Миронов и Дуся
Миронов и Дуся
В стрелковой роте его считали странным, а во взводе и вовсе долго называли блаженным – до того дня, когда политрук, под видом своего дня рождения, налил ему стакан водки. Миронов был после наряда и очень скоро уснул прямо за столом. Политрук обшарил все его карманы и вещмешок. Нашёл записную книжку, в ней короткое стихотворение:
Дочка, Дуся-дорогуся,
Я с победою вернусь.
Будь уверенной. И пусть
Нас с тобой покинет грусть.
Так что ты не очень хмурься
И тем более не дуйся.
Слушай деда и бабусю,
Лапка, лапочка, лапуся,
Дорогая моя Дуся.
Здесь же были и две фотокарточки. Миронов с женой. На отдельной – он же с девочкой-подростком.
Алексей женился сразу после срочной службы, в начале тридцатых. Жена умерла при рождении Дуси. Алексей души не чаял в дочке. Но после смерти жены оставил ребёнка на попечении своих родителей и ушёл добровольцем на Халхин-Гол. Потом был недолгий период пребывания рядом с дочкой. Затем случился Маннергейм. Теперь вот Гитлер.
Миронов вечно что-то мурлыкал, напевая себе под нос. Иногда можно было наблюдать необъяснимую улыбку на его лице. Впрочем, письма он получал чаще всех и в основном написанные детской рукой его несравненной Дуси.
На фронт Алексей попал не сразу. Не отпускали его. На заводе ценили, дали бронь как специалисту, к тому же знали: вдовец, да ещё с ребёнком. Да и родители отговаривали: хватит, навоевался. Однако, как только попёр Гитлер, он сразу же начал проситься на фронт. Всякий раз ему давали от ворот поворот. Но потом махнули рукой и дали предписание явиться по месту формирования резерва. Поэтому в роту он попал в аккурат только ко Ржеву, осенью сорок второго.
Обстановка тогда менялась по нескольку раз в день. Рота закрепилась на коротком участке лесной дороги. Соорудили три дзота и блиндаж. Соединили их траншеей. Но тут вдруг неожиданно поступил новый приказ – оставить эту позицию и перейти на другую. Временно, до прихода другого подразделения, решено было оставить здесь Миронова с пулемётом и противотанковым ружьём – на всякий случай. Во взводе их всего было два: однозарядное Дегтярёва и пятизарядное Симонова. Ему оставили первое. Пулемёт Дегтярёва Алексей знал хорошо и стрелял отменно. А вот c противотанковым ружьём – ПТРД41 – дело обстояло иначе. Точнее, этот вид вооружения ему держать в руках ещё не доводилось. Правда, командир взвода проинструктировал его подробно, а на прощанье сказал: «Там, в ящике, есть печатная инструкция, так что можешь ещё почитать на досуге для закрепления материала. Хотя сомнительно, чтобы здесь появились танки. В общем, не пропадёшь. Через пару дней встретимся. Бывай».
Ночь прошла относительно спокойно, лишь доносились до него залпы и взрывы. А под утро Алексей услыхал мотоциклетный треск, и доносился он не из тыла. А через несколько секунд увидел: прямо на него, один за другим, шли три мотоцикла с немцами. Видимо, разведгруппа, сообразил Миронов. Он сначала было припал к пулемёту, но через секунду принял решение не мелочиться. Потянул к себе противотанковое ружьё, помня инструкцию комвзвода, зарядил, прицелился и шарахнул по головному мотоциклу. Тот подпрыгнул и, сделав кульбит, замер грудой искорёженного металла, подмяв под себя седоков. Чтобы не терять время на перезарядку, Миронов, быстро пересев за пулемёт, расправился с двумя остальными мотоциклами, так что в обратном направлении, восвояси, успел убраться один солдат. Поэтому Миронов не удивился, когда через полчаса показались цепи автоматчиков. Когда первые десять-пятнадцать немцев полегли, Миронов увидел, что его пытаются обойти. Он перебежал по траншее в другой дзот и оттуда повёл огонь. Вскоре и эта атака была отбита. Через какое-то время ему пришлось бежать в правый дзот, так как нависла новая угроза обхода. И эта группа немцев полегла среди деревьев. Потом – опять на левый фланг позиции, вновь в центр, снова направо, опять налево. Так всё утро он и мотался с одного фланга на другой, создавая у немцев ложное представление, что на противостоящей к ним позиции находится как минимум один упорный и отважный взвод красноармейцев. В полдень в небе показались «мессершмитты». Когда через час Алексей выбрался из-под земли и остатков дзота, он не узнал обстановку. Едва переведя дух и кое-как приведя позицию в положение, пригодное к бою, он с ужасом услыхал шум приближающегося танка. Судорожно отыскал противотанковое ружьё. Проверил готовность. И, едва успев залечь наизготовку, увидел это мерзкое железное чудовище уже в сотне шагов от себя. Он успел сделать выстрел. Только один. И опять удача. Танк забуксовал на перебитой гусенице и кособоко замер. Из него выбрался экипаж и, отстреливаясь, ретировался. Но Миронову и тут повезло. Немцы ушли, не причинив ему вреда.
Однако не прошло и получаса, как на дороге показался грузовик с автоматчиками. Миронов дал выстрел из ПТРД. Машина ехала хоть и не быстро, но остановилась так резко, что из кузова медленно вываливались ошалевшие солдаты и, кое-как сориентировавшись, повели огонь в сторону Миронова. И снова ему пришлось бегать из одного дзота в другой, имитируя мощное укрепление.
Вечерело. Пошёл дождь. Оставшиеся в живых немцы ушли. Миронов привёл в порядок блиндаж. Умылся. Переоделся. Перекусил оставленными ему консервами. Свернул самокрутку с самосадом. На солдатский ватник накинул плащ-палатку и выглянул наружу. Стемнело. Дождь прекратился. На небе высыпали звёзды. Алексей, присев на пенёк, чиркнул спичкой, закурил. Вздохнул.
– Где ж ты, моя Дуся-дорогуся? – пробормотал он. – Как ты там без меня? О-хо-хо… – Он с наслаждением сделал затяжку, потом ещё…
С рассветом немцы возобновили атаку. Но, к своему удивлению, не встретили никакого сопротивления. Рота солдат облазила всю позицию и не обнаружила ни единого русского, кроме окоченевшего военнослужащего с пулевым ранением в голову от снайперского выстрела. Через час на позицию прибыл немецкий генерал.
– Куда же делись обороняющиеся? – с удивлением спросил генерал у офицера.
– Судя по всему, господин генерал, здесь был всего один солдат. Следов других нет.
– Он был один… Это невероятно!.. И какие же он нанёс нам потери?
– Господин генерал, этот сталинский фанатик подбил танк, уничтожил мотоцикл, вывел из строя грузовик и убил больше сотни солдат. Также есть предположение, что это он из своего поганого ручного орудия сбил самолёт. Как прикажете поступить с этой скотиной?
– Сначала захоронить всех наших. А этого… Этого тоже похоронить… Индивидуально.
– Господин генерал, это сталинская фанатичная обезьяна… Животное…Русская свинья… Собака… Вот его документы.
– Это солдат, обер-лейтенант. Вот. Посмотрите. Солдат Алексей Миронов!
– Вы читаете по-русски?
– Ну, это не самая большкрая сложность на земле. В Первую мировую я был на русском фронте. Угодил в плен. Некоторое время провёл в России. Познакомился со многими русскими. На обезьян они совсем не похожи. И этот солдат не обезьяна. И уж тем более никакая это не свинья… Нормальный и даже хороший солдат… Если бы у вас была сотня таких рядовых, я не пожалел бы для вас вне очереди звания майора. А вот и фото, поглядите! Это, наверное, его семья… Жена… Дочка… У свиней и обезьян такого не увидишь… И не о Сталине он думал – о дочке. Он очень хороший русский солдат… Если бы у меня были такие солдаты, я был бы фельдмаршалом. Похоронить с почестями.
– Господин генерал, это невозможно, он убийца наших солдат.
– Похоронить как героя!
– Господин генерал, он не офицер.
– Все мы солдаты – и генералы, и рядовые.
– Господин генерал, он…
– С каменным надгробьем и с салютом. Выполняйте. О готовности доложите. Я проверю.
– Слушаюсь!
Закончилась война. Прошло ещё пятнадцать лет. Однажды летом дети из пионерского лагеря гуляли по лесу и набрели на немецкое захоронение со множеством крестов. А чуть поодаль они обнаружили очень странную могилу, тоже заросшую травой и кустарником, но добротно устроенную. Надпись была сделана на немецком языке; но, как ни странно, гласила она, что захоронен здесь был русский солдат Алексей Миронов. Пионеры сообщили о находке старшей пионервожатой. Та – директору. Через несколько дней информация поступила в местный военкомат. Тогдашний районный военком не остался равнодушным, заинтересовался пионерской находкой, побывал на месте и взялся за собственное расследование. Однако скоро только сказка сказывается, да не скоро дело делается. Следствие затянулось настолько, что дело принял уже новый военком. Следом за ним был очередной сменщик. Потом – другой… Третий… Четвёртый…Пятый…Один из них проводил эксгумацию. Другой наводил справки. Следующий уже пытался выхлопотать посмертную награду Миронову. Пятый или шестой продолжил дело предшественника. Многое подтверждалось данными из архивов. Однако наградить посмертно солдата Алексея Миронова не решился никто из тех, от кого это конкретно зависело. Уж больно надпись на немецком языке многим не нравилась. Впрочем, о наградах сам Алексей и не помышлял. На уме у него была одна лишь Дуся-дорогуся. А коли нет награды, то и не говорили о нём по радио и не писали статей. Поэтому и Дусю-дорогусю никто не искал.
Кудряев из грядущего
Директор школы и учитель литературы Иван Иванович объявил классу:
– А сейчас давайте-ка сообща вспомним замечательное стихотворение Михаила Юрьевича Лермонтова «Бородино». Кто желает прочитать его всему классу? Можно по книге. Никто. Добровольцев нет. Ну тогда я первый начну, а вы продолжите:
Скажи-ка, дядя, ведь недаром
Москва, спалённая пожаром,
Французу отдана?
Ведь были ж схватки боевые.
Да, говорят, ещё какие!
Недаром помнит вся Россия
Про день Бородина!
В классе заверещал чей-то мобильник. Ученик Лёня Кудряев достал его из кармана и стал громко разговаривать:
– Аллё! Кто это?
Во дворе школы с телефоном в руке стоял его приятель:
– Да, я это. Ты чего, не врубился?
– А, Серёга… А ты где?
– Да здесь я, выгляни в окно.
– О! А ты чего там?
– Да математичка выгнала с урока…
– За что?
– Да… По телефону с одной тёлкой разговаривал. Слушай, а у тебя спички есть?
Иван Иванович окликнул Кудряева:
– Лёня, сейчас же спрячь телефон, не мешай вести урок!
Но Кудряев был глух и продолжал как ни в чём не бывало:
– Нет, спичек нет. У меня зажигалка.
– Ну брось мне в окно. Я курить хочу, а то уши пухнут, – говорил приятель.
– Ага, сейчас. – Кудряев влез на стол и принялся открывать окно.
– Лёня, сядь немедленно! – более строго сказал учитель.
Но Кудряев уже открыл окно:
– Лови, Серёга!
В этот момент прозвенел звонок.
– Подожди меня, Серёга! – крикнул Кудряев и рванулся к двери.
– Кудряев, звонок не для тебя, а для меня, – сказал учитель. – Остановись и дай дневник!
Но Лёни уже и след простыл.
Директор прошёл в свой кабинет, сел за стол, поднял трубку и набрал на телефоне номер:
– Алло! Пригласите, пожалуйста, Кудряеву. Алло. Кудряева? Тамара Петровна? Директор школы. Придите, пожалуйста, в школу. Я не могу говорить, мне надо подготовиться к следующему уроку. Жду! – Иван Иванович положил трубку.
А Кудряев за школой, в кустах, курил с приятелем. Прозвенел звонок. Школьники потянулись на занятия. В класс вошёл Иван Иванович:
– Садитесь. Сейчас у нас по расписанию ОБЖ и основы военной службы. И нынешнее занятие мы посвятим изучению главных военных документов. А это Устав, без соблюдения которого невозможно выполнение боевой задачи, поставленной перед военнослужащими его командованием. А чтобы солдаты прониклись ответственностью, они принимают присягу, в которой клянутся защищать свою Родину. А что есть Родина? А Родина – это наша с вами страна. Мы с вами. Наши дома. Город и улицы. Родители. Могилы предков. Друзья. Подруги. Одноклассники. Братья и сёстры.
Учитель открыл журнал:
– А прочитает нам текст Присяги по учебнику…
Кудряев медленно сполз под стол.
– А прочитает нам… Та-а-а-а-ак… Так-так… Вот… Лёня Кудряев. Пора исправлять двойку. Открой-ка, Лёня, учебник и… – Учитель поднял глаза и посмотрел туда, где минуту назад сидел ученик. – Вот это номер! А где же Кудряев? Странно… Только что был – и сплыл.
В этот момент проверещал телефон Кудряева.
– Придурок! – крикнула ученица, заглянув под стол. – Чего за ноги хватаешься?
Учитель наклонился вниз и увидел ползущего под столами Кудряева:
– Лёня, сейчас же вылезь из-под стола! Постыдись! Пожалел бы свою мать. Ведь она тебя одела в чистую одежду, а ты всю пыль собрал. А спрятаться, как следует солдату, не можешь. Телефон не отключил, вот он тебя и выдал. Никуда не годится. Через минуту тебя рассекретили. Стыдно за тебя. Так что ты сегодня заслуженно заработал красивую, как лебедь, двойку. Давай свой дневник.
Но Кудряев с грохотом прополз под столами и выскочил из класса.
На перемене Иван Иванович подозвал Кудряева и сказал ему:
– Леонид, я позвонил твоей матери на работу, чтобы она пришла в школу. Она, наверное, уже на подходе. Иди встречай её и веди в кабинет.
К школе подбежала мать Лёни Кудряева. Увидала его с двумя курящими подростками:
– Лёнечка, ты что, курил?
– Нет, – ответил он.
– Не кури, а то будут ругать. А что у тебя случилось? Мне на работу звонили.
– Да директор взъелся. Три стихотворения наизусть прочитал, а ему всё мало! Давай, говорит, ещё. Никого не спрашивает, кроме меня. Я что ему, плеер?
– Ладно, я разберусь. Ты покушал?
– Нет ещё.
– Ну тогда на-ка вот, держи. – Она раскрыла сумку и протянула ему деньги. – Купи себе «Сникерс». – И скрылась за дверью кабинета директора.
– Что с моим Лёнечкой? – спросила она с порога.
– Здравствуйте, Тамара Петровна. Ваш Леонид не умеет себя вести. Забавляется с телефоном, ползает под столами, не отвечает на вопросы, не участвует в процессе занятия. Сам не учится и другим не даёт. Когда вы объясните ему, как надо вести себя на уроках?
– Мой Лёнечка хороший. Просто он без отца растёт.
– А где же его отец?
– Неважно. Он лётчик. И Лёня, когда вырастет, станет командиром.
– Помилуйте, Тамара Петровна, но, не научившись подчиняться, не сможешь и командовать. А он просто невоспитан. Вы же им совсем не занимаетесь. Совсем.
– Он воспитан. После обеда всегда «спасибо» скажет.
– А в школе вести себя не умеет.
– Вот вы школа, вы и учите!
– Вам бы на уроках посидеть.
– Я была на прошлой неделе. Лёня сидел тише воды, ниже травы. Он самый смирный. А вы к нему придираетесь. Он вам сегодня три стихотворения рассказал, а вы ему двойку.
– Это он вам сказал? О-хо-хо… Знаете что? Сейчас у нас химия. Я прошу вас побыть у нас на уроке. Может, он хотя бы даст нормально провести занятие.
– Я не могу. Мне некогда. У меня работа. До свиданья.
На урок химии Иван Иванович пришёл, неся в руках колбу, пробирку, штатив и коробку.
– Сегодня мы будем изучать свойства кислот. Зажмём в штативе пробирку… Бросим в неё кусочек реагента… Возьмём колбу с концентрированным раствором соляной и серной кислоты. Эта смесь называется царской водкой.
– А-ха-ха-ха-ха! – рассмеялся Лёня. – Царская водка!
Он вынул из кармана дробинки, забросил их в рот, достал из кармана медную трубочку и выдул из неё целую очередь из дробинок. Склянка разлетелась в руках учителя. На столе пошла бурная реакция, повалил едкий пар вперемешку с дымом. В классе началась паника. Дети зажимали носы, послышались вопли, кашель и стоны. Прогремел взрыв со звоном выбитых стёкол. Всё заволокло туманом и мраком. А когда дунул ветер и смрад отнесло в сторону, перед Лёней открылось поле с военным лагерем, где строем ходили солдаты под резкие окрики офицеров в форме времён войны 1812 года.
– Выше ногу! Ещё выше! Ать-два! Ать-два! Стой! Ать-два! Кру-гом! Шагом марш!
Посреди плаца на стуле восседал полковник. Завидев чужого, он крикнул:
– А это что за деревенщина тут шастает? Взять его!
Солдаты бросились к Лёне. Схватили его и подвели к офицеру.
– Ты чьих холопов будешь? – спросил тот строго.
– Я-я-я… Это… Не-е-е-е-е…Это…Не-е-е-е…– замычал Лёня.
– Чего блеешь как овца? Тебя русским языком спрашивают, чей ты холоп? Отвечать!!!
– Я-я-я…Не-е-е-е… – продолжал мычать Кудряев.
– Ты дезертир? Рекрут? Откуда ты взялся? – продолжал сурово полковник.
– Я… Это… Из грядущего… – наконец нашёлся Лёня.
– Что за деревня? В нашей губернии такой не знаю. Как твоя фамилия?
– Кудряев. Лёня. Я из грядущего.
Солдаты расхохотались:
– Вот завирает! Из Грядущего. Ха-ха-ха! Ой, складно буровит! Ха-ха-ха!
– Капитан! – крикнул полковник.
– Я здесь, господин полковник! – подскочил и вытянулся молодой офицер.
– Переодеть и поставить в строй!
– Слушаюсь! Фельдфебель!
– Я тута! – отозвался фельдфебель.
– Тута-Марфута! Переодеть рекрута и поставить в строй!
– Слушаюсь, ваше благородие! Скидывай штаны! Быстро!
Тотчас Кудряева раздели. Постригли. Окатили ушатом воды. Поднесли форму. Нарядили. И толкнули в строй.
– Становись! Равняйсь! Смирно! Направо! Ты куда повернулся, баран? Тебе говорят: направо! Кругом! Ой, беда! – возмутился капитан. – Вот прислали бестолочь! Ложись! Ползком, вперёд!
Лёня полз, выше всех задирая зад. Офицер хлестнул его шпицрутеном.
– Ой мамочка! – вскрикнул Лёня.
– Я тебе не мамочка, а ваше благородие, господин капитан. А ты, холопское отродье, не задирай задницу выше головы. Прижимайся к земле! Оглядывайся. Смотри, как ползёт сосед. Прижмись к земле! – И опять огрел Кудряева палкой.
– Ой мамочка! Я жаловаться буду!
– Ниже зад! – Вновь последовал удар палкой.
– Ой мамочка. Не имеете права!
– Встать! В ученье трудно – легко в бою. Лечь! Встать! Лечь! Встать! Фельдфебель!
– Я тут, ваше благородие!
– Т-а-а-к. Уже вечереет. Сейчас все бегом к реке. Помыться. Почистить, замыть одежду. И чтобы утром были все в строю как штыки. Проследи за этим новобранцем.
– Слушаюсь! Становись! Смирно! Кру-гом! К реке бе-е-е-е-гом!
Как только солдаты оказались у воды, они бросились купаться.
Лёня скинул одежду, спустился в воду. Огляделся. Присел и стал перебираться по отмели к кустам ракиты у другого берега. Провалился в яму. Выплыл и опять продолжил пробираться к берегу. А достигнув его, пустился наутёк.
Фельдфебель, зорко следивший за Кудряевым, крикнул:
– Догнать дезертира!
Тотчас за Лёней погнались солдаты. Они настигли его и подвели к офицеру.
– Ну и что, сынок, набегался? Жизнь – не малина, а служба – не мёд! В сарай! На сутки!
Лёнчика отвели в полутёмный сарай со щелями, через которые пробивался ещё яркий летний закатный свет. Ленчик плюхнулся на охапку соломы. Покрутился. Сквозь щели разглядел за дверью часового, от которого тянуло табачным дымком.
– Эй, солдат, оставь покурить.
– Не положено, – отозвался часовой.
– Ну дай хоть раз затянуться.
– Не положено.
– Да что ты заладил – «не положено», «не положено»! Никто же не увидит. А я тебе зажигалку дам.
– Какую ещё зажигалку?
– А вот на, держи. – Кудряев просунул в щель зажигалку.
Солдат взял зажигалку, повертел её в руке и нажал на кнопку. Вспыхнуло пламя. Солдат от неожиданности уронил зажигалку.
– Эвон кака примузия! Огниво! Ладно, на-ка, держи, только ты там поостерегись, это же склад с порохом. – И солдат просунул Лёнчику окурок.
– Ладно, не дрейфь, разберёмся, не маленькие.
Лёня опять развалился на соломе, докурил самокрутку и ловким щелчком среднего и большого пальца швырнул окурок в дальний угол сарая, откуда тотчас потянуло дымом, и раздался мощный взрыв. Сарай взлетел на воздух. А когда дым рассеялся, Лёнчик ощутил себя спящим в постели. В глаза ему бил яркий утренний свет. Лёнчик повернулся с боку на бок. Но едва он успел с наслаждением вновь зажмурить глаза, как прозвучала команда:
– Рота, подъём! Выходи на зарядку.
Солдаты вскочили с коек и принялись одеваться. Только тут Кудряев увидел, что он в современной казарме. Кое-как он успел натянуть армейские штаны и надеть сапоги. Самым последним он встал в строй.
– Та-а-ак, опять Кудряев не успевает. Не хватает ему времени. Рота, отбой! Сорок пять секунд на отбой!
Солдаты вновь рванулись к постелям. Но, едва успев залезть под одеяло, Лёнчик опять услыхал:
– Рота, подъём! Выходи на построение. Форма одежды – голый торс. Становись! Равняйсь! Смирно! Направо! Бегом марш!
Рота побежала вокруг плаца. Лёнчик незаметно отстал и, забежав за кустик, упал на траву и тотчас уснул. Сколько ему удалось проспать, он не понял, так как очнулся от лёгкого пинка под зад и дружного хохота над собой. Вокруг стояла вся рота уже одетых по полной форме солдат.
– Подъём, боец! – скомандовал сержант. – Фамилия!
– Рядовой Кудряев, – пролепетал в ответ Лёнчик.
– Нет, ещё не рядовой. Пока что ты балбес и охламон! Повтори!
– Я балбес и охламон!
– Громче! – приказал сержант.
– Я балбес и охламон!
– Ещё громче!
– Я балбес и охламон!!!
– Молодец. Хвалю. А за то, что заставил целую роту тебя искать, три наряда вне очереди. Марш на кухню ложки мыть!
Руслана
Птицы расшумелись
За окошком рано.
Поднялась с постели
Девочка Руслана.
Ночью снился праздник,
Видела слона.
Вдруг решила: в садик
Соберусь сама.
Три-четыре, прыг да скок,
Быстро, без заминок
Ножку левую в сапог,
Правую – в ботинок.
В кофту левою рукой,
Правой – сразу в куртку,
Одевается легко –
За одну минутку.
С вешалки достала
Летнюю панаму
И такой предстала
Перед папой с мамой.
А они хохочут
Дружно отчего-то:
«Русенька, дружочек,
Нынче-то суббота!»
Пара
Всё, что нужно, есть у нас –
Носик, рот и пара глаз.
Лоб один, а щёчек пара
Для веснушек и загара.
Пара ушек, чтобы слушать.
Пара рук, чтоб ловко кушать.
Чтобы бегать каждый смог,
Есть у нас по паре ног.
А попробуй откажись
От такого дара –
Из-под бабушкиных спиц
Рукавичек пара.
О мире
Мир – когда на все лады
Распевают птицы.
Мир – когда цветут сады
И спокойно спится.
В море мирный пароход,
Белый, океанский.
В мирном небе самолёт,
Самолёт гражданский.
В мирной жизни добрый смех.
Смех весёлый самый.
В мире папы есть у всех
И не плачут мамы!
***
В двери постучали
Девочки-подружки.
А в коробке, в зале
Лучшие игрушки.
С бантами большими
Куклы-хохотушки.
Поиграться с ними
Дай своим подружкам.
***
Не забудь про малость.
Просишь вдруг что-либо:
Говори: «пожалуйста»,
А берёшь – «спасибо»!
Считалочка
Есть у друга моего
Друг, ещё подруга.
У тебя нет никого –
Выходи из круга.
Ру-ра-ры
(логопедический урок на букву «Р»)
Приведу я из жизни пример.
Первой буквой моей стала «р».
Заводили прохожие спор,
Что в коляске курлычет мотор.
Ру-ра-ры, ру-ра-ры, ры-ру-ра,
Не прошла ещё детства пора.
Ру-ра-ры, ру-ра-ры, ру-ра-ры,
Не ругайте меня до поры.
Не во сне говорю – наяву,
Я из птиц обожаю сову,
Я не сахар люблю, а халву.
А всю рыбу селёдкой зову.
Не история вышла, а сказ.
Ну не смейтесь, прошу очень вас.
Кукурузу – и ту я сейчас
Назову лучше пшёнкой пять раз.
Ёжик
(логопедический урок на букву «Ж»)
Прошумел весёлый дождик.
Ежевикой лес пропах.
На тропинку вышел ёжик
Без галош, но в сапогах.
Вдоль тропинки ежевика.
За валежником – межа.
Над крыжовником – ой, дико! –
Пчёлы жуткие жужжат.
Из сторожки, из избушки
Вышел сторож за порог,
С молочком поставил кружку
Для ежа на солнцепёк.
Ёж ужасно растревожен.
Он спешит, бурча под нос:
«Мне опаздывать негоже
К угощению от коз».
Ёж прошлёпал через поле,
Прошмыгнул в заборный лаз.
А над кружкой кружат пчёлы!
«Как же, как же… ждали вас!»
Сняв перчатки и сапожки –
Уж покушать невтерпёж –
Он из сумки вынул ложку,
Из-за пояса взял нож.
И, усевшись на порожке,
Очень уж вальяжный ёж,
Искрошив сухарик в крошки,
Молочка попил из ложки.
Билл и Фил
(логопедический урок на букву «Л»)
Гладкий палтус классно плыл.
Плавно он в атолл приплыл.
Там Филипп свой клад зарыл.
Не нашёл. Видать, забыл.
Плакал, плакал, вспоминал,
Брал лопату, вновь искал.
Весь на злобу изошёл –
Клад из злата не нашёл.
Весь атолл он перерыл,
В лодку сел и прочь уплыл.
Видно, знал про этот клад
Друг Филиппа, Билл-пират.
В этой рифме нету чисел.
Есть глаголы. В них и смысл.
Майский парад
Растревожен город мирно
Звуком утренней трубы.
Замирают в стойке «смирно»
Клёны, ели и дубы.
И несёмся мы – мальчишки
К прутьям крашеных оград.
Знаем мы не понаслышке –
Нынче праздничный парад!
Отворяются ворота.
Твёрдо полк чеканит шаг.
Блещет в марше позолота.
Пламенеет с гербом стяг.
Жизнь солдат – бои и дали,
Порох, дым и кровь сполна.
На груди одних медали.
У отдельных – ордена.
Бьётся сердце у мальчишек.
Светел в мае город наш.
И витает выше крыши
Медных труб победный марш!
«В солнечный май не забывай,
Что совершили деды.
Это наш май.
Праздничный май.
Это наш день Победы!»
О пожаре
Если слышите в дороге
Вой сирены белым днём –
Это мчатся по тревоге
Те, кто борется с огнём.
Скорой помощи карета
Тоже рядышком спешит.
Это значит, в доме где-то
Без присмотра малыши.
Нет у них ещё привычки
К послушанью. И закон
«Не притрагивайся к спичкам!»,
Не усвоен ими он.
Хорошо – успели к сроку
Огнеборцы на пожар,
Поснимали всех из окон
Малышей на тротуар.
Стой на нём, пляши и прыгай,
И не хнычь и не пищи.
Было в доме много игр,
А теперь ищи-свищи!
Вон обугленные книжки.
От слонёнка валит дым.
Медвежонок – рыжий Мишка
Стал безухим и слепым.
От огня страдают дети,
Звери мчатся кто куда.
Нет страшней огня на свете.
Настоящая беда!
Красный, жёлтый и зелёный
Первый класс уже не мал
Внять учения кристалл.
На какой идти сигнал,
Полицейский рассказал.
Про зелёный огонёк
И о красном дал урок
На немалый жизни срок,
Намекнув на годы впрок
Про могильный бугорок,
Чем, конечно, вызвал шок.
Но пронзительный звонок
Школярам подвёл итог.
Собрала Алёна книжки
В ранец. Вышла на крыльцо,
А напротив, рядом с вишней,
Видит папино лицо.
Поручила встретить мама.
Говорит, быстрее, мол,
У меня любимый самый
В телевизоре футбол.
На ходу бутылку пива
Выпил. Жарко. Месяц май.
Дочку он нетерпеливо
Подгонял: «Не отставай!»
Перекрёсток. Свет зелёный.
Бац! Уже и красный бьёт.
А папуля дочь Алёну
Тянет за руку вперёд.
Упирается Алёна
Изо всех девчачьих сил:
«Папа, жди сигнал зелёный!
Ты что, в школу не ходил?
Ведь тебе же много лет,
Должен знать отлично,
Что идти на красный свет
Не педа…го…рчи…чно!»
Разговор на перемене
Первоклассники-мальчишки
Санька и Витюха
Подозвали друга Мишку
Обсудить житуху.
Начали с соседей.
Перешли к мамашам:
У которой больше денег,
А какая краше.
Заявил тогда Витюха:
«У мамани пруха –
Пять лимонов в показуху
Умудрилась вбухать.
Говорит, реклама – это
Двигатель торговли,
Чтоб рулеты и котлеты
Наши не усохли.
Опосля, ну то есть скоро,
Только грянет осень,
Мы вернём и ту пятёру,
И наварим восемь».
Тут не выдержал и Саня:
«А моя маманя –
Президент районной бани,
Делегатом станет.
Говорит: «Сойдутся факты
В кучу и примеры.
Попадёт и в депутаты,
А глядишь, и в мэры!»
Не сдержался Витя,
Вставил торопливо:
«С моей мамой видел.
Они пили пиво
И курили. Верно
Там решали мамы –
Будет твоя мэром,
А моей быть замом!»
Обернулся к Мишке Саня:
«А твоя маманя
Так в саду и пашет няней?
Расскажи, Мишаня».
«Всё в порядке, – молвил Мишка, –
В жизни столько перемен.
Мать моя, хоть и не шишка,
Но уже корреспондент.
Ваши мамы, бизнес-дамы,
Важные на диво.
Но моя не курит мама
И не хлещет пиво.
Потому, прошу учесть,
Ни судили б сколько,
А отец в семействе есть
У меня лишь только».
Школьный спор,
Как ветер, скор
На продлённом часе.
Любопытный разговор
Вышел в первом классе.
Пионерские костры
На верхушках сосен
Отблески заката.
Рассекает небо самолёт.
Белая полоска
Тянется куда-то,
Будто бы из прошлого вперёд.
Вздымаются искры
В подлунные выси.
Мы все у огня наравне и просты.
Мечтания чисты,
А взоры лучисты…
Горят пионерские летом костры.
Завещали деды
Знатное наследство
Родины. За множество веков
Громкие победы
Помнили мы с детства
Лётчиков, танкистов, моряков.
Солнце за горою.
Звёзды над рекою.
В полусне нахохлились грачи.
О судьбе и чести
Распеваем вместе
Песни пионерские в ночи.
Песня шаолиньских затворников
Не царствовали бесконечно
Династии Хань или Цинь.
Но вечным среди самых вечных
Стоит монастырь Шаолинь.
А если в вас воля и сила –
Один неслабеющий жгут,
Считайте, что вас пригласили,
Считайте, что вас там ждут.
Хао, хэнь хао…
В замке Шаолинь
Очень хорошо –
Зелень кругом и синь.
Мир полон под край чудесами.
Не всякое чудо почём.
В Гонконг деньги возят мешками,
А к нам ехать надо с добром.
А если в вас воля и сила –
Один неслабеющий жгут,
Считайте, что вас пригласили,
Считайте, что вас там ждут.
Хао, хэнь хао…
В замке Шаолинь
Очень хорошо –
Зелень кругом и синь.
Лизавета
Зелены твои иголки,
Ёлочка, ёлочка…
Мы станцуем вокруг ёлки
Полечку, полечку.
Раз, два, три, четыре,
Притопни ножкою.
Держи круг пошире,
Хлопни ладошкою.
Лизавета, Еля, Лиза,
Ночкой морозною.
Новогодние капризы
Ох несерьёзные.
На щеках у Лизаветы
От смеха ямочки.
А на ёлке среди веток
Висят подарочки.
Лизавета, Лиза, Еля –
Девочка смелая,
А среди снежинок белых
Рябина спелая.
Раз, два, три, четыре,
Притопни ножкою.
Держи круг пошире,
Хлопни ладошкою.
Прощание с детством
Завершается тёплое лето,
Приближается осени час.
А на сердце так много лучистого света
Воспитательских ласковых глаз.
Никуда нам от жизни не деться.
Всё в ней есть – и жара, и дожди.
В детском садике шло наше раннее детство,
А теперь школа ждёт впереди.
Там уроки нам делать придётся.
Там и душу для дружбы готовь.
Кто-то в школе мечтою заветной зажжётся,
А быть может, и встретит любовь.
Мы сегодня в особом наряде.
Расставанье не детский каприз.
До свиданья, любимый и добрый наш садик,
Здравствуй, школа и новая жизнь.
***
Вьётся тонкая тропинка,
Словно нитка за иглой.
Протянулась паутинкой
Между ёлкой и сосной.
От верхушки и до низа
Пожелтел уже дубок.
Наступила осень, Лиза.
Так пройдёт ещё годок.
А потом – седьмой,
Девятый.
Третий класс,
Четвёртый, пятый.
Суета. Туда-сюда.
Очень быстро мчат года.
И за каждым за годком;
Всюду, маленькая леди,
Надо помнить обо всём,
Но готовиться к победе!
Гошка
Солнца луч блеснул в окошке.
За окошком месяц май.
Разбудил папаша Гошку:
«Быстро завтракать вставай!»
Гошка лодырь несусветный.
Лежебока – ну и ну!
А мечтает о ракетах
И полётах на Луну.
Умываться нет привычки.
Только раз в лицо плеснул
Тёплой комнатной водичкой –
И скорее на свой стул.
Ни пюрешке, ни окрошке
Гошка вовсе не был рад.
Не притронулся к лепёшке,
Не попробовал салат.
И вкуснячую котлету
Отодвинул, словно лорд:
«Не хочу я кушать это,
Дайте мне с повидлом торт!»
Мирный завтрак воскресенья
Оборвал отец: «Егор,
Выходи на построенье.
И немедленно. Во двор!»
Гошка вышел на крылечко.
А отец – вот ё-моё! –
Протянул с ремнём наплечным
Деревянное ружьё.
«Становись! Кругом! Направо!
Смирно! Вольно! Шагом марш!
Шире шаг! Быстрее! Браво!
Вот, возьми-ка патронташ!
Получи солдат заданье:
В тыл врага за «языком».
Не получишь выше званья,
Коль придёшь порожняком!»
«А с каким он будет флагом?
И какой он хоть на вид?»
«Глянь в бинокль. За оврагом,
В огороде кто стоит?»
«Это ж пугало, папаня.
Мама выпишет чертей».
«Ваше мнение понятно –
Выполняйте. И скорей!»
«Хорошо, – ответил Гошка, –
Я по-быстрому, бегом».
Козырнул отцу ладошкой.
Ну а тот ему: «Ползком!»
Тут же Гошка, будто прочно
Дело зная, был таков –
Замаячил пятой точкой
Красных плисовых штанов
Между грядками с редиской
И морковкой, там, где лук,
С настоящим чувством риска,
Не щадя колен и рук.
Солнце жаркое застыло
В середине синевы.
Грело. Жарило. Душило
Ароматами травы.
Большекрылый, изумрудный
Майский жук над ним жужжит
Угрожающе и нудно,
Как немецкий «Мессершмитт».
Нависает берег круто.
А в овраге шмель притих.
С бережка, в ручей с запрудой
Гошка кубарем – бултых!
Хорошо – воды немного.
Раз! И снова на ногах!
Левый берег, он пологий,
Весь в траве и в лопухах.
Неприветлива, угрюма.
За оврагом тишина.
Гошка вылез на три дюйма,
Огляделся – вот те на!..
Глухомань. Безлюдно, пусто
И поблизости, и там…
Лишь кочанная капуста
Зеленеет по рядам.
Между ними, для острастки,
Создавая страшный вид,
В старой ржавой вражьей каске
В поле пугало торчит.
Всё на нём висит, грохочет:
Банки, склянки, дребедень –
И ворон пугает очень
Сорок раз подряд на день.
На делянке чернозёма
Гошке это не указ.
Против лома нет приёма?
А у Гошки глаз-алмаз!
Рукопашный бой короток:
Раз прикладом! Два – штыком!
Неприятель уж измотан
И теперь лежит ничком.
Перепачканный, без кепки,
Но счастливейший вполне,
Гошка прибыл из разведки
С той фигурой на спине.
Два часа с отцом чинили
Реквизит и гардероб.
Вновь на место водрузили,
Приносили пользу чтоб.
А когда, помывшись, каждый
Был причёсан и одет,
Оба вместе, чинно, важно,
Рядом сели за обед.
Рыбу с жареной картошкой –
Всё, что придавало сил,
С аппетитом скушал Гошка
И… добавки попросил.
После спал. Во сне не кашлял.
Не мешал ни шум, ни гам…
А приснился Гошке маршал.
Правда, им был Гошка сам.
Песня к спектаклю «Золушка»
На старой мельнице в лесу
В ночи хохочут совы.
Свербит у мельника в носу –
Как видно, к свадьбе новой.
Гремят и мелют жернова,
Мука поспеет к тесту.
Коль шея есть и голова,
Любой найдёт невесту.
Зачем любви давать зарок?
Жить без любви негоже.
А вдруг хрустальный башмачок
И нам с тобой поможет?
Был месяц май
Как-то раз в трамвае тесном
Ехал с мамой паренёк.
Уступая своё место
Ветерану, он изрёк:
«Нет от них покоя вечно.
Не пройти из ряда в ряд.
Не лежится им на печке.
Влезть повсюду норовят».
В тон ему его маманя
Говорит: «Беда. Когда
Их совсем уже не станет?
Чтоб им сгинуть без следа!»
Рядом ехали ребята
На экскурсию в музей:
Константин, Богдан и Злата,
Самый старший – Алексей.
Он-то и сказал: «Не троньте
Славу их. Она светла.
Моя бабушка на фронте
Санитаркою была.
Оба борта у жакета
Словно броник из наград.
Что ж, прикажете за это
Бабку сбагрить в интернат?»
Не сдержался тут и Костя:
«А у нас в роду большом
Прадед был торпедоносцем.
Дед – радистом и стрелком.
И в обнимку с пулемётом,
Сидя задом наперёд,
Сбитым вражьим самолётам
Он открыл немалый счёт».
Скромно и негромко даже
В разговор вступил Богдан:
«А мой дедушка отважный –
Белорусский партизан.
И, когда я стану старше,
Не забуду я о том.
Буду петь в строю на марше
Про победы над врагом».
Тут сказала крошка Злата:
«Много всяческих наград
Есть у дедушки-солдата,
А он просит автомат».
Задрожал салон от смеха.
Мчал по улицам трамвай.
Каждый в нём куда-то ехал,
А вокруг был месяц май.
Железные солдаты
На далёких полустанках –
Их не всякий видит взгляд –
Молчаливо и устало
В тупиках они стоят.
Не цепляют пассажиры
К ним букетики из роз.
А названье той машины
Всем известно – паровоз!
Мчал по рельсам очень быстро
Он, победой одержим.
Из трубы летели искры
И валил с гудками дым.
Миномёты, танки, пушки.
На отдельных из платформ
Очень грозные «Катюши»
Мчались некогда на фронт.
А оттуда, из санбатов –
Фронтовых госпиталей –
Возвращались в жизнь солдаты
С окровавленных полей.
Все они теперь старушки
И деды под сотню лет.
Кто в коляске, кто-то с клюшкой,
А кого и вовсе нет…
Как железные останки
Давней силы боевой
На далёком полустанке
Полосы прифронтовой.
Письмо в 41-й год
Без вести пропавшему солдату
Где-то, где-то той огненной осенью
Ты пропал в сорок первом году,
И тогда же черёмуха бросила
Зацветать в нашем старом саду.
А в комоде, под старенькой скатертью,
Треугольников целый завал.
Эти письма твои нашей матери
Всю войну за тебя я писал.
Ты б сейчас в ветеранском-то звании
Восседал в орденах боевых,
Ведь в погибших ты вроде не значишься,
Хоть и нет в перекличке живых.
А за полем, за черною пашнею
Сединою покрылась верба.
Младший сын твой,
Братишка мой младшенький,
Стал, батяня, постарше тебя.
Я брожу над чужими могилами.
На гранитные плиты кладу
Георгины, тюльпаны и лилии,
Что в твоём распустились саду.
Может, где-то, в каком-то селении
Есть похожее в чьей-то судьбе:
По душевному просто велению
Кто-то так же придёт и к тебе.
Обман
В сентябре пошли ребята
В школу шумною гурьбой.
Кто-то в первый, кто-то в пятый,
А вот Оля – во второй.
Только в классе стало скучно
Ей уже на третий день.
Что ребятам здесь научно,
Для неё же – дребедень.
Ненавистны ей тетрадки.
Ну зачем ей этот класс,
Если кушать шоколадки
Можно просто не учась?
И сказала маме Оля,
Пробудившись поутру:
«У меня такие боли –
Я, наверное, помру».
Папа вник не понарошку
В беспокойстве за неё.
Тотчас вызвал неотложку
И остался ждать её.
И по улице московской
Второпях, под сотню миль,
Белый с красною полоской
Выл и мчал автомобиль.
Заблудившись в трёх проспектах,
Не на шутку, а всерьёз,
В санитарную карету
Справа въехал плитовоз.
Плохо или хорошо ли,
Из машины, битой в прах,
Через час в квартиру Оли
Врач вошёл на костылях.
А в квартире по старинке,
Все обычаи храня,
Собралась, как на поминки,
Вся ближайшая родня.
Папе звякнули из главка.
За неявку на отчёт
Дали полную отставку,
А курьер прислал расчёт.
И маманю не забыли,
То есть всё наоборот,
Просто-напросто лишили,
Что искала целый год.
На момент, когда в квартире
Появился этот врач,
Оля раза три-четыре
Заводила тихий плач.
Вдруг шепнула маме Оля,
Одеяло теребя:
«Никогда не буду боле
Я обманывать тебя».
Изменить судьбу несложно –
Каждый сделать это рад.
Если б только было можно
Всё вернуть на день назад!
Колыбельная
Потемнело. За окном
Появился месяц тонкий.
Засыпают крепким сном
Все мальчишки и девчонки.
Спит слонёнок у ручья.
В тундре – медвежонок.
Дремлет зайкина семья.
Рыжий жеребёнок.
Спит на полке синий кит
И компания из кошек.
Экскаватор тоже спит,
Уронив на полку ковшик.
Звёзды в небе тут как тут,
Над трубой и домом нашим.
Дети за ночь подрастут
И немножко станут старше.
Крепко, сладко спят они,
Дети всей Отчизны…
Пусть мечтательные сны
Претворятся в жизни.
Об авторе:
Георгий Иванович Бурцев, родился 25 ноября 1950 года в городе Холмске Сахалинской области. Служил. Учился. Работал мастером на стройке. Главным инженером в театре. Редактировал газеты. Написал много песен к театральным постановкам. Преподавал в школе. Участвовал во многих литературных конкурсах. Занимал призовые места. Состоит в Союзе журналистов и писателей. Сейчас на пенсии. Проживает в Москве.
