Синий карасик
Новелла
Дверь студии «Ватервижн 1» отъехала в сторону, и под яркий свет софитов-медуз вплыли две большущие мурены. Их добродушные физиономии заставили огромный зал притихнуть. Одна тут же впилась в ногу оператора-осьминога, а вторая, памятуя об инструкциях, с удовольствием улыбнулась. Всему живому было от чего трепетать – улыбка, сдобренная порцией кривых клыков, смотрелась вполне убедительно.
Мурены расплылись в стороны, и в зал, необычайно элегантно раскачивая бедрами, вошла Агриппина Акульевна – русалка в самом цвете своей красоты и возможностей. «Лучше бы мозгами своими покрутила», – подумал ведущий, но взгляд его был сфокусирован явно не на голове вошедшей. Гостья – единственный конкурент действующей Царь-рыбы в масштабах страны, прошедшая очень долгий путь для становления своей фигуры на каблуки власти. Сколько было сбито набоек по дороге – одному лишь сапожнику-пескарю известно. Годы проплыли мимо, оставив в сетях биографии некую толику смысла. Смысл же всех этих заводов, торговых центров, компаний, фирм частично терялся в экономических офшпротах, но был прекрасно виден в тихом омуте повседневного существования. Сейчас ей предстояло впервые выступить перед всей В-однократией, бросить вызов Царь-рыбе и завалявшимся без применения кодексам бытия. Её накачанные силиконом губы изрядно онемели от предстоящих непривычных функций.
Мурены, притихшие у дверей, были ей нужны скорее для имиджа, чем для реального привлечения любви электората. Они олицетворяли собой обычные аксессуары статусных заморочек. Эти две жуткие рыбины даже не осознавали, что при необходимости хозяйка не колеблясь слопает их с лучком, светясь добром своих красивых зелёных глаз.
Ведущий политической программы с подводными камнями «Вечерний трепанг» Маусдлайк Голосистый считал себя потомком настоящих голотурий и всегда этим кичился: «Мой род ведёт своё исчисление от древней помеси туров и фурий, а голыми они были ввиду своей доисторичности». Кровь предков-туров периодически вскипала в нём прямо во время эфира, и тогда отожравшегося трепанга «бычило, как будто фурычило» – как назвал это один поэт. Отожрать себе на этой работе второй подбородок было совсем не сложно – каждая отправленная здравица в адрес Царь-рыбы приносила ответ с хорошо оплаченным назадом. А уж когда Маусдлайк трепал в своей передаче критиков действующей власти, сверху падали очень увесистые пачки манны небесной.
Но сегодня ведущий откровенно боялся, хоть и умело прятал страх за показушными взмахами кулаков и бронестеклом. Он надеялся разделать гостью передачи на филейные части и отправить их в Страну Красного Колобка для непристойных игрищ. Для этого он готов был на что угодно, даже на продажу вразвес всех своих родственников на свете, включая трепанга-маму и слабосолёных братьев.
Агриппина Акульевна подошла к предложенному ей креслу, наклонилась и достала из складки шприц с надписью: «Пуазон – царский аромат». Маусдлайк мгновенно спрятал растерянность за широкой улыбкой и заверил:
– Всего лишь духи, Агриппина Акульевна! Это наш маленький тест на догадливость и внимание.
– Я давно догадалась о вашем внимании к моему декольте. Что вы пытаетесь там разглядеть, кроме того, что там присутствует? – Агриппина Акульевна обворожительно растянула губы. – Вы, уважаемый Маусдлайк, сейчас похожи на школьника, пристально ищущего Атлантиду на карте обоих полушарий.
Трепанг поймал себя на желании прикоснуться хотя бы к Груниной Гренландии. А уж от мысли о том, чем обозначены столицы двух супердержав, внутри всё закипело.
Русалка бросила шприц на пол и щёлкнула пальцами. Мгновенно из-за двери два грузчика-краба в комбинезонах «Не донесём – так доплывёт» внесли достаточно скромное кресло и поставили позади гостьи студии. На кресле сияла надпись: «С Агриппиной Акульевной к будущим обещаниям!». Обещательница будущего элегантно села и положила на колени раскрытый блокнот.
Журналист приблизил округлое лицо к бронестеклу и с раздражением поинтересовался:
– Приготовили текст прокламации?
Агриппина только улыбнулась в ответ. Маусдлайк покривился, что не удалось с ходу задеть гостью за живое, и попробовал наступить на другую мозоль:
– Вижу у вас очень дорогую брошь. На чьи дотации шикуем? Нет ли тут запаха чужих болот?
– Это синий сапфир, уважаемый Маусдлайк, – очень чётко проговорила гостья, – в виде маленького карасика. Ценность этой броши не в тридцати каратах и чистоте камня. Для меня это символ любви к В-однократии, моей второй родине и основной кормилице. Когда-то очень давно, – русалка замолкла, на мгновенье задумавшись, – со мной случилась страшная трагедия. Я росла на земле самой обычной девочкой. На морской прогулке во время выпускного меня случайно столкнули в воду с катера. Я утонула, а значит, для всех землян исчезла навсегда. Очнулась уже в В-однократии. Меня привёл в чувство молодой Карасик. Он был такой смущённый и робкий. Я помню этот миг до сих пор. Моя брошь – символ обновления, чистоты и искренней благодарности моему спасителю. К сожалению, наши фарватеры разошлись, но если бы я только могла…
Голос Груни дрогнул, лицо на экране операторы увеличили до максимума. В кадре показалась слезинка в углу глаза и пульсирующая венка виска.
Маусдлайк, пользуясь ситуацией, решил ухватить голотурию за рога и вылил скороговоркой кучу информации, не связанной друг с другом ничем, кроме знаков препинания на шпаргалке:
– Вы баламутите воду в самых чистых омутах, ловите факты, не зная броду, без труда таскаете деликатесы из пруда, желаете и нас всех съесть, и на катере выпускном покататься, пытаетесь учить нас плавать, бьёте рыбу об лёд, наполняете море рыбьими слезами, не верите тишине морской, решетом воду не черпаете. И не смейте мне возражать! Я всех выведу на чистую воду! Сознайтесь, ведь это ваши лисички со спичками подожгли недавно синее море? Горело так, что вся подводесная держава прищурилась от дыма. Коричневая чума – это же тоже ваше? А белая смерть? А чёрное золото? А розовый закат? А красные маки? Я знаю точно, знаю наверняка: сегодня вторник, а значит, все эти цветные штучки сотворили ваши очумелые ручки!
Трепанг остановил поток красноречия, чтобы перевести дух и взглянуть в шпаргалку. Затем он набрал в рот воды и продолжил:
– Недавно на заборе я видел надпись о том, сколько вы платите тем, кто мутит воду В-однократии. Нужно сказать, что цифры выглядят вполне правдиво. Неудивительно, что количество недовольных непонятно каким довольствием всё время возрастает. Вот скажите мне, с чего вдруг стали недовольными властью акулы? Им принадлежит весь бизнес, а зубы вполне позволяют откусить себе лакомый кусочек. Но ведь они тоже чего-то требуют! «Разрешить влиятельным акулам съедать недовольных условиями работников». Куда это годится? Они и так жрут их косяками, невзирая на запреты, так нет, разреши им это законодательно! И ведь это вы, Агриппина Акульевна, проповедуете такие взгляды.
Трепанг взял очередную передышку для взгляда в шпаргалку и заговорил снова:
– Сознайтесь, Агриппина Акульевна, ведь это вы распространяете все эти слухи о том, что бизнес В-однократии принадлежит придворным и приближённым? Вы сама распространяете и сама их разрушаете, так как не являетесь ни придворной, ни приближённой. Как говорят во дворце: «Кто такой придворный? Тот, кто при дворе ворует попроворней». И это всё вы! Распространяете слухи, юмор, клевету и кляузы.
К Маусдлайку подплыла длинная тонкая чехонь и что-то шепнула в колючки. Журналист тут же пошёл в новую атаку:
– А уж как вы подложили шприц себе в кресло – это вообще комедия! Наши поисковики перед передачей осматривали здесь всё и ничего не обнаружили. Грубо работаете! Бездарно и неавторитарно!
