Из темноты

Татьяна ГРЖИБОВСКАЯ | Проза

Из темноты

На вид я не дала бы ей больше двадцати. Она прицепилась к нам, неожиданно вынырнув из темноты. Мы уже миновали пешеходный переход и вышли на финишную прямую к новостройкам, которыми плотно заставили аппендицит пустыря, обнимаемого окружной дорогой. Дальше было темно и жутко – никаких жилых строений, только голубой язык факела нефтезавода чертыхался по черному полотну, накрывающему промзону.

Болезненный бледный свет фонарей не прибавлял дороге приятности, а пустынность пересекаемой местности и едкий чернильный концентрат горизонта давили на древние пласты интуиции, заставляя идти всё быстрее и быстрее.

– Страшно! – произнесла она вслух именно то, что изнутри гнало нас всё вперёд и вперёд.

– Страшно! – странно хихикнув, ещё раз выплеснула она из себя порцию эмоций и оказалась впереди нас с Маней.

– Что страшно? – попыталась я протестовать против своего нутра, скинув на неё неприязнь к собственной трусости. К тому же, до её страхов мне уж точно не было дела.

– Страшно идти одной! – опять идиотски хихикнув, не побоялась вывернуть наизнанку свои ощущения простоватая попутчица.

Наша с Маней уединённость и автономность были нарушены. Сосредоточенный бег первобытного из окружающей неизвестности, напичканной таинственными неожиданностями к притягательному огню обитаемой пещеры споткнулся о невесть откуда вынырнувшую заковырку. Мы с Маней переглянулись: «Девчонка эта уже порядком надоела!». Пусть в страхе, но уединённом, хотели мы добежать скорее до дома. «Странная какая-то!», – прочитала я в Маниных глазах, и подумала: «Чокнутая!».

Однако наша новая знакомая не желала чувствовать нашего к ней настроя. Она приспосабливалась к темпу нашего бега и периодически с дурацким нервным хихиканьем выбрасывала из себя реплики, так что её взвинченность высыпала мурашками на моей спине.

Краем глаза я быстренько оглядела её. Коротенькая, затрапезного вида рыночная курточка, цвет которой в ртутном свете фонарей не определялся, потасканные белёсые джинсы обрисовывали не бог весть какие формы, нелепая с «наушниками» кепка, а из-под клоунского козырька которой лихорадочным блеском зацепляли внимание маленькие воспалённые глаза.

– Я никогда не хожу пешком – страшно! – в который раз напирала на нашу обособленность незнакомка. – Езжу на маршрутке. А сегодня припозднилась, ни в одну не влезла. А ждать побоялась. Ничего, если я с вами?

Как будто теперь это от нас зависело!

Она держала руки в карманах и спрашивала наобум, просто так. Ясно было, что не отвяжется.

– А в каком вы доме живёте?

Не знаю почему, этот вопрос мне очень не понравился. Зачем ей знать, где мы живём? И так прицепилась и загрузила нас своими разговорами. Мы-то молчим! Только её и слушаем!

– М-м-м, – с трудом соображала я, как выкрутиться.

– А вы в каком? – опередив меня, пошла ва-банк Маня.

– В первом! – радостно, будто только того и ждала, с жарким азартом выпалила простушка. – В первом! А вы? Вы в каком? Может, рядом?

Что-то тронуло меня в её интонации, но я продолжала упорно увиливать от уточнений.

– Ага, мы почти рядом с вами, так что не бойтесь, мы вас проводим – будем мимо идти.

– Вот хорошо! – продолжала радоваться попутчица. – А то муж очень волнуется. Я ведь пешком никогда не хожу, всё время на маршрутке.

«Это мы уже слышали!», – мы с Маней посмотрели друг на друга, еле скрывая насмешку: «И что ей не молчится?».

– Я ведь кондуктором работаю, – раскрыла очередную подробность новая знакомая. – Такая работа-а! Ни за что не останусь! – как-то особенно строптиво выговорила она последнюю фразу, точно мы начнём её отговаривать. – Ни за что!

– Так ведь, насколько я знаю. – протянула я, вспоминая объявления, которыми были обклеены курсирующие на нашем маршруте автобусы.

– И не верьте! Всё врут! – бойко перебила меня девица. -Это ещё раньше пассажиры понимающие были – кто билетик не брал, кто на выходе отдавал, а сейчас! Вот сдала выручку и больше не пойду.

Угрюмо помолчав минуты две, сосредоточенно вперивши в убегающий под ноги тротуар воспалённые глаза, она протянула мечтательно, втягивая в плечи голову в наушниках:

– Меня всё в торговлю зовут. Раньше я работала! А теперь боюсь, – уже другим, раздражённым тоном продолжила кондукторша. – Обложит хозяин долгами, и что?

Пока я погружалась в омут с тяжкими мыслями о доле женщины в нашем безотрадном обществе, попутчица вытащила из кармана курточки мобильник и заорала на весь пустырь так, что мы с Маней опешили, сбившись с ритмичного нашего бега.

– Дорогой!!! – вопила девица. – Я уже здесь! Где? Здесь! Я вот сейчас из-за забора выйду, и ты меня увидишь! Какой забор? Да и я никогда этот забор не видела, я же на маршрутке!.. Почему не на маршрутке? Да не влезла! Целых три! Побоялась ждать. А? А-а! Да с женщиной! С женщиной, говорю, и с девчонкой, ну да, пешком иду. Сейчас ты меня видишь? Видишь? Трёх видишь? Ну да, это мы! Больше тут никого нет! Да не надо, дорогой! Они мимо идут! Ага! Ага!..

– Ну вот. Теперь он нас видит! – победно взглянула на нас счастливая незнакомка и сунула мобильник в карман. – Он ведь мне не муж, а, как это сказать, сожитель, что ли, – неуклюже выговорила она.

– Ну и что! – с неожиданной для себя запальчивостью поддержала я душевную простоту. – Ну и что! Сейчас все, так многие живут! Пообсмотритесь, пообвыкнитесь! – меня почему-то прорвало на утешения, почему-то не хотелось, чтобы девчонка эта чувствовала себя в чём-то виноватой.

Спрятавшиеся на секунду глаза вынырнули из-под клоунского козырька, засветились, и попутчица, вдохновившись, обрушила на нас с Маней целый ворох неожиданных подробностей.

– У меня ведь их двое. Дочке одиннадцать, а сыночку вот скоро шесть…

Я недоверчиво украдкой вглядывалась в лицо под козырьком. Холодный свет фонарей невыгодно обнаруживал усталость и удручённость показавшейся мне девчонкой женщины неопределённого возраста. Маня тоже смекнула, что мы просчитались и, не сдержавшись, ойкнула.

– …Мой муж алкоголик, самый настоящий. Я его сама бросила. Он детям своим никогда ничегошеньки не приносил – ни конфетки, ни игрушки. А я всё ждала! Всё надеялась!.. – как самым близким и родным рассказывала она свою историю. – Потом бросила всё и уехала. Решила сама детей поднимать. Что с него толку?! А сюда приехали, так я сразу Его и встретила, этого моего. Значит, судьба надо мной смилостивилась, всё-таки двое детей. Дочке одиннадцать, сыночку скоро шесть… Так Он каждое утро горячий завтрак на всех, а как вечером возвращается, так детям подарочки несёт. Вот человек! Не его же дети! А тот – ни конфетки, ни игрушки…

Наша попутчица, погрузившись в себя и, как будто перестав нас замечать, продолжала перечислять достоинства того, кого судьба послала ей за её несчастья. Перечисляла она их исступлённо, словно задавшись целью не пропустить ни единого.

– …Вот год как живём. И вот в окно он меня смотрит, как я домой иду. И всё-всё дома делает. И детей накормит, и с ними посидит, позанимается…

Когда показался, наконец, угол дома номер один, незнакомка остановилась, повернулась к нам лицом, посмотрела долгим взглядом на меня, на Маню, завернула резким размашистым движением вязаный шарф вокруг шеи, сказала другим, глухим, низким голосом:

– Ну, девочки, спасибо, что проводили.

Потом уткнулась подбородком в закрутку шарфа, сцепила пальцы рук, засунула их в рукава обтёрханной курточки, развернулась резко, крутанулась на пятках и, как-то неловко согнувшись, побежала к дому. На полдороги она оглянулась. В льющемся дрожащем свете фонарей сверкнули две искорки из-под клоунского козырька.

Мы с Маней не сразу сообразили, что надо бы что-то сказать, потом крикнули вдогонку:

– Счастья, счастья вам!..

Но согнутая фигурка уже растворилась в темноте двора.

Всю оставшуюся дорогу до дома мы молчали, и я прижимала ладошку своей Мани всё крепче и крепче. Согнувшийся силуэт не оставлял моё взбудораженное воображение.

Наутро, с так и не отдохнувшей за короткую ночь головой, я утрясалась в вагоне метро, безуспешно пытаясь додремать. Толкали то справа, то слева, на входе, на выходе. От резких остановок я, качнувшись, вздрагивала, просыпалась, и снова погружалась в дремоту.

Очередной раз, провалившись куда-то во сне и открыв глаза, я оказалась перед разворотом чьей-то газеты. Ну да, где ж ещё читать, как не в толпе. На развороте «Мозаика утренних новостей». Всё мелким шрифтом. Всё, как всегда: украли, угнали, ограбили, обнаружили. В подробности вдаваться не хотелось. И вообще, зачем мне эта газета, чужая к тому же, и все эти изо дня в день криминальные новости! «Поспи лучше. Всё равно никого не спасёшь, ничего не найдёшь, никому не поможешь», – убаюкивал меня мой внутренний голос. Я вновь с наслаждением закрыла глаза и скрылась от окружающего мира. «Приятно быть вещью в себе», – плеснулась ироничная мысль на границе сна и бодрствования.

– …Ну вот, дожились и уж который раз, – донёсся до моего сознания ворчливый голос. Кто-то отирался о мой правый бок. – Напьются невесть чего, наколются, а потом из окон бросаются, детей сиротками оставляют. – Голос негодовал мне прямо в ухо, газета, значит, это его газета! – нервно хрустела. – И всё почему? Потому что сильно свободные стали. Это хочу, это не хочу! – Голос всё крепче атаковал моё ухо. Я крепилась, делая вид, что сплю. – Вот чего не хватало? Двое детей, мальчик и девочка, и молодая. – углубился в подробности голос, наполняясь старческой слезой.

«И охота ему рыться в чужих несчастьях?!», – я чувствовала, что так и не выспалась. В ушах звенели занудные колокольчики.

– Слышь, ей их кормить было совсем нечем. Уволили её, за пьянку, – не унимался голос. Я раздражённо открыла глаза, повернулась к обладателю голоса. Объявили мою остановку.

– А мы-то с вами чем поможем? Кому как повезёт в этой жизни! – Где я эту удобную формулу слышала? – и двинулась к выходу.

– А дети-то как?! – не унимался владелец газеты.

«Вот ведь повезло мне сегодня!», – думала я, продиралась сквозь сонную толпу пассажиров.

– Дети-то, дети…?! Как?! – догонял меня надсадный голос. Я была уже по ту сторону на перроне.

– Ведь девочке шесть, а мальчику одиннадцать! Нет, постой, девочке одиннадцать, мальчику шесть!..

Двери захлопнулись. Поезд тронулся, набирая скорость. Колёса стучат всё громче и громче: «мальчику шесть… мальчику шесть…» Поезд несётся прямо по моей голове. Невыносимо больно. Оглушительно стучат колёса. Я падаю в темноту. Но кто это? Кто машет мне рукой в свете далёких фонарей?

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: