Как я первый раз убил человека
Осенью в Астрахани смеркается часов в восемь. Поэтому было уже темно, когда мы прогуливались по нашему району. Грязь хлюпала под туфлями, а в воздухе стояла теплая сырость… Нас трое, мы в спортивных штанах и китайских куртках ветровках, у Сани и Вовы вышиты орлы на спине, у меня ничего такого нет, но тоже прикольно, – куплена одежда на вьетнамском рынке недалеко от улицы Карла Маркса. Оттуда и наши шапки-гондоны.
Не люблю я носить шапку – в ней потеет голова. Но это нужно делать, чтобы не заболеть менингитом. «Надует голову, заболеешь менингитом и станешь дурачком», – так моя матушка говорила.
Мы сели на «пьяную» лавочку, чтобы перекурить. Она так называлась на районе, потому что на ней братва часто бухала. Вова достал «Приму» и сплюнул на асфальт. Позади нас – грязный подъезд, впереди – теплотрасса. Горячая труба подтекает, и от этого по району ползет туман. Около лавочки перевернута урна, из нее вывалилась куча мусора: окурки, пивные бутылки, какой-то тухляк. Мы всего этого не замечаем, привыкли – это наша улица, она называется Куликова. В 90-х годах прошлого века, когда происходили события, о которых я пишу, город был лишь чуть грязней и опасней, чем сейчас. Если не верите, то поезжайте и сами посмотрите.
А наш район не самый паршивый. Большую часть города, в том числе и его центр, занимают домики на курьих ножках. Они давно прогнили. В них живут нищие бабушки, дедушки, их спившиеся, скурившиеся дети. Там обитают и работяги, они тоже пьют, но не очень много, иногда курят «план». У них все ровно. Правда, денег особо нет и существовать в гнилом доме, особенно с семьей, неудобно. На Куликовой хоть и грязно, как во всём городе, но живем мы не в хибарах или бараках, а в девятиэтажках. Они разного цвета: белые, зеленые, коричневые, розовые, синие. Мы, когда на районе разборки начинаем, по делу или без дела, если видим, что пацан мелькал на районе, то спрашиваем:
– Ты, братан, с какого дома? Ты с коричневого дома? Там одни биксы и лохи живут!
Так разбираемся – что он за человек, откуда, кого знает. Мы не беспредельщики. Даже если лоховый пацан попадется, не бьем и особо ничего не отнимаем. Только сигареты.
Иногда, конечно, били за слова. Иной раз борзой попадется. Скажет:
– Да вы рамсы попутали!
Или:
– Да вы знаете, куда попали? Вы Севу знаете? – это к примеру.
Ну а мы-то знаем и что? Раз по морде, два. Упал. Ногами хоп-хоп.
Только один раз из-за такого «баклана» стрелку нам забили, а так всегда обходилось.
Конечно, у нашего района была одна проблема, и часто нужно было её решать: нариков очень много развелось. Те, которые курили «план», у нас не считались нариками, я и сам иногда был не дурак курнуть, а вот те, что сидели на маке, эти задолбали. Квартиры вскрывали, своих на районе гопали. Беспредел от нариков как начался, так и закончился. Собрались нормальные старшики, мы им тоже помогли, и опустили наркош. Они после этого на соседнем районе тусовались. Здесь только на цыпочках до своего подъезда крались. Тоже, конечно, западло. На том районе биксы красивые, а с нариками тусят. Нафига? Кое-кого из девок они, как водится, на свою тему подсадили, но и без этого подруги к ним липли. Аж пищали. Я никогда не понимал, в чем дело.
Короче, наши наркоманы с местными наркоманами обитали в Жабах, а мы, ровные пацаны, у себя на Куликовой. Иногда с нариками всё равно непонятки случались. Об этом ниже.
* * *
В общем, сидим мы на «пьяной» лавочке, курим. Темно. Вован, Саня. А меня Никита зовут. Смотрим, идет какая-то толпа, и вроде в руках у них палки. Уличный фонарь вдалеке людей осветил, но мы толком не разглядели. Какие-то пацаны, то ли наши, то ли чужие. Двигаются к нам в район.
Вован из нас самый осторожный:
– Может, ноги в подъезд сделаем? Из окна посмотрим, кто.
Саня, его родной брат, на год старше, он всегда над Вовцом издевался:
– Ну ты и очко. Это же наши пацаны идут.
Действительно, пока мы говорили, толпа подошла ближе. Там Матрос, Башка, Мосол, пацан какой-то мутный – Виталик, я его видел несколько раз, но кто он и что, не скажу. И еще пацаны с нашего района, но из дальних домов. Мы иногда на трубах осенью тусили, когда делать было нечего.
– Привет, банда! – говорю я.
Они остановились, присмотрелись, стали здороваться. Присели с нами. Кто на лавочку, кто на корточки.
– Курить есть? – спросил Матрос.
Вован говорит:
– «Прима».
– Не, такие не курю.
Оборзел в этом году Матрос, раньше то он тихий был, а сейчас в «качалку» пошел, скорифанился с какими-то деловыми. Где-то на Ахшарумова бабки с лохов с ними сшибает. И ведет теперь себя борзовато. «Приму» не курит.
– Мы идем с нариками махаться в Жабы. Пойдете с нами?
Блин, и в лом идти махаться куда-то, и нельзя отказать. За район впрягаться – нужно, иначе от авторитета ничего не останется. Начнутся проблемы, только успевай решать. Начнут прессовать, прикалывать. Лучше пойти, только сначала разобраться из-за чего кипиш получился.
– А чё за базар-то с ними?
– Наших вчера прессанули. Пришли к подругам, местные до них докопались. «На пацана» стали проверять.
– И че, проверили?
– Мы в отмазку пошли, они нас свалили и забили, – вмешался в нашу беседу Башка.
Остальные смотрели на Матроса и на нас с тупыми овечьими выражениями морд.
– Тебя-то, малой, – говорю я, – забить легко. Кто еще был?
– Кирилл…
Мне всё понятно, идти придется, Кирилл в авторитете. Поэтому дальше я тупорылого Башку не слушаю. Говорю Матросу:
– А где он сам-то?
– Щас к зеленому дому подойдет.
– Ну че, пойдем тогда набьем Жабам, – говорю я.
Поднимаемся и идем к зеленому дому. Кирилл со старшаками что-то трет около подъезда. У зеленого дома тротуар разбитый, – грязь, лужи. Из мусоропровода воняет, потому что двери, которые должны сдерживать вонь от контейнера, давно сняли и куда-то унесли. Да и тухлой водой тянет из подвала, но это по всему району так. Зеленый дом грязнее всех, зато пацаны злее. Здороваемся со всеми за руку, особенно со страшаками. Не дай Бог кого-то пропустить, скажет, что ты его не уважаешь, что тебе западло с ним за руку поздороваться, и прессанет. А потом еще долго будет вспоминать расклад этот, пока братва не заступится. Старшаки у нас стрельнули курить.
– Ну что, жиганы? Идете Жаб мочить? – покровительственно сказал здоровый Арнольд.
Говорят, он служил в спецназе. Ростом со шкаф. Мы загудели, мол, да, конечно, а как же.
– Так и надо, – он чему-то заулыбался.
Обкуренный. Вообще рядом со старшаками мы находиться не любили, от них всякого можно было ожидать. Сейчас Арнольд улыбается, а через пять минут у него крышу сорвет, и он тебя ногами забьет. Или зашлет – за водкой, закуской, стаканами. Ты молодой – иди. Или своих молодых напряги. Но сейчас мы долго не сидели. Дело понятно, и нужно его делать. Кирилл прощался со старшаками за руку, они смотрели на него по-дружески. Это потому что у Кирилла два старших брата в авторитете. Отец вообще отсидел. Да и сам он пацан энергичный. Они с Матросом впереди пошли, типа ведут. Я их догнал, закурить у Кирилла попросил. Тут главное показать, что ты не лох. Тоже идешь впереди всех и курить стрельнуть можешь, хоть он и у старшаков в авторитете. Шли, прикалываясь над тем, какие Жабы лохи, курили. А в Жабах нас уже ждали. Или кто-то стуканул, или они сами догадались, что после вчерашнего беспредела к ним придут разбираться.
Мы подтянулись к дому, около которого они постоянно тусят, а там толпа немеренная. Они нас увидели, их больше намного, но прессовать нас Жабы не спешили. Мы – у подъезда с начала дома, они – у другого подъезда в конце. Вован с Саньком вперед не лезут, сзади стоят. Осторожные. Тоже верно. Я бы не высовывался и сам, если бы авторитет не хотел поддержать в глазах пацанов. Белобрысый щегол, из Жаб, стоял к нашей толпе ближе всех. У него ремень солдатский в руках. Смотрит борзо. Биксы в толпе стояли какие-то перепуганные, было пару, которые «лыбу» давили. Одна, в короткой юбке и с синей лентой в волосах, к пацану белобрысому подошла, руки ему на плечи положила. Посмотрела на нас так же, как он, дерзко. Так и хотелось этих двоих замесить. Понятно, что нас тут самих замесят. Но бежать первый никто не решается. Потому что если первый палево поднимешь, то потом пацаны могут предъявить. Может не предъявят, а, может, и предъявят, – как фишка ляжет. Опустят на районе, потом долго нужно будет доказывать, что ты – не лох. Проверки устроят «на пацана»: поставят лося здорового, он тебя прессанёт, а ты должен в ответ бить, и желательно, чтобы ему что-то от этого было. Толпой будут заставлять ботинки чистить кому-то из братвы или на колени ставить. И ты должен или с толпой добазариться, или пытаться биться. А могут и забыть о том, кто первый побежал. Очко-то у всех играет. Понятно, что нас здесь по-любому уроют.
Пацан с биксой стоят наглые. Прям чего-то хотят… Сильную «жлобу» я на них, особенно на него, испытал. Казалось бы, если возник вариант ему «ворвать», то я бы ТАКОЕ облегчение почувствовал. Тут из подъезда мужик с палкой вышел и к нам. Жабы стали за ним подтягиваться. Мы помешкали, пока Миша Бардин, мой одноклассник, не закричал:
– Шубись!
И мы побежали. Жабы заорали и за нами. Как потом мне сказали, поймали одного из двух толстых братьев – Мурзака-младшего. Попинали маленько. Мы бежали через гаражи к себе на район. В темноте кто-то спотыкался и падал. Было страшно попасть в руки к Жабам. Мне казалось, что если я попаду к ним, то меня убьют, и не просто убьют, а заживо сдерут кожу. От этого внутри холодело, поэтому ногами передвигал, что было мочи.
Во дворе зеленого дома мы уже шубились кто куда: по квартирам, по другим домам, по чердакам. Я осмотрелся. Сзади никого не было. То ли Жабы устали бежать, то ли они боялись на наш район заходить. Блин, стопудово местных нариков, которые в Жабах тусуются, цеплять сегодня будем. Забьем гадов. Зла не хватает!
Я пошел к своему, белому, дому. Предположительно я знал, где Вовец и Санек. Если они не ушли домой, то на чердаке. Там было место, где мы тусили. Типа слушали мафон, курили, пили. Иногда всё это мы делали не одни, а с биксами. Я поднялся на девятый этаж. Лестничная площадка была темная. Мы сами лампочки и выкрутили, чтобы соседи в глазки за нами не палили. На ощупь полез по стальному трапу, открыл люк. Пацанов нет. Я зажег свечу. На стенах прикольные надписи: «Сектор газа», «ХОЙ», «Красная плесень», AC/DC, КИНО, ЦОЙ ЖИВ. Я поискал, нашел заначенный бычок и закурил. Стало слышно, что кто-то поднимается на чердак.
А если менты?.. Я задул свечу, затушил окурок. Через некоторое время люк поднялся, чиркнули зажигалкой, и я увидел белобрысую башку Вовца. Следом за ним поднялся Санек.
– Два брата акробата в натуре. Менты по району не ходят?
– Нет, но говорят, Жабы цепляют пацанов на улице. Короче Матрос сейчас сюда с Кириллом придут, – сказал Санек.
– Чуть не догнали меня, блин, – Вован закурил.
– Слышь, а зачем они придут?
– Толпа со Спутника собирается и с нашего района. К Жабам пойдем типа, – Санек присел на корточки и сплюнул.
– Опять?
– Да.
Мне совсем не хотелось снова идти на район к нарикам, но сказать пацанам об этом я не мог. Хотелось выпить, а выпить было нечего. И денег тоже нет. Повезло, что Матросу, Кириллу и еще двум «весовым» пацанам со Спутника тоже хотелось выпить. Они принесли с собой бутылку водки и три бутылки портвейна. У нас были заныканы стаканы. Пили молча, закуривая каждую порцию «Примой». Только Матрос говорил, когда давал мне или Вовцу стакан с выпивкой:
– На, только сразу. Не грей её, а то закипит. Пацанам тоже хочется.
Мы не могли выпить водку одним махом, давились. Но ни капли не оставляли. Во-первых, потому что пацаны не поймут. Во-вторых, пьяным махаться будет легче. После такого бега возвращаться на район к Жабам, где чуть не замочили, тоже нелегко.
Допили и вышли к подъезду. Мне уже было всё по барабану. С чердака я захватил ржавую цепь, тяжелую, на такой собак держат.
Матрос сказал:
– Я подарок им несу, – и вытащил из-под куртки велосипедную цепь.
Я загоготал.
– Я тоже взял. Прям в тему, – и показал свой «подарок».
Почувствовал, что Матрос меня зауважал. Поступок конкретный, правда, если я цепь не использую, то его уважение превратиться в презрение. Но я использую, – нариков нужно наказать. Мы спрятали цепи, чтобы не палиться.
– А мы так с братом помахаемся с ними. Без цепей. Правда, Санек? – спросил Вовец.
– Да, без цепей. Мне с ноги нужно удар отработать… Сзади когда с поворотом. Корпусом так.
– Пока будешь удары отрабатывать, тебя завалят, – мудро заметил Матрос.
Вовец и Саня просто очковали. Они знали, что кого менты поймают с цепью, на того могут списать что угодно. А в групповой драке случается всякое. Мы стояли около подъезда, ждали толпу со Спутника и толпу с нашего района. Собирали пацанов по районам шестерки Матроса и Кирилла. Пока нас было семеро. И зачем мужику нужно было делать это… Пьяный просто. Планка упала, вот и попал под раздачу.
Мужик прошел с женщиной, наверно ему было лет тридцать. Он вдруг бросил ее руку и вернулся к нам.
– Кто меня козлом назвал? Матрос ответил культурно:
– Мы между собой разговариваем. Никто тебя козлом не называл. Мужик сделал свирепое выражение лица:
– А то смотрите у меня. И он хотел отойти в сторону.
– А че смотреть-то? – спросил Матрос.
– Чё ты сказал… Да ты знаешь, я кто? Я живу там, – и показал на дальний дом.
– А я живу здесь, – ответил Матрос. Мы смотрели на мужика молча.
Женщина, которая была с ним, потянула его за руку:
– Пойдем, пойдем отсюда, Юра…
Но мужик не останавливался.
– Ты Лешу-Железо знаешь?
– Я тебе приведу сотню Леш. И что?
Мужик несильно ударил Матроса по лицу. И тут понеслось. Повалили, стали бить ногами. Женщина орала в стороне.
– Всё! Всё, пацаны! – сказал Матрос и позвал женщину, – Возьми его.
– Пойдем, Юра. Пойдем быстрее.
Но Юра не успокаивался.
– Ты ответишь за это…
– Ты угрожаешь, что ли?.. – и Матрос ударил мужика.
Мы снова начали его пинать.
– Хорош, – остановил нас Матрос.
Женщина подняла мужика, и они заковыляли к своему дому.
– Блин, как бы ментов не вызвали. Пойдем к зеленому дому, – сказал Кирилл. – Туда походу пацаны должны стекаться.
Мы пошли, по дороге обсуждая, как мы круто набили мужика. Я тоже был этому рад. Ведь в жизни как? Главное себя в обиду не давать. Вспомнил, как впервые почувствовал злость и «вписался» за себя, и за район. Кстати, Матрос и Кирилл были при этом. Как раз тогда я на районе получил кое-какой авторитет.
* * *
Короче. Недалеко от нас есть пожарная часть. Там футбольное поле, баскетбольное. Там мы летом часто играли в квадрат, в футбол или баскетбол. Какие-то «левые» пацаны заняли наше поле. Матрос подошел разбираться первым. Потом Кирилл подтянулся с пацанами. Потом я с Вовцом и Саней. Их было пятеро, нас человек девять, но вели они себя нагло. Да, совсем забыл… Не Матрос первый подошел. Сначала мы «молодого» нашего послали. Его звали – Яйцо. Кругленький, упитанный, с наглой мордой. Он подошел и сказал точь-в-точь, как мы велели:
– Эй, какого вы тут делаете на нашем районе? Вы откуда ваще?
Они подозвали его ближе. Худой длинный пацан дал ему пощечину и что-то заговорил со злостью. Тут начали подтягиваться мы. Главный у них был толстяк. Он обернулся к пацану с выбитыми передними зубами и сказал:
– Кеша, пока ничего не вытаскивай, – потом обратился к нам. – Мы пришли сюда, и мы будем тут играть. А вы пошли…
Я почувствовал глубокую злость. Его наглая морда сочилась превосходством. Он нас презирал и был уверен, что он лучше нас. Лучше меня, пацанов. Я сказал твердо:
– Кеша, доставай, что там у тебя. И ко мне иди. Один на один.
Я сделал шаг вперед. В глазах Кеши появился страх. И у толстого тоже. Остальные вообще опустили голову. Мы их набили очень сильно. Потом заставили Кешу собирать окурки вокруг пожарки. Был как раз напряг с деньгами – курить нечего. Нам помог добрый Кеша. У толстяка я отнял одноразовую зажигалку. После этого он с разбитой мордой, пыльный, в рваной одежде побежал. Над остальными мы поглумились часа три, потом выгнали пинками из пожарки. Они поковыляли к себе на район – опущенные и заплаканные. Так я понял, что врагам нельзя давать спуску. И что моя злость мне помогает, когда драться страшно, но нужно.
* * *
А толпа на Жаб собиралась. Пацаны подтянулись и со Спутника, и с нашего района. Группки стояли в трех разных дворах. Человек сто, наверно, было. Может чуть меньше. Тронулись постепенно друг за другом.
Я шел в первой толпе с Матросом и Кириллом.
– Хочется тому с ремнем голову пробить, – это говорил не я, а водка во мне.
А, может быть, и я. Мне хотелось драться. Жабы расслабились. Почти все разошлись по домам, осталось человек десять около подъезда. А тот пацан, который был с ремнем, теперь сидел с гитарой. Около него стояла та самая, в короткой юбке. На поводке у её ног вился черный пудель. Типа он играет своей биксе и её собаке. Я действовал жестко. Вытащил цепь и ударил пацану по лицу. Наотмашь двумя руками. Девка заорала, но ее с ноги успокоил Кирилл. Кто-то из пацанов ударил собаку. Началось махалово. Белобрысый с разбитым лицом уже не вставал. Потом я узнал, что убил его с одного удара.
* * *
Со стороны драка неподготовленных людей, подростков, выглядит некрасиво. Угловатые движения тел, слабые удары. Кулаками даже от серии ударов в голову особых повреждений противнику не нанести, если не умеешь. Вроде бьешь, а эффект – хорошо если средний. Вот поэтому сейчас на ютьюбе записи реальных дворовых драк показывают в ускоренном темпе. Чтобы неуклюжие движения сделать ловкими, быстрыми, красивыми. Зато если в драке «толпа на толпу» использовать подручные средства, например, цепь от велосипеда, то картина будет четкая и понятная. Ну или, если ничего нет под рукой, а пацан обнаглел и нужно конкретно прессануть, тогда главное свалить его на асфальт, а потом прыгнуть, желательно попав ногами в лицо, но так и убить можно.
Через несколько минут нашего махалова с Жабами подъехали менты. Патруль какой-то. Мы сорвались в стороны. Мои легкие разрывались. Блин! Столько бегать! Но только бы не попасться. Я забежал в камыши и провалился по пояс в грязь. Выбираться не стал и вообще притих, потому что мелькнули фонарики. Кто-то из ментов или хуже того из Жаб видел, как я юркнул в заросли, и теперь меня искал. Так в грязи я простоял, пока всё не успокоилось, до глубокой ночи.
Мое сознание будто отключилось. Мысль мелькала только одна: «Не попасться!» Когда стало можно, я прокрался до подъезда, поднялся на лифте и ключом открыл дверь. Матушка и младший брательник спали. Я снял мокрую одежду, кое-как вымылся и упал в кровать. Легкие болели, я уснул нервным, неглубоким сном.
* * *
А на утро пришел Санек. Он сказал, что в драке погиб один из Жаб, – белобрысый, тот который, когда ходили в первый раз, стоял с солдатским ремнем. У меня было странное чувство. Я только сейчас понимаю, что с вечера, а именно с того момента, как ударил цепью, я уже знал, что убил его. Но ничего не чувствовал. То ли потому, что я убил врага – наркомана из Жаб. То ли потому, что тогда еще не понимал в полной мере, что такое смерть. То ли просто от шока. Потом мне сказали, что он все равно бы недолго прожил, он кололся давно и недавно стал делать это в пах.
Как говорят наркоманы: «Открыл пах, значит, считай, открыл крышку гроба». Колются в пах, когда уже больше некуда. А вены там тонкие, быстро забиваются, и скоро начинается гангрена. И все. Конец котенку.
Менты особо дело не расследовали. Кому этот отброс нужен? Пацаны сделали вид, что ничего не знают. Может и, правда, не видели. В групповом месилове каждый следит за тем, чтобы между рог не получить, а не за своими корешами. Матрос один раз намекнул, мол, догадывается, кто белобрысого мочканул. Но я не среагировал, и он замолчал. Так что никаких последствий не возникло. Скоро я стал забывать о том, что убил человека.
Раскаянье пришло потом. Сейчас я думаю, что тогда, в 90-х, я не боялся смерти и поэтому не сожалел об убийстве. Я чувствовал и любил единение со своей волчьей стаей и ненавидел чужаков. По таким законам мы существовали все.
Но сейчас… С годами я стал сентиментальным. И теперь иногда мне снятся глаза всех тех людей, которых я когда-то убил. Некоторые из них могли бы жить и по сей день…
