Отрывок из романа С. Ангарской «Просветленные»
Замок маркиза де Флоренвиля стоял в красивом месте на возвышенности среди зеленых лужаек и садов. А с реки вела к нему старая, выложенная из потертых, прожженных солнцем камней лестница. Мишель, приняв предложение на званый обед, приехал на лодке и теперь, отпустив ее, поднимался наверх, осматривал двор, где вовсю суетилась челядь, готовя разные угощения. Он бывал здесь часто, так как лечил жену маркиза и дружил с семьей, но в этот раз удивился пышности грядущего приема, хотя знал, что у маркиза единственная дочь на выданье. По-видимому, это повод посмотреть на сватающихся женихов, от которых не было отбоя. С Луизой он тоже дружил. Не только красивая, но и очень умная девушка, она отличалась образованностью, хорошим вкусом и добрым нравом. Озорная и веселая, способная на всякие розыгрыши, она была любимицей отца и всей челяди в замке. Погода стояла чудесная, яркий солнечный день радовал глаз сочной зеленью и пестротой цветов в клумбах. Столы для фуршета накрывали на красивой лужайке на свежем воздухе. На них было тоже множество букетов, что придавало значимость торжеству. Парадный двор переполняла толпа разодетых гостей. Женщины в пышных нарядах, отделанных кружевом с роскошными веерами, перьями, шарфами, мужчины в бархатных камзолах щеголяли оружием. Среди гостей было действительно много молодых вельмож и рыцарей, воротники рубашек у которых лежали на стальных оплечьях в знак принадлежности к братству. Присутствовали и представители духовенства в праздничных одеждах.
Маркиз сам встретил Мишеля и представил гостям как знаменитого врача, избавившего Прованс от чумы, и уже известного провидца. Многие смотрели на него с напряженным любопытством, а некоторые, особенно священники, с подозрительностью и неприязнью. Маркиз поднялся со своим гостем в парадный зал, где все уже было готово к приему.
— Мир все больше полнится слухами о вашем чудесном даре провидца, Мишель, — улыбаясь, говорил маркиз, но в голосе чувствовалось беспокойство. Он заметил напряженность гостей при появлении Нострадамуса. — И это все из-за публикации ваших центурий, недоступных, правда, пониманию многих простых смертных. Людские языки злы и толкуют ваши стихи по-разному.
— Да, да, — нахмурился Мишель. — Но все же…
Ханжа в церкви, профан в быту увечном
Не судьи мне.
Невеждам и ворью
Невнятен я, поскольку о предвечном
Не с ними я, а с Богом говорю.
— Да, так, но все же вам надо быть осторожней. Ведь так вы можете совсем напрасно прослыть человеком, находящимся в сговоре с сатаной. А за это сами знаете как…
— Я давно молю Бога о защите от злых людей, любящих допрашивать и преследовать…
— А может, вы все-таки много на себя берете? Нельзя быть таким категоричным. Вот давайте проведем совместный опыт. Доставьте мне удовольствие, прошу вас.
— Ну хорошо, — согласился врач.
Маркиз подошел к окну.
— Вон видите, на хозяйственном дворе в загоне два поросенка. Один черный, другой белый. Скажите, что будет с ними сейчас?
Глаза Мишеля снова посветлели, а раздражение сменилось задумчивостью.
— Белый будет съеден сегодня гостями, а черного обглодает волк.
— Странно, волка здесь нет и поблизости. Но дело не в этом, я хочу доказать вам совсем другое. Жак, — позвал он в открытое окно повара. Тот с готовностью подбежал. — Для праздничного ужина разделай сейчас черного поросенка, а белый пусть ждет своей очереди.
— Слушаюсь, — сказал повар и побежал выполнять приказание.
— Ну вот, Мишель, я и обрек ваше предсказание. И так во всем. Человеческая воля превыше ваших туманных пророчеств.
— Посмотрим, — только и сказал Мишель.
Вкусив десерты на поляне, гости поднялись в зал. Столы ломились от яств. Пиршество явно удалось, и повеселевшие гости, вдоволь выпив и закусив, весело болтали друг с другом о житейском. Вдруг в зал под музыку внесли новое блюдо — поросенка, зажаренного целиком. Установив блюдо перед маркизом, слуги отошли. Но прежде чем разделочник приступил к работе, маркиз встал и произнес:
— Друзья! Я попросил сегодня моего гостя, достопочтенного доктора Нострадамуса, предсказать, какой из поросят будет подан к столу: черный или белый. А их имелось в загоне два. Он предсказал, что зажарят белого. Я же приказал разделать и подать гостям черного. И сделал это для того, чтобы доказать ему, что он переоценивает свои предсказания. А многие переоценивают их взаимосвязь с сатаной. Все дело в человеческой воле.