– А может, это была всего лишь вакцина от неизвестной ранее болезни, после укола которой у меня могли проявиться необъяснимые побочные летальные эффекты? Всегда можно сказать, что лекарство оказалось прекрасным, уничтожило заразу вместе с носителем. Именно самая современная медицина позволила требовать превышения пенсионного возраста над продолжительностью жизни.
Маусдлайк всё больше зеленел. Он бросил очередной взгляд в шпаргалку и выдал новую тираду:
– А что это за наглые утверждения о непомерной роскоши во множественных дворцах? Мы живём в свободной воде, где каждый имеет право обитать в домах, соответствующих его собственным представлениям об уютных комфортных гнёздышках. И я прямо заявляю: комфорта много не бывает!
– Конечно, уважаемый ведущий. Собака, верно облаивающая врагов хозяина, имеет право сидеть на золотой цепи, – убедительно вставила Агриппина Акульевна.
Маусдлайка перекосило, он явно находился в каком-то неестественном экстазе: весь задёргался, зазеленелся, затрясся мелкой дрожью и вдруг нараспев, поповским голосом, торжественно запел:
– Боже, царя храни!
Одна из мурен-телохранительниц подкралась поближе и начала с аппетитом прислушиваться.
Камеры выключили, в студию вплыли врачи, которые заткнули рот ведущему солидной пачкой денег и заботливо вкололи трепыхающемуся трепангу приличную дозу успокоительного. Тот придурковато заулыбался и затих. На экранах в это время демонстрировали популярные рекламные ролики, сопровождающиеся известными слоганами: «Купи у нас верёвку – крючок или мыло на выбор в подарок! Отполируй чешую – продувка жабр бесплатно! Выборы в В-однократии – пример вечной стабильности!».
Агриппина Акульевна шикнула на мурену, та свернулась в кольцо вокруг её кресла и замерла. Передачу возобновили, как только трепанг продемонстрировал внешние признаки вменяемости. Он посмотрел в свою шпаргалку и спросил:
– Мне тут подсказывают, что вы высказывались за сменяемость власти. На что же предлагается её сменить? На заморские товары или заморских же деятелей? А может, на прибавку к зарплате?
– Не передёргивайте, дорогой Маусдлайк. Сменяемость – это не обмен в песочнице чего-то путненького на непутёвое, а потом наоборот. Это как процесс обуздания неуёмного аппетита – отстранение желудка от холодильника путём ограничения доступа.
Трепанг захлопал маленькими глазками, взглянул в шпаргалку, перелистал её и затем выпалил:
– Теперь что, чёрную икру выдавать не будут?
Русалка не обратила на него никакого внимания и продолжила:
– Кроме того, очень непрозрачно выглядит голосование по принципу «под каждой корягой избирком». В случае моего успеха голосовать можно будет везде, на любом листе водорослей. Достаточно будет поставить плюсик и сообщить о факте голосования в комиссию, а уж она прекрасно обработает нужный результат и занесёт его в таблицу. Неважно, где поставлена галочка, главное, что правильно посчитана.
– И что это даст? – заволновался вдруг Маусдлайк.
– Это позволит повысить явку до девяноста – девяноста семи процентов. А три процента оставшихся – это те, кого съедают по дороге на выборы, независимо от типа голосования.
Трепанг что-то записал в своей шпаргалке. Агриппина Акульевна, не меняя позы и интонации голоса, продолжила:
– В предтече выборов мы поинтересовались, каким образом обеспечивается такой стабильно высокий рейтинг действующей власти. Выяснилась интересная картинка, которую мы сняли в нашем сюжете…
Трепанг изменил цвет на пунцовый и резко объявил рекламу. По экрану опять поплыли различные радостные картинки: «Голосуешь за какого-то типа – пусть тебя не типает!», «Веди косяк без косяков!», «Выбирая рыбу, проверяй, чтобы кандидат не оказался с душком!».
– Показывайте, что там у вас, – нервно спросил он у русалки.
Та небрежно щёлкнула пальцами, знакомые уже крабы втянули маленький проектор и совсем небольшой экранчик. На экранчике возник огромный портрет Царь-рыбы, поддерживаемый в вертикальном положении силами небольших рыбок. Некоторые рыбки безучастно плавали в сторонке. Вокруг всех описывали круги несколько огромных барракуд с недобрыми взглядами. Красивый голос за кадром прояснял суть происходящего:
– Мы видим суть рейтинга нашего руководства. Ежедневно на поддержание портрета вызывается сотня обычных рыб. Из них порядка восьмидесяти должны поддерживать портрет, а остальные прохлаждаются рядом. Контролируют весь процесс специально натренированные хищники. Когда кто-то из отдыхающих рыб выражает недовольство эксплуатацией тех, кто трудится, барракуда нейтрализует его голос. – На экране говорившую рыбку вмиг проглотила одна из охранниц. – В этот момент рейтинг увеличивается. В течение дня говорить начинают как те, кто испытывает неудобство от бездействия, так и те, кто устал держать портрет. В результате цифра поддержки может как увеличиваться, так и снижаться. К вечеру оставшиеся семьдесят-восемьдесят рыбёшек плывут домой.
Трепанг выглядел обескураженным, но не удивлённым. Пока в передаче транслировалась реклама, он повёл прямой, как Гольфстрим, разговор:
– Зачем вам это всё, уважаемая Агриппина Акульевна? Зачем баламутить жизнь В-однократии какими-то потрясениями? Обывательские интересы прочно и надёжно поделены между работой, кухней и лежанием на диване с банкой пенной алкогольной продукции. Им не интересны ни вы, ни я, ни, по большому счёту, даже название страны. Содержимое холодильника и возможность пялиться в ящик – вот всё, что волнует самцов, а самок интересует тотальный шопинг и цена клюворылых губ. Это им вы пытаетесь принести свободу и демократию? Да им же желудок заменяет все органы разума, а желудочный сок и молоки – все необходимые жидкости в организме. Вы – такая видная и выдающаяся – достойны высочайшего признания, причём, скажу вам по секрету, очень нравитесь Царь-рыбе. Я имею прямые полномочия предложить вам разделить все тяготы власти в В-однократии, приняв предложение Царь-рыбы стать его супругой. Подумайте: вы будете равновелики самому великому! Идентичны и равноценны!
Агриппина Акульевна опешила. Она готовилась к затяжной борьбе, вырабатывала стратегию, изыскивала резервы, как вдруг всё оказывается намного проще. Русалка не нашлась, что ответить, впервые после выпускных экзаменов.
– Я… я… я готова рассмотреть предложение Царь-рыбы и дать ему ответ при личной встрече.
Передачу свернули, сославшись на технические причины, и на экран вывели крупным планом довольных мурен-телохранительниц. Те засияли такими счастливыми улыбками, что производители зубной пасты «Аквалэнд» мгновенно предложили им рекламный контракт. На радостях новоявленные звёзды в течение минуты разгрызли в щепки стол ведущего…
Волнуясь как никогда, Агриппина Акульевна шла за Маусдлайком. Длинные коридоры, ковровые дорожки с вензелями, переходы сменяли друг друга. Караульные дворцовые пираньи вытягивались при их приближении в струнку и замирали без движения. У высоких великолепных дверей трепанг остановился и шёпотом посоветовал приготовиться. Заиграла красивая музыка, двери распахнулись, и Агриппина Акульевна прошла за телеведущим в огромный зал, стараясь не бросать взгляды на окружающую роскошь. Посередине расположился величественный массивный постамент из заморского мрамора. На постаменте стоял сам Царь-рыба. Что-то в нём выглядело не так, но русалка машинально прошла ещё несколько шагов, прежде чем сообразила, в чём дело. НА ПОСТАМЕНТЕ СТОЯЛ ИСТУКАН ИЗ АКВАМАРИНА! Выполнен он великолепно, но это был камень – Агриппина Акульевна в этом хорошо разбиралась. Она замерла в недоумении и увидела, что истукан несколько раз удивлённо моргнул. Сгибавшийся рядом в знак почтительного холуйства Маусдлайк блеющим голосом торжественно произнёс:
– Согласны ли вы разделить судьбу и бремя власти?
Только сейчас Агриппина Акульевна поняла, что означали слова об идентичности и равноценности. Ей предлагали стать таким же каменным истуканом на постаменте. Ужас происходящего заставил её вскрикнуть и сломя каблуки броситься прочь. Скорее, скорее в чистую, прозрачную воду. Туда, где обычные рыбы клюют на приманку рекламных роликов! Туда, где кредит в двадцать процентов называется «на жизненные нужды», а зарплаты не хватает на погашение этих нужд.
Агриппина Акульевна выскочила из дворца, на бегу скинула туфли и помчалась не разбирая дороги. Главное – прочь от этого каменного, хлопающего глазами истукана! Прочь от охватившего её ужаса! Как можно дальше от всего окружающего и накопившегося.
Перед ней расступались, она неслась вперёд и вдруг налетела на достаточно крупную рыбу. Русалка хотела оттолкнуть её и броситься дальше, но внезапно давно забытое имя сковало мышцы нежданной судорогой.
– Груня?! – удивлённо-восторженно вырвалось у рыбы. Недоумённый взгляд в ответ показал, что знакомство на улицах не лучшая форма флирта.
– Это же я, Карасик. Ну?
Агриппина Акульевна всмотрелась и сумела заметить во взгляде этого взрослого карася такие знакомые наивные искорки.
– Карасик! Милый Карасик! Как же ты вовремя поставил фингал на моё плечо, – русалка смеясь потёрла руку и бросилась обнимать вмиг оробевшего друга. – Как ты? Ты не занят? Составь мне компанию, мне сейчас нужно твоё общество.
– Да, Агриппина Акульевна, конечно, – неловко бормотал такой взрослый рыб, что со стороны это выглядело поимкой на крючок, – для тебя… для вас я всегда… я рад…
Его восхищённый и растерянный взгляд искал в этой великолепной женщине далёкие черты наивной девочки Груни. Русалка взяла его под плавник, и они поплыли вдоль водного парка, заросшего причудливыми водорослями. Подкрадывающийся вечер играл тенями, бликами солнца сквозь толщу воды и чудесной шевелюрой красивой женщины. Неловкость разговора постепенно отошла в сумрак, беседа потекла ровно, как капля росы по листу утренней розы, и парочка, забравшись в глубину парка, уселась на удобной коряге морёного дуба.
Быстро темнело. Намного быстрее, чем хотелось бы сейчас им обоим, только-только преодолевшим барьер смущения и дистанции. Карасик рассказывал какие-то весёлые истории, его спутница очаровательно и беззаботно смеялась над ними, демонстрируя многогранность своих интересов и драгоценностей.
Карасик вдруг сбился и замолк. Агриппина Акульевна встретилась с ним глазами и тоже замолчала. Они оба почувствовали, как взгляды слились в единую нить, притягивающую их друг к другу. Тишина старого парка изливалась родником романтичности.
Неожиданно Карасик бросился перед русалкой на плавники и, неуклюже тыкаясь губами, принялся целовать ей колени:
– Агриппина Акульевна… Груня… милая… Я все эти годы помнил только вас… тебя! Я столько раз видел во сне нашу встречу, столько стихов и слов надеялся тебе сказать! Я каждую минуту, каждый миг помнил тот детский поцелуй во время нашей первой встречи. Если бы ты только знала…
Русалка пыталась прикрыть колени руками, но Карасик, распалив себя своими же словами, целовал её пальцы, запястья, дорогие кольца.
