Гастролеры

Рудольф ЛОЖНОВ | Проза

Ложнов

Отрывок. Достоверная история.

Тюрев Александр Тихонович – судмедэксперт, мой хороший товарищ. Он очень душевный, открытый, коммуникабельный, к тому же обладает незаурядным умом и очень удивительной наблюдательностью. А шутник, такого поискать надо! Рассказал мне как-то один очень интересный, но подлинный случай, который случился с ним.

Как-то в конце моего рабочего дня ко мне в кабинет зашёл Александр Тихонович. Я уже собирался было уходить домой, но, увидев его лицо, как обычно, в таких случаях говорят: на нем лица нет! Его душевное состояние было подавленное, расстроенное. Вид у него был удручающий. Я пригласил его сесть. И, видя его в таком подавленном, потерянном состоянии, у меня невольно возникла к нему жалость и сочувствие.

– Что случилось? На тебе лица нет! Вид у тебя слишком уж подавленный, нездоровый, не заболел? Могу ли я чем-то тебе помочь? – сказал я, как-то успокоить его.

Александр Тихонович тяжело вздохнул, грустными, неживыми, потухшими глазами посмотрел на меня и приглушённым голосом пробормотал:

– Помочь ты мне уже ничем не можешь. Слишком поздно. Опоздал. Но сочувствовать теперь вполне можешь. Это как-то даже улучшит моё состояние.

– Если помочь уже поздно, то как же я могу тебе сочувствовать, Александр Тихонович? Ты можешь мне рассказать, что случилось? Кайся уж! Если будешь молчать, я тоже зареву. Видишь, в моих глазах появились частички мокроты.

Александр Тихонович растерянно и недоверчиво посмотрел на меня. Я по его грустным глазам заметил, что он колеблется, что он в растерянности. Вероятно, думал, рассказывать или нет. Что-то его удерживало. Но он был человеком общительным, не любил долго носить на сердце тяжкий груз. Я знал, что он непременно должен поделиться своим горем или несчастьем с кем-нибудь. И я оказался прав. Пока я размышлял, Тюрев решился.

– Тогда слушай, – почти вполголоса проговорил он, тем самым нарушив тишину кабинета. – Я прямым ходом к тебе из горкома партии, что расположен на площади Ленина. Знаешь такую организацию? – испытующе посмотрев на меня, задал вопрос Александр Тихонович. Я не успел даже рта раскрыть, он, не дожидаясь моего ответа, сам же ответил: – Знаешь! Не просто был в самом здании этой организации, а в её сердце, которое называется – бюро! Приходилось тебе бывать на бюро этой организации? – Снова, не дожидаясь моего ответа, сам же ответил: – Приходилось!

Услышал про горком, про бюро, и у меня в голове мгновенно возникла догадка: «Ну, начнёт сейчас байку рассказывать!»

– Что это тебя туда потянуло? Неужели анекдоты рассказывать членам этого бюро пригласили, а, Александр Тихонович? – чуть не прыснув со смеху, спросил я, прямо глядя ему в лицо. – Ты ведь у нас профессионал насчёт анекдотов и разных шуточных историй рассказывать! А я-то уши развесил и чуть было слезинку не выпустил, жалея тебя.

– Кабы было так, как ты говоришь, ан нет – вызвали!

Услышав слово «вызвали», я ушам своим не поверил.

– Это ты серьёзно? Натворил что? Или это у тебя очередная забава, решил подшутить надо мной?

– Там, на бюро, было не до шуток. – Сказав это, Александр Тихонович умолк. Достал из кармана носовой платок, поочерёдно приложил его к увлажнившимся глазам. После спокойно положил его назад в карман. – Вопрос стоял о наказании меня по партийной линии, вплоть до исключения из партии. Ты же знаешь, что такое исключение из партии…

– Ушам своим не верю. Ты что, не шутишь?

– Какие там шутки! – лицо Тюрева приняло серьёзное выражение.

– Если такой вопрос вынесли на бюро горкома партии, то дело действительно швах! Тут я, пожалуй, посочувствую тебе. Но скажи, пожалуйста, что же ты натворил такого, что горком занялся твоей персоной? Горком, как я знаю, мне самому не единожды приходилось бывать на их «ковре», пустяками не занимается. Это солидная, руководимая государством организация. Им давай серьёзные, громкие дела!

– Если я расскажу, ты со смеху умрёшь!

– Будет смешно – почему бы не посмеяться. Ты мне ведь не каждый день рассказываешь подобные умопомрачительные истории. Александр Тихонович, я уже сгораю от нетерпенья.

– Пошёл я однажды в парикмахерскую, постричься. Время было перед закрытием этого заведения. Антонина Семёновна – парикмахер, меня знает. Я часто стригусь у неё. В парикмахерской, кроме меня, других клиентов не было. Кроме нас, ещё была уборщица. Убирала помещение. Как её звать, не знаю. Постригла меня Антонина Семёновна, и я, конечно же, за оказанную услугу стал расплачиваться. Полез в левый внутренний карман пиджака, где обычно ношу деньги. Прощупал – денег нет. Проверил наружные карманы, то же самое – денег нет. Вероятно, когда я шёл стричься, забыл взять деньги.

Мне как-то не по себе стало. Стыд, позор, понимаешь? Солидный мужчина, а тут вдруг денег нет! Машинально, может, от волнения, моя рука полезла в задний карман брюк. Вдруг почувствовал там бумажку. Вытаскиваю, смотрю. В руке оказалась стодолларовая купюра американского происхождения. Антонина Семёновна, увидев у меня в руке эту американскую купюру, спрашивает: «Она настоящая?» Я, сделав серьёзный вид, отвечаю: «Конечно, настоящая, американская, называется доллар». Купюра была действительно настоящая. Тогда Антонина Семёновна спрашивает: «Можно посмотреть, никогда не видела и в руках не держала иностранные деньги». Я говорю ей: «Смотрите» – и отдаю купюру. Она так внимательно смотрела, изучала, прощупывала, даже понюхала со всех сторон. После спрашивает: «Как вы эти доллары заработали?»

Представляешь, Рудольф Васильевич, сам не знаю, как получилось. Но у меня заиграло чувство юмора, и дёрнуло же меня подшутить. Сделал серьёзный, солидный вид, чтобы мою шутку приняли всерьёз, и отвечаю: «Как-то, читая местную газету, наткнулся на объявление, где черным по белому было написано, что наша заготовительная контора райпотребсоюза принимает в неограниченном количестве речных лягушек и оплату производит в иностранной валюте. – Смотрю я на Антонину Семёновну и говорю: – Ну и я, не теряя времени, начал ловить в речке лягушек. Наловил два ведра лягушек и отвёз в заготконтору. Сдал их и получил вот эту валюту». Когда я рассказывал эту на ходу придуманную историю, вижу, уборщица, перестав убирать, внимательно слушает меня…

Александр Тихонович умолк. Я стал ждать продолжения, а самого стал разбирать смех.

Рассказчик молчал, и тогда я не выдержал и крикнул:

– Дальше, дальше что произошло?

– Что дальше произошло, что дальше произошло? – как бы передразнивая меня, пробурчал Тюрев. – Дальше, как я выше сказал, был вызов в горком партии, на ковёр. Вот что дальше произошло!

Я уже не мог сдерживать себя. Смех разобрал меня. Я смеялся так, как будто раньше никогда не смеялся. Даже слёзы текли у меня по щёкам от смеха.

Не знаю, сколько времени потратил на смех, вдруг слышу недовольный, рассерженный голос Тюрева:

– Я ведь предупреждал тебя, что ты со смеху умрёшь!

Я, насильно подавив смех, сказал:

– Я помню твоё предупреждение и помню и то, что тебя в горком вызвали и чуть было не исключили из членов партии. Всё это я понимаю, но я так и не понял – за какую провинность?

– В том-то и дело, ни за что!

– Ни за что не бывает, дорогой мой Александр Тихонович! Нашли же за что, раз вызвали на бюро горкома.

Александр Тихонович немного помялся и неожиданно заговорил:

– Откуда мне было знать, что эти дуры-бабы, не могу их по-другому называть, всерьёз примут мою шутку. Мало ли я рассказываю разные истории и байки людям. Обычно посмеялись, пошутили, и на этом всё заканчивалось. А эти же… После моего ухода из парикмахерской Антонина Семёновна и уборщица закрыли своё заведение на замок, прихватив мешки, пошли на речку ловить этих несчастных лягушек. Двое суток, без каких-либо перерывов, днём и ночью гонялись за лягушками. Двое суток парикмахерская на замке, не работает. Клиенты ругаются. Нашлись такие клиенты, пожаловались в горбыткомбинат, в ведомстве которого находилась парикмахерская. Там руками разводят, ничего не знают. Курьеры к Антонине Семёновне домой, а дома тоже ничего не знают, где она. Двое суток её нет дома. Завертелась карусель. Подняли шум. Пропали люди! Подняли на ноги всех и даже включили на поиски милицию. Парикмахерская не работает, план по ней не выполняется, что их дома нет, ищут. А эти две женщины ловят себе лягушек и ловят. За два дня женщины наловили полмешка лягушек и, довольные, счастливые, повезли сдавать в заготконтору…

Я не мог дальше слушать Тюрева, смех душил меня. Всё тело тряслось. Глаза в слезах. Не помню, сколько времени находился в смешном состоянии. Очнулся от голоса Тюрева:

– Тебе хорошо смеяться, а мне было не до смеха на бюро. Ты не представляешь, что было бы со мной, если бы исключили из партии? Ты не представляешь? А я представляю! Это позор на всю округу! Потерял бы работу, да что там говорить… Чёртов мой язык!

– Постой, постой! Может, хватит себя казнить, Александр Тихонович! Не исключили же! Вот и ладно! Ты лучше расскажи – сдали эти женщины лягушек? Неужели приняли?

– Как мне объяснили на бюро, Антонина Семёновна с уборщицей приехали в заготконтору с лягушками и стали требовать, чтобы приняли лягушек и оплату в обязательном порядке произвели в долларах. Там им говорят, что никаких лягушек они не принимают и никогда не принимали. Женщины стояли на своём: примите, и всё тут. Дело дошло до того, что женщины пригрозили, что пойдут с жалобой в горком, если не примут лягушек. Ну и пожаловались…

– Хорошо. Женщины пожаловались в горком, всё это понятно. Одно не пойму, ты-то тут при чем? Женщины ведь пожаловались на заготконтору, а не на тебя, так ведь?

– Так-то так, но женщины в горкоме заявили, что заготконтора у них лягушек не принимает, а вот у меня – то есть они указали на меня – приняла. Кроме того, женщины рассказали, как я хвастался перед ними, показывая американский доллар, заработанный на лягушках. Вот тут-то горком взялся за меня.

– Представляю реакцию горкома, когда узнали об американской валюте, имеющейся у судмедэксперта. Как же, американский доллар, так ненавистный советской власти. Наверняка на бюро присутствовал оперативник из КГБ. Был он на бюро?

– Был. Все допытывался, откуда у меня эта валюта. Проявлял такую старательность, такую услужливость перед членами бюро, как будто он только и тем и занимался, что изымал иностранные валюты.

– Слушай, Александр Тихонович, действительно, откуда у тебя эта зелёная, так ненавистная советской власти, бумага? Ты никогда мне про эту зелёненькую бумажечку не рассказывал. Правда, у тебя она есть? Она с собой? Покажешь?

– Представь себе, с собой нет. Может, это к лучшему. Оперативник вначале мне предложил показать её. Я ему ответил, что потерял.

– Что, поверил?

– Оперативник не поверил. Предложил выложить все содержимое карманов на стол. Ну и я так и сделал. Купюры не было. Оперативник хотел было сам пошарить по моим карманам, но секретарь не разрешил.

– Да, повезло тебе. Окажись в кармане эта зелёненькая, путь в места, отдалённые отсюда, был бы открыт для тебя, и надолго. Давай-ка не будем о плохом. Ты не сказал – откуда она появилась у тебя? Другу ты можешь рассказать, или это тайна великая есть?

– Никакой великой тайны нет. Приехал ко мне в гости мой студенческий друг. Он живёт и работает в столице. Занимает большую должность в Минздраве. Часто бывает за границей. Когда уезжал, подарил на память эту купюру. Храню её как память.

– Ну и дела! – сочувствующим тоном произнёс я. – Мой тебе совет: храни эту бумагу как зеницу ока. Меньше об этом будут знать люди – лучше будет для тебя, и спокойно будешь жить. А теперь, Александр Тихонович, не грех бы нам пропустить по рюмочке за благополучный исход твоего приключения, а? По глазам вижу, отказа не будет.

– С величайшим удовольствием, дорогой друг мой! Честно признаться, я на такой приём рассчитывал и потому зашёл…

г. Анапа

Об авторе:

Ложнов Рудольф Васильевич, родился 5 января 1940 года в деревне Москакасы Б. Сундырского района Чувашской автономной Советской Социалистической Республики.

«Я – круглый сирота. Отец погиб в 1943 году под Курском, мать умерла тоже в 1943 году от полученных ожогов при пожаре, спасая нас. Нас осталось пятеро детей: старшей было 14 лет, самому младшему – около 3 лет. К нашему несчастью, у нас не было ни бабушки, ни дедушки. Благодаря Всевышнему, добрым неравнодушным людям и старшей сестре Зое мы все выжили в военные годы.

Окончив Орининскую среднюю школу в 1958 году и стремясь получить дальнейшее образование, летом работал с колхозниками на заготовке леса. Заработав 300 рублей, взял чемодан, в нём находились книги, одна рубашка и брюки, и уехал поступать в горный техникум в город Красный Луч Луганской области. Окончил техникум в 1961 году. Получив диплом горного техника, по распределению я попал на шахту Северная треста «Краснодонуголь», в город молодогвардейцев. Это была моя мечта. Она сбылась.

Через три месяца работы был призван в армию. Служил в пограничных войсках на Дальнем Востоке. Отслужив, вернулся снова на шахту.

В 1970 году заочно окончил Харьковский юридический институт. После окончания стал работать следователем, а через несколько лет – начальником следственного отделения ОВД города Красный Сулин Ростовской области. В 1990 году ушёл на заслуженный отдых. Работал снова на шахте.

Женат. Имею троих детей, четырёх внуков и двух правнуков. Награды: отличник советской милиции, медаль «Ветеран труда».

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: