У синеводной Оби

Зинаида ЛОНГРОТОВА | Проза

Лонгротова

Повесть

Юные герои повести – двоюродные сестра и брат Питлор эвие и Соръёхан похие и их дядя находят в тайге лосёнка. Подружившись с ним, вместе они учатся наблюдать за явлениями природы, любить этот пока ещё неизведанный мир.

С давних времен дети народа ханты воспитывались на примере своих родных и часто общались с миром диких животных и птиц. Традиционные знания передавались чаще всего просто в повседневной жизни вместе с любовью к родному языку, уважением к обычаям и традициям народа. Все это нашло отражение в повести Зинаиды Лонгортовой.

Издание предназначено для детей и семейного чтения.

Вступление

Каждому человеку силы для жизни, для творчества даёт его малая родина. И та земля, где я родилась, даёт мне эти силы. Маленькая, почти забытая, но с богатым историческим прошлым деревенька Кушеват дарит мне вдохновенье. Сколько бы я ни жила вдали от неё, вспоминаю буквально каждый момент моего детства. Вот и маленький лосёнок своей короткой жизнью оставил добрые воспоминания о той счастливой поре, о которой хочется рассказать другим.

До сих пор в Кушевате всё лето, сменяя друг друга, радуют глаз полевые цветы. Как только земля оголяется после весеннего таяния снегов, появляется нежная зелёная травка. Ещё не растаяли последние проталинки снега – просыпаются жёлтые головки мать-и-мачехи. Значит, пришло лето, теперь надо ждать вонзи[1], летнего хода рыбы. В середине июня с Обской губы поднимается на нерест нежная красавица нельма. А за нею – вся рыба сиговых пород: она стремится в свои родильные дома, заливные сора[2]. Так уж в природе устроено: и рыба, и птицы, и люди всегда стараются попасть в то место, где они родились. Для меня Кушеват – самая красивая земля. И когда я встречаю что-то похожее на неё, сердце моё замирает на мгновение – от нахлынувшего счастья и воспоминаний. Как-то я побывала в Карелии, на всем известном священном острове Кижи. Там так же, как и на моей малой родине, ослепительно светило солнце, остров был усеян лютиками, васильками, землю устилала мягкая пушистая травка. Колокола пели о чём-то великом и недосягаемом. Мне казалось, что я иду по тропинкам своей родной деревни.

Раньше Кушеват, наверное, заселяли только ханты. А уже на моей памяти в деревне жили разные народы. За речкой-саймой, которая вытекает из таёжных хором, на высоком холме когда-то была построена православная Свято-Троицкая церковь, на той же стороне Кушевата жила и моя семья. Церковь стояла за нашим домом, полуразрушенная, с пустыми глазницами вместо окон. Нас, детей ханты, туда не пускали. Для взрослых даже пустое и разрушенное здание оставалось священным. Не помню, какими были её стены, но в мамино детство Святой дом – так называли его ханты – красовался цветом ясного неба.

Для меня Кушеват – это моя родина. Я родилась здесь в июне 1962 года, в годы советской власти. Детство прошло в полном спокойствии и умиротворении. Вокруг росли только вековечные могучие кедры, которые, несмотря на свою вековечность и мощь, тоже цветут. Цветы могучего вечнозелёного дерева – нежные, алые, цвета утренней зари, – пахнут хвоей и детством.

Когда я была маленькая, детей не пускали в соседние дворы, это было признаком плохого воспитания: неприлично, мол, шататься без дела по чужим домам. И мы с двоюродным братом до семи лет практически не общались с другими детьми. И, тем не менее, как бы ни хотелось поиграть с соседскими ребятишками, нам и в голову не приходило мысли ослушаться взрослых. Со сверстниками мы перекликались, свесившись с забора. И только когда бабушка брала нас с собой в гости, мы играли с ними вдоволь. А когда уже к нам в гости приходили соседи с детьми, наступал настоящий праздник. Мы дарили им лучшие куклы, показывали самые богатые орехом кедры, угощали молоком – радости нашей просто не было предела.

Дом и берестяной чум, который бабушка в летнюю пору ставила для удобства в десяти метрах перед ним, и были нашей родиной. Именно там протекало моё детство – среди цветения трав в летнюю пору, среди белых снегов и сорокаградусных морозов зимой… Хотя этот мир для меня запомнился больше всего как летний, солнечный и погожий. Студеную зиму в восемь месяцев детская память, видимо, постаралась вычеркнуть, а вот коротенькое северное лето в два месяца она ухватила крепко.

Когда я вспоминаю свое детство в Кушевате, жизненные бури, накопившиеся в душе, утихают, и мне хочется, как тогда, прижаться к прохладной земле, усеянной полевыми цветами, и смотреть, смотреть на ярких бабочек, перелетающих от цветка к цветку. Протянуть руку к божьей коровке – пусть отдохнёт на моей ладони – и зажмуриться от счастья, оттого, что есть такая земля, что даёт силы и уверенность в завтрашнем дне. Знаю, что в трудную минуту или в момент серьёзных размышлений, принятия важного решения можно вернуться домой, в место, где протекало моё детство, где я родилась, выросла, где маленький длинноногий друг бодается, упираясь в меня головой, требуя кусочек хлеба… Пусть эти картины сейчас оживут и перед вами.

Длинноногий друг

 Питлор эвие[3] бежала к дому старшего дяди, а сердце в её груди прыгало так, что невозможно было дышать. Она хотела пойти в клуб на дневной киносеанс – показывали сказку «Огонь, вода и медные трубы», но подружки, остановив её, прокричали, что их лосёнка перекормили печеньем и конфетами, и теперь он умирает…

Люди, что в воскресные дни приходили из соседнего посёлка в их клуб, всегда брали с собой что-нибудь вкусненькое. Они знали о лосёнке, и им было просто интересно пообщаться с необычным животным. Диким, ласковым и добрым. Он тянулся к ним, принимал подарки. В тот воскресный день гостей в деревню пришло больше чем обычно, а значит, и конфет тоже было много…

Питлор эвие резко остановилась на углу дома, увидев дядю Юхура и лежащего рядом с ним на земле лосёнка. Любимый её дядя Юхур гладил раздувшийся живот животного. Ноги её от ужаса вдруг словно превратились в деревянные ходули… Подойдя ближе, девочка коснулась плеча Ака[4] и пытливо глянула в его лицо, не найдя сил спросить, что случилось. Дядя поднял глаза, в которых было столько боли и непролитых слёз, и вновь опустил их, как будто боясь показать свою слабость перед маленькой девочкой. Слёзы сразу брызнули на лежащего перед ним лосёнка. Куран вой[5] вздрогнул, беспомощно приподнял веки, остановив мутный взгляд на людях, и вновь закрыл глаза. Длинные тонкие ноги его лежали раскинутыми и время от времени подрагивали. Девочка, привыкшая видеть дядю Юхура жизнерадостным и всемогущим, а лосёнка – бодающимся и сильным, сжала пальцы в кулачок. Она вдруг поняла, что своим немым вопросом делает самому родному, любимому человеку больно. Ака не сможет ответить, а значит, его нельзя беспокоить. Лицо Юхура, напряжённое и бледное, выражало каждым своим мускулом муку лосёнка. Легче было бы ему самому умереть, чем так расстаться с этим животным! Из-за свалившегося на него неподъёмного горя он не мог говорить и ни разу больше не посмотрел на племянницу. И тем не менее Ака, продолжая на что-то надеяться, не прекращал массировать живот лосёнка, но тот уже ни на что не реагировал.

Чувство страшной безысходности потрясло, подняло девочку на ноги, и она понеслась куда глаза глядят. Пробежала через весь посёлок, который казался длинным и бесконечным, и наконец-то достигла опушки леса. Бежала через лес, по узкой тропинке, и даже не вспомнила, как страшно бывает в этом сумрачном месте. Бежала молча – просто слёзы, как у дяди Юхура, брызгали из глаз и мешали смотреть вокруг. Обычно Питлор эвие громко ревела, чтобы привлечь внимание старших, а тут боялась, как бы люди не увидели её горе, её слёзы. Время от времени мотая головой, чтобы они слетали с лица, бежала дальше. Отчаяние переполняло маленькое сердце… Никогда ещё не было в нём столько боли и страха. Нет, не за лосёнка, ведь он не плакал и был ещё жив, а за дядю, всегда такого сильного, а оказалось, и его сердце может страдать.

Она бежала через ручеёк, не замечая кочек, которые нужно перепрыгивать, иначе зачерпнёшь в сапоги воду. И маленький, обросший разной травой бугорок все-таки подвёл. Питлор эвие плюхнулась в воду.

– Хом по́талы[6]! Противная кочка! Кривая и вредная! Чтоб ты развалилась! – ударив по ней кулачком, громко и отчаянно разрыдалась Питлор эвие.

Держась за неё и вытирая мокрое от слёз лицо, лёжа на траве, она не замечала холодных прозрачных струй, вырывавшихся из образовавшегося затона. Лесной ручеёк, петляя между кочками, обросшими травой и осокой, торопился к величавой, полноводной Оби и уносил с собой первую боль и печаль маленькой девочки. Наконец Питлор эвие успокоилась, вышла на сухое место, выжала мокрую одежду и побрела домой.

Два с половиной года назад, в начале июня, молодой двадцатидвухлетний парень Юхур возвращался с рыбалки. Он поставил на обской протоке первые сети после долгой зимы на местную рыбу – щуку да язя[7]. Лёгкий ветерок наполнял капюшон суконной малицы воздухом, ерошил чёрную, вьющуюся шевелюру волос. В ушах звучал шум воды и до сих пор слышался ласковый голос старенькой мамы: «Не забудь, сыночек, после долгой зимы смочить волосы и омыть лицо священной водой Оби. Вчера наконец-то река освободилась от зимнего покрова – льда. Попроси у Великой богини воды Йик Ур Ими благословения на езду по её священным водам, по её священному телу». И хотя Юхур с детства знал древние обычаи поклонения святой воде, приятно было вспомнить, что мама заботится и беспокоится о нём. Он с удовольствием смочил волосы и умыл лицо ледяной водой, прошептав заклинание: «Ущ вой поть, поть, поть! Лор вой поть, поть, поть![8]» – и легко запрыгнул в лодку. Не очень разговорчивый, как часто бывает у северян, улыбчивый и открытый, он всё же отличался чем-то особенным в облике и характере от остальных сверстников-односельчан. Округлое лицо парня, тёмное от ветра и солнца, излучало особый свет притяжения, доброты и надёжности. Честное, уважительное отношение к тем, с кем Юхур общался, привлекало к нему людей. И хотя он ещё молод – уже передовой рыбак, уже в особом уважении и у товарищей, и у начальства совхоза. На него всегда можно было положиться. Не зря нынче во время весеннего праздника директор совхоза Георгий Яковлевич Саенко вручил ему Почётную грамоту за очередное выполнение годового плана по пушнине, а на заработанные деньги Юхур купил новый мотор для лодки, быстрый «Ветерок». Таким сильным двигателем, единственным пока на весь посёлок, нынче мог похвастаться лишь он. В районе их продавали только тем, кто выполнил пятилетний государственный план.

