Н. В. Гоголь – истинный христианин
1 апреля 1809 года родился великий писатель Николай Васильевич Гоголь-Яновский, чтобы пройти из жизни в смерть чередой мистических предчувствий и совпадений.
Для меня, как и для многих, он долгое время был напоминанием о школе и оставался в тени тоски от невыученных уроков. И только великий Владимир Набоков открыл для меня нескончаемо-трепетно-живого Гоголя, и в первую очередь не как писателя-классика, а как тонко и чутко мыслящего человека, переживающего глубокую личную трагедию. Именно Набоков в своём эссе «Николай Гоголь» обратил внимание на иррациональность мира Николая Васильевича.
Иррациональность судьбы Николая Гоголя проявилась уже в необычном знакомстве его родителей, когда его будущий отец, Василий Гоголь-Яновский, увидел его будущую мать, Марию Косяровскую, ещё маленькой девочкой и заявил, что она со временем будет его женой. И так и получилось. Она вышла замуж за Василия Гоголя-Яновского в четырнадцать лет. Супруг был вдвое старше.
Следующее удивительное совпадение в судьбе Гоголя связано с его датой рождения по новому стилю, уже в совсем другой России, перешедшей с юлианского на григорианский календарь. В «обновлённый» день рождения Николая Гоголя отмечают День смеха. А ведь смех имел для Гоголя огромное значение. «Ничего более не боится человек так, как смеха», – говорил он.
Трагическое предчувствие (совпадение) связано и с загадкой смерти Гоголя. По словам писателя Владимира Лидина, присутствовавшего при эксгумации, череп Гоголя бы повёрнут на бок, что свидетельствует о том, что он мог быть похоронен живым.
Здесь удивительно то, как часто сам Гоголь вводит в своих произведениях образ погребённого заживо. Например, в письме «Исторический живописец Иванов»: «Клянусь, бывают так трудны положенья, что их можно уподобить только положенью того человека, который находится в летаргическом сне, который видит сам, как его погребают живого, и не может даже пошевелить пальцами и подать знака, что он ещё жив». Или в «Кровавом бандуристе» ощущения Пленника описывает так: «Несчастный вздрогнул. Ему казалось, что крышка гроба захлопнулась над ним, а стук брёвен, заваливающих вход его, казался стуком заступа, когда страшная земля валится на последний признак существования человека и могильно-равнодушная толпа говорит, как сквозь сон: «Его нет уже, но он был».
Но самая большая трагедия в судьбе Гоголя связана с тем, что он был не понят в обществе – как при жизни, так и после смерти. До сих пор нет единого мнения, кем же был Николай Гоголь – истинным христианином или религиозным фанатиком, к концу жизни сошедшим с ума?
Я решила составить своё собственное мнение, ознакомившись со всеми произведениями Николая Васильевича Гоголя. В своих исканиях я не опиралась на свидетельства его современников, которые вряд ли могли составить объективное мнение о чужом творчестве – им сильно мешала личность автора. Но смерть снимает этот вопрос. В своих поисках я руководствовалась словами набоковского Себастьяна Найта о том, что истинная жизнь писателя – в его книгах.
Свой поиск я начала с самых известных произведений писателя. Прочла первый том «Мёртвых душ» и сохранившиеся отрывки второго, прочла пьесы «Ревизор», «Женитьба» и «Игроки», ну и, конечно, повести, включённые в сборник «Арабески».
Первым моим впечатлением было восхищение. Восхищение точностью образов, манерой вести живой ироничный диалог с читателем, прекрасным знанием человеческой души, яркостью литературных образов, знаниями из разных сфер жизни.
Всё гоголевское творчество показалось мне очень современным, но меня не покидало и ощущение его личной иррациональности, являющейся как бы отдельным героем его произведений. И выражена она была через зарождение личностной трагедии. А зарождалась она так.
«Мёртвые души» печатались и читались, премьера «Ревизора» прошла с успехом. Но вскоре общество загудело вопросами: почему Чичиков так похож на каждого из нас? Почему он не совершенный подлец и не положительный герой? Почему в произведениях автора вообще нет положительных героев? И почему автор смеётся над своими героями, так похожими на нас?
С этого момента для Гоголя наступает полоса непонимания. Начинаются многочисленные объяснения и трактовки своих великих произведений публике. И почти всё последующие творчество писателя будет посвящено этим объяснениям. Отныне он пишет предисловия к книгам, он решает издать переписку с друзьями, он дописывает заключительные главы «Ревизора», чтобы ответить на два вопроса: почему смех? Почему нет положительного героя?
Дело в том, что Гоголь разделяет смех на низкий и возвышенный. Он подробно говорит об этом в «Петербургской сцене в 1835–1836 году»: «…есть комедия, производящая смех глубокостью своей иронии, не тот смех, который оставляет на нас лёгкие впечатления, который рождается беглою остротою, мгновенным каламбуром, не тот пошлый смех, который движет грубою толпою общества, для произведения которого нужны конвульсия, гримасы природы, но тот электрический, живительный смех, который исторгается невольно и свободно, который разносит по всем нервам освежающего наслаждения, рождается из спокойного наслаждения души и производится высоким и тонким умом». То есть Гоголь имеет в виду смех, очищающий душу и бичующий недостатки: «…кто льёт часто душевные, глубокие слёзы, тот, кажется, более всех смеётся на свете».
И смеётся он вовсе не над обществом, а над теми недостатками, которые есть у каждого, в том числе и у него самого. Об этом исчерпывающе сказано в «Четырёх письмах к разным лицам по поводу «Мёртвых душ»: «Мне бы скорее простили, если бы я выставил картинных извергов; но пошлости не простили мне. Русского человека испугала его ничтожность более, чем все его пороки и недостатки», но «никто из моих читателей не знал того, что, смеясь над моими героями, он смеялся надо мной», т. е. и над его недостатками. Но он сам избавляется в себе от этих недостатков добрым, живительным смехом (там же, 1843 г.). Это и есть ответ на первый вопрос.
Ответ на второй вопрос связан с причиной сожжения второго тома «Мёртвых душ». В тех же «Четырёх письмах к разным лицам по поводу «Мёртвых душ» Гоголь признаётся, почему он сжёг второй том. И причина эта – его собственное духовное несовершенство и то, что в книге не показан «путь к прекрасному для великого». Чтобы ввести абсолютно положительного героя, ему самому нужно было стать таким человеком. Но, по собственному мнению, духовного совершенства он ещё не достиг.
На мой взгляд, личная трагедия Гоголя – в непонимании его идей и непонимании того, что его творчество вовсе не делится на два периода: прогрессивно-художественный и религиозно-проповеднический. Уже по его классным сочинениям в Нежинском лицее можно сказать, что религиозность (набожность) была характерна для Гоголя ещё с детства и юности, и это хорошо видно из сочинения «О том, что требуется от критики», в котором он пишет, что критические статьи должны иметь «высокий, Божественный характер души просвещённого мыслителя».
Далее, читая малоизвестные, но не менее интересные произведения писателя, многие из которых были опубликованы уже после его смерти, поражаешься его многосторонности. С глубокой личной заинтересованностью он исследовал самые разнообразные предметы: историю древних славян, историю древнего мира, всемирную историю Средних веков, географию, писал статьи о крестьянском быте, сословиях в государстве, театре, скульптуре, живописи, музыке, земледелии, готовил учебники для детей, собирал заметки для словаря русского языка, делал великое множество выписок из творений святых отцов… И все эти творения были творениями истинного христианина. Ни тени фанатизма не усмотрела я в них, как и не усмотрела той тяжёлой мрачности, которой часто наделяют шаблонный образ Гоголя. Гоголевская «мертвенность и пустота действительности», о которой пишет М. А. Бухарев – это просто тонкое понимание бытия и абсолютная искренность.
Эта «мрачность» была отчасти природная. В «Авторской исповеди» Гоголь упоминает о своём меланхолическом характере и своей привычке много шутить, чтобы бороться с этой своей особенностью. Но отчасти она была и приобретённая.
Повести из «Арабесок», в частности «Невский проспект», открывают самую вероятную причину разочарования Гоголя в людях – это разочарование в любви. Владимир Набоков в упомянутом эссе «Николай Гоголь» обращает внимание на то, что и в «Невском проспекте», и в письме к матери Гоголь упоминает, что встретил в Петербурге прекрасную девушку, «чистейшего ангела», и признаётся, что не может более находиться в городе, и заявляет, что должен немедленно уехать за границу. Тогда он уезжает в Италию.
В письме к матери он не указывает, почему они с этим «ангелом» не могут быть вместе. В «Невском проспекте» же говорится, что красавица могла одарить только продажной любовью. Отсюда и пойдёт трещина через жизнь Гоголя – оказывается, что внешняя красота не соответствует душевной. Отныне красота станет для Гоголя чем-то настолько возвышенно-сакральным, насколько и низким и разрушающим жизнь. Этот двойственный образ пройдёт от Оксаны из «Вечеров на хуторе близ Диканьки» и женщины в белом в отрывке «Фонарь умирал», достигнет вершины в отрывке «Женщина» и в повести «Невский проспект» и отзовётся в «Риме» и «Вие».
