Явление бездны
(отрывок из романа «Тайны Замковой Горы»)
Вставало солнце над Древней Лаврой, осыпая богатыми алмазами злат-купола. Просыпался Град над седым Днепром. Золотило солнце лощёные улицы-бульвары, веками шлифованные мостовые, пилястры столетних храмов, старинные фасады. Щедрило солнце свет неповторимой музыкой господней любви, вызванивая в прадавнем сером камне. Не ведало светило Бога Вышнего в тот февральский сизоокий день: не для добра встало оно, напрасно и взошло на лазурный окосвет.
Не добром засевалась земля той предвесенней порой. Замковая извергла из чрева… И восстала бездна. Изшел ад из самых его глубин и дико воссмеялся, воскрежетал и шествовал по земле, свой банкет торжествуя.
…В тот Четверг всякий глас трубящий и зовущий извещал: «Быть беде! Велия скорбь и муки грядут на землю!» Едва лаврский колокол, тяжёлый, литой как судьбы людей, ударил «Задостойник», сердце защемило и сжалось внутри, точно пуганый зверёк, в предожидании неясного и страшного. Пропели «Отче наш», внимая взмаху массивной архидиаконской десницы, поклонились пред Царскими затворяющимися Вратами на «Святая святым…». «Господи, не затвори двери милосердия Твоего! – прошептала Леся с мольбой, перекрестившись у ростовой иконы Спасителя. Постояла ещё минуту, вслушиваясь в тревожное биение собственного сердца. «Мати Божия, сохрани Лавру Святую, сохрани Удел Твой от безумия человеча», – ещё раз в каком-то полусознании пролепетала молитву о спасении грешного мира и направилась чинно к выходу. Грешному миру навстречу.
Бежать! Сколько духу! Леся поняла это, как только двинулась в сторону Арсенальной. Воздух уже стал пропитываться чем-то тошнотно-горьким и едким… Слезились глаза, распирало в груди, першило в горле. Прелюдия смертельного концерта была уже готова. Смерть затаилась и ждала на свою жертву.
Вскружилась планета. Вскружился Майдан в смертельной пляске Свободы. Били барабаны, стучали ложками; бряжчали кирпичи о стреноженные парапеты; противно резало слух трение щитов, где-то озывалась камнемётами катапульта, за ночь сооружённая из подручных материалов каким-то майданным умельцем. Эх, лучше бы повозки мастерил да бочки под капусту-огурцы там у себя, на волынщине! Головы «беркутов» добре та катапульта буравит!..
Пылал Майдан. Пламя вселенское стояло над Киевом, коего в годы вселенских битв не бывало!
Не помнила, как захлопнула тяжёлую дверь, которая налилась вдруг какой-то необъяснимой тяжестью, схватила молитвослов в руки иль в зубы (уже всё равно!) и не выпускала, держась за святое слово, точно за спасательный круг в час жесточайшего шторма в открытом море.
В подъезде сутками горланили пьяное «Ще нэ вмэрла», стучали сапогами по ступенькам; раздавались крики, возгласы. Оголтелость упивалась независимостью. А за окном плавилась, дымилась и утопала в крови «вильна и нэзалэжна» «ни вид кого, навить вид самои сэбэ». Хорошо про них Галан написал, в бытность ещё советскую, топорами националисткими за правду-матку усечённый… Дырка самостийна…Бытие та дырка ныне насквозь – точно свердлом… а за окном – свет немил, а за окном – били-забивали до смерти почтенных горожан: журналистов, врачей, бизнесменов, учёных и просто трезво мыслящих людей, осознавших майданный обман и пути погибельные. И просто за окном дымился офис Партии Регионов, щедро напоенный «коктейлями Молотова».
Четверо суток не открывала Леся дверей своего жилища. Четверо суток у неё не было хлеба, ни молока; слава Богу, было несколько полузасохших картошин. Тем и питалась. Магазин-то у Леси в двух шагах от дома. Да как выйдешь, если кругом гремит, пылает, плюётся взрывами. Кругом ад и смерть.
Марш играли задорный, бодрящий, горами выпетый звонкими. «Гэй, со-ко-о-о-о-лы», – подхватывали в те дни перекрёсты киевских улиц, вплетали в себя древние закоулки, окаймлялись мелодией вольного духа бульвары, взлетали университетские фронтоны…
А соколы падали, падали, падали…
На пятый день Леся вышла из дома. Осторожно открыла дверь, минуту постояла, прислушалась: где-то издалека доносились отзвуки гранатных взрывов; из пролётных окошек видны были мелкие вспышки, но в подъезде её дома на Институтской было подозрительно тихо. «Видимо, спят, или пошли ещё куда-то, грабить», – подумала Леся и вышла на улицу, всю пропахшую резиновой гарью и свежепролитой человеческой кровью. Так недавно… Да, она вспомнила тот день… Она бежала к своему дому, только ей ведомыми закоулками, и всюду можно было наткнуться на бездыханные тела, покрытые жёлто-блакитным саваном. Стреляли прицельно, не оставляя шансов: рвали на куски материю, сотканную Богом для жизни; рвали, плетя жестокую мелодию смерти, восседая на воскрылиях Консерватории, точно исполняя кантату на заказ для самых глубин адовых…
Об авторе:
Ангелина Соломко, член Российского союза писателей, кандидат в ИСП.
Дипломант 52 Международного фестиваля «Стружские вечера», 2013 г., Македония.
Дипломант премии Мицуо Басё.
Дипломант премии Антуана де Сент-Экзюпери.
Победитель конкурса «Российский колокол», 2013 год.
Лауреат премии «Атланты», посвящённой 120-летию со дня рождения Владимира Маяковского.
Номинант премии «Наследие» 2012, 2013, 2015, 2016; «Поэт года» 2012, 2013, 2015, 2016.
Дипломант 2014 г.
Номинант премии «Народный поэт» в номинации декабря 2012 г.
Номинант премии «Писатель года» 2015, 2016.
Писать начала с раннего детства. По образованию – филолог, журналист, религовед. Работала в московских и региональных печатных изданиях, в Издательстве Московской Патриархии.
Участвовала более чем в пятнадцати альманахах.
В 2013 г. в Москве автором издан поэтический сборник «Шумят тысячелетий воды».
Победитель конкурса «Российский колокол» за 2013 г. Участница литературных встреч в Мальмё (Швеция), октябрь 2013, ноябрь 2014. В ноябре 2014 г. поэзия и проза автора переведены на шведский язык и опубликованы в V выпуске билингва «От сердца к сердцу».
Произведения переводились также на немецкий, македонский, болгарский, японский, польский языки.
