Координаты

Анастасия БРОВКО | Проба пера

argentina

4 января. Где-то в другом городе.

Моя маленькая счастливая сестра!

Твой метод сработал. Я не одна. Настал твой черёд менять свой мир. Помнишь, как выписывала рецепт? Он на антресолях, среди пёстрого хлама. Флаг Аргентины спаси, барахло вышвырни вон.

Целую, Ия.

 

8 января. Дом.

Привет!

Упакованный в картонную коробку хлам многое рассказал о тебе. Проявил, словно лакмус, слабости хозяйки. Ты годами копила ненужное, а тепер свободна, как птица в небе. Я всё сделала, как ты велела. Флаг извлекла, вещи передарила, остальное в топку отправила. Копалась и корпела машинально, то и дело спотыкаясь на мысли, что неплохо бы очистить и свою жизнь от барахла.

Кстати, о флаге, убей меня, не помню, когда предала его пытке фиолетовыми чернилами. И что с ним делать? Обмотаться и пробежаться по улице?

С вопросом, Кира.

 

10 января. Где-то, в стране Пъяццоллы.

Он ворвался в группу первых скрипок камерного оркестра подобно колорадскому торнадо. Сорвался с рекордной высоты и приземлился на стул, на почётное место перед нашим светилом – дирижёром. Я, как и раньше, прозябала во вторых скрипках и, заслоненная грузной Аллкой-виолончелисткой, осталась не замеченой. Как описать судорогу, сковавшую моё тело, как объяснить смешанное чувство, из-за которого вспотевшие руки до боли сжали шейку грифа скрипки? В висках застучал пульс, в голове вертелось слово, оно метрономом отбивало местоимение: он, он, он, он. Я побледнела, стала натирать до блеска взглядом дощатый пол цвета сливочного масла и напрочь забыла ноты. По партитуре будто растеклись чернила, ноты на пюпитре выглядели серой с подтёками бумагой. Не помню, что мы разбирали. Может, Tango: Zero Hour? Словно завороженная, пялилась на его спину. Какой он? Высокий, с растрёпанными светлыми волосами, в выцветших джинсах и клетчатой рубашке, он больше походил на классического ковбоя из киношек, чем на первую скрипку. Ну или на худой конец можно было предположить, что шведский джазист перепутал музыкальные коллективы и забрёл не в те двери.

Как ты поняла, я не просто описала образ понравившегося мужчины. Всё-таки он заметил меня, это было несложно: ноты, чехол, стул – всё свалилось на пол. И громче, чем я, мог греметь только слон в посудной лавке. Благородно оказав помощь даме, которая за минуту, словно осьминожка, сменила цвет кожи от зеленого до красного, он вызвался проводить её, то есть меня, до остановки. Путь к остановке перегородила кофейня, очень кстати построенная местным предпринимателем. Так сработал твой флаг.

– Если бы Бог сидел в первом ряду, – сказал он после удачной премьеры новой программы, – Он бы сотворил чудо, чтобы ты прониклась каждой нотой. Каждая нота дышала нежным чувством.

– Я бы вряд ли поверила ему, – ответила я, кутаясь в пальто.

– Ты не веришь в Бога? – наигранно изумился он и предложил руку, за которую я тотчас уцепилась. Узкий служебный вход – не лучшее место для общения. Музыканты, работники сцены спешно покидали стены концертного зала, расталкивая нас сумками и чехлами инструментов. На его вопрос я промолчала, слушая нестабильный ритм сердца в ушах. Он галантно распахнул передо мной тяжёлую дверь и пропустил вперёд. Оказавшись под звёздным небом среди сугробов снега и буксующих машин, я изрекла с архисерьёзным видом:

– Я верю во всё. Ничего в мире не может существовать просто так, – собственный голос среди шума и суеты мне показался чужим.

– Просто так можно только любить, – слова, прочитанные в книгах тысячу раз, приобрели другой смысл. В его устах они прозвучали естественно. И он был прав. Влечение – естественно, предопределенные судьбой встречи – естественны, любовь – естественна.

Скорее, скорее разрыдайся от счастья и ты. Флаг в помощь.

Целую, Ия.

 

13 января. Дом. Милый дом.

Сижу на ковре. Рядом письмо, измочаленный флаг и бутылка вина-бурдалеса. Денег на что-то качественнее не хватило. Зачитываю волшебные слова с синтетической ткани бело-голубого цвета с золотым солнцем, расположенным в центре. За моим плечом лежит фотография – ты восьмилетняя с пластинкой на зубах, и потешаешься надо мной, скаля ещё не выровненные зубы. Смейся дальше, заплаканная моя:

«Ложись на траву, почувствуй ритм, пульсацию земли, прислушайся, улыбнись. Взгляни на купол ночного неба. Если звёзды покинули свод и над тобой кто-то растянул плотную тёмную ткань неба, то мысленно воссоздай образ театральных звёзд. Помнишь, тебя тысячу раз завораживал искусственный свет, пробивающийся через продырявленную бархатную ширму? И сцена театра казалась настоящим миром? Звёзды повсюду, пусть не всегда и видны. Они на небе, в театре, в тебе, во всём драгоценном металле мира. И в твоих глазах сверкает одна единая звезда. Как тебя зовут? Бега? Кого ты ждёшь? Какое небесное светило будет рядом, когда хочется побыть слабее? Барнард? Представь того, кто прорастёт в тебе и в ком прорастёшь ты своей половиной сердца. Сообщи звездные координаты: прямое восхождение и склонение. Позови светило и пропусти через своё звёздное тело сияние. Забудь всё, что представила. Сверни в рулон театральное небо, или покинь лоно природы. Финита».

Я всё выдумала, сестра. Буквально высосала из пальца, начитавшись разных книг. Твоя победа – лишь твоя. Не ищи того, чего не существует.

Целую, Кира.

 

1 марта. Выходной бывает и у музыкантов.

Моя маленькая Кира.

Чем ты серьезнее становишься, тем ближе к могильной скуке. Готовься стать тетей. Питаюсь обычным счастьем. Ушла из музыки, чтобы создавать свою. Ремонтируем дом. Любим.

А ты?

Ия.

 

1 апреля. Дом.

Тридцать лет. Это много или мало для одиночества? Ты уже не одинока в тридцать два. Вроде бы, одиночества и не было всё это время. Бывает ли поздно для счастья?

Мы достаточно много казнили себя шпицрутенами, уговаривали смиряться с правилами жизни мужчин и женщин. Примеряли цинизм, вынужденно улыбались перед зеркалом. И любые истории про хеппи-энды вызывали лишь снисходительные улыбки. И вдруг тут возник из прошлого этот флаг. Я и не помню, в каком состоянии и под какой дозой эзотерических книг написала эти звездные аффирмации. Но ты права в одном – однажды надо освободить себя, услышать пение детского хора в сердце. Эти дети – несбывшиеся желания, невыплаканные слезы. Я больше не существую как одинокая единица. После полёта и слияния со звёздным небом прошло немного времени. И кое-что изменилось.

Ты знала, что я два года вела блог в Интернете. И никому из настоящей жизни его не показывала. Не хотелось, чтобы люди, изучившие мои повадки и чудаковатости, искусственно поддерживали и кричали: «Давай-давай, ты не одна, мы с тобой!» Я выудила за два года ноль комментариев. Но однажды грозные атмосферные явления перевернули личный дневник, забитый под завязку стенаниями. Звезда Бега получила личное сообщение от звезды Барнарда. Он назначил встречу, прыгнул в метро и разрушил виртуальные границы. Дневник утратил актуальность. Бега, сообщившая как-то раз свои координаты восхождения и склонения, утратила одиночество.

Майское солнце на флаге Аргентины, возможно, носит патриотический характер. Но для меня май – самое душевное время года. Время разгара любви. Я написала на нём руководство к действию, потому что писать было не на чем. Никакого особого смысла в выборе материала под чернила не было. Но я впервые соглашусь с тобой, сестрица: ничего случайно не бывает.

Маленькая счастливая сестра, Кира.

6.04.2013

Об авторе:

Анастасии Бровко 27 лет. Издавалась в винницкой газете «Тумба».

«Передо мной никогда не стоял вопрос – заниматься литературным творчеством, или нет. Я ухватилась за ручку в шесть лет и с тех пор не могла её отпустить, как и не пыталась. Перепробовала немало разных увлечений, видов деятельности, но неизменно возвращалась к письму. Основная тема моих произведений – путь к счастью, путь к самому себе», – говорит Анастасия.

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: