Анастасия

Анатолий ИЗОТОВ | Проза

Повесть. Отрывок

Перед войной Анастасия жила в Москве, куда перевели ее мужа Александра. Он проявил себя как талантливый изобретатель и отличный строитель инженерных сооружений, которых не счесть на железной дороге. Его заметили высокие чиновники и в 1938 году пригласили на работу в Москву. Многодетному молодому инженеру выделили через несколько месяцев четырехкомнатную квартиру в Филях и прикрепили няню, которая стала им родным человеком. Александра намеревались привлечь на строящуюся железную дорогу Москва – Рига, но быстро переиграли и послали на стратегический объект, коим являлся наукоград Обнинск.

В их семье в это время насчитывалось трое детей: две девочки трех и шести лет и годовалый мальчик – и ожидался четвертый ребенок, поэтому Анастасия надеялась, что мужа не пошлют на фронт. Но, когда немцы стали приближаться к Москве, Санек (так ласково называла она мужа) сам пошел в военкомат. Расставаясь с женой, он сказал: «…Немец рвется к Москве, скоро здесь будет невмоготу! В крайнем случае ты поезжай в Горшеченский район к моей матери, она поможет тебе выходить детей и не даст умереть с голоду». Муж скоро оказался под Ельней, какое-то время от него приходили письма, сначала бодрые, потом проскользнуло мимо цензуры слово «мясорубка» и наступила на много лет тишина.

До октября сорок второго года семья продержалась в Москве, испытывая все трудности военного времени. Анастасии помогала няня, жившая вместе с ними. Москвичи их района спасались от бомбежек в недостроенной станции метро «Фили». Это было надежное, но отнюдь не комфортное бомбоубежище: сверху капала вода, по залу гуляли сквозняки, было холодно, зябко и неуютно. Вероятно, под этими сквозняками простудилась ее младшая дочь. У нее заболели почки, ей требовалось особое питание, которого в Москве в ту пору не было возможности отыскать днем с огнем. Анастасия приняла решение ехать в Курскую область, в то самое селение, где жила свекровь. Официально семье Анастасии было велено эвакуироваться на Урал, поэтому женщине пришлось приложить немало сил, чтобы добиться разрешения на переселение поближе. Наверно, сыграло роль то обстоятельство, что ее муж был известным высокому руководству инженером и уважаемым человеком.

Анастасия спокойно отнеслась к перемене места жительства. Молодая женщина – хохлушка, пережившая голод тридцать третьего года, – не строила иллюзий о манне с неба даже у хорошей свекрови, поэтому быстро, но тщательно готовилась к переезду. Александр получал достаточно много денег, жили они экономно, и в их зажиточной по тем временам семье уже скопилось немало ценных вещей. Их надо было собрать, сложить и хорошенько, надежно упаковать. Для этой цели женщина заказала знакомому плотнику гигантский кованый сундук, казавшийся неподъемным, и проследила, чтобы на нем были прочно закреплены удобные ручки и петли для подъема механизмами. Вещи в это «сооружение» она укладывала по списку, отмечая их ценность и способ упаковки. Кроме сундука, были собраны чемоданы для каждого члена семьи, специальный короб для ожидавшего рождения ребенка, пара солдатских вещмешков и четыре саквояжа.

В конце октября семья благополучно погрузилась в военный эшелон, отправлявшийся на юг через Каширу, Елец, Михайлов, Касторную. К сожалению, няня не смогла поехать с ними. Эшелон выехал вечером, двигался медленно и только на четвертые сутки был в районе станции Касторной. В это время в чистом небе появились немецкие самолеты и началась бомбежка. Гражданских людей выводили из вагонов военные и укрывали в посадке. Старшую дочь Анастасии, Валентину, держали за руки два молодых курсанта; когда рядом взорвалась бомба, всех троих засыпало землей. Мать в отчаянии разгребала землю руками, но добраться до заваленных людей не могла. Вскоре подбежали военные с лопатами, и дело пошло быстрее. Когда, наконец, людей откопали, оказалось, что оба парня погибли, а девочка под их телами оказалась живой. Правда, ей осколком пробило ногу. Самолеты улетели, эшелон смог продолжить путь, но до места семья добралась только через неделю.

Свекровь, Фёкла Митрофановна, жила в пригороде Горшечного, в селе Михнево. У нее был добротный дом с множеством комнат, одну из которых занимала ее дочь, то есть старшая сестра отца, Мария Михайловна, – красивая высокая женщина, которую дети Анастасии любили и немного побаивались, потому что она запрещала им трогать яркие бутылочки и баночки с какими-то порошками. Дети звали ее тетя Маруся, она заменила им московскую няню. Свекор, Михаил Зиновьевич, сидел в тюрьме где-то в Коми за то, что, будучи агрономом, дал команду сеять рожь руками, так как с поставкой в колхоз сеялок случилась задержка, а земля не ждала. Позже выяснилось, что он освободился еще в сороковом году, но из-за Финской Советско-финской войны его не пропустили через зону, в которой был объявлен карантин, и Михаил просто умер от голода.

На новом месте Анастасия первым делом купила корову белой масти по кличке Кукушка. Это сразу внесло в жизнь семьи резкое улучшение. Целебное молоко, деревенский воздух и свежие овощи помогли детям выздороветь и залечить раны. По этой причине все прониклись к Кукушке лучшими чувствами. Старшая сестра отгоняла корову в стадо, Анастасия ее доила утром, в обед и вечером, потому что Кукушка давала много молока. А дети играли «в корову», то есть мычали, жевали траву, бодались, убегали от

оводов и прочее. Свекровь и золовка Маруся работали: одна – в колхозе, другая – в совхозе по выращиванию одуванчиков для производства из них каучука.

Война все больше давала о себе знать: через Михнево шли отступающие на восток красноармейцы. Их колонны бомбили немецкие самолеты, сначала изредка, потом все чаще и чаще. От бомб горели прилегающие к дороге дома. А у дорог скапливались трупы убитых солдат. Появились раненые и среди мирных жителей, и объявились беженцы. В этой обстановке уже никто не пас коров, поэтому Кукушка сама уходила на выгон, в обед приходила на дойку, отдыхала во дворе, снова шла кормиться и к вечеру возвращалась домой. Иногда, когда надо было привезти что-то тяжелое и срочное, а добыть лошадей для перевозки в ту пору было невозможно, Анастасия запрягала корову Кукушку и та послушно исполняла роль тяжеловоза.

Потом пришли немцы и стали наводить свой порядок.

В одну из попыток Красной армии освободить Горшеченский район на Михнево падали снаряды и причиняли большие разрушения и пожары. Когда наши двинулись в атаку, немцы выставили живой щит из советских женщин и погнали их под пули. В этом щите оказалась Анастасия и родственница по отцу, Дина. Женщины шли рядом, стараясь прятаться за копны соломы, оставшиеся после уборки урожая. Их подгонял румынский солдат, выпуская автоматные очереди над головами. Стрельба с обеих сторон усиливалась, и в какой-то миг женщины упали возле копны на землю. Румын подбежал к ним и, прячась за солому, наставил на женщин оружие, показывая, что будет стрелять, если они не поднимутся во весь рост. В копне оказались вилы, и, когда румын замешкался, Анастасия вонзила ему эти вилы в бок, а Дина ударила по голове выпавшим из его рук автоматом. Они быстро забросали убитого соломой, побежали в посадку и благополучно вернулись домой.

Как-то к Фёкле Митрофановне пришел дальний родственник, дед Владимир. Он долго осматривал ее погреб и все время приговаривал: «Сдобный курень! Надобно строить такой себе, потому что скоро все попрячемся в землю». А погреб у нее был просторный, глубокий, с надежным перекрытием и мог служить хорошим образцом для деревенского бомбоубежища. Строили его свекор Михаил с сыновьями Иваном, Семеном и Александром, разработавшим проект этого «фортификационного сооружения». Погреб и впрямь сыграл немалую роль в защите от снарядов и мин семьи Фёклы Митрофановны и ближайших соседей.

Дед предложил свои услуги по установке в погребе печки-буржуйки с выводом наружу дымоходной трубы и оборудования крошечного санузла.

Денег за работу он не взял, но попросил женщин считать за ним одно койко-место в погребе. Анастасия чувствовала себя неважно: приближались роды, но она всю ночь закапывала свой драгоценный сундук, который они с Диной, золовкой и Кукушкой успели до прихода немцев перетащить в укромное местечко на огороде.

Наверно, эта тяжелая работа ускорила рождение сына, названного в честь отца Сашей. Он родился весом около пяти килограммов, голову его покрывали белоснежные кудри, большие голубые глаза светились умом, а взгляд был приветливым и добрым. На мальчика, как на чудо, приходили посмотреть многие родственники Александра и добрые соседи. В четыре месяца он уже стоял в кроватке.

Ближе к весне особенно интенсивно гремели артиллерийские канонады: орудия били с обеих сторон, и жители уходили в далекие деревни, прятались в землянках, лесах, балках и прочих укрытиях. Анастасия и ее родные два дня просидели в близлежащем лесочке. Он, казалось, хорошо прикрывал их от посторонних глаз. Днем летали немецкие самолеты и с воздуха расстреливали всех подряд, кто попадался в их прицелы. Кукушка, всегда сопровождавшая хозяйку, спокойно стояла на снегу, потому что ее не замечали стервятники. На это обратил внимание дед Володя и часто и стал часто отсиживаться под коровой, особенно во время артналетов. Под Кукушкой он читал молитвы, постоянно крестился, и его просьбы доходили до Всевышнего.

После полудня второго дня снаряды падали и вздымали горы снега, постепенно приближаясь к их стоянке. Едва Мария дала команду уходить, как почти рядом разорвался снаряд и весь табор исчез в снежно-огненном султане. Когда он осел, то какое-то время все лежали запорошенные черным горячим снегом. Первой поднялась Мария и начала поднимать остальных. Все были живы. Только бабушка стонала и не могла снять руки со старшего внука, которого она прикрывала своим телом. Осколок снаряда пробил ей грудь, и тем была спасена жизнь малыша. Пока оглушенные отходили и перевязывали раненую, обстановка изменилась: наши войска прорвали немецкую оборону, и в село вошла первая колонна красноармейцев.

За ними потянулись из своих укрытий беженцы. Анастасия нашла начальника колонны и обратилась к нему за помощью. Часа через два пришла санитарная машина. В нее внесли побледневшую свекровь и уехали в направлении ближайшего госпиталя. Голодное, промерзшее насквозь, осиротевшее и изнеможённое семейство вернулось в свой дом, и взрослые первым делом постарались помочь детям. Мария, всю дорогу горько плакавшая и смотревшая куда-то в неведомое пространство, быстро навела в доме порядок, затопила печь и принялась стряпать еду.

Примерно в четыре часа вечера дня заработала немецкая артиллерия и снова с небывалой силой загрохотала канонада. От взрывов содрогалась земля, дом трещал и стонал, кряхтел и подпрыгивал. В окнах свистел и барабанил по остаткам стекол ураганный ветер, и, казалось, дул в медные трубы сам бог войны. Едва утихала первая волна, как накатывала вторая, за нею – третья, и вот уже наваливается каскад ураганов и железных вихрей на крошечный островок тепла, в котором отогреваются измученные его обитатели. Вдруг им показалось, что воцарилась тишина и проблеснула надежда на отдых, как ее нарушил снаряд, прилетевший неизвестно откуда. Он не взорвался, но с оглушительным хлопком пробил крышу, снес комнатную перегородку и продырявил навылет несущую стену. От этого звука и ударившей по жилью воздушной волны маленький Саша вскрикнул и замолчал навсегда. К вечеру в село вошли немцы, но канонада не утихала.

Мария и Анастасия перетащили оставшихся в живых детей и тело малыша в погреб. Там уже собралось человек пятнадцать односельчан. Среди них были знакомые: соседский старик Иван – он едва передвигал ноги, его супруга баба Фрося и одинокая ее сестра Катерина. Остальных было трудно рассмотреть в тусклом пламени сального светильника. Никто не спал, многих душил кашель, дым от коптилки резал глаза. Люди были настолько перепуганы и утомлены, что у них не было ни моральных, ни физических сил выйти на улицу.

Мать вынесла тело убитого сына из погреба, доползла с ним до огорода и там его похоронила. Когда вернулась в свое убежище, то обнаружила, что оно уже переполнено. Люди задыхались. Многих мучили жажда и голод, они просили воды и хотя б корочку хлеба. Анастасия взяла топор и поползла к убитой лошади, на которую наткнулась, когда хоронила сына. Женщина отрубила несколько больших кусков замерзшей конины, сложила их в мешок и снова ползком возвратилась в погреб. Воды не было ни капли. Она тоже сильно проголодалась и мечтала о глотке горячего чая. Однако, быстро сложив промерзшее мясо в сухой котел, поставила его на горячую плитку, нашла ведро и ползком направилась к кринице. Едва отползла на десяток шагов от погреба, как повстречалась лицом к лицу с человеком в маскхалате, который вмиг выкрутил ей руку и приставил нож к горлу.

– Свои! – успела она прохрипеть, и это спасло ей жизнь.

– Где находится школа? Там размещается немецкий штаб? – спросил человек в белом.

– Наверно.

– Проводишь?

– Только до улицы, на которой ты найдешь школу без меня. Мне надо срочно напоить и накормить людей.

И она провела разведчика до переулка – из него был виден угол школы. Здесь они расстались. Потом Анастасия кормила людей и выносила из погреба нечистоты.

Через неделю над деревней пролетал подбитый советский самолет, из него выпрыгнул с парашютом летчик и приземлился в огороде. Анастасия увидела лежавшего на снегу летчика и решила ему помочь. У него оказались сломанными обе ноги и поврежден позвоночник. Он просил пить. Женщина принесла ему воду и спросила имя.

«Виктор. Запомни мой адрес». И он назвал знакомую ей улицу в Москве, номера дома и квартиры. И почти в этот момент перед ними остановилась черная машина, из нее вышел эсэсовец и на русском языке спросил:

– Это советский летчик?

– Да, он тяжело ранен.

Немец позвал военных, сидевших в машине, и приказал доктору осмотреть раненого. Пока велся осмотр, он спросил у женщины:

– Вы знаете этого летчика?

– Нет.

– У вас имеются при себе документы?

– Вот свидетельства о рождении моих четверых детей.

Эсэсовец внимательно их просмотрел и вернул назад.

Потом выслушал доктора и велел найти старосту и собрать народ.

Во время ожидания старосты эсэсовец сделал Анастасии комплимент:

– Для матери четверых детей вы выглядите очень молодо. Ваш муж воюет?

– Нет, он пропал без вести под Ельней.

– Скоро вся Россия пропадет без вести.

– Не знаю…

– Не сомневайтесь.

– Можно я пойду покормлю детей?

– Нет, вы должны увидеть своими глазами и передать другим, что мы делаем с теми, кто воюет против нас. Этот летчик сбил два наших «мессершмитта». Он априори приговорен к смертной казни, и мы должны его прилюдно расстрелять. Другой бы рядом с ним поставил вас, но я вырос в семье милосердных монашек и дал обет никогда не казнить милосердных женщин, так что вам очень много повезло.

После расстрела люди плакали, некоторые молились и причитали, как на похоронах в мирное время. Эсэсовец поднял руку, подозвал к себе старосту и дал ему команду закопать труп. Когда черная машина уехала, староста Василий Данилович подошел к Анастасии и сказал:

– Девка, веди себя аккуратней, скажи спасибо мне, что я не выдал, кто твой муж. Следующий раз я тебе этого не прощу – будешь качаться на ветру.
Но недели через две ей пришлось снова ходить по тонкому льду. На сей раз предупрежденная москвичка грубо нарушила немецкий порядок, за что ее совершенно точно бы повесили.

Накануне староста собрал население и объявил, что в Михнево скрывается еврейская семья. Кто поможет ее найти, тот получит хорошую награду от немецкого командования. И действительно, кто-то из местных указал полицаям на искомый дом. Ночью они устроили облаву и забрали сонных евреев, застав их врасплох. Это была семья, приехавшая из Москвы к своим родственникам в Горшечное, не успевшая выбраться вовремя с оккупированной территории. Их было четверо: двое десятилетних мальчиков-близнецов, их мама и престарелый дедушка. Всех расстреляли на рассвете, и непогребённые тела пролежали целый день. Анастасия на этом расстреле не присутствовала: ей староста разрешил двухдневный отгул, но что-то подсказывало ее сердцу, что надо сходить на место казни. Ближе к вечеру она навестила Дину и узнала, где свершилось это подлое преступление. На указанном месте действительно лежали непогребенные тела. Подойдя ближе, она услышала слабый стон. Вопреки всем запретам, женщина-мать опустилась на колени и приложила свою ладонь ко лбу женщины. В ней уже не теплилась жизнь, превратившаяся в мертвецкий холод. Вдруг стон повторился – стонал явно ребенок, который был прижат ногою окоченевшего трупа. Анастасия отодвинула мертвую и увидела живое лицо мальчика. Он, видимо, отошел от шока и, скорее всего, стонал от холода. Положив его на свою телогрейку, нарушительница немецкого порядка быстро обследовала оставшиеся тела и обнаружила мертвого пожилого мужчину и полуживого мальчика, точно такого же, как первый. Она побежала домой, взяла кое-какие медикаменты, большой мешок с теплыми вещами, согрела воды и вернулась на место расстрела. Первый ребенок уже пришел в себя, дрожал и смотрел на нее недоуменными перепуганными глазами.

– Как тебя зовут? – спросила его Анастасия.

– Гриша.

– А брата?

– Максим.

– Что у тебя болит?

– Мне холодно, и не могу поднять левую ногу.

– Сейчас я тебя напою теплой водой, перевяжу тебе рану, надену теплое белье. Ты залезь в мешок и потерпи с полчаса.

Она сделала все быстро, потом обработала большую рану на правой ноге Максима, накрыла его теплыми вещами и побежала запрягать свою Кукушку. В последний момент перед возвращением к раненым она почувствовала, что ей нужна помощь, и позвала Дину. Вдвоем они быстро погрузили и незаметно привезли детей к дому свекрови, и Анастасия приютила их у себя.

***

Весной, после длительных кровопролитных боев, немцев отогнали далеко за пределы Михнево. С таяньем снега начали опознавать тела убитых. Мария долго искала свою мать среди них, так как ей передали, что видели Фёклу Митрофановну в месте массового расстрела советских людей. Через неделю она вернулась домой хмурая, заплаканная и сказала, что нашла тело матери среди казненных и замученных советских людей.

Они с Анастасией взяли санки и пошли вдоль дороги, в направлении Горшечного. Через пять километров им встретился очевидец (раненый солдат из местных, выживший чудом). Он рассказал всю трагедию, разыгравшуюся, когда к немцам попала санитарная машина, на которой мать отправили в госпиталь. Всех раненых палачи выгнали, а тех, кто не мог идти, вытащили на снег, велели раздеться догола и казнили, издеваясь над каждым человеком. Фёклу Митрофановну сначала закололи штыками, потом крест-накрест расстреляли автоматными очередями. Она перед расстрелом еще успела перекреститься, да так и застыла ее рука со сложенными вместе тремя пальцами на лбу.

Женщины закрепили веревкой окоченевшее тело на санках и к вечеру привезли домой. Перед похоронами руку отпаривали, чтобы разогнуть ее и положить тело целиком в гроб.

***

К весне весь Горшеченский район был освобожден от немцев. Анастасию пригласили в райвоенкомат и вручили похоронку на мужа, датированную сорок первым годом. Вдова несколько дней была вне себя и чуть было не застрелилась. У нее хранился на чердаке немецкий «парабеллум», найденный как-то в ночной вылазке, и она уже стала подниматься по лестнице за оружием. Вдруг ей послышался голос: «Ну иди же скорее ко мне». И тут же легкая струя воздуха будто подтолкнула ее к черному отверстию в потолке. Она остановилась и прислушалась. Через секунду тот же голос, только чуточку громче и настойчивее, произнес: «Чего ты мешкаешь, я жду тебя!» В следующий миг вдова свалилась на пол и навсегда дала зарок не накладывать на себя руки.

В это время в колхозе объявили о том, что набирают людей из Курской области для переселения в Крым. Анастасия, не задумываясь, решилась на этот шаг, потому что ей было страшно возвращаться в Москву.

Начались сборы в дальнюю дорогу. Первым делом Анастасия откопала сундук с добром. Там все было в целости и сохранности. Оформляя документы, она навела справки о будущем месте жительства. Им оказалось небольшое село в предгорном Крыму. Мария отказалась ехать на юг, но оказала большую помощь в сборе и их отправке на железнодорожную станцию Горшечное. Соседи и друзья принесли Анастасии много кое-чего полезного в дальнюю дорогу. Родственница Дина добыла где-то килограмма три свиного окорока, сосед-пасечник подарил бидончик меда, а золовка Мария выделила снохе четверть чистого спирта и подарила суконное одеяло. Дед Владимир сплел детям кошелки, смастерил из лыка девочкам лапотки, а сыну преподнес настоящие яловые сапожки. Будущая крымчанка не осталась в долгу: раскрыла свой сундук и одарила каждого московскими сувенирами. Золовке досталась красная шаль, Дине – отрез на платье, пасечнику пришлись по вкусу новенькие галоши, деду – пояс из собачьей шерсти. На подъемные деньги она купила две бутылки водки, наварила вареников с творогом, нажарила картошки, выбрала из кадки прошлогодних соленых огурцов, выставила головку масла и позвала гостей. Гости приходили не с пустыми руками. Благодаря этому на столе оказалась и бражка, и медовуха, и самогон.

Ослабленные физически и морально страхом, голодом, потерями, ожиданиями и громом войны, люди быстро захмелели, начали плакать, петь вначале грустные песни, потом немного ожили и под конец уже пели «Катюшу», «На позиции девушка провожала бойца» и даже частушки.

Для семьи Анастасии выделили товарный вагон, в котором разместились громадный сундук, корова, сено, другой корм и многочисленные вещи. Ехали медленно, часто останавливались, иногда на несколько часов, порой на четверть суток. Корова жевала сено и по-прежнему снабжала семью вкусным, жирным молоком. Она была чистоплотной и терпеливой: всегда ожидала длительную остановку и послушно выходила на гигиеническую прогулку.

Дети играли, веселились, дурачились, изредка выходили на станцию, чтобы купить сладостей, и часами смотрели в окошко, находившееся под самой крышей вагона. Для этого мама поставила им высокий немецкий ящик из-под почты. Старшая дочь Валентина читала младшим книжки. Так короталась дорога.

Повсюду вдоль дороги виднелись разрушенные дома, разбитая техника, поваленные телеграфные столбы и деревья, отчего становилось грустно, а иногда и вовсе подступал ком к горлу. На станции в Белгороде стояли больше трех часов. Младшая дочь, увидев, как в вокзальный буфет понесли поднос с пирожными, долго канючила и просила мать купить ей это лакомство. В конце концов мамаша вышла из вагона и ей открылась площадь, уставленная до горизонта орудиями, танками, бронемашинами и прочей техникой. На башне одного из танков сидел знакомый по Михневу мальчик – он улыбался от удовольствия, потому что ватага других ребят крутила башню, толкая ее за ствол орудия. Вдруг из танка повалил черный дым, и в следующую секунду прогремел мощный взрыв. Мальчика смыло с башни взрывной волной и бросило на груду железа. Анастасия вспомнила его маму, с которой они оформляли документы, и ей стало жутко.

Переселенцы прибыли не в Симферополь, а на станцию Сетлер, расположенную на железнодорожной ветке, идущей на Феодосию. Началась разгрузка вагонов и погрузка прибывших на бортовые машины. Анастасия едва успевала фиксировать наличие разгруженных и тут же переносимых в грузовик вещей и одновременно следить за детьми.

Ее семье выделили большой американский грузовик и определили в помощники трех молодых курсантов из мореходного училища. Шофер, рядовой морской пехоты, получил приказ закупить для переселенцев кое-какие вещи и ушел, оставив машину недалеко от перрона. Курсанты не позволили женщине поднимать тяжести, все делали четко и аккуратно, но почему-то все с опаской смотрели на белую корову с уздечкой, хотя она спокойно взошла по доскам на борт машины и обнюхивала хозяйку, подготавливающую корову к дойке.

Подоив корову, хозяйка каждому курсанту налила по литровой кружке парного молока – парни проглотили его одним махом. Она повторила угощение: молока в ведре было не меньше пятнадцати литров. Грузчики выпили по второй кружке с таким же энтузиазмом и охотой, как и в первый раз. Ребята повеселели, словно приняли хмельного напитка, и не отказались от третьей порции. Часов в девять утра машина тронулась в путь. Курсанты сидели в кузове, к ним настойчиво просились дети, и Анастасии пришлось им уступить. Еще до обеда они въехали в деревню, расположенную у подножья синих гор, и остановились возле высокого дома, покрытого красной черепицей. Началась разгрузка вещей.

При доме был большой сад. В нем на многочисленных сливовых деревьях висел сушеный чернослив. Рядом с домом росла высокая раскидистая шелковица, около нее виднелся колодезный сруб. Напротив дома стояла круглая сплетенная из палочек орешника клетушка, а в ней кудахтали куры. Анастасия дала команду детям выгружать свои вещи и складывать их на лужайку. Затем зашла в дом, по-хозяйски осмотрела его и показала грузчикам, куда ставить сундук, в каком порядке складывать ящики с посудой, мешки с кастрюлями, сковородками и прочим скарбом. Пока ребята старательно сгружали и переносили вещи, хозяйка зарезала двух куриц, развела огонь в летней кухне и пошла к колодцу. Он оказался глубоким: на глаз до воды было не менее четырех метров. Над срубом возвышался обвитый цепью вороток, а на специальной полочке стояло ведро, к ручке которого была пристегнута карабином цепь. Анастасия набрала воды и начала готовить суп, а старшей дочери велела завести на кислом молоке тесто для оладий. К обеду разгрузили все вещи и сели за стол.

Грузчики и шофер нахваливали обед, обещали приехать и посмотреть на дом, который без сомненья скоро будет сиять чистотой и манить уютом.

В новом доме Анастасия в первый раз за четыре года крепко уснула и проспала почти сутки. Ее дети были послушными – они не остались голодными благодаря старшей дочери: ей мама привила чувство ответственности и научила некоторым кулинарным приемам.

Так началась новая жизнь в Крыму.

Часть вторая

В трудовой книжке ее было записано «Февраль1931- май 1933. Буфетчица Горловского предприятия общепита». Работая в этой должности на железнодорожной станции,   она спасла от голодной смерти  своих  родных: брата Сашу и сестру Олечку.  Ей разрешали выносить за пределы столовой картофельные очистки. Она приносила помойное ведро этих отходов, ребятишки их тщательно мыли, варили и поедали так быстро, как будто бросали за пазуху. Иногда ей удавалось пронести в носовом платочке кусочек сахара или масла.  Потом  приходилось тщательно запирать детей в квартире, потому что по улицам их пригородного поселка ходили грабители, воры, а потом и людоеды. Брату  было 13 лет,  он мог уже как-то постоять за себя, а Олечка  хоть и была сметливой, шустрой и самоуверенной, но здоровьем не отличалась.  Здесь же Анастасия  (Настенька) повстречала молодого железнодорожника Сашу. Он учился  в Москве – очно на курсах десятников и заочно –  в Московском железнодорожном институте.  и проходил практику на этом участке железной  дороги. Они сразу полюбили друг друга,   и в 33 году расписались. Свадьбу справляли в селе Михнево, у Сашиных родителей. Настенька плохо говорила по-русски, но свекровь Фекла Митрофановна свекор Михаил Зиновьевич, понимали ее, охотно помогали ей осваиваться в русской семье.

После окончания Александром курсов, семья  уехала в Валуйки Курской области, где Александр вступил в должность железнодорожного   мастера-строителя инженерных сооружений.  С этого времени они начали вести кочевую жизнь, потому что Александр быстро осваивал профессию, при этом  дела успехи в работе. Чрез год он получил диплом железнодорожного инженера,  и его  вскоре стали бросать на самые ответственные участки, сначала на юго-восточную железную дорогу,  потом  перевели под Тулу, а в 38  году – в Москву.

***

В деревне с татарским названием, которое не вписывалось даже в украинско — русское  «балаканье» трудное для восприятия, Анастасии, не имеющей ни одного законченного образования, представилась практически одна возможность: пойти на работу в колхоз. Она выбрала  табачную бригаду, потому что в ней за каждый рабочий день начисляли два с половиной трудодня, что  являлось высшей оценкой труда рядового колхозника.

Но работа была, поистине, адовой, а оплачивали  трудодни один раз в год, и  лишь после  того, как табак сдавали потребителю. Табачное хозяйство имело два основных участка:  табачный сарай и прилегающие к нему объекты, и табачные  поля, которые специалисты называли плантациями. Сначала  из семян  выращивалась  рассада, для этих целей вокруг табачного сарая располагалось несколько парников. Работа начиналась зимой и к весне  рассада была готова к переносу ее в поле. К этому времени должна быть  подготовлена земля на полях. На весеннюю полевую работу мобилизовали весь личный состав бригады, потому что рассаду сажали вручную, ровными длинными рядками, под строгим контролем агронома.

Ни у кого не было стандартной рабочей одежды – все табачницы выглядели серыми куклами, как  нарочно, одетыми в темные, невзрачные телогрейки, их головы покрывали такие же невзрачные клетчатые  платки, или шали. А обувь, наоборот, отличалась пестрым разнообразием галош,  кирзовых и резиновых сапог, старых туфель и ботинок. Кисти рук у всех табачниц  были голыми, потому что для этой работы не годились даже тонкие перчатки: требовались чуткие женские пальчики, которыми  надо было разбирать спутавшиеся стебли рассады.

Надо сказать, что даже в теплом апреле, земля была еще очень холодной.

Анастасия внешне ничем не отличалась от серой кучки работниц, но в ее мозгу закручивались вихри решений, которые бы избавили женщин от такого нелегкого и опасного для здоровья труда. Она в напряженном ритме  выполнила норму и пришла домой поздним вечером, голодная и уставшая. Дети покормили ее, и дали возможность вздремнуть.  Женщина   прилегла и тут же провалилась в тревожный сон. В дреме ей приснилось простое решение проблемы с  посадкой табачной  рассады.

В полночь она  проснулась и набросала рисунок необычного устройства, которое называлось «Машина для посадки табачной рассады».

Внешне она была похожа на трехколесную тележку, с передней осью  в два длиннее задней. На платформе находилось  оборудование, обозначенное на  рисунке цифрами.

Простая и понятная табачная машина состояла из пяти главных блоков: платформы, кабины  машиниста, посадочного механизма и системы трансмиссии, то есть управления.

Основным стержнем посадочного механизма  являлась тяжелая дубовая ось передних колес. На нее надевалось сразу несколько колес разного диаметра. Среднее колесо стояло на земле, а два других имели меньший диаметр, и свободно висели на той же оси. Это колесо являлось опорным. Обод правого  колеса был оснащен треугольными зубцами, на них висела цепь. К ней жестко крепились металлические пуле образные  конуса.  Каждый конус представлял собой две половинки, которые были склеены  между собой непрочной бумагой.  В конусы, оснащенные специальными гнездами,  вкладывались стебельки рассады. Они должны погружаться в грунт под   давлением веса самой конструкции. Обод левого колеса по диаметру совпадал  с правым колесом, но он  представлял собой полую металлическую трубку. Напротив конусов   правого колеса  имелись отверстия, через которые  впрыскивалась вода  в лунки, для полива рассады.

А утром Анастасия была сильно удивлена своим рисунком, который она никогда не видела раньше, никогда не занималась конструированием и изобретательством, и  не имела на это технического образования.

***

Но,  наступавшая осень,    отодвинула в неизвестное далеко-далеко  ее конструкторские  мысли. Надо было решать и немедленно выполнять огромный, неподъемный, казалось, ворох дел. На первом мете была кормилица Кукушка  – ей требовалось не меньше тонны кормов, и, прежде всего сена. Заботливая хозяйка с трудом добыла мажару, (так называли здесь  большую, с повышенными бортами подводу для  перевоза сена и  соломы), и для это цели выбила  у бригадира один день  отгула. Запрягать лошадей она умела, но, все равно  уговорила ездового  за баночку коровьего масла  помочь ей  накладывать солому в мажару, и  разгружать  ее. Так они сделали несколько ходок от колхозной скирды до ее двора,  а затем сложили из  соломы аккуратненькую копну.  Этого корма  было не  достаточно, да и назвать солому кормом не поворачивался язык.  Пожилой сосед Андрей предложил ей вместо сена нарубить, из съедобного для коровы кустарника, веток и высушить их вместе с листьями. Так и сделали.

В это же время + Потом требовалось

 

Кроме Кукушки надо было собирать в школу девочек, и думала отдавать или не отдавать младшего сына в ясли. У дочерей не было, по сути, одежды для школы. А старшая дочь два года не училась в школе по причине  войны. И Анастасия впервые раскрыла свой огромный сундук с добром. Там лежали очень дорогие вещи мужа: парадная форма железнодорожника, две новенькие шинели, две пары яловых сапог, отрезы добротной материи, уникальная посуда, в том числе китайский фарфор и другие ценные вещи. Анастасия собрала узелок вещей для продажи и отправилась на рынок в Феодосию. В течение часа она выручила приличную сумму денег и привезла детям много нужных вещей и гостинцев.

За тем всплыли другие неотложные заботы: заготовка на зиму дров, продуктов (овощей, сахара, жиров и т.п.),  потому что поговаривали, что на трудодни получат лишь в конце года скудную оплату, как деньгами, так и продуктами. Единственное, что из съестных припасов было вдоволь – несколько центнеров сушеного чернослива. Кроме того, в клетушке кудахтало два десятка кур.    Запасы сундука выручали семью Анастасии еще целых два года и помогли выжить в голодный сорок седьмой год.

Уже поздней осенью случилась беда: пропала  корова Кукушка.

Анастасия вначале подумала, что корова заболела и лежит где-нибудь в зарослях на пастбище. Она обошла несколько раз лесное пространство в радиусе пяти-шести километров. При этом она старательно осматривала пространство под орешниками и с пристрастием ходила по оврагам  и балкам в надежде увидеть белую тушу коровы.

Вернулась она домой поздним вечером – коровы по-прежнему дома не было. Под утро Анастасия была уже на ногах и обходила соседей, которые держали животных и рано вставали. И только соседка с северной окраины села видела, как белая корова быстро шла вдоль автодороги, ведущей на Карасу-Базар (ныне Белогорск). Анастасия немного успокоилась — появилась надежда найти кормилицу,  но  теперь надо было спешить в это неспокойное время. Корову могли поймать и прирезать,  пристрелить, увести и т.д.,  и Анастасия быстро пошла в направлении Карасу-Базара.  Километров через двадцать она узнала, что Кукушка идет в направлении Сетлера. той станции,  на которую они прибыли поездом из Курска.

И тут Анастасия догадалась, что Кукушка, каким-то образом, запомнила дорогу домой и пошла на Горшечное.  Очевидно, корове не понравилась крымская жара, вода, корм и ее сородичи.  В Сетлере Анастасия уже не сомневалась, что нужно спешить на железнодорожную станцию. И , действительно, когда женщина подошла к месту прибытия их поезда из Горшечного, то из за белой стены раздалось мычание. Это Кукушка, замаскировавшаяся под белую стену, мычаньем приветствовала свою хозяйку.

Не удивительно, что прошедшая войну и немецкую оккупацию корова, самостоятельно освоившая способы выживания в этом аду, благополучно, в целости и сохранности, сумела пройти такой длинный путь.

В Крыму у Анастасии Кукушка прожила еще три  активных года. Принесла двух телят и потом исчезла навсегда.

***

В тысяча девятьсот сорок седьмом году, когда жизнь стала улучшаться, Анастасия по-прежнему, работавшая в табачной бригаде, вернулась к мысли о создании машины для посадки табачной рассады. Однажды, придя на работу, она обратилась к бригадиру Кузьме Антоновичу, толковому мужику. Во время войны он командовал батареей противотанковых орудий, имел боевые награды, был ранен во время боя за Крым, потерял левый глаз, который ему заменили  стекляшкой.

Бывший артиллерист понимал, что женщина пришла со своим наболевшим предложением, как свежий человек, увидевший  убогость в посадке  рассады  в холодную землю, а он, мужчина, не сделал в этом направлении ни шага. Ему было стыдно за себя.  Поэтому бригадир решил немедленно  разобраться в сути ее предложения и приложить максимум  усилий, чтобы помочь Анастасии воплотить ее идею в жизнь.

Он внимательно рассмотрел рисунок, прочитал короткую инструкцию и понял, что все не так просто, как  она думает.  Он пригласил Анастасию пройти с ним к главному механику МТС Гудкову Василию.

Тот быстро сообразил, что предложение заслуживает внимания и велел изобретателям подождать в приемной у председателя колхоза.  Он вышел от председателя действительно через пару минут и сказал, что сегодня в семь вечера плановое заседание правления колхоза, и всем им надо присутствовать на этом заседании.

Перед совещанием и бригадир, и главный механик попросили Анастасию более подробно рассказать о своей машине.

Они немного поспорили, повздорили и пришли к выводу, что докладывать совещанию будет докладывать изобретатель.

На совещании, которое вел председатель колхоза Мухин Александр Степанович, их вопрос был записан последним в повестке дня. Но председатель вежливо сказал: «Давайте мы не будем задерживать людей, и свои вопросы решим без них».

Анастасия выступала спокойно и уверенно. Сначала она рассказала о тяжелых условиях работы, о низкой производительности труда и о высокой заболеваемости табачниц. Потом подробно представила свой рисунок и дала к нему детальное пояснение.  Затем слово взял главный механик. Он, как опытный специалист, указал на слабые места изобретения, но, в целом, идею поддержал. Бригадир не остался в стороне и добавил, какие нужно осуществить дополнительные разработки, и предложил начать с опытного образца. Бухгалтер при этом просил представить ориентировочную стоимость разрабатываемой машины. Больше вопросов не задавали. Итог подвел председатель. Он сказал, что с идеей согласен, но машину надо представить не как изобретение, а как рацпредложение, потому что уже существует американская машина подобного назначения. И в Москве на следующую пятилетку заказали несколько подобных машин. Но представленное  нашими инициаторами рацпредложение является более интересным, потому что просматривается возможность создать на этой базе более мобильную, малогабаритную машину с высокой производительностью труда, что особенно актуально  для гористой местности. Средства для внедрения изобретения я постараюсь получить в министерстве в Москве.

Через месяц Александр Степанович пригласил Анастасию к себе в кабинет и сообщил, что ее вызывают в Москву в Министерство сельского хозяйства для рассмотрения  предложения о создании малогабаритной  машины для посадки табачной рассады.

Отъезд был назначен на десятое сентября. Анастасия  открыла свой неиссякаемый сундук и нашла в нем приличный светло-серый  костюм — последний подарок мужа,  красивое платье, кожаную сумочку и все необходимое для деловой поездки приличной  женщины.  В командировку с ней ехали председатель колхоза и бригадир табачной бригады. В Симферополь их отвез на председательской «Победе» шофер Александра Степановича.

И вот, через сутки, Анастасия снова в Москве. Пока поезд пробирался по городу к Курскому вокзалу, она  успела заметить, что  столица  за шесть лет сильно изменилась. В всюду шло строительство новых домов, взводились  высотные здания, появились новые трамваи, троллейбусы и автомобили…

Их  группу встретила   на перроне    девушка из Министерства по имени Лера. Она  провела  гостей в здание вокзала, посадила в зале ожидания и попросила паспорта и командировочные удостоверения. Через полчаса Лера возвратилась и сказала, что жить они будут в малой гостинце «Украина»,  мужчины – в двуместном номере,  а женщина – в  одноместном.

На Курском вокзале, как и до войны, было многолюдно.  Разношерстная публика отличалась от довоенной, тем, что повсюду на глаза попадались инвалиды с костылями. Не меньше было мужчин в военной форме без погон, многие = с солдатскими вещмешками. Женщины в торговых точках скромно одетые,  а в зале ожидания – всякие-разные, от пестро наряженных, с нагловатыми взглядами, до обычных деревенских, наподобие табачниц. Много было женщин с детьми, которые  чем-то походили  на многочисленных уличных побирушек.

Перед совещанием в Министерстве у них был свободный день, и Анастасия попросила у Александра  Степановича разрешения отлучиться на полдня по своим личным делам.  Она хорошо знала Москву, быстро нашла  нужную станцию метро и поехала в Фили, в районе которой была ее квартира. Недостроенная в начале войны станция метро с одноименным   названием Фили уже функционировала во всю мощь.   Выйдя в город,  Анастасия узнала свой дом, и ее сердце так радостно застучало, как будто в квартире ее ждал муж Александр. Раньше  на входе сидела дежурная и не пускала в дом посторонних.   Но сейчас вход был свободным, и она зашла в бывший свой подъезд и позвонила в свою квартиру. На ее звонок вышла пожилая, с добрым лицом женщина, и спросила, что ей надо. Анастасия представилась, на всякий случай показала паспорт, и сказала, что она разыскивает жившую до войны в этой квартире  Феодору  Алексеевну (так звали няню ее детей), не знает ли она что-нибудь о ней.  Добрая женщина сказала, что зовут ее Елена Викторовна, она – директриса соседнего детского сада, в котором работала Феодора, но, когда их переселили в эту квартиру из разбомбленного квартала в центре Москвы,  Феодора уже не жила.

– Да Вы проходите, пожалуйста, сейчас  мы заварим чай,  и я, чем смогу, помогу Вам.

– Спасибо. Меня зовут Анастасия Акимовна, я – из Крыма,  приехала в  Москву в  командировку.

– Очень приятно познакомиться с крымчанкой

– А у Вас большая семья?

– От моей большой семьи осталось ровно половина:  четверо  погибли  там, под завалами, а трое  живут со мной. То есть, нас, живых четверо.

– Примите мое соболезнование.

– Спасибо. Там осталась мои две взрослые дочери, подросток сын и моя золовка.  Я – педагог дошкольник, работала здесь  в детском саду еще до войны, и вот сейчас  кормлю моих любимых внуков. Старший, Дима, уже ходит в четвертый класс,  во второй класс  пошла внучка Ксения, а самый младший Боря из-за болезни отстал от своих сверстников на два года.

– А Вы кто по профессии?

– Колхозница табачной бригады.

– Но Вы не похожи на рядовую колхозницу.

– Война перепутала все и всех  на свете.

– Это точно. Уже поспел чай, Вы подождите, пожалуйста, я сейчас приду.

Оставшись одна, Анастасия осмелилась осмотреться.  В прихожей стояла   ее мебель,  на стене висела картина, которую подарил Александру неизвестный художник, на окнах – ее шторы…

Когда Елена Викторовна вернулась в комнату  с чаем и вареньем, Анастасия открыла сумку и положила на стол сладости, купленные своим детям. На дне сумки оказались две большие крымские груши, и  они тоже легли рядом со сладостями.   В ее душе  теперь поселились детки – сироты, которым было куда хуже, чем ее детям – у них  была она, сильная двадцати  восьмилетняя женщина,  закаленная в самом жестоком, самом беспощадном , самом отвратительном и самым страшным периодом жизни людей именуемом войной. А у деток сироток, живущим в ее квартире,  была престарелая, слабенькая бабушка.  Ее опалило смрадным, отвратительным дыханием   человеческой бойни,  но  женщина была слишком слабой, что бы  вести сквозь, пепелище, оставшееся после нашествия этого чудовища  троих неокрепших птенцов.

***

Совещание проводилось в конференц-зале Министерства. На нем присутствовали солидные люди. Анастасия очень волновалась и даже побаивалась выступать перед такой высокой аудиторией. Александр  Степанович представил изобретательницу начальнику Технического отдела Министерства, тот тепло поздоровался  с ней и пообещал ей всякую помощь и поддержку. Это Анастасию немного успокоило и сняло напряжение с ее души.

Первым выступил замминистра по автоматизации и механизации сельского хозяйства. Сначала он коротко рассказал о значении табака в общем хозяйстве страны, потом обрисовал перспективы механизации и автоматизации сельского хозяйства, и так ловко подошел к совершенствованию машин в табаководстве, что Анастасии показалось, будто он выслушал ее душевное признание в проблеме посадки рассады табака. Это выступление окрылило ее, и внушило уверенность в себе.

Потом выступил парторг отдела механизации. Он четко изложил задачи, определенные партией по улучшению условий труда работников сельского хозяйства, и добавил, что предварительное знакомство с идеей, привезенной товарищами из Крыма, как раз отвечает этим задачам.

Ведущий дал слово Анастасии, и она уверенно изложила и грамотно донесла слушателям проблему выращивания и посадки табачной рассады¸ и коротко по пунктам рассказала  суть работы посадочной машины. После доклада ей было задано много вопросов. Те, на которые она знала ответы, отвечала легко и свободно, а по другим — отвечали специалисты, профессионалы и ученые.  На следующий день совещание продолжилось и закончилось к вечеру. Потом был оглашен протокол решение совещания, в нем указывались подробно те вопросы, которые необходимо было решить, что бы  в сжатые сроки, не позднее следующего посадочного сезона создать первый образец машины.  По каждому пункту были назначены ответственные исполнители.  Анастасии четко представляла, что они выполнили главную задачу: получили целевые средства  для работы над созданием машины. После совещания ведущий пригласил товарищей в буфет, где был накрыт скромный, но изящный стол. За чаем к Анастасии подошел главный конструктор отдела и попросил несколько минут для разговора.

Он сказал:

– Ценность Вашего предложения в том, что Вы нашли самое простое и эффективное решение:  каждый отдельный стебель рассады помещать в специальный горшочек, что позволяет  применять автоматизированную систему посадки, а это значит:к повысить в разы производительность труда,  сократить, как минимум вдвое работников и избавить вовсе от ручной грязной и опасной работы.  Вы представляете, сколько Вы экономите рублей?

– Нет, но и машины еще тоже нет.

– Я предлагаю Вам  оформить рацпредложение! И подать заявку на изобретение. Я помогу – Вам все сделать в чистом виде.

– А чем я буду Вам обязана?

– Включить меня в соавторы.

– А ка же мои коллеги?

– Включайте и их, но немногих, потому что максимально нам могут выплатить пятьдесят  тысяч рублей.

– А на изобретение и выпуск первой  модели машины?

– Этот вопрос я раскручу чуть позже.

– Вы уверенны, что испытание будет проходить  на полях колхоза «Предгорье»?

– Это никак не  влияет на изобретение или рацпредложение?

– Я согласна.

– Тогда сделаем первый шаг.

– Какой!

– Я приеду к Вам на следующей неделе в командировку, привезу на подпись документы  на оформление рацпредложения и   за явки, покажу эскизы машины, и поговорим о вашей учебе.

– Хорошо.

Домой Анастасия приехала воодушевленная совещанием и всеми теми предложениями, нахлынувшие, так  неожиданно на нее.

Она привезла детям московских  бубликов и сладостей, копченой колбасы, белый  батон,  конфеты. А за чаем  рассказала  им  про  московскую квартиру, про поселенцев, которых разбомби во время войны и что в Москву они возвращаться не будут. Старшая дочка глубоко вздохнула и  просила:

Мамочка, а ты не видела резинового Пушкина?

Нет. Я даже не помню, куда мы его дели, когда собирались в Горшечное.

Я его поставила на верхнюю полку в книжном шкафу. Я по нему скучаю. Когда поедешь следующий раз в Москву, пожалуйста.

Обязательно привезу.

***

Но изобретение изобретением, а ей надо было готовиться к зимнему периоду работы с собранным табаком. Он еще висел на вагонах – подвижных  деревянных рамах, на которые были подвешены шнуры, то есть нанизанные на шпагат листья табака, развешенные так, чтобы листья соседних шнуров не прикасались  дуг к другу и хорошо проветривались. Когда же надвигался дождь, то вагоны загонялись под навес табачного сарая. Для этого закрепленные деревянными палочками вагоны раскреплялись, и их двигали по гладким деревянным брусьям, которые под крышей сарая поднимались с крутым наклоном так, что вагоны становились почти в вертикальное положение и плотно прижимались друг другу.

Высохшие табачные листья на шнурах подвешивались под потолок в большой комнате. Там  женщины снимали шнуры и несли их к своему рабочему месту – скамеечкам, около которых стояли большие плетенные  корзины с низкими бортами. Эти корзины использовались при ломке табачных листьев.

Высушенный таким образом т абак проходит последнюю стадию с экзотическим названием  «Пушевание».  Основным «инструментом» этого процесса служит женское колено. Работница берет сморщенный табачный лист, кладет его на коленку и  расправляет его разглаживанием своими ладонями. Разглаженные таким образом листья формируются в стопки, которые    складываются корзину, и теперь табак становится товаром. К этой работе табачницы привлекали своих родственников, в основном женского пола.

Анастасия щадила свих дочерей, потому что уже давно поняла, что это опасная для здоровья работа. И она задумывалась иногда о том, что и пушевание можно доверить машинам. Но сейчас она занималась другой табачной  проблемой.

Конструктор из  министерства привез ей проекты документов на рацпредложение и изобретение по посадочной машине, а вот времени и знаниий на их изучение у нее не хватало.

Об авторе:

Анатолий Изотов, родился летом 1940 года в Калужской области.

«Детство и юность прошли в Крыму, в селе Богатое (бывшее Бахчи-Эли), что расположено ровно посредине между Симферополем и Феодосией. После окончания средней школы год работал на Донбассе, затем поступил в Новочеркасский политехнический институт. По окончании института получил диплом инженера-гидрогеолога и направление на работу в П/Я. Десять лет проработал на уранодобывающем предприятии в закрытом городе Учкудуке. Затем, как опытный горный инженер, был направлен в Северную Чехию в заграничную командировку, которая затянулась на десять лет. По чешской тематике защитил кандидатскую диссертацию, затем вернулся на родину. Работал в институте ВИОГЕМ (г. Белгород), став со временем его главным инженером. В настоящее время являюсь научным консультантом этого института.

С пятнадцати лет начал писать стихи. Первые публикации появились в газетах «Кадиевский рабочий» и «Кадры индустрии» (1958–1964 гг.). Одно из произведений того периода, белый стих «Письмо из Средней Азии», вошло в книгу «Письма из тополиной весны», выпущенную Ростовским книжным издательством в 1967 году.

Прозу пишу с 1965 года. Ранние произведения – повесть «Охота на Клеопатру», рассказы «Фархад», «За тех, кто в поле» и другие – долгое время не мог опубликовать в силу специфики работы на закрытом предприятии. С 2005 по 2010 годы издал малыми тиражами четыре книги – сборник стихов, сборник рассказов и два романа.

Активно занимаюсь литературными исследованиями, особенно плодотворно – творчеством М. Ю. Лермонтова и Гомера.

С 2015 года являюсь членом Интернационального Союза писателей».

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: