Волки

Михаил ИГНАТОВ | Проза

игнатов

Волки

Расширяя угол захвата, волки устремились за санями.

Маленькие, злобные, с большими челюстями, они не отставали ни на шаг и плотно обложили сани. Мартын, молча передав вожжи Трофиму — маленькому мальчику лет восьми, достал короткий карабин.

Он бил прицельно, по самым активным волкам. Стая начала отставать. Мартын, не останавливаясь, стрелял и стрелял. Смерть кружила где-то рядом. Наконец, волки остались позади…

Сани въехали в небольшой лесок и остановились у ручья. «Передохнем!» — коротко бросил Мартын. С самого начала он был против этой поездки. Вот и сына Трофима захватил. Но время…деньги. Он вложил в этот золотой рудник кровные деньги, и время было уже получать прибыль. И он поехал за золотом. Сын напросился в поездку, и он тогда подумал: пора приучать мальчика к делу. Но душа к этой поездке не лежала. И не зря. К руднику доехали без приключений, но вот обратно… «Проверь золото!»- бросил Мартын. Трофим сунул руку в карман длинной шубы. Мешочка с золотом не было. «Не углядел, паршивец!» — угрюмо крикнул Мартын. Вожжами, быстро и жестко, он выпорол Трофима. Трофим сжал зубы и не плакал. Где же золото? Он винил во всем проклятых волков. После порки оба постепенно успокоились. Трофим внимательно обследовал шубу и обнаружил в кармане небольшую дырочку, а затем на другой стороне за подкладкой — мешочек с золотым песком. Он аккуратно вытащил мешочек и передал Мартыну. «Вот, за подкладку свалился…». Мартын молча взял мешочек и ничего не сказал. «Во всем виноваты волки…», — подумал Трофим и сквозь дымку усталой дремы, охватившей его вместе с чувством облегчения, улыбнулся.

 Ингус

Утром было солнечно и морозно. Снег искрился так, что было больно глазам. Схватив лыжи, я чуть ли ни бегом бросился в лес, на лыжню. За мной увязался Ингус — крупный солидный пес, похожий на овчарку. Он был отцовский любимец, отвечая отцу взаимной любовью и преданностью.

Поставив лыжи, я, как заправский лыжник, быстро и ладно пошел по лыжне вверх в сопки по спуску горы Акулы. Шел быстро, ритмично и через час, перевалив через первые сопки, вышел на снежное плато.

Погода неожиданно начала портиться. Солнце куда-то исчезло. Порывистый ветер сдувал с лыжни. Ингус жался ко мне. Я решил повернуть назад. Но меня и собаку вдруг накрыл снежный шквал. Лыжня исчезла…Я брел наугад. Вокруг выла метель. Стало темно, видимость была не больше метра. Несколько раз я падал, подымался и снова шел. Ингус не отходил далеко от меня. Холодно не было. Лыжи вдруг заскрежетали по льду. Тундра… «Заблудился…», — вяло подумал я и опять шел. Силы еще были, но усталость навалилась на меня. Темнело. Впереди я заметил на снегу капельки крови — это Ингус, проваливаясь, поранил о лед лапы. Не знаю, что меня надоумило, но я разделся до пояса. Отложил майку и рубашку в сторону. Свитер снова надел. Майку и рубашку разорвал с помощью ножа, который всегда был со мной, и стал мастерить Ингусу обувку на все четыре лапы. Он послушно сидел рядом. Я передохнул минут пятнадцать, затем перекрестился. «Гуся, веди!» — крикнул я. Взглядом ухватился за хвост собаки и больше его не отпускал. И пошли. Шли час…, два…, потом я потерял счет времени. Отдыхали, потом опять шли…

Город появился неожиданно, как вспышка, как пожар. Город светился внизу, а я так и шел на лыжах…Потом потерял сознание. Очнулся в своей квартире. Мама, папа…

После этого случая я к Ингусу не мог подойти месяца два. Он рычал и не приветствовал моих напоминаний о дружбе.

— Папа, а если бы Ингус пришел без меня? — спрашивал я.

— Он не пришел бы вообще…- ответил отец.

Прошло два месяца, мы с Ингусом снова дружили…

 Сэр

С немецкой овчаркой по кличке Сэр я познакомился в поселке Приречном. В поселок я приезжал к отцу на лето отдыхать. Он работал там в геологической экспедиции энергетиком или электриком. Там я и увидел сине-голубую овчарку и сразу же влюбился в нее. Я не отходил от нее ни на шаг. Высокий рослый молодой пес был игриво-покладистого нрава — и обучен геологами своеобразно: например, на команду «фас» не реагировал, а понимал команду «чужой». Понимал команду «след», давал по команде лапы и т. д. И, вообще, был умной и сообразительной собакой. Но с характером. Мы с ним сразу же подружились и целые дни проводили вместе: ходили на рыбалку или слонялись по поселку в поисках приключений. Сэром его назвали за красоту и породистость. В пограничные псы его не призвали, забраковав за высокий рост и большой вес. Я уговаривал отца взять Сэра к себе домой. Пес, видя мои старания, подходил к отцу и, положив свою большую голову на отцовские колени, жалобно на него смотрел…, как бы говоря: «Возьмите, я хороший». Дома у нас уже жила одна собака — Ингус , и отец все время говорил: «Боливар двоих не выдержит…». И непонятно, что он имел в виду? Собаки были крупные, и каждая из них в сутки съедала по ведру пищи. И, несмотря ни на что, я все же уговорил отца.  Сэр переехал жить к нам. Точнее, он жил теперь в деревянном гараже — напротив дома. Через некоторое время я повел своего нового друга в сопки показывать ему богатства своего «ручейкового государства». Перевалив через ближайшие сопки, я двинулся к заветному ручейку. Сэр, обгоняя меня, с лаем носился по кустам. Подойдя к ручейку, я распустил удочку и закинул ее в центр широкого плеса ручья. Поклевка и крупная форель была на крючке. Сэр с интересом наблюдал за рыбалкой. Затем неожиданно скрылся в кустах. Через некоторое время он появился, в зубах у него была довольно крупная куропатка. Сэр принес ее мне, предлагая перекусить. Поймав штук двадцать рыбин, я разжег костер и сварил наваристую уху. Когда мы с Сэром поели ухи, я сварил для него суп из куропатки. Доев суп и уху, он прилег рядом на отдых. Я тоже задремал. Погода стояла теплая и безоблачная. Через час мы, бодрые и полные сил, проснулись. Солнце было в зените. Метрах в пятистах от нашей стоянки раскинулось предгорье высокого горного массива под названием Шпик. Я давно мечтал на вершине этой горы построить дом или, скорее, небольшую избушку. Не помню, откуда это я придумал или позаимствовал: то ли из книги, то ли из фильма, или из снов. Строительные материалы остались от проезжающих геологов, их еще раньше я сложил в одну кучу. Сэр мне должен был помочь. Привязав веревку к собаке и к двери, я поднял ее, и мы двинулись наверх. Карабкались долго… Наверху было холодно, и дул сильный ветер. Нас вместе с дверью сдуло вниз. «Ничего, — подумал я, — первая попытка неудачная». Мы вновь атаковали вершину, но нас опять сдуло холодным ветром. Сэр с сомнением посмотрел на меня. Мы сделали еще одну безуспешную попытку и усталые угомонились. Больше попыток мы не делали. Пришлось признать — моя идея с домом провалилась. Мы вновь вернулись к ручейку. Я не смотрел на собаку, чувствуя, что я немного подрастерял свой авторитет. Вновь закинул удочку. Сэр подошел к поплавку и начал громко пить воду. «Ну вот! Как тут рыба будет клевать!?»- расстроенно подумал я. День клонился к закату. Мы заторопились домой. Заканчивался обычный летний день «форелевого» мальчика и его собаки…

 Беспокойные соседи

До пожара на даче мы все выходные проводили в поселке Пулозеро. Мы — это я, жена и дочь, и главный член семьи — стаффордширский терьер по кличке Кокос. Он бы всеобщим любимцем. О нем я (будет время) расскажу отдельно. Собаку бойцовской породы приобрела дочь, ни с кем предварительно не советуясь, но потом, как это всегда бывает, «утомившись от забот», передала уход за собакой нам, своим родителям.

Пулозеро — небольшой поселок, населенный в настоящее время десятком местных жителей и двумя десятками дачников. Поселок стоит на берегу большого озера с таким же названием Пулозеро. Оно вытянулось в длину на несколько километров. В озеро впадает река Кола, а в реку — крупный ручей, в котором водились крупная форель и кумжа. В

местном лесу было много грибов и ягод. Наша дача стояла на берегу озера, напротив реки. Вид был очень живописный, как говаривал известный герой одной киноленты — «картина маслом».

Собака убежала на разведку в поселок. Кокосом его прозвали за тигровый окрас, с белыми пятнышками на лапах и на носу. Красивый пес. Он был, несмотря на бойцовскую породу, доброй и ласковой собакой. Правда, с другими собаками любил подраться.

Я занялся хозяйственными делами: растопил печку, натаскал воды с соседнего ручья. Жена Катя и дочь Елена начали готовить еду. Выйдя из дома, я остолбенел от неожиданности, передо мной открылась следующая картина — Кокос стоял на спине большой пушистой собаки, которая с ним, как с наездником, неслась по улице. У собаки был испуганный вид. Кокос также был напуган, но стойко держался лапами за спину собаки. Следом за ними с криками и воплями бежал хозяин «ездовой собаки». Задыхаясь от быстрого бега, он остановился возле меня. «Слышишь, парень! Скажи своей собаке — моя собака не такси! А если она загрызет мою — я твою убью!». Мужчина был плохо одет и слегка пьян. «Наверное, из местных», — подумал я. «Тогда я убью тебя!» — мрачно сказал я.

И миролюбиво добавил: «Да не бойся! Он сам это от испуга! Покатается и отпустит!» Через некоторое время Кокос прибежал взъерошенный, но довольный. А с хозяином той собаки я позднее подружился. Его звали Сергей, а его собаку Рексом. Я устроил Кокосу словесную выволочку и привязал его на длинный поводок к дому. Под вечер, взяв удочки и у соседа лодку, переплыл на другой берег к ручью — половить форель. Выбрав небольшую заводь, метров за двести по течению вверх, я услышал небольшой шум. Повернул голову и вздрогнул скорее от неожиданности, чем от испуга. Медведица с медвежонком ловили рыбу на водопаде. Местные жители рассказывали про медведицу — она здесь в этом районе обитает. И было у нее два медвежонка — мальчик и девочка. Но месяц назад медвежонок-сын погиб: попал под проходящий поезд. Значит это медвежонок-дочка. Но от греха подальше надо ретироваться. Я быстро собрал удочку и закончил рыбалку, уступив рыбные места хозяйке леса. «Хорошо, что собаку с собой не взял!» — подумал я, плывя в лодке.

Прибыв на место в дом, я увидел, что у нас гости. Это была красивая молодая лайка по кличке Сетка. Она к нам часто приходила в гости, в основном, что-нибудь вкусненькое выпросить. Я покормил ее. Кокос вьюном кружил вокруг Сетки, ухаживая за ней и оказывая знаки внимания, но вдруг в трех метрах от нее на дороге появился сильный, молодой и красивый кобель, из породы сибирских лаек. Шерсть дыбом. Кокос был без поводка и ринулся на кобеля. Бросок. Лайка увернулась, но когтем и клыками зацепила глаз Кокоса, оставив возле глаза рваную рану. Сетка, поджав хвост, молча наблюдала за поединком соперников. Конечно, она больше благоволила к своему кавалеру –кобелю из породы сибирских лаек. Кокос приготовился к следующему броску, но я успел схватить его за ошейник. «Все, все. Тихо, Костик», — шептал я ему. Через некоторое время все успокоились и потихоньку разошлись. Кокос убежал к озеру, и вскоре я услышал его лай. Он гонял на мелководье озера ондатр. Они фыркали, скалились, уплывали на глубину. Здесь недалеко они организовали целую большую колонию. Они частенько сопровождали меня на рыбалку. Неугомонный Кокос, набегавшись, прямо свалился на пол в доме. Поел, положил тяжелую голову на пол — и через минуту захрапел. Вот и кончился еще один дачный день. Я познакомился с новыми соседями, посетил старых… Поселок засыпал под теплый шелест ветра и ласковый плеск озера…

Ветер

У меня с ветром сложились очень определенные и хорошие отношения. Когда я прошу его подуть — ветер дует, вплоть до шквала. Когда я его прошу не дуть, то он стихает до тишины. Я рассказывал и показывал это своим друзьям. Они с усмешкой говорили: «Это совпадение, такого в жизни не бывает». Порой и я не знаю: что же это. Ветер меня слышит, или это просто совпадение?! Но втайне я был совершенно уверен: он меня слышит и слушается…

Однажды июльским ранним утром я, мужчина лет под пятьдесят, моя дочь Елена и наша собака по кличке Кокос приехали за грибами на сотый километр Верхнетуломского шоссе. Доехали и остановились у озера. День был теплый, комары и мошкара прямо налетели на нас. Взятая мазь не отпугивала гнуса. Мошкара была везде: в ушах, на шее и даже залетала в рот. На одном месте стоять долго было нельзя – заедали. Кокос сразу же залез под палатку, а мы с дочерью забрались на вершину высокой сопки. Ветра не было. Комары вновь и вновь атаковали нас. Тогда я громко попросил, чтобы ветер подул на нас. Во весь голос, при дочери, я просил ветер. Когда я рассказал ей, что можно просить ветер, она мне сначала не поверила… Через некоторое время ветер тихонько начал дуть на нас. Я отвернулся и вдруг услышал, как Лена негромко приговаривала: «Ветер, ветер, подуй на нас! Пожалуйста!» Ветер подул и постепенно разогнал мошкару и комаров. Мы спокойно собрали много грибов, а собака, покинув палатку, весело носилась по лесу. И все время дул мягкий теплый ветер.

У нас с тех пор появился хороший друг — ветер. Вот такие дела в природе бывают…

Старый дуб

Всю жизнь меня тянуло к чему-то необычному, фантастическому и волшебному. И что-то удивительное время от времени в самом деле происходило со мной.

Как-то мы отдыхали летом с женой в Сочи. Заказали гостиницу (кажется, «Севастополь») с питанием, возле моря и прибыли на отдых.

Июнь… Воздух был горяч по-африкански. К морю в такую жару мы ходили часа на два. Остальное время или болтались по курорту, или маялись в гостинице. Случайно где-то в киоске я приобрел небольшую книжку, название которой сейчас и не припомню. Книга была о том, как разговаривать с деревьями и растениями, что у них есть душа, что они чувствуют отношение к ним, что им нужно говорить ласковые и теплые слова. Это открытие удивило и порадовало меня.

У входа в гостиницу, во дворе, я выбрал старый чахлый дуб, который задыхался в тени рослых молодых деревьев. Я подошел к нему, снял старые листья внизу, погладил по стволу и стал нашептывать ему теплые и ласковые слова. Через некоторое время я почувствовал: моя рука начала теплеть.

Ежедневно я стал приходить к дереву по нескольку раз.

Дуб узнавал меня издалека… Руки мои становились горячими, затем теплом наполнялась грудь. Мы с ним стали большими друзьями. Я разговаривал с ним, как с живым человеком. Другом. Делился с ним своими секретами. Он молча слушал, излучая тепло, шелестел листвой, оживая и молодея.

Но отпуск заканчивался. И нам пришло время расставаться…

Дуб с утра встретил меня как всегда, метрах за сто от крыльца гостиницы. Обдав меня теплом с ног до головы, при этом без ветра шелестя листвой. Я подошел к нему, погладил по стволу. Мы с ним в последний раз долго разговаривали, и я даже всплакнул. Он почувствовал скорую разлуку и притих… Я молча попрощался с другом и побрел к подъехавшему такси…

Как поживает сейчас мой старый друг? В Сочи я давно не был. Но, если буду, обязательно его навещу: может, узнает?!

 Лосиха

Северное лето короткое и не слишком теплое. Сегодня, правда, выдался солнечный и теплый день. Мы — это мой папа Трофим, я и мой младший брат Саша с утра собрались в лес за грибами. Наши собаки: Ингус — из породы волкодавов и Сэр — крупная немецкая овчарка прямо сошли с ума. Они носились по квартире как угорелые, предчувствуя большую прогулку. Мама, ворча на всех, собрала для нас и собак обед в лес.

Через некоторое время мы прошли по тропе первую группу сопок и добрались до березового перелеска. Пошли грибы. Собаки игрались и носились по сопкам, как истребители. Было спокойно и весело. Собаки убежали куда-то вперед, в расщелину между сопок.

Когда мы подошли к спуску тропы, перед нами открылась неожиданная картина: на траве в расщелине паслись два лосенка. Собаки, захлебываясь от лая, покусывали их за ноги и, как заправские загонщики, гнали их в нашу сторону.

Вдруг откуда -то из-за скалы появилась крупная лосиха, где-то под тонну весом. Собаки сразу затихли и, поджав хвосты, бросились к нам, словно почувствовали опасность.

Разъяренная лосиха бросилась за собаками. Лосята скрылись за скалой. А собаки бросились к отцу. Я и брат пытались найти укрытие. Но березки были ростом по колени, вокруг был только мох, и мы с испуга опустились на него. Отец сидел неподалеку и…курил. Собаки подбежали к отцу. Он за ошейники прижал их к земле. Они тихонько хрипели, но не вырывались. Лосиха остановилась за метра три от отца. Выкатив красные от бешенства глаза, с пеной на морде она била копытами по земле, подымая мох, песок и камни.

Отец молча смотрел прямо ей в глаза, как бы ведя с ней молчаливый диалог.

Постояв минуту, лосиха фыркнула, развернулась и побежала к лосятам.

Мы молча смотрели ей вслед. В наших глазах плавал страх, который долго еще жил с нами.

Больше в этот день мы грибов не собирали…

За елкой

Было преддверие Нового года.

Жили мы тогда на окраине поселка возле леса.

Как-то ранним утром в один из декабрьских дней мой отец, Трофим Мартынович, решил пойти в лес за елкой. Топор, лыжи, лес рядом. Отец быстро собрался и утром ушел в лес. С ним увязалась одна из наших собак, немецкая овчарка по кличке Сэр.

Войдя в лес, папа сразу же присмотрел небольшую елочку в овраге. Он снял лыжи и стал спускаться вниз, в овраг. По пути, решив передохнуть и перекурить, он сполз на спину и

растянулся на снегу в полный рост. Погода была ясная и морозно-теплая. Отец лежал и размышлял о чем-то своем. Вдруг неожиданно почувствовал, как собака, схватив его за воротник, потащила его наверх. «Ты что, Сэр? Охренел?! Отпусти!» — крикнул отец, но все было бесполезно. Собака упорно волокла его по снегу, решив, что с хозяином что-то случилось.

Только наверху, возле лыж, Сэр успокоился и отпустил отца. «Санитар, етит твою мать!» — ворчал он, но с любовью и уважением смотрел на собаку. Затем срубил елку, и они вернулись домой.

С тех пор отец частенько гладил Сэра по голове, при этом ласково приговаривая: «Санитар ты мой!» Новый год мы отметили с елкой и собаками. Было по-семейному тепло и весело.

Каркуша

Об этой вороне можно было писать стихи или роман. Умна и сообразительна она была, как говорят, не по годам. Но это печальная история. А началась она с одного события в дальнем заполярном городке, на футбольном поле. Там я подобрал птенца вороны с перебитым крылом, измазанного мазутом, голодного и беспомощного. Раненую и грязную птицу я принес домой. Подлечил, обогрел и накормил. Она быстро оправилась от ранения, окрепла и пошла на поправку. И вскоре стала общей любимицей семьи. Садилась на плечо и очаровательно разговаривала: «Карр-карр!!» Была очень любознательна, ее интересовало все. Котов и собак она не любила. К сожалению, через неделю я должен был отправиться отдыхать в пионерский лагерь под Тихвином. Мама предложила взять ворону с собой и там ее выпустить. Поколебавшись немного, я решил взять ворону с собой. Через неделю мы с вороной (а назвал я ее Каркушей) в поезде двигались на отдых. Но все оказалось просто ужасно. Клетки не было, в вагоне стояла духота. Ворона постоянно испражнялась и отчаянно каркала. Соседи ругали меня и ворону. Один раз из-за нее я подрался, а раза два меня просто побили. Так что на время следования «к месту назначения» я превратился в объект для насмешек. Но худо-бедно мы добрались до лагеря, и мои мучения закончились. Каркуша поселилась рядом со спальным корпусом, в лесу. Я ежедневно приходил ее кормить. Каждый день Каркуша прилетала с утра и будила нас, как пионерский горн: «Карр-карр», сопровождала везде наш отряд, бурно интересовалась всеми нашими отрядными делами. Садилась к нам на плечи, играла, разрешала брать себя в руки и, вообще, была всеобщей любимицей. Без нее не проводилось ни одного мероприятия. Все очень любили ее. Но вскоре всё изменилось. На вторую смену к нам в отряд был направлен новый воспитатель из Тихвина — Владимир Иванович. Прибывший воспитатель любил строгость и дисциплину и, как мы смутно подозревали, ненавидел детей и животных. Поэтому он сразу же невзлюбил Каркушу. Он считал, что она портит внешний вид и дезорганизует отряд. Тайком от нас он бросал в нее камни и палки. Она отвечала ему презрительным равнодушием, червей на ужин ему не приносила и угрожающе каркала в его сторону: «Карр-карр!!!» Война продолжалась недолго… Мстительный Владимир Иванович где-то достал пакетик с ядом и умудрился отравить Каркушу. Ворона умерла на моей ладони. И мы объявили забастовку — либо он, либо мы…, другого не дано. Подчиняться воспитателю мы отказались. Через два дня его убрали, а мы еще долго смотрели на лес…, а вдруг прилетит Каркуша.

Поцелуй росомахи

1.

Женился Трофим сразу после окончания войны. Родились дети, два мальчика. Но тоска от одиночества и собственной никчемности не отпускала, не покидала его… Хотелось продолжения войны. Не хватало воздуха. Так бывает… Он желал войны, он желал врага и свободы… как одинокий гордый воин. Пьянки и постоянная смена работы не помогали. В отпуск ездить было не к кому и некуда. Из родственников почти никого не осталось: кто-то почил, кого-то расстреляли при Сталине, кто-то потерялся на необъятных просторах Родины. Как у многих, если не у всех…

Для сжигания грядущей тоски и одиночества Трофим очередной отпуск брал постоянно в феврале. Загодя собирал рюкзак, ступу для льда, лыжи. Ружье и собак не брал, а брал с собою именной пистолет «Вальтер», подаренный ему лично за боевые заслуги маршалом Рокоссовским. Мешочек с крупой, картошку и другие продукты поглотил большой рюкзак, десять маленьких, каждая емкостью двести пятьдесят граммов «Столичной» дополняли груз.

Собравшись, уходил по маршруту Никель — Кандалакша. Дорога лежала через бывшую финскую территорию, Зеленые и Хрустальные озера, озеро Хуто. Возвращался из Кандалакши в Никель поездом. Приезжал усталым, успокоенным, профильтрованным февральскими ветрами и зимой…

Вот и в этот раз. Положив в уже собранный рюкзак коробку новых блесен, выкованных лично, потрепав по загривку любимую собаку Ингуса, он один вышел за дверь в пургу.

Снег и снег… Сопки огородом кружили вокруг. Трофим хорошо знал этот край, он был его частью.

Остановка. Озеро. Затишье. Расчистив снег до льда с помощью ручной ступы, он сделал лунку. Распустил уже готовую удочку. Поклевка… Красноперый окунь взял почти мгновенно. Полчаса и улов в несколько килограммов застыл рядом с Трофимом.

Разделав улов, вырезав филе на обед, он направился к виднеющемуся недалеко мысу. Там были дрова. Сосна качалась мачтой над мысом.

Разведя костер, Трофим приготовил жареную рыбу. Вкусно, с аппетитом поел. Выпил маленькую в несколько присестов. Перекусив, он задремал. Очнулся. Взгляд упал на

горизонт — две точки слева, а метров триста от них – черное пятно. Слева два северных волка, а справа — неожиданность для встречи с человеком — росомаха. В природе люди редко их встречают.

Ни те, ни другие на здорового человека не нападают, но Трофим насторожился, сжав в кармане пистолет.

Росомаха, перекатываясь и косолапя, двинулась к лунке, а волки растворились во мгле…

Трофим наблюдал за росомахой, которая доев остатки рыбы, скрылась за гребнем сопки. Трофим ловил теперь уже больше, а росомаха регулярно доедала за ним. Все негласно были довольны. И росомаха…, и Трофим. Завязалась «продуктовая» дружба. Трофим неожиданно быстро привык к росомахе. Вытаскивая очередную рыбину, он искал взглядом росомаху, и она появлялась из сероватой зимней дымки с каждым разом все ближе и ближе.

Через несколько дней он добрался до конечного пункта — города Кандалакши. Росомаха, километров за пять до этого растворилась за горизонтом.

Купив билет на поезд, Трофим вернулся в Никель. Очередной отпуск закончился. Продутый ветрами и пахнущий дымом костров он вернулся домой спокойным и отдохнувшим.

2.

Следующий год подошел незаметно. Обычная повседневная суета. Работа. Праздники. Наступил очередной февраль. Отпускной. Трофим засобирался в дорогу. Собаки и дети с

удивлением подсматривали за ним. За окном выл ветер. Пурга накрыла город. Собрав наскоро рюкзак, Трофим ранним утром растворился в утренней мгле. И снова долгая дорога по сопкам. Озера. Привалы.

Росомаха появилась неожиданно и с каждой рыбалкой подходила ближе к Трофиму. По-прежнему подбирала остатки пойманной им рыбы, плотно следуя за ним.

На очередном привале он решил побаловать себя, сварить кашу. Каша на костре вышла душистая и наваристая. После каши Трофима потянуло в сон. Он задремал и провалился в глубокий сон. Очнулся неожиданно от прикосновения к лицу чего-то шершавого и теплого. Глаза не открывал. Не делая резких движений, сантиметр за сантиметром двинул руку к карману — там был именной пистолет «Вальтер». Через некоторое время прикосновения прекратились. Трофим открыл глаза и приподнялся на руке. Перевернутый котелок был вылизан до зеркального блеска. Росомаха, а это была она, неуклюже улепетывала через озеро.

Трофим улыбнулся. Нервное ушло куда-то вниз. Он был спокоен и сосредоточен. В душе появилось что-то новое… И снова они продолжили свой путь. Он ловил, она подбирала… И так до самой Кандалакши.

Поезд подъезжал к Никелю.

Больше он ее не видел, но, всматриваясь во вьюжную пелену, Трофим с улыбкой вспоминал… поцелуй росомахи.

Миша! Женись на наших сестрах!

Толпа мальчишек разного возраста, от десяти до пятнадцати лет, собралась у контрольно-пропускного пункта воздушно-десантного полка. В руках у некоторых из них были небольшие плакаты с надписями: «Миша! Женись на наших сестрах!» Некоторые плакаты с таким же содержанием были на литовском языке. У многих в руках были фотографии молодых девушек. Дежурный сержант выяснил, что эти ребята ранее отдыхали в военно-спортивном лагере и пришли в часть навестить своего вожатого — сержанта Игнатова. Дежурный доложил о случившемся в штаб полка. Начальник штаба, в свою очередь, — командиру полка. «Пропустить ребят!»- отдал команду последний. Была организована встреча с бывшим вожатым в батарее. Сержант с распростертыми объятиями встретил ребят: «Ионас, Лукас, Андрюс, Эракас, Паулис … мои дорогие и любимые ребята! Не забыли, пришли навестить!» Он обнимал их за плечи. У многих были на глазах слезы. Он показал им свою часть, боевую технику, оружейную комнату, сводил их на стадион, где солдаты в это время играли в футбол, а потом вкусно покормил детей в солдатском кафе.

А дело было так. Сержант Игнатов Михаил служил в этом полку в разведке командиром отделения. Служил исправно и честно второй год и уже собирался в отпуск на родину. Но как-то пошел в увольнительную с сослуживцами, где немного выпили с друзьями и были задержаны военным патрулем… и вот — гауптвахта. Конечно, отпуску было сказано: до свидания. Далее — выговор и всякие неприятности. Хмурый и удрученный он ходил на службу и вдруг… К нему подошел начальник штаба дивизиона полка майор Турчинов. «Слышал, сержант, я про твои неприятности.  Плохо, конечно, все. Но служишь ты хорошо, с солдатами обращаешься как следует. Да и они тебя любят. И вместо отложенного тобой отпуска предлагаю тебе другой — служебный отпуск. Поедешь вожатым второго отряда республиканского военно-спортивного детского лагеря. В лагере будет два отряда. Первым отрядом будет руководить старший сержант Черноус, он служит в нашем полку заместитель взвода подразделения «Стрела». Директором лагеря будет назначен педагог из местных литовцев. Лагерь будет расположен в десяти километрах от нашего полка на берегу реки Неман. В трех километрах от вас расположен курорт Бирштонас. Детей будет человек двести. Кормить будут рядом — на хуторе. Все оплачено Советом Министров Литвы. С нашей стороны — предоставить вожатых. На всякий случай возьмите два автомата с боевыми патронами. Иди собирайся- выезд через два часа. Сержант согласился, хотя просьба была высказана в форме мягкого приказа.

И вот их, двух сержантов, автомашина доставила на место. Они переоделись в спортивные костюмы, чтобы не пугать детей, а автоматы и форму спрятали в рюкзаки и чехлы. Выбрали место под лагерь. Установили большие палатки для детей и палатку поменьше для вожатых. Выгрузили ведра, лопаты, огнетушители, буйки для плавания, веревки и т.д. Место было удивительно живописным. Рядом текла спокойная и широкая река Неман. Берега были покрыты густой зеленой травой. Недалеко желтел сосновый лес. В трехстах метрах от лагеря располагался хутор. Хозяйка Алдона, гостеприимная и добродушная женщина, должна была готовить пищу на весь лагерь.

Михаил быстро нашел общий язык с Володей Черноусом. Они были ровесники, им было  о чем поговорить… Перекусив на хуторе, они стали ждать приезда детей.

Подъехало несколько автобусов. Толпа ребят, весело щебеча по-литовски, высыпалась на площадку. Да, их было человек двести, разного возраста — от десяти до пятнадцати лет. С ними прибыл и директор лагеря. Это был мужчина с открытым и приветливым лицом, лет под сорок.

Он представился: «Волдис Сенкявичус. Я учитель физкультуры в школе, из Каунаса. Назначен директором лагеря.» Сержанты также представились и поздоровались. У них образовался сразу же дружеский приятельский контакт. Дети пока с напряжением и с какой-то тревогой смотрели на нас. «Понятно. Наговорили всякое…Оккупанты, звери…», — думали сержанты, глядя на детей. Они быстро разбили всех детей на два отряда и приступили к обустройству лагеря. Постелили в палатках постели, сделали линейку. На Немане определили место для купания и огородили его буйками.

Дети любых национальностей всегда просто дети, а у детства нет национальности. Через несколько часов они были единой любящей заботливой семьей. Но, как и все дети, они были непоседливы и шаловливы. Потекли дни знакомства, отдыха, спорта, игр… Это не был пионерский лагерь. Им даже намекали, что там есть и трудные подростки. Но это был военно-спортивный детский лагерь. Периодически в лагерь заезжали проездом на учения друзья-десантники из полка. Они приезжали то на бронетранспортерах, то на боевых машинах. Постреляют, сделают круг в лагере, пустят сигнальные ракеты и укатят… по своим делам. Ребята от такого шума были в восторге.

Среди общей массы ребят выделялся маленький шустрый десятилетний паренек по имени Ионас, по прозвищу Комментатор. Прозвище ему дали за умение комментировать любые спортивные игры по радио, телевидению. В лагере он смешно на русском и литовском комментировал игры по волейболу и футболу. Кроме того, он был зачинщиком всех проказ в лагере. Старшие по возрасту ребята слушались его беспрекословно. Он был признанным лидером в лагере. Жизнь бежала быстротечная, как река… Дни летели, как бабочки-капустницы. Мы жили строго по распорядку. Подъем, завтрак, уборка, игры спортивные и военные, купание и т.д. Кормила нас Алдона как на убой. К примеру, на завтрак выставляла большие тарелки с бутербродами с домашними сыром и колбасой. Хлеб был собственной выпечки. И хороший кофе. Ешь, сколько хочешь! На обед великолепный наваристый борщ. Ребятам повезло с хозяйкой.

Однажды в лагере произошел случай… От главной дороги в район Немана недалеко от лагеря въехали две автомашины «Волга». Въезд чужих машин в район лагеря был запрещен, на повороте стоял знак. Но автомашины припарковались возле реки. Через некоторое время они услышали пронзительный крик туристов, и в лагерь прибежали пять здоровенных мужиков. Мешая русскую речь с литовской, они кричали, что у них пропала водка. Целый ящик. Они поставили его в воду охлаждаться, и он пропал. Один из них обратился к директору, пояснив, что это его дети своровали водку. Волдис сдержанно ответил, что все дети здесь, и они не могли украсть водку. Затем велел сержантам построить отряды. Перед детьми Волдис объяснил ситуацию и задал им вопрос, брали ли они водку? Ребята в ответ только пожимали плечами и разноголосо ответили — нет.

Так и порешили, ребята водку не брали. И распустили отряды. Волдис и вожатые осмотрели палатки и ответили мужчинам, что у них водки нет, а они въехали в запретную зону. Если те не покинут зону, то они вызовут для подкрепления по радио военных. Сержанты молча потянулись к автоматам… Разъяренные мужчины, поругавшись, уехали.

Отбой. Вечерело… В палатку вожатых кто-то зацарапал. Затем послышался голос Ионаса: «Миша! Выйди на минутку!»

Игнатов вышел. Возле палатки, потупив глаза, стоял Ионас. «Миша! Извини…Это мы водку украли, а что с ней делать мы не знаем? Водка там возле сосны! Ладно, иди спать! Морали читать не буду. Сам все понимаешь!»

Миша рассказал обо всем Володе и Волдису. Водку вручили Волдису, так как сержанты на тот момент водку не пили. «Вот паршивцы!» — сказал Волдис, забирая водку. «А вам, ребята, не мешало бы сходить на танцы, а то совсем засохли здесь с пацанами!» И мы стали собираться в Бирштонас — на танцы. Мишу собирали всем отрядом. У Володи нашлись брюки и водолазка, а у Михаила был только спортивный костюм и военная форма. Пронырливый Ионас выбрал семерых самых высоких ребят в лагере. Ботинки подобрали сразу. А вот со штанами… «Паулис! Снимай штаны!» — приказал Ионас высокому пареньку в очках. Тот снял брюки и протянул их Ионасу. Брюки в поясе были как раз, но в длину коротковаты. Ионас осмотрел концы штанин и промолвил: «Есть запас!». Затем отпорол нижние части штанин и отнес брюки Алдоне. Она подшила штанины и отпарила брюки. Они сидели на Мише, как на модели. В довершении всего Волдис подарил ему красочную модную футболку. Ребята удовлетворенно цокали языками в знак одобрения и восхищения.

Курорт Бирштонас был в трех километрах от лагеря, и мы зачастили на танцы. Возвращались в лагерь поздно. Утром еле вставали, сонные, как мухи, вяло играли с детьми. Зарядку проводили по очереди. Ребята это все замечали. На танцах вожатые познакомились с симпатичными девчонками. Миша познакомился с девушкой-студенткой из Москвы, звали ее Тамара. Как-то раз он привел ее в лагерь. Он повел ее на сеновал на хуторе — они хотели уединиться, но не тут-то было. Все щели сарая были утыканы детскими глазами. Как они узнали, что они пришли, неизвестно. Миша с девушкой вышли из сарая и пошли в лес. Ребята на некотором расстоянии, не отставая, двигались следом.

«Они ревнуют тебя ко мне», — сказала Тамара. Они еще долго гуляли под бдительным и строгим контролем, затем вынуждены были попрощаться, и она уехала в Бирштонас.

Дети строги были особенно с Мишей. Возможно, они берегли его для знакомства со своими сестрами. Они постоянно показывали ему их фото. Периодически они выезжали в соседние лагеря, играли и всегда выигрывали в баскетбол, волейбол и футбол. Там Володя с Мишей тоже ходили на танцы и танцевали с литовскими девушками. Ионас учил Мишу, что нужно говорить девушкам по-литовски. Как-то Миша повторил сказанное предложение Ионаса и получил от девушки пощечину. «Видимо, ты ей не понравился, Миша. А, вообще-то, учи язык!» — наставительно, не извиняясь, говорил Ионас ему. Миша всех их любил, как своих детей, и поэтому не обижался…

Однажды они поехали с ребятами на прыжки – на аэродром в Падсюнай. Для этого сержанты с ними разучили строевую десантную песню:

Дружней, ребята! Печатай шаг!
Идут голубые береты,
Недаром их ненавидит враг,
И их воспевают поэты!

