Мне в жизни дали ясные открылись
Если б знал ты адыгский
Кто ты? Зачем ты в моей судьбе,
Далёкий такой и близкий?
Я прочитала б стихи тебе,
Если б ты знал адыгский…
Слово б искрилось, мир хорошел,
Ласковый и безбрежный.
Я бы душою в твоей душе
Вся б растворилась нежно.
Снова дыханья наши тихи,
Тени на лунном диске.
Я прочитала б тебе стихи,
Если б ты знал адыгский…
Сердце мое изнывает в тоске,
Струны души печальны.
Слово мое на родном языке –
Как продолженье тайны.
Снова в глазах твоих вижу грусть,
Вижу провал меж нами.
Я на адыгском Богу молюсь
И говорю стихами.
Все твои грезы рассыпятся в прах,
Нет никаких сомнений.
И не ищи на других языках
Ты для меня сравнений.
В небе плывет журавлиный клин,
Голос печали вечен.
Грустно смотрю на тебя из глубин
Милой адыгской речи.
Дар сердца
Мне сердце дарит новые стихи
Я чувствую, как чудо происходит.
А зависть и наветы – пустяки,
Они пройдут, как серый дождь проходит.
Я счастлива, я не веду им счет,
Я чувств полна восторженных и нежных.
И в волосах достаточно еще
Полос живых – полос непоседевших.
И в громыханье жизни, и в тиши
Я всюду слышу слова зов высокий.
Мои стихи, как свет моей души,
Что на бумаге превратились в строки.
И не страшна любая мне гроза,
Уже и мяла жизнь меня, и била.
Я об одном молюсь – чтобы глаза
Ни с кем при встрече я не отводила.
Адыгские генералы…
Посвящаю светлой памяти
доблестного адыгского генерала
Иззата Кандура
Мчались конницей в гике,
Не считая потерь.
Генералы-адыги,
Где вы, братья, теперь?
Скакунов ваших гривы
Унеслись неспроста…
Там, где шепчутся ивы,
Ждут вас ваши места.
Водопады, бесстрашно
Низвергаясь со скал,
Мчатся, воя протяжно,
За другой перевал…
Нет, никто не оспорит
Ваших славных побед.
Только родина смотрит,
Долго смотрит вам в след.
Где же в мире не знают
Ваших подвигов блеск?
Ваши звезды сияют
На груди у небес.
Где вы нынче стоите
И на чьих рубежах?
На каких говорите
Вы теперь языках?
Повторюсь и в беззвучье,
Кто услышит (как знать!):
Вроде как бессыновья
Ваша родина-мать.
Полон замыслов дерзких
Ваш летел эскадрон
То под сенью турецких,
То арабских знамен…
Нет, никто не оспорит
Ваших славных побед.
Только родина смотрит,
Долго смотрит вам в след.
Ваши лица – как лики,
Ваши взгляды – прожгут.
Генералы-адыги,
Ах, как дома вас ждут!
Голубая ель
Ель голубая – ты моя сестра,
И по истории… И по судьбе…
О как тоска по родине остра!
Не мне о ней рассказывать тебе!..
Он так далек, наш добрый древний дом,
Его хранит святая наша память.
Мы дышим. Мы живем его теплом,
Хоть ничего уже нельзя поправить.
Ты служишь украшением земли,
Тебе чужой. И разве не обидно,
Что родина твоя в такой дали,
Что век смотри – и все равно не видно.
Ты в детстве засыхала от тоски,
Но, укрепляясь памятью своею,
Чужим ветрам горячим вопреки
Из елочки ты взрослой стала елью.
Ах, память нашу не перечеркнуть,
Из глубины веков она нам светит.
История твою терзает грудь,
И дым в глазах, и всюду запах смерти.
В твоей голубизне не счесть седин,
Нет, мы судьбу не выбираем сами…
Давай с тобою молча посидим,
И родина в душе, а значит, с нами.
О что нас ждет? Куда мы все идем?
Как выпрямить дорогу в жизни нашу?
Зачем по кругу мы передаем
Бездомность… – эту горестную чашу?
О Боже! Всех спаси и сохрани!
И, Боже, если только это можно,
Ты всех детей, молю Тебя, верни
На родину. Ей так за нас тревожно.
Ель голубая – ты моя сестра,
И по истории… И по судьбе…
Тоска в груди. О как она остра!
Не мне о ней рассказывать тебе!…
Иордания, Амман, 1999
Познание
Познаю жизнь
До глубины, до звука,
Чтобы, когда к ней вновь вернусь –
Узнать.
Хоть, говорят,
С кем суждена разлука,
К тому уж лучше
И не привыкать.
Себя я одиночеством
Проверю.
Я выдержу
И, если даст мне Бог,
Уже, чтоб ни сказали –
Не поверю,
Что счастья нет
Тому, кто одинок.
Любви учусь,
Любви всем сердцем жажду!
Молю тебя,
Приди ко мне, любовь,
Чтоб мне вместить
В душе своей однажды
Твою
Всечеловеческую боль.
Мама
Моей дорогой матери посвящаю
Уже в лицо жизнь горячо мне дышит,
«С тобой Всевышний, дочь…» – мне мама пишет.
О, это правда, мама. Это правда,
Иначе б жизни я была не рада.
Ты так упорно пишешь, так упрямо: –
«С тобой Всевышний, дочь моя…» Ах, мама!
Все письма начинаешь с этих слов,
Ах, мама, как светла твоя любовь.
Уже я вижу мир не как спросонок,
А для тебя – все та же, все ребенок.
И чувствую я с каждым днем острей
Твою ладонь на голове моей.
Мне в жизни дали ясные открылись,
Но тут же в ней и недруги явились.
Ах, мама, в этом мире непростом,
Бывает, и слезу пущу тайком.
У сердца, как стрела, печаль засела,
Наверно, я, родная, повзрослела.
Душа болит, а все-таки не ропщет,
Посмотришь – жизнь ни у кого не проще.
«С тобой Всевышний, дочь моя…» Опять
Тянусь твое письмо перечитать.
Уже я, мама, ломана и бита,
Меня хранит одна твоя молитва.
«С тобой Всевышний…» Мама, мама, мама!
Как много чувств, как слов у сердца мало!
Я знаю, мама, что Господь со мной,
Пока я в письмах слышу голос твой.
Об авторе:
Люба Балагова – известный кабардинский поэт, писатель, переводчик, документалист и кинопродюсер. Первый сборник стихов «Одинокая ветка», открывающийся посвящением М. Ю. Лермонтову, был сдан Любой Балаговой в издательство в возрасте 16 лет, но вышел только спустя 5 лет – в 1991 г.
Автор множества поэтических книг, романов в стихах, литературных и публицистических статей, изданных как в России, так и в США и на Ближнем Востоке, регулярно выступает перед международной адыгской диаспорой Ближнего Востока и Западной Европы. Редактор международного литературного альманаха «Горизонт».
Галерея с любовью выписанных ею исторических и мифологических портретов от Ивана Грозного и царицы Марии, адыгской нартской мифологической героини Сатиней до психологического портрета современной женщины признана и высоко оценена отечественными критиками.
