Койот

Ика МАИКА | Проза

ИКА МАИКА

Койот

Есть хочу, хочу жрать. Голод высосал меня почти целиком, оставив только морду и лапы, последнее средство, последнюю надежду, что я извлеку ими хоть что-то из этой плачущей пустой ночи. Вокруг — никогошеньки. Асфальт там, где его выхватывают из синюшной тьмы фонари, — бурый, вздутый, словно изъеденный пустотами живот, и весь покрытый сухими листьями. Я один — черен, как дыра в холсте вон той картины, что корчится в помойном контейнере. Сквозь эту дыру только что прошмыгнул толстый рыжий кот. Я черен, как бездонный алчущий мрак, готовый выскочить из меня, наброситься на все это и уволочь за собой,  в себя… Тихо! Я слышу, как испускает стон железная дверь в одной из высоток. Кто-то выходит из подъезда наружу. И он не один. Сначала женщина. Она так уверенно направляется к арке, что я даже не сразу соображаю, что выскочивший следом мужчина — ее спутник. Женщина оглядывается, пропуская выезжающий со двора автомобиль, и, убедившись, что мужчина идет следом, останавливается вполоборота, как бы нехотя дожидаясь его. Однако настигнув ее, он продолжает идти мимо, не сомневаясь, что силой созданного энергетического вихря повлечет ее за собой. Да! Точно, их двое!

Мужчина и женщина. О, этот запах! Запах страстей! Благодарю и еще раз благодарю всех своих богинь и богов за шанс, предоставленный мне сейчас. Женщина на ходу цепляется за рукав мужской куртки, и они исчезают в темном проходе. Я рядом. Я во тьме, и невидим. Как только парочка выныривает из темной арки на ярко освещенный проспект, ветер обрушивается на них. Барышня сгибается, пряча лицо от ветра. Оба смотрят себе под ноги и… молчат. Мужчина при ходьбе далеко выбрасывает вперед обутые в изношенные кроссовки ноги, ничуть не заботясь о том, что она едва поспевает за ним. Ее ботинки на высоком каблуке семенят рядом короткими шажками, стараясь не споткнуться. Закручивая воронки, ветер выдувает все лишнее на своём пути. Опустошенные его настойчивыми домоганиями, они, кажется, оба сейчас подлетят вверх, раскинув руки и ноги, вместе с листьями и рваными полиэтиленовыми пакетами, потом вихри, изловчившись, выметут из них и это последнее мучительное бессмысленное молчание. И тогда они, схватившись за руки, обнимутся от страха, от мысли о том, что могло бы произойти… Все это мои стариковские фантазии, конечно же, которые с годами становятся чересчур сентиментальными. Долго я плетусь следом в предвкушении, что кто-нибудь из них обронит ну хоть какой-нибудь намек пусть на крохотное  желаньице. Голод продолжает высасывать мои силы. Нужно что-то делать. Нужны решительные меры. Но какие? «Отсечь все лишнее, прежде всего!» — подсказывает мне ветер. Тут же планета,  по которой идет моя парочка, сжимается настолько, что на ней  помещаются только я, старый черный койот, он, мужчина в изношенных кроссовках, она, женщина в ботинках на высоком каблуке, и фонарь. Тротуар замыкается на себе самом, превратившись  в экватор. Вот это то, что мне нужно! Сегодня боги явно на моей стороне, и сила моя со мной, хоть я и голоден. Раз за разом наш дуэт проходит мимо одного и того же фонаря, по одному и тому же тротуару, мимо одних и тех же декораций, и совершенно ничего не замечает. Всё, на что я рассчитываю, оказывается тщетным. Спасибо дружищу-ветру, он, как всегда, в курсе всего и решает вмешаться, закружив листья со звездами воронкой у них под ногами. Дамочка, не удержавшись, ударяется носком своего ботинка о бордюр и, залетев на газон, падает. Поднявшись, вздыхая, с колен, она замечает вышедшую из-за туч луну и вдруг видит меня. Я тут же поспешно исчезаю, растворяясь во тьме. Отряхиваясь, она продолжает всматриваться в то место, где только что мы встретились  с ней глазами. На тротуаре стоит ее спутник, закуривая следующую сигарету, за все это время, кстати, ни разу не обернувшийся  к ней. Сделав несколько неуверенных шагов, женщина вновь спотыкается, теперь уже серьезно ударившись о какую-то корягу. Бедняжка начинает плакать, но тут же глотает слезы, опасаясь потревожить тишину воздвигнутого между ними молчания. Все это время я прожигаю ей спину взглядом. Она чувствует его, оборачивается, и я позволяю луне вновь осветить не только блеск моих глаз, но и зубов. Я голоден, страшно голоден. Женщина понимает это и отчаянно, словно моля о помощи, тоже обращает свое лицо  к Полноликой, будто зная, что та — единственная, кто может ей посочувствовать и помочь. Да… у меня с этой дамочкой много общего! Окинув взглядом крохотную планету под ногами, окольцованную тротуаром, сутулую спину своего спутника, меня, фонарь и вспененный вокруг звездный океан, она зажмуривает глаза, полагая, по-видимому, что я намерен сейчас разделаться с ней. Но  я продолжаю сидеть спокойно, не двигаясь. Жду. Мужчина по-прежнему ничего не видит. И вот тут-то в ее руках что-то вдруг начинает копошиться. Женщиной овладевает удивление и раздражение одновременно. Ей кажется, что это трепещущее нечто рвется совершенно некстати. Несколько секунд она отчаянно борется с ним, в конце концов её руки ослабевают, и ей ничего не остается, как выпустить это наружу. Вначале я думал, что она теребит платок, который она доставала давеча, когда еще оттряхивалась, но оно внезапно вырывается из ее ладоней и взмывает ввысь. Вот! Наконец-то! Желание! Это — ее желание! То, что мне нужно! Оно белой птицей летит в мою сторону. Ну и я — тут как тут. Набрасываюсь и натягиваюсь чулком на мечущееся тельце  в перьях, вовремя успев сомкнуть челюсти. Луна окончательно обозначает все свои бока, становясь абсолютно полной, а я возношу ей свой ликующий благодарный вой. Женщина с побелевшим от ужаса лицом, стоя на коленях, слышит его! Она до смерти напугана, но я продолжаю петь, лаять, выть, называйте как хотите. Это не изменит сути ее желания и силы моего заклинания, благодаря которым к нам начал приближаться гигантский лунный диск. Я-то сразу понял её! От отчаяния женщина пожелала унестись на луну. Точно! Таким было ее желание. Можно лишь догадываться, чем или кем оно было вызвано. Но тем не менее мой голод утолен. Теперь я сыт. И мой долг, моя работа — исполнить ее волю. Итак, диск луны движется прямо на нас. Он останавливается так близко, что, кажется, я могу легко, подскочив, запрыгнуть на него. Повиснув над нашими головами, луна приподнимает хрупкую женскую фигурку над планетой и медленно притягивает её к себе. Моя песня, сопровождавшая весь этот магический процесс осуществления желания, услышана самой Вселенной. Фонарь, ветер с замученными листьями, звезды, тьма, — все смотрят на нее. Все, кроме него, ее спутника с сутулой спиной, который по-прежнему ничего не видит и не слышит. Он продолжает строить вокруг себя свои невидимые стены. Почти растворившись в ослепительном сиянии луны, едва уже заметный силуэт моей подопечной внезапно оборачивается назад. Женщина видит далеко от себя шарик, весь усыпанный осенними листьями, величиной с теннисный  мяч, освещенный с одной стороны нервно подмигивающим  фонариком, малюсенького человечка, смотрящего себе под ноги  и неустанно стряхивающего пепел на тротуар. Она видит, как ветер, собрав абсолютно все листья планеты, опавшие и только что сорванные, пытаясь пробить нерушимый барьер, обрушивает их на ссутулившегося ещё сильнее мужчину. Внезапно женщина вновь оказывается рядом с ним. Но зачем возвращаться? Я ничего не понимаю. Ведь желание её исполнилось?! Ну, что ж! Воля, как говорится, ваша. Что касается меня, то этого достаточно, чтобы перестать и вовсе интересоваться ими обоими и пойти наконец-то выспаться. Земля, закружившись быстрее, расширяется до своих естественных пределов и становится такой, как прежде. Растерянная и озадаченная луна нехотя и медленно возвращается на свою орбиту. Перед вознесенной и ее ухажером зажигаются фонари. Много фонарей, мимо которых им предстоит еще пройти, прежде чем они попадут к себе домой. Вот, казалось бы, и все. Но между его изношенными кроссовками и ее ботинками на каблуках неожиданно проносятся чьи-то бойкие казачки, потом сапоги на шпильках, потом еще непонятно какие непонятного пола «прощай молодость», затем людские ноги уже текут бурным потоком, вернее, в два потока — один в одну сторону, другой — в противоположную. Я мечусь между ними. Всего за несколько секунд мои герои оказываются на таком расстоянии, будто между ними ничего и не происходило вовсе и они все это время только бежали друг от друга в разные стороны как ошпаренные. Я не тот койот, что носится по пустыне в поисках падали. Таких как я, порожденных нескончаемым процессом эволюции, становится все больше. Я поедаю человеческие желания. Для меня город — гигантская помойка. Помойка мыслей и желаний. Ими я и питаюсь. Не должно быть хороших или плохих, все желания равны, согласно нашему кодексу. Тогда только их хватит на всех моих собратьев. Но иногда я позволяю себе расслабиться и предаться наслаждению, ведь я старый койот, знаю вкус и цену каждого человеческого желания.  А вот для людей этот так называемый мусор может стать роковым. Кто-то благодаря нам восхвалит Создателя, а кому-то —  заказывать панихиду. Никто не виноват, — сам пожелал! Чем больше нашего брата, тем быстрее осуществляются людские мечты, какими бы они ни были. Мне понравилось её внезапное желание унестись на луну, и я сделал всё, что было в моих силах, чтобы оно осуществилось. Но она сама же и отменила свое решение. Женщина может. Я, честно скажу, был не совсем рад этому. Сосредоточившись на ней, я не заметил, как тот сутулый тоже успел выпустить своё желание наружу.

Но кто из пожирателей успел проглотить и переварить его грандиозный замысел, отдающий чесноком и жареным луком?  Я мечусь в чаще ног, пытаясь разыскать своего собрата. Бесполезно. Ног — все больше и больше, и моей единственной заботой теперь становится спасти свои лапы и хвост. Я уже не в состоянии звать луну и не могу больше глотать какие бы то ни было пожелания, пусть даже они во сто раз вкуснее прежних. Спасти свою шкуру — вот моя задача! И я, честно говоря, хочу забыть про какую-то там женщину и ее хахаля. Плевать! Пусть выпускают свои страстишки, хотения там всякие направо-налево! Мне что за дело?! Вдруг земля под ногами раскалывается. Я оглядываюсь, чтобы понять, что происходит. Оказывается, та тьма народу, которая движется в одну сторону, тащит за собою одну часть планеты, а другая часть толпы тянет ее в обратную. Мне удается, с перепугу оттолкнувшись от чьего-то затылка, взлететь на несколько мгновений над людскими течениями. Я тут же бросаю свой взгляд в то место, где оставил свою парочку. Оно оказывается на отколовшейся половине планеты. А там сидит… Кто бы вы думали? Тот самый кот, рыжий жирдяй, облизывающий невозмутимо свою заднюю лапу и хвост. Мое презрение к этому виду собратьев-пожирателей не позволило мне тогда еще приглядеться к нему получше. И вот результат.

Я не могу просто взять и уйти! Мне почему-то важно знать, что с ними будет. То, что я вижу в следующем прыжке, меня радует, но и заставляет поволноваться. Я скулю, потом прыгаю ещё и ещё.  Я продолжаю подпрыгивать вверх, пока есть силы. Я вижу, как  в это время они оба пытаются продраться сквозь толпу. Несколько раз массы людских тел растаскивали их в разные стороны. Наконец им удается сцепить свои ладони, а затем и вытащить друг друга из враждебно настроенных потоков обстоятельств, людей, мыслей и прочей чепухи на образовавшийся тут же островок под их сцепленными над пропастью руками. Толпа исчезает так же неожиданно, как и появилась. Вот они стоят, обнявшись, под тем же расплывающимся в сиянии фонарем. Этот рыжий кот наглеет  настолько, что трется у них под ногами. Мои глаза выдают меня, не позволяя раствориться во тьме целиком, потому что из них катятся эти дурацкие собачьи слезы. Старый стал. Сутулый видит меня и, нагнувшись, треплет за ухом.

Аспирин

Виктору Анатольевичу Воробьеву неделю назад исполнился сто сорок один год. А сегодня он впервые за восемьдесят девять лет добросовестного труда в Межгалактической промышленной корпорации, расположенной на одной из самых удалённых планет Вселенной, не пошёл на работу. Воробьев лежал на плавающей в воздухе кровати и не мог пошевелить даже пальцами. Виктор Анатольевич с трудом приоткрыл тяжёлые веки, не понимая, кто он, и что здесь делает. Воробьеву казалось, что он должен вспомнить что-то очень важное, но его мозг стал рыхлым  и сырым, как эта подушка, наполненная морской ватой. Вскоре его сильно залихорадило, и Виктор Анатольевич почувствовал себя так, словно с него содрали кожу. Всё же ему удалось подняться с постели, накинуть халат, надеть мягкие тапочки и пройти на кухню за таблетками аспирина, помогавшими ему всегда и в любой ситуации. Он смочил тряпку, протёр ею стол, а затем достал стеклянный стакан и налил в него кипячёной воды из чайника. Оторвав кончик пакетика, он выдавил таблетку в воду. «Как весело она подпрыгивает, словно живая! Вся её жизнь сейчас пройдет перед моими глазами и продлится ровно столько, сколько слой за слоем будет сползать с неё и растворяться кислота, составляющая её суть и ценность. Все эти акробатические трюки она делает лишь для того, чтобы заполнить собой раствор, который я сейчас выпью… Уменьшить мои страдания — вот в чём её предназначение. Наверняка она себе вообразила, что я любуюсь её танцем, глупышка. Ладно, пусть себе думает, а пока я посмотрю на это представление из пузырьков и хореографических па». Так рассуждал Воробьев, сидя скрючившись на табурете, и заворожённо смотрел, как живо подпрыгивает шипучий белый диск  в прозрачном стакане с водой, которую он время от времени помешивал чайной ложечкой. ???????Наконец, Виктор Анатольевич поднёс стакан к губам. Он даже прикрыл глаза, предвкушая приятное тепло и нисходящую волну облегчения, но резко поставил его обратно на стол, поразившись мысли, промчавшейся сквозь его сознание: «Что в малом, то — и в великом!» Бегущая строка с этой фразой безостановочно мигает над входом в его цех. «Боже всемогущий! А что если и моя беготня и суета тоже Кому-то жизненно необходимы, чтобы… меня в итоге выпить? А время моей жизни Им исчисляется как время растворения Виктора Анатольевича Воробьева. Ему крайне важно дождаться конца этого представления, чтобы в итоге обрести некое облегчение от какой-нибудь болезни, а возможно — просто захмелеть.

Интересно, означает ли это, что я стану Им, когда Он выпьет меня?! — эта идея понравилась Воробьёву. — Именно моё  осознание, мой ум и могут явиться тем уникальным природным элементом, способным оказать оздоравливающее воздействие на Его организм. Ну не мясо же и кости мои Он станет грызть! — господин Воробьёв посмеялся этому глупому предположению. — Мои мысли, мои победы и поражения, всё, о чём я думал, страдая и сталкиваясь со всевозможными жизненными препятствиями, — всё это образует особый концентрат, эликсир, бальзам, если можно так выразиться. Интересно было бы знать, какой же именно? Не хотелось бы мне, чтобы моя жизнь послужила Ему в качестве слабительного или просто для опохмелки. Фу! Что за бред!» Мечтая, Воробьёв затянул туже пояс халата и закинул ногу на ногу. «Уж Он-то точно знает, в чём заключается моё предназначение. Хоть бы подал знак, шельма! Ой, прошу меня простить! Да, я понимаю: ведь в том-то и заключается весь смысл бытия, чтобы разгадать эту загадку самому. Какого рода средством, с каким вкусом  окажется твоя жизнь, раз уж так устроен механизм круговорота жизней в нашем Мироздании. Наверняка Он сейчас смотрит на меня и посмеивается над моими попытками разгадать эту тайну. Странно, что я раньше не мог до этого додуматься. Да и додумался ли кто-нибудь вообще?! Теперь мне понятно, не зря управляющий приводил меня в пример как самого ценного и благонадёжного, — Воробьёв подскочил на месте. — Вот! Это оно! Я нашёл,  я разгадал свойство моей настоечки! До чего же всё просто и гениально! Господи! От этих мыслей хочется жить! Только что я обрёл мой смысл. Теперь я точно знаю, что Он верит в меня, иначе бы…» Не успела счастливая улыбка сойти с его лица, как тут же следующая мысль заставила его содрогнуться и соскочить с табурета. «Если таблетка оказалась бы не той, что мне нужна, я бы, не задумываясь, вылил ее в канализационное отверстие. Зачем же  я буду себя травить ею?! Так Он и поступит со мной, если я сделаю что-то не так, как необходимо Ему! Что тогда?» — Воробьёву стало плохо, его затошнило, вновь стало лихорадить, а руки затряслись. Он вспомнил вчерашний день. Вчера вместе с друзьями они отправились взглянуть на прибывшее новое космическое судно из соседней звёздной системы. Зашли в их ресторанчик, для пробы пропустили несколько рюмок инопланетного вина… «Почему я здесь стою? Почему я в халате? — запаниковал он. — Где моё рабочее снаряжение? Что я здесь делаю?» Вдруг всё вокруг резко встряхнулось и понеслось. Воробьёв подлетел сначала к потолку, а затем описал несколько кругов по комнате, сбивая на ходу болтающимися ногами развешанные цветочные горшки. Медленно под ним проплыли стол, холодильник, два табурета, стакан с раствором аспирина и чайной ложечкой внутри. Затем комната закружилась ещё быстрее, Воробьёв зажмурился и застонал: он уже не различал предметы вокруг себя. И тут Виктор Анатольевич вспомнил! Сегодня обычный рабочий день, и он впервые в жизни пропустил его! Ноги и руки словно увязли в чём-то. Воробьёву показалось, что стены стали прозрачными, и перед глазами возникло Его лицо, расплывчатое, как гигантское розовое пятно, на котором, тем не менее, чётко виднелись глаза, нос и рот. Лицо вглядывалось сквозь стены, как в стакан, пытаясь рассмотреть, что же там внутри происходит. Воробьёв инстинктивно начал отползать  в противоположную сторону, насколько это было возможно в несущемся потоке. Но на самом деле его ноги и руки лишь бессмысленно дрыгались в разные стороны. Случайно он поддел проносящийся мимо стакан с растворённой таблеткой аспирина. Стакан выскользнул из общего течения, упал на пол и разбился вдребезги. Круговорот тут же прекратился. «Нет! Нет! — запричитал Воробьёв, рухнув на колени перед осколками. — Нет, только не так! Я не хочу, чтобы всё закончилось именно так!» Он оплакивал разлитую по полу целебную настойку, пытаясь сгрести ее ладонями. Внезапно некая догадка заставила его подскочить и побежать за тряпкой, которой он до этого протирал стол. Воробьёв начал тщательно промокать ею лужицу, а затем выжал содержимое тряпки в чашку. Убедившись, что ни на полу, ни в тряпке не осталось ни капли, он залпом выпил всё, что ему чудом удалось спасти.  Почувствовав себя намного лучше, Воробьёв сбросил халат и облачился в свой силиконовый потёртый, со шрамами и царапинами, но родной, прослуживший ему ровно восемьдесят девять лет, трудовой биокомбинезон. Он отправился в четырёхсоттысячный цех конгломерата по производству ацетилсалициловой кислоты, который располагался в самом центре промышленного монстра, плавающего посреди кислотного моря на краю Вселенной.

Об авторе:

Ика Маика, родилась в г. Магнитогорске, часть детства провела в Киргизии, городе Фрунзе, часть  в г. Свердловске. Писала стихи, печаталась. Поступила и закончила в Университете  г. Уфы факультет филологии, отделение журналистики. Несколько лет работала автором и редактором телепередач на телевидении, выпускающим редактором журнала. Писала всегда, но в разное время разное  и по-разному. Сейчас пишу фантастику.

 

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: