В опере
В опере
Как неожиданно голос меняет тембр,
С новой окраской срывается на фальцет…
Музыка льётся, слегка ускоряя темп.
Ария Верди, Египет, страны расцвет.
Диву даёшься, по сути – чужой язык,
Звуки же сердцу – волнений девятый вал.
Сколько вложила Аида в предсмертный крик
Боли и горя, трагичен её финал!
Звучный аккорд уронила флейтистка в зал.
Слезы не скроешь, пульсируют нити жил.
Музыка смолкла, её ураганный шквал
Радость небес и страданье земли вместил.
Смейтесь, люди
Только чудо Господне сравнимо
С тем, что дарит нам искренний смех.
Укрывают крыла Серафима
От печалей смеющихся всех.
Смейтесь, люди, задорней и чаще,
Потому что в привольной среде
Чистый смех уготован на счастье,
На слияние пылких сердец.
Смех на завтрак, улыбка на полдник,
Ужин – время душевных бесед.
В том, что я этой нежностью полнюсь,
Ничего в мире радостней нет!
О русской словесности
Какой бесценный дар для нас романы Грина!
Прекрасная Ассоль, неутомимый Грей.
За детские мечты, отсутствие рутины,
За всё благодарю своих учителей.
Наверно, не найти таких, кто не врывался
Умом и сердцем в мир фантазий без границ,
Где три богатыря, Горыныч мчится галсом,
Где поп нашёл Балду, где франт любил девиц.
В такой наследий пласт как веку не вместиться?
Есть Бунин, есть Куприн – высокой прозы фланг.
Светлее от того, что гений Солженицын
За лакомый кусок не продал свой талант.
Их памятен уход, мы рюмки осушаем
За роскошь языка, за колоритность фраз.
Нет меры для души и есть любовь без края –
Подхватит пламя тех, кто временно погас.
Кто-нибудь спросит
Опять я ненастьями запил
Б. Пастернак
Кто-нибудь спросит: «Какой на дворе денёк?
Теплый, холодный?» – И что чудаку сказать,
Если ненастьями запил? Шалаш протёк,
Осиротела без ёмких стихов тетрадь.
Пальцы, увязшие в гриме, ещё вчера
В кровь истирались, латали строкой эфир.
Ныне разлукой на жизнь бьет под ребра страх
И рассекает на счастье и муку мир.
Дело, конечно, в душе, не в красе лица.
Люди выходят из жизни, минувших вех,
Чтобы попасть не с парадного, а с торца
В Божьи пенаты, пока существует грех.
Мне бы к небу, мама
Мне бы к небу, мама, мне бы к небу,
Чтоб гиены, волки не достали.
Овцы блеют, рыщут звери – хлеба!
Рвут овец клинки дамасской стали.
В смертных муках хрип последней дружбы,
Доверяли, агнцы, доверяли.
Час кончины. Душно овцам, душно,
Шерсти клок, из шерсти кожух валян.
Пусть вся жизнь их в ранах и сраженьях,
Снят покров, но суть овечьей веры
Не понять волкам, и на коленях
Овцам не стоять в звериной эре.
Мужик и барин
Так повелось, что на Руси мужик с кайлом, а барин с думой.
Что, если ждать и много думать, прикладывать не нужно сил.
Само собой всё разрешится: возложишь рученьки на грудь
И будешь к креслу задом льнуть, пока в снопы кладут пшеницу.
И если жив ещё мужик, то только силой духа полон,
Ни рубль родной, ни шаткий доллар красть у себя он не привык.
Бывают дни
Бывают дни – от восхищенья дышишь
В два раза учащённей и вольней.
Бывают дни забвений и затиший
С жестокостью взрослеющих детей.
Не спросят, приходя (они же дети)
– Достаточно ли силы пережить
Паденья, взлеты, зыбь десятилетий,
Не разорвав связующую нить?
Она тонка, жаль, детство не хранится
Надолго в нас, не отпускай, держи.
В шитье любви по капле, по крупице
Дни копят смысл, свиваясь в ленту-жизнь.
Собрату по перу
Поверье есть, что для поэта
Сияет яркая звезда.
Она фатальная, и в этом
Её злой рок, его беда.
Душа не хочет примиренья,
То ввысь, то вскачь, то с выси вниз.
Когда в глазах людей презренье
К имущим власть, не до реприз.
Но мы взросли на твёрдой почве,
И наш удел высок, как встарь.
Внутри телесных оболочек
Сияет вечности фонарь.
Когда бы дар
Кто сочинил: не вместе – значит врозь?
Ответьте мне, Золя, Дефо и Диккенс.
Зачем певцу Орфею довелось
Увидеть смерть любимой Эвридики?
Когда бы дар – возможность вместе жить –
Им на земле Аид позволил праздно,
Они верны бы были? Разделить
Уклад смогли бы, побороть соблазны?
Рай нашей жизни хрупок, время влёт
Лишает сил, но худа нет без блага.
Когда бы знал всю правду наперёд,
Не сделал бы навстречу ей ни шага.
Два ангела
Два ангела, два спящих голубка.
Умильна сцена: карусель земная
Сморила сном. На глади потолка
Алмазы звезд от ночника мерцают.
Как мне от зла двух голубков спасти?
Но нет спасенья – им летать по свету.
Как брат с сестрой, как с другом друг, нести
Свой свет сквозь тьму, не растеряв при этом.
Что я могу? И в смерти сохраню
Свою любовь, где времени страницы
Листает Бог, там день не равен дню,
Там ночь – не ночь, а жизнь нам только снится.
Не исчезай
Я не исчезну. Ты просил об этом.
Меж строчек нынче в письмах прочитала.
Красиво объясняются поэты.
Весомей, ёмче, с нотами металла.
Но ты в желанной сердцу простоте
Затепленного искренностью дара
Открылся в первозданной чистоте,
Как юноша с полотен Ренуара.
Я не исчезну, слышишь, не исчезну!
В тот ясный день, когда вдруг стану тенью.
На шорох твой я кинусь, опровергнув
Бесплотность духа губ прикосновеньем.
Что счастье?
Счастлив был и я неосторожно,
Слава богу – счастье не сбылось.
Я хотел того, что невозможно.
Хорошо, что мне не удалось.
Евгений Евтушенко
Как властны в нас желания, от встречи
До встречи проживает человек.
Что счастье? Обещания на вечер,
Сверхмощный взрыв гормонов, долгий век?
Прекрасно быть единственной и верной,
Лишь той, которой к счастью путь открыт.
И вся-то жизнь – биенье сердца, верно,
Творился мир, чем чище, тем навзрыд.
Придёт весна, затеплит дух, и, ластясь,
Сгорят в цвету побеги алычи…
Как звёздам свет, раздал Создатель счастье,
Но умолчал, где спрятаны ключи.
Как Еве и Адаму
Любя друг друга бережно и нежно
От первых встреч до наступивших дней,
Мне о душе твоей, как синь, безбрежной,
Повествовать – что мерить глубь морей.
Весь мир на выдох для влюблённых создан,
Как Еве и Адаму – в помощь нам.
Ты – глаз отрада, мой целебный воздух,
Глоток воды, приникнувшей к устам.
Ты тем высок, что счастье кистью даришь,
Кто сердцем зряч, не раб мошны своей,
Заметит солнце – золотистый шарик,
Что склёвывает с ветки соловей.
Он небо пьёт, посвистывая, гордый,
Возносит трель дыханием земля…
Все взмывы душ – небесные аккорды,
Как ветви древа жизни ты и я.
Созерцатель
Вначале голубь пил из лужи
Себя иного в полный рост.
Затем увлёкся неуклюже
Тем, что студёный дождь принёс:
Листвой опавшей, роем мошек,
И, находясь везде – нигде,
Смотрел, как шлёпает в калошах
Малыш счастливый по воде.
Важнее птице крошек хлеба
В просторы крылья окунать.
За разом раз над кромкой неба
Ей жизнь у смерти вырывать.
Мы с тобой сегодня дома…
Мы с тобой проснулись дома.
Где-то лес качает кроной.
Борис Чичибабин
Мы с тобой сегодня дома.
Посидим обнявшись тихо.
На закате наши души
И сердца обнажены.
То ли сладостная дрёма
Усмирила страсти вихорь,
То ли вечер, в нас вдохнувший
Безмятежность тишины.
Растворяясь в полном штиле,
Вдаль плывём, благословенны,
Мы в небесной пасторали
Эвридика и Орфей.
Белый свет на вечность вылит,
Смерти нет, и пали стены.
Мы в нирване повстречались
До судьбы ещё своей.
Есть такие места…
Есть такие места, где вселенной ты значишься частью,
Где никто и ничем не нарушит душевный покой.
Неизменен где ты, неизменна где я и у счастья
Привкус вишен, омытых к рукам подкатившей волной.
В царстве воздуха дышится вольно, грустить об ушедшем
Сердце больше не вправе, наполнено негой оно.
Будто видишь Психеи, к любви нас навеки приведшей,
Освещённые дали, где ждёт золотое руно.
И под утро, взирая на дымкой подёрнутый остров,
Где багряным румянцем пылает над морем заря,
Как охочий до счастья и верящий в чудо подросток,
Знать, что жизнь глубока и дана, как святыня, не зря!
Будем как воздух!
Будем как воздух! Легки, маловесны,
Крикнув простору «Эгей!».
Будет пусть облик нелепым, гротескным –
Дышится в сини вольней!
Где бы ни странствовал ты, сердце радо,
Что на других не похож,
Что над полями дымится прохлада
И колосится в них рожь.
И утопая спиною в стог сена,
Чувствовать – время взаймы
Божье дыханье даёт сокровенно,
Чтобы дышали им – мы!
Мы пришли в этот мир
Мы пришли в этот мир, чтоб узнать, как он щедр и радушен
Для отдавших ему, не жалея, частицу себя.
Слушать грохот прибоя, раскаты заоблачных пушек,
Что грохочут над взморьем, лазоревым дымом клубясь.
Я люблю эту ширь необъятных и вольных просторов,
Пенясь, волны врезаются в берег, фонтанами брызг
Орошают песок, умеряя безудержный норов.
И взошедшей звезды я люблю живописный эскиз,
Что лучиною Божьей зажглась и, горя в полумраке,
Сыплет искры в глаза сквозь священную толщу небес.
Так неистово жить, не меняя твердь духа на мякиш,
Разве это не смысл, разве это не избранный крест?
Можно быть твоей третьей из списка…
Можно быть твоей третьей из списка,
Антуражем для выхода в свет.
Что филистер я и феминистка,
Клевета из клевет.
Кант был зодчим, мой разум – скульптурой.
Мандельштам разбудил интерес
К жизни краскам, увлёкши натуру
Куполами небес.
Донжуан, с новой целью – победней?
Сластолюбцев, лишь сеющих зло,
Не страхует опорой последней
Серафима крыло.
Бог принимает всех
Паяц или фигляр, святой или бездельник,
Слоняющийся франт иль старый ловелас –
Бог принимает всех, пусть даже в день последний,
Как Собственных детей, как Свой вселенский глас.
Он слышит, как стучит большое сердце в звере,
Как малое – в лжеце и верное в тебе…
Давай беречь любовь, её друг другу вверив,
Мечтаний робкий свет не растеряв в борьбе.
И, если до конца нам суждено стремиться,
Над бездной проносясь, к слиянью наших крыл,
Печаль и горечь дней пусть не туманит лица,
И – что всего страшней – нам не умерит пыл.
Безответная любовь
Мне от вас ничего не нужно,
Будет утро – и канет в Лету.
Иногда так бывает: вьюжно,
Без любви даже знойным летом.
Оттого, что взаимность – птица
И крыла без вкраплений чёрных,
Научилась я относиться
С тихой грустью к судьбе покорно.
Мне от вас ничего не нужно,
Мне достаточно знать, что живы.
Ветерок вновь задует южный,
Ледяные согреет жилы.
И долой холода, ненастья,
Знать: любимы и где-то есть вы!
Просто знать – это тоже счастье,
Без условий и разных «если».
Так сложно отказать
Так сложно отказать, терзая сердце болью.
– Оставь копье врагам, у сильных не проси!
Довольствуйся одной, тебе присущей ролью,
Не походи на тех, кто словом груб и сип.
Так сложно отказать, когда нахрапом лезут
И душу, как тряпьё, на части скопом рвут.
Хоть закалён, как сталь, хоть ковок, как железо,
Настигнет всё одно их притязаний кнут.
Прощать прекрасно, да, но иногда не стоит
Прощенья подлый лжец и правящий глупец.
Свободный и один – ты лучшего достоин,
Высоких рифм гуру́, высоких нот певец!
Взрослею
Взрослею. Верится едва.
Ещё вчера знакомый парень
(с такой же гривой, как у льва)
играл мне с жаром на гитаре.
Замысловатые слова
пленили нежностью и страстью.
И так кружилась голова,
и звёзды падали на счастье.
Что изменилось с этих пор?
В твоих висках – намёк на старость,
как некий юности укор
без объяснений и ремарок.
Не оттого ли, что моя
Душа с твоей соприкасалась,
Неотвратимость бытия
На искры Божьи рассыпалась?
А я люблю
Ты был кумир для многих женщин
По разным личностным причинам.
Ты был немного сумасшедшим,
Что, впрочем, свойственно мужчинам.
А я любила! Это значит,
Что, несмотря на испытанья,
Вживлен в меня особый датчик:
Премудрости и пониманья.
А я люблю! И это значит:
Под веером ресниц сверкают
Глаза, способные иначе
Смотреть на мир, не выгорая.
Мне столько лет
Мне столько лет, что в возрасте щенячьем
Таким, как я, шептали вслед: «Стара».
Так зрячий рассуждает о незрячем,
Имея орган зренья комара.
Ему ли, близорукому, Венеру
Узреть в мерцанье роковом светил?
Давным-давно я следую примеру
Единым хлебом жить по мере сил,
Но прав ли тот, кто сладость не вкусил?
Когда на костылях жестокой правды,
Шепча во свет нелепое «прости»,
Мой дух помятый, высохший от жажды,
Гордыню, как цветок в саду, взрастив,
Советам воспротивившись, стал плоским,
Я разучилась чувствовать извне
Времен и судеб чьих-то отголоски.
И перестало небо сниться мне.
Единый смысл
Когда сплетённая объёмно
Зари пурпуровая вязь
Заблещет в дымке полутёмной,
Очнётся явь, красе дивясь.
И свет таинственным владыкой
Проникнет в мир со всех сторон.
И в этом таинстве великом
Единый смысл запечатлён.
В нас чувства лучшие безмолвны,
Но в близости души родной
Любви живительные волны
Объять способны шар земной.
Актёр
С. Санаеву
Артисту театра им. Луначарского
Что умеет актёр? В роль вживаться, пусть сил – кот наплакал.
Не дожив до седин, постареть в монологе одном.
Быть паяцем, шутом, лицедеем, повесой, гулякой,
На потеху толпы умирать с перекошенным ртом.
Переполненный зал. Блеск софитов. Ценители драмы.
Шорох новых портьер. Восхищённо пронёсшийся вскрик…
И актёр умирает для действа, в азарте упрямо
Хищным бесом театр ожидает означенный миг.
В плеске звуков «на бис» исполнитель выходит счастливый,
И теченье орбит ускоряется, трубы трубят.
Что умеет актёр? Тяжела ли актерская нива,
Если каждую роль он пропустит как боль, чрез себя?
Бабочка
Не отрицай – всё не напрасно.
Жизнь коротка, её полёт
Необозримый и опасный,
Всегда влечёт.
Как легкокрылая, снимая
Нектар с пахучего цветка,
Ныряешь в синь, в объятья мая,
Чиста, легка.
Не ощущая страха, рвёшься
Продлить мгновенья и порой
Трепещешь над огнём и вьёшься
Ещё живой.
Не опали крыла и шанса
Летать свой срок не упусти.
Чтоб не зайтись в предсмертном танце
В чужой горсти.
Дзен
Когда тебя уже давно
Ничто от боли не спасает,
Когда разумное зерно
Безумной жизни ускользает:
Сбрось туфли – к морю босиком,
И ощути единство судеб,
Сядь в позу, выдохни на «ОМ».
Стихия никого не судит.
Она, суровая на вид,
Твои все раны исцелит.
Безднами двух морей
Безднами двух морей
Смотрят на мир глаза.
Это Любовь, за ней –
К выси небес лоза.
Кто не любил в ответ,
Весь, как пружина, сжат.
Лишь излучая свет,
Тьму вытесняешь в ад.
Может, когда эти строки
Преданность! – Разве не прочен
С верностью данный союз?
Плод, что вкусил ты, был сочен,
Только порочен, боюсь.
Жгучим, как мысль, дева взглядом
Бьёт в сеть попавшего влёт.
Речи её – глас Наяды,
Слаще, чем розовый мёд.
Что ж, вожделенье – не чувство.
Сколь мудрецом ни слыви,
Высшее в мире искусство –
Страсть отличить от Любви!
