Декларация №2
Декларация №2
Лучшее время года: ветер. Смотришь, прищурясь: кто навстречу, тот мельком; кто обгоняет, только фигура, только походка. Тороплюсь, мое время. Тороплюсь, унесет.
Баюкает пустой автобус, и, притворяясь спящим у окна, пытаюсь угадать, кто где сойдет и почему вон тот один, а эти двое в странной очень паре, ей сорок или 37, закрыть глаза и мерить повороты.
Проберись, проберись под мои веки. Мне все-все все равно.
Говорят, пьют, кушают. Плыву беззаботно. Приглашаю к себе. Пройдемся рядом. Не торопясь. В конце пути захотим поговорить. Может быть. Черт с ним! Зато прошлись. В другой раз, в другом месте, поговорим. Может быть. Ведь желание есть. Спасибо попутчик. Орут, пьют, жрут уже.
Как хорошо догадываться! Потом, когда придут факты и доказательства, все иначе. Все по адресу. Письмо ждете? Вам! Как заслужил. Уйма вещей, про которые только догадываешься. Про людей, про Все, про этот моторчик, почему Лев Толстой… Значит, время не терял.
Злость. Мертвая собака. Зачем тебе перстень, идиот? «Положьте учебники перед собой». Мальчик, в 15 лет ты столько успел, что будет к гробу?
И сам. Сам я. Обманул, не додумал, струсил.
Сядь и порежь лук. Кружочками в миллиметр.
Самоирония, как чедер с мармеладом. Губы нажимают на сладкое, зубы до десен врезаются в острое.
Делать дело. Спросить все, сказать все, закрыться и делать дело. Кирпичи, микросхемы, структурный анализ. Неужели никто не поймет? Быть такого не может! Тащить, танцуя. Думать, смеясь. Наблюдать краем глаза. Самому удивляться результату. Заставлять себя удивляться. Делать все так.
Выдохнуть. Выключить фрезерный станок. Чихнуть. Сесть на горшок. Прислушаться к себе. Просмотреть газету.
Прижаться лбом к холодному оконному стеклу.
Помолчать. Какая погода завтра?
Как стать поэтом
Если вы приняли это непростое для себя и всей планеты решение, не торопите судьбу, ей трудно вот так взвалить на себя и нести черти-куда неожиданную вдруг ношу.
Прогуляйтесь сначала как-нибудь. Лучше в центре. Архитектурных излишеств, буйства природы и всего живого. Моцион обострит поэтическое чувство и приблизит мысли.
Пытливо и углубленно наблюдайте окрест. Там и вокруг могут быть темы, а, повезет – жанры. Отдельные приметы жизни подскажут направление первого шага по стезе.
Слышите, как тикают часы на колокольне, чувствуете, что веет древностью из подвала – поищите себя в эпосе.
Захотелось, устно и скупыми жестами, поучаствовать в очереди, внести интригу и придать накал, значит, колыхнулось в вас драматическое начало, и зовут за собой Еврипид и Шекспир.
А если засмотрелись сочувственно, а внутри екнуло, засверлило, взбудоражилось и понесло в выси и сини – неважно от грусти, от радости ли, вы – лирик.
Вот тут будет логичным прихватить с собой осенний лист, пучок первой апрельской травы, пригоршню снега – что по сезону.
Потом, когда уже никак, рассеянный взгляд сам собой оттолкнется от милого пустячка, замерещатся образы, нахлынут воспоминания, всплывут впечатления, обострятся чувства, и потянутся мысли. А рука к перу. Держите, будьте добры, наготове бумагу.
Поэтический порыв может прийти внезапно, и обидно, если застигнет врасплох, обманутый Пегас помашет крылом, и, увы!
Готовьтесь заранее. Литературный взлет можно спланировать, если посмотреть на это под нужным углом.
Задумайтесь, что может стать толчком к тому, быть поводом или предлогом.
Их не так уж много.
Хорошо слагаются стихи к весне, к открытию памятника, к завершению отчетного периода, к старушке, к NN, к одинокому дубу, к березе, к рябине, к первому снегу, к последней сотне, к чаю и, конечно, что греха таить, к юбилею руководителя.
В мир систолы и дактиля можно попасть под стук колес, под шум дождя, под Байрона, под Михаила Юрьевича, под настроение, под псевдонимом. Изредка, под горячую руку.
Неплохая поэзия получается от грусти и от печали, от зари до зари, от корки до корки, от своего лица, от имени соплеменников. От нападок и прозрения, вообще, от тонкости натуры.
Впрочем, из-под палки, по-над городом, как и на любую тему, поэтический продукт могут принять в рекламном агентстве. Для праздника.
Выберите, что лучше подходит Вашей творческой индивидуальности, примерьте и обретите.
Хотите – станьте. Но как говорилось, прогуливайтесь, прогуливайтесь чуть-чуть. Только, пожалуйста, не улыбайтесь без причины, не заговаривайте с незнакомыми людьми. Пока еще рано.
Декларация №123
В два ночи с понедельника на вторник появляется желание узнать себя. Метод выборочного телефонного обзвона с единственным вопросом «кто я?» малоперспективен по терминологическим причинам.
Внешний осмотр, взвешивание и простой химический анализ требуют учета сезонного фактора. Радио и телеграф про меня молчат. В газетах есть только фамилия, но карандашом и в уголке.
Особых примет не имею, лишь привычки, многие вредные. Не ношу форменной фуражки, особенных пуговиц, след ровный на обе ноги.
Профессия: туман. Социальный статус: мужик с бородой. По семейному положению попадаю в 73%. Представляюсь неразборчиво. Подписываясь два раза на одном документе, напрягаюсь, чтобы получилось одинаково. Идентификации не помогает долгое созерцание пупка, разбор старых фотографий и почетных грамот.
Меток на платках нет, в мусорном ведре ничего оригинального, говорю без акцента. Одно время пытался выдать за нюанс лысину, но, вероятно, ее надо чем-то смазывать. Вертолеты рядом не садятся.
Точно знаю, у меня уникальные, единственные во Вселенной отпечатки пальцев. Как научиться этим пользоваться?
В искусственные презентационные средства давно не верю. Элементарно не могу лопнуть жвачкой, прыгнуть ласточкой, сплюнуть сквозь зубы, взять пару флажолет. Татуировки не привлекают эстетически. В очередях не участвую.
Собственный доберман, спущенный с поводка, делает вид, что он не со мной. Майки с надписями типа «Чикагские китобойни» или «Общественный распространитель» почему-то все не моего размера.
Хочется купить банку кильки и катить ее до дому по тротуару.
Так что личность на третьем сиденье в восемнадцатом это я. Проверьте. У меня всегда с собой паспорт.
Любезные хроники
Происходило дело в эркере. Граненый объем – как стакан до краев – был наполнен апрельским солнцем. Тут я задумался. И быстро-быстро. Писать стал маслом. Неслышно подошла она. Подождала, между мазками положила руки на голые ключицы живописца и засмотрелась чудными глазами на отдыхающих спортсменов в канотье. Сказала ласково: «Портачишь, Эдуард».
В два счета продал я холсты и краски. И устремились мы поесть блинов с норвежской малосольною селедкой.
А вскоре в маленьком кафе нас от всего отрезала зима. Был страшный снегопад, пурга, тюлени расплодились по округе, свирепствовал постмодернизм. Наедине, все время, мы молчали. Я изучал любимое лицо, она невозмутимо наблюдала, как я болтаю чайной ложкой в чайной чашке.
Когда ж сноровистые дворники из ЖЭКа №6. Противно заскребли по кирпичу. Своими жуткими лопатами, из местного титана. Она смущенно голову оторвала от моего затекшего плеча. Послышалось родное: «Даже ты…» «Ну, хорошо, наверно, может быть».
Мы чуть не поссорились. Разошлись во вкусах недалеко от Эдинбурга, когда выбирали на чехол нашей кабинетной якорной машинки подходящую местную клетку. Я картежник, она – шахматистка, мне хватило ума довериться ее опыту.
Чуть раньше, кажется, короткое соседство в детсаду, кроватки рядом, тихий час. Спать не хотелось почему-то, и мы как дети увлеклись кроссвордом. Она свистящим шепотом читала вопросы со страницы на коленях. Столица государства Лихтенштейн? Я тушью сразу выводил, кривыми буквами – Вадуц. И тут же в щеку поцелуй, тогда без бороды. Какой я молодец!
Вот с той поры я разнообразно и плодовито пишу. Семнадцать портретов в зеленом, четыре в светло-зеленом. С полдюжины стихотворений, невнятные фразы, отдельные выкрики, несдержанные стоны. Благодаря ей, заиграл красками график выеденного яйца, она же подсказала сюжет диаграммы самообмана. Сейчас рисую траектории блаженства, схемы соприкосновения обнаженных нервов.
Но время шло, недавно вспомнил, как познакомил нас электрочайник. Его я нес, нашел хороший ракурс, и ей понравилось свое же отраженье. Мы замерли, наверно, на века. Ну, в крайнем случае, секунд на сорок восемь. Три литра ключевой воды оттягивали руку. Пришлось позвать пригубить что-нибудь. Вдвоем. Как оказалось, кофе с овощами. Та дегустация надолго затянулась, и чайник на глазах перегорел.
Пусть позже я отрихтовал столь дорогую сердцу железяку в переходящий приз гребного клуба Нижнего Поволжья, но ежегодно не могу сдержать слезу. В мужском строю. Когда его вручают.
Непонятно с какой планеты, безупречная маскировка. Я два с небольшим раза подглядывал за ней в ванной. Бормочет чего-то в электрофен, кивает, подносит к уху. Пустяки, никаких доказательств космической связи. Продолжаю подозревать.
Ее язвительность прекрасно ложится на мое занудство, что только помогает диалогу.
Когда она исчезнет поболтать с подругой на полгода, я наварю борща. И квашу впрок в боченке лакированного дуба нежнейших пару-тройку казуаров. На эту ерунду терять счастливые часы так глупо после долгожданной встречи.
Многое впереди. Побегать по берегу. Наслушаться цикад, цимбал и цитр. Съесть пополам с огня, со смехом, плотоядно. Сходить вдвоем к врачу. Заняться филигранным доведеньем духовных полусфер. Сменить обои. Мне – выражение лица. Она согласна: от чего ж…
В интимные минуты невыносимо страдаю от того, что никак не пойму, как это так – где-то совсем рядом время десятилетиями молотит и крошит все к черту, я уже очков разбил четыре штуки, а она здесь, совсем помимо! И хоть бы что! И только к лучшему. Все хорошее – нервно. Успокаивает меня. Все, так все.
Вот видите, обвдохновленный, стучу по клавишам. Обижаться на молчание перестал. Только радуюсь как дурак, когда маленькая птичка запиликает неожиданно на карнизе, смешно перепрыгивая слева направо.
Я все время забываю заранее протереть окно, чтобы получше разглядеть, что это было. И долго еще пытаюсь расшифровать буковки-следы за стеклом.
Шесть категорий мужиков и другие новости
Знают таблицу умножения, иногда болеют гриппом, примерно раз в сутки ложатся спать в целом шесть категорий мужиков.
Как и другие пять категорий, Мужики Никакие пьют пиво, завязывают шнурки, подписывают циркуляры и носят модные галстуки, оставаясь прозрачными для женщин в виде обозначенной цели, в качестве субъекта отношений, как половинка будущей семейной фотографии. Несмотря на вполне выраженные вторичные половые признаки. Ну, нет, и все.
Патологии там какие, темное прошлое или оригинальные способы определения места в секс-среде – дело тонкое, но не главное. Это не обсуждают.
Мужики Плохие – вот тема. Бесконечных разговоров с коллегами по бухгалтерии и соседками на лавочке. Профессия, зарплата, состояние печени и наличие мамы в любом возрасте не имеют никакого значения. Определить подлеца «до того», а уж потом слушать чужие рассказы, как самой повезло. Маленькое, но счастье.
Большое счастье знать побольше Мужиков Хороших! Мечта и легкая дрожь. Вычислить паразита, найти берлогу, обнести флажками и смело выйти на короткую дистанцию. И, само собой, периодически обходить границы дозором: нет ли где положенного глаза. Хорошие Мужики уход любят и нередко осуществляют.
И вот тут начинаются другие совсем новости. Есть еще где-то три категории. Опять же мужиков. А которые были плохие, совсем не самые, а те, что хорошие, как бы относительно.
В четвертой категории Мужики Непонятно Чем Плохие. И ведь никому не понятно! На диване разве лежит? В зоопарк что с ребенками не ходит? Или сам гуляет?
И что ответить, когда вопрос ни ребром поставить, ни на бедро взять. Одно недоумение да тоска сердечная.
То ли дело Мужики Непонятно Чем Хорошие! Из пятой категории мужички! Ну, бывает, ну, случается, ну, охотился. Пять дней. В лесу каком-то. Булонском. Пришел, грязный черт, пепел мимо стряхивает. Мужик. И счастье тихое, свое, тайное. Никому, понятно, ненужный. Да и кто его отпустит.
Шесть категорий мужиков болеют не только гриппом. Вдруг что-то ударит в голову или в задний бампер. А бывает, после посещения Дрезденской галереи в категориях происходят перемещения.
Что уж там у них в Дрездене или в бампере, но понятности и непонятности меняются местами как полярно, так и арифметически. И тогда, кто видел, в женских коллективах затихает работа и происходит только Липтон и Амаретто.
Все давным-давно ударило в голову Мужикам из шестой категории. Называются они – Мужики Ненормальные. Путешественники, поэты, резчики по махагони, астрономы лысые, реставраторы канделябров.
Вот с кем мучение женскому роду. Но это Лучшие Мужики на свете.
Попробуйте теперь не спросить, к какой категории отношу я себя?
И попробуйте не угадать.
Мужики из шестой категории очень ранимы. Знаете ли!
Декларация № ту
Все еще много вопросов вызывают женщины.
Чаще всего, «который час?» и «сколько ложек сахару?» Актуальность вопросов недооценивается, поскольку связь между неадекватным ответом на любой из них и проблемой имени общего ребенка к моменту рождения последнего по забывчивости не кажется очевидной.
Интересны приметы, характер, события детства и устройство застежек. Частично, адреса. Огромные трудности представляет описание внешности, начиная со средней дистанции.
А вот дешифровка жеста женской руки на подлокотнике кресла в значение «я бы сделала глоточек чего-нибудь из тех симпатичных рюмочек» индивидуальна для каждого соискателя.
Лежащее напротив неохватное половое поле исследования поражает масштабами. И арифметика сантиметровой ленты не способна охватить его причудливые изгибы. Ни в целом, ни тем более в частностях. Инструментальные подходы грубы, как холодный штангенциркуль при выборе обручального кольца. Женщина к линейным системам не ассоциируется.
Иную степень объективности может дать измерение дамской поверхности, как более полной характеристики внешности. Теоретически, экстравертная сексапильность подсчитывается до квадратного дюйма. Но на практике затруднена из-за ресниц, завивки, бахромы и складок на одежде, шарфика, веера, сумочки, зонтика и собачки на поводке.
Традиционное разделение на блондинок, брюнеток и шатенок устарело, так как отражает только малую часть существующего спектра. Но естественный цвет легко угадывается по косвенным признакам.
Если закрыть глаза и вспомнить: коленка, непонятные слова, коленка, розовое, беспокойные пальцы, голубое, еще коленка. Блондинка. Ненавидит комаров и никогда не загорает топлес – шатенка. Холодные виски, гладкий затылок – это, видимо, белый мраморный бюст. Венеры или знатной швеи. Брюнетки, только методом исключения.
А есть такие мадамы, от пятнадцати до седины, женщины-генералы. При появлении надо вставать. Женщины в платьях. Им думается, этот единственный вид сугубо женской одежды и есть бесспорнейшее доказательство половой принадлежности. Отчего логически следует признание женской сути.
И все-таки, внешние данные обманчивы. Зависят от ракурса. На необитаемом острове. Или с балкона под вечер в субботу. Но главное – разница между физической и психологической женской зрелостью может достигать в максимуме значения паспортного возраста. В нередких печальных случаях.
С другой стороны, определение «секс-бомба» однозначно, одиозно и лишено нюансов. Хороший образ – секс-мина и секс-минное поле. Первое, когда только руки не слушаются и испарина на лбу. Второе – еще и ноги немеют, и страшные мысли о возможных и, конечно, неудачных прецедентах.
Были попытки измерять привлекательность бьютами. Коммуникабельность парлями в минуту. Добродетельность самособоями в системе «Си» или антижуанами в системе «Нон». Кокетливость в мимах на миллиграмм макияжа. Но интегрированный показатель, скажем в семь целых и три десятых МегаЖе, равно представляет и стервозную процедурную медсестру, и члена коллегии адвокатов в очках, и скромную стриптизершу. А значит, провоцирует на нездоровую борьбу за искусственный рейтинг.
Природное волшебство уникально, в моделях условно и скучно на бис. Пусть рядом чародеятельность бьет ключом. По промышленным рельсам. И товарными вагонами подвозится к месту действия реквизит изумительности и причандалы колдовства. Иногда занятно понаблюдать в троллейбусах, по телевизору, на пляжах за подделками. Можно и подойти, ведь существуют особые слова и взгляды, после которых вдруг отваливаются шлейфы, подламываются хрустальные каблуки и гаснут, шипя, звезды во лбу.
Есть вертикаль. Издалека – стена, в полуметре – стекло. Отражающее нас. Пока там не зажжется свет. И тогда уж границы нет. И уходит фокус. Восприятие прямо в кровь. А голова, голова, что голова, где голова?
Вот вопрос.
Об авторе:
Григорий Васильевич Миляшкин, (1953–2016) родился в Астрахани, окончил радиотехнический техникум, учился заочно на филологическом факультете Астраханского государственного педагогического института, работал на телевидении, как инструктор парусного туризма водил маршруты по дельте Волги с иногородними туристами. Поэт, писатель, художник, судомоделист, картограф, иллюстратор книг. Автор книг «Кофе с овощами» (2002) и «Любезные хроники» (2016), автор коллекции арт-объектов и инсталляций «Семантика формы», соавтор (вместе с А.А. Пальцевым) аудиодиска «Ветряные часы» (2005). Член Союза российских писателей (2015).