Радуясь весеннему дню, Юхур умело управлял моторной лодкой, ловко объезжая запоздавшие льдины. Два дня назад стремительные воды Оби облегчённо вздохнули полной грудью, освободившись от наскучившей зимней одежды. Тогда в исступлении от ярости и непогоды ветер разметал всё на своём пути, ломая тяжёлые льдины жгучими холодными руками. Точно разбушевавшийся голодный злой людоед Ялань Ики[9] в поисках пищи, разбивал и сокрушал он перед собой всё, что видел. Нагромождённые друг на друга льдины яростно рушили края берегов и уносили за собой сорванные с корнями деревья и кусты. Оголодавший за долгую зиму Ялань Ики искал, чем можно поживиться среди этой неразберихи. Ничто не могло спастись от тяжёлых, но вёртких ледяных нагромождений, как и от всемогущего существа. И, видимо, злой дух всё же нашёл себе жертву. Проезжая мимо поваленного тальника, Юхур увидел лосиху. Казалось, она была очень встревожена и напугана. Подъехав ближе, парень увидел совсем маленького лосёнка, запутавшегося в ветвях. Заметив человека на лодке, лосиха оставила детёныша и уплыла на другую сторону протоки, она будто вручила жизнь своего малыша в руки надёжного человека. Юхур причалил к коряжистому дереву и начал выпутывать лосёнка. Освободив его от ветвей, сказал:

– Я, мана, мана анкен юпиян! Плыви, плыви за мамой! Ну! Чего не торопишься?

Но малыш не мог ни стоять, ни плыть: оказалось, у него сломана нога. Тогда молодой человек поднял дрожащего малыша из воды и положил его в лодку, накрыв дождевиком, приговаривая:

– Главное, не утонул. Живой, и ладно. А ногу мы вылечим. И друзья у тебя быстро найдутся. Без мамы, конечно, страшно, но что теперь делать? Она уже далеко, не сможет помочь… – и с этими словами он завёл свой «Ветерок» и двинулся в сторону деревни.

Племянники Юхура, под лучами весеннего солнышка занятые бесконечными играми, заметили странную пару, когда дядя подходил к дому. Он осторожно прижимал к груди нечто крохотное, с длинными болтающимися ногами. Увидев эту картину, дети побежали навстречу. Странное животное дёргало ногами, вздрагивая всем телом, и косилось на незнакомцев. Дети молча бежали рядом, усердно присматриваясь к малышу, и не могли определить, кто это. Может, жеребёнок? Тогда почему ноги длинные? А откуда горбик на спине? Да и мордашка – длинная-предлинная. Нет, это не жеребёнок! Дядя молчал, на лице у него светилась таинственная улыбка. Все это так заинтриговало детей, что они даже не решились расспрашивать дядю.

Аккуратно положив малыша на прошлогоднюю травку у дома, чтобы не беспокоить больную ногу, Юхур скомандовал:

– Бегите к бабушке и попросите кипячёного молока в бутылке с соской!

– Унанки[10], Унанки! – побежали дети к бабушке. – Ака принёс Куран вой – ногастого зверя и просит кипячёного молока в бутылке с соской, как для телят!

Бабушка, ничему не удивляясь, налила в бутылочку чаю с молоком – кипячёного молока под рукой не оказалось – и подала им соску. Сама взяла котелок, налила туда свежего молока и ушла ставить его на печь. Она ещё издали сразу заметила необычную парочку и поняла, что малышу потребуется помощь. Младший сын, опора и надежда её старости, никогда не пройдёт мимо зверя ли, человека ли, не оказав помощи, и она втайне очень гордилась им.

Прибежав обратно, Питлор эвие и Соръёхан похие[11] увидели малыша уже с перевязанной ножкой. Дядя Юхур крепко привязал бинтом к ноге животного небольшую доску. Взяв у детей бутылку, аккуратно капнул из соски чаю с молоком на губы Длинноногому. Тот вначале недовольно мотнул головой, настороженно глядя на детей, как бы говоря: «Чего смотрите, мне и так страшно». Капли тут же разлетелись в разные стороны и даже попали в нос, отчего малыш громко чихнул. Юхур, счастливый от того, что нашёл такое милое существо, радуясь совсем как ребёнок, ещё раз капнул молока, и на этот раз успешно. Длинноногому, видимо, очень хотелось пить. Он высунул язык, чтобы слизнуть капельки с носа. Вскоре детёныш уже сам потянулся к соске. Дети нетерпеливо крутились вокруг дяди и лосёнка, тоже желая получить бутылочку в руки. Опыт кормления малышей-животных у них уже большой, хотя им самим всего по шесть лет. Только за весну они выкормили сначала бычка, когда отелилась корова Зорька, а потом и тёлочку, когда отелилась Марта, мама Зорьки. Дети ловко управлялись с литровой бутылкой молока, хотя маленькие животные, почему-то всегда голодные, порой валили их с ног. Дети хотели бы кормить и жеребят – их в этом году тоже двое, – но лошади не особо подпускали их к своим детёнышам. Тем более у кобылиц и своего молока достаточно. Этой весной приплод животных в семье был полный, недавно даже собака Щапа ощенилась. И у оленей на острове больше десятка оленят. Есть с кем поиграть и побегать. А тут такое странное существо! Вот только Длинноногий был без мамы, и, главное, дядя, эталон примера и мудрости, таинственно молчит, интригуя и разжигая любопытство. Наконец Юхур, покормив дрожащего малыша, объяснил детям:

– Это лесное животное. Ханты его называют Куран вой – «ногастый» зверь. Он запутался в длинных ветках тальника и поломал ножку, и потому его мама доверила своего детёныша нам, пока мы его не вылечим. Теперь вам придется ухаживать за ним, пока он не поправится. Согласны?

О готовности приглядывать за новым животным говорили горящие от восторга глаза. Перебивая друг друга, дети закричали:

– Ма, ма, манэм мии мисъйик киван! Я, я! Мне дай бутылочку с молоком!

– Драться не надо, иначе бабушка сама будет кормить ногастого. Пусть первым кормит Соръёхан похие, он мальчик. Ну, а ты, моя хорошая, – взял на руки племянницу дядя Юхур, – вечером покормишь, я тебе помогу, хорошо?

– Хорошо, – согласилась расстроенная девочка. Она уже привыкла, что первым всё делает двоюродный брат: он мальчик. Питлор эвие сбегала и принесла оленью шкурку, которую бабушка уже достала из сеней, и они с дядей подложили её под лосёнка, чтобы холодная земля не студила бока животного.

Весна, раскрывая свои объятия тёплыми лучами солнца, нежно гладила беспомощного, оставшегося без мамы малыша. Протягивала свои светлые, нежные пальчики и к детям, подбадривая и подталкивая на добросердечные дела мальчика и девочку, которые вот уже шесть лет бегают и играют в маленькой деревушке, что расположилась у синеводной Оби, величаво несущей свои воды к Карскому морю. Щекотала и слепила глаза, и везде от весеннего солнца становилось тепло и уютно… Земля, нежась и млея, благодарно расправляла навстречу ласковым лучам Великой Най Ими[12] застывшую после долгой, студёной зимы грудь. Из-под чуть оттаявшей вечной мерзлоты уже выглядывали первые пёрышки будущей зелёной травки… Лето понемногу вступало в свои права.

Через неделю лосёнок уже бегал за детьми. Соръёхан похие с Питлор эвие, покормив лосёнка из бутылки молоком, дразнясь, отнимали у того остатки питья и убегали, чтобы длинноногий друг догонял их, выпрашивая молоко.

– Догонишь – молоко твоё! – кричали дети лосёнку, который, слегка прихрамывая, путался в своих тоненьких ножках. Однако бегал он быстро – тому способствовали длинные ноги – и в конце концов получал свою порцию. Потом дети собирали первую зелень, траву для Длинноногого, а тот отворачивал мордашку, не желая её есть. Ему только бутылку с молоком подавай.

– Хитренький! Так мы тебя теперь будем называть, – говорили дети, насильно пихая лосёнку пучки зелени в рот. – Ешь листочки, а то не вырастешь!

Хотя дети и играли с животным, больше всего лосёнок любил своего спасителя. А дядя Юхур относился к животному как к своему ребёнку. Если племянники могли забыть покормить Куран вой, то он – никогда. Гладил его по холке, чесал ему шёрстку, разговаривал и жалел малыша. Уж точно мама-лосиха не ухаживала бы за ним и не любила так, как дядя Юхур. Он в буквальном смысле заменил малышу родную мать. Обычно Длинноногий, видя, что хозяин возвращается с рыбалки, забывал про своих маленьких друзей и во всю прыть мчался к берегу, словно там конфеты для него были припасены. А когда Юхур задерживался надолго, его кормила мама Питлор эвие. Она смотрела за всеми животными, и, конечно, не оставался без внимания и Длинноногий.

Летом, в самую комариную пору, бабушка поставила во дворе берестяной чум. Ночью в чуме прохладнее, да и днём комары не так донимают: у входа всегда стоит дымокур. Дядя Юхур тоже устроился в чуме. Каждый вечер, когда он собирался ложиться спать, у ситцевого полога уже нёс караул Длинноногий. Дядя Юхур, будто не замечая лосёнка, забирался с опахалом из гусиных крыльев в полог, чтобы прогнать оттуда комаров, и устраивался в постели. Напротив, из бабушкиного полога, в ожидании увидеть нечто интересное выглядывали дети. Через некоторое время дядя тихонечко приподнимал край своего полога, и лосёнок, встав на четвереньки, вползал в человеческое укрытие от кровососущих насекомых. Там он устраивался у ног хозяина и спокойно спал всю ночь. Бабушка, зная проделки сына, неназойливо ворчала, что нельзя баловать лесное животное, но и она жалела любимчика семьи и потому спокойно ложилась спать. Поэтому это действие продолжалось каждый вечер. А дети с любопытством смотрели, как аккуратно вползает в полог животное, лишь бы ночами не кусали комары. Если бы лосёнок попадал внутрь низкого ситцевого полога, как обычно, на четырёх ногах, а не на четвереньках, то непременно запускал бы туда бесчисленное количество кровососущих, а заодно и полог бы снёс, а тут дядя Юхур так надрессировал своего малыша, что и бабушка уже махнула на происходящее рукой. Дети, конечно, тоже хотели ночевать в одном пологе с лосёнком и дядей, но этого им никто не разрешал. Тут бабушка была непреклонна:

– Ака должен отдыхать, ему завтра на работу, в пять часов утра сети надо проверять, а их у него около двадцати провязов, государственный план должен выполнять, а вы ему помешаете!

Дети ещё долго смотрели через полог в чуме в сторону розовеющего солнца и ждали ночи, она за всё лето ни разу не приходила. Они скоро уснут, а вот Най Ими, чуть присев на искрящиеся серебром синие воды Оби, отдыхая от дневных забот, так и не скрывшись за горизонт, не входя в свой золотой чум, вновь начнёт своё движение по Вечному Небу. Летом ей некогда отдыхать, а вот зимой она уж точно успеет выспаться.

Днём Питлор эвие и Соръёхан похие ходили к безлесному островку Харыпаты[13] искать коров. Там животные спасались от комаров. Длинноногий, не желая оставаться дома, бежал за ними, как собачонка, и просил хлеба или молока. Дети убегали, прятались в траве, но Куран вой всё равно находил их. Он бодал головой маленьких хозяев так, что малыши отлетали в сторону, но те не обижались: надо успеть пригнать коров домой к дойке. Как только мама Питлор эвие садилась возле дома доить корову, лосёнок был тут как тут. Дожидался первых струй молока и начинал бодать хозяйку в бок, как бы говоря: «Про меня не забудь, я тут и хочу есть!»

Мама, чуть подоив корову, переливала молоко в другое ведро, которое и подставляла для Куран вой, и тот, довольный, тут же опустошал содержимое и через несколько минут, сытый, убегал к бабушке.

Унанки всегда носила с собой кусочки хлеба, она прятала их в нагрудном кармашке широкого хантыйского платья. Бабушка тихонечко разговаривала с животным, гладила его по холке и угощала лакомством.

– Ешь вот хлеб! Много тебе нельзя, а полакомиться нужно. Вам, маленьким, всё бы сладенькое, как и твоим друзьям. От конфет они никогда не отказываются, это их любимая еда. А тебе конфет и вовсе не надо, хлеба поешь, и ладно.

Лосёнок смешно управлялся с куском хлеба, половина которого обязательно вываливалась изо рта. Длинной ногой он подталкивал лакомство поближе – наверное, чтобы никто не утащил, а затем, дожевав первый кусок, ловко и аккуратно поднимал губами остатки. Пообедав, ложился возле уличной печки, где целый день хозяйничала бабушка, приготовляя на зиму золотистую, цвета солнца, рыбью варку, и, вытянув во всю длину ноги и откинув голову, дремал. Возле старенькой хозяйки дома всегда было спокойно, уютно и сытно. Дымокур медленно окутывал прозрачным дымом жёсткую шёрстку, спасая от комаров и мошкары.

– Не обижайте Длинноногого, – просила детей бабушка, шинкуя очередной пласт рыбины для шумаха[14]. – У вашего друга тоже есть защитники, и они наблюдают за вами, чтобы вы чего плохого не сделали ему.

– А кто, кто его защитники? – оживлялись дети.

– Сам Великий Турам и его помощники лунхат[15] присматривают за лосёнком. У нашего народа есть священные животные, птицы и насекомые, которых нельзя обижать. Горностая беленького нельзя трогать, Сидящую на кочке[16] нужно обходить стороной, и стрекозу, и росомаху, и Хозяина леса, и орла, и многих других птиц и животных. Помните, какая с нами беда приключилась в начале лета, а всё оттого, что вы Сидящую на кочке камешками закидали?

– Бабушка, мы больше так не будем, мы же не знали! Мы думали, что лосёнок съест живую лягушку, – вспомнили неприятный момент дети. В тот день Длинноногий нашёл в траве Сидящую на кочке. Она прыгала, привлекая его внимание. Не зная, что это за существо, Куран вой норовил поймать её. Дети же решили, что Длинноногий захотел съесть живую лягушку. Им стало очень страшно за своего друга: вдруг и у него в животе лягушка будет прыгать? Балуясь, они забросали Сидящую на кочке палками и камнями. Может, убили её, может, она убежала, этого они не знают, но лягушку обидели…

В тот же вечер мама Питлор эвие слегла. Она тяжело дышала: что-то мешало в груди. Бабушка переполошилась. Не зная, чем помочь дочери, она приступила с расспросами к внукам: не видели ли они Сидящую на кочке? Только обиженная прародительница, Богиня великих вод Йик Урр Ими может войти в грудь человека и не давать ему дышать. Но чем обидела её дочь, чем разгневала Богиню? И тогда, в страхе за маму, Питлор эвие во всём призналась. В ту ночь никто не спал. Бабушка велела сыну отлить из металла образ Сидящей на кочке и до утра просила у Великого Турама и Йик Урр Ими прощения за проступок неразумных детей. Дядя же Юхур аккуратно вырезал в берёзовом чурбачке углубление в виде лягушки, а в это время на священном углу, за домом, на жарком костре из берёзовых дров в специальной посуде плавилось олово. Расплавленный металл Юхур влил в подготовленную форму, и дети увидели, как получившаяся горячая жидкость стала образом Сидящей на кочке. Остывшую фигурку дядя Юхур отдал бабушке провинившихся детей. Унанки с благоговением приняла её, поцеловала и завернула в большой красивый платок. Юхур поднялся на чердак крыши дома. Фигурку Сидящей на кочке с подарком в виде платка он положил к домашним духам, хранившим покой его рода, его семейства.

Детям, которым не разрешили спать всю ночь, было жутко и страшно смотреть за происходящим. Питлор эвие всё время молилась за маму и просила у прародительницы-лягушки Йик Урр Ими прощения. В завершение бабушка поставила на священном углу дома угощение для прародительницы и только после всех обрядов отпустила домочадцев спать, сама же осталась смотреть за дочерью. Проснувшись, дети увидели бледную, но здоровую маму Питлор эвие, которая уже возвращалась с утренней дойки. Теперь дети, как только увидят Сидящую на кочке, далеко обходят её стороной.

– Когда я была молоденькой, чуть старше вас, – рассказывала бабушка, – случалось, что охотники приводили домой Младшего Брата (так нужно называть медведя. – Прим. автора). Тогда люди устраивали священное поклонение. Семь дней для Младшего Брата пелись божественные песни. Помню, осенью такое поклонение устраивали и лосю, когда охотники добывали его мясо. Мы не можем жить без мяса и рыбы – так живут все ханты. Но мы должны почитать «ногастого зверя», ведь его жалеет сам Великий Турам. Вот осенью, когда небо потемнеет, посмотрите на небо и увидите среди звёзд образ Длинноногого. Однажды, – начала рассказывать бабушка очередное древнее сказание, – трое мужчин гнались за длинноногим лосем. Зверь очень устал, но не хотел погибать, и потому из последних сил бежал по глубокому снегу, стараясь оторваться, уйти от ловких и быстроногих охотников. Великий Турам, объезжая свои владения на упряжке, запряжённой семью белоснежными оленями, увидел с небес поединок людей и уставшего лося, и так ему стало жалко Ногастого, что он забрал его на небо. Охотники остались без добычи.

– Унанки! А почему многие другие животные, птицы и насекомые священны, почему их нельзя трогать?

– Потому что их прародительницы – хранители чьего-то хантыйского рода, большой семьи, они оберегают их от бед и невзгод. А если вы кого-то обидите, их защитник может обидеться и не помочь в трудную минуту человеку, – старая женщина ни на минуту не прекращала разделывать рыбину за рыбиной, готовые пласты дети тут же развешивали на длинные вешала. А бабушка всё говорила и говорила, не замечая ни комаров, ни мошкары: солнце палит, и рыба скоро портится, а в разговорах с внуками и работа спорится в её искусных, натруженных руках.

– Меня вот всю жизнь оберегает Най в образе чёрной кошки, Великая богиня Кассам Най. А тебя, внучек, бережёт Лэв Кутап Ики, один из сыновей Сорни Турама[17].

– Значит, Прародительница лосихи тоже оберегает чей-то род? – обрадовались дети за своего любимца.

– Правильно, так и есть, – подтвердила Унанки. – Может, эти люди живут далеко от нашей деревни, но раз «ногастое животное» священно, значит, его Прародительница – защитница целого рода, и у тебя защитник есть, внученька!

– Знаю, знаю, это Прародительница Цветной собаки, ты нам уже рассказывала. Потому я никогда не обижаю собак.

– Да, твоего отца, и весь его род, и тебя оберегает Элян Оры, Ханшан Оры[18], поэтому собак никогда не обижай и вовремя корми щенят.

– Буду их вовремя кормить, обязательно!

Бабушка, убрав с колен разделочную доску для рыбы, помассировала ноги:

– Хей-я! Целую неделю на горизонте «старики» стоят, чуть хлестнут плёткой-камчой своих лошадей – и опять тишина. Пошумят, погремят – и опять молчат. Хоть бы пролились дождём! Духота-то какая! Ноженьки мои ноют и ноют.

– Бабушка, о каких стариках ты говоришь, нет у нас в деревне ни одного старика!

– О Стариках Грозовых, внуки. Вон над горизонтом тучи тёмные висят, неделю духоту и тучи нагоняют, и никакой прохлады.

– А-а-а! – поглядев в иссиня-чёрный горизонт над лесом, протянули дети. – Вон какие Старики!

Этих Стариков Питлор эвие с Соръёхан похие очень боялись. Уж так они громыхают, будто горы Уральские рушатся.

– Поправьте свои платочки, нельзя ходить под грозовыми тучами без платков, а то раньше времени ваши волосы поседеют, будут, как у древних стариков, белыми. Грозовые Старики требуют к себе уважения, нельзя при них с непокрытой головой ходить. У вас ножки молодые, – продолжала бабушка, – будете бегать – попросите у Без-Ножа-Летающего-Дядюшки, стрекозы, дождя. Стрекоза с Небесными Стариками дружит. Дождь прольётся, назавтра и ногам моим будет легче.

– А я помню такую закличку! В прошлом году тоже дождик просила у стрекозы:

«Щёхры, хухры акем ики

Вурэм шепам вет сот

Вурэм шепам хут сот

Акем ики элты

Ертан палан воха!»

(«Стрекоза, стрекоза,

Кровь мою пятьсот раз выпила,

Кровь мою шестьсот раз выпила,

Так попроси у Стариков

Дождевые тучи!»)

– А как у тебя, бабушка, ноги ноют? – положив свои маленькие ручки на колени бабушки в надежде услышать её боль, спросила Питлор эвие. – Я вот вчера упала, коленки чуть поболели и прошли. Теперь уже не больно.

– Молодым ножкам и не надо болеть – им надо бегать. Пусть твои ноженьки никогда не знают, что это такое… Засиделись мы с вами, а рыба-то лежит. Похие! Эвие! Янхатан са имайн ими хося! Отнесите соседской бабушке немного рыбы, угостите её.

Дети, только что пообедавшие, даже расстроились: бабушка Ватушка, что жила недалеко от их дома и которой они каждый день носили рыбу, всегда угощала их чаем со сладостями. А тут они так хорошо поели, теперь никакие конфеты не полезут в горло. И почему бабушка отправляет их относить молоко или рыбу к соседям всегда после обеда? Вот бы до обеда! Но делать нечего, зацепив за жабры рыбины, они побежали к Ватушке.

– Лоятан са, стойте же, забыли простоквашу для бабушки, она её очень любит, ну куда так быстро… – но внуки уже ничего не слышали. – Придётся попозже самой сходить, – вздохнула Унанки.

Дети бежали по тропинке, а по бокам из травы вылетали стрекозы, вестники дождя. Питлор эвие, увидев близко летящую стрекозу, только хотела прокричать свою закличку, как обо что-то споткнулась и шлёпнулась в густую траву. Рыба отлетела в сторону, а стрекоза, не собираясь улетать, жужжа крыльями, приземлилась недалеко.

– Щёхры, хухры акем ики! Стрекоза! Стрекоза! Попроси, очень тебя прошу, у Небесных Стариков дождя, – шептала, боясь спугнуть насекомое, девочка. – У моей бабушки очень болят ноги, они у неё ноют и ноют. Если дожди пройдут, ноги её не будут ныть. Слетай до Стариков, скажи им. Пусть не задерживают дождь.

Стрекоза, будто услышав просьбу, плавно отделилась от тоненькой травинки, на которой сидела, и улетела в неизвестном направлении. Девочка подняла рыбину и побежала догонять брата, думая о том, поняла ли её стрекоза.

Бабушка Ватушка, увидев детей, тут же начала привечать гостей. Выдвинула на середину комнаты низкий обеденный столик и выставила нехитрую снедь. Конечно, и конфеты с пряниками. Дети наливали чай в блюдца и с шумом тянули его, смакуя конфеты, – на большее не хватало сил. Помня наказы своей Унанки, старались не забыться и смотрели, чтобы после них в конфетнице остались лакомства, поэтому вскоре чинно отсели в сторонку. Для приличия надо ещё дождаться, когда хозяйка уберёт столик. Ватушка жила одна и охотно беседовала с детьми, не желая быстро расставаться с собеседниками. Но и она помнила о свежей рыбе, которую надо обработать, и, расспросив о деревенских новостях, отпустила гостей.

Ближе к вечеру небо потемнело, где-то рядом прогромыхало так, что стало жутко. Бабушка, плотно закрыв вход в чум и схватив за руки внуков, поправила им платки и потащила домой:

– Небесные Старики своих лошадей камчой хлестнули, сейчас лошади понесутся. Услышали, видно, стрекозы ваши заклички, передали Грозовым Старикам, теперь дождь собирается, а мы пойдём в дом.

И только успели закрыть за собой дверь, как застучал по крыше дома проливной дождь…

 Осенние приключения

День выдался солнечным, ясным. Бабушка с утра принесла из лабаза свои узорчатые мешки и принялась выкладывать оттуда разные вещи. Оказалось, это подарки для родственников. Унанки сказала, что приезжала из посёлка Ялап вош воспитательница, что работает в школе-интернате, и предупредила, что их двоюродные сёстры и братья на следующей неделе должны идти в школу-интернат. Все дяди, снохи и их дети, которые приехали в гости к Унанки с другой стороны речки, разделяющей их деревню на две части, собрались идти в сельский магазин. Опережая ледостав, прибыла и баржа. Привезли различный товар, чтобы обеспечить население деревни продуктами на зиму. Вместе со всеми пошли в магазин и Питлор эвие, её мама, Соръёхан похие и бабушка. Весёлый поход обещал много новых обновок и подарков. Лосёнок тоже увязался за большой толпой.

– Нашему Длинноногому тоже хочется обновки! – шутили взрослые.

– Анки[19]! Мама! – бросилась к маме возбуждённая от предстоящих покупок Питлор эвие. – Купим сукно! Я сама сошью нашему лосёнку ошейник, как оленятам. Только купи красное сукно, хорошо?!

– Купим, купим! – успокаивала мама дочку. – Только не красное, а зелёное, а почему – бабушка вам потом объяснит.

– Я тебе бисер возьму, – сказала бабушка, успокаивающе взяв ладошку внучки в свою тёплую шершавую руку, – и ты сама вышьешь красивый узор своему другу на обновке.

Питлор эвие прижалась к тёплой руке бабушки и немножко угомонилась, но всё равно не могла спокойно идти за толпой родственников: нечасто они собираются все вместе. То вприпрыжку бежала рядом с бабушкой, то, решив, какой орнамент вышьет на ошейнике, подбегала к лосёнку и обнимала его за шею, обмеряя таким образом, сколько сукна понадобится для него.

– Я тебе самый красивый орнамент вышью, вот увидишь! – шептала ему на ушко девочка. – Сам ошейник зелёный, как яркий, сочный листочек берёзы летом, а узоры будут жёлтыми.

В магазине взрослые долго примерялись к покупкам для детей. Достались два шёлковых отреза на платья и Питлор эвие – от дяди Володи и дяди Ильи. Бабушка купила бисер, мама – отрез сукна себе для ягушки и, конечно, Длинноногому на ошейник. Девочка же всё дёргала маму за подол платья:

– Анки! Купи мне товар!

Не зная, какой ещё такой «товар» нужен дочери, мама взяла впридачу самых разных сладостей. Заметив бусы, попросила для дочери красивое ярко-красное ожерелье.

– Ат ланхалаям мампащ! Не хочу конфет! – капризничала Питлор эвие. – Товар лута! Товар купи!

Питлор эвие ещё не знала русского языка и не могла объяснить, что ей нужно. Народ в магазине начал уже обращать на девочку внимание. Все спрашивали её, что-то советовали, от смущения девочка спряталась под мамину широкую ягушку и уже ничего не могла ответить. О лосёнке, конечно же, все забыли, и он, воспользовавшись моментом, засунул свою длинную мордашку в мешок с продуктами. Обнаружив там сладости, без всякого смущения начал громко хрумкать. Теперь всё внимание, в том числе и Питлор эвие, переключилось на Длинноногого. Пришлось любителя сладостей выпроводить из магазина. А продавец, вспомнив о своих обязанностях, открыла крышку прилавка, куда не было хода покупателям, и позвала Питлор эвие:

– Юва! Ты юва эвие! Иди сюда, сама покажи, что тебе надо.

Покупатели тоже очень серьёзно и по-доброму отнеслись к капризам девочки. В магазине наступила полная тишина. Питлор эвие с опаской двинулась к прилавку, крепко ухватившись за мамин подол. Та стояла не двигаясь, а неизвестный «товар» так манил, что пальцы непроизвольно разжались, и девочка быстро подбежала к мясистым кругам копчёной колбасы. Дотронувшись до них, моментально бросилась назад под дружный хохот покупателей.

– Вот так товар! – весело смеялись люди, и продавец вместе с ними.

Свой «товар» девочка получила под подолом мамы и постаралась быстро и незаметно выскользнуть из магазина. Возвращались из магазина Питлор эвие с лосёнком одни – Соръёхан похие, видимо, всё ещё ожидал подарков. Уже по дороге девочка откусила кусок колбасы, совершенно незнакомой для неё еды, но такой на вид аппетитной. Понравилось! Отломив кусочек, дала и Длинноногому. Тот быстро всё схрумкал и вновь запросил непонятное лакомство. Пока человеческий и лесной детёныши дошли до дома, от круга колбасы ничего не осталось. Взрослые ещё оставались в магазине – как-никак всё население деревни собралось там! Было им о чём поговорить. Вскоре малыши почувствовали дискомфорт в желудках. Ожидая взрослых, сидели они возле уличной печки, ощущая страшную жажду. Время от времени Питлор эвие черпала ковшиком воду и пила из уличного ведра. Лосёнок подходил к ведру и, целиком засунув в него мордашку, без всякого ковша цедил содержимое. Питлор эвие, почувствовав жуткое недомогание и стараясь как-то спастись от неизвестной напасти, прилегла на холодную траву, свернувшись калачиком. Лосёнок валялся тут же. Прохладная земля освежала, но немощь не проходила. Вскоре малышей начало тошнить. Копчёная колбаса не желала задерживаться в детских организмах.

К приходу взрослых малыши выпили содержимое трёх вёдер и без сил валялись на траве. Мама побежала за фельдшером, что жила на другом конце деревни, и зареклась покупать «русскую еду» в магазине. Вскоре недомогание прошло, но вспоминать о колбасе Питлор эвие уже не желала.

К сентябрю двоюродных братьев и сёстёр увезли в школу-интернат. Теперь в гости к детям уже долго никто не заглянет, разве что во время каникул внуки прибегут погостить к бабушке, а заодно и Питлор эвие с Соръёхан похие поиграют с ребятишками, узнают, как они учатся в школе.

Кедры в тот год стояли в богатом убранстве смолистого урожая. Дядя Юхур собирался в лес за кедровыми шишками и ягелем для лосёнка и оленей, да и помощники у него добросовестные – никогда не отказывались от похода в лес.

– Собирайтесь в лес. Нынче работы у нас много. Надо лосёнку ягель собрать, и у оленей корм закончился. Мы каждый день кушаем, не забываем про свой живот, вот и животные не должны голодать. А раз они не могут хлеб и рыбу есть, как мы, надо им ягеля собрать – это их любимая еда, – объяснял дядя.

– А Длинноногий тоже в лодку сядет?

– Нет, он побежит за нами по берегу, нам недалеко ехать, до Эрапты, где пасутся олени.

– Ма мет олна актащлам! Ма! Ма![20] Я первая соберусь! Я! Я! – перебивая друг друга, дети побежали просить у бабушки резиновые сапожки.

У Унанки уже всё готово, и когда она только успевает? Подала им свёрток с едой в дорогу, положила мешки для ягеля и шишек. И сапожки красовались в утренних лучах солнышка. В сентябре вода уже откатила от берегов протоки, осень в самом разгаре, и по берегу не побегаешь в нюки вай[21]. Кругом илистая няша[22], без сапог уже никак не пройдёшь, надо быть очень осторожным, чтобы не увязнуть. Быстро собравшись в дорогу, прихватив съестные припасы, заботливо приготовленные бабушкой, дети побежали за дядей. Лосёнок во всю свою длинноногую прыть помчался за детьми, тут же перегнав их. Он быстро догнал своего хозяина и пристроился, как самый послушный ребёнок, сбоку. Уже дойдя до лодки, дядя Юхур отогнал Длинноного от воды. Остальные аккуратно прошли по настилу, сделанному из тальниковых веток, чтобы ноги не утопали в глине, и осторожно сели в лодку. Дядя завёл мотор и развернул нос лодки в сторону Эрапты. Лосёнок нервно прыгал на берегу, намереваясь доплыть до лодки, но потом догадался, что можно бежать за лодкой и по берегу, как он обычно и делал, не желая бросать хозяев. Он ни на метр не отставал от лодки, иногда даже забегал вперёд, потом останавливался на берегу и ждал их.

Приехав к месту сбора ягеля, дядя Юхур начал подруливать к берегу. И тут лосёнок, радуясь, что его родные не забыли о нём, и, наверное, думая, что его хотят забрать к себе в лодку, бросился к воде. И, конечно, тут же увяз в глине. Вместо того чтобы выбираться на берег, он продолжал двигаться к воде, смешно выпрыгивая из няши, которая только ещё сильнее затягивала его в пучину. Ножки у лосёнка были тоненькие, и он уже почти по грудь увяз в глинистой массе. Но Длинноногий продолжал бороться за свою жизнь, дёргался, мотал туда-сюда головой и жалобно, почти со слезами смотрел на своих родных. Ведь Юхур был для него и матерью, и отцом, а Питлор эвие с Соръёхан похие он, наверное, считал братом и сестрой. Лосёнок тяжело дышал, хватал ртом воздух и вскоре мог лишь мотать головой. Дядя Юхур, бросив на глину длинную палку, выбрался из лодки и велел детям бежать на берег, собирать траву. Сам же сделал петлю из длинной верёвки и пошёл рубить ветки тальника. Перепуганные, Соръёхан похие с Питлор эвие бросились рвать на берегу траву и сено. Увиденное их настолько перепугало, что от страха за лосёнка они быстро, наспех рвали траву, а под руками чаще всего оказывалась осока, которая до крови ранила ладошки. Тяжёлые от медных украшений ложные косы Питлор эвие мешали работать, путаясь в руках и громко бренча. Сена практически не прибавлялось. Вскоре Соръёхан похие поднялся и побежал к берегу. Питлор эвие поглядела вслед двоюродному брату. Ей хотелось убежать к лодке, немного отдохнуть, но она наклонилась и вновь потянула из земли длинную прядь травы. Сердце бешено прыгало в груди, как и лосёнку, ей не хватало воздуха. Ведь Длинноногий может утонуть! Пусть руки в крови и острая боль режет даже не руки, а доходит почему-то до самых пяток, нужно продолжать работать!

– Та кеши вуя! На вот, держи ножик! – подбежал Соръёхан похие. – Режь у самого корня, ножом легче!

– Яна си! А ведь правда! – обрадовалась девочка. Как же она не додумалась – ведь так всегда делала бабушка, когда резала крапиву.

Траву дети носили к дяде Юхуру. Он вплетал её в тонкую верёвку, как в девичью косичку – такую же, как и у Питлор эвие. Просто под рукой у Юхура не нашлось другой верёвки. Дети внимательно следили за действиями дяди: что же он собирается делать, как же спасёт Длинноногого этой лохматой травяной косой?

– Пусть верёвка будет помягче и потолще, а то врежется в кожу Куран вой, и ему будет больно, – наконец пояснил дядя.

Дядя набросал на глинистую няшу ветки тальника и по ним пошёл к барахтающемуся животному. Просунул руку в глину, прямо под живот Длинноногого, и обвязал его спереди, затем то же самое сделал с задней частью туловища. Наконец сам он выбрался из глины и протянул конец верёвки детям.

– Я, муй! Сухталэв воев, тата хун хайлэв! Ну что, потянули за верёвки! Не оставим же нашего Длинноногого в няше! – подбодрил Юхур сникших и вконец перепугавшихся за своего любимчика детей.

Племянники бросились к верёвке и со всех сил потянули за концы.

– Не торопитесь, мы можем сделать Куран вой больно, – подсказывал мудрый не годам Ака. – Тянем аккуратно, потихонечку! Не бойтесь, обязательно вытянем мы нашего малыша!

Длинноногий тоже старался освободиться от глинистой массы и травяной верёвки. Он тяжело дышал, хватал ртом воздух и продолжал бороться за свою такую маленькую, длиной всего в четыре месяца жизнь. Как только верёвка ослабела и няша звонко хлюпнула под животом лосёнка, дядя сильно и быстро потянул его к берегу, чтобы тот вновь не встал на ноги. Уставшее животное легко покатилось на боку по мягкой глинистой поверхности. Дети, увидев, что он спасен, побежали по веткам к грязному, но такому родному и любимому животному. А Куран вой, вскочив на ноги, напрочь забыл о своих спасителях. Он ещё чувствовал опасность и нуждался в твердой земле, надёжной и верной. Возле леса он остановился, словно о чём-то задумавшись, и всем телом вздрогнул так, что жидкая глина от его шерсти разлетелась во все стороны, обрызгав и детей, и дядю Юхура… Все громко, облегчённо засмеялись, радуясь, что всё обошлось.

Немного успокоившись, путешественники пошли за шишками и ягелем. Лосёнку ведь всё равно надо кушать. Юхур прихватил из лодки толстую колотушку. Кедровые деревья, полные шишек в густых смоляных ветвях, стояли тихо и задумчиво. Ака подошёл к высокому, усеянному шишками дереву и ударил колотушкой по стволу. Через секунду сверху посыпался град урожая. Дети разбежались в сторону; грязный, облепленный глиной лосёнок, ничего не понимая, тоже бросился за ними. Он решил, видимо, что на него опять свалилась какая-то напасть. А Питлор эвие и Соръёхан похие с восторженными криками бросились собирать пахнущий смолой и лесом урожай. Им понадобилось совсем немного времени, чтобы забыть, что случилось с их другом полчаса назад. Юхур, предупредив детей, ушёл собирать ягель.

– У меня самая большая шишка!

– Нет, у меня больше! – раздавались весёлые возгласы. Лосёнок, ничего не понимая, недовольно нюхал смолистые шишки. Что интересного нашли его друзья в этих невкусных вещах? Соръёхан похие с Питлор эвие собирали шишки в кучу, потом складывали в мешок. Найти их было непросто: те будто специально прятались в высокой траве, а то и скатывались под коряги. Подустав, дети присели и начали чистить шишки от смолистой чешуи. Лосёнок совал нос под руки и всё надеялся получить что-нибудь вкусненькое, но шишки ему не нравились. Вскоре ребята с удовольствием щёлкали кедровые орешки, маслянистые, вкусные, пахнущие ароматом леса. Время от времени где-то недалеко раздавался гул колотушки дяди Юхура. Эхо относило этот звук по всему лесу, и потому дети были спокойны, Ака находится где-то совсем рядом. Длинноногий, видимо, от пережитого им ужаса, лёг на траву рядом с детьми и, свернувшись клубочком, уснул тревожным сном. Его шерсть скаталась, смешалась с глиной, лесными листочками, травой и даже хвойными ворсинками. И теперь он был как цветной непонятный комочек. Время от времени, реагируя на весёлые возгласы детей, он поднимал голову, затем вновь прятал её под мышкой.

Вскоре подошёл дядя Юхур, на его плече, перевязанные верёвкой, висели три мешка. Дети тут же бросились проверять, что же собрал их Ака. В двух мешках оказался ягель, а в одном – кедровые шишки. Их мешок был наполовину пуст.

– А у нас мешок почему-то почти пустой, хотя мы все шишки вокруг обыскали, – разочарованно протянули дети.

– Вы у меня молодцы. С одного дерева так много шишек собрали, а мне вот пришлось с пяти деревьев собирать. «Ногастый», смотрю, уже отдохнул, выспался! Вот и ладно, очень хорошо, сейчас чаю попьём, и домой.

Дядя вынул из мешочка съестные припасы. Семена орехов, конечно же, сытные, но кто же откажется от обеда? И дети с удовольствием принялись уничтожать припасы бабушки. Достался приличный кусок хлеба и лосёнку. Он тщательно, но с ленцой пережёвывал угощение. Купание в няше не пошло ему на пользу, он всё ещё был в каком-то оцепенении.

В тот вечер, за ужином, дядя Юхур начал трудный для него самого разговор:

– Утром всем надо встать пораньше. Отвезём Длинноногого в лес.

– Как в лес! – вскочили дети. – Зачем его увозить в лес? Он ведь заблудится там!

– Лес для нашего лосёнка – родной дом. Там живёт его мама, и она ждёт своего сыночка, – убеждая скорее самого себя, медленно заговорил дядя Юхур. – Куран вой уже окреп, вырос, стал большим и самостоятельным. Сейчас, осенью, его мама возвращается по своей тропе назад к зимнему пастбищу, там они и встретятся.

– А с кем мы будем играть?! – разочарованно протянули дети.

– Ему лучше будет в лесу, чем с людьми, поверьте мне, – и, не желая больше отвечать на вопросы, Юхур вышел на улицу. Умом он понимал, что лось должен жить в лесу, но маленькое животное стало для него родным существом, как племянники, сестра, братья, мама, и расставаться с ним не было сил. К тому же он сам был почти таким же ребёнком, как и его племянники, которые ничего не хотели понимать. А ещё он опасался, что привыкшее к людям животное в лесу, ставшем ему чужим, может попасть в беду. Ведь там он только родился.

– Лосёнок растёт, взрослеет с каждым днём, – не раз предупреждала Юхура старенькая мама, – и совсем скоро захочет увидеть себе подобных. Не сможет он вечно жить среди людей. Поэтому надо увести Длинноногого в лес, в его родной дом.

Бабушка, отвлекая детей от горьких раздумий, после ужина помогла Питлор эвие выкроить лосёнку ошейник зелёного цвета.

– Ошейник Длинноногому будет очень нужен. В лесу всегда много охотников. Увидят ошейник – не тронут вашего друга. Красный цвет будет очень ярким, другие звери могут его обидеть, а зелёный – в самый раз.

– А мои узоры будут жёлтыми, как сейчас листочки на улице. И они тоже помогут ему, – с грустью согласилась девочка.

– Бабушка! – приставали дети к той, которая знала ответы на все их вопросы. – А где в лесу будет жить Длинноногий?

– У себя дома. Там, где живёт его мама. Она давно ждёт своего сына.

– А какой у него дом?

– Дом… – немного задумалась бабушка. – Дом его сделан из берёз, что нарядились в белые ягушки[23], и из огромных лиственниц, что надели малицы[24], а ещё из кедра, который своими широкими ветвями, как ладонями, будет защищать нашего лосёнка от дождя и ветра.

– Какой красивый дом, – представив настоящие хоромы со стенами и потолком, украшенные ветвистыми деревьями, облегчённо вздохнула девочка. – А где он будет спать?

– Для отдыха мама ему приготовила постель из мягкой зелёной травки, подушка его – из ароматного багульника. Ляжет он спать, и на такой подушке ему обязательно приснятся мои внуки.

– Ну-у-у! Если его мама приготовила ему такой хороший, тёплый дом… – ловко орудуя иголкой, протянула все ещё не готовая расстаться с другом Питлор эвие, – хорошо, тогда мы его увезём в лес.

– Вот и хорошо… Он очень скучает по маме, и в лесу он познакомится с такими же, себе подобными друзьями. Ему ведь тяжело с вами разговаривать: вы его не понимаете, и он не понимает человеческого языка. А Длинноногому тоже хочется поговорить, поделиться своими радостями с друзьями, с мамой.

Сшивая концы ошейника, бабушка достала самые старые нитки, которые легко рвались даже в руках детей.

– Чем быстрее порвётся ошейник и Куран вой потеряет наш подарок, тем лучше для него, ведь ему трудно будет дышать, когда подрастёт: ошейник когда-нибудь станет ему маленьким.

Утром все встали вместе с солнышком. Роса лежала на цветах, на траве, на деревьях, на лопастях вёсел. Крупные капли, как чистые, светлые слёзы ребёнка, переливались серебром по всей поверхности земли. Дети аккуратно ступали по траве, чтобы не повредить серебряные бусы на ромашках, а вот лосёнок не замечал этой красоты, длинными ногами наступал на сотни росинок, и те скатывались на землю. На берегу реки лосёнка погрузили в лодку, а чтобы он не выпрыгнул, связали ноги верёвками. Сели в лодку и Питлор эвие с Соръёхан похие. Дети гладили малыша по жёсткой шёрстке, а по их лицам скатывались прозрачные, как роса, слёзы. Привязанный лосёнок крутил туда-сюда мордочкой и шершавым языком слизывал солёные капельки со щёк опечаленных детей.

– Ты не бойся, мы везём тебя к маме. Она тебя сразу узнает и поведёт к себе домой, – убеждали дети Ногастого и сами верили, что так и будет.

Но вскоре ребята уже громко смеялись: длинный шероховатый язык щекотал им щёки и руки, и потому они быстро забыли свои горести. К тому же длинные солнечные лучи безустанно гнались за лодкой и играли с каждой капелькой воды, что брызгала из-под быстро движущейся лодки. На опушке леса, куда выгрузился Юхур с детьми и Куран вой, прибывшие вновь попали в царство красоты и серебра. Рябинка, что нарядилась в оранжевые бусы, была сплошь усыпана росой, и оттого казалось, что её украсили горными хрусталиками, которые оленеводы находят на Полярном Урале во время кочевий. Благородный для народа камень женщины, как оберег, кладут под порожек дома или в колыбель новорожденного ребёнка. Длинноногий, подойдя к рябине, тронул яркие ягоды мордочкой, и роса градом скатилась на него, отчего перепуганное животное бросилось обратно к детям. Потом, увидев крупные лепестки лопуха, усеянные капельками росы, он свернул губы трубочкой, желая попить, и действительно, от его движения серебряные капельки на листке враз скатились в самую середину лесной чашечки. Лосёнок будто соской вытянул собравшуюся водичку.

– А я знаю, почему в лесной чашечке воды стало много, хотя капельки росы маленькие, – сказала Питлор эвие Соръёхан похие. – Бабушка говорила, что речушек в лесу очень много, и когда из маленьких соймов[25] вода стекает в Обь, река становится полноводной, как в этом лепестке.

Дети шептались, стараясь не нарушить лесного безмолвия и тишину раннего утра.

– А я знаю, что листочки у деревьев скоро все опадут, когда их опалит морозцем, – делился своими знаниями Соръёхан похие. – Вон берёзка уже начинает желтеть, её уже тронул ночной холод.

– Ака! Откуда появилось столько воды? Ведь вчера не было дождя! – любопытствовали дети.

– Это ат йик, ночная вода. Ночью слепой дедушка Туман в своей мокрой длинной белой парке[26], в которой и сам путается, прошёлся по земле, по берегам соймов, и везде оставил свои следы. Потому и мокро всюду. А днём солнышко выпьет всю росу, и снова будет сухо.

Лосёнок подошёл к плачущей берёзке, ухватился зубами за листочки, чтобы поесть, и вода с дерева вновь рухнула ему на голову. Длинноногий недовольно ухнул и отбежал в сторонку – что за напасть такая, везде мокро!

Потом дядя Юхур привязал к ошейнику лося верёвку и, строго наказав детям сидеть в лодке, пошёл с ним в лес. Ходил он долго. Уже и роса высохла на траве, и низкое осеннее солнце поднялось над горизонтом, а дяди всё не было. Дети уже давно успокоились и даже забыли, зачем они здесь. Теперь их занимали рыбки, что забавно выпрыгивали из воды за кусочками хлеба, которые аккуратно крошили Питлор эвие и Соръёхан похие. Маленькие щурогайчики плавали косяками и хотели есть. Когда дети шлёпали по воде вёслами, они уплывали, а потом возвращались вновь. За этим занятием и застал их дядя Юхур. Он молча оттолкнул лодку и завёл мотор. Мальчик и девочка, глянув в его пасмурное лицо, не стали задавать вопросов. Они знали своего доброго дядю: он будет молчать, пока сам не захочет поговорить. Отъехав почти на километр, дети, сидящие лицом к дяде, который рулил на корме, вдруг завопили:

– Куран вой! Куран воев! Ванты са Ака! Ногастый! Наш Ногастый! Смотри же, дядя!

По берегу со всех ног, кое-где утопая в няше, бежал Длинноногий.

– Ему не понравилось у мамы! – кричали счастливые дети. – Он сбежал из дома! Ему больше нравится жить с нами!

Лосёнка в тот день привезли домой.

 Под созвездием Лося

 Питлор эвие лежит в постели и даже голову не может поднять. Болеет так сильно, что совершенно нет аппетита. А на улице мороз рисует на стёклах окон свои причудливые рисунки. Зимний день короткий, да и не бывает его во время жгучих морозов, когда кажется, что ночь вот-вот закончится, но вновь надвигается полярная ночь. Солнышко где-то спокойно спит, отдыхает. Краснолицая Най не хочет зябнуть, не выходит из тёплого чума. Остов её дымохода хорошо виден за широкой Обью, промёрзшей трёхметровым слоем льда и покрытой белым одеялом пушистого, тёплого снега. Река тоже дремлет подо льдом. Изредка, в ясные дни, озябшая, в красной ягушке, Хатл Най выглядывает на улицу, чтобы посмотреть: как живут люди, не замёрзли ли? Увидит дымки, струящиеся из печных труб и дымоходов чума, и успокаивается. Её лицо краснеет от мороза, и она вновь прячется в свой золотой чум. На небо поднимается и начинает хозяйничать светлолицый мужчина – Месяц-Тылащь. Зимой ему не до отдыха.

Девочке хочется протянуть до окошка руку, но сил нет. Мама с бабушкой поставили возле постели столько сладостей, что, будь она здорова, всё бы съела. А сейчас не хочется, и всё тут. Мама время от времени даёт лекарства, о чём девочка хорошо знает. Анки поворачивается к дочери спиной, достаёт пакетик с лекарством и насыпает его на ложку, затем заливает содержимое компотом и говорит:

– Смотри, какой вкусный компот я купила, тут и яблоки, и ещё какие-то сладкие ягоды – они в тёплых краях прямо на деревьях растут. Выпей немного, очень вкусно. Ну, хотя бы чуть-чуть.

Девочка представляет себе, как на ветвях деревьев висит много-много банок с компотом, и удивляется: как же веточки не ломаются от такой тяжести? Питлор эвие не может говорить и поэтому молча открывает рот. В другое время она бы съела компот и все сладости в один присест. А тут, как нарочно, ничего не хочется.

– Анки! Дай холодной воды, снежной, из ведра.

– Нельзя, в больницу тогда положат.

– Тогда мороженого молока отломи кусочек! – как же хочется чего-то холодного!

– Нельзя, врачи будут нас ругать.

В дом зашёл дядя Юхур. За ним, неуклюже передвигаясь по крашеному дощатому полу, скользя, шёл лосёнок. Дойдя до середины комнаты, Куран вой развалился для безопасности на полу, поджав под себя длинные ноги. Немного погодя, освоившись в тепле, он с грохотом поднялся на ноги и пошёл к постели больной.

«Вот обжора, – думает Питлор эвие, – сейчас весь мой компот и сладости съест и ничего мне не оставит».

Лосёнок обнюхал банки с компотом, фыркнул и лизнул руку маленькой хозяйки. Что-то в ней ему понравилось, и он основательно облизал всю ладошку.

– Ладно, я тебе потом половину всего вкусного отдам. Компот и правда вкусный, он тебе понравится.

Лосёнок же всё поглядывал на дверь – когда она откроется и можно будет выскочить обратно на улицу. Питлор эвие знала: в это время дядя Юхур с Соръёхан похие поят на реке у проруби лошадей. А лосёнка оставили дома, чтобы ей было не совсем скучно. Соръёхан похие, наверное, сегодня один сидит на лошади. Обычно дети ставили лошадей возле конюшни, затем взбирались на крышу и прыгали на лошадь сверху. Иногда, если лошадь была чем-то недовольна и отходила от своего места, дети могли и мимо пролететь, прямо в сугроб. Тогда дядя Юхур сам подсаживал Питлор эвие на лошадь, а Соръёхан похие вновь поднимался на крышу конюшни: он никогда так просто не сдавался. Потом Ака с ломом идёт впереди всех к проруби, рядом с ним прыгает лосёнок, а дети едут на лошадях. Однажды не дождались дяди Юхура – в тот день он рано утром приехал с Эрапты на упряжке из трёх оленей и уехал к старшему брату, который со стадом оленей прибыл с летних пастбищ Полярного Урала на зимнюю стоянку. Юхур помогал брату найти богатое ягелем пастбище. Тогда дети решили сами напоить животных. С места разогнали лошадей и на всём скаку помчались под горку. Без седла удержаться на крупе лошади, когда летишь под горку, непросто, и потому Питлор эвие, перелетев через голову лошади, свалилась под ноги Красавке. Та на всём скаку пролетела над девочкой, даже не задев копытом. Соръёхан похие долго смеялся, а девочке было обидно, молча вскочив на ноги, она побежала вслед за Красавкой к проруби.

– Ни разу не перегнала меня, оказывается, даже на лошади не умеешь сидеть! – смеялся мальчик.

Питлор эвие молчала: на лошадь ей теперь уже не взобраться. Обратно на горку пришлось подниматься на своих ногах, вслед за гордо восседавшим на коне Соръёхан похие. Лосёнок бежал рядом и бодал хозяйку в бок. Он хотел всего лишь поиграть с ней, но вместо этого только валил в снег. Питлор эвие отталкивала, отпихивала Куран вой, а он радовался, что на него обращают внимание. В конце концов, добившись своего, свалил девочку в сугроб. Питлор эвие громко и отчаянно заплакала – так ей было плохо и обидно. Мало того, что с лошади упала, а тут ещё и лосёнок шагу не даёт ступить, всё в снег пихает.

– Иди отсюда, не приставай ко мне, – плакала девочка, – я на тебя обиделась, очень обиделась, ты меня уронил в снег! – обвинила Питлор эвие ни в чём неповинное животное.

Не дождавшись, когда девочка наплачется и поднимется на ноги, длинноногий обидчик убежал к дому. На небе краюшка тающей луны, широко улыбаясь, глядела на девочку. Вот-вот луна исчезнет окончательно с небосвода на две недели, и ей было жалко расстроенную девочку, да и скучно будет без их забав. Когда всё стихло, Питлор эвие перевернулась в утеплённой изнутри заячьей шкуркой ягушке-шубке на спину, устремила взгляд в звёздную высь. Бесчисленное количество ярких звёзд, как бисер, рассыпалось по всему небу. Особенно ярко мигала россыпь Длинноногого лося, о которой часто рассказывала бабушка. «И зачем я обидела Ногастого, – подумала девочка. – Вот смотрит на меня его хранитель и, наверное, думает, какая я плохая. Но ведь он меня сам толкал!» – успокоила себя Питлор эвие. Она глядела на серебро звёзд и думала: «Сплести бы из этого серебряного бисера украшение для мамы… или для бабушки… Нет, для мамы! Бабушка откажется, а мама молодая и красивая. В магазин редко привозят разноцветный бисер, а ведь женщины его так любят…» Представив маму в восхитительном звёздном, слепящем глаза нагруднике, девочка счастливо улыбнулась: так шло к маминым чёрным косам звёздное украшение! Питлор эвие поднялась на ноги и, утерев с лица снег и остатки слёз, отряхнула от снега ягушку, подтянула кисы и побежала домой. И в этот тёмный зимний вечер луна своей тоненькой округлой полоской изо всех сил старалась осветить узкую тропинку к дому Питлор эвие.

«А сегодня, верно, Соръёхан похие доволен, что один сидит на лошади, а я болею», – горько размышляла девочка. Вскоре вернулись дядя Юхур с братом. Как только отворилась дверь, довольный лосёнок выскочил из жаркого дома и прогрохотал копытцами в сенях, убегая в стайку[27] к лошадям.

Соръёхан похие посидел немного с игрушками, но это ему скоро наскучило.

– Хочешь пряник?

Питлор эвие молча мотнула головой: аппетит к ней не возвращался. Наверное, мама ушла доить коров…

– Дай лучше холодной воды из ведра, со снегом.

Мальчик от радости, что и для него нашлось дело, мигом зачерпнул ковшом из ведра снежной, леденящей зубы воды. Увидев, что сестра не может поднять голову, начал черпать воду ложкой, в которой было лекарство, и сам аккуратно вливал воду ей в рот. Ох, какое это было блаженство! Мёд, а не вода! Питлор эвие точно бы весь ковш выпила, но тут с блюдом в руках, полным морошки, смешанной с рыбьей варкой, вошла мама и, увидев племянника с ковшом воды, отогнала его от дочери. Кто знает, вода ли помогла или солнечная морошка, но на следующий день Питлор эвие уплела весь компот – и вишнёвый, и яблочный, и абрикосовый. Поделилась она только с Соръёхан похие, про лосёнка они, конечно же, напрочь забыли.

Музыка лесного нарасъюха

– Завтра утром идём в лес собирать порвой[28] – еловый мох. Кто будет долго спать, того не берём, – дядя Юхур расправлял свою постель, укладываясь спать. Это был сигнал к отбою. Значит, сказок сегодня не будет и бабушку не удастся уговорить рассказать что-нибудь. Если кому-то надо рано вставать, Ака нельзя мешать спать, бабушка в таком случае непреклонна. Дети нехотя пошли расправлять постель. Им, конечно, очень хотелось прогуляться в лесу, но спать они не желали.

Весной в лесу очень красиво. Солнце наполняет таёжные хоромы светом и весёлыми бликами. Деревья готовятся к лету: еловые и кедровые ветви с множеством иголочек набирают силу, и оттого их цвет из блёклого и вялого становится изумрудным. Веточки тянутся к солнцу, словно просят силы и цвета. Берёзки, одетые в белые узорчатые ягушки, похваляются друг перед дружкой нарядами. У которой же орнамент краше? На кого сегодня обратят внимание пришедшие в лес гости?

Древние кедры молчаливо поглядывают на модниц: им, конечно же, не до них, они готовятся к короткому лету. Пора уже подготавливать урожай для белочек и соболей, кедровок и других птиц, ведь весна пролетит незаметно.

Лето – короткое, а зима – длинная, не будет в их кладовых богатого урожая – останутся голодными многие звери и птицы.

Стройные лиственницы, скинув с себя тёплые снежные малицы, готовятся надеть мягкие иголки. Они стоят гордые и неприступные, не зря к их древесине у ханты народа прикасаются только руки мужчины.

Мохнатые старые ели, поросшие седым мхом-порвой, словно мудрые сказочники, задумчиво смотрят из-под лохматых бровей, созерцая лесной мир. Они стоят в ожидании, когда же длинноногие лоси и олени оберут с них излишек зимней одежды. Чем древнее ель, тем больше с неё свисает мха. Мхом обрастают не только ветви, но и смолистые, шершавые с незапамятных времен, стволы.

Солнце повсюду. Даже в мышиную норку заглянуло и выгнало оттуда заспанного хозяина, и тот побежал по лесу в поисках чего-нибудь вкусного. Лес, наполненный птичьим гомоном, словно струны древнего нарасъюха[29], звенит от счастья, а всё оттого, что дождался весенних лучей солнца. Лосиные струны «поющего дерева» рассказывают о том, как долго лесные жители ждали солнца в долгие зимние дни, в лютые стужи, мечтая о нежных лучиках Най Ими. В их весёлую песню вкралась грустинка о тех, кто не пережил тёмные полярные ночи.

Где-то недалеко ухнула сова, и лосёнок, незнакомый с лесными жителями, вздрогнул и поднял длинные уши. Недовольная весенним переполохом, шумом и гамом, сова засунула голову под крыло: не дают поспать после ночной охоты. Уж ей-то всё равно, весна или зима на дворе. Уж она-то в своём белом тёплом гусе[30] не замёрзнет. Укроется днём тёплым одеялом крыла и спит до самой ночи.

Широкие охотничьи лыжи, которые надели сборщики мха, легко скользили по тающему снежному насту и подпевали струнам нарасъюха. Под ногами дяди Юхура лыжи, обитые лосиной шкурой, шептались со снегом: «Шиитам, шиитам[31]», – а детские лыжи, без всякой обивки, шуршали громко и звонко: «Щирк-щирк, щурк-щурк». Лосёнок часто проваливался в снег по первому насту, и потому лесные струны инструмента время от времени подрагивали. Длинноногий со звоном бил копытцами по насту. Лыж у лосёнка не было, да и пришлось бы дяде Юхуру делать ему четыре лыжины, наверное, он бы в них запутался.

Сначала лесные гости собирали мох на нижних ветках. Длинноногий собирал мох вместе с детьми и мешал им. Он хватал мягкими губами самое вкусное – изумрудную бахрому мха, которой касались нежные весенние лучи солнца. Порой нечаянно толкал детей прямо в снег, и те громко возмущались поведением лосёнка. Но Куран вой все эти недовольства абсолютно не волновали, наоборот: кричат – значит, он им нужен, и лосёнок, играя, уже нарочно пихал друзей.

Питлор эвие, собрав мох на нижних ветвях, запросилась наверх:

– Не могу наступить на ветку! Ака, помоги мне, я хочу залезть наверх, мне уже надоел Длинноногий.

Юхур легко подсадил ребёнка на крепкую ветку – оттуда можно было уже лезть дальше, от ветки к ветке, – и подал мешок. Лосёнок, глядя на девочку, хватался зубами за толстую нижнюю ветку: может, хотел есть, а может, тоже просился на дерево. А получалось так, что он только раскачивал опору, и Питлор эвие кричала на весь лес, визжа от страха:

– Уходи от меня! Иди к Ака, у него порвой самый длинный и вкусный! У меня короткий и совсем невкусный. Видишь, даже в рот не могу его взять! Тьфу! – выплюнула девочка горькую жвачку. – И как только ты его ешь?

Лосёнок, конечно же, не отходил от дерева. Чем больше возмущалась хозяйка, тем больше он вытягивал шею, стараясь дотянуться до её ног, хватаясь крепкими зубами за носок кисов[32] и мешая работать. А может, он боялся, как бы подружка не упала вниз…. Но девочка не понимала этого, ветка под ней дёргалась и шаталась, и в конце концов она плюхнулась в сугроб. Лосёнок тут же убежал к Соръёхан похие – надо же кому-то мешать! Вскоре раздались возмущённые крики на другой стороне леса: «Мана талта ел! У меня и так пустой мешок, не мешай своим носом! Куда встал на мою лыжу! Ята-а-а-а!!» Послышался треск дерева. Питлор эвие побежала спасать лыжу двоюродного брата. Спасать было уже нечего, Соръёхан пох со слезами держал в руках её обломок, стараясь как-то приладить обратно. Теперь ему придётся идти домой на одной лыже.

– Муй хорпи каркам! Сломал лыжу! – похлопал по спине лосёнка подошедший к детям Юхур.

– Как я пойду домой? – прыгая по насту, хныкал Соръёхан похие.

– Ничего, домой мы дойдём, одна лыжа – это ещё не так страшно. Мешок лёгкий, нести не тяжело. Я лыжу починю, – разглядывал дядя своё изделие. – Может, даже придётся новые смастерить, а ты мне поможешь. Длинноногий совершенно не виноват, что копытца у него слишком тяжёлые. Ну что, пойдём домой? – он перекинул через плечо два мешка мха, привязанных друг к другу ремешком из оленьей кожи. «И когда он успел собрать так много порвой?» – удивлялись дети. У них-то и половины мешка не набралось.

В том же порядке, что пришли в лес, сборщики двинулись домой. Теперь лосёнку надолго хватит самой полезной для него пищи, – так говорит Ака. А то сена он не желает, хлеб да соль, понимаете ли, ему подавай, а хлеба ему много нельзя. Вот порвой – это его еда. Все лоси зимой жуют мох или кору деревьев.

Куран вой пошёл второй год, и дядя Юхур снова решил вернуть его в лес. В апреле, когда весна вступила в свои права, они с длинноногим другом рано утром ушли в сторону старой родовой деревни Вулыкурт. Наверное, далеко ушли, – уставший дядя вернулся только поздно вечером. Бабушка суетилась возле сына, стараясь угодить ему, чтобы он быстрее забыл про лосёнка. Ака молча сел ужинать, дети тоже молчали и угрюмо, с обидой поглядывали на него. Дядя Юхур ни на кого не смотрел и шумно пил чай.

И тут бабушка, глянув в окно, воскликнула:

– Чего на глаза слёзы собираете, идите на улицу играть! Куран войн нын элтан холта манл! Куда от вас денется Длинноногий?!

Лицо у дяди посветлело, но он и вида не подал, а дети бросились на улицу. Лосёнок, уставший и весь обвалянный в лесных веточках и хвое, но счастливый и довольный, что нашёл родной дом, просил хлеба, тыкаясь мордашкой в детские ладошки…

А сегодня дядя Юхур сидел возле дома понурый и уставший, видно, силы совершенно покинули его. Со стороны саймы на калданке[33] приехал Соръёхан похие. Выйдя из лодки, он медленно поднимался на горку. Шёл к дому тяжёлой походкой взрослого мужчины, не поднимая головы. Питлор эвие всё поняла. Он видел, как умер Длинноногий и как его хоронили в лесу. Тяжёлый комок горя подкатил к горлу девочки, мешая дышать. Соръёхан похие, ничего не говоря, подошёл к дяде и двоюродной сестре, сел рядом. Бабушка тихонечко, словно молчаливо поддерживая их, часто проходила мимо. Она понимала и сына, который был очень молод и успел прикипеть сердцем к лесному животному, и внуков, что лишились радости общения с весёлым ласковым зверем. Молчали долго; слёзы у детей давно иссякли, а дядя Юхур старался держаться, как настоящий северный мужчина, хоть это ему давалось нелегко.

«Ну почему?!» – невысказанный крик мучил и разрывал душу Питлор эвие. Почему? Почему он погиб?

Наконец дядя Юхур, безмолвствовавший весь день, заговорил, словно отвечая на вопросы детей:

– Не надо было мне забирать Куран вой в человеческое жильё… Оставил бы его на берегу с поломанной ножкой, может, лосиха-мама и вернулась бы к сыну… Ведь лес – его родной дом, он бы сумел выжить… Лесному животному надо жить в лесу! И у каждого живого существа должен быть свой дом – там, где он родился. Неправильно всё было! Неправильно!

Послесловие

 Жизнь бежит, торопится, спешит куда-то, как моя родная, величественная и трудолюбивая река Обь. Течёт её вода, торопится к холодному Карскому морю, не приостановится, не отдохнёт. Некогда ей, иначе круговорот русла нарушится, и может исчезнуть рыба, живущая в ней, зарастут илом её берега, и тогда погибнет всё. Всё в жизни, в природе закономерно. Так и моё детство пробежало, не остановившись ни на миг. Мне оно подарило яркие воспоминания, впечатления, которые не забыть, не выбросить из памяти. Два года общения с маленьким диким зверёнышем, безобидным и ласковым, на которого можно было просто так, по-ребячьи, обидеться и вместе с тем любить как родного, как брата или сестру, дали мне много душевной радости. Правильное формирование личности, доброе отношение к природе – это всё слова, которыми не передашь конкретные чувства и мысли. Мир зверёныша и человеческих детей, которые были всё это время словно единым целым, принципы воспитания, уроки традиционного мировоззрения  ханты, данные нам моей старенькой мудрой бабушкой, дали свои плоды. Она немногословно, незаметно и просто направляла нас в нужное русло трудолюбия, уважения и почитания старших, любви к животным и просто к добрым делам. Развитие духовного воспитания именно в период становления дитя на ноги, т.е. когда человек уже осознанно воспринимает окружающий его мир. Бабушка, хранившая вековечные ценности и традиции предков, своего народа, переходившие от дедов и прадедов, именно она, моя чуткая, любимая бабушка, мама моей мамы и дяди Юхура, сумела не только согреть нас своим сердечным теплом. Она вложила в наши детские души эти ценности и традиции, помогла нам постичь гармонию общения с природой, изначально свойственную той особой цивилизации Севера, о которой заговорили совсем недавно, стали изучать её. При этом необязательно быть великим учёным, но женская мудрость моей Унанки, старшей матери, опыт её жизни оказался очень ценным для нас. Молодой парень, который в наших глазах всегда был справедливым, мудрым, честным и на которого можно было положиться без оглядки, – это тоже чуткое воспитание бабушки. Ака старше нас, и мы должны его уважать. А мы маленькие, и он должен оберегать нас и помогать нам. А дитя дикого животного, весёлое и странное, притягивало детей само собой, но его нельзя обижать, такова хантыйская философия. Поэтому тот опыт общения с диким животным, я думаю, оказался значимей, чем если бы мы учились, как современные школьники, перед компьютером. Сегодня принято говорить об экологическом воспитании, но на практике что-то здесь не очень получается. А нас не нужно было приобщать и учить взаимодействию с природой: мы просто жили в том мире, и он был для всех естественным.

Наверное, нам просто повезло. И потому я не могла не написать о длинноногом друге, не рассказать о том, о чём продолжает щемить моё сердце. О родных дорогих людях и о милом, безответном, молчаливом друге-лосёнке, который не мог высказать свою нежность и любовь словами, но которого я помню до сих пор. Обо всех, кого я любила, кто пестовал и согревал своим сердцем меня, обычную девчонку.

Сегодня нет со мной рядом никого из них: ни моей бабушки, ни моего Ака, ни брата Соръёхан похие, ни лосёнка, но есть я, которая и должна рассказать, как маленькое дикое животное, родившееся в лесной глуши, научило нас любить. О бабушке, что так заботилась о трёх детях. Ведь наш дядя Юхур для неё всегда был ребёнком. Ака – наш идеал совершенства, взрослый, серьёзный человек – тоже был мальчишкой, со своей непростой любовью к лесному животному. А так как дядя был старше и сердце его было больше, чем наше, наверное, оно и болело сильнее… Мы, как все дети, могли уже через час забыть про свои горести, а он не мог.

А бабушка наша – обычная хантыйская женщина, трудолюбивая, немногословная, но её сердце полыхало жарким костром, возле которого грелись не только мы, дети, но и другие, с кем щедро делилась она теплом и мудростью.

Как мало и как одновременно много нужно, чтобы сформировать человека. Я никогда не ударю животное, не сломаю дерево, не сорву без причины цветок. Если бы лосёнок тогда ушёл в лес, я бы, наверное, всегда потом выискивала глазами тёмную точку в глубине лесной чащи, в дикой природе, надеясь на встречу. Но я точно знаю: мой друг всегда в моём сердце.


 

[1] Вонзь (хант.) – летний ход промысловой рыбы против течения.

[2] Сор (хант.) – пойменный луг, заливаемый водой в половодье.

[3] Питлор эвие (хант.) – имя девочки. К хантыйским именам обычно добавляется принадлежность к полу или возрастные категории. Например, «нэ», «ими» – «женщина», «пох» – «мальчик», «ики» – «мужчина». В данном случае «эви» – «девочка».

[4] Ака (хант.) – дядя.

[5] Куран вой (досл.) – зверь с длинными ногами, лось. В хантыйском языке к названиям животных прибавляется уточняющее слово. Здесь «вой» – «животное». Или, например, в названии осетра (сух хул): «сух» – «осётр», «хул» – «рыба».

[6] Хом по́талы[6]! – здесь и далее: в хантыйских словах ударение всегда падает на первый слог.

[7] Язь – пресноводная рыба семейства карповых, в длину достигает 70 см, в весе – 2-3 кг. Обитает в основном в небольших быстрых и холодных реках.

[8] «Ущ вой поть, поть, поть! Лор вой поть, поть, поть![8]» – в этой хантыйской закличке воды Оби и её притоки сравниваются с маслом или жиром, по которому на нерест поднимается рыба.

[9] Ялань Ики – сказочный персонаж, злой дух леса.

[10] Унанки (хант.) – бабушка.

[11] Соръёхан похие (хант.) – имя мальчика.

[12] Най Ими – хантыйское божество, олицетворение Солнца.

[13] Харыпаты – небольшой безлесный островок посреди реки.

[14] Шумах (хант.) – блюдо из рыбного филе, обжаренного с обеих сторон до золотистого цвета.

[15] Лунхат – боги, покровители рода.

[16] «Сидящая на кочке» – лягушка.

[17] Сорни Турам (хант.) – Золотой Турам (верховный бог в мифологии ханты).

[18] Элян Оры, Ханшан Оры (хант.) – Священная собака, Цветная собака.

[19]  Анки (хант.) – мама.

[20] Ма мет олна актащлам! Ма! Ма! (хант.) – «Я первая соберусь Я! Я!»

[21] Нюки вай (хант.) – летняя обувь из ровдуги, оленьей кожи.

[22] Няша (хант.) – вязкая, илистая полоса берега, открытая в малую воду.

[23] Ягушка – женская распашная верхняя одежда из неблюя (шкурка четырёхмесячного оленёнка) у народов Западной Сибири.

[24] Малица – мужская верхняя одежда из оленьего меха у народов Западной Сибири.

[25] Сойм (хант.) – речка, вытекающая из лесных родников.

[26] Парка – верхняя зимняя одежда из оленьих шкур, сшитая мехом наружу.

[27] Стайка – помещение для домашнего скота; хлев.

[28] Порвой (хант.) – мох, покрывающий еловые деревья в болотистых лесах.

[29] Нарасъюх (досл.: «поющее дерево») – струнно-щипковый музыкальный инструмент народа ханты.

[30] Гусь – зимняя дорожная одежда из оленьего меха, сшитая мехом наружу.

[31] Шиитам, шиитам (хант.) – «тише, тише».

[32] Кисы – обувь у северных народов (ненцы, ханты, манси и др.), сшитая из лап оленя, высотой выше колен.

[33] Калданка – небольшая узкая деревянная лодка.

Об авторе:

Зинаида Лонгротова, «Родилась 22 июня 1962 года в селе Кушеват Шурышкарского района Тюменской области Ямало-Ненецкого автономного округа.

Живописное селение Кушеват, расположившееся на небольшом пригорке, можно увидеть через заливные протоки за три километра с большой Оби. Кушеват – древнее поселение. О нём упоминается в путевых записках «Среди ханты и манси» середины XIX века финского исследователя Аугуста Алквиста, а также финского этнографа Ууно Сирелиуса в конце XIX века в записках «Путешествие к хантам».

Родители – отец, Хартаганов Виктор Константинович (его отец не вернулся с фронта, рос у родственников), работал киномехаником.

Мама, Хартаганова Варвара Семёновна, из оленеводческой семьи, которую раскулачивали в 1937 г. и 1953 г., работала дояркой.

Печаталась в журналах «Ямальский меридиан», «Северяне», «Мир Севера», в газетах «Ханты ясан», «Лух Ават», «Красный Север». Пишет рассказы на ханты и русском языке.

«Молитвы бабушки Кунаватнэ», «Свадебный аргиш», «Лун пора», «Чтобы насытились духи», «Хантыйские узоры – это искусство», «Самобытный художник», «Шквал», «Дар богов», «Песня белой куропатки», «Где встретимся, сынок», «Самые благодарные слушатели и зрители», «Священное поклонение», «Я всегда хотел есть», «Загляните в священные воды Оби», «Брусничка», «Морошка», «Национальные блюда», «Мне оставалось взяться за ручку двери» и т.д.

На сегодняшний день обработано более пятидесяти произведений устного народного творчества народа ханты. Воспитывалась на истинных традициях и обычаях своего народа. Бабушка, Наталья Ефимовна Русмиленко, воспитывала в любви к родной земле, к народному фольклору и родному языку, до семи лет не зная иного языка, кроме ханты, я и сегодня передаю её следующему поколению в своих произведениях. Знаю и умею делать всё, что положено делать хантыйской женщине в традиционных условиях. На досуге занимаюсь изготовлением изделий декоративно-прикладного искусства. Шить начала в детстве, сначала одежду для кукол. С двенадцати лет уже шила шапки, бурки, меховые изделия, орнаменты. Но при доступности других видов ДПИ, любимое занятие – бисероплетение. Это искусство мне передала мама, Хартаганова Варвара Семёновна. К бисеру особая любовь. Занятие бисером даёт возможность думать, во время плетения приходит особое спокойствие, умиротворение, все проблемы уходят на второй план.

Совмещаю работу с общественной деятельностью. Не раз была делегатом международных фестивалей финно-угорских народов и конгрессов финно-угорских писателей, на сегодняшний день являюсь членом правления международного движения писателей АФУЛ. Также член правления Союза журналистов Ямала и России, член правления городской ассоциации «Ямал – потомкам!», член правления национально-культурной автономии хантов «Пулнгават», член Общественного совета при департаменте КМНС ЯНАО.

Часто встречаюсь со студентами учебных заведений городов Салехард и Лабытнанги и учащимися школ округа. Постоянный член жюри ежегодных городских литературных Ругинских чтений, член жюри окружного фольклорного конкурса в области фольклора.

Изданы книги:

– «Монсян мув» («Земля сказок») (2009 год, г. Салехард, издательство «Красный Север»);

– «Учитель Севера» (2011 год, г. Екатеринбург, издательство «Баско»);

– «У синеводной Оби» (повесть, 2012 год, г. Омск).

Повесть «У синеводной Оби» переведена на английский, вышла в Лондоне на ханты и английском языке в 2016 году. Также переведена на таджикский, казахский языки в 2016 году. Переводится на ненецкий язык. Произведения вошли в «Антологию писателей ЯНАО», в Хантыйскую литературу, 3 том, ХМАО;

– книга «Солнечные блики бересты» по традиционной культуре народа ханты (издательство Санкт-Петербург «Граф-Алмаз», 2015 г.);

– книга «У рыбной реки, на оленьей земле» (традиционные блюда народа ханты, издательство Санкт-Петербург «Граф-Алмаз», 2016 г.);

– книга «Ими Хилы» (хантыйские народные сказки, издательство «Красный Север», 2017 г.);

– книга «Ханты мувев щащьты сыйт» – «Мотивы родной земли» (издательство Санкт-Петербург «Граф-Алмаз», 2017 г.).

Готовится к изданию повесть «Хон юш. Путь от Оби».

От автора

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: