Праздник 1987 года
В 1987 году Иван Митрофанов, начальник участка вышкомонтажников, прилетел с вахты домой, где его ждала молодая жена и празднование семидесятилетия Великого Октября. По окончании института Иван по призыву ВЛКСМ был направлен в Усинск – город всесоюзной ударной комсомольской стройки на Севере Коми АССР, для освоения нефтяных месторождений. С первых лет, когда на месте болотистой лесотундры начинали строить дома, боевое племя комсомольцев-добровольцев жило весело. Все были активны, молоды и счастливы в городе, где уже построили центральную часть и два микрорайона.
Но настало время перемен. Во главе СССР, сменив дряхлых вождей и разбудив полусонное царство, в котором покоилась страна, стал креативный Горбачёв. Он провозгласил курс на реформирование страны. Свобода, гласность, окно в Европу, реформы – всё обещало перемены к лучшему. А ещё он одобрил закон о борьбе с пьянством, которое расцветало пышным цветом. Спивались все: рабочие и колхозники, интеллигенция, молодое поколение, армия и флот, спивалась вся страна. В городах стали создаваться общества трезвости, партия ликвидировала свободную продажу алкоголя, ввела талонную систему.
Народ огорчился! В Усинске полагалось пять бутылок на одного жителя в месяц – да этого даже на праздник не хватит! Да и отоварить талоны было проблематично. Несмотря на скоропостижно надвигающийся праздник Великого Октября, ограничили время продажи алкоголя с двух до шести вечера. Людям приходилось торчать в длинной очереди к единственному винно-водочному магазину, который звали «Огуречным» за то, что он размещался в длинной зелёной лежащей металлической бочке. В таких бочках жили первые поселенцы.
Народу возле «Огуречного» собиралась тьма-тьмущая. Толпа напоминала медленно ползущего змея, огромная голова которого присосалась к двери. Из неё периодически выскакивала дюжина счастливчиков, держа в поднятых руках авоськи с драгоценными бутылками. Порция толпы мигом с радостными воплями и матом заполняла пространство у двери. Змей проползал вперёд и затихал, чтобы, исторгнув торжествующий рёв с матом, следующая порция вламывалась в дверь. Женщины, стоящие в стороне на пригорке, подбадривали своих дружков радостным визгом.
В городе появились умельцы, реализующие самогонные аппараты, спрос на которые возрастал. Жители сметали в магазинах дрожжи и томатную пасту – население стремилось ликвидировать дефицит дедовским способом. Зелёный змий изрыгал негасимое пламя и не сдавался, заманивая народ в свои дьявольские сети. Двери подъездов были увешаны объявлениями о том, где купить первач. Милиция великодушно ничего не замечала.
Известный адвокат хотел зарегистрировать своё малое предприятие по производству алкоголя. Ссылаясь на свободу частного предпринимательства, он обещал баснословно повысить поступление налогов в казну города, а его экономический расчёт потрясал своей аргументацией комиссию, рассматривающую этот вопрос. Но она отклонила дерзкую идею, найдя повод против открытия, – якобы это подорвёт экономическую мощь страны. Адвокат грозил жалобой в Верховный Совет СССР. Он считал, что это спасёт от уничтожения виноградники Крыма, Кавказа, Украины, Средней Азии и Молдавии. Всю оставшуюся жизнь потом сокрушался – такую идею похерили коммуняки!
А наш Иван, отстояв полтора часа, отоварился в «Огуречном» водкой и хлынувшим из-за рубежа спиртом «Ройял» и пошёл к приятелю. Миша, недавно поселившийся в девятиэтажном доме, обрадовался:
– Привет, дружище! Молодец, что зашёл, обмоем квартиру, жена улетела к матери.
Он повёл Ивана на кухню, достал яйца, огурцы солёные, сёмгу и литровую бутыль самогона. Запивали брагой, черпая её из здоровенного алюминиевого бидона. Иван поздравил:
– С новосельем, Миш! Мы с женой тоже ждём новую квартиру.
– Спрячь свою пол-литру, Вань, у меня первач чистейший! С наступающим!
Потом они навестили холостого соседа, у друзей попили, попели под Высоцкого, и на автопилоте Иван добрался домой с портфелем водки и самогона. Жена не стала скандалить – бесполезно:
– Праздновал с Мишкой? Завтра гости придут, ложись спать, горе моё!
Иван бухнулся в кровать, сон пришел сразу же. В девять утра проснулся. Голова была ясная, настроение хорошее. Ура, день седьмого ноября – красный день календаря! Ля-ля-ля, ля-ля-ля!
Хотел встать, но что-то мешало. Открыл глаза и обалдел! Аж волосы на груди зашевелились:
«Ой, где это я? На улице Строителей! Чёрт, уж не спятил ли? Я-то совсем голый, только в шляпе и с часами на руке стою в котловане с водой среди свай для строительства дома. Вода замёрзла, а я, мать твою, во льду с голым пузом! Как я сюда забрался-то? Вроде от Мишки домой дошёл! А времени-то полдесятого, сейчас народ повалит! Все нарядные, а я! В шляпе, голый по пузо и во льду, срамота!»
Иван натянул шляпу на уши и тоскливо огляделся. Не скроешься! Лучше руки на грудь и морду колуном. Хоть бы скорей пошли, может, кто из знакомых появится. Не-ет, так просто не вытащат, меня надо изо льда топором вырубать!
Посмотрел вниз – не просвечивает ли? Пристроил на пузо шляпу и выпятил нижнюю челюсть вперёд, что при его небритой физиономии выглядело просто зверски.
«Ну наконец-то пошли! – с оркестром, лозунгами, знаменами, портретами Миши и членов. А я, ёлки-палки, голый! Что-то не очень весёлые! Ясно, пить низзя, вот и прут, мечтая поскорее до дому и врезать. Кое-кто к посудинке из кармана прикладывается. И все мимо топают, вроде не видят, что в котловане голый мужик замёрз».
Иван хотел помахать рукой, привлечь внимание. Но передумал: нет, просить о помощи неудобно – голый, а вытащат – совсем голый буду! Лучше подождать.
Он сложил руки на груди. Ну вот, заметили, и кто? Манюня, бухгалтерша наша, все ей хи-хи-хи да ха-ха-ха! Растрезвонит во все колокола! Ишь, вырядилась, грудь свою непомерную вперёд, на груди жабо огненное, сама как индюшка, голова крашена как морковка и зубы скалит! Надо поздороваться как ни в чём не бывало:
– Здрасьте, Марь-Ванна!
– Ой! Иван Саныч, с праздником! Чой-то вы – ха-ха-ха! – голый как пень, в праздник-то? Ха-ха-ха! А мы вот – на демонстрацию, ха-ха-ха!
Подошла поближе к несчастному Ивану, нацеливаясь на разговор, руки в боки, грудь вперёд. Грудь у неё была такая необъятная, что мужиков при взгляде на неё охватывала оторопь. Глаза лезли на лоб и челюсть отвисала, только что слюни не текли.
– Ну и… проходите, а у меня тут, извините, дела! – бухнул Иван.
– Дела у него, ха-ха-ха! А выпить не хотите? Ну как хотите! Ха-ха-ха! А то сообразим! У нас всё своё и всё при нас!
Говорит, вроде как ничего не видит, вроде всё в норме! – подумаешь, мужик голый. Достала из сумки два пакета из-под молока, один мужу сунула, к другому сама присосалась, чего-то зажевали и повеселела Манюня! Выдала чечётку над несчастным Иваном и, вертя задом своим здоровенным, мужа-тюфяка под ручку подхватила и утопала. Ну до чего же гадкая бабёнка! Да щас ещё кто-нибудь увидит! Не-ет, видно, никому нет дела до меня! До чего народ пошёл равнодушный! Хоть пропадай, а они всё прут и прут мимо с членами, флагами, песнями и гармонями.
И вдруг всё изменилось. Из колонны на Ивана стали обращать внимание. Только странно как-то! Приветствуют и радостно кричат:
– Ура, да здравствует наш дорогой Иван Митрофанов, вышкомонтажник, Герой Социалистического труда…
Словно он главный на демонстрации! И хотя площадь с трибуной уже прошли, все стали вдруг обращать свои физиономии к Ивану, махая руками, показывали на него пальцами и обращая внимание детей:
– Посмотри, Валерик, видишь –дядя голый в шляпе? Это наш усинский вождь!
Вся толпа выражала всеобщее ликование, радость и счастье от вида голого заледенелого Ивана, словно он действительно был вождём. Он даже заметил, что многие несли его портреты среди членов. И на этих портретах он тоже был голый по пояс и в шляпе.
От всего этого ему стало совсем не по себе. Как же всё это гадко! И кто сошёл с ума? Я или эта демонстрация?! Нет, надо что-то предпринять, самому выбираться, странно все себя ведут! Придётся поднатужиться и-и-и-ии… бабахнуть из всех стволов, взорвать всё! И этот котлован, и эту долбаную демонстрацию, чтоб все портреты разлетелись к чёртовой матери!
– Ии-э-ээх!!! Тра-та-та-та-ах!! Мать-мать-ма-ать!!! – заорал Иван что есть мочи во всю глотку, напрягся всеми членами, выдал залповую очередь и рванул всем телом, дрыгнув изо всей силы руками и ногами, и-ии-иии – тра-та-тах…
– Ну-у, Ваньк, ты с бодуна-то чё себе позволяешь-то? Орёшь как иерихонская труба, да так, что я от этого рёва и пулемётных очередей проснулась. А он ещё и лягается, кувалдами раздрыгался, алкаш несчастный, покоя от тебя нет! – услышал Иван сварливый голос любимой жёнушки и мигом проснулся.
– А я уж думала – где чё взрывают, бомбят, землетрясение какое или газ взорвался? Ой-ой-оой! Открывай скорее форточку, а то вмиг окочурюсь! Газы, газы, газы! Дайте мне противогазу, чтоб не уснуть вечным сном в день Великого Октября!
– Ох, милая ты моя! – с облегчением сказал Иван, прильнув к родному плечику. И мигом придя в себя, выпрыгнул из кровати и распахнул настежь форточку навстречу свежему воздуху.
Господи, спасибо, что только приснилось! Это надо же было так надраться, чтоб мозги напрочь отшибло – такой сон увидеть! А что – может, правда взять да и вступить в это Мишино общество трезвости? Не-ет, не осилю! Не стоит, всех друзей потеряю. Но всё же клянусь! В жизни больше не возьму в рот никакой Мишкиной самогонки на томатной пасте или Васькиной на рисовой каше. У Петра на дрожжах тоже знатная была, а лучше всего у Нинки – на сырой картошке, аж из глаз слезу вышибало и искры сыпались! Всё, вовек не приму! Ну хотя бы пока не кончится эта антиалкогольная кампания. Пора бы, а то мужики звереют – стеклоочиститель пьют, лак для волос, одеколон пропал, духи, до тормозной жидкости докатились…
И Иван резвенько протопал в прихожую. Пока жена не встала, достал с антресолей заветный болотный сапог, выудил из него чекушечку, зубами сковырнул жестяную тюбетеечку c горлышка и опрокинул в себя четвертинку. Прошёл на кухню и, зачерпнув ковшиком из тридцатилитрового бидона браги, запил. Занюхав корочкой чёрного хлебушка, выудил из банки ядрёный солёный огурец и смачно захрумкал:
– Ну вот, теперь и праздник можно встречать!
И он, весело напевая «Утро красит нежным цветом», пошёл звонить Мишке, поделиться сном. Но Мишка первым затараторил:
– Это ты, Ваньк? Ой, знаешь, такое расскажу, врагу не пожелаешь! Вижу я сон – вроде на демонстрации иду. И вижу – на трибуне стоишь ты среди горкомовских, но почему-то голый и в шляпе на пузе. А на улице Строителей Горбачёв стоит на свае в котловане, ну, там, где дом новый строится, и честь отдаёт народу! А рядом, тоже на свае, сидит на корточках Раиса Максимовна и держит плакат: «Свободу ударнику коммунистического труда Ивану Митрофанову, застрявшему у Полярного круга во льдах Арктики!» Представляешь, что за бред приснился с перепою!
– Представляю! Я тоже видел сон, только у меня наоборот всё было. Это у нас от вашей самогонки мозги расплавились. Может, вступим в общество трезвости, а, Миш? Хотя чё тогда делать будем? Скукота настанет, ни песни попеть, ни покуролесить, только вышки строить… Нет, дождёмся, чай виноградники повырубают и опомнятся, что народ не одолеть. Пробьёмся!
Иван обалдел от рассказа Михаила. Ничего себе штуковина, кому скажи – не поверят. Может, алкоголь всё-таки наркотик, если от него такой кирдык с мозгами случается?
И вот чудеса-то! Сон-то оказался вещим. Дом, где Иван во сне с перепою торчал голый во льду, построили и ему к Новому году там квартиру дали. Прямо над тем местом, где он во сне голый со шляпой на пузе замерзал.
Это воспоминание внезапно вспыхнуло у него, когда он спустя много лет в начале двадцать первого столетия ехал с водителем домой после совещания встречать Новый год. Он уже был депутатом Госдумы, несколько лет тому назад покинув родной Усинск! И он с удовольствием рассказал эту историю своему водителю, тоже усинцу, сыну своего давнего товарища Мишки, с которым они покуролесили в тот памятный день седьмого ноября.
– Да, Алёшка, весёлая у нас была молодость! Есть что вспомнить! Но главное, натворили мы тогда такого разбоя, что нахлебались по самое-самое! Наши предводители Миша с Борей такое выплясывали перед Клинтоном, что стыдоба! Армию угробили, разрушили Союз вопреки референдуму, в России автономии шумели о выходе! В клочья всё рвалось из-за бывших коммуняк и комсомольчиков, рванувших в олигархи от чубайсовской аферы века – прихватизации, парламент расстреливали, брат на брата шёл… Хорошо, что Боря ушёл в отставку и Путина посадил в своё кресло! Тот тихоней казался, а однако сильный мужик-то! Автономии приструнил и Европам даёт по мозгам! Дай бог – возродится Россия к прежнему величию! А иной дороги нам, Алёшка, нет, надо только очень постараться за Державу!
Он замолчал и троекратно перекрестился.
Об авторе:
Светлана Петровна Морозова родилась 07.08.1941 года в Хакасии.
1960–1963 годы – учёба в Магнитогорском горно-металлургическом институте.
1964–1969 годы – учёба в Политехническом институте в Алма-Ате, профессия – архитектор. После учёбы – работа во Владивостоке и Алма-Ате. Проектировала штаб Тихоокеанского флота, по её проекту на Камчатке в 1972 году создан памятник погибшим морякам атомной подводной лодки К-129.
1976–1978 годы – главный архитектор г. Свободного Амурской области.
1978–1986 годы – главный архитектор г. Усинска – всесоюзной ударной комсомольской стройки.
С 1986 года – работа в Худфонде, с 1990 года – директор Усинского филиала Городецкого художественно-производственного комбината от Советского фонда культуры. С 1993 года на пенсии, пишет картины и книги.
С 1981 года Светлана Морозова член САР, с 2018 года – член ИСП, с 2019 года – член РСП.
Имеет диплом лауреата Министерства культуры Нижегородской области за участие в областной выставке художников «Возвращение к истокам», диплом номинанта на премию «Писатель года – 2017». Её произведения есть в сборниках «Народная книга», в изданиях ИСП, «ЛитРес». В 2018 году награждена «Звездой Наследия» за вклад в культуру и литературу России. В 2019 году удостоена почётного знака Лондонской литературной премии, носит звание «Лучший писатель 2015–2019 года». В 2019 году награждена медалью Пушкина.