Нет плачевней пустоты
Ты прав, без пониманья тишины,
где звуки неколеблемы и хрупки,
как чувства, неизведанным полны
и до поры сокрыты в сердце чутком,
не осознать всю тщетность бытия,
не наводнить любимыми чертами
порочный круг, безликие края,
не восхитить погасших глаз цветами.
А жаль, ведь нет плачевней пустоты,
где никогда не трепетали астры.
Зашепчет ветер их до немоты,
растреплет гривы в зелени атласной.
Встреча
Он мимоходом, выйдя на перрон,
Увидел поезд, на путях стоящий.
В сознание впечатался вагон.
Как всякий за событием следящий
Со стороны, он огорошен был
Той, чьи слова так принимал на веру,
(Пока в Сорбонне днями ноосферу
С тоскою изучал по мере сил).
Она, как полагается к свиданью,
Принарядившись, плакала навзрыд.
Топтался рядом парень в ожиданье
Конца слезам. И был по горло сыт
Её непримечательной персоной.
Что значит расставанье, знают все.
Когда вдруг бессознательное стоном
Сорвётся с губ во всей своей красе…
Вот странно, ищешь ласк на стороне,
А счастье, что с тобой, не замечаешь.
Зато, когда его вдруг потеряешь:
Всё тайное, сокрытое на дне
До сей поры скупое бытиё
Нахлынет необъятным откровеньем.
Ты, видя отражение своё,
Им устрашишься с явным отвращеньем.
Видно, я простудилась тобою
Странный вечер, пишу и не верю за делом ни слову.
Как-то глупо писать, взяв молчанье твоё за основу.
Да и толку холодным безмолвьем корить, коль волною
Затопила любовь: видно, я простудилась тобою.
В животе и в губе мотыльки – элементы всесилья.
Вьются, рвутся наружу, как рвётся в полет эскадрилья.
Всё, что будет хранимо душой, не отринуто вовсе,
К нам приходит извне с тайным ангелом, призрачным гостем.
И, о стрелках трубя, бег свершающих по циферблату,
Превращает по части любви в пластилин или вату.
Размягчившись от грёз, рассыпаешь невольно крупицы
Ввысь и ниц доброты, как желанное просо для птицы.
Ибо это надолго, врача не зовите, не надо.
Так бывает порой, что болезнь – это тоже награда.
Нужны ли нам слова?
Нужны ли нам слова по вере и по силе?
Смешеньем языков унял строптивцев Бог.
Мы башню до небес соорудить решили,
Чтоб каждый человек возвысить имя мог.
Нужны ли нам слова и в частности – свой голос?
Что вкладывать в него? Любовь по мере сил!
Чтоб бился чаще пульс от чистоты глаголов
И кровь текла быстрей по перекрестью жил.
В словах – стихии три, четвертой – чистый воздух.
Из слов одежд не ткать, но, обретя в дар звук,
Способен человек дарить любимым звёзды
И согревать теплом добро творящих рук.
Разум и чувства
Весь мир – театр, а люди в нем – актеры.
Вильям Шекспир
Из-за того, что я была иной,
Вы не имели власти надо мной.
Юнна Мориц
Я знаю: в жизни так бывает, –
Что, схлынув с отсветом зари,
Страсть сердца ночью остывает
И одиночество царит.
Когда слепая ярость чувствам
Диктует лобный интерес,
Там отрекается искусство
От пьесы жизни наотрез.
И власть – этап в пути, который
У почитателей чинуш,
Не пыла требует с актёров:
Растленья их бессмертных душ.
И тем влияние заметней
На строй плеяды молодых,
Что в тяжбе чувств тысячелетней
Идет охота на иных.
Два мира
Прекрасен день, но ночь прекрасней всё же.
Дремотный сон накроет второпях.
Проход готов: красивей и моложе
Ты каждый раз и мчится время вспять.
Коснуться тех, кто в мир иных желаний
Мерцаньем света тихо перешёл,
Пусть хоть на миг чредой воспоминаний
С душой сольются, вязкой ночи шёлк
К ним стелет путь, под стон певучей скрипки
Он – двух миров связующая нить.
Чтоб светом глаз и теплотой улыбки
С иного мира время расцветить.
Упало слово в сердце – чьё?
Упало слово в сердце – чьё?
Оно вмиг стало горячей.
А то, что мелок ручеёк, –
Лишён он струй воды – ничей.
Нашлась бы нужная струя,
Вела куда, никто б не знал,
Чтоб смог он в русло бытия
Впадать, пусть неказист и мал.
Когда рассвет не ворошит печаль…
Когда рассвет не ворошит печаль
Ушедших дней неистовым дождём,
Не силится душа в его лучах
Восполнить опустевший водоём.
Как женщина – из жил последних, – быть!
Осиливает жизнь с потоком связь,
Так и любовь приходит, чтобы смыть
Невежества рассудочную грязь.
Не в споре, а коснувшись смело искр
От пламени возможностей и встреч,
Как цельный вихрь, как дух свободы чист,
Любовь стечёт горячим воском свеч.
И музыкой в твоей душе – легка
Вновь зазвучит, решимостью полна!
И, как пчела, с душистого цветка
Нектар восторгов соберёт она!
***
Лист, под листом – трава, а под травой – дыра.
Ну и летят в неё мысли людей, слова.
Если б Земля могла мощью всего ядра
Испепелить лжецов, может, была б права.
Может быть, свет, струясь, соединил бы мост,
Чтобы, не руша связь, люди прошли меж звёзд.
***
Дай мне на всё, Господь, ответ,
Слова живые.
Чтоб ослепивший око свет
Зрачок не выел.
Мой взгляд, проникший в темноту,
В ней не блуждает,
Не мечется, а на лету
Её пронзает.
Холод сердца
Как ливня колют бешеные стрелы!
В баклуши бьёт как за рекою гром!
Деревья клонит ветер оголтелый,
Скрипит колодец, бряцая ведром.
Такой ажиотаж на белом свете,
Бушует вихрь, в неистовом огне
Стенает синь, два путника и третий,
Кто между ними встал, ночей черней.
Названье есть ему, он резв и молод,
И рьяно свищет, рыщет, в стуже дней.
По плечи в землю, как гигантский молот,
Вбивает двух он страждущих людей.
Не оставляя шанса вскинуть руки,
Прильнуть друг к другу, прошептав:
– Живи.
То – холод сердца, фаталист, сын сукин,
Но он боится пламени любви.
Ни слово, ни отказ уже не опечалят…
Ни слово, ни отказ уже не опечалят,
Ни развенчавший дум души самообман.
Ложатся в строки боль и грусть немой печали,
И, окунаясь в ночь, клубит в дали туман.
Бог курит трубку (ох), и в табака понюшке
Заключена, быть может, вся пышность бытия.
Пускает кольца вдаль, а на Земле кукушки
Года считают тем, кто жизнью сыт и пьян.
***
Не отводя очей, вылей тоску души
В бездну морской воды и не дыши.
Так, затаив, не вдох – выдох, вода сквозь нас,
Умилосердив боль, выйдет из глаз.
Не принимаю, пустота
Не принимаю, пустота
Ни разум зла, ни сердца скудость.
Хоть сотни раз произрастай,
Верней тем будет света чудо.
Как от тебя вдали светло,
Незрячий знает, благо видит
Не зреньем – сердцем и назло
Чертям всем добр и безобиден.
Душа одна роняет слог
На чувства парой вольных крыльев,
И гонит по сосудам строк
Любовь к земле, в мир слово вылив.
Реминисценция
Мы все – немного демагоги
На этой лучшей из планет.
Элла Крылова
Мы все – немного демагоги
в своей измученной стране.
Вести пространно диалоги
желанней правды и важней.
Живём в хоромах, забывая,
что с незапамятных времен
сбивались в слаженные стаи,
избрав себе вождей племен.
Поесть бы мяса, да сырого,
и шкуру мамонта к ногам!
Конечно, в сфере мирового
процесса – есть угодно нам
и упиваться светлым завтра
без размышлений и дилемм.
Но призрак вечного разврата
всё ж сохранится на Земле
для здравомыслящих потомков.
Лет через «цать», на глубине,
среди распластанных обломков
и неприкаянных теней
найдут свидетельства былого
великолепия царей.
И описания святого
не столь окажутся верней,
чем созерцание распада.
Так Homo Sapiens устроен,
лишь обойдя все циклы ада,
отделит плевелы от зерен.
Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!
Улыбайтесь, господа, улыбайтесь!
В круг, очерченный для вас, не вмещайтесь.
Ширьте грани, смерть вещей недалече,
Лишь душой своей велик, человече.
За нигде, за веществом, за пределом
Кто-то есть, Кто в душу зрит – Отче в белом.
Воздух, пламень, твердь, вода – все стихии
Сотворил Он для двойной синергии,
Для обмена, для толчка, смысла жизни,
Для того чтоб не робеть телу в тризне.
Для того чтоб были мы – свет от света,
Улыбайтесь, господа, просто это!
По силе веры
Грохочет с неба Божий глас
Наречиями древних.
Земля водою разлилась
К подножию деревни.
Церквушки старенькой обвод,
Как любомудр сторукий,
Под тяжестью потока вод
Грехов смывает муки.
По силе веры благодать
Расходится лучами
Блаженство миру даровать
небесными ручьями.
И чем глас громче, тем верней
Земля подарит всходы
Озимыми грядущих дней,
Дыханием свободы.
Зимние зарисовки
Снег солью оседает
На позвонках ветвей.
Что нас не убивает,
То делает сильней.
Оконной рамы площадь
Окрашена в сурьму,
Кто сильный, тот не ропщет
На тяжкую судьбу.
Ты спросишь: что же слабым –
Сворачиваться в жгут?
Бывает, в жизни малым
Довольствуясь, живут.
Бывает, крошка хлеба
Спасает мураша.
Озимой рожью неба
Колосится душа.
И если взять за базис,
Что доброта и труд
Усиливают связи, –
Рожь неба в жизни жнут!
***
Светло, светло в глазах – и что?
Им не увидеть рая.
В прихожей брошено пальто.
Была ли ты – родная?
Не сон, не дымка – красота,
Вакханка в стройном теле.
Коснулась нежно лба, как та,
Чей поцелуй смертелен.
Для счастья есть
Для счастья есть весна, свод неба ясно-синий,
Лазурная вода в объятьях голых скал.
Лебяжьи облака и горизонт в рубине –
Всё то, чем дух силён, что зоркий глаз ласкал.
Люблю смотреть на мир, воскресший ранним утром,
Когда сочится свет сквозь прорези теплом.
Люблю смотреть, как льёшь в бокал из перламутра
Игристое вино и грезишь о былом.
Мне без тебя – ни дня. Ты сердцу – высь и пристань.
Прижав к своей груди, желанный и родной,
Даруешь рай земной, медвяный и душистый.
И не вместить всю жизнь в мгновение одно.
Была ли ты?
Была ли ты? Остался воздух.
Кружится дымкой золотой.
Была ли ты? Лишь гулкий отзвук
Шагов по улице пустой.
Я не ограблен – перемолот
Прощальной речью и тобой,
Как мотылек, булавкой вколот,
Стынь воздух, вейся предо мной!
Ты вдох и выдох, вихрь чувства
И в благосклонности своей
Не слышишь дьявольского хруста
Рук расстающихся людей.
Душа
Медвяным воздухом природы
С благоговением дыша,
Приумножает силу Рода
Тысячелетняя душа.
Как в музыке – преображенье
Небесных гамм и чистых нот,
Душа – напев и отраженье
Непостижимых сфер, высот.
Мотив тоски, мотив разлуки –
Лишь отблеск участи земной.
А эти ноты, эти звуки!
Восторг, блаженство, томный зной.
Какое время б ни застала,
Расцвет и крах каких бы царств,
Её обитель – где начало
Не начинается с конца.
Преемственность поколений
Я верую, что в детях повторяюсь.
Когда придёт час смолкнуть на века,
В стихах моих нетленных, (улыбаюсь)
Я претворюсь в блаженство ветерка,
В поток златой божественных колосьев
На русском поле – поле перспектив.
Что смерть? Один позвал? Многоголосье?
Иль вечности дарованный актив?
Как отрицанье знаний и науки,
Струёй теку средь белых тубероз,
Вдоль берега вселенной, лиры звуки –
Вхождения души апофеоз.
Незыблем здесь порядок, дух за муки
Получит в дар ход будущих времён.
И многие сокровища для внуков
Возможны станут: цикл определён.
В деревне
Видимо, ангел невольно уснул,
Коль шаловливые бесы
Пряжи небесной увесистый куль
Выжали на Перелесок.
Стёжки оплыли весенним дождём,
Мак сердцевину рассеял,
Алые зори окрасились в нём,
Россыпью рос богатея.
Видишь? Алёнушка вышла – и вот,
Брат не из лужи ли выпил?
Бог – очевидец, деревня плывёт,
Прямо в черемухи кипень.
Ласковой сказке поверив скорей,
Чем одиссее столетий,
Тем и живут здесь полсотни людей –
Божие вечные дети.
***
Паук на потолке.
Слеза – тоски девица
Блеснула на ресницах
И кинулась к щеке.
В такие дни углам
Приходится несладко.
Искривлены сетчаткой
И зычны голосам.
Как между сосен двух,
Любовь в них заблудилась.
Когда б не Божья милость,
То б испустила дух.
Как жаль…
Как жаль: не с первым хрустом позвонков
Костяк судьбы распознаёт сигналы.
Что в царствии надменных дураков
Уму отводят промежуток малый.
Что век, как Авгий, грязь копя в углах
Мирских конюшен, за признанья клячу
Рублем разменным быта на глазах
У бытия расплатится на сдачу.
Жаль, что для завтра следует скрести
По прошлого сусекам, ведь обяжут
Свой крест до Воскрешения нести,
Разматывать грехи свои, как пряжу.
Что может статься так: ты не умрёшь,
Бессмертие в обмен на вдохновенье.
Но как понять, что ты любви не лжёшь,
Коль нищ строкой с великими в сравненье?
Звезда любви
Звезда Любви сияет всех сильней,
И злу быть рядом нестерпимо с ней.
Сад в сиянии золотом
Ветвью сливы вползает в дом.
Вишни спелые налегли
Алым соком на сок земли.
Птица свистнет, задержит вдох:
В сердце птахи стучится Бог,
В землеройки, в ежа, в моё,
Он повсюду, в ручье – ручьём,
И светилом в ночи, когда
Для меня упадет звезда,
Ей ответной слезой из глаз
Благодарность любовь воздаст.
Зла превыше она, взрослей,
Жизнь и смерть отразились в ней.
Жизнь – не много и не мало
Жизнь – не много и не мало –
Богом данная уловка.
Экспрессивное начало
И минорная концовка.
Что ж, наш век золоторунный
Канет в Лету виновато.
Плачьте, порванные струны,
Сардоническим стаккато!
Обедняя мысли, строки
Фибр души не задевают.
И в поэзии не Блоки
Кровью рифмы истекают.
Не Тургеневы до пены
На губах о счастье спорят.
Продают за грош блаженных
Те, кто алчут крови, сборищ.
Жизнь даётся смысла ради.
Зри не поверху, а в корень!
Тот для общества отвратен,
Кто другим приносит горе.
Проникание
Шаг за шагом в разлуку:
Сто непройденных вёрст.
Ты любовь узнаёшь по звуку
С неба рухнувших звёзд.
Продвигаясь по курсу:
Жизнь благая в чести,
Ты любовь узнаёшь по хрусту
Пальцев сжатой кисти.
Шаг за шагом – бессилье
И крушенье основ.
Ты любовь узнаёшь по силе
Проникающих слов
В сердце, чей эфемерен
Груз. Ответствуй – любовь!
Ты её узнаёшь по мере
Попадания в кровь.
Иронические стихи
Звук выпавшей из клатча сдачи
напомнил о насущном дне.
Глотнув быстрее чай горячий,
(несладкий сладкого вкусней)
я утвердилась в смелой мысли:
мужчины всякие важны!
Так, ухватив одну из истин,
вдруг понимаешь, что штаны
не зря протёр сегодня в баре.
(Маячит парень на канале,
всем рекламируя трусы),
Играет зайчик на бокале,
я нервно дергаю часы
за ремешок, стянув запястье.
Надежда есть, нет дюжих сил
поймать за хвост благое счастье,
(тот тип, в трусах, довольно мил).
Ах, Боже правый, не до жиру
в столь переменчивой стране.
Как терпит муж (меня, транжиру),
хоть верно – истина в вине?
Официант снуёт пред стойкой,
любитель женщин и эстет.
Как хорошо над миром сойкой
летать… наверно… или нет?
Представ перед вами нимфеей…
Представ перед вами нимфеей,
Я верила: искренен рот
Целующий.
Я знала – кровь в венах алее,
Течёт она наоборот,
К Дарующим.
И над головой – кромка дали,
Суть сущего, жезл и ось.
Но в сердце мне демон печали
Вбил гвоздь.
Какое счастье…
Какое счастье с легким ветерком
По жизни плыть, чтоб пелось и любилось!
В кругу друзей, сродни душе, стихом
Мир согревать, пока бы сердце билось!
Быть матерью, сестрой – не мотыльком,
Порхающим от примулы к юдоли.
Не ощущать в лебяжьем горле ком
Сомнения, отчаянья и боли.
Пусть околдует нежно сердце песнь,
Нетронутой красе цветов подобна,
Ты – женщина – щедрот и пыла смесь,
И, как Любовь, доподлинно не дробна!
Мы – провода, а где же ток?
Целую ямку над ключицей
И губ каемку восковых.
Я верю – счастье приключится
Внезапно, истово, под дых.
Вот потому подчас бывает:
(О циркулярный дней виток!)
Нас друг от друга отрывает,
Мы – провода, а где же ток?
Мне нужно в долгий ящик отложить
Мне нужно в долгий ящик отложить
Большим гуртом щенячьи лейтмотивы.
Неведомо без сожалений жить,
Не улучшая тишину.
Брюзгливо
От правды сипнуть и во благо слов
Отречься от наитий и от доли.
Каков рыбак, таков его улов.
Бессилен гений, если мир сей болен.
Неистребима в сердце верность клятве
Неистребима в сердце верность клятве!
Лишив меня прилива мыслей, слов,
Какие зёрна извлекли вы в жатве?
Каков ваш многочисленный улов?
И вы, и я встречались не однажды.
Вы помните все жизни, я же – нет.
Но не унять неотвратимой жажды
Непостижимый обнаружить свет.
…Во тьме плутать сообразно природе,
И в глубине явлений видеть суть.
Я знаю, что стремление к свободе
Ценой усилий трудных стелет путь.
До мира ли?
Мужчина ты, а кто из сильных
Не жаждет в бой вступить со змеем?
Неистовей телесной силы
Жестокосердие злодея.
На бытие охотник мрачен,
И дичь – вопрос чутья, не мыслей.
Как сердцем можно стать богаче,
Когда всего превыше выстрел?
До мира ли, мельчая духом,
Нужна ли поступь Голиафа?
Когда кругом одна разруха,
Живущим в ней не до метафор.
И в пляске атомов, молекул
Глоток воды – рублей за триста!
Но содержимое сусеков
Не обменять на воздух чистый.
***
Если есть «в никуда», то должно быть «откуда».
Всё, что божьей коровке Бог нашепчет вдали,
Он нашепчет слону, попугаю, верблюду,
Всякой твари заселённых планет и Земли.
Здравствуй, что ли, а время – предатель несносный.
Есмь и будешь, ну а мне же, как мухе меж рам,
В энный раз на Земле пересчитывать весны
И петлять по своим же следам.
Твоя любовь – цветущий сад
Сквозь жаркий спор добра и лиха,
Сквозь гул и гам совместных лет
Твоя поддержка – верный выход
Из мглы житейской и сует.
И столько света в этой силе,
Наитья чувств на мирный лад!
Как будто в выси золотили
Твою любовь – цветущий сад.
Сердцам ликующе, как в детстве.
Слетают ангелы с небес
Полюбоваться, как божествен
Земного сада дивный блеск.
Привыкай дорожить малым
Я бываю с тобой мало,
Привыкай дорожить малым.
Я хожу, как лунатик, по крышам.
Слышишь
То же самое, что и я,
Сквозь преграды и стены пройдя?
Зоркость взгляда, чем шире – двоится:
Две луны, солнца два, люди-птицы
Наблюдают с другой стороны.
Видишь это?
Тогда мы равны.
Между жизнью и смертью – ушко,
И пройти сквозь него двум легко,
Если есть ощущение неба,
Не деньгами, не златом, а хлебом.
Мне говорят: чудачка
Мне говорят: чудачка – и смотрят вослед.
Правда нужна ли? Изгоем не лезь на рожон!
Столько таких, кому вовсе не нужен свет,
Сколько таких – претворяющих Армагеддон.
Мне говорят: близко к сердцу нельзя – и в крик:
Стоит прощать, если люди обманут опять?
Я не поверю и верить не стану – пшик
Время земное, коль чуда по вере не ждать.
Это оно! Слышишь: в доме гулит малыш,
Разве не чудо – прижаться и запах вдыхать?
Разве не чудо, когда для других звучишь
Божьей струной? Неизбывную нежность объять!
Мне говорят: будь как все – в две дырки сопи,
Жилы не рви понапрасну, кто резок – гибл.
А я живу, не боясь в зыбь зыбей ступить,
Если уж биться об стену – так вдребезги!
Вода везде
Весна – одно, а паводок – иное.
В испуге бьют крылом, как птицы, ветки.
Льёт дождь косой, сечёт, трещит и ноет.
Вскипают русла, листья вишен клейки.
Вода везде, ускорив пыл, стекает
С тиснёной кожи по скалистым жилам.
Ей в смене зорь бежать и, возрастая,
Смести с пути земного, что отжило.
Как в сказку быль вплетается с избытком,
Течёт, журчит, со свежим ветром ссорясь.
Всё шире, шире, по отлогим свиткам
Впадает в глубь безудержного моря.
И пусть ничто не потревожит сны…
И тишина…
Здесь братская могила.
Мы полегли под бременем войны.
Собой земля нас бережно укрыла.
И пусть ничто не потревожит сны.
Мы не смогли добраться до Берлина,
На амбразуры рвались под обстрел.
Плечом к плечу, живая сердцевина,
Мы раздвигали собственный предел.
Глазам темно, оплакивая судьбы,
Роняет ива слёзы нам на грудь.
Пусть всё не зря!
Мы никому не судьи.
Пусть всё не зря!
У каждого свой путь.
Шальная голова – душе покоя нет…
Шальная голова – душе покоя нет.
Как дышит вольно стих под пеленой любви!
Что это – мотыльки иль яблонь майский цвет?
Иль ангельским крылом накрыл день херувим?
Вины на мире нет – дремотный строчек свет
Тревожит не всегда сетчатку бытия.
Тот, кто не ждёт похвал, – особенный поэт!
Быть может, и к нему примкну однажды я.
Быть может, в новостях поэзии черкнут:
Жил, дескать, здесь поэт – безродный вертопрах.
Писал о том, что дождь, как проволочный кнут,
Бичует тело; как парализует страх.
Когда час молчалив – прозрением объят
Взыскующий поэт, и в царстве грез поют
И флейта, и свирель, и скрипок Божьих ряд,
И в душу – дар небес, живые строки льют!
Ступай себе с Богом
Вломился, как «здрасте»,
«Наше вам с кисточкой, –
Кусая губы. –
Я без тебя так счастлив!
Ты – не Гекуба.
Жертвовать не готова
ради меня и мамы.
И не синьора Болла
В англитской драме».
Что же – флаг в руки».
Ступай себе с Богом.
Отчужекнижил.
Нет для примера русских?
Гребу
слогом
В словесной жиже.
***
Видимо, страсть не при чём,
Что же тогда сердцу надо?
Петь соловьём ни о чём
И соловеть от награды?
Друг мой, причин не ищи,
Раньше – не значит быстрее,
И в облаках не свищи,
Всякий найдется пестрее.
Всё пройдёт
«Всё пройдёт», – Экклезиаст вещал,
Скупость станет щедростью на деле.
И пройдёт страстей земных накал,
Стоит ли заботиться о теле?
Стоит ли в полночной тишине
Замещать весь мир вином в стакане?
Всё пройдёт, пройдёт тоска по мне.
Только свет пронзительнее станет.
Больница имени Петра
Внутри очерченного камнем круга,
где поневоле чувствуешь себя,
(когда приходишь навестить подругу)
беспомощным, как малое дитя,
стоит больница имени Петра,
скорей всего святого. Ну а впрочем,
от святости здесь пухнут доктора,
все виртуозы дела, виден росчерк,
оставленный на теле у мальца,
(хирург был в стельку пьян, забыв о долге:
вид ангельский, а сущность подлеца).
Он каялся, потом, усталый, в морге
отцу ребенка, отводя глаза
и осеняя грудь знаменьем крестным,
что шанс один был лишь на миллион.
Но выглядел неискренним и пресным,
как будто проглотил большой лимон.
И тут отцу закралась мысль невольно,
зачем таким прощает души Он?
Пока ход мысли протекал крамольно,
узрел он – то ли явь, а то ли сон:
идет по свету Дзен Мудзю – учитель,
какой-то деревушки старожил.
С вопросом к старцу кинулся: «Скажите,
а почему Господь так утвердил:
коль одному ты не простил, то значит,
и всем?
Ученье просветленья таково?
Изрек учитель: «Друг, добро как мячик –
летит ко всем, коль произвёл его».
… Спасает заблудившиеся души
отец без малого второй уж год,
растет кривая выживших, нарушив
кривой умерших двух столетий ход.
Шали, о сердце, нынче смело
Что день грядущий нам готовит?
Коварство лжи? Запеленай
Меня в объятья, зову крови
Противиться – не верить в рай.
Когда на мирном небе тучи
Сгущаются поверх голов,
Незрелые сердца дремучи,
Как лес непроходимый слов.
Не бойся чувств, пятном на белом
Листе – полдольки – пол-лица.
Шали, о сердце, нынче смело,
Шуми ты звонче бубенца!
Благодать
Какая всё же благодать –
Знать, что мир вечностью увенчан!
С лучами первыми вставать
И быть счастливейшей из женщин!
Знать, что упрямый Фаэтон
Сражён был Зевсом, спасшим землю.
Что в мире лишь один закон
Для всех живущих в нём приемлем.
Знать, что любовь и чистота –
Свет, чудеса творящий с нами.
Страшнее смерти – пустота,
Твоими зрящая глазами.
Знать, что в бескрайней высоте
Синь отворяется наружу
И остаются рядом те,
Кто ценит не красу, а душу!
Страна моя – Россия
Страна моя – Россия,
Другой такой не будет.
Ведет её мессия
К расцвету жизни – Путин.
Растут прогресса вехи,
Совхозы, веси, села.
Исакий* златоверхий
В синь тянется как голубь.
Страна моя – Расея,
Коль враг подступит – вымрет.
Сотрёт его – злодея
С лица земли в лоб выстрел.
Кто к нам со злом нагрянет,
Лишь зря растратит силы.
Как встарь, ему крестьянин
Приставит к шее вилы.
А кто с добром – срастётся
С землею, пустит корни.
Нет под янтарным солнцем
Отчизны благотворней!
*Исаакиевский собор
Об авторе:
Виктория Шулика, родилась в городе Севастополе. Дебютировала как поэт в журнале «Альманах Севастополя». Кандидат в члены Интернационального Союза писателей. Печаталась в различных изданиях: «Золотая строфа», альманах «Зеленая лампа», альманах «Российский колокол», посвященный С.Я. Надсону, литературный журнал «Автограф», литературный журнал «Russian Bell». Выпущен аудиоальмах к литературному журналу «Российский колокол».
Финалист «Золотая строфа 2009», кавалер медали им. С.Я. Надсона Международного литературно-музыкального фестиваля «Ялос 2016», кавалер медали «Российской литературной премии» «За крупный вклад в отечественную словесность». Награждена: дипломом им. Антуана де Сент-Экзюпери, дипломом фестиваля русской словесности и культуры «Во славу Бориса и Глеба» «За вклад в развитие современной русской поэзии», дипломом 34 Международного фестиваля фантастики «Аэлита» «За крупный вклад в развитие культуры».
Автор сборников «Свет, чудеса творящий с нами», «Пронзенные копьем слова».