Подвыпившие гости заулыбались — вот анекдот-то. Будет что рассказать потом. Они дружно и весело зааплодировали маркизу. Но Мишель, нахмурившись, встал и заявил:
— Неправда, этот поросенок, как я и говорил, белый, — указал он на блюдо, стоявшее перед маркизом.
Столы возмущенно загудели. Смущенный Флоренвиль позвал повара.
— Ну что, Жак, какого ты зажарил поросенка к нашему столу: черного или белого?
— Простите, ваша светлость! Волчонка конюх привез, на ярмарке выменял. Хотел гостей позабавить. Он и сожрал черного. А я не виноват. Все сделал, как и было приказано. Забил черного, разделал, на вертел нанизал. А он как учуял мясо, с цепи сорвался и обглодал тушку. Никто и не увидел. Ну не подавать же на стол такого! Я и разделал белого. Вот он, перед вами. Еще лучше получился, жирнее даже.
За столами стояла гнетущая тишина.
— Дьявольщина какая-то! — воскликнул старый аббат в вышитой сутане и встал из-за стола. За ним выскочили и другие священники.
Гости испуганно молчали. Мишель тоже встал и отошел в нишу к окну. К нему подошла Луиза, дочь маркиза.
— Ну что ж вы так, Мишель, огорчили папа! Он же хотел опровергнуть эти слухи о вашей связи с сатаной! Не лучше было бы согласиться на ошибку?
— И прослыть шарлатаном? Ну уж нет, — с горечью сказал Нострадамус.
— Что это, если не гордыня? — заметила умная девушка.
— Да, меня можно обвинить в этом смертном грехе, потому что я обычный человек, со своими недостатками, но я не колдун и не шарлатан, как многим это хочется представить. Бывают мгновения, когда Бог озаряет меня способностью к вычислениям, на основании которых я и делаю свои предположения о грядущих событиях. Плюс, конечно, моя интуиция, которая меня еще никогда не подводила, как и в этом случае.
— Ладно, не расстраивайтесь, Мишель, — сказала Луиза. — Люди глупы и суеверны, а священники любят стращать. В общем же получилось забавно, прямо анекдот какой-то, — засмеялась она.
Мишель тоже улыбнулся:
— Спасибо за дружбу.
— Ну а мне, милый Мишель, что вы скажете? Есть здесь мой жених? Кто он — Рауль, сын вон того напыщенного вельможи, или же, может быть, вон тот виконт Жан-Поль? Может, погадаем? Не получится, как с этими поросятами? — засмеялась она. Мишель задумался. Глаза его затуманились. Луиза — прекрасная девушка и единственная дочь маркиза. И стоит ли ей говорить о ее судьбе? Тем более что она у нее непроста. Будет и замужество, и дети, и вдовство, и болезни. А сейчас еще все впереди. Предстоит встретить свою любовь, но, к сожалению, не здесь.
— А может, побезобразничаем и кого-нибудь разыграем? — предложила, смеясь, озорница.
— Не стоит, Луиза, шутить с такими вещами. Разве они виноваты, что любят тебя столь безответно?
— Да уж, любят, — отмахнулась она. — Этот Рауль любит только есть и пить. Взгляните, какой обжора. Молодой вельможа действительно с вожделением обгладывал кость бараньей ноги, запивая вином. — А Поль любит только себя. Ни одно зеркало не пропустит, чтобы не посмотреться да не полюбоваться собой. Тот как раз в этот момент, достав зеркальце из кармана, поправлял прическу. Она забавно передразнила и его. — И другие не лучше, посмотрите вокруг. Вон тот маркиз совсем танцевать не умеет, а берется, все ноги мне отдавил. Посмотрите только, как вытанцовывает, скачет, как козел. Умора! Маркиз действительно наступил на ногу своей даме, и та скорчилась от боли. — А этот претендент сам маленький, прямо с ноготок, а носище словно пятерым рос, одному достался. И бант еще такой огромный нацепил на грудь. Куда с таким под венец. Смешно. — Нос и бант, на который крепился, по-видимому, какой-то орден, действительно были у низкорослого чересчур большими, — отметил про себя Мишель. — А этот, — не унималась озорница, — уже смолоду плешивый. Сверху все видно, сколько ни зачесывай. Тоже мне, сын герцога, а глупый. Все шуточки какие-то дурацкие рассказывает. Скучно, однако, — призналась девушка.
— Да, здесь тебе пары нет, — согласился Мишель. — Но ты еще найдешь своего принца. Причем такого, что как только он появится, у тебя зайдется сердце, да так, что уже будет не до смеха. Настоящая любовь у тебя впереди, жди ее, — только и сказал он тогда юной деве.
В таких случаях предсказывать не стоит, решает Мишель. Юность должна испытать все сама: взлеты и падения, встречи и разлуки. Все нести на своих плечах: и радость побед, и горечь неудач. Тем более такая сильная натура, как Луиза. Сейчас жизнь для нее — открытая книга, в которой столько соблазнов и интересов. Как ее заполнить, зависит от нее самой. С Божьей помощью, конечно.
Димов закрыл свою тетрадь. Ему взгрустнулось. Он вспомнил о Валерии. Как-то она там? Конечно, он о ней тосковал. Впервые в жизни встретил женщину, которая его понимала и принимала целиком, таким, каков он есть. Другие всегда от него чего-то хотели, требовали, а он это требуемое дать не мог. Не то чтобы не хотел, просто был занят, всегда в работе, которая для него затмевала все. Они этого и не прощали. А Лера — она совсем другая: умная, тонкая. Она все понимает. И такая ему нужна.
Над морем нависали сумерки. Те самые, синие-синие. Море и небо слились в единое целое, и синева накрыла все пространство. Этого чудесного мгновения он ждал каждый день и, окунувшись в миг кромешной синевы, чувствовал прилив творческих сил. — Хорошо, однако, — встряхнул он головой. Еще лучше, если бы Лера была рядом. Конечно, ему ее не хватает. «С головой, говоришь, окунуться, — вспомнил он тесты, что она ему задавала в самолете. — Да, с головой, — подумал он, глядя на море. — Это мое, и его я никому не отдам. Мое творчество — моя судьба. И мои закаты синие-синие. Однако, как ее работа, чем сейчас занята?» В Интернете о ней ничего не нашел, только какие-то старые интервью. Хочется увидеть или хотя бы поговорить. Но рисковать нельзя. Ее он не хочет подставлять, она тут совершенно ни при чем и за его ошибки отвечать не должна. У нее еще вся жизнь впереди. И все еще будет. Она сильная, справится. Он шел домой мимо отеля, в бизнес-центр которого ходил пользоваться Интернетом. Вокруг прогуливалась загорелая, нарядная публика, весело смеялись женщины, басили мужчины. Праздная курортная жизнь, которой он теперь сторонится. Среди отдыхающих попадались и русские. И мало ли что? У него теперь волчья жизнь — каждого опасаться и от каждого бежать. — Ну ничего, справимся, — пообещал он себе.
Около дома его ждали двое, те самые, что помогали ему здесь, друзья Анджея.
— Тобой тут интересовались русские, не знаешь таких? — показали они фото каких-то людей на пляже.
— Нет, — сказал Димов, разглядывая снимок. Вроде незнакомые. Двое парней и девушка на пляже кого-то фотографировали. — Ну все равно, особо нигде не светись, выясним. Вот ведь напасть! Но ничего, надо дальше работать. Анджей может объявиться в любую минуту. Он сварил себе кофе и, заперев комнату, выбрался через окно в сад. Здесь был небольшой закуток. Укрытый зеленью столик с сиденьем, где он и пристроился со своей тетрадью, включив фонарик.
В одном турнире как-то дважды
В июньскую жару
Сошлись два рыцаря отважных,
Чтоб испытать судьбу.
Прольется наземь кровь бордова.
Напрасен умудренный щит.
Седого льва от молодого
И золото не защитит.
В июне 1559 года в Париже стояла страшная жара. Двор выехал за город. Здесь были пышные торжества — король выдавал замуж свою дочь Елизавету за испанского короля Филиппа II. По этому случаю Генрих назначил рыцарские состязания. Король любил такие мужские забавы. Он находился еще в хорошей форме, и старость не успела погасить в нем юношеского задора и пыла состязательности. Да и какая ста- рость — ведь ему только сорок! Он был силен и очень любил это демонстрировать. Два дня Генрих, состязаясь, одерживал решительные победы, и его не покидало чудесное настроение. Того, что соперники сражались зачастую не в полную силу со своим королем, он старался не замечать. И вот наступил последний день состязаний. Рыцарский турнир проводился на просторной площади перед загородным королевским дворцом. С трех сторон ристалище окружали многочисленные зрите- ли. Открыты были все окна дворца, из которых высовывались дамские головки, их обладательницы, сидевшие на расстеленных коврах и подушках, сгорали от любопытства. Зрелище дополнялось множеством лент и полотен. Перед зданием была сооружена трибуна для почетных гостей. Там расположились королева с детьми и племянником. Здесь же находился и герцог Савойский. Перед началом турнира он вошел к королю и, низко поклонившись, сказал:
— Беру на себя смелость напомнить вашему величеству известный катрен Нострадамуса. Это пророчество звучит примерно так: «Молодой лев победит ста- рого в поединке на ратном поле. Он проколет ему глаз через золотую клетку. Его ждет мучительная смерть». Генрих II уже облачался в свои доспехи. Под одеждой была скрытая от зрителей густая чугунная решетка с замысловатым узором. На железном оплечье лежал воротник шитой золотом рубахи. Камзол и раструбы сапог и перчаток были малинового цвета. Он был высок, статен и крепок. Возраст сказывался разве что только в некоторой медлительности движений. Король был в хорошем настроении и сказал, улыбаясь:
— Ну коли уж так суждено, то обязательно сбудется. Для меня трусить — значит изменять себе.
— Но разве нужно так уж безропотно покоряться судьбе? Много пророческих совпадений. Вы оба выбрали маски львов, а ваш шлем вообще — золоченая решетка. Ваш соперник, молодой английский граф Монтгомери, услышав о пророчестве Нострадамуса, просит вас отказаться от поединка. И это благородно — ведь он слывет опасным соперником. Зачем ради красивых зрелищ лишаться жизни?
Но король уже рассердился. — Вот как! Я ничего отменять не буду, надеюсь, и граф — мужественный и обязательный человек. Тем славнее будет победа вашего короля! — в запале заявил Генрих. Ввели коня. Король, ласково потрепав его по гриве, сказал: — Ну что, дружище, не подведи меня! Конь в ответ понимающе заржал. — Такая смерть лучше, чем любая другая. Я даже предпочел бы умереть от руки того, кем бы он ни был, кто храбр, отважен и благороден.
Герцог Савойский поднялся на трибуну. Королева умоляюще посмотрела на него. Но он только пожал плечами. Под звуки труб и литавр соперники выехали на площадь. Публика приветствовала их громкими криками и овацией. Всадники выглядели нарядно и устрашающе. Верхняя часть шлема у обоих представляла львиную морду. Однако у графа забрало было сплошным, с прорезями для глаз, а у Генриха — сетчатым, хотя и золоченым. Попона короля не имела рисунка, а у англичанина ее покрывала вышивка ярких геральдических птиц. Всадники разъехались. В наступившей тишине ударил гонг. Вскинув копья, король и граф помчались друг на друга. Первая схватка окончилась вничью, и король потребовал провести повторный бой. И снова гонг. Снова всадники понеслись друг на друга, но в этот раз развязка битвы оказалась мгновенной. И, как и предсказывалось, трагической. Генрих изо всех сил ударил копьем в щит англичанина, тот еле удержался в седле, отклонившись назад. Замах его был уж не так точен, однако очень мощен. Копье графа срикошетило о щит короля, лопнуло и, сломанным концом войдя в отверстие забрала, вонзилось Генриху в глаз. Король рухнул на землю и забился в судорогах. Перед этим он пытался выдернуть острие, но сил не хватило.
— О боже! Будь проклят прорицатель, предсказавший все так жестоко и точно! — воскликнул в сердцах Монтгомери.
На трибунах, казалось, люди не понимали, что произошло, и застыли в ужасе. Королева закрыла руками лицо. Над ней засуетились придворные фрейлины и медики, лезли и мешались ничего не понимающие дети. Но она, оттолкнув всех, кинулась к королю.
— Убейте этого Монтгомери! — закричала она, склоняясь над мужем.
— Не трогайте его, — прохрипел сквозь стоны Генрих, — он ни в чем не виноват, это мой рок…
И вот стенания и крики ужаса разнеслись по площади. Французский монарх повержен англичанином. Горе нации… Позже, когда события уже улеглись на лоно истории, герцог Савойский нашел Мишеля Нострадамуса за его занятиями медициной в Монпелье.
— Я принес вам хорошую весть, господин Нострадамус, — сказал он, поднимаясь к нему в лабораторию. — Королева получила от церкви индульгенцию для вас и приказала передать, что она приглашает вас во дворец.
— Вот как? — удивился Мишель. — С чего вдруг такая милость?
— Вы предсказывали гибель короля, и если бы на это тогда обратили внимание, Генрих был бы жив.
— Так считает королева? — спросил астролог.
— Да, — подтвердил герцог. — Помните, два года назад вы подарили ей книгу своих катренов в сафьяновом переплете? Она ее тогда только пролистала. А я, попросив разрешения, прочитал и запомнил это предсказание. Перед поединком я пытался предупредить короля, вспомнив ваш катрен, но он не поверил и погиб.
Екатерина Медичи, королева Франции, действительно получила от Мишеля Нострадамуса, одного из своих подданных, красивую книгу пророчеств, на- писанную в стихах, называющихся катренами. Она сама увлекалась астрологией и стихами. И ей это показалось интересным. Она полистала ее. Однако стихи не произвели впечатления, а предсказания остались непонятными и туманными. Да и имя автора звучало весьма странно. Нострадамус, видимо, крещеный еврей. Ведь в переводе с латыни это что-то вроде «богородицын», то есть сын Богородицы. Фамилия прямо кричала о его христианском вероисповедании. Это, несомненно, для защиты. Но Екатерина приняла его и, побеседовав, поняла, что это очень интересный человек. Нострадамус сумел развлечь ее не только своим остроумием, но и глубокими познаниями в медицине, астрологии и каббалистике. Ее величество сама интересовалась сведениями в области трав и настоев. Знала их лечебные, и не только, свойства, поэтому такой собеседник был ей очень приятен. Он подарил ей свои розовые пилюли и очень хорошие ароматные масла для тела собственного изготовления, чему она была искренне рада и, понюхав их, сказала: — Так может пахнуть только Прованс! О своем непонимании его книги она тогда говорить не стала. Но Екатерина обладала цепкой памятью, которая отличалась способностью схватывать ключевые моменты, поэтому она лишь запомнила что-то о турнире в июньскую жару и о роковом копье. И вот судьба снова напомнила ей об этом человеке и его незаурядных способностях. Она должна была срочно его увидеть. Всадники оседлали коней и отправились в Париж. Нострадамус ехал в легкой открытой повозке. Савойский сел рядом, чтобы поговорить. Его откровенно интересовал этот человек со столь необычным даром.
— Скажите, — обратился он к Мишелю, — как вы составляете свои катрены? Только подбираете рифму или используете еще какие-то возможности?
— Я делаю некоторые вычисления, их мне также подсказывает подсознание.
— Ведь вы знали, что пророчество о смерти короля сбылось?
— Знал, — подтвердил астролог.
— Наверное, тяжело жить с постоянным осознанием будущего?
— Не более, чем каждый человек живет с осознанием того, что, родившись, он должен когда-то умереть. Я стараюсь не делать предсказаний конкретным людям. И не советую им обращаться к гадалкам. Однажды озвученное может материализоваться в пространстве.
— Ну, если это так неизбежно, так уж зачем бояться?
— Дело в том, что есть люфт во времени, когда можно что-то поправить. То есть отодвинуть события или что-то поменять в них. Сила мысли — великая вещь.
Об авторе:
Светлана Ангарская, публицист, писатель, сценарист. Окончила факультет журналистики МГУ им. Ломоносова, работала в центральной прессе, на радио и телевидении. Ее всегда актуальные репортажи, интервью, корреспонденции звучали в программах радио «Маяк», «Радио России», а также в телепрограмме «Время».
Любит путешествовать. Впечатления от поездок в разные страны и континенты она старается отобразить в своих произведениях. Ее герои – люди разных профессий и национальностей, но объединяет их одно – любовь к жизни и страстное желание понять и выполнить свое предназначение на этой земле. За роман «Просветленные» С. Ангарская в 2018 году на фестивале «Аэлита» награждена премией «Орден Добра и Света» (вручается с 2012 года) за успешную творческую деятельность и создание произведений, сюжеты которых настраивают читателя на позитивное восприятие окружающего мира и отражают идеи гуманизма и добра.
