Праздник

Галина БЕЛОМЕСТНОВА | Проза

бЕЛОМЕСТНОВА

Праздник

В квартире стояла непривычная, оглушительная тишина. Анна Дмитриевна сухими печальными глазами смотрела на дорогие сердцу фотографии в рамочках, стоявшие на столе. Взяла одну из них, погладила по стеклу, как будто пыталась дотронуться через него до родного лица.
— Коленька! Годы пролетели, а я помню те дни. Яблони в цвету, соловьи на рассвете. Война заканчивалась, мы мечтали с тобой: наступит победа и не будет на всём белом свете счастливее нас. Знаешь, может и хорошо, что ты остался молодым восторженным мечтателем, не познавшим того горя, что довелось испытать мне… — Анна Дмитриевна аккуратно поставила фотографию на место и взяла другую. Привычка разговаривать с портретами появилась в долгие одинокие вечера.
— Слава Богу, мой родной, что не довелось тебе хоронить Серёжу с Леночкой. Как я уговаривала сыночка не поступать в военное училище… Только вырос он с твоим характером и жену по себе выбрал. Жаль, не увидишь никогда, какая это была красивая пара! — печально вздохнула она, глядя на сына, облаченного в военную форму, обнимавшего за хрупкие плечи жену в белом халате. — Чуяло сердце беду, когда Серёжа ушёл со своим полком в Афганистан. Лена добилась назначения в ту же часть, уговорила меня остаться с внуком. Не смогла ей отказать. Думала, тебя я не сберегла, так хотя бы ей повезёт. Не повезло обоим. Привезли мне два цинковых гроба из чужой страны. Нет страшнее горя, чем хоронить детей. Если бы не Никита, не выжила б я тогда. Обнимает меня за шею, в глаза заглядывает и спрашивает: «А ты, как мамка и папка, не умрёшь?» — а страху в тех глазах! Поклялась ему, что всегда буду рядом, да, видно, напрасно. Пора к вам собираться, а всё живу. Задержалась где-то моя костлявая…
Анна Дмитриевна не заметила в сумраке комнаты, что в дверях давно стоит Никита и слушает её разговор.
— Кто там? — спросила, близоруко щурясь.
— Я, бабуля, можно?
— Заходи, раз пришёл. Как Даша, успокоилась?
— Да, прости нас, больше это никогда не повторится.
Никита покраснел, сжал кулаки, вспомнив недавний скандал, что учинила дочь.
— До каких пор девочки будут говорить, что от меня пахнет лекарствами и старухой! Вы не понимаете! В классе из-за этого со мной скоро перестанут общаться! Почему бабка живёт в большой комнате, а я в этой каморке, куда даже нельзя пригласить подруг! — Даша кричала так, что слышно было не только Анне Дмитриевне, но и всем соседям.
— Замолчи! Как не стыдно, бабушка же всё слышит! — прикрикнула мать.
— И пусть слышит! Это ей должно быть стыдно, что ты из-за неё ушла с работы. Обихаживаешь бабулю, в сиделку превратилась. Не подумала, что в семье вечно не хватает денег…
Резко хлопнула дверь.
— А-а-а, папочка! Мне же больно! — не своим голосом закричала правнучка.
Анна Дмитриевна дрожащими руками искала костыль, торопясь выйти из комнаты. Не успела! Крики затихли, в квартире наступила оглушающая тишина. Обессиленно опустившись в кресло, горько задумалась: «Не чаяла, что под старость лет наступит пора покинуть родные стены и перебираться в дом престарелых, оставив трёхкомнатную квартиру Никите…»
Нелады в семье внука начала замечать, когда подросла правнучка. Даша всё реже выходила к общему вечернему ужину, грубила. Ничего не ускользало от её внимательных глаз: виноватый, растерянный взгляд Никиты, молчаливо поджатые губы Кати. Вот и вылились все недомолвки в сегодняшний отвратительный скандал.
Первой, тихо скрипнув дверью, вошла Катя.
— Анна Дмитриевна, простите нас, пожалуйста! — промолвила она, присаживаясь на краешек кровати. — Не обращайте внимания на Дашку. Девчонки наговорили ей всякую чушь, вот и вспылила она, не выдержала.
— Всё понимаю, Катюша, выросла девочка, гостей пригласить хочется, наряд справить, а тут я со своими болячками. Не расстраивайся ты так, ничего страшного не произошло. У нас в медсанбате поговорка была: «Всё поправимо, кроме смерти», и мы всё наладим, — успокоила невестку она. — Ты лучше иди, посмотри, чего там с правнучкой. Никита никогда прежде на неё руки не поднимал, переживаю я за девочку.
Благодарно кивнув, Катя ушла.
Теперь с повинной головой пришёл внук.
— Не упрекай себя, Никита. Давно надо было подумать о переезде в дом ветеранов. Трудно вам со мной, — прервала Анна Дмитриевна затянувшееся молчание.
Внук присел рядом, взял в руки её сухие старческие ладони, уткнулся в них лицом.
— Почему так плохо думаешь о нас с Катей, мама?— в минуты особой близости он называл её «мамой». — Считаешь, что вырос недостойным отца и деда? Негодяем, способным отказаться от тебя, лишь потому, что стала слабой и беспомощной?
— Никитушка, прости, никого не хотела обижать своим уходом. Старый человек хуже малого дитя, вот и подумала…
— Мама, мама! Вот уж не ожидал от тебя подобного. Что ж не отдала меня в детский дом, когда родители погибли?
— Да как же ты можешь такое говорить!
— Могу! Ты же сейчас смогла сказать мне такое! Мы все любим друг друга. Каюсь, недоглядел за Дашкой, всё исправлю, только мне нужна твоя помощь, заранее прошу — не отказывай.
Никита рассказал о своём плане. Вначале она не соглашалась, но внук умел убеждать. Не зря же претворил в жизнь мечту деда — стал учителем.
Приближался День Победы. Анна Дмитриевна из-за слабого здоровья давно не участвовала в общественных мероприятиях, посвящённых этому великому дню. Но на этот раз всё было иначе. Никита утром привёз парикмахера, который уложил в красивую причёску седые, поредевшие волосы. Катя достала из шкафа костюм с наградами, заботливо его почистила. Удивлению Анны Дмитриевны не было предела, когда правнучка поехала с ними на торжество в джинсах и белой водолазке, аккуратно причесанной, без привычной боевой раскраски на лице.
Переступив порог Дашиной школы, старушка оробела от внимания, которым её окружили. На сцене актового зала стояли полукругом диваны, принесённые из учительской и кабинета директора. На них сидели незнакомые люди с букетами цветов. Один диван предназначался для их семьи. Справившись со смятением, Анна Дмитриевна огляделась и увидела на большом экране фото весёлой девчонки в гимнастёрке, с букетиком полевых цветов.
— Да это же я! — изумилась она, разглядывая изображение.
Ребята, вместе со своим учителем готовившие праздник, постарались на славу. Они рассказали о подвиге молоденькой медсестры, спасшей в неравном бою с фашистами раненых солдат, вынесенных с поля боя. За этот подвиг её наградили орденом Красной Звезды.
Притихшая Даша растеряно наблюдала за действом. Чужие люди дарили Анне Дмитриевне цветы, целовали, со слезами на глазах благодарили за спасенных родных. Даша изумлённо глядела на помолодевшую прабабушку, разрумянившуюся от человеческого внимания, с сияющими, счастливыми глазами. Исчез образ седой печальной старушки, тихо доживающей жизнь в закрытом от всех мирке. Теперь она видела, как похожа её бабуля на весело улыбающуюся девушку в гимнастёрке. Забившись в угол дивана, Даша со стыдом вспоминала об истерике, устроенной накануне праздника, о долгом разговоре с отцом…
Вечер пролетел незаметно, домой вернулись уже затемно. Катя помогла переодеться уставшей, но счастливой свекрови. Забрала подаренные букеты и ушла ставить их в вазы. В дверь тихонько постучали.
— Заходи, внученька, — улыбаясь, произнесла Анна Дмитриевна.
Даша вошла, присела на кровать и порывисто обняла прабабушку. Уткнувшись заплаканным лицом в худенькое плечо, прошептала:
— Прости меня!
— Всё хорошо, девочка моя. Давно надо было перебраться в твою комнату, зачем мне эти хоромы.
— Бабуля, почему ты ничего не рассказывала о войне?
— Дашута, последнее время мы всё реже беседуем. А про войну и вовсе не люблю говорить. Какое уж там геройство. «Мамочка!» кричала от страха, но фашистов зубами готова была грызть. Я тогда самое дорогое для себя защищала. С твоим прадедушкой мы познакомились зимой сорок четвёртого. В батальоне ранило фельдшера. Меня перевели из полкового медпункта на его место — санинструктором. Коля служил командиром разведроты. Говорят, любви с первого взгляда не бывает. Бывает! Ещё какая! Каждую минуточку старались побыть вместе. Места себе не находила, когда уходил он за линию фронта. Поженились весной, я Серёжу уже под сердцем носила. В тот же день Коля в разведку ушёл, а ночью его, израненного, на плащ-палатке принесли. Не успели мы переправить ребят в медсанбат. На наш батальон вышли немцы, отбившиеся от своих частей. Злые они тогда были, землю-то уже свою защищали. Бой жуткий завязался. С ранеными в блиндаже остались только я да ещё трое, кто мог оружие в руках держать. А тут с тыла еще фашисты подошли, окружили нас. Отбивались, пока помощь не подоспела. Всех спасла, а Колю своего не смогла, от ран скончался…
— Страшно… Ты же тогда была чуть старше меня. А потом дедушка с бабушкой в Афганистане погибли. Я бы такое не пережила, — обнимая за плечи старушку, произнесла, шмыгнув носом, Даша. — Никто бы из наших не смог.
— И не надо! Не дай Бог никому, внученька, пережить такое.
— Бабушка, у меня Женьку в армию забирают. А вдруг и его?.. — промолвила правнучка, испуганно взглянув на неё широко раскрытыми глазами. — Боюсь я за него, всё воюют и воюют.
— Не думай о худом! Отслужит твой Женька год и вернётся.
Даша, горько по-женски вздохнув, прижалась к бабушке.
Так и сидели они, обнявшись, не зажигая света, каждая думая о своём…

Облавная охота

Пологие лысые сопки уходили вдаль до самого горизонта. Солнце за лето иссушило землю, вызолотило травы. Мелкие соляные озёра почти высохли, земля вокруг них потрескалась, покрылась белым налетом, и только ковыль голубыми волнами склонялся под вольным ветром.
Безмолвие, разлитое под бледно-голубым небом, неожиданно взорвалось от дробного стука копыт. Отряд всадников на породистых лошадях вырвался из-за крутого склона сопки в долину. Степь стелилась под быстрые ноги скакунов. Хан Исункэ со своими сыновьями, челядью и верными нукерами торопился в родовой улус Джалайнор, в котором не был уже два года. Вскоре показались белые юрты, спрятанные от холодных зимних ветров в распадке между сопками, заросшими пожелтевшей травой.
Бортэ-Чино, великий шаман рода борджигинов, ещё издали заметил несущихся к его стоянке всадников и вышел навстречу. Невысокий, одетый в синий суконный дэгэл, подпоясанный кожаным пояском с серебряными бляхами, и меховой малахай, он стоял около большой гостевой юрты, опираясь на сучковатый посох, вглядываясь в подъезжавших гостей зоркими, как у сокола, глазами. Сердце ликующе билось в груди старика. Тэнгри послал ему сегодня нежданную радость. Два года он не видел сына и почти год — любимого внука.
Всадники соскочили с коней и терпеливо ждали, когда хан первым поприветствует своего отца. Почтительно поздоровавшись, Исункэ обнял Бортэ-Чино, спросил о его здоровье.
— Слава Вечно синему небу! Я здоров, — подняв вверх руки, произнёс отец. — Я смотрю, ты не один. Я рад, тайши, ты нашёл, наконец, время посетить родные места. Негоже будущему правителю валяться на мягких подушках. Какой же из тебя получится воин, если не научишься спать в седле. Я благодарен тебе, хан, что привёз моего волчонка. Я соскучился по нему. Проходите в юрту, — пригласил он. — Дозорный давно принёс весть, что к нам едут гости. Мой стол накрыт.
Исункэ, сделав вид, что не заметил замечания отца по поводу наследника, вошёл в юрту, за ним главный советник, старший нукер его охраны и два нойона.
Алтан и Самбу, придерживая за повод своих коней, ждали, когда наступит их черёд. Нукеры отца заняли пост у входа в жилище. Первым подошёл к деду Алтан. Бортэ-Чино обнял его и пригласил пройти в юрту. Когда старший внук удалился, на лице старика расцвела улыбка.
— Ты совсем вырос, волчонок. Теперь я смотрю на тебя подняв голову. Время уводит нас всё дальше друг от друга, и моё стариковское сердце боится, что однажды не успеет тебя встретить, — произнес он, обнимая любимого внука.
— Я так рад тебя видеть, дедушка! Только не говори, что однажды не дождёшься меня. В жизни я этого боюсь больше всего. — На глазах Самбу выступили слёзы.
— Ну-ну, малыш, ты же не девчонка, чтобы плакать, — ласково упрекнул его дед. — Да и я не так стар, ещё хочу понянчить твоих детей. Пойдём, нехорошо заставлять гостей ждать хозяина…
В юрте, напротив дверей, стоял деревянный поставец, на нём — жертвенные чаши с молоком, вином, зернами ржи, на стене висел длинный ящик с онгонами. Хозяин и гости удобно устроились на покрытых узорчатой тканью тюфячках вокруг низенького стола. Бортэ-Чино с сыном и внуками заняли место у почётной северной стены. Остальные, кого допустили в юрту, расположились соответственно своему положению при хане. Старый шаман действительно ждал гостей. На деревянных блюдах горой лежали бузы, кровяная колбаса, нанизанная на прутья свежая баранья печень, поджаренная на углях, несколько видов сыра, прессованные лепёшечки арула, харута, урмэ, стояли расписные чаши, наполненные спелыми ягодами, в узкогорлых кувшинах напитки — тарасун, арха, айрак.
Женщины рода поставили во главе стола на большом блюде баранью голову, лопатку, крестец. За главным блюдом внесли исходящую паром жирную отварную баранину, деревянные пиалы с горячим бульоном и медные чайники с чаем, забелённым молоком, заправленным солью и топлёным маслом. Бортэ-Чино собственноручно положил сыну и внукам на деревянные дощечки лучшие куски мяса. Все отдали дань духам — обмакнув средний палец в пиалы с молоком и побрызгав на четыре стороны, потом вынули ножи из висевших на узорчатых поясах ножен и приступили к ужину.
После обильного угощения хозяин и гости долго вели беседу, наливая в пиалы хмельные напитки или айрак. Внуки в беседу не вступали, почтительно слушали старших, обсуждающих предстоящую назавтра облавную охоту. Ночь наступила незаметно. Все разошлись в отведённые для гостей юрты. Алтану и Самбу досталась одна на двоих. Младший сын Исункэ с наслаждением растянулся на мягких шкурах. Для его брата такая постель была непривычной, он долго ворочался, всё никак не мог устроиться.
— Дедушка говорит: тот не воин, который в походе не может выспаться в седле. Я смотрю, для тебя постель, на которой веками спят наши предки, слишком жёсткая, — не выдержав, съязвил Самбу.
— Я не настолько одичал, чтобы жить в юрте, — обозлившись, ответил Алтан. — У хорошего правителя есть грамотные воеводы, они завоёвывают ему славу. Не стоит ради ратных подвигов покидать дворца.
— Это мать тебе внушила?
— Она — мудрая женщина и твоя государыня.
— Гаюке из племени чжурчжэней никогда не будет править в Хирхире. Только мою мать посадил бы отец подле себя, потому что она из рода чингисидов. За это Гаюке сжила её со света, — вскочив со своего ложа, разгневанно проговорил Самбу.
— Это ложь! Как ты смеешь говорить так о моей матери, щенок, да я сейчас исполосую тебя, собака! — схватившись за плётку, взбешенно заорал Алтан и бросился на сводного брата.
Но тот увернулся и подставил подножку. Толстый и неповоротливый тайши, не ожидая такого коварства, с грохотом растянулся во весь рост на полу.
За тонкой войлочной стенкой послышался топот ног. Самбу быстро юркнул под меховое одеяло и притворился спящим. Отец и его свита, войдя в юрту, увидели Алтана, валявшегося на полу с плёткой в руке.
— Почему не спите? Что произошло между вами? — грозно спросил хан.
Братья встали перед ним, молча склонив головы. Самбу заговорил первым, невинно глядя в глаза отцу:
— Мой брат очень хочет показать завтра, что он хороший охотник. Здесь много мышей-полёвок. Одна несчастная забралась к нам, тайши решил потренироваться, кинулся на неё с плёткой и немного не рассчитал.
— Баран, — сквозь зубы промолвил Исункэ, ни к кому не обращаясь.
— Вот и я говорил ему, что на дзеренов охотятся при помощи луков, а он не поверил, — невинно улыбнувшись, произнес Самбу.
Стоявшие за спиной хана нукеры закашлялись, пытаясь скрыть рвущийся из груди смех. Лицо наследника стало багровым.
— Берген, останься с ними, иначе эти волчата перегрызут друг другу глотки, — произнёс рассерженный Исункэ и вышел из юрты.
Притихшие братья, не желая больше вызывать гнев отца, быстро уснули.
На рассвете в улусе поднялась суматоха. Охотников набралось больше сотни. Участники загона осматривали коней, упряжь, луки, готовили колчаны со стрелами. Пастухи ловили для них в табунах лучших скакунов, чтобы у каждого была вторая заводная лошадь. Лаяли охотничьи собаки, чуя близость предстоящей охоты.

Наконец вернулись посланные с вечера на разведку всадники. Они рассказали Бортэ-Чино, что видели стадо диких коз, пасущихся в узкой, удобной для облавы, долине.
Первыми тронулись хан с отцом и сыновьями. За ними скакали верховые с заводными лошадями и собаками. Подождав, когда скроются охотники, следом двинулись груженые повозки, женщины, слуги.
Всадники ехали не спеша, прячась за сопки, чтобы преждевременно не спугнуть дзеренов. Не доезжая до места, ватага начала растягиваться в цепь, постепенно окружая пасущихся в долине животных. Хотя охотники и соблюдали осторожность, дзерены почувствовали их. Словно ураган пронёсся над степью. Стадо развернулось и, уходя от сжимающего со всех сторон смертельного кольца, стремительно понеслось к узкому выходу, зажатому крутобокой сопкой и рекой.
Азарт охоты захватил Самбу. Он наравне со всеми скакал во весь опор на золотом своём скакуне, не выпуская из рук подаренный отцом тугой лук. Мелькали перед глазами возбуждённые лица охотников, которые кричали и свистели, он тоже кричал и свистел. Испуганные дзерены, распластавшись над землей, словно птицы в полёте, неслись к спасительному выходу. Лавина всадников, лошадей, собак стремительно мчалась за ними. На всём скаку он пустил стрелу с рыжим оперением в бок промелькнувшего мимо животного.
— Есть! — радостно отметил он, увидев, как крупный самец, споткнувшись, поднял облако пыли и начал заваливаться набок.
Не замедляя скачки, Самбу натянул лук, выискивая глазами очередную жертву, и вдруг Соколик обиженно заржал и вскинулся на дыбы. Не удержавшись, юноша выпустил вожжи, вылетел из седла и со всего размаха стукнулся о землю. От сильного удара из груди вышибло весь воздух, в глазах померк свет.
Очнулся Самбу от льющейся на лицо воды.
— Живой, — произнёс над ухом родной голос деда.
— Пошевели руками и ногами, — требовательно сказал склонившийся над ним отец.
Он машинально исполнил приказание.
— Голова болит?
— Не очень, — пытаясь подняться, ответил Самбу.
— Лежи, охотничек, перепугал всех, — сердито сказал Исункэ и облегчённо вздохнул.
— Разве можно было доверять такого скакуна этому сопляку, — язвительно произнес Алтан.
— Помолчи! — прикрикнул на него отец. — Сейчас Берген приведёт Соколика, и выясним, почему он скинул твоего брата.
За спиной хана раздался гневный ропот. Охотники расступились, пропуская вперёд главного телохранителя, ведущего за повод лошадь Самбу.
— Великий хан, в Соколика кто-то выстрелил, вот эту стрелу я выдернул из его холки, — поклонившись Исункэ, промолвил Берген и протянул стрелу с белым оперением.
Вокруг наступила мёртвая тишина. Все смотрели на наследника, из его колчана торчали стрелы с белым оперением. Таких стрел не было больше ни у кого.
— У меня нет больше сына Алтана, — не глядя ни на кого, произнёс хан. Голос его был холоден как лёд.
— Отец! Прости меня! — упав на колени, закричал тайши, хватаясь за полы узорчатого кафтана. Но отец, брезгливо выдернув край одежды из его рук, обошёл царевича, словно пустое место.
— Я не хочу быть наследником, — прошептал Самбу, наклонившемуся над ним деду.
— Это не нам решать, волчонок, — грустно ответил Бортэ-Чино и, вздохнув, добавил: — Плохие настали времена, если брат поднял руку на брата.
На берегу реки раскинули лагерь, поставили несколько юрт. Слуги свезли подстреленных животных и начали обрабатывать. Выделанные шкуры дзеренов пойдут на мягкую подстилку в юрты. Нарезанное тонкими ломтями мясо выдержат в солёном растворе. Потом нанижут на сыромятные кожаные шнуры и несколько дней будут держать в закрытом от солнца месте, окуривая дымом поддерживаемого день и ночь костра. После такой обработки вяленое мясо хранится долго и служит хорошей едой для пастухов и охотников.
Несмотря на неприятное происшествие, в лагере было шумно и весело. Облавная охота — это праздник. Люди от души радовались возможности отдохнуть от тяжкого ежедневного труда, поесть вкусной еды, послушать песни и баллады приехавших с ханом певцов и сказителей.
Только Алтана не было среди них. По распоряжению хана для него поставили отдельную юрту на крутом склоне сопки, вдали от лагеря, приставив к ней двух нукеров. Исункэ навестил старшего сына ближе к вечеру. При виде отца Алтан бросился вниз лицом и попытался поцеловать кончик его сапога.
— Стыдись, ты ведёшь себя не как тайши, а как презренный богол, — остановил его Исункэ. — Садись на своё место и отвечай на мои вопросы. Ты никогда не любил Самбу и боялся, что он займёт твоё место подле меня, я это всегда знал, и мне не нравились такие отношения между вами. Но, несмотря на свою неприязнь к младшему брату, ты всегда держался в границах дозволенного. Я не думаю, что простая шутка послужила причиной покушения на его жизнь…
— Отец! Я не вынес позора унижения и хотел его наказать, — воскликнул Алтан, глядя на Исункэ заплаканными глазами.
— Презренный, вместо того, чтобы защитить свою честь и вызывать обидчика на поединок, ты ранил его коня. — Исункэ, не сдержавшись, вскочил с места и ударил сына плёткой. Красный рубец вспыхнул на щеке царевича.
— Пощади! — от испуга тот завизжал и упал перед ним на колени.
— Мало того, что трус, но ты ещё и лжец! Говори, кто научил тебя расправиться с братом? Если солжёшь хотя бы слово, я отдам тебя своему палачу! — закричал на него хан.
— Скажу, я всё скажу, только пощади меня и вспомни, что я твой сын! — взмолился Алтан. — Перед нашей поездкой в улус к тебе из далёкой варварской страны в Хирхиру приехал монах. Вы долго беседовали, потом он пригласил меня прогуляться в сад и сказал, что хори-туматы готовят переворот. Они решили посадить на трон сына Юлдуз. Ещё монах сказал, что ты не поверил ему, потому что не хочешь смуты в своём ханстве. Я сделал это только ради тебя, отец, пытался предотвратить заговор, — произнёс Алтан, умоляюще глядя на Исункэ.
— Глупец, монах приехал к нам с миссией. Он просил разрешения поставить в Хирхире храм своего бога. Мы ни о чём не договорились. Пока я не проверю правдивость твоих слов, ты будешь находиться под охраной и думать о своей судьбе. Наставления матери испортили тебя. Настоящий правитель прежде всего думает о своём государстве, а потом — о себе. Завтра Великий шаман будет спрашивать нашего Предка, кто тебя заменит. Я всё сказал. — Исункэ вышел из юрты и направился к лагерю. Он рассказал Бортэ-Чино о разговоре с Алтаном. Выслушав его, отец согласно кивнул головой.
Вокруг больших костров оживлённо суетились люди. В медных котлах, распространяя аппетитный запах, булькал густой, наваристый татамин, приготовленный женщинами из козьей требухи. Над тлеющими углями мужчины медленно крутили вертела с нанизанными на них тушами животных. Они внимательно следили за тем, чтобы мясо пропеклось, было сочным и нежным, постоянно поливая его специальной подливкой. Длинный день подошёл к концу, сопки вокруг стали синими и только, словно угли в костре, тлела на западе алая полоска зари. Исункэ и Бортэ-Чино не ушли в юрту. По обычаю им накрыли переносной столик под открытым небом в кругу родичей. Дела подождут, настало время отдыха, приятной неспешной беседы под мудрым тысячеоким Вечно синим небом.

Словарь:
1. Тэнгри — небожители во главе с Вечно синим небом.
2. Онгоны — шаманские божества.
3. Тайши (царевич, член царского рода).
4. Богол — раб.
5. Малахай — островерхая крытая сукном шапка, отороченная
мехом пушного зверя.
6. Дэгэл — мужская одежда, прямой меховой халат.
7. Арул, харут — творожистая масса, высушенная в виде
ломтиков.
8. Урмэ — пенки с кипячёного молока.
9. Тарасун — молочная водка.
10. Айрак — напиток, получаемый из простокваши.
11. Арха — самогон, получаемый из кислого молока.
12. Татамин — густая похлёбка, которая готовится из
внутренностей животных.

Об авторе:


Галина Беломестнова. Родилась в г. Балее Забайкальского края. По образованию медицинский работник. С 2001 года занимается предпринимательской деятельностью в посёлке Жирекен Забайкальского края. Писательским творчеством увлекается более десяти лет. Член Забайкальской краевой общественной писательской организации, член Российского Союза писателей, кандидат в члены Интернационального Союза писателей.
Издала сборник рассказов «Камарья» (2011 г.), сборник «Мухоморы, как лучшее средство от хандры», в который вошли рассказы, легенды, сказки (2014 г.).

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: