Трудные годы
Не спрашивай, что дала тебе Родина.
Скажи лучше, что ты для нее сделал.
Антон Павлович Чехов (1860–1904 гг.)
В селе Новая Плясовка Орловской губернии сыграли свадьбу. Нефедов Семен Иванович накануне своего сорокалетия решил жениться во второй раз. Избранницей его стала двадцативосьмилетняя Мария Кузьминична Беликова, тихо и скромно жившая в том же селе. От первого брака у Семена Ивановича осталось шесть дочерей: Клавдия, Степанида, Анна, Мария, Агафья и Ксения. После замужества у Марии Кузьминичны первой родилась дочка Верочка, потом в августе 1929 года – Ульяна, после нее – брат Павел, а последний сынок погиб в младенчестве. Впал в летаргический сон, да так и не вышел из него, хотя и через трое суток тело оставалось теплым и не тлело. Врача в деревне не было, а местный священник в таких делах не разбирался. По его указанию ребёнка похоронили.
Семен Иванович работал мельником и трудолюбием своим был известен на все село. Жизнь в деревне была трудной и бедной, а все-таки как-то жили-поживали. Подрастающие дети в теплое время года ходили босиком и лишь на холодную погоду сами себе вязали лапти. Покупать свечи было не на что, поэтому по вечерам комнату освещал тусклый свет керосиновой лампы, да и то недолго. Книг-то не читали, а чтобы уложить все семейство спать – кого на печку, кого на кровать, много света не надо. Печь топили торфом. Находили его под землей на глубине около двух метров. Затем размельчали и высушивали на солнце.
От работы не освобождался никто, у всех были обязанности. Однажды Ульянушку и ее подругу послали на ночное дежурство – охранять совхозный стог. Темнело. Две маленькие девочки шли в темноте несколько верст[1]. Дойдя до места, испуганные дети забрались на стог, зарылись в жесткие, колкие пучки соломы и уснули. Детство оставило Ульяне разные воспоминания, но приятных было мало.
Легкий дождь прибил пыль на дороге, тянувшейся вдоль поля. Умывшееся солнце согревало теплом шедших по дороге босоногих детей – Ульяну с сестрами и младшим братом. Павлуше захотелось пить. Колодцев вокруг не было. Тогда, увидев на земле след от конского копыта, в котором собралась вода, он решил утолить жажду из него. Недолго думая и ни в чем не сомневаясь, малыш прильнул к маленькой лужице и с жадностью втянул в себя дождевую воду. И она была вкусна, и небо над головой было огромным, голубым, с высокими плюшевыми пирамидами кучевых облаков.
Свои первые деньги Ульяна начала зарабатывать в девять лет, устроившись работать нянькой для малышей в богатый дом, из-за чего стала часто пропускать занятия в школе, а иногда и вовсе не ходила в нее. Это сейчас школы в каждом дворе, а в то время надо было идти семь километров до соседней деревни.
Старшая дочь Клавдия вышла замуж и уехала в другую деревню. Из-за начавшейся войны связь с ней оборвалась. Во время бомбежек вся семья отсиживалась дома: на улицу страшно было выйти. Время от времени приходилось отправляться на поиски еды, несмотря на смертельную опасность. Однажды весной отец семейства простудился на строительстве совхозной конюшни. Сильный жар снять не удалось. В деревне не было ни лекарств, ни врачей. Семен Иванович умер от воспаления легких. Тело его на телеге свезли на деревенское кладбище. Похоронили скромнее некуда. Стоя над только что засыпанной могилой, убитая горем вдова, невысокого роста женщина в темном одеянии, с темно-русыми волосами, укрытыми черным платком, причитала:
– Почто же ты, Семен, нас оставил? Как теперь прокормимся с осемью[2]-то детями?
До войны семья держала корову и овец, но корову государство отняло за долги, а овец позже перетаскали немцы. С тех пор не то чтобы разнообразия в еде не водилось – есть вообще стало нечего. Старшие дети бегали в поле, искали там прошлогодний картофель, который забыли собрать в колхозе. Его толкли в миске, и жарили оладьи, теперь уже без муки, запасы которой давно закончились. Картофель долгие годы оставался основным блюдом. Вместе с ним ели дикорастущие травы: крапиву, лебеду, сныть – в отварном, жареном и сушеном виде.
Несмотря ни на что, летом земляной пол в хате покрывали новой глиной. Это была традиция и совместная деятельность, в которой участвовало все подрастающее поколение. На полу не было ни крошки, и если бы в этом доме завелась хотя бы одна мышь, то и ей было бы нечем поживиться.
После войны многие уезжали в город. Вот и Ульяна решила попытать счастья. Нехотя, с тяжелым сердцем мать провожала дочь в дальний путь. Была надежда, что в городе найдется какая-то работа и девушка проживет. После своего двадцатилетия Ульяна Нефедова приехала в Москву, да так и осталась в ней навсегда. Она устроилась телефонисткой на завод «Динамо» и всю жизнь проработала там. За годы работы Ульяна Семеновна получила несколько премий за трудовые подвиги, значок ветерана труда и две медали по случаю пятидесяти- и шестидесятилетия со дня окончания Второй мировой войны.
Бабушка вспоминала, что к две тысячи первому году лишь одна из ее сестер и брат были живы. Хотя общение с ними давно не поддерживалось, только на листке были записаны какие-то старые адреса. Остальные родственники умерли или пропали без вести. Сама бабушка дожила до августа две тысячи седьмого года и умерла через несколько дней после своего дня рождения. Ей было семьдесят восемь лет. Похороны были скромные: я, мама, бабушкина подруга и соседи по лестничной клетке. Мама приготовила кутью[3], гости ели, выпивали, говорили добрые слова. Мне же кусок в горло не лез, и сосредоточиться ни на одной мысли не получалось. Я долго сохраняла спокойствие, а тут вдруг взяла и разрыдалась. Да так, что остановиться не могла, пока не закончились все слезы до последней капли. А закончились они нескоро – спустя долгое время после ухода гостей и мытья посуды. В квартире стало как-то странно тихо. Теплый августовский вечер разлился кругом, погружая меня в дрему. Мое маленькое тельце свернулось калачиком на диване. Я уснула.
Бабушка потрясающе вышивала, вязала салфетки и другие вещи: тапочки, шапочки, шарфы, которые я буду носить еще долгие-долгие годы; готовила самую вкусную еду, когда я приезжала в гости: сырники, блинчики, салаты, пекла шарлотку с яблоками. Все, за что бралась, делала с непревзойденным мастерством. Она заботилась обо мне, отдавая от всей души безмерную свою любовь.
Лучше всего помню момент: когда мне было пять лет, вместо того чтобы ложиться спать, я убегала и как могла пряталась в однокомнатной квартире: то в туалете закроюсь, то в ванной или на кухне. Бабушка никогда не находила меня сразу. Сначала она осматривала места, где меня точно не было, и только потом открывала нужную дверь, говоря при этом что-нибудь такое, отчего я не могла удержаться от смеха. Иной раз я выходила на наш большой балкон и, глядя в темно-синее летнее небо, ждала, когда прилетят майские жуки, водившиеся в Москве в изобилии. Они прилетали, жужжали, иногда давая себя поймать и полюбоваться на глянцево-коричневую поверхность крыльев и пушистые усики. Чтобы выбраться из кулачка, щекотали мою ладонь.
Когда я училась в школе и уже умела пользоваться телефоном, то, набирая по памяти номер, звонила бабушке на работу. Набирать номер было легко. Вставляешь палец в отверстие с нужной цифрой, поворачиваешь диск направо до упора и отпускаешь, после чего он возвращается обратно. Двойка была похожа на «вжик, тринк, тринк». А, например, пятерка звучала как «трррр, трин, трин, трин, трин, трин».
Всегда с трепетом я ожидала услышать забавное слово, произнесенное знакомым голосом.
– Коммутатор[4], – говорила бабушка.
– Бабушка, это я, – звенел тоненький, детский голосок. – У меня все хорошо. Уроки сделала.
Если голос был чужой, я тут же клала трубку, выжидала какое то время и звонила снова. Мы обменивались парой фраз, потом бабушка обычно говорила: «Подожди». И я слышала, как в другую трубку она произносит: «Коммутатор. Соединяю». Иногда эта фраза повторялась несколько раз. Потом она снова слушала меня.
– Когда ты к нам приедешь? Уже ложусь. Спокойной ночи.
Разговор почти всегда был одинаковым. В сущности, ни о чем. Самым интересным было набирать «взрослый» номер и слышать заветное слово.
От бабушки мне достались счеты – деревянный калькулятор. Я не умею ими пользоваться, но они хранят память о прикосновении ее добрых сильных рук. Деревянный прибор напоминает о непонятной другой жизни в прошлом веке. Почему-то каждый раз, когда я беру в руки счеты, перед глазами вижу одну и ту же картину. На кухне бабушка печет блины. Она кладет их на плоскую тарелку с желтым металлическим ободком. Верхний, самый теплый блин посыпается сахаром и на нем лежит почти полностью растопленный кусочек сливочного маслица.
Потом… после майских жуков, посиделок с разговорами за столом, прогулок в парке начнется взрослая жизнь. Моя жизнь. Но бабушки в ней уже не будет.
18 марта 2018 г.
[1]Верста́ путевая – русская единица измерения расстояния, равная пятистам саженям, что соответствует нынешним 1066,8 метра.
[2]Осемь – восемь (др.-рус.).
[3]Кутья – поминальное блюдо из риса с изюмом.
[4]Телефо́нный коммута́тор – устройство в телефонии для соединения (коммутации) абонентских, соединительных и междугородных телефонных линий. Телефонные коммутаторы бывают ручные (коммутация осуществляется ручным способом, телефонисткой).
Об авторе:
Виталина Привалова, москвичка в третьем поколении. С рождения и по сей день живет в родном городе. С отличием закончила экологический факультет Международного независимого эколого-политологического университета. Писательница, домохозяйка. Увлекается танцами, пением и рисованием.
Опубликованные рассказы:
- «Марсик», газета «Кот и Пес», № 5 (286) 2017 г.
- «Бежать, чтобы согреться», сборник произведений номинантов национальной премии «Писатель года» в номинации «Дебют» (книга пятая), 2017 г. М.: Издательство РСП, 2018. – 264 с.
