впереди, у обочины дороги, группу людей. Стояли они, слегка горбясь, спиной к проезжавшим мимо танкам, словно их вовсе не замечая.

«Ну точно дети малые, замыслившие шалость», – подумал Иван.

– Внимание! – приказал командир танка Кухарчик. – Яманди, приготовься. Надо дать копоти.

– Есть! – отозвался механик-водитель. – Жду команду.

– Удачно стоят, – сказал Иван.

– Сейчас получат! – воскликнул Трассер.

Кто бы спорил? Получат. Кстати, хорошо, если они собираются только разбить о броню пару пустых бутылок. Как было в городках, оставшихся позади. А если в ход пойдет что-то серьезное? Коктейля Молотова, да прямиком на трансмиссию, – вот чего следует опасаться. Впрочем, это маловероятно…

Как все получится, Иван уже видел. Едва танк окажется на нужном расстоянии, Кухарчик отдаст команду. Механик что-то у себя там нажмет или повернет, мотор взвоет, словно раненный зверь, а из выхлопной трубы вырвется облако невообразимо удушливого, густо насыщенного копотью дыма. Вынести его невозможно, особенно с непривычки. Местные разбегутся, даже не успев побить бутылки.

«В столице, – думал Иван, – наверняка будет так же. Бузотеры, едва увидев их, словно тараканы, попрячутся по щелям. На этом все и закончится. Тоже мне – революционэры выискались».

– Яманди, давай! – азартно крикнул Кухарчик.

– Понял, – ответил механик-водитель.

Мотор взревел.

***

Теперь Восточная территория увеличилась до размеров, при которых нападения соседей можно было не опасаться. Это потребовало уйму времени, а единиц погибло столько, что их недостаток стал ощутимым. К счастью, непоправимого не случилось. Выручили особенно послушные единицы, за которыми она приглядывала, награждая за успехи, карая за ошибки, создавая благоприятные условия для жизни и развития. Их было процентов десять от общего числа, но этого оказалось достаточно. Как выяснилось, особо послушные надзирали за всеми остальными, увлекая их за собой, принуждали идти в правильном направлении.

Восстанавливая ресурсы, Восточная готовилась к следующему расширению. Иного варианта будущего она не видела.

***

«Солдаты – это дети малые с большими членами, – вяло думал майор. – Толку хватает лишь очередного птурса послать с ведром за клиренсом. Пороху они не нюхали, а их бросили в очень-очень скверную заварушку. С другой стороны, как они иначе станут взрослыми? На стрельбищах и вышагивая строевым по плацу? Фигушки! Губозакаточный механизм в полный рост».

За окном «бобика» проплывали силуэты танков. Водитель, здоровенный горец, то и дело поглядывал в их сторону. Словно ждал, что одна из стальных громадин двинется с места, попытается раздавить.

«Не туда бдит, – подумал майор, – в другую сторону надо смотреть. Опасаться следует, к примеру, бунтовщика, надумавшего шмальнуть с крыши придорожного сарая из заныканного с войны „шмайсера“».

Он покосился на сидевшего рядом вдохновителя. Тот, похоже, думал о чем-то неприятном, глядел перед собой, набычившись, и здорово сейчас смахивал на постаревшего слона. Солдаты зря кличек не дают. Такой он и есть. Не п??ервой молодости, облезлый, не очень умный, но – Слон.

А насчет дум нерадостных – тут претензий к нему не предъявишь. Есть причины. Воевать с собственным, по сути дела, народом – последнее дело. Впрочем, у управления, к которому Слон принадлежит, в этом опыт богатый.

Майор невольно поежился.

И черт его дернул поехать на машине! По боевому расписанию ему сейчас положено рулить обстановкой из танка. Да только на колесах сподручнее, чем на гусеницах. Не ползешь, словно черепаха. На марше мобильность командира танкового батальона имеет большое значение, а за броней он укроется, если станет жарко.

Дойдет ли до этого? Сомнительно. Никто без поддержки артиллерии с танковой колонной связываться не станет. С другой стороны, бунтовщики – не военные и могут этого не понимать. Эх, дотянуть бы до столицы без драки! Там его батальон вольется в бригаду, там будет иной расклад.

Главное, чтобы солдатики не сглупили, не набанковали себе на голову. Такие, как Слон, все замечают. А после пойдет писать губерния! Оно, конечно, время не то, на север валить лес не отправят, но крови попортят изрядно. Влепят строгача или задержат очередную звездочку, как пить дать.

Во внутреннем кармане шинели у майора лежала плоская серебряная фляжка с коньяком. Очень хотелось глотнуть. При другом вдохновителе он так бы и сделал, не забыв угостить и соседа. Только Слон пить не любит, да и на пьющих смотрит неодобрительно.

«Значит, усмирять будем еще и насухо, – мрачно подумал майор. – Усмирять тех, кого почти сорок лет назад освобождали. Вот такие, брат, пироги. Не очень вкусные, надо сказать…»

***

Думают территории глобально. Не просто короткими мыслями, касающимися дел, требующих немедленного решения, а настоящими думами о смысле жизни, о дальнейшем развитии, о взаимоотношениях с соседями: с кем из них дружить, с кем воевать. Думают они их долго, особым образом, большими объектами или событиями, процессами. Праздниками и грузовыми перевозками, парадами и сталелитейными заводами, передвижениями флотилий и вырубкой вековечных лесов. С увеличением тела территории становятся умнее, дум у них появляется больше.

Вот и Восточная, в очередной раз расширившись, вдруг осознала, что стала тщательнее работать с единицами, лучше понимать законы их взаимодействия. Кое-какие применяемые ими приемы борьбы с соседями показались ей весьма эффективными. А еще единицы обладали необычной системой мышления, называемой эмоциями. Как ей овладеть – территория не разобралась и решила, что для этого у нее пока не хватает тела. На всякий случай мысль об эмоциях она отложила на потом, записала в огромной статуе, установленной в центре самого северного из своих городов.

***

Было непривычно, весело и немного страшно. Хотя можно ли по-настоящему бояться, если впереди встреча с любимым? Тут даже совсем непогожий декабрьский день станет светлым и праздничным. Главное – верить и идти не останавливаясь.

Агнешка шла, машинально прислушиваясь к перестрелке, разгоравшейся где-то далеко – кажется, на окраине.

И с чего она решила, будто там в кого-то стреляют? Почему не просто в воздух? Или это так называемые предупредительные выстрелы? Да нет, скорее всего, кому-то от избытка чувств пришло в голову пострелять в воздух. Кто запретит?

Главное, закончилось время вранья и наполненных пьяной радостью показушных демонстраций, эпоха жирных немощных стариков, с телевизионных экранов повторяющих всем надоевшие, утратившие смысл слова. Пришла хана собраниям, на которых мечтающие этими стариками стать совершенствовали искусство говорить бессмыслицу. Больше не будет пустого, безрадостного труда, контроля над личной жизнью, а детей перестанут чуть ли не с рождения обрабатывать, внушая, будто они всего лишь частички общей биомассы.

Все это осталось в прошлом. Впереди лишь свобода, победа и любовь!

Янчо вынырнул откуда-то сбоку, кажется из проходного двора. Лицо у него было расцарапано, пальто в кирпичной пыли. Не успела девушка опомниться, как он схватил ее за руку и прохрипел:

– Агнешка, не ходи туда… Густава убили.

***

Дембель неизбежен, как восход солнца. Кухарчик знал это совершенно точно.

Запасливый Яманди достал из «сидора» связку пороха, которую выпросил несколько дней назад у кореша из другого батальона. Они там зачем-то разобрали штатный снаряд, и многие данной радостью затарились. Трубочки пороха смахивали на макароны, только были крупнее и имели очень толстые стенки. Горел порох медленно и совсем неопасно, но достаточно жарко, чтобы подогреть на нем еду в любую, даже самую слякотную погоду. «Макаронины» на одну банку консервов хватало с лихвой.

Танкисты разогрели тушенку, поели, покурили «гуцульских» сигарет. Потом забрались в танк и, ожидая команды, снова курили. Наконец дождались. Сейчас же в голове колонны взревели моторы.

– По коням, орелики! – крикнул Кухарчик.

Нравилось ему распоряжаться. Причем приказы его всегда оказывались правильными, и отдать он их успевал самым первым. Кому быть главным, как не ему? Еще он знал, что будет командовать и после армии. У него уже припасена блестящая характеристика для поступления в институт. И кем он станет, получив высшее образование, если не начальником? На Восточной территории, слава богу, для этого не нужно ни знакомств, ни права рождения, ни денег. Лишь одно желание да способности.

Кухарчик спрыгнул в люк, устроился на сиденье. Удостоверившись, что его ноги не мешают сидящему ниже наводчику, он сообщил:

– Яманди, будь готов. Сейчас поедем.

– Есть, – отозвался механик-водитель.

Теперь только успевай поглядывать в триплекс, лови момент, когда колонна надумает остановиться, да дублируй команды офицеров. Ну, еще надо держать ушки на макушке. Вдруг местным надоест бить бутылки и они в самом деле надумают воевать?

Что-то еще? Да, заряжающий… За ним необходимо приглядеть. Слишком много думает. Вдруг мысли неправильные в голову забредут?

Впереди (Кухарчик это чувствовал) маячила возможность отличиться. И если заряжающий банканет, ее можно упустить. А так не должно быть.

Он увидел, как ближайший танк тронулся с места, и скомандовал:

– Ходу!

Квартала через два наводчик оповестил:

– Я местную передачу поймал. Могу что-нибудь перевести. Надо?

– Какая передача? – спросил командир танка.

– О положении в стране.

– И что говорят?

Трассер довольно резво стал переводить:

– …ввело в стране военное положение, объявило о создании Военного Совета национального спасения и изолировало наиболее экстремистские элементы из «Взаимосогласия»…

Дальше пошло не так гладко. Покатили незнакомые Трассеру слова. Он их попросту пропускал, и смысл сообщения стало улавливать труднее. Хотя что там понимать?

«Именно поэтому нас сюда и послали, – подумал Кухарчик. – Наводить порядок. А местные… Переть против такой силушки – с голой пяткой на шашку прыгать».

Танки между тем катили и катили колонной, выдерживая необходимые интервалы, незнакомыми улицами, площадями, лихо разворачиваясь при поворотах на брусчатке мостовой, да так, что искры летели из-под гусениц.

– Устал, – наконец признался наводчик. – Да и ясно уже все.

– Конечно, понятно, – откликнулся заряжающий. – Местный главный, жаба, продал своих с потрохами. Большие шишки – они все одним миром мазаны.

«Детство золотое в полный рост, – подумал командир танка. – Как есть – детство. Ничего не объяснишь. Даже смысла нет пытаться».

Он все-таки сказал:

– Человек честно пытается не допустить кровопролития. Большого кровопролития. Делает, что может.

– Уверен? – спросил Трассер.

И тут Кухарчику стало не до трепотни. Он увидел, как из ближайшего переулочка выскочила девушка. Вот она на мгновение остановилась на краю тротуара, а потом бросилась наперерез его танку.

***

Время от времени на каком-нибудь участке тела Восточной появлялись вредные, зараженные плохими мыслями единицы. Чаще всего территория успевала их вычислить и обезвредить. Действовала она быстро, не считаясь с потерями. Знала: если болезнь начнет распространяться, ущерб окажется огромным.

Иногда больных единиц появлялось так много, что Восточная не успевала их всех нейтрализовать, и сопротивляющийся ее влиянию участок продолжал расширяться. Тогда она использовала войска – группы единиц, созданных для защиты и упорядочивания.

***

Так мерзко она не чувствовала себя еще никогда. Боль шла откуда-то изнутри и заполняла все тело. Казалось, оно только из боли и состоит. А еще Агнешке хотелось умереть. Не видеть, не слышать, ничего не испытывать. Или хотя бы лечь прямо на грязную мостовую, завыть в голос.

Тело отказывалось слушаться, не хотело оно ложиться, и это Агнешку удивило. Что может быть проще, чем лечь, но нет! Зачем? Почему?

Причина была, и для ее осознания не потребовалось больших усилий.

Девушка теперь точно знала, что в город пришла беда. Словно огромный осьминог, она медленно оплетала его стальными щупальцами. Несокрушимая, как стихийное бедствие, готовящееся отнять любимых у многих и многих, принести им горе. Агнешка попыталась сообразить, что ей делать дальше, но не смогла.

А потом до нее вдруг донесся грохот танковой колонны, продолжавшей двигаться к центру города. Почти рядом, неумолимой, несокрушимой, не желающей остановиться.

Боль и отчаяние ушли. Осталось лишь желание, очень простое и выполнимое. Повинуясь ему, девушка бросилась в ближайший переулок, ведущий к улице, по которой шли танки.

Огромные, лязгающие гусеницами, взревывающие моторами, они показались Агнешке чудовищными. Ступив на мостовую, она даже остановилась, но на мгновение, не более, поскольку точно знала, что надлежит делать. Двинувшись навстречу ближайшей махине, Агнешка крестом раскинула руки, загораживая ей дорогу.

***

«Главное сейчас, – думала территория, – убрать очередную единицу, способную стать центром новой эпидемии. Самым быстрым и эффективным из возможных способом. Под личным контролем. Для начала следует найти подходящего исполнителя…»

***

Яманди умел вытесать топором из куска дерева ложку и тем же инструментом построить дом. Он мог сшить сапоги и сложить печь, починить трактор, сесть на него и вспахать поле. Многие вещи он умел. Вот только людей давить гусеницами ему еще не приходилось.

Он остановил танк в метре от перекрывшей дорогу женщины. Теперь надлежало дождаться приказа. Он последует, можно было не сомневаться. Яманди знал, что его дело – работать по принципу «бери больше, кидай дальше, пока летит – отдыхай», а решают другие. Им для этого и лычки даны на погоны.

Первое сказанное Кухарчиком на приказ не походило вовсе. Механик-водитель и ухом не повел. Он ждал, поскольку умел и это.

– Двигай! – наконец крикнул командир танка. – Оглох, что ли? Сзади полколонны стоит.

– Женщина, – сообщил Яманди. – Она мешает.

– Да на пушку берет. Стоит газануть – и уйдет с дороги как миленькая.

– Не уйдет, – ответил механик-водитель. – Ее надо отсюда убрать.

Прекрасно понимая, что вот сейчас над ним прогремят громы небесные, он не собирался двигаться дальше. Человек – препятствие, а сейчас не война. Значит, эту бабу с его дороги должны убрать.

А потом произошло нечто странное.

– Дави! – приказал Кухарчик. – Едем дальше.

Голос командира звучал необычно. Не чувствовалось в нем привычной уверенности. Да и не мог приказ быть таким. Просто не мог. В последнее Яманди верил абсолютно.

Он знал: вот сейчас Кухарчик прикажет заряжающему убрать безумную дамочку на обочину. Придержать ее, дать пройти оставшейся части колонны. А тот все не мог отдать нужную команду, молчал, словно на него проклятие навели.

И вдруг слева, на оставленной для проезда машин части дороги, тормознул «бобик».

***

Мысли? Образы? Непримиримая борьба? Ничего подобного. Просто некая сущность, огромная и очень сильная, словно бы на мгновение заглянула Агнешке в голову, вступила с ней в контакт. Чувствовалось, сделано это не с целью ее исследовать, а случайно, в поисках кого-то другого.

Драться? Слишком противница была могуча и непонятна. Страх? Да нет, Агнешка сейчас не боялась. И ни о чем не могла думать, кроме как о своей уничтоженной жизни.

Мгновение заканчивалось, контакт разрывался. Девушка сделала единственно возможное. Не ударила, а поделилась с ней переполнявшим ее чувством. И не ошиблась. Мимоходом, как берут оставленную у портье записку, торопясь по делам и понимая, что выкроить время на прочтение получится нескоро, дар был принят. Новое, необычное знание вошло в память Восточной и устроилось в ней, ожидая своей очереди.

***

Слон ощущал себя частью системы. Первый раз это случилось еще в детстве, на собрании юных, когда в составе класса на приветствие вожака «К деловой борьбе за нашу победу готовсь!», чувствуя, как сердце заходится от восторга, а по коже бегут мурашки, он крикнул: «Да свершится!»

Слова в тот момент для того, кого потом назовут Слоном, не имели значения. Он понял это сразу, так легко, словно знание уже хранилось в его памяти и в нужный момент лишь выплыло из ее глубин.

Шло время. Он жил, ел, пил, спал, взрослел, учился, пил горькую, любил женщин, выступал на собраниях, потихоньку делал карьеру, но главными в его жизни все-таки оставались моменты единения с системой.

Она была жестока, но справедлива. Он боялся ее гнева, но знал, что на самом деле карает она лишь за утрату веры в ее силу, в ее всеведенье. Если не быть дураком, любое другое преступление сойдет с рук.

Единение настигло его вскоре после того, как он увидел метнувшуюся наперерез танку женщину и приказал остановить машину. Окружающий мир стал почти нереальным. Ругань сидевшего рядом майора слышалась очень тихо, словно сквозь невидимую стенку. Тело сотрясали медленные удары. Возникло ощущение, будто совсем рядом бьется исполинское сердце. Слон догадывался, чье именно, но никогда, даже мысленно, не решался назвать имя.

Как обычно, единение длилось недолго. Оно накатило и ушло, оставив после себя ощущение силы и уверенности. Теперь вдохновитель полностью осознал, насколько серьезна ситуация. Сопли жевать времени не осталось. Еще он ведал, что разрешены любые действия. Любые.

Итак: женщина-препятствие, танк, уходящее время. А майор в исполнители не годится. Не в системе он и обязательно напортачит.

Рука вдохновителя, словно сама, вытащила пистолет из висевшей на боку кобуры.

– Вы оба, офицер и сержант, вон из машины! – приказал Слон.

– Вдохновитель, рехнулся? – ошарашенно спросил майор.

– Стреляю.

Он знал, что сначала прикончит тех, кто сидит с ним в машине. Они мешают. Потом уберет с дороги девушку. Жаль, нельзя пристрелить и ее. К счастью, есть и другие способы быстро избавиться от мешающего человека.

Водитель наконец нащупал ручку дверцы. Открыв ее, он выскочил наружу и метнулся за ближайший танк.

– Ах ты, куриный огузок! – бушевал майор. – Дай сюда пушку! Что удумал, мерзавец?!

Слон понимал, что стрелять надо в голову. Конечно, машину здорово запачкает, но время сэкономится.

Он прицелился, вспомнив руководство по стрельбе, сделал вдох, положил палец на курок. Стрелять в людей ему до сих пор не приходилось, но сомнений вдохновитель не испытывал. Сейчас было дозволено все. Вообще все.

Как оказалось, чувство самосохранения у майора все-таки имелось. Унести ноги он успел.

Сунув пистолет обратно в кобуру, Слон пересел на сиденье водителя. Мотор взвыл, и «бобик» прыгнул вперед. Массы машины и силы удара хватило на то, чтобы отбросить женщину на необходимое расстояние. Она с размаху ударилась о стену ближайшего дома и рухнула на тротуар, некрасиво, словно сломанная кукла, раскинув ноги. Теперь оставалось только сдать назад и освободить проезд танкам.

***

Дело было закончено, очаг болезни нейтрализован, и территория вернулась к думам, стала производить их стройками, железными дорогами и маленькими поселениями.

О новом знании, полученном от вышедшей из повиновения единицы, она вспомнила не сразу. Изучение его потребовало серии электростанций, построенных за следующие десять лет.

«Присущая людям система мышления чувствами, – думала Восточная, осознав по прошествии времени, с чем столкнулась. – Кажется, чувств должно быть много, и самых разных. Рано или поздно она соберет их все. А пока волею судьбы ей отломилось лишь одно. Боль утраты.

Для того чтобы испытать его в полной мере, прикидывала территория, придется чем-то пожертвовать. Почему бы и нет? При ее размерах восстановить потерю не составит труда. Лишь бы только это ощущение не оказалось слишком сильным. В таком случае ей почти наверняка захочется его повторить. Возможно, не один раз.

2011 г.

Примечания

Триплекс (жаргон танкистов) – призменный перископический прибор наблюдения. Название осталось от использовавшихся ранее на танках щелей наблюдения, закрытых стеклом триплекс.

Клиренс – расстояние от днища танка до земли.

Птурс – противотанковая управляемая ракетная система. На жаргоне танкистов – военнослужащий первого полугода службы.

Набанковать (солдатский жаргон) – провиниться.

Об авторе:

Родился 13 июня 1960 года. Первый рассказ был напечатан в 1984 году. Первая книга вышла в 1990 году. До 1989 года сменил несколько рабочих специальностей. С 1989 по 1994 год работал в издательской системе. С 1994 года зарабатывает на жизнь только литературной деятельностью.

С 1989 по 1990 год был стипендиатом Литфонда Союза писателей СССР. В 1993 году принят в Красноярский союз писателей. С 1995 года по 1996 год был стипендиатом Союза российских писателей. В 1997 году принят в Союз писателей России.

В 1994 году стал лауреатом премии «Белое пятно» за рассказ «Карусель Пушкина». В 1995-м стал лауреатом премии «Фанкон-95» за повесть «Мир крыльев», в 1997-м – премии фонда имени В. П. Астафьева за книгу «Черная стена», в 1997-м – премии Союза писателей Приднестровской Молдавской Республики за повесть «Тень мага». В 2001-м роман «Охота на Квака» выдвигался в Польше на Nagroda SFinks (премия SFinks) в номинации «Зарубежный роман года». В 2002 году стал лауреатом приза израильского клуба любителей фантастики «Серебряный город», в 2006-м – премии «Большой Зилант», в 2009-м – Международного конкурса фантастического рассказа «Златен кан» (Болгария), в 2010-м – премии «Лунная радуга». В 2010 году за большой вклад в развитие фантастики получил медаль им. А. П. Чехова, в 2011-м – медаль им. Н. В. Гоголя. В 2012 году Леониду Кудрявцеву вручили почетную грамоту Министерства культуры Российский Федерации, в 2016-м – медаль «Патриот России». В 2019 году за выдающийся вклад в развитие отечественной фантастической литературы присудили Литературную премию им. И. А. Ефремова.

Живет в Москве. Издано более шести десятков книг, в том числе две в Польше. Печатался более чем в двух десятках сборников. Несколько десятков журнальных публикаций. Переводит с польского языка.

 

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии журнала «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: