История Андрея Петрова
Однажды, еще в детстве, произошло небольшое чудо: я наконец научился читать. Был обычный будний день. Лежа на диване, деловито закинув ногу на ногу (я до сих пор так делаю) и листая страницы очередной истории про Кникербокеров — команду молодых детективов, написанной Томасом Брециной (фамилия дурацкая, но книги его помню до сих пор), я вдруг осознал, что читаю по-настоящему! Я понял тогда, что уже не обращаю внимания на какие-то там слоги, ударения и прочую ерунду, а читаю по-настоящему! Это было настолько внезапным и ярким событием в моей жизни, что даже сегодня воспоминания о том дне настолько реальны, будто это случилось вчера. Я помню, как отложил книгу и пошел в большую комнату, как мы ее называли тогда. Передо мной длинные полки с книгами, уходящие под самый потолок. Щурясь от назойливого летнего солнца, как завороженный, я уставился на старый шкаф, похожий под тяжестью рядов с книгами на заколдованное дерево. Я смотрел без всякого страха, как было раньше, теперь он уже не казался мне таким зловещим и таинственным, а стал просто большим шкафом. Еще вчера я был уверен, что старые переплеты толстенных книг — это заколдованные чудовища, даже взрослые притрагиваются к ним в самых крайних случаях! Только вдуматься: всего день прошел — и вот я рядом с этим монстром, только теперь мне совсем не страшно, и я могу взять любую книгу и прочитать ее… От этих мыслей я улыбаюсь, как и положено детям в таких случаях, искренне и загадочно, будто только разгадал тайну и теперь знаю то, чего никто не знает.
Помню, как спросил себя: а не счастье ли это — уметь читать любые книги?
Посвящается Артему Переверзеву, моему любимому сынишке, которым я очень горжусь.
I bout a ticket to the world
But now I’ve come back again
Why do I find hard to write the next line?
Oh I want the truth to be sad
Spandau Ballet
Глава 1 (часть)
— Следующая остановка «Проспект космонавтов», — объявил водитель на весь вагон, да таким тоном, будто под этим выражением стоит подразумевать: «Следующая остановка «Бар «Ангел», Лос-Анджелес, Калифорния».
Андрей любил идиотничать и даже в свои тридцать пять мысленно коверкал всех, кто попадался под руку, независимо от того, серьезные вещи говорят люди или просто обсуждают погоду, которую, как известно, никто еще не научился предугадывать хотя бы на пятьдесят один процент. Он встал, держась за поручни, прошел к дверям посередине вагона и начал считать до тридцати. Под ногами было слышно, как огромные колеса старого троллейбуса жуют свежий февральский снег, мирно поскрипывая, намекая на скорый покой в каком-нибудь депо.
Андрей спрыгнул со второй ступеньки, приземлился в кашу из грязи и чуть подтаявшего снега и быстро зашагал в сторону офиса. Наверное, именно такая походка и называется пружинистой, сказал себе Андрей, мысленно оценивая себя со стороны. Он прошел по скользкому бордюру, как когда-то любил делать в школе, спрыгнул и улыбнулся проходящей мимо девушке с коляской, откуда выглядывала укутанная в огромный шарф голова размером с яблоко с будто нарисованными на ней глазами и двумя полосками, отвечающими за линии рта. От девушки веяло тонким фруктовым ароматом, шлейф которого тянулся до самого кабинета, да и вообще сопровождал молодого человека весь день.
Глава 2 (часть)
Андрей прошел мимо знакомой троллейбусной остановки c довольно нелепым и старомодным названием «Проспект космонавтов». Настроение было неплохим и даже приподнятым. Молодого человека будто вообще не волновало сегодняшнее увольнение. Обычно такое отношение к работе складывается у двух типов людей: у идиотов, которым все равно, чем именно заниматься, лишь бы платили вовремя, и у настоящих профессионалов, которые на сто процентов уверены в своей незаменимости, точнее тех, кто знает и понимает, что он делает. «Ну и слово, — подумал Андрей, — «незаменимость»! — и улыбнулся.
По иронии судьбы чуть вдалеке, метрах в двадцати, показалась та самая девушка с ребенком, от которой потрясающе пахло. Все тот же нежный фруктовый аромат чуть слышно парил в холодной ночи. Все та же маленькая голова мальчика виднелась из-под огромной коричневой зимней шапки. Женщина пыталась вложить в его маленькие ручонки игрушечную гитару, но та постоянно падала на асфальт. То ли ребенок был еще слишком мал для чудес моторики, то ли его мама гуляет с ним с утра и пальцы малыша настолько окоченели, что надо было радоваться, что он вообще в состоянии производить хоть небольшие телодвижения. На обеих ручках коляски висели большие пакеты из супермаркета «Большой», и было видно, с каким трудом девушка держит равновесие коляски. Костяшки рук молодой мамы выпирали от напряжения, как ножи у Росомахи, героя знаменитого фильма.
Молодые люди поравнялись и будто по команде посмотрели друг на друга. Девушка смущенно опустила глаза. Большие, карие, умело подведенные, как говорится, ничего лишнего.
— Извините, я могу помочь? Вы ничего не подумайте, просто вижу, как вам тяжело, — сказал Андрей.
Женщина остановилась. Ребенок опять выронил свою гитару и удивленно уставился на незнакомого взрослого человека. «Интересно, — на секунду подумал Андрей, — о чем сейчас думает этот мальчик, если в таком возрасте люди вообще умеют думать?»
— Да нам два квартала осталось всего, — сказала девушка, выпуская небольшие клубы холодного воздуха.
— И все же позвольте, хотя бы два квартала. Разумеется, если на конечной ваш муж не забьет меня насмерть этими же пакетами.
— Спасибо большое, у меня нет мужа, — сказал девушка, улыбнувшись. — Я Инна, — представилась она, протянув окоченевшую от мороза изящную кисть с красивым разноцветным кольцом, какое обычно носят школьницы или просто веселые девчонки без возраста, которым плевать на стереотипы и окружение (что давно пора бы считать одним и тем же).
— Андрей, — протянув руку девушке, сказал Петров. — Позволите? — Андрей снял с ручек коляски два тяжелых пакета килограммов по семь каждый и почувствовал, как коляска вмиг стала легкой и невесомой, как перекачанный волейбольный мяч. — А я вас утром видел возле остановки, там еще здание такое стеклянное большое.
— Да, точно, мы там гуляли утром с Максом.
«С Максом, — повторил про себя Андрей. — Если бы она сказала «с Максимкой», я бы вряд ли потащил пакеты дальше, — пронеслось у него в голове.
— От вас потрясающе пахнет, — сказал Андрей и увидел, что девушка мельком улыбнулась.
— Спасибо. А вы? Возвращаетесь с работы?
— Да, сегодня пришлось немного задержаться. Случай не из рядовых: я уволился.
— Правда? Очень жаль, — сказала Инна. — Вам, наверное, тяжело сейчас, а тут я со своими пакетами.
— Ну, вообще-то да, тяжело! Пакеты весят как мешки с цементом, — сказал Андрей, и молодые люди рассмеялись. — Да все в порядке, переживу.
Глава 3 (часть)
Коридор на 12-м этаже был пуст и больше смахивал на миниатюрную пустыню, где только и ждешь, когда поднимется легкий ветерок и по мягкому ковролину, весело подпрыгивая, покатятся перекати-поле в виде счетов-фактур и глупых любовных записок взрослых мальчиков и таких же девочек. В коридоре не было слышно привычных голосов, за закрытыми дверьми тоже тишина: ни стука клавиш, ни гула телефонных звонков, ничего такого, что можно услышать в офисах, в местах, где люди научились изображать бурную деятельность похлеще, чем в театрах.
Подойдя к двери своего уже бывшего кабинета, Андрей увидел, что дверь к Штейну открыта настежь, оттуда слышались голоса. Горланил Носов, споря о чем-то с бывшим директором издательства Александром Штейном.
— Откуда я знал, — отвечал Саша на громкий крик Носова. — Сейчас приедет, сам у него спросишь! Да и вообще, мне какое дело?!
— Что значит какое? — орал Носов. — Между прочим, именно от него и зависит, будешь ты дальше вариться в нашем котле или нет.
— В котле с дерьмом не варился и вариться не буду, — с достоинством королевы Виктории ответил Штейн.
— Да успокойтесь вы наконец! — сказала Демина. — Мы здесь не орать собрались. Сейчас приедет Петров и все решим.
Андрей понял, что было бы правильным зайти именно сейчас, уж больно заинтриговала его беседа.
— Петров уже здесь. Как поживают мои лучшие друзья? Чай уже подавали? — спросил Андрей, оглядев комнату. Штейн сидел в отглаженном костюме и новых туфлях, Марина Владимировна Демина — в черном платье, с серой накидкой на широких плечах, она была похожа на бухгалтера, ну а Носов — он, будто участник массовки дешевого сериала, расселся в кресле в обычных черных брюках, зеленой рубашке и непонятного цвета свитере. Разумеется, без рукавов.
— Андрюх, привет, — первым поздоровался Штейн. — Как раз тебя вспоминали. Товарищ Носов только что из Милана, погляди-ка, какой свитер удалось купить нашему приятелю. Первая линия! Безрукавка от самого…
— Да ты вообще …л?! — взревел, как медведь, Носов и уже ринулся на Штейна, но Андрей успел перехватить его за тощее плечо.
— Ладно, остыньте. Все, давайте спокойно сядем и поговорим. Сядь, — сказал Андрей Носову таким тоном, будто он отец, а Носов двоечник, принесший из школы очередной трофей.
В кабинете повисла неловкая пауза. Медиамагнат с миллионными доходами, пожилая владелица самого успешного в России коммерческого издания, похожая на бухгалтера советского завода покрышек или подшипников, пока еще действующий директор этого издания и простой журналист — все сидели молча, переводя друг на друга удивленные взгляды, будто не понимая, зачем они тут собрались.
Глава 5 (часть)
На улице началась настоящая весна. Солнце слепило прохожих, заставляя щуриться в неискренних, но приветливых улыбках. Тротуары почти полностью избавились от грязных луж, обнажив большие трещины в черном смоляно-гравийном покрытии асфальта, как всегда бывает после сильных морозов. Андрей был одет в черный приталенный костюм, классические туфли и легкое модное пальто. Девушки, идущие навстречу, приветливо улыбались и даже оборачивались. Безусловно, ему это льстило, да и как это может не нравиться?! Все мы тем и заняты каждый день, чтобы понравиться как можно большему количеству людей. Андрей обходил небольшие лужи, боясь испачкать начищенные до блеска туфли, хоть ему и хотелось взять и рвануть вперед, шлепая по этим самым лужам, насколько сил хватит, как в детстве, когда внешний вид твоих ботинок в списке приоритетов стоял на последнем месте под номером сто девяносто семь.
Пройдя пару кварталов, Петров замедлил шаг. Дом Инны находился совсем рядом, до запланированной встречи было еще целых двадцать минут. Он свернул на небольшую узкую улочку, где в маленьких магазинчиках обычно торговали парфюмерией для пенсионеров и психически больных, а чуть дальше стояли продавцы цветов («голландская розочка по сто рублей», «шикарные пионы», «возьмите лучше все сразу, я уступлю»). Нет ни одной девушки на свете, не любящей цветы, подумал Андрей. Это единственное, в чем может быть уверен мужчина, говоря о женщинах.
Глава 6 (часть)
Начало весны… всегда чувствуется, как меняется все вокруг, как человек становится более энергичным и как преображается буквально все: деревья, тротуары, витрины магазинов… даже машины вдруг стали чище, и кажется, что жизнь наконец-то налаживается, причем даже в том случае, что она и так налажена и она же, как говорится, дай бог каждому. Пройдя еще пару кварталов, Андрей увидел крышу огромного торгового комплекса «Мечта», построенного несколько лет назад на месте бывшего завода, выпускающего подшипники. Сегодня эти непонятные штуковины цилиндрической формы мало кого интересуют, зато всем просто необходимо пройтись по магазинам, вкусно поесть или постричься. Андрей бывал в этом ресторане и раньше.
«Оливия» — это тот самый пример хорошего заведения без ярко выраженных стилей в кухне, именно то самое место, где официанты по-настоящему приветливы, блюда подают действительно быстро, а не как это обычно происходит в раскрученных модных заведениях, где почему-то считается постыдным пожаловаться официанту, что салат был заказан 30 минут назад. Название заведения также располагало к отдыху и спокойной непринужденной беседе, все ж таки, сидя в заведении с названием «Черный бизон», не до любовных разговоров, согласитесь.
Иногда они останавливались и целовались, долго и медленно. Наверняка каждый думал: «А не похож ли я на того героя из какой-нибудь знамений голливудской галиматьи?» или «А как мы смотримся в свете подрагивающей лампы уличного освещения?». Да мало ли вопросов возникает в такой ситуации. Привычка думать, по заверению великих мыслителей, — неизлечима… Но это не у всех, разумеется.
Глава 7 (часть)
— Мы теперь важные птицы, Андрей Юрьевич, а это ты понимаешь… ик… понимаешь, да, что значит?
Андрей попытался изобразить удивление.
— А это, — сказал Штейн, — все что хочешь! Это и женщины, и деньги большие, а главное — власть.
Петров понимал, что приятеля понесло и процесс этот необратим. Какая, на хрен, власть?! Власть — у собственников огромных корпораций или у правительства с президентом, это да. Хотя, наверное, все люди рассуждают как Штейн, едва на горизонте замаячили хоть какие-то перспективы. Ведь обыкновенный прораб — по-своему тоже власть имущий, да и завуч в школе — тот ведь тоже ого-го, он вообще может на педсовете ругать провинившихся учителей. Да что там, взять хотя бы магазин обычный розничный. Не секрет ведь, что старший продавец, получая на три тысячи больше продавца обычного, чувствует…
Глава 12 (часть)
Из зеркала на меня смотрело довольно симпатичное (как говорят девушки, имея в виду что-то по-настоящему красивое) лицо с четырехдневной щетиной. Я вообще не брился в общепринятом смысле слова уже лет десять — так, иногда проходился триммером, оставляя несколько миллиметров. Не понимаю гладковыбритых мужчин. Не похожи они на мужчин.
Я вышел из ванной, надел брюки, подошел к окну в спальне. Солнце слепило глаза, я щурился, пытаясь нащупать оконную ручку. Быстрым рывком открыл пластиковую конструкцию. В комнату ворвался теплый ветерок.
Так я обычно проверял, что мне сегодня надеть. Градуснику ведь особого доверия нет. Он может показывать плюс пятнадцать, и вы, веря ему, надеваете одну лишь рубашку, но на поверку оказывается, что на улице хозяйничает холодный ветер, что означает верный просчет. Сегодня был как раз такой обманчивый весенний день: в рубашке еще холодно, а в пиджаке жарко. Есть в мире одежда для таких погодных условий?!
Глава 13 (часть)
Размышления мои прервал старик, сидевший возле кафе прямо на асфальте. На нем была засаленная куртка, порванные штаны, черные армейские сапоги почти до колен и кепка с истертым названием «GAP». Пальцы черные, как уголь, а ногти грязные и будто покусанные маленьким пекинесом. Он сидел, поджав ноги, на куске картона. Одна рука лежала на груди, другая, с протянутым кулаком, в котором зажат смятый пластиковый стаканчик с мелочью, — на колене. Лицо бродяги не выражало никаких эмоций. Идущая впереди женщина кинула несколько монет, он что-то пробормотал в ответ. Я подходил к нему все ближе, и вот я уже стоял перед ним. Мы смотрели друг другу в глаза, мне было неудобно и стыдно. Я, одетый в дорогой костюм и новые туфли, блеск которых заставлял его щуриться, как от солнца, и напротив он, этот несчастный. Странно, но он вовсе не выглядел при этом униженным и одиноким.
— Сколько вам надо и на что? — спросил я, как всегда, обращаясь на «вы».
— Мне ничего не надо. Если не жалко, можешь дать мелочь, — он почесал грязной рукой нос и добавил: — Человеку вообще мало надо: чтобы поесть немного и чтобы тебя любил кто-нибудь…
Глава 14 (часть)
Я проснулся утром в своей квартире. С Инной мы не виделись почти неделю, она уехала в другой город повидать сестру. За это время я появился на работе лишь однажды — нужно было утвердить штатное расписание и повидать своего друга Сашу Штейна. Он все так же сидел в своем кабинете по нескольку часов в день, пил виски и в три часа дня уезжал домой слушать классическую музыку и спать; одно было странным — толпы незнакомых гостей больше я у него дома не видел. В конторе все шло гладко, и казалось, никто и ничто не сломает этот отлаженный механизм. На самом деле все это очень сложно, но мы знали, что наши подчиненные, директора и руководители, менеджеры и специалисты своих направлений — люди глубоко профессиональные и наладят дело и без нас. Похоже, они это тоже понимали: иногда лучше не мешать, иногда это лучшая помощь.
Глава 15 (часть)
Я проснулся от воя пожарной машины. В доме напротив горела квартира на первом этаже. Вроде бы там была парикмахерская или салон красоты. Рядом стояли четыре пожарных расчета и толпа примерно из тридцати пенсионеров, женщин и детей. Все указывали пальцами на пепелище и мирно переговаривались. Не хватало бутербродов в руках и заставленного машинами двора, чтобы пожарные не могли потушить это великолепие как можно дольше.
Я всегда думал: почему нас, людей, так притягивают зверства, издевательства и чужие несчастья? Человек, совершенно точно, самое жестокое животное на планете. Даже в дикой природе трудно себе представить, что на горящий лес придут посмотреть несколько медведей и лисиц, а потом, когда все сгорит дотла, все спокойно разойдутся по делам, позевывая и делая усталый вид.
Толпа смотрела на пожарных и на пожар, а я смотрел на толпу. Идиотов-зевак все прибывало, но, к их большому сожалению, пожар потушили слишком быстро. Было видно, что настроение у людей исчезало с каждым потухшим угольком. Кто-то качал головой, другие активно обсуждали событие. Бьюсь об заклад: продолжайся пожар хоть немного дольше, людей бы собралось под сотню. Я зашторил окно и сел в кресло. Солнце светило так сильно, что даже и теперь в комнате оставалось достаточно светло.
Я достал томик Хеллера. Как-то я начал читать историю какой-то фирмы, но потом она меня утомила. Я одолел несколько страниц и понял, что эту книгу я не смогу дочитать никогда. Роман назывался «Что-то случилось». Немного странно, что история с таким названием занимает пятьсот страниц. Я отложил книгу, встал и начал мерить комнату шагами. Я улыбался и одновременно грустил.
У меня сейчас есть все. Я сыт и одет, у меня неплохая зарплата. У меня есть красивая девушка, и я совсем не грущу по поводу отсутствия у меня жены и детей. Мне сейчас комфортно, но вместе с тем именно в такие моменты мысли о смысле жизни посещают нас чаще всего. Философы в массе своей наверняка были людьми состоятельными, оно и понятно: чем еще заниматься, если все твои бытовые проблемы решены на годы вперед, — не смотреть же, в самом деле, днями в потолок?!
Глава 16 (часть)
Наверное, переживать мне особо нечего. По совести говоря, постоянной девушки у меня не было никогда. Самый долгий роман длился несколько месяцев. Я никогда не сорился, никогда не злился на своих пассий; если кому-то надоедал или кто-то надоедал мне — просто расставались, почуяв скорый разрыв, вот и все. Я честно и искренне не понимал этих долгих никчемных разговоров как со стороны девушек вокруг, так и со стороны коллег и друзей по поводу очередного разрыва, измены и всего такого прочего. Ну, расстались, и что с того? Неужели так мало людей вокруг?
Один мой приятель как-то сказал мне: я, мол, легко знакомлюсь и расстаюсь только потому, что особо не ищу знакомства с девушками. Я сказал ему, что он, вероятно, прав на сто процентов, и посоветовал ему придерживаться той же стратегии дальше. Не знаю, как у него сейчас дела, но стратегия его особо не сработала: когда я видел его последний раз, он готовился к своей четвертой свадьбе. Как прикажете это понимать? Есть ли у таких людей мозг? Неужели надо сделать столько попыток, чтобы понять, что в самом слове «брак» таится что-то зловещее, страшное и опасное. Кто и что мешает людям жить вместе, спать и есть вместе без вступления в этот самый брак? Гарантии женщинам в случае рождения детей? Или без этого мужчины, как по команде, спят исключительно со своими женами? Разумеется, нет. Быть может, без этого вообще нельзя даже выпить вместе?
Есть примеры действительно удачных союзов (примерно 0,000001% от всех). Разумеется, в основном «удачные» они только потому, что таковыми их считают сами «удачно» прожившие вместе пятнадцать и более лет. А что им еще говорить? Сказать, что я и моя жена — два тупых барана, прожившие столько несчастных лет, покраснеть и махнуть рукой, мол, ну с кем не бывает?! Но ведь тогда их и правда будут считать форменными идиотами (хотя и так считают, но не говорят вслух, чтобы не показаться бестактными и невоспитанными). В общем, все построено на лжи, и все это знают…
Глава 17 (часть)
В офисе я появился в начале второго. На нашем этаже все двери настежь, люди беспорядочно входят и выходят, будто они разом ошиблись дверью. Лица у всех немного красные. Похоже, я понял, в чем дело. У кого-то наверняка день рождения, а у нас в конторе, как и в любом творческом коллективе, особой разницы между именинами директора или уборщицы не было: праздник есть праздник!
Раньше я думал, что бухают по-черному только сапожники и строители, однако с тех пор, как попал в мир СМИ, понял, что на телевидении, радио и в печати по части заливки за воротник трудятся настоящие чемпионы.
— А-а-а-а-а-а, с днем рождения, я извиняюсь, что припоздал…. — Людочка, зая, будь добра, селедочки! — Оп, есть, попала, ага, благодарю, польщен… — Слушай, а у этой задница — я те дам!… — Как там у Зощенко, помнишь?.. — Валерий Павлович, ну не здесь. Люди смотрят!.. — Короче, завтра по-любому, я же говорю, карась там — во!
Я стоял под дверью, слушал всех сразу, улыбался и смотрел в окно. Выходящие из кабинета бухгалтерии меня не узнавали, всем было не до этого. «Сколько людей, мнений желаний, — думал я. — Короткий миг веселья. Выпил и забыл все на свете. Все ж таки как важно людям быть среди людей и как мы любим веселье… Только здесь можно забыть об опостылевших женах, детях, домашних делах, о несбывшихся мечтах и надеждах, о неоплаченной квитанции из ТСЖ, о поломанной машине, о недавно умершем котенке…» Я искренне радовался за всех этих людей и с трудом представлял среди них Носова — хотя, с другой стороны, чем богатые, напившись в дым, отличаются от этих обычных менеджеров? Тоже хотят свалить на рыбалку, потискать подчиненную, сказать тост, насмешить или посмеяться, забыть о проблемах хоть на минуту…
— Опа, Андрей Юрьевич! Попался, гад! — Штейн притянул меня и обнял. Добрые красные глаза смотрели не моргая. — У Анастасии Викторовны, это заместитель бухгалтера нашего, сегодня юбилей! 35 лет этой бестии, еще ого-го, я тебе доложу!
— Слушай, Сань, давай в кабинете поговорим?
Саша взял меня под локоть, мы прошли прямо по коридору, благополучно миновав открытые кабинеты подчиненных. Сзади слышались звуки хлопающих дверей, шарканье, кто-то орал «Поздравляю!», слышался женский пьяный смех и глупые тосты, что так мастерски и с завидным постоянством выдают на-гора всякого рода офисные задроты.
Штейн уселся на диван, закурил свой любимый «Парламент». Струйки сизого дыма медленно вылетали изо рта, превращаясь в небольшие облачка. В кабинете было тихо и уютно. С террасы светило солнце, наполняя пространство светом и отличным настроением.
— Ну, рассказывай, писатель, как дела? — начал Штейн, как всегда, не глядя в глаза, а любуясь своими туфлями.
— Давай ты первый, работа ведь важнее, — сказал я.
— Старик, я тут всю неделю почти пробыл, смотрел, что и как, делал вид важной птицы и знаешь что понял? — Штейн докурил сигарету, откашлялся и продолжил: — А понял я, что нам тут делать особо не хрен. Ребята наши — все до единого большие умницы, по заказам на рекламу вопросов нет и в ближайшем будущем не будет, а значит, не будет проблем и у нас с тобой… Носову вчера отзвонился, отчет за месяц он видел. Хвалил нас и, между прочим, тебе лично привет передал.
— А что ты ему сказал?
— Сказал, что ты молодец и все такое. А он привет тебе — хлоп и передал.
— Хлоп, и на хрен мне его привет?!
Глава 18 (часть)
Я открыл знакомую дверь, ручку которой я дергал тысячи раз, прошел прямо, не снимая пиджака, устроился на высоком барном стуле, заказал двойное виски, выпил и начал глазеть на полированную деревянную стойку. Опять в моей жизни случилось маленькое чудо, а может, сбылась мечта. Сразу за ней неизбежно приходят пустота и разочарование, но это ненадолго, я знаю. Когда нам плохо, мы переживаем и думаем: ну как же так?.. Когда повезет, начинаем размышлять, чем же именно мы заслужили подарок судьбы. Не можем просто взять и пользоваться моментом, счастливым случаем, удачей или просто минутой радости…
Я — Андрей Петров. Я люблю слушать, как дождь шлепает по подоконнику осенним грустным вечером, и не люблю, когда случается ливень на мой день рождения. Я люблю смотреть в глаза моего будущего сына и не люблю думать о временах, когда он вырастет. Я люблю писать и не люблю об этом говорить, хоть иногда я люблю нарушать это правило. Я люблю долгие разговоры до утра и не люблю себя после этого. Я люблю красивые лица девчонок и не люблю их пустые ожидания. Я люблю свою работу и не люблю осознавать, что даже то, что я так сильно люблю, в конечном счете не важно. Я люблю долго спать и не люблю испытывать непонятный стыд от этого. Я люблю выпивать и не люблю себя за это. Я люблю шутки своего брата, и вообще — я его люблю. Я не люблю понимать, что не всегда так будет, когда-нибудь нам придется расстаться. Я люблю шумные компании и не люблю почти всех их участников.
Я люблю голоса ребят из SpandauBallet и не люблю тех, кто не понимает, насколько это красиво. Я люблю теплые солнечные дни и не люблю думать о тех местах на Земле, где всегда тепло. Я люблю своих новых друзей и не люблю понимать, что почти все мои друзья — новые. Я люблю влюбляться и не люблю делать больно. Я люблю понимать и не люблю тех, кто не понимает. Я люблю себя и не люблю. Я люблю рассказы Ирвина Шоу и бесполезные истории пьяницы Буковски, люблю Джека Лондона и Хемингуэя и не люблю Достоевского и Карамзина, потому что читать их невозможно. Я люблю книги о веселой жизни и любви и не люблю военные истории и глупые детективы. Я люблю иногда фальшиво поплакать и не люблю собственную фальшь. Я люблю свою страну и не люблю ее. Я люблю, когда меня жалеют, и не люблю заставлять себя жалеть. Я люблю, когда меня любят, и не люблю думать, что любить просто так невозможно. Я люблю узнавать и учиться и не люблю, когда меня считают умным, даже когда я молчу. Я люблю осознавать себя и не люблю, когда это не получается. Я люблю верить в себя и не люблю, когда мир вдруг ломает эту веру, как спички.
Я люблю быть веселым на людях и не люблю людей за то, что те не верят в мою способность переживать и страдать. Я люблю, когда из моих карманов торчат наличные, и не люблю, когда холодильник в моей квартире похож на пещеру в Антарктиде. Я люблю за всех платить и не люблю, когда на это фальшиво обижаются. Я люблю свои воспоминания и не люблю свое прошлое. Я люблю слышать людей и не люблю, когда не слышат меня. Я люблю иногда сильно и не люблю осознавать через время, что это я просто влюбился. Я люблю надеяться на чудо и не люблю себя за это. Я верю в любовь и дружбу и не люблю понимать, что даже это — условно. А еще я люблю любя и не люблю тех, кто любя любить не умеет.
Об авторе:
Игорь Переверзев – романист. Родился в 1984 году. Писательскую карьеру начинал не с художественной литературы. Его первым крупным опубликованным произведением была электронная книга о копирайтинге «Как превратить буквы в деньги», написанная на основе собственного опыта. Однако уже первая художественная книга — роман «История Андрея Петрова» — сделала его финалистом Международной Московской премии и была опубликована в элитарной винтажной серии «Современники и классики». Обе книги продаются почти во всех электронных магазинах.
Игорь воспитывает сына, которого обожает и считает лучшим другом, занимается спортом и любит свою работу больше всего на свете.