Однополчане, друзья-десантники, услышав, как дети поют с акцентом десантную песню, пришли в неописуемый восторг. Это было мило до слез. Затем они покатали ребят на самолетах АН-2. Миша с Володей прыгнули с самолета на парашютах. Все было так интересно — это было видно по глазам ребят и их открытым ртам.

Но, как не долог был отдых, но и он закончился. Расставаясь, они клялись в вечной любви и дружбе. Записывали адреса, обещали приезжать. У всех наворачивались слезы. А кто-то просто плакал.

Где сейчас и кем стали наши маленькие литовские друзья? В сердцах сержантов всегда будет жить дружба и любовь к этим маленьким сорванцам. «Литовишен супранто?»

На лекцию

К контрольно-пропускному пункту (КПП) десантного полка, расположенного на берегу реки Неман, в Литве, подъехал мотоцикл с коляской. За рулем был милиционер средних лет с сержантскими нашивками на погонах. Остановившись, он подошел к КПП и протянул какую-то бумагу. «Где лектор?» — спросил он с украинским акцентом. Из помещения пункта вышел высокий черноволосый сержант в десантной форме и представился: «Сержант Игнатов! Мне поручено ехать с вами, я буду читать литовскому населению лекцию, как ориентироваться на местности. Харченко Сергей. Сам я из Харькова. Живу здесь уже семь лет. Жить можно, но тревожно…Ну что, поехали!» «Едем, сержант, в такой район, по слухам там гнездо, подполье лесных братьев. Вот, на всякий случай, я прихватил!» — сказал Харченко и вынул из коляски автомат. И еще, похлопав по кобуре, добавил: «Макаров!». «Да ты вооружился! А я без оружия, я просто лектор», — ответил Игнатов, садясь в коляску. Он был без оружия и с собой прихватил только компас. Ехали долго, несколько часов, и прибыли под вечер в небольшой и живописный городок. Городок был с храмом, школой, площадью и клубом. Встретил их школьный учитель, мужчина средних лет, с умным проницательным взглядом. Мешая русские и литовские слова, он радушно пригласил их в клуб. Клуб был забит народом до отказа. Народ собрался разного возраста, но, в основном, молодежь. Было много девушек. Игнатов начал читать лекцию. Предмет он знал хорошо, так как был заместителем командира взвода разведки. В первом ряду девушки постоянно хихикали и сбивали его с толку вопросами: «А женат ли он? А как по кресту на храме определить суженого? и т.д.»

Он смущался и краснел. И вдруг понял, что они такие же, как он сам… Дочитав лекцию, он был оглушен громом аплодисментов. Затем учитель пригласил их в свой кабинет. Там уже был накрыт стол. Кроме различной еды стояли и бутылки с зеленой этикеткой. «Это литовский бальзам», -пояснил учитель. Они вместе выпили и закусили. «Пора!» — сказал Харченко. Учитель на прощание подарил две бутылки бальзама милиционеру и три бутылки сержанту Игнатову. Погрузившись в коляску, под хмельком, Игнатов задремал. Подъезжая к части, Харченко сказал: «А ты молодец! Хорошо держался на лекции. Но тебе хватит и одной бутылки — все равно отберут». На том они и порешили. Приехав в часть, Игнатов сразу заснул. И снились ему храм, крест и литовские девушки с первого ряда. А бутылку бальзама он подарил своему взводному.

Форелевый клев

Однажды как-то летом отец предложил мне сходить с ним на рыбалку. Идти было очень далеко. До места не меньше шести часов. В тех местах отец не был лет пятнадцать. Форель и кумжа раньше там водились — крупные и много. Я согласился, мы собрались и рано утром двинулись в путь. Дорога лежала через сопки, тундру и болота. С привалами, чаем и папиными перекурами мы потихоньку двигались вперед. Погода была солнечная и теплая. Грибы шеренгами и колоннами разных размеров встречали нас повсюду. Куропатки и глухари, вспугнутые нами, вспаривали утреннюю тишину фырканьем и шелестом крыльев.

Мы подходили к пункту назначения. Отец зачем-то прихватил с собой со старой стоянки геологов четыре широких доски. Наконец, мы уткнулись в небольшое болотце. Оно казалось непроходимым. Папа дал мне две доски и себе взял столько же. Пояснил, что через болото будем пробираться по этим доскам. Кроме того, он вырубил два шеста и один отдал мне.

Мы потихонечку пошли. По одной доске идешь, вторую вперед перебрасываешь, на вторую наступил — первую перебрасываешь. Через полчаса мы были на суше. Это был настоящий березовый рай!

По всей роще стояли огромные нетронутые грибы. Щебетали птицы разных мастей, а внизу блестела широкая река. Берега были сухие и удобные для заброса удочки. Присутствием человека здесь и не пахло… Песок в реке на отмелях блестел на солнце, как золотой.

«Река течет из-под земли… Да, золота в ней много, — задумчиво сказал отец. — Километра три вниз опять под землю уйдет!» Он зачерпнул из реки горсть песка. В руке что-то блеснуло…

Мы нашли хорошее место для привала и ночлега. Перекусили. Папа выпил свою законную маленькую «Столичной». Я срочно схватил собранную удочку, пустой рюкзак и побежал к реке, спеша отыскать место для ловли. Река вся пузырилась от всплесков. Но клева не было. Я ушел вниз по реке. Вечерело. И вдруг — долгожданная поклевка. Я подсек и вытащил большую, граммов на пятьсот, форель. Схватив рыбину, я побежал вверх по реке к отцу с криками: «Папа! Рыба есть! Я поймал!». Добежав до отца, я присел от удивления. На траве лежали три кумжи, каждая весом более килограмма, и кучка форели. Отец что-то закидывал в заводь. «Смотри! Конец удочки сломала! Но за кусты зацепилась! Кумжа — килограммов на пять!»- сосредоточенно промолвил он. Ни слова не говоря, я развернулся и побежал обратно. Когда добежал, то увидел -удочка затонула…

Вытащил — на конце лески крупная рыбина. И пошло… Я закидывал и вытаскивал… Где-то в кустах скинул рыбацкое пальто и после так его и не нашел. Свой рюкзак я полностью забил форелью и кумжей. Такого клева я в жизни не видел, а улова — никогда. Было уже темно, когда я с рюкзаком рыбы добрался до места ночлега. Отец был все на том же месте. Огромный рюкзак рыбы стоял рядом. Мы поужинали и попили чайку. «Переночуем и утром домой», — промолвил папа. Я захныкал: «Давай еще половим!» Он ответил: «Дай бог эту рыбу до дома донести…» Я вспомнил про обратный путь и притих.

Речку я назвал Вечерняя. Потому что клевало на ней только вечером.

Переночевали. Утром попили чаю и двинулись домой. Болото мы прошли за час. Я чуть-чуть в нем не утоп. Шли по времени в два раза дольше. Но счастливые и с добычей-то какой!

Но приключения на этом не закончились. Где-то в середине пути папа, переходя небольшой ручей, впадающий в озерко, наступил на небольшую корягу. Коряга оказалась огромной щукой.

Она дала такую свечку! Мы сначала немного испугались, а потом долго и весело смеялись.

«Уток стережет, зараза!» — сказал отец. Домой пришли мы усталые и довольные.

А у меня появилась еще одна тайна. Тайна форелевого мальчика: я узнал такие рыбные места.

Интересные встречи

Отец часто и много рассказывал мне про это озеро, окунь и щука были там огромных размеров. Последний раз он был на этом озере лет десять назад. Мы жили тогда в поселке Приречный. И, наконец, собрались и пошли порыбачить на озеро. Шли часа три, с привалами. В пути с нами произошло несколько удивительных встреч. Шли мы через небольшое болотце. В метре от тропы я увидел голову лося среди болотной лужи. Он смотрел на меня испуганно и тревожно, как говорят, «коровьими глазами». Я от неожиданности коснулся его лба удочками в чехле. Он вскочил, обдав меня брызгами мутной воды. От неожиданности я остолбенел: передо мной стоял огромный молодой лось, только без рогов. Как же ему удалось спрятаться в такой маленькой луже? Не обращая на меня никакого внимания, отряхнувшись и постояв несколько секунд, он неторопливо зашагал к близлежащему лесу. «От комаров прятался», — неторопливо пояснил отец. А я так и застыл с открытым от удивления ртом. Но на этом необыкновенные встречи не закончились. На очередном привале с чаем, возле маленького ручейка я наклонил голову к воде и вдруг заметил на дне притаившуюся большую рыбину: целиком ее не было видно из-за камней. Да и вся она была похожа на кусок большого камня. Я жестами подозвал отца и показал на рыбину. «Кумжа, — пояснил он и добавил, — для нереста рановато.» Я принялся охотиться за кумжой, кидал ей червяков, а самого жирного насадил на крючок, который водил возле рыбьей головы. Минут через пятнадцать такой охоты рыбина лениво схватила крючок, и передо мной затрепыхалась красавица кумжа, весом более двух килограммов, а длиною она была шире ручейка. Наконец, мы прибыли на озеро, на берегу которого был великолепный охотничий дом, а неподалеку в заводи озера мы нашли лодку-плоскодонку. Озеро имело живописный вид, было глубокое и рыбное. Я на лодке избороздил все заводи озера. Прибыв с очередной добычей, я подплыл на лодке к самой избушке. «Папа! Я окуня килограмма на три вытащил. Посмотри в лодке!» — крикнул я, подходя к избушке. Но, повернувшись, увидел, как две норки вытаскивали мой улов с лодки. Третья норка появилась наподхват, помогая остальным. Через некоторое время от улова ничего не осталось. Я долго объяснял отцу, какого окуня я поймал и какой у меня был улов, а ворюги-норки украли всю рыбу. Отец задумчиво почесал подбородок и сказал: «К осени на воротник твоей супруге будет» Я, забыв про рыбу, отговаривал отца: они такие красивые и живые — не надо их на воротник. Отдохнувшие, с рыбой и интересными впечатлениями мы возвращались в поселок. На этом озере мы больше никогда не были… При въезде в поселок мы присели передохнуть возле трубы, через которую протекал большой ручей. Отец обмолвился, что раньше здесь клевал большой хариус. Пока он курил, я размотал удочку. После первой поклевки я еле вытащил двухкилограммового окуня. Затем еще… и еще… За полчаса – полрюкзака. «Папа, зачем мы так далеко ходили на рыбалку?» — спросил я. «За интересными встречами», — с усмешкой ответил отец.

 Полеты

Лето. Как-то я пошел погулять в сопки, осмотреть свое форелевое государство с его несметными богатствами, озерами и ручейками. Погода была замечательная. Солнце. Тепло. Форелевое царство щебетало разными птичьими голосами. Я купался в теплом воздухе.

За мной на прогулку увязался верный старый отцовской пес Ингус. Нагулявшись, мы возвращались обратно домой. Меня распирали восторг и энергия. Я разбежался и прыгнул со скалы, высотой около десяти метров. В полете я перебирал ногами. Мне казалось, что я лечу.

Приземлившись на землю, я сделал несколько шагов вперед и опять прыгнул со следующей скалы. Я летал… Краем взгляда я заметил, как Ингус закрыл лапами глаза. Я разбегался и прыгал, вновь-разбегался и прыгал. Я ни разу не ударился и не разбился. Я летал… Жаль, что потом моим рассказам никто не верил. А когда я показывал скалы, с которых прыгал и летал, то фиксировали палец у виска.

Потом ночами мне часто снились те полеты. Это было мое детство счастливое и неповторимое.

Бизнес по-никельски

Потихоньку мы приучили Сэра ходить в упряжке, то есть в коляске. Сэр — крупная немецкая овчарка, и принадлежала она нашей семье. Втайне я считался ее хозяином. Мы жили тогда в квартире с подселением в трехэтажном доме. Сэр занимал деревянный сарай напротив. Целыми днями мы играли и выдумывали новые игры. Наша уличная компания состояла из детей близлежащих домов. Сэр был частью и душой нашей компании: умная, дружелюбная собака. Со своей стороны, он охранял нас от внешних врагов.

Мы где-то нашли старую повозку, запрягли собаку, приучив ее возить нас по два-три человека по тротуару. Сэру это быстро понравилось, он воспринимал все это как забаву, как игру. Мы решили использовать повозку с собакой как платное такси. Каждая поездка стоила тридцать копеек (стоимость школьного обеда). Приходила детвора с соседних домов. Деньги потекли рекой. На что потратить деньги, вопрос не стоял. В нашем доме жили старшие ребята — Валера и Володя. Они по дешевке предлагали купить у них немецкое оружие – винтовки, автоматы и даже пулемет.

Кроме этого, они предлагали патроны всех мастей, минометы и каски. Оружие они доставали с мест былых сражений, которых вокруг имелось множество. У нас было свое оружие, но мы купили оптом за пять рублей их оружие и амуницию, прикупив в придачу футбольный кожаный мяч.

Не знаю, кто рассказал отцу про эксплуатацию Сэра, но меня наказали, собака была изъята из наших игр надолго и посажена на цепь.

Вооружившись, мы чаще стали играть в войну. Играли в сараях напротив военкомата. И как-то произошло следующее: выходит на крыльцо военком, потягиваясь после тяжелой работы, и неожиданно видит — на крышах сараев в метрах пятнадцати от себя человек десять в немецких касках — лиц не видно, с оружием в руках. Кто-то на него пулемет нацелил и лязгает затвором. «Десант!!!» — закричал он и бросился в здание. Через минут десять прибыли военные и милиция. Нас уже, конечно, как ветром сдуло. Но оружия и боеприпасов была изъята целая машина.

Вот так и закончилась наша война и бизнес по-никельски.

Костя Черный – палач

«Костя Черный – палач», — было написано красной масляной краской на входной двери квартиры первого этажа нашего дома, где жил со своей семьей дядя Костя по фамилии Черный, с женой и двумя малолетними детьми — Таней и Володей.

Это была война. Беспощадная и безжалостная. А история была такова: во дворе дома жил безобидный и ласковый пес по кличке Джульбарс. Это была рыжая дворняга. Она принадлежала всей нашей уличной компании. Кормили его кто чем и когда сможет, то есть сообща. Она была общая и ничья. Собака участвовала во всех наших играх и войнах. Она была приветливым и дружелюбным псом. Дети Кости Черного тоже входили в нашу дворовую компанию, но были еще сопливыми малолетками. В больших играх и войнах они не участвовали. Костя Черный во дворе дома построил гараж и завел кур. Вскоре у него образовался довольно большой курятник с настоящим большим разноцветным петухом и несушками. В общем-то, Костя был человеком с незлобивым и ровным характером. И кур разводит — дело безобидное и полезное. Но вдруг у него куры начали пропадать. Он и дежурил возле курятника каждую ночь, но все было безрезультатно. Но однажды он все же выследил и поймал вора. Им оказался наш любимый пес Джульбарс. Костя Черный привязал собаку, вынес из дома топор и несколькими ударами зарубил пса. Мы это не видели, позднее нам рассказала одна из соседок. Мы долго оплакивали смерть собаки. Похоронили ее недалеко от дома. Сразу же из нашей компании исключили детей Черного, объявив им бойкот. У нас дети отвечали за поступки родителей. Кто-то из нашей ватаги, кто, я точно до сих пор не знаю, сделал надпись краской на двери: «Костя Черный — палач!». Костя вырезал стамеской надпись и заново покрасил дверь. Надпись с тем же текстом появилась снова. Он стирал надпись, менял двери, но надпись появлялась снова и снова. Так продолжалось целый год. Потом Костя Черный запил, стал бить жену и детей. И все у него пошло шиворот на выворот. Куры стали дохнуть, курятник опустел. Петух по утрам больше не будил наш двор. И наша ненависть стала понемногу угасать. Но мы еще долго ходили на могилу Джульбарса, иногда и тайно плакали.

Блесна

Моя жена Екатерина, наконец, собралась в гости к моим родителям в небольшой пограничный городок под названием Никель, который находился на краю российской земли за Полярным кругом. На рыбалке она никогда в жизни не была и охотно откликнулась на предложения отца Трофима поехать порыбачить. Он предложил поехать на окуня и щуку и определил место-13 км дороги от Никеля — на речку с мостом между озерами. Быстро собрались, сели в мотоцикл с коляской и прибыли на место. Прибыв, наладили удочки. Был выходной день, и рыбаков было много. Какие-то дядьки в болотных сапогах и с длиннющими удочками маячили всюду…

Но ни у кого не клевало. Мы еле-еле нашли место и закинули удочки. «Не боись, Катюша, — промолвил отец, — у тебя будет брать!». Сделал ей быстро снасть и нацепил на мормышку жирного червя. Заброс. На крючке извивалась крупная рыбина. «Новичкам везет…», — ворчал я.

Жена вытаскивала одну рыбу за другой. У меня не клевало. У остальных тоже. Рыбаки сгрудились возле поплавка моей жены. Я помогал ей выуживать рыбу. Окунь. Щука. Окунь. Полчаса — и сумка у Кати была полна крупной рыбы.

«Те же черви, те же снасти? Папа, почему у нее клюет, а у нас нет?!»

«Она гость. А гостям рыба всегда рада!» — с усмешкой отвечал отец. Я пытался взять у жены удочку, но отец не разрешил.

В конце рыбалки я все же догадался: дело было в блесне. У жены была ярко-желтая блесенка с запаенным в середину небольшим зеркальцем. Так жена стала рекордсменом рыбалки.

«Век живи — век учись! Везучая!» — говорили мы с папой, складывая добычу в рюкзак.

Некоторые злоключения заместителя директора завода

В республиканской ведомственной железнодорожной газете «Магистраль» появилась статья под названием «Динамит под вагоном». Фактами, изложенными в статье, заинтересовалась местная прокуратура…

А дело было так. Я, среднего возраста мужчина, женатый, имеющий на иждивении дочь, человек с юридическим образованием, работал заместителем директора Кильдинского кирпичного завода. Он располагался на территории двух поселков – Кильдинстрой и Шонгуй. Основная часть населения работала на заводе. Кроме того, при заводе была создана спецкомендатура из условно осужденных, и прикреплена к заводу рота военнослужащих Северного Флота. Все они работали на заводе. Кирпич нужен был области, кирпич нужен был всем. Тяжело, но план по выпуску кирпича выполнялся. Оборудование и технология производства давно устарели. Но черно-пыльная машина все же выдавала кирпич.

Дело было зимой. Мороз был далеко за тридцать. На железнодорожный тупик завода в поселке Кильдинстрой прибыли двадцать полувагонов с углем. Уголь был смерзшийся. В распоряжении заместителя директора находилась бригада из семи человек во главе с мастером Огаевым и несколько сотен рублей безлюдного фонда, плюс бульдозер с приваренным толкателем и кран. Но смерзшийся уголь этими силами было не взять, и я поехал по соседним воинским частям, благо их в округе было много, и они никогда не отказывали нам в помощи. Договорившись с военными, я распорядился о дополнительных ломах. Лом — это единственный инструмент против простоев. Для солдат и офицеров освободили дополнительный вагончик в тупике. Затем закупили для солдат еду и молоко, для офицеров – водку и закуску. Солдаты вместе с нашей бригадой начали разгрузку угля. Из офицеров прибыли три заместителя полков: два подполковника и один майор.

Прошло два часа. Водки было уже выпито немало, но работа двигалась медленно.

«Послушай, Михаил! У меня к тебе деловое предложение. Давай попробуем взрывчатку. У нас в полку сержант служит с высшим образованием по этой части, а на складе есть динамит», — предложил мне сидевший рядом майор. Подумав, я согласился. Через некоторое время майор привез сержанта-взрывника и взвод оцепления. Выставили оцепление. Сержант пробурил шурфы в угле и заложил взрывчатку. Все отошли. Произошел взрыв — снесло полметра угля. Офицеры подошли, изучили срез. «Маловато будет! Надо добавить!» — сказал майор. Я согласился. Майор дал команду сержанту, а мы, уверенные в окончании дела, зашли в помещение допивать водку.

Когда произошел взрыв, ударная волна снесла крышу над нашей головой. Мы сначала остолбенели, а затем выскочили наружу… Перед нами раскинулась удручающая картина: глыба угля как была, так и стояла, а вагон был уничтожен, разлетелся в дребезги.

«Да у нас дела в части!» — засуетились боевые командиры и стали собирать своих солдат. Через несколько минут в тупике никого не было, кроме меня и моих людей. О случившемся я сразу доложил директору завода. Срочно была создана ремонтная группа, и вагон был сделан заново в течении нескольких часов. А уголь мы ломами разгрузили за три дня. Как узнали об этом пресса и органы, я не знаю. На все вопросы мы отвечали: ничего не было, ничего не знаем.

Вот еще был случай… На заводе, летом. В больницу поселка положили двадцать человек с болью в животе. Все они были из спецкомендатуры. Затем еще десять человек. Врачи взяли анализы и обнаружили брюшной тиф. На въезде в поселок поставили блокпост с милицией. Всем сделали прививки. Приехали десятки различных комиссий и главный санитарный врач. Затем приехали следователи. Весь поселок и завод засыпали хлоркой. Голос Америки передал по радио, что у нас тиф, и что мы сжигаем в печах обжига вместо кирпича умерших от тифа людей. Работу завода остановили. Меня и других людей «пытали» на допросах. У меня почему-то выясняли — брал ли я взятки  рыбой, деньгами. Приехала комиссия во главе с заместителем министра здравоохранения России. В итоге меня сняли с работы.

Позднее мне рассказывал начальник ЖКХ завода Чернятьев, что палочку брюшного тифа занесли в больнице поселка. Вот я и думаю: черт с ним — меня сняли с должности, но завод- то зачем останавливать было? После этого завод больше никогда не поднялся…

Об авторе:

Михаил Игнатов, родился 5 апреля 1952 г. в поселке городского типа Никель Мурманской области. В 1977 году окончил юридический факультет Ленинградского государственного университета. Работал юристом, директором завода, генеральным директором объединения. В настоящее время пенсионер. Автор нескольких поэтических сборников стихов. В 1995 году был принят в члены Союза российских писателей. Неоднократно награждался премиями и грамотами правлением Союза российских писателей и администрацией Мурманской области. За книгу рассказов и стихов «Поцелуй росомахи» стал в 2015 году лауреатом премии Губернатора Мурманской области.

Ветеран труда. Награжден многими орденами и медалями. С 2014 г. кандидат в члены Интернационального Союза писателей.

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: