Беглец Парамоша
Парамон грелся на солнышке и приговаривал:
– Гой ты, кровушка чужая,
Будь ты мачеха незлая,
Дай мне в силушку твою
Хлебец обмакнуть в бою…
«Что с матерью станется теперя?» – думал он, обхватив вихрастую голову иссечёнными в кровь ладонями.
Парамон был сыном раскулаченного и расстрелянного в 34-м году зажиточного кулака Осипа.
Покуда революционная тройка из трёх бездворовых оторв смаковала бате смертельную участь, он с матерью бежал в тайгу. Прибился к старателям, но вскоре повздорил со смотрящим артели. И вот из-за чего. Стал смотрящий к матери Парамона подбираться. Мужичок-то плюгавый, дунь – не сыщешь, но больно досадливый. Мать от него как могла сторонилась, ревела по ночам, только оттолкнуть прилюдно не смела, за сына боялась. А сморчок этот, особливо на людя́х, так и лез к ней. Мужики, им что, хохочут – забава вроде.
Не стерпел Парамон. Ночкой тёмной выследил обидчика, встал перед ним грудь в грудь и вилами забодал. А как поднял вилы над головой – силища-то молодая, злобная, – как полилась ему на голову кровушка человеческая, понял, что натворил, – и в бега. Хотел мать забрать, но помешали.
Месяц скитался по тайге. Эх, одними сырыми грибами, корой да ягодой сыт не будешь. С голоду сыпь по телу пошла. И вот уже к смерти приготовился Парамоша. Ан нет, выпал случай, завалил он медвежонка. Пока медведица в малиннике чухалась, напился тёплой животной крови – и бежать. По реке с версту топал, еле ноги унёс. Жалобный рык медвежьей матери до сих пор в ушах перепонки выгрызает…
Так сидел Парамон над речкой, хмелел без вина да приговаривал:
– Гой ты, кровушка чужая,
Буди мачеха незлая,
Дай мне в силушку твою
Хлебушек макнуть в бою…
Глядь, напротив, на другом бережку, две молодки из ельничка выбежали, скинули-то сарафаны – и в воду. Парамон прижался к тёплому камню, глядит-поглядывает. А те плещутся в потоках воды, хохочут. Решил Парамон к девкам поближе подсесть, полез через валуны, но оступился и в воду, как есть, шлёпнулся. Девчата взвизгнули, схватили одёжку – и бежать до хутора.
А Парамон давай ходить по мелководью да пританцовывать!
Походил он так минут десять, поёрничал, вдруг видит: три мужика с обрезами через ельник к реке пробираются.
– Ё… – выругался Парамон – и опять в бега.
Решил бежать через ивняк, речной балкой вниз. Всю голову посёк, но от погони ушёл. Без сил вывалился на пригорок, огляделся. Перед ним лежало огромное скошенное поле. Молодые стожки и увесистые стожары радовали хозяйский глаз Парамона, напоминали годы детства, полные справедливого распределения по труду.
«Эка лепота!» – шепнуло его сердце, истерзанное житейской непоняткой.
Поперёк поля шла железная дорога. Метрах в трёхстах от Парамона топорщилась из земли полуразрушенная бомбёжкой станция. На платформе стоял конвой в будёновках с красными лентами, а промеж конвоя полтора десятка зэков сидели на чемоданчиках и курили.
Парамон качнулся за дерево, хотел он было в лесок юркнуть. Вдруг в правом боку кольнуло, точно пуля конвойная ужалила.
«Да нет же, не стрелял никто».
Глаза белым мороком заволокло – не ступить.
«Господь единый, чё со мной?» – промычал Парамон, ладонями оттирая глаза.
Его шевеление приметили на платформе. Два конвоира спрыгнули с плит и направились к Парамону.
– Ух, ты зверь али человек? – хохотнул один из них, разглядывая истерзанную фигуру Парамона с разводами крови на рваной в клочья одежде.
– Беглый я, – хрипло ответил Парамон, опуская руки.
– Оно и видно. И отколь в бегах? – ВОХРовец[1] передёрнул затвор винтовки.
– От себя, знать…
[1] ВОХР – Военизированная охрана, вооружённая боевым стрелковым оружием.
Об авторе:
Москвич, родился в 1952 году. Окончил ядерный институт МИФИ, работал в Институте атомной энергии им. И. В. Курчатова.
Увлёкся рисованием, стал профессиональным художником-иконописцем. Член Московского Союза художников. Имеет два ордена РПЦ.
Десять лет назад обратился к литературе. Пишет стихи и прозу. Член Союза писателей России. Награждён медалью МГО СПР «За мастерство и подвижничество во благо русской литературы».
Живёт и работает в Москве.