– Я… Я… Я люблю тебя, Грунечка! Люблю с того самого момента, как только увидел! Люблю с каждым днём всё сильнее и даже не понимаю, что дало сил любить тебя все эти годы…
Агриппина Акульевна спрятала в ладони порозовевшее лицо:
– Карасик! Милый Карасик! Я очень часто тебя вспоминала! Ты был таким близким, таким дорогим, таким желанным! Я знала, я чувствовала твою любовь! Только она помогала мне на всём моём нелёгком пути. Если бы не она, я никогда… Не смотри на меня, я сейчас некрасивая… Мне нужно привести себя в порядок. Только дождись меня обязательно…
Она зарыдала и стремительно ушла в гущу плетущейся ламинарии. Карасик положил подбородок на то место, где только что сидела его любовь, и замер, глядя ей вслед. Ближе к полуночи умерла та, что должна умирать последней, – надежда. Карасик прождал до самого рассвета…
Следующий день радовал своим безоблачным штилем. Дворец аж переливался в лучах света и, казалось, ликовал вместе с обитателями. По переходам царской усадьбы тёк поток придворных прихлебателей, влекомый вперёд торжественно разодетым Маусдлайком:
– Прошу вас! Вы сами увидите! Это поразительно! Наконец-то! Теперь можно ждать двойной суммы благодарности!
Трепанг распахнул двери, толпа ахнула и застыла в восхищении. Воспользовавшись удобной минутой, одна из пираний-охранниц заглотила маленькую уклейку – дипломата какого-то совсем миниатюрного болота. В зале, рядом с постаментом Царь-рыбы, стоял точно такой же постамент из мрамора другого оттенка, и на нём радостно хлопала наращёнными ресницами… аквамариновая Агриппина Акульевна! Бывшая русалка Груня! Восхищённые гости бурно выражали свой неподдельный восторг! Возбуждённый малосольной инъекцией Маусдлайк ликовал громче всех:
– Какая спутница жизни у нашего великого Царь-рыбы! Как она подчёркивает его величие и солнцеликость! Как они лучезарны! Нашу Великую Двукратию ждёт необычайно счастливое будущее! Двойная выразительность! Двойное счастье!
Истуканы на постаменте продолжали хлопать глазами. Агриппина Акульевна делала это с превеликой радостью, а Царь-рыба – по привычке.
Вопли восторга со стороны гостей никак не стихали. Маусдлайк позволил излиться ещё паре потоков радости и мягко, но настойчиво выпер всех за дверь. Через неё доносились вопли каких-то самых ликующих гостей, но он не обращал на это уже никакого внимания. С глазками бездомного котёнка и самого ласкового щенка на свете он почти подползал к подножию постамента русалки. Когда он заговорил, то из голоса можно было лепить медовые пастилки:
– Агриппина Акульевна! Вы – величайшая из всех Владычиц Морских! Ни в одной заморской ривьере нет такого сокровища!
Тут он чуть выпрямился и изобразил серьёзное лицо:
– Кстати, о сокровищах. Все заинтересованные лица были заинтересованы теми тремя чемоданами богатств, которые вы заинтресованно выделили. Можете проверить, но к моим рукам ничего не прилипло. – Он показал чистые ладони, натянув манжеты на блеснувшие наручные часы. – Честно-честно! Эй, кто там?!
В зал из небольшой дверочки тут же вбежали уже знакомые крабы в комбинезонах «Не донесём – так доплывёт». Они окружили постамент Царь-рыбы и, кряхтя и шумно дыша, потянули его к чёрному ходу. Тот лишь захлопал глазами ещё чаще.
– Дорогой Царь-рыба, ваша супруга, заботясь о вашем здоровье, решила отправить вас в летнюю резиденцию. Одевайтесь, пожалуйста, потеплее, там сейчас минус пять.
В дверном проёме Царь-рыба зацепился головой за притолоку и зазвенел. Крабы матюгнулись по-морскому и поднажали. Хрустнули и отпали аквамариновые кудри, и постамент с правителем скрылся в темноте тоннеля без света в конце.
Маусдлайк склонился в глубоком поклоне и произнёс:
– Правильно вы его, Агриппина Акульевна! Он всегда был жадноват. А я, благодаря вашей доброте, купил скромный особняк на берегу макаронного озера. Вы – символ моего возрождения!
Трепанг выпрямился и гордо поправил на лацкане пиджака значок в виде Синего Карасика…