Только религия даст ему сравнительное утешение.
В личности Гоголя останется только истинный христианин, очищенный от любовных переживаний, от семейных забот, от мелочных интересов общества, но тот самый, которым он и был с детства.
Его религиозность и провидческая проницательность способствуют признанию за ним славы сумасшедшего, и доказательствами будут выступать «Записки сумасшедшего» и одна из предсмертных записей, в которых он просит «связать дьявола». Но из анализа текстов книг, в которых, как уже было оговорено в начале этой статьи, заключена истинная жизнь автора, видно, что Николай Гоголь был не поверхностным, а истинным христианином, а под «дьяволом» понимал технический прогресс, способствующий обездушиванию человека. Это видно из его статей.
В статье «Об архитектуре нынешнего времени» он пишет о тогда ещё только надвигавшейся на Россию материалистической культуре Запада и выступает против «мелких изделий утончённой роскоши».
В статье «Светлое Воскресенье» говорит о влиянии газет, в которых «люди не умные, бессердечные правят мнением людей умных, глубоких».
Даже крепостное право Гоголь считал меньшим злом по сравнению с европейской пролетаризацией, потому что сам видел рабочих в Париже и то, как они были несчастны.
Кроме того, доказательств, что у Гоголя была психическая болезнь, в настоящее время не представлено. Слухи о шизофрении опровергнуты доцентом Пермской медицинской академии М. И. Давидовым, который исследовал 439 документов по болезни Гоголя.
Лично я думаю, писатель просто находился в депрессивном состоянии по причине того, что его идеи не были поняты в обществе.
Как истинный христианин, он придавал религиозно-мессианский смысл призванию поэта и писателя в России. В письме, адресованном В. А. Жуковскому, Гоголь признаётся, что с самого начала почувствовал, что искусство «должно быть свято».
Значение русских поэтов и писателей, по Гоголю, происходит из обряда архиерея, поднимающего одновременно трёхсвечник, означающий Троицу, и двухсвечник, «знаменующий Его схождение на землю в двойном естестве Его, – и Божеском, и человеческом». Далее архиерей освещает ими собравшихся, произнося: «Свет Христов освещает всех!» Гоголь отмечает, что слово «просвещение» есть только в русском языке, но значение его искажено.
Именно русские поэты «видели всякий предмет в его законном соприкосновенье с верховным источником лиризма – Богом, одни сознательно, другие – бессознательно».
Слово – сеть «высший подарок Бога к человеку», подчёркивает Гоголь.
Идеальный поэт для Гоголя – патриархальный христианин. Он поясняет: «Два предмета вызывали у наших поэтов этот лиризм, близкий к библейскому. Первый из них – это Россия. При одном этом имени как-то вдруг просветляется взгляд у нашего поэта, раздвигается дальше его кругозор, всё становится у него шире, и он сам как бы облекается величием, становясь превыше обыкновенного человека». Второе – это любовь к царю. И в письме «О лиризме наших поэтов» приводит в пример стихи Батория и Державина.
Вот ещё одна интересная мысль из письма «О лиризме наших поэтов» по поводу призвания писателя и поэта в России: у многих «живёт уже какое-то убеждение, что писатель есть что-то высшее, что он непременно должен быть благороден».
Гоголь был убеждён, что русская поэзия «звучала не для современного ей времени».
Гоголь считал, что поэзия призвана выйти на битву «не за временную нашу свободу, права и привилегии наши, но за нашу душу, которую Сам небесный Творец наш считает перлом Своих созданий. Много предстоит теперь для поэзии – возвращать в общество того, что есть истинно прекрасного» и что «изгнано из него нынешней бессмысленной жизнью».
Из этих утверждений видно, что творчество и религию Гоголь вовсе не противопоставлял. Они были слиты для него воедино.
Идеалом Гоголь считал патриархально-библейский вид русского человека. Это видно по тому, какие надежды он возлагает на особое отношение русского народа к празднику Светлого Воскресенья. Гоголь верит, что «не умрёт из нашей старины ни зерно того, что есть в ней истинно русского и что освящено Самим Христом».
Как истинный христианин, он во всём ищет какую-то небесную чистоту.
О чистоте театра, искусства вообще Гоголь говорит, что «живя весь в своём искусстве, которое стало уже его высшею жизнью, которого чистоту блюдёт он как святыню, художник-актёр не попустит никогда, чтобы театр стал проповедником разврата» (из письма «О театре, об одностороннем взгляде на театр и вообще об односторонности», 1845 г.). Считает, что театр должен приносить пользу людям.
Как истинный христианин, учит любить своего ближнего. В письме «Нужно любить Россию» Гоголь пишет: «Один Христос принёс и возвестил нам тайну, что в любви к братьям получаем мы любовь к Богу», «идите же в мир и приобретите прежде любовь к братьям». Даже ведя переписку со своими литературными критиками, Гоголь чётко следует этой заповеди. Например, с Белинским, бывшим во многом несправедливым к нему.
Ещё Гоголь пишет в «Четырёх письмах к разным лицам по поводу «Мёртвых душ», что ему нужны насмешки, они учат его, приносят много пользы. Как это по-христиански!
Гоголь старается помочь нуждающимся, хлопочет для о получении содержания художником А. А. Ивановым, работающим над картиной «Явление Христа народу».
Как истинный христианин, в своей «Авторской исповеди» выражает благодарность за упрёки и людям, воздержавшимся от них. «Я не знаю выше подвига, как подать руку изнемогшему духом», – заключает он.
Как истинный христианин, призывал бороться с гневом и унынием.
На собственном примере показывает христианское отношение к болезни и к трудностям, видя в них пользу для души и творчества.
Как истинный христианин, возлагает большие надежды на Церковь, имеющую ответы на все вопросы, на все проблемы общества. Он пишет об этом в письме «Просвещение», раскрывая истинное значение этого слова, которое мы привыкли воспринимать синонимом образования, в то время как оно означает «освещение светом Христовым».
В переписке со святителем Игнатием он признаётся, что монарх в его понимании должен быть образом Христа на земле.
В переписке с отцом Матфеем признаётся, что ему нужен «душевный монастырь».
Как истинный христианин, пишет подробные «Размышления о Божественной литургии», а также делает великое множество выписок из учений святых отцов и молитв.
Гоголь пишет даже статью под названием «Христианин идёт вперёд», в которой говорит, что человек верующий имеет силы даже в старости, как в юности.
Сами его фразы полны молитв.
В «Духовном завещании» Гоголь просил: «будьте не мёртвые, а живые души», велел «быть как дети». «Нет другой двери, кроме указанной Иисусом Христом…», – говорит он нам.
В его текстах часто встречается слово «истинный».
Итак, передо мной предстал Николай Васильевич Гоголь – не просто писатель-сатирик, а философ, видящий истинность на первый взгляд таких простых понятий, как добро, искренность, справедливость, честь, на которые не считали нужным обращать внимания многие, – даже большинство. А сатира была лишь средством донесения этих понятий.
Он видел иррациональную сущность вещей – да. Имел возвышенные идеалы в жизни и оттого был повышенно требователен к себе и к людям – да. Не нашёл свою землю обетованную – да. Был разочарован непониманием окружающих и от этого одинок, – да. Но сумасшедшим не был. Этот стереотип был основан на одной из предсмертных записей, понятой буквально, в которой он просил «связать дьявола».
Из анализа произведений Гоголя видно, что под «дьяволом» он понимал материалистический прогресс, убивающий душу человека. Но Гоголь не был понят и поддержан ни передовым обществом, тяготевшим к западничеству (что понятно), ни духовными лицами (что странно).
В своём «Завещании», уже в самом первом пункте, Гоголь просит: «завещаю тела моего не погребать до тех пор, пока не покажутся явные признаки разложения», и надеется, что посмертный голос его «напомнит вообще об усмотрительности». Также в его «Завещании» звучит просьба не ставить над ним памятника. Ещё он просит не хоронить его три дня и построить церковь в родовом имении, и чтобы литургии по нему не прекращались.
Интересно, было ли что-то из этого выполнено?
Это и была его личная Голгофа.
И его памятник, чёрная мраморная Голгофа, вместила основные постулаты его мировоззрения и творчества: на малой стороне плиты – «Горьким словом моим посмеются. Иеремии гл. 20, ст. 8» – о непонимании обществом его мыслей и о ложном их толковании; на одной боковой стороне плиты – «Муж разумивый престол чувствия. Притчей гл. 12, ст. 23», «Правда возвышает язык. Притчей гл. 14, ст. 34» – об искренности и мудрости христианства; на другой стороне плиты – «Истиным же уста исполнит смеха, о устне же их исповедания. Иова гл. 8, ст. 21» – о добром целительном смехе.
Но если сейчас есть хоть один понимающий, это может искупить несправедливость
