Мы живём в мирах сопредельных…

Лидия РЫБАКОВА | Поэзия

мужчина и женщина

Мужчина

Моё место в его постели.
Его место в моём сердце.
Мне следить, чтобы пили-ели,
а ему – посыпать перцем.
От краев счастливой охоты
отвлекает меня мужчина!
Я смотрю, и думаю: кто ты,
суть безумия и причина?
Но не лучше и я – помеха,
отвлекающая от жизни.
Зов, стенание, или эхо
звона чаш на прощальной тризне.
Нам – успеха искать отдельно,
нам – геенны свои, и кущи,
хоть аккордно бери, хоть сдельно,
лишь бы кофе сварить погуще…
Мы живём в мирах сопредельных,
и едва приоткрыта дверца,
моё место в его постели,
его место в моём сердце.

Предательнице

Не применяясь к подлости людской
и принимая клевету как данность,
упорно эту глупость или странность
лелею, сохраняя непокой
бессонницы. Смеясь или скорбя,
стараюсь отыскать в комке амбиций
причину, чтобы сызнова влюбиться
в недобрую, влюбленную в себя.
Она как жизнь, без жалости и смысла,
как тот ручей, что подо льдом течёт,
дум в голове её – наперечёт,
неразделимых, как простые числа.
Предать, убить – ей просто. Ничего,
как начинить пирожное отравой!
Ей наплевать, что станет делать правый,
и что оставит подлость от него…

Чего я жду, пытаясь гнев сдержать
и боль простить? Она не знает чувства.
В ней лишь умение, а, может быть, искусство:
дышать как жалить, жалить как дышать.

Надоели банальности?

Надоели банальности?
Буквари надоели?
Узко платье реальности,
натянулось на теле.
Так и жду – лопнут шовчики
и, как леди из ложи,
ягодицы и копчики
улыбнутся прохожим…
Плюйте вслед, горемычные!
Не заметят – обидно, да?
ваши выпады личные,
ваши вопли бесстыдные.
Неприкрытые истины
неприлично простецки.
Многократно освистаны,
но открыты по-детски.
Не пытаются нравиться,
не стесняются – просто
всё равно им, что давятся
злобой
малые ростом…

Тайны

Я не знаю никаких
тайн.
Память впаривает мне
ложь.
Мифы пишут нынче он-
лайн,
им цена в базарный день –
грош.
Как кино ушедший день
пуст.
Пляшут куклы просто так
твист.
Лишь, роялем занырнув
в куст,
смысл, как божия роса,
чист.
Не даёт дышать аркан
дней.
Так ли тайна нам нужна,
брат?
Было, сплыло, да и шут
с ней.
Адрес прошлого – костёр,
ад.

Венецианская маска

Примеряю чужие лица…
Может, вольто? А может, птица?
Кот? Не надо – пугают мыши,
и не в радость гулять по крыше.
Может, баута? Плащ из шёлка?
Лик загадочный? Треуголка?
Или доктор? Ну, нет, не стоит.
Нос рубильником беспокоит.
Дама! В ней мне легко и ловко!
Перья, кружево, плиссировка!
Стразы, краски… но отчего же
на живую она похожа?

Не снимается! Странно, жутко…
Карнавальная злая шутка?
Или рок им переродиться
лицам в маски и маскам в лица?

Дева

В городе жили двенадцать дев,
желанных, как влага в зной.
И вслед им глядели – кто прав, кто лев,
и кто женат на одной.
И опускали стыдливо взор
одиннадцать пар глаз.
А пара одна смотрела в упор,
прищурившись напоказ.
Скучали скромницы по домам,
прятали красоту.
Грешницу видели тут и там,
чаще всего в порту.
В древнем соборе играл орган,
душам даруя свет.
Кротких одиннадцать были там,
смотрящая прямо – нет.
Как к небу тянется колосок,
с крыши течёт вода,
мгновенья сыпались как песок,
складываясь в года.
Кто мужу отдан, кто смертью взят,
кто в келье тесной закрыт…
Лишь о двенадцатой говорят,
что потеряла стыд.
Вслед ей плевали и стар, и млад –
виданные ль дела!
Мерзостной этой – дорога в ад –
невенчанной родила.
Надо бы грешнице волком выть,
ползти на коленях в храм,
плакать, поститься, лбом оземь бить,
чтоб отмолить свой срам,
а нечестивице трын-трава,
пляшет за горсть монет!
Смотрит не робко, словно права,
совести, видно, нет.
Как к небу тянется путь земной,
к морю бежит река,
минуты падали по одной,
складываясь в века.
И постепенно, за слоем слой,
грязь смыв с лика… с лица!
ловим мадонны мы взгляд прямой.
И плачем, раскрыв сердца.

Путь

«Не говорите мне дежурных фраз,
давайте лучше помолчим немного», –
она смотрела только на дорогу,
не поднимая несчастливых глаз.
«Не говорите мне ненужных слов
без смысла и души! они для вида…», –
и в полудетском голосе обида
звучала очевидно.
Крысолов,
не слушая, всё шёл
и шёл,
и шёл,
и ласково свирель его звучала.
Как будто бы звала начать сначала,
вернуть, понять, простить того, кто зол…

Был в музыке покой, и зов, и сон,
но путь, петляя, вёл всё ниже, ниже,
и с каждым шагом становились ближе
объятия воды и жалкий стон.

Инквизитор

Гори огонь, гори! Мир очищай от скверны!
Лишь Ты, Господь,
рассудишь точно там, где я судил примерно,
терзая плоть.
И если был навет, ошибка или злоба
пустых людей,
за все держать ответ придется мне за гробом
в руце Твоей.
Тогда душа моя смиренно примет долю,
что суждена:
в геенны алый зев шагнет по высшей воле,
обожжена.
А те, кого я здесь напрасно предал казни,
забудут страх
и вспомнят обо мне уже без неприязни
на небесах.
Пусть даже через боль, но Боже, верю, верю –
грехи сгорят!
Одна душа. Моя. Невелика потеря.
Да примет ад…

Снегопад

Хлопьями лёгкими, перьями пышными
снег с высоты.
Белым по бархату чёрному вышиты
наши мечты.
Сколько привидится, сколько исполнится,
сколько пройдёт?
Будет метлою зачищено дворницкой
и пропадёт?
Смотрят высотки глазами янтарными
зимние сны.
Лишь до утра под огнями фонарными –
свет белизны.
Завтра по снежности, по беззащитности
хлынет поток
тысячеглавый, чужой в монолитности,
словно каток.
Молох асфальтовый лапой наждачною,
не торопясь,
вымесит белое в чёрное, мрачное,
в кашу и грязь.
В кашу! Измелено! В ложе прокрустовом
сладки ли сны?
Мне бы не видеть! Не ведать! Не чувствовать!
Стыть до весны.

Постояли

Постояли. Покурили.
Ни о чем поговорили.
Помолчали. Посмеялись.
Попрощались. Разбежались.
Почему-то заскучали.
Вот ведь не было печали!
Созвонились. Поболтали.
Иногда встречаться стали.
Пили кофе. Пиво тоже.
Не любовь! Нет, не похоже!
У тебя же есть подруга.
Да и я живу у друга.
Нет, не надо. Поздно, поздно.
Это было несерьезно.
Да, сложилось все иначе.
Нет, конечно, не заплачу!

Отпуск. Питер. Море. Чайки.
Экскурсантов бойких стайки.
Ты навстречу – как приятно!
Вместе ехали обратно.
Ключ. Квартира. Ты в разводе?
Без проблем же было вроде?
Да. И я. Как это странно…
Мы ругались постоянно.
Ой, мне с ним так скучно было!
Что? Да брось! Ты очень милый!
Ну конечно, вспоминала.
Что, и ты? Я знала, знала!
Не курю. Ты тоже бросил?
Сколько лет? Почти что восемь…
Если точно, без недели.
Да, я помню. Да, в апреле.

Календарь? И день отмечен?
Что ж молчал-то, человече?
Прогнала? Я? Бессердечно?..
Да… останусь… Да! Навечно!

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: