Снег
Где-то далеко на бескрайних российских просторах в эту новогоднюю ночь, наверное, падал снег. Там было холодно, морозно, а в лесу между ёлками, закутанными в сугробы, мела седая пурга. Там наверняка тихо, и даже лёгкое шуршание сухих снежинок не нарушает покоя и тишины…
Сашка вздохнул и полез в сумку за водкой. За окном по освещённой улице проносились машины, и громкая ухающая музыка автомобильных магнитофонов летела следом за ними в прохладной декабрьской израильской ночи. Если бы Сашка сейчас сидел дома, наверняка смотрел бы по телевизору российские программы, и в эту новогоднюю ночь был бы гораздо ближе к этому снегу и морозу, к этим ёлкам и пурге. Но когда работаешь в ночной охране магазина и тебя запускают внутрь в восемь вечера, а выпускают в девять утра, это, увы, невозможно.
Дежурить приходилось каждый день без выходных и праздников, тем более Новый год в Израиле вовсе не праздник, а самый что ни на есть будничный день. Завтра к девяти, к открытию, придут продавцы и хозяин магазина по имени Ави, которого привезли сюда из Болгарии ещё малышом добрых полвека назад.
Сегодня же вечером, перед тем как запереть решётки и двери, Ави сказал Сашке на прощание:
– Праздник сегодня, Новый год, не забыл? Жаль, что в Израиле его не празднуют… А праздник хороший, добрый. Помню, мы в Болгарии всей семьёй собирались за столом… Ай, что вспоминать… – Он хитро глянул Сашке в глаза: – Чувствую, ты принёс с собой водку. Не отнекивайся – знаю. Смотри, чтобы всё было в порядке… – И, уже закрывая решётку, прибавил: – Эх, завидую тебе! Хоть ты и не дома, а здесь, праздник у тебя всё равно будет. Ведь праздник, он лишь тогда праздник, когда его ждёшь. Завидую…
Сашка уже успел довольно хорошо познакомиться со своим хозяином. Ави был человеком жёстким и деловым, с обширными связями, и бизнес его процветал, тем не менее человеческих черт не утратил и не превратился в машину для зарабатывания денег и выжимания соков из работников. Иногда, когда он подвозил Сашку на своей машине, между ними завязывался разговор. Темы были самые разные – об изучении иврита, с которым у Сашки не ладилось, о семье, о России и Болгарии.
Сашка приехал в Израиль меньше года назад, и воспоминания о России были в нём ещё свежи. Ави же помнил Болгарию смутно, и, как казалось Сашке, воспоминания его были какие-то странные – вполне закономерная ненависть к поднимавшему голову болгарскому фашизму, от которого его семья была вынуждена бежать, и какое-то запоздалое сожаление и острая жалость к полузабытой стране своего детства.
Разговоры между ними длились бесконечно, и Сашка чувствовал, что хозяину они важны и необходимы гораздо больше, чем ему. Вряд ли что-то связывало Болгарию сороковых годов и Россию двадцать первого века, но без этих разговоров Ави обходиться не мог, и для них ему нужен был почему-то именно Сашка…
Сашка грустно посмотрел сквозь витрину на улицу и прислушался к звукам, доносившимся сквозь толстое стекло. Из ресторана неподалеку грохотала весёлая музыка и слышались голоса. Там праздновали Новый год. Люди наверняка сидели за столиками, уставленными праздничными блюдами, пили шампанское и танцевали. Конечно, и он мог взять с собой шампанского, но… не захотел. Шампанское пьют, когда на душе радостно, а перспектива просидеть всю ночь в пустом магазине располагала к веселью не особенно. Грустить и тосковать лучше под водку.
Плеснув из бутылки в белый разовый стаканчик, Сашка выпил и вытащил книгу с диккенсовскими «Рождественскими повестями». Он редко перечитывал их, но сегодня эта книга была ему необходима.
Прошёл почти год со времени его приезда в Израиль, а всё ещё не было понятно, нравится ему здесь или нет. Родителям, конечно, здесь лучше – они получают неплохую пенсию, всё необходимое у них есть, тепло, море под боком… А ему? Сашка почти не вспоминал свою прежнюю жизнь. Школа, институт, армия, два года работы инженером на заводе, потом восемь месяцев непрерывных попыток устроиться хоть куда-нибудь, где деньги платят… Звёзд с неба он не хватал, но всё равно хотелось, чёрт возьми, какой-то стабильности и достатка. Правда, и здесь, в Израиле, пока ничего не ясно, но работу он всё-таки уже нашёл. Хоть и охранником, но – работу. А с перспективами пока не проясняется, но хочется верить, что всё впереди. Дорожка-то другими протоптана – иврит подтянуть, какие-нибудь курсы закончить, и всё постепенно образуется. Когда это будет, никто не знает, но – будет.
Резкий телефонный звонок оторвал Сашку от раздумий. В трубке раздался голос Ави:
– Ну, как дела? Празднуешь? Скоро двенадцать…
– Праздную, – ответил Сашка, отодвигая пустой стаканчик.
– Скучаешь?
– Немного.
– А у меня все спать легли. Новый год – не их праздник… – Ави замолчал, но трубку не повесил: – Слушай, а если я к тебе сейчас приеду? Посидим вместе, поболтаем…
– Как хотите, – Сашка пожал плечами, – вы же хозяин…
– Да нет, – неожиданно смутился Ави, – я хочу приехать и просто посидеть с тобой за компанию, по-человечески. Нам обоим скучно, а сегодня праздник – нельзя грустить…
– Как хотите, – повторил Сашка и повесил трубку.
Минут через двадцать к магазину подкатил голубой «шевроле-неон», и Ави с большим пакетом подошёл к дверям. Пронзительно вякнула выключаемая сигнализация, и решётка, закрывающая входную дверь, поползла вверх.
– Всё тихо, – по привычке доложил Сашка, но Ави отмахнулся:
– Не сомневаюсь.
Вместе они опустили решётку, закрыли дверь и присели на стулья.
– Мои домашние даже не заметили, что я ушёл. Думал, жена что-нибудь спросит, так нет, даже не посмотрела в мою сторону. Детям вообще всё равно, где я. У них свои дела, свои праздники.
– Ну, вас-то не в чем подозревать – вы всегда в магазине…
Ави грустно посмотрел на Сашку и покачал головой:
– Хоть в магазине, хоть ещё где-нибудь – им всё равно. У них своя жизнь… Я для них – старый скупой и сентиментальный болгарин, у которого какие-то дурацкие привычки, а им, современным израильтянам, это дико. Когда я сегодня приехал домой и сказал о Новом годе, они посмотрели на меня как на ненормального. Обидно…
– Что вам печалиться, – усмехнулся Сашка, – вы человек устроенный, у вас всё в порядке.
– Это тебе так кажется. У каждого свои проблемы. – Ави вынул из пакета бутылку шампанского, яблоки, бананы и сыр. – Вот, прихватил, чтобы не скучно было сидеть. Не возражаешь?
– Нет. Может, включить телевизор?
– Не надо. По израильским каналам нет новогодних передач, а кабельного телевидения для магазина я не заказал. Не будем портить себе новогоднее настроение…
Сашка согласно кивнул, и они пересели за стол. Ави раскупорил шампанское, однако выпили они сперва водки. На душе у обоих стало легче, но хмель пока ещё не брал.
– Хочешь, спою тебе болгарскую песню? Мы её пели ещё в Болгарии, когда были маленькими… – Ави вертел в руках яблоко и почему-то пытался его размять. – Только певец я плохой, ты не смейся.
Пел он и в самом деле плохо, вдобавок подзабыл болгарские слова, и единственное, что удалось разобрать Сашке, это постоянно повторяемое слово «Балканы». После того как песня закончилась, говорить ни о чём больше не хотелось, и они сидели друг против друга, пили без тостов, а под конец хозяин даже пустил слезу. Он молча плакал и как-то виновато улыбался.
Сашка благоразумно не задавал вопросов. Наверняка Ави в его возрасте уже одолевает бессонница, и ему нужен собеседник. Днём он вынужден держаться подтянуто и молодцевато, острить и обрабатывать клиентов наряду с другими продавцами. И лишь вечером может позволить себе расслабиться и посентиментальничать. А для его домашних это дико – они привыкли к нему другому.
– Скучаешь по снегу? – неожиданно спросил Ави.
– Немного.
– А я скучаю. Раньше не скучал, потому что в Болгарии мы жили очень бедно, не было у нас для зимы ни одежды, ни обуви, и снег для меня был только пронизывающим холодом, сыростью, болезнями. Потом мы перебрались в Израиль, и долгое время о снеге я даже не вспоминал. А совсем недавно вдруг затосковал. По тому снегу, который топтал в Болгарии своими худыми детскими башмаками…
И снова наступила тишина. Ави смотрел сквозь чёрную витрину, и Сашка тоже выглянул на улицу. Там было всё по-прежнему, лишь машин стало меньше. Расшалившийся ветер трепал целлофановые мешки с мусором, выпавшие из переполненного бака неподалеку. Шум в соседнем ресторане не стихал, и ритмичные звуки диско неожиданно сменились дурашливым разноголосым «В лесу родилась ёлочка».
– Давай ещё выпьем, – предложил Ави и покосился на почти пустую бутылку. – Завтра у меня будет болеть голова, но это не важно. Главное, что сегодня хорошо…
Сашка плеснул ему в стаканчик остатки водки, и тот, не дожидаясь, выпил.
– Я сейчас схожу куплю в ресторане ещё бутылку… – Алкоголь начал действовать, и речь Ави потеряла чёткость. – Ты скажи, не стесняйся… Эх, по снегу бы сейчас пройтись, чтобы под ногами хрустел…
Наблюдать за нетрезвым хозяином было неприятно. Он бесцельно перебирал руками по столу, рассыпал и собирал в стопку какие-то бумаги, и речь его становилась всё более невнятной.
А Сашка тем временем вспоминал настоящий Новый год. Почти всегда его звали в компанию, но даже не это вспоминалось сейчас, а то, как вместе с друзьями он обязательно шёл после застолья к ёлке на центральной площади. Там уже было много людей, выпивших и добродушно-весёлых, которые беззлобно дурачились, катались в сугробах, кидались снежками, нестройно голосили песни. И над этим светящимся и сумбурным карнавалом всегда была ночь с тёмным глубоким небом, с которого сыпались потоки и целые водопады снежинок.
Сашка посмотрел вверх, но виден был лишь кусочек неба, освещённый окнами многоэтажек. Но небо всё равно было знакомым – таким же глубоким и тёмным, с редкими звёздами и движущимися мигающими огоньками.
Раньше перед самым Новым годом он всегда что-то загадывал. Желания, правда, не сбывались, но Сашка всё равно загадывал, будто с последним ударом телевизионных курантов что-то в мире обязательно должно измениться.
Часы показывали пять минут первого. Сегодня загадать желание Сашка не успел. Он грустно вздохнул и посмотрел на Ави. Подложив руку под голову, хозяин спал за столом и во сне улыбался. В бутылке было пусто, и из опрокинутого стаканчика растекались последние капли недопитой водки.
На глазах у Сашки навернулись слёзы. Он полез в карман за платком, но случайно выглянул на улицу сквозь витрину и обомлел: медленно и неслышно падали крупные, словно вырезанные из лёгкой папиросной бумаги снежинки. Он этому даже не удивился, лишь сглотнул слюну, опустил голову на руки и заснул. Во сне Сашка улыбался, совсем как старый болгарин Ави, которому сейчас наверняка снился снег, и он всё ещё топтал его своими старыми детскими рваными башмаками…
