Военная тайна ветерана
Военная тайна ветерана
Посвящается семидесятилетию Победы
в Великой Отечественной войне!
Маленький внук ползал на коленях деда и, газуя губами, крутил руль воображаемой машины, выколотой у ветерана на руке. Изображение грузовика было очень четким, несмотря на морщинистые, когда-то очень сильные руки, и потому так нравилось внуку!
— Деда, а деда, расскажи про войну, — просил внук, зная, что ему, самому любимому, тот не откажет.
— Ну, про что тебе рассказать, внучок? — спросил дедушка.
— Про то, как мы победили, — сказал внучок Иван, названный так в честь деда Ивана Семеновича Мананникова.
Ветеран немного подумал и предложил внуку послушать рассказ об очень секретной военной тайне, которую знают только он и Президент нашей страны. Услышав такие таинственные слова деда, пятилетний Ваня, открыв от удивления рот, перестал ездить на воображаемой машине и сел слушать дедушку,
— Вот, значит, слушай, — начал Иван Семенович. — В сорок третьем меня призвали на войну, откуда с первых же дней я попал на передовую. Наша дивизия готовилась к наступлению, до которого оставались считанные дни, и мы, солдаты, просто от нечего делать разговаривали и делились новостями из дома друг с другом. Это очень отвлекало бойцов от грустных мыслей. У меня, внучок, этот бой был первым! Я был совсем желторотым юнцом, ничего не знающим о войне. И поэтому очень боялся, как я буду себя вести в наступлении, и не знал, что нужно делать, чтобы меня сразу же не убили. Первый раз все-таки! Тут, на моё счастье, ко мне подошел с разговором старшина…
— Что, страшно, сынок? — спросил он меня. — Да ты не бойся, если не будешь бояться, то смерть тебя сама испугается и стороной обойдет. Вот я, хлопчик, второй год воюю и хоть бы что: жив и здоров, только два раза ранило, потому что тайну одну знаю. И тебе по секрету скажу.
Произнеся эти слова, он достал из нагрудного кармана гимнастерки маленький узелок, в котором оказалась горсть самой обычной земли.
— Видишь: вот она меня, родная, хранит и оберегает, и если уж настигнет меня пуля вражья где-нибудь на чужбине, то умру я со своей родной землицей. Ты, когда первый раз в атаку побежишь, всё сам увидишь, — сказал старшина и пошёл дальше по своим делам. Потом, оглянувшись, добавил: — Ты самое главное не забудь сделать: «Ура!» громче всех кричать — тогда тебе вообще ничего страшно не будет.
То, что старшина уже столько воюет, вселило в меня уверенность и надежду.
Прошло несколько дней. На рассвете, в четыре часа утра, мы все проснулись от гула пролетающих над головой реактивных снарядов «катюш», которые через некоторое время сменила тяжёлая артиллерия. Из-за режима строжайшей секретности нас никто не посвящал в планы командования о начале наступления. Проснувшись, мы все соскочили и, взяв в руки винтовки, залегли на кромке окопа, ожидая приказа вступить в бой. Тянулись томительные для всех минуты ожидания и неизвестности своего будущего. Прошло около часа и было слышно, как грохот от разрывов снарядов смещался вглубь территории противника. Бывалые и обстрелянные среди нас солдаты стали проверять оружие, прищелкивая к винтовкам штыки, зная, что с минуты на минуту прозвучит команда к наступлению.
— За Родину! Вперед! В атаку! — закричали офицеры взводов и, встав на край окопов, наблюдали за своими солдатами, которые, выпрыгивая, бежали вперед, крича победное «Ура!» так громко, как никогда до этого, наверное, не кричали. До позиции фашистов было метров триста, мы все бежали, падали, спотыкаясь о края воронок, опять вставали и бежали вперед, подгоняемые каким-то неведомым мне чувством ярости и солдатской злости на врага! С каждой минутой боя во мне оставалось всё меньше страха и, когда я увидел своего первого целившегося в меня фашиста, то, не задумываясь, выстрелил в него. Потом началась штыковая схватка, у всех нас кончились патроны в винтовках и не было времени их перезарядить. Фашисты были в лучшем положении: у них были автоматы, и они строчили в нас не переставая, боясь вступать в штыковой бой, убегая ко второй линии обороны.
И тут я заметил нашего старшину, который бежал впереди всех нас, у него также кончались патроны, и он колол врага винтовкой направо и налево, раскидывая их вокруг. Высокий и крепкий, старшина уже очень устал, и я побежал к нему помочь отбиться от наседавших на него немцев, но не успел. Один из фашистов направил на старшину автомат и выпустил в него целую очередь. Солдат немного согнулся от боли, но всё же оставался на ногах, коля штыком врага. Увидев такое, немцы что-то залопотали на своем, и один из них начал стрелять в старшину из пистолета, после каждого выстрела солдат всё сильнее и сильнее склонялся к земле, но всё равно продолжал воевать, убивая фашистов одного за другим. Оказалось, что не только я видел этот подвиг старшины, но и многие другие мои товарищи.
Немцы, не понимая, как практически уже несколько раз убитый, советский солдат может ещё столько времени воевать и сражаться с врагом. Закричав от ужаса и перестав оказывать сопротивление, фашисты подняли руки, сдаваясь подоспевшим на помощь старшине нашим воинам. Вокруг погибшего героя мы насчитали двенадцать мертвых немцев и столько же ранений в его груди. За этот подвиг старшину, которого звали Василием, наградили посмертно орденом Красного Знамени, и долго ещё потом все, кто видел его геройский бой, рассказывали о нем своим сослуживцам и писали домой семьям. А фашисты, наоборот, стали ещё больше бояться наших атак, трусливо убегая, поджав хвосты и причитая на ходу, что советские солдаты заколдованные.
— А что, деда, наши солдаты действительно заколдованные? — спросил внук.
— Это, внучок, наша земля солдату силу дает, а у врага забирает, потому что не мы с войной на чужую землю приходим, а враг к нам идет на свою погибель.
— А Президент откуда это знает? — спросил деда Ваня.
— Как откуда? Ведь он же человек военный, и ему положено знать, что каждый наш солдат десятерых иностранных стоит и даже убитый воюет, защищая свою Родину, нагоняя страх и ужас на врага.
С этими словами он положил засыпающего внука на диван. В эту ночь маленькому Ване снилась война, и он был очень гордым от мысли, что теперь знает самую главную тайну своего дедушки-ветерана и самого Президента. А его дед, Иван Семенович, достав свой парадный китель, чистил и поправлял на нём медали и ордена, с грустью вспоминая своих боевых товарищей, не доживших до славного юбилея — семидесятилетия Великой Победы!!!
Яблоко
Пролог
Мне ужасно хочется собрать все рассказы, которые написаны про нечеловеческие зверства фашистов, и опубликовать книгу под названием «Будьте вы прокляты!!!». И отправить её ныне живущим фашиствующим тварям!
***
Между лагерными бараками шел высокий молодой эсэсовец. В правой руке он держал снятую с головы фуражку со зловеще блестевшим на солнце черепом с костями, наполненную до краёв яблоками. Откусывая по несколько кусков, он бросал огрызки на землю, в сторону бараков. Заключённые, в основном женщины и дети, наблюдали через щели между досок за немцем, глотая голодную слюну. Никто из них не осмеливался поднять остатки яблок с земли, опасаясь, что их застрелят.
Возле одного барака сидели женщина с ребенком — девочкой и старуха лет шестидесяти. Они не успели спрятаться и теперь, так же как и другие, наблюдали за аппетитно уплетавшим яблоки немцем. Заметив женщин, эсэсовец остановился и бросил два надкушенных яблока недалеко от заключённых. С минуту постояв и не дождавшись от них никаких действий, гестаповец двинулся дальше. Одно из яблок настолько близко упало к матери с ребенком, что она решила потихоньку достать его. Посадив дочку рядом со старухой, женщина поползла к яблоку, схватив его, решила посмотреть, что делает эсэсовец, — и в эту минуту её голову взорвала страшная боль!
— Свинья! — по-немецки сказал эсэсовец, засовывая обратно в кобуру пистолет.
Девочка, которой было всего пять лет, только что сидевшая на руках своей матери, с ужасом увидела, как её маму убил выстрелом в голову высокий эсэсовец в черных хромовых сапогах. Ребёнок оцепенел! В её детской головке промелькнула только одна мысль: «Мамы больше нет! Мамы больше никогда не будет!»
И от этого недетского горя ребенку хотелось зареветь на весь мир, но она боялась это сделать. Затравленная и забитая, она только сильней вжалась в стенку барака, возле которого сидела, и беззвучно завыла от безысходной беды!
Так плакать её научила жизнь в лагере: никому из немцев не показывать своих чувств, не издавать ни звука, даже когда тебе больно! Быть невидимой и неслышимой, только так можно было выжить в этом аду! Но слезы ребенка не могли быть невидимыми и стекали по худенькому, истощенному от недоедания лицу, каплями падая на пыльную землю.
— Да, дитятко, — сказала сидевшая рядом старуха и видевшая, как убили мать ребенка, — пропадёшь ты без мамки!!!
Иван, солдат Победы! Освенцим.
Миллионам зверски замученных
в лагерях смерти и выжившим жертвам
фашизма во Второй мировой войне посвящается!
Семьдесят лет назад, 27 января 1945 г., Красная Армия освободила Освенцим, остановив конвейер смерти в одном из крупнейших фашистском лагере уничтожения. Этих лагерей было много! Разбросанных по всей Европе: Треблинка и Майданек, Дахау и Бухенвальд, Собибор, Заксенхаузен, Равенсбрюк, Саласпилс. Их названия навсегда останутся в памяти военных и послевоенных поколений. Погибшие там узники заплатили жизнями за просчеты тех политиков, которые пытались «умиротворять фашизм», откупаясь интересами других государств и народов, подталкивая Гитлера на новые агрессии и захваты всё больших территорий, поощряя германский империализм в «походе на Восток».
Предметом профессиональной гордости администрации Освенцима и других лагерей смерти было превращение их в прибыльные предприятия — помимо использования багажа и личных вещей, утилизации подлежали и останки жертв: зубные коронки из драгоценных металлов, женские волосы, использовавшиеся для набивки матрасов и производства бортовки, кости, перемалывавшиеся в костяную муку, из которой на германских химических предприятиях изготовляли суперфосфат, и многое другое. Ощутимую выгоду от лагерей получало и арийское население Третьего рейха, среди которого распределялись одежда, обувь и другие личные вещи (в том числе детские игрушки) жертв Освенцима, а также «германская наука» (в Освенциме были построены специальные больницы, лаборатории и другие учреждения, где в распоряжение немецких профессоров и докторов, ставивших чудовищные «медицинские эксперименты», поступал неограниченный «человеческий материал», в том числе и дети!
***
Теплушка в составе поезда тряслась на стареньких, давно без ремонта, рельсах. Находившиеся в ней солдаты с уставшими лицами от этой, казалось бы, бесконечной войны, смотрели на пролетавшие мимо незнакомые пейзажи, и каждый думал о доме, который они оставили по велению сердца, уйдя на фронт защищать свою Родину. Война подходила к концу, и каждый из них мечтал только об одном: выжить в этом аду и вернуться домой к своим семьям. Один из солдат, которого звали Иваном, рассматривал пожелтевшую карточку жены с двумя детьми. Украдкой посмотрев по сторонам и убедившись, что за ним никто не наблюдает, поцеловал каждое лицо на фотографии, особенно долго задержал свои губы на детях, двух девочках, старшей из которых исполнилось десять лет, а младшей — семь. Последнее письмо, которое Иван получил от семьи, было написано женой уже давно.
Прошел почти год, как от них не было писем, и он мучился от этой неизвестности за судьбу своих близких. Другие его сослуживцы занимались кто чем: штопали старенькие гимнастёрки, чинили сапоги или просто отдыхали на грубо сколоченных нарах из того, что первое подвернулось под руку. Поезд догонял драпавшего на запад врага, который бежал так, что только пятки сверкали.
Неожиданно состав стал замедлять ход и спустя десять минут остановился. Выпрыгнув из теплушки на улицу, бойцы, разминая затекшие от долгого сидения ноги, с любопытством оглядывались по сторонам.
— Завод, наверное, какой-то, — сказал Ивану его сослуживец Саша, вместе с которым они воевали бок о бок второй год. И, получив в последнем бою одну на двоих тяжелую контузию от разорвавшегося рядом снаряда, пролечившись в госпитале два месяца, также вдвоем попали в отделение пехоты воевать дальше.
— Да не похоже на завод, — ответил другу Иван.
— Ты смотри, Ваня, сколько труб, наверно, здесь фашисты сталь варили, — и с этими словами Саша, закурив, стал разглядывать дальше окружающий его пейзаж.
Раздалась команда строиться, и, спешно побросав самокрутки на землю, около трехсот солдат и офицеров выстроились вдоль поезда.
— У кого нет противогазов — раздать из моего запаса, — приказал взводным командир эшелона.
С удивлением крутя в руках полученный новенький противогаз, Иван не знал, что с ним делать, и смотрел, как другие надевают это слоноподобное устройство себе на голову, затем натянул его на себя. Когда он сквозь запотевшие от дыхания стёкла увидел своего друга Александра, ему вдруг стало смешно от его вида, и он рассмеялся. В ответ засмеялся и Саша. Сколько бы ещё продолжалось веселье двух товарищей, если бы не прозвучавшая команда:
— В колонну по трое стройся!
— Шагом марш!
И колонна солдат в противогазах двинулась в сторону высоких труб, похожих на заводские. Никто не знал, что ждет их впереди и зачем всех заставили надеть противогазы. Некоторые смельчаки, убедившись, что их никто не видит, открутили трубку противогаза от гильзы защитного фильтра, и буквально через десять минут судорожно начали прикручивать их обратно. В противогазы без защиты попал такой смрад, от которого можно было задохнуться. Под ногами началась земля, покрытая, как снегом, толстым слоем пепла. Вдруг неожиданно она превратилась в ров шириной примерно метров пять, который по самые края был наполнен человеческими телами! В основном женщинами и детьми! Привыкшие и обстрелянные бойцы от увиденного просто оцепенели, тела маленьких детей и их матерей вперемешку лежали, ничем не прикрытые, и это было так страшно, что никакой ад не мог сравниться с этой вершиной нечеловеческого зверства.
Многих солдат начало рвать, и они, срывая противогазы с лица, обезумев от увиденного, бежали от этого страшного места обратно к поезду, не слушая команды офицеров. И только автоматная очередь в воздух привела часть из них в чувство.
— Вы что как бараны себя ведёте? — кричал им командир поезда. — Надо всех, кого можно, нормально похоронить! Мы же всё-таки люди, — уже уговаривая, без приказа, просил он солдат.
Бойцы постарше, выпив по сто граммов и надев противогазы, пошли выполнять просьбу командира. Всех, кто был морально послабей, поставили копать недалеко от первого рва второй, такой же, чтобы можно было по-человечески в братской могиле под двухметровым слоем земли похоронить убитых. Поэтому часть зверски замученных тел солдаты на носилках переносили во второй ров из переполненного первого. От увиденного бойцы, прошедшие огонь и лихолетье войны, плакали, вспоминая оставленные дома семьи, невольно всматриваясь в лица детей и женщин, с ужасом представляя, что могут увидеть среди них родные, знакомые черты. И так продолжалось около двух часов. Когда до конца рва оставалось несколько метров, Иван заметил на одних из проносивших мимо него носилках что-то знакомое, и его мозг разорвало словно пулей. Не веря своим глазам, он побежал за носилками.
Догнав и увидев в них свою жену, Ваня бросился на землю, воя от горя как безумный. Вот почему жена не писала, она была в лагере, а теперь её убили.
Казалось, весь мир и небо будто тяжёлым молотом рухнуло на голову солдата. «Зачем жить, зачем, если их всех убили?! — думал он. — Всех, а где же тогда дочки?» Думая так, Ваня стал бегать между носилками, вглядываясь во все эти мертвые детские лица. Его никто не трогал, поняв, что лучше сейчас этого не делать, иначе будет ещё хуже. Жену Ивана положили отдельно на краю рва, и он, уставший и обессиленный от бесполезных поисков детей, опустился рядом с ней на землю. И стал гладить до боли знакомое и родное лицо, потом снял с себя гимнастёрку и прикрыл ею худенькое изможденное тело жены, словно стесняясь её наготы перед своими товарищами. Которые, всё понимая, старались и сами не смотреть в его сторону.
Вдруг неожиданно одно из тел зашевелилось и подняло голову — это оказался мальчик примерно десяти-одиннадцати лет. Оглядевшись вокруг и увидев солдат, опять упал, притворившись мертвым, только знакомая русская речь и крепкие руки воинов помогли ему подняться и удержаться на худеньких ножках.
Выпив воды из солдатской фляжки и съев кусок хлеба, мальчик ожил на глазах. После чего его осмотрел врач поезда и велел ему лежать и кушать совсем помаленьку, иначе просто можно умереть.
Иван, прижав к себе безжизненную голову жены, качался из стороны в сторону, рядом стоял друг Саша, и его сердце разрывалось от горя друга. Он не знал, как ему можно помочь и как найти его детей в такой массе человеческих тел. Одно только его успокаивало: теперь товарищ знает, где погибла его семья, а время всё лечит. Вдруг в его голове возникла мысль: надо у спасенного мальчишки хоть что-нибудь узнать, и он побежал к поезду. Мальчика определили как раз в их теплушку, и, обрадовавшись такой удаче, Александр стал потихоньку расспрашивать его о жизни в лагере и как он сюда попал. Он сам не знал, о чём ребенок мог ему рассказать, но какое-то пятое чувство говорило ему, что он поступает правильно. Так он узнал от Миши — так звали ребенка, что его маму, с которой он был в лагере, сожгли в печи, как и тысячи других узников лагеря. Заключённых из последнего барака, выстроив вдоль рва, расстреливали партиями из пулемета, приводя на место казни всё новые и новые жертвы. Потом мальчик, услышав рев самолётов, увидел, как налетевшие истребители расстреливали на ходу бегущих кто куда гитлеровцев. Миша в это время спрыгнул в ров и притворился мертвым, спрятавшись между другими телами.
— А ещё кто-нибудь остался в живых из заключенных лагеря? — спросил мальчика Александр.
— Когда меня повели на расстрел, первые два барака уже расстреляли, а в нашем больше половины людей осталось.
Быстро сообразив, что Мишу нашли недалеко от жены Ивана и он может знать её и детей, солдат подхватил на руки мальчика и со всех ног побежал к Ивану. Вслед ему неслись гневные крики фельдшера.
— Знаешь эту женщину? — показывая рукой на жену Ивана, спросил он у Миши, держа его легкое, как пушинка, тело на руках.
— Да, конечно, знаю, она с двумя детьми в бараке была, но, когда её на расстрел повели, детей с ней не было. И до этого я их не видел, наверное, под нары спрятались.
— Слышишь, Иван, — тряся друга за плечо, сказал ему Саша, — беги узнавай, где оставшиеся пленники! Дети твои тоже здесь были, мне сейчас пацан об этом рассказал.
Словно очнувшись от сна, Ваня со всех ног побежал к командиру узнать, куда дели оставшихся в живых заключённых.
— На предыдущем поезде в город отправили, — ответил на его вопрос командир.
— Там могут быть мои дети, вдруг живы, — сказал ему Иван, и в его сердце зажглась надежда на чудо.
Похоронив жену и выпив за упокой её души сто граммов, Иван сидел на пороге теплушки медленно тянувшегося поезда, проклиная его за медлительность. Его сердце и мысли давно убежали вперед, думая только о возможной встрече с детьми — этого ему хотелось больше всего на свете.
Через десять часов поезд, дергаясь и лязгая сцепками, вползал весь в клубах пара в городок с находившимися в нём пленниками. Стоянка была около трёх часов, и этого времени должно было хватить для поиска детей, если они живы. Не чувствуя ног под собой, Ваня бросился к домам, где находились на постое заключённые из лагеря смерти. Сколько бы ему пришлось так бегать по квартирам в поиске своих детей, но тут ему помогла какая-то неведомая сила. Бывшим узникам была уже известна его история, командир эшелона по телеграфу на станцию сообщил, и те предупредили узников.
Выбежавшего из вагона Ивана встретили сотни детских и женских глаз, которые видели в нем своего мужа и отца. Всматриваясь в эти глаза со стоящим в них ужасом от страшного горя, солдат искал глаза своих детей, и тут в воздухе зазвучал пронзительный детский крик:
— Папа, папка родненький, ты нас нашёл! — две девочки, держась за руки, помогая одна другой, качаясь от слабости, кинулись к отцу. Иван стал обнимать дочек, целуя и прижимая к себе, исколов обеих до щекотки небритой недельной щетиной.
Командир эшелона смотрел на это вселенское счастье нашедших друг друга детей и отца, перенесших такие нечеловеческие страдания, и у него на глаза наворачивались слёзы. Пожилой на вид солдат, которому не было ещё сорока, сидел обнятый с обеих сторон дочерьми в старых дырявых обносках, которые прижимались к нему, и по его небритым щекам катились слёзы от горя и счастья одновременно. И казалось, это единение трёх родных сердец не могла разорвать никакая сила в мире.
— Всё, Иван, давай домой собирайся, отвоевался, — сказал командир и пошёл к себе в штабной вагон выправлять солдату отпуск на родину и просьбу к врачам комиссовать того по состоянию здоровья.
Долго потом ещё смотрели солдаты, выглядывая со всех вагонов, прощаясь с товарищем, стоявшим на перроне в окружении двух тонюсеньких, как хворостинки, дочек и махавших уходящему вслед поезду…
Роль советских писателей в годы ВОВ
Посвящается героическим сотрудникам-корреспондентам
«Красной Звезды». В газете работали И. Эренбург, К. Симонов,
А. Платонов, А. Толстой, Н. Тихонов, Е. Габрилович, Б. Галин, В. Гроссман, П. Павленко, В. Ильенков и многие другие.
Шел январь сорок второго года, немцы с остервенением рвались к Москве, и казалось, что ещё один рывок — и город сдастся. За стенами Кремля «Хозяин», как его за глаза величали подчиненные, собрал по этому поводу расширенный военный совет. На нем присутствовали все высшие военные и партийные чины, которых можно было собрать в столь короткий срок.
Сталин хмурым взглядом встречал всех присутствующих, посасывая, как всегда, свою трубку и о чём-то думая. В кабинете стояла гнетущая тишина, все собравшиеся как бы чувствовали свою вину за последние наши поражения и боялись нарушить её даже кашлем.
Первым не выдержал товарищ Жуков, он встал и, обратившись к товарищу Сталину, спросил у него разрешения доложить обстановку на фронтах. Иосиф Виссарионович, помолчав с минуту, спросил у Жукова, обращаясь ко всем присутствующим:
— Скажи мне, товарищ Жуков, почему наши солдаты бегут и отступают? Сукины дети! Они что, не понимают? За ними Москва стоит! Я жду от вас всех предложений, которые могут кардинально изменить ситуацию на фронтах.
И тут неожиданно для всех взял слово товарищ Калинин.
— А что, если мы ответим врагу нашими листовками, которые будем сбрасывать с самолётов прямо на позиции наших войск на передовой? Давайте дадим задание газете «Красная Звезда», они подготовят тексты, и дальше листовки пошлют на фронт.
Сталин подумал несколько минут и сказал:
— Я думаю, в этом есть здравый смысл, — произнес он. — Только в них надо так написать, чтобы после её прочтения даже самый последний трус забыл об этой своей слабости и с честью шел в бой, умирать за Родину! Вы поняли, товарищ Калинин, что я имею в виду? Даю вам времени на всё — три дня!
Через два дня Верховный Главнокомандующий уже держал в своих руках первую листовку. В которой каждое слово несло в себе такой глубокий смысл, что, казалось, это был не листок бумаги, а боевая граната!
После прочтения этих листовок про Родину-Мать со словами политрука Клочкова: «Велика страна, а отступать некуда. За нами — Москва!» в душе у каждого защитника столицы возникало стойкое чувство доблести и беззаветной любви к своей Родине. Которое бесстрашно вело в бой наших воинов, и немецкая армия не выдержала натиска советских войск, начав с позором отступать от Москвы!
Это было самое начало Победы! После которой у наших граждан появилась твёрдая уверенность в разгроме врага!
И одну из важных ролей в эту копилку Победы сыграли наши советские писатели. Которые смогли найти те очень важные слова, запавшие в сердце каждому воину, сделав их бесстрашными и безумно храбрыми!
Саласпилс концлагерь Куртенгоф
Пролог
Посвящается детям, насильно разлученным с родителями, угнанным далеко от родных мест, упрятанным за колючую проволоку, они тысячами гибли от голода и болезней, от нечеловеческих медицинских экспериментов и принудительного донорства. Только в Саласпилсе у детей выкачано 3500 литров крови. За каждой каплей крови — детская трагедия, только одному из десяти детей удалось выжить в этом аду.
Уважаемые читатели, я написал этот рассказ под впечатлением прочитанного в Википедии, ссылка http://ru.wikipedia.org/wiki/, к 11 апреля — Международному дню освобождения узников фашистских концлагерей. Когда я читал про этот детский лагерь смерти, у меня от ужаса шевелились волосы на голове.
Прожив почти пятьдесят лет, я не знал, что фашисты дошли во Вторую мировую войну до такого скотства. И как после всего этого в Риге могут проходить парады их пособников, так называемых освободителей Латвии, добровольно проходивших службу в Латышском легионе Waffen-SS, часть из которых стала лагерными охранниками. Эти старики, марширующие по узким улицам Риги, вскидывают руку в фашистском приветствии, на груди у них поблёскивают кресты, часть из которых дана за убийство невинных детей, стариков и женщин.
***
Было промозглое осеннее холодное утро, когда в бараке скрипнула дверь, и на пороге возник здоровый бугай-эсэсовец. В руках у него был небольшой комок тряпок, в котором находилась маленькая, на вид не больше трех лет, девочка.
— Вот живучая тварь, — сказал он по-немецки, — все после первой сдачи крови окочуриваются, а эта еще в барак обратно у доктора Майзнера попросилась. — И он с брезгливостью бросил ребенка прямо на земляной пол. У малышки не было сил не только плакать, но даже пошевелиться.
Прошло немного времени, и ребенок начал приходить в себя. Рядом с ним лежали совершенно обессиленные дети постарше, которым было по семь и больше лет. У них уже по несколько раз брали кровь с небольшими перерывами, многие после этого уже не возвращались в барак смерти. Их тельца иногда ещё живыми выбрасывали в яму, мимо которой недавно её пронес эсэсовец и в которую девочка должна была попасть. И только живучий организм ребёнка, понравившийся доктору Майзнеру, спас ее от неминуемой гибели.
В этом бараке смерти среди изможденных детей был и её старший восьмилетний брат, у которого уже трижды брали кровь, и от этого мальчик больше не мог ходить.
— Брат, братик, — позвала его девочка почти неслышно, еле шевеля запекшимися от жажды губами. — Я не умерла, слышишь, братик? — опять позвала она его.
— Да, сестренка, слышу, — мальчик, потихоньку собравшись с последними силами, подполз к ней и попытался передвинуть сестру ближе к нарам, которая уже тоже немного оправилась и стала ему помогать.
Так совместными усилиями они оказались рядом на деревянных, сколоченных из досок нарах, что было намного лучше, чем лежать на сырой земле.
— Что, моя маленькая, больно было, когда у тебя брали кровь? — спросил брат у сестренки.
— Совсем не больно, — ответила малышка, — только я чуть не уснула, и в голове у меня стало темно, а потом я вспомнила нашу маму и проснулась!
Они ещё некоторое время лежали, обнявшись, вместе, согревая друг друга своими обескровленными телами. А над ними летала невидимая душа их матери, которой уже не было на этом свете. Но она пыталась, как могла, защитить своих кровиночек. Но что могла сделать безмолвная душа матери? Только отчаянно биться в беззвучном крике над ещё живыми телами своих детей…
Об авторе:
Творческий псевдоним — Иван Рассказов. Окончил Московскую академию труда. Женат, воспитывает пятерых детей. Параллельно занимается общественной деятельностью, благотворительностью. Неоднократно избирался депутатом городской Думы. Инвалид труда. Член президиума Иркутской региональной организации Всероссийского общества инвалидов. Член правления Московского офиса Интернационального Союза писателей.
Во время своей работы на предприятиях за активную общественную деятельность награжден орденом и медалями, а также имеет поощрения — более ста грамот и благодарственных писем.
Награжден международной медалью имени Адама Мицкевича, учреждённой Организацией Объединенных Наций по вопросам образования, науки и культуры (ЮНЕСКО) и Интернациональным Союзом писателей; дипломом «За вклад в развитие современной русской литературы и сохранение русского языка» оргкомитетом премий «Народный поэт» и «Народный писатель» (Москва, 2013). Премии «Народный писатель» (2013). В марте 2015 года удостоен звание лауреата Национальной литературной премии — «Писатель года». Финалист премии «Народный писатель» (2014). За рассказ «Ангелы» получил огромное количество благодарностей и отзывов, в том числе от руководителя Фонда социально-культурных инициатив Светланы Медведевой. Лауреат, финалист и номинант более 17 литературных премий.
Публиковался в изданиях Московской организации Союза писателей — журнале «Российский колокол», в альманахе «Российский колокол» Интернационального Союза писателей: «От сердца к сердцу», в русско-шведском, русско-японском и итальянско-российском сборниках, в российских сборниках: «Проза» (том 9), «Писатель года 2013» (том 5), «Писатель года 2014» (том 8), «Российские писатели» (том 5), «Наследие» (том 7), в альманахе «Георгиевская лента», посвященном 70-летию Победы в Великой Отечественной войне, в приложении «Российской газеты» — журнале «Регион», региональном журнале «Любимый край», местных — газета «Ленский шахтер», «Пилигрим», журнале «Бодайбинская панорама», «Бодайбо — золотая столица Сибири», в книге, посвященной 100-летнему юбилею города, — «Город на Витиме». Изданы книги из серии «Таежные повести»: первая «Таежные приключения», вторая — «Тайна Шаман-камня», третья — «Избранное», четвертая — «Стихи и проза Ивана Рассказова». К 70-летию Великой Победы вышли в свет книги «Военная тайна ветерана», сборник «Рассказы о войне». Выпущен аудиодиск на студии Интернационального Союза писателей и радиогазеты «Московская Правда».
Является корреспондентом журнала «Российский колокол», учрежденного Московской городской организацией Союза писателей России. Во время Майдана на Украине бился при помощи пера с фашиствующими писателями Украины на антимайдановском издательском сайте Олеся Бузины с публикациями «Не пейте, хлопцы, из Евроболота, не то козлятами станете» (№№ 1, 2, 3) и другими.
Особенное внимание в своём творчестве уделяет судьбам детей, сирот-инвалидов. Пытается своими рассказами привлечь как можно больше внимания к их тяжёлым жизненным проблемам, разбудить в сознании людей чувство толерантности по отношению к тем, кто нуждается в нашей заботе и защите.
