Рябины пунцовая гроздь

Александр ПОТАПОВ | Голоса провинции

Рязанский мужик

Говорят, издревле вызнано-узнано,

Что в Рязани мужики – косопузые.

 

Все они до дел артельных охотники,

Все рязанцы-мужики – знатны плотники.

 

Сунут за пояс топор – ну их к лешему!

Пузо набок инструмент перевешивал.

 

Так по свету растеклась лжа кургузая,

Мол, в Рязани мужики косопузые.

 

А мужик рязанский был чудо-мастером:

Дело плотницкое вёл как по маслицу.

 

От села и до села по тропе витой

Много вёрст он исходил по Руси Святой.

 

Избы прочные рубил, храмы дивные…

Он топориком махал, как поигрывал.

 

А закончит честный труд в стороне чужой –

Снова за пояс заткнёт он топорик свой.

 

Обустроил с топором земли дальние,

До Амура он дошёл, до Австралии…

 

А когда на Русь Орда вдруг нагрянула,

Топором разил врага, кровью пьяного.

 

На французов шли с войсками Кутузова,

Шведов били мужики косопузые.

 

И фашистскую чуму – злую опухоль –

Били силою стальной, словно обухом…

 

Он и ныне жив-здоров, удалец и хват,

Правду-матку рубит так, что «верхи» дрожат.

 

Славься, плотничек-мужик! Громче, музыка!

…Я ведь тоже был и есть – с косопузинкой!

 

Отцовская трость

Голод, войны, лихие невзгоды –

Всё изведать отцу довелось,

И ходил он в преклонные годы,

Опираясь на верную трость…

 

К нам с годами приходит усталость,

Жжёт рябины пунцовая гроздь…

Помню: мать, заболев, опиралась

Всё на ту же отцовскую трость…

 

Были в жизни и горе, и радость,

Но опор я не знаю иных:

Опираюсь на трость, опираюсь,

Как на память о предках своих.

***

В душе темно, как полночью осеннею.

Я мучусь, забывая о себе,

Когда слезами матери Есенина

Россия плачет о своей судьбе.

 

Слепой народ на лучшее надеется,

Но грустно тлеет мутная заря,

И кровь кистей рябиновых виднеется

В есенинской причёске октября.

 

Вонзаясь в небо острой колокольнею,

Старинный храм плывёт, как горький дым,

И раздаются стоны колокольные

По убиенным, павшим и живым.

 

Из века в век скорбят могилы братские.

Тоска крестов – всё горше и черней.

И обелиски строгие солдатские

Афганской болью старят матерей.

 

Но праведные муки – не напрасные.

Кровь страстотерпцев пролита не зря.

Вот потому алеют гроздья красные

В есенинской причёске октября.

***

Стала жизнь – что вниз откос пологий,

Душу стала смута истязать.

И пошел я по глухой дороге,

Словно странник сирый и убогий, –

Сам себя отправился искать.

 

Тяжела дорога, что от дому,

И тревожно, как перед бедой.

Я уж и не рад пути такому,

Вдруг навстречу – путник незнакомый,

С посохом и сивой бородой.

– Что невесел, сыне?

Что случилось? –

Он меня участливо спросил.

– Как же так, старик, скажи на милость:

Жизнь бежит, а счастье только снилось.

Иль о нем я Бога не молил?

 

И сказал мне дед, сверкнув очами,

Так, что у меня по телу – дрожь:

– Тяжела дорога лишь в начале,

Мудрость жизни – в боли и печали,

Счастье – в том, что мыслишь и живешь.

 

Я в ответ:

– То истина простая,

Но порою не хватает сил,

Липнет лихо, что смола густая…

– Ты терпи, – сказал он и… растаял,

И с небес меня перекрестил.

 

И застыл я чутко, как охотник…

Видно, тот старик, что здесь стоял,

Был не просто пахарь иль работник,

А святитель Николай Угодник,

Да его я в спешке не признал.

 

Терновник

Заполонил терновник огороды

В моём родном пустеющем селе

И разгулялся сам себе в угоду,

Как одинокий дед навеселе.

 

Ему крутые склоны не помеха,

Он из оврагов выполз на поля.

Терновник словно чует: век от века

Скудеет плодородная земля.

 

Конечно, он разрухе не виновник,

И потому, денькам погожим рад,

По всей округе буйствует терновник –

Неприхотливый русский виноград.

 

У горизонта громоздятся тучи,

И на полях, как видно, неспроста,

Топорщатся терновника колючки,

Как на челе распятого Христа.

 

Что делать с ним?

Мне грустно и неловко.

Тугих плодов накатывает вал…

Быть может, настоять на них терновку?

Да равнодушен я к спиртному стал.

 

…Я молчаливо голову склоняю,

Ещё ни в чём не чувствуя беды,

И пробую на вкус – зачем, не знаю –

Заброшенности горькие плоды.

***

Опустела деревня под плачущий клик журавлиный,

Протянулась дорога с околицы за окоём.

Кровью жертвенных ягод кусты окропила калина,

Позаброшенный сад в луговину врезается клином,

А былые поля поросли беспробудным быльём.

 

Здесь когда-то отборная рожь так родилась обильно,

Что нашла своё место в снопах на старинном гербе.

Нынче пусто вокруг, нынче в поле и душно, и пыльно,

Только ветер гудит на просторе, как дьявол в трубе.

Власти сдали деревню в аренду полынной судьбе.

 

Ветер памяти скорбные дни, словно книгу, листает,

И возносится эхо беды до невидимых звёзд.

Здесь одна лишь тропинка пока ещё не зарастает –

Та, что скорбно ведёт из деревни на гиблый погост,

Да и то здесь бывает лишь редкий из города гость.

 

Над забытым погостом лишь ворон томительно кружит…

Разрыдаться б взахлёб, да не хватит, наверное, слёз.

Вековые кресты о деревне загубленной тужат,

Непроглядный туман вяжет сеть паутиновых кружев,

Но возносятся ввысь купола золотые берёз.

 

Одинокий кочет

В деревеньке неказистой,

Где весь быт порушен,

Кличет кочет голосистый

Курочек-пеструшек,

Всех былых подружек.

 

Только нет ему ответа –

Кур давно не стало.

Он один кричит всё лето

Хрипло и устало –

Видно, стал он старым.

 

Нет в деревне кур-несушек,

Нет давно скотины.

Только жаркий ветер сушит

Сети паутины…

Горше нет картины.

 

Позаброшенное поле

Заросло бурьяном.

Лишь петух кричит на воле

От тоски или от боли,

Как гуляка пьяный.

 

В хмурых избах мрак ютится,

Свет в окне чуть дышит.

Без хозяина землица –

Что изба без крыши…

Тише, кочет, тише.

 

Без молитвы, по поверью,

Не сплетёшь и лапти…

А живут во всей деревне

Полторы-две бабки

Да старик на лавке.

 

Нинка

По асфальтовой тропинке,

Что вдоль улицы бежит,

Поутру соседка Нинка

На базар в райцентр спешит.

 

На плече с натугой тащит

Две сумы наперевес.

Спотыкается всё чаще –

Знать, в сумах немалый вес.

 

Разумеется, не тонна,

Но в сумах стоят рядком

Шесть объёмистых бидонов

Со свежайшим молоком.

 

Нинка скажет, как отрубит:

– Что мне длинные рубли!.. –

Нинке жалко, что в округе

Всех коров перевели.

 

Нинка отроду отменно

Знает сельские дела,

Потому козе на смену

Трёх бурёнок завела.

 

Рассудила Нинка верно:

– Рубль крепчает пятаком!.. –

Нинка, первый здешний фермер,

Кормит город молоком.

 

Трудно новое наладить,

А порушить всё легко…

Пейте, горе-демократы,

Вместо водки – молоко!

***

Ах, ты, реченька-река

Красноталовая!

Из какого далека

Ты пожаловала?

 

Где таится твой исток

С ключевой водой?

Где твой левый бережок,

А где правый твой?

 

Прячет издавна тебя

Глушь чащобная,

И блестит воды слюда,

Как лощёная.

 

Ах, ты, реченька-река

Старорусская!

Не мелка, не глубока,

В меру узкая.

 

Ты торишь, как человек,

Путь нехоженый…

Знать, у нас с тобой навек

Судьбы схожие.

 

Березняк

В этой роще берёзовой,

          Вдалеке от страданий и бед,

          Где колеблется розовый

          Немигающий утренний свет…

 Николай Заболоцкий

 

Березняк за селом, березняк

Розовеет, как снег, на рассвете.

Вот и снова я сердцем отмяк,

Березняк на пригорке приметив.

 

Вот тропинка уводит к реке,

Вот пылит полевая дорога…

Почему от берёз вдалеке

Сердце бьётся труднее намного?

 

Березняк за селом, березняк

Поредевшей листвою полощет.

Что ни ствол – восклицательный знак

В светлой книге берёзовой рощи.

 

По тропе я шагаю без слов,

Молча книгу природы листая,

И темнеет на фоне стволов

Многоточьем скворчиная стая.

***

Меркнут краски вечера, словно на иконе.

Августовской свежестью полнится простор.

А на горизонте – небесном подоконнике –

Дозревает сочный солнца помидор.

 

От реки крадётся влажная прохлада,

Над лугами воздух трепетно-духмян.

В череде картофельных опустевших грядок

То ль ботва дымится, то ль ползёт туман.

 

Сумерки тягучие травы ниже клонят.

Клён ладони чуткие к дому распростёр.

Катится за низкий неба подоконник,

Наливаясь красками, солнца помидор.

***

Жируха-осень входит в терем августа,

Заладили унылые дожди,

И только георгины головастые

Взирают с клумбы гордо, как вожди.

 

Ползут туманы вдоль реки простуженной,

И пестрядь леса блёкнет день за днём,

Станицы галок в мутном небе кружатся

И тянутся за дальний окоём.

 

Осока рубит стынь ударом сабельным,

Густеют тучи, влагою дыша,

Но светлым ожиданьем лета бабьего

Живёт моя осенняя душа.

***

Порхает первый снег доверчиво.

Душе становится теплее.

На фоне неба посветлевшего

Снежинки кажутся темнее.

 

Ах, эти хлопья невесомые!

Который раз вас в жизни вижу.

Промчались ливнем дни весёлые,

Моя зима всё ближе, ближе.

 

Я жил – рубашка нараспашку.

Не раз давила душу слякоть,

И так бывало сердцу тяжко,

Что впору сдаться и заплакать.

 

Но, жизнью тёртый и сечённый,

Стезю судьбы торю я смело.

Взгляну на небо: снег-то – чёрный!

Смотрю на землю: снег-то – белый!

***

Разыгрался день морозный.

Солнце – словно решето.

Дуб на взгорке, с виду грозный,

В меховом застыл пальто.

 

На лесной дороге пусто.

Конь размашисто летит.

Сочно, вкусно, что капуста,

Снег под полозом хрустит.

 

Эхо в кронах сосен гулко

Вторит цокоту копыт.

Снова санная прогулка

Память сердца веселит.

 

В чаще звуки тише, глуше…

Здравствуй, мой сосновый рай!

И дерёт мороз за уши:

«Эй, разиня, не зевай!»

 

Церковь среди поля

Средь русского поля,

На вьюжном просторе

Старинная церковь уныло стоит.

Хлебнула она непомерного горя,

Здесь камушек каждый трагедией сыт.

 

Когда богоборцы её осквернили,

В бессмысленной злобе разрушив алтарь,

Оплакала церковь в безмолвном бессилье

Народа судьбу, как случалось и встарь.

 

Она без икон, как без света, ослепла.

Она онемела без колоколов.

Лишь память о прошлом, как горсточка пепла,

Легла сединой на отцов и сынов.

 

А что сталось дальше?

Село опустело:

Кто в город подался,

Кто лёг на погост…

И выстудил ветер церковное тело

И память, как пыль, по дорогам разнёс.

 

От сельских домов только ямы остались,

От буйных садов – обомшелые пни,

Лишь церковь, щербатым проёмом оскалясь,

Стоит среди поля, среди тишины.

 

Она на просторе застыла и дремлет,

Как сбитая птица, почуявши смерть,

Вцепилась когтями в родимую землю

И в горние выси не может взлететь.

***

Воспоминаньем сердца не согреть

И не прожить вторично день вчерашний…

Я столько раз боялся умереть,

Что мне и жить теперь совсем не страшно.

Всему есть свой черёд и свой венец,

Но оптимистам записным не верьте.

Кто смерти не боится – тот глупец,

Кто жить боится – тот достоин смерти.

Об авторе:

Александр Потапов, известный поэт, краевед, публицист. Родился в 1954 году в селе Петровка Шацкого района Рязанской области. Окончил факультет иностранных языков Рязанского государственного педагогического института и Литературный институт имени А. М.  Горького. Первая публикация стихотворений состоялась в 1971 году. Выступает в печати как поэт, публицист, краевед, литературовед. Публиковался в центральных газетах и журналах, альманахах, антологиях, коллективных сборниках. Первый сборник стихотворений, «По московскому времени», вышел в «Библиотеке журнала «Молодая гвардия» в 1987 году. К настоящему времени А. Н. Потапов – автор более четырёх десятков книг поэзии и прозы. Лауреат Международной премии «Филантроп», премии Союза писателей России «Малая родина», премии «Золотая осень» имени С. А. Есенина Московской городской организации СП России, лауреат премии журнала «Московский Вестник». Победитель Международного поэтического конкурса, посвящённого Дню славянской письменности и культуры, Межрегионального конкурса «Я люблю Россию», организованного Центром национальной славы России и Фондом святого апостола Андрея Первозванного. Лауреат Всероссийского профессионального конкурса журналистских работ «Правда и справедливость» и Всероссийского литературного конкурса имени Н.М. Рубцова «Звезда полей». Лауреат премий Рязанской области имени Я.П. Полонского и имени академика И.И. Срезневского. Награждён почётным знаком «За заслуги перед Рязанью», медалями «За казачью волю» и «200 лет Георгиевскому кресту», нагрудным знаком «Казак России», знаком «Союз писателей России» в честь 60-летия Московской городской организации СПР. Член Союза писателей России с 1993 года. Член Союза журналистов СССР (России) с 1985 года. Живёт в Рязани.

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии журнала «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: