Начать сначала, или Снова быть счастливой Часть 1. Родная коммуналка
Коммунальная квартира – это чудо теремок.
Души здесь не закрывали на увесистый замок.
Мир особых отношений вспоминаю от души.
Где вы, старые соседи, как вы были ХОРОШИ!!!
Н. Горнова
Послевоенное поколение хорошо знакомо с коммунальными квартирами, а попросту с коммуналками. Как поясняет «Википедия»: «Коммунальная квартира (разг. коммуна́лка) – квартира, в изолированных жилых помещениях которой проживают несколько семей».
В некоторых из них проживали по пять и более семей, а значит, нетрудно себе представить, как много людей разного возраста и различных по своему характеру, образу жизни и отношению к людям жили под одной крышей. Были квартиры неблагоустроенные, грязные, с обшарпанными стенами, но также попадались и чистые, аккуратные квартиры. Все зависело от проживающих в них семей. Случались ссоры, драки и даже преступления, но были и тихие квартиры с дружными соседями. Именно в такой квартире, будем называть ее спокойной, с чистоплотными, дружелюбными соседями и жили родители, старшая сестра, дедушка и бабушка нашей героини Аленки.
Коммуналка под номером тридцать четыре на шестом этаже находилась в большом доме номер девять дробь пять, украшенном зернистой штукатуркой. Дом построен в стиле модерна в 1911–1912 гг. архитектором Фиделли Виктором Игнатьевичем на Большой Посадской улице в Петроградском районе. Высокое здание находилось (и находится сейчас) рядом с одним из красивейших проспектов Ленинграда, ныне Санкт-Петербурга – Кировским, ныне Каменноостровским.
История появления названия улицы такова.
Название «посадские улицы» берет свое начало со времен заселения Петербургской стороны (будущей Петроградской) слободами ремесленников и торговцев, которые и назывались «посадскими» – жителями посада, то есть слободы ремесленников.
Название Большая Посадская восходит к середине XVIII века и сохранилось за улицей до наших дней, хотя встречалось несколько вариантов названия: Посацкая (1746–1788), Посадская (1748 – конец XVIII века). Огромный шестиэтажный дом, одной стороной выходивший на Певческий проспект, другой – на Большую Посадскую улицу, ранее был доходным домом великого князя Петра Николаевича (1864–1931), генерал-лейтенанта и генерал-адъютанта русской армии. Князь был вторым сыном великого князя Николая Николаевича (старшего) и внуком Николая I.
-
А теперь вернемся к 50–70-м годам XX столетия
Послевоенное поколение радовалось жизни, и, вспоминая детство сейчас, кажется, что в некотором смысле так оно и было: много двигались, потому что, собираясь по много человек во дворах-колодцах – игровых площадках, забитых поленницами дров (печное отопление), бегали на перегонки, играли в казаки-разбойники, в прятки. Надежным местом спрятаться были лестницы. Иногда шкодили: звонили в незнакомые квартиры и, быстро унося ноги, сбегали вниз по лестнице. А как здорово было играть в фантики, лапту и в игру с интересным названием «Колечко», когда несколько человек становились в ряд и складывали перед собой ладошки лодочкой, а водящий держал в своих сложенных ладошках колечко, если оно было, или, за неимением его, какой-нибудь очень маленький предмет, который мог уместиться в ладошках. Водящий подходил к каждому и вкладывал свои ладошки в его, но никто не знал, кому в ладошки упало колечко. Затем водящий произносил: «Колечко, колечко, выйди на крылечко». Обладатель колечка должен был быстро выбежать вперед, а остальные должны были ему препятствовать. Если он успевал – значит, победил и менялся местами с водящим. В общем, зарядки было предостаточно, плюс, конечно, уроки физкультуры в школе и хождение по квартирам для собирания макулатуры для школы. А что все это значило? Ответ простой: общение и взаимовыручка. В школах часто проводились встречи с интересными людьми, в том числе с ветеранами Великой Отечественной. А это – настоящая, живая история! Часто организовывались экскурсии в музеи и театры, туристические походы. В общем, интересное было детство!
А какая великолепная баня находилась напротив дома! Туда вся семья Аленки ходила по четвергам, и обязательно с березовым или дубовым веником. Какое же мытье без парилки! А бабуля Аленки – любительница попариться – приговаривала: «Банный веник душу тешит да тело нежит».
Коммунальная квартира, где жила Аленка, была дружной, и люди в ней жили хорошие, честные и доброжелательные. В квартире с одним на всех туалетом и одной раковиной на кухне проживало пять семей. Водопровод был только с холодной водой. Но что удивительно – все и всё успевали! А какие вкусные запахи стояли на кухне, особенно когда мама Аленки и соседка тетя Маруся, Юлькина мама, готовили еду! Очень часто случалось, когда девчонки приходили из школы, Юлькина мама предлагала, например, куриный суп, но Юля его не хотела. Тогда мама Аленки наливала ей грибного. Аленка иногда тоже оказывалась в такой ситуации. Соседи всегда выручали друг друга. Было незазорно спросить морковину, свеклину или спички, если свои закончились, а в магазин бежать нет времени. Вся приготовленная еда хранилась на большом, широком кухонном подоконнике. B общем, было полное доверие друг к другу.
Бывали и курьезные случаи. В одной из комнат жили старик со старухой, ну прямо как в «Сказке о рыбаке и рыбке» у Пушкина, только наоборот: желание появлялось у деда, да и то с завидным постоянством одно – выпить, но а порой возникало и другое, но, к сожалению, неисполнимое.
Старуху звали Анна Матвеевна, а попросту Матвевна, как звали ее соседи по квартире. Голову женщины всегда покрывал темный платок, и носила она пестренькую ситцевую кофточку, заправленную в длинную, до пола, в сборочку юбку. Отличалась она от других соседей своей глубокой религиозностью. Иногда у ее деда Вани будоражило кровь и другое желание: пробуждалось, так сказать, мужское начало. Когда его жена Анна Матвеевна стряпала на кухне, он зычным голосом начинал кричать из комнаты:
– Нюшка, Нюшка! Подь сюды.
А она отзывалась:
– Сейчас бегу.
Маленькими, шаркающими, семенящими шажками она торопилась в комнату, что всегда вызывало многозначительные улыбки соседей. Вскоре она не спеша выползала на кухню.
– Ну что, Матвевна, опять опоздала? – по-доброму спрашивала бабушка Аленки.
– Опять, Лизавета, – ухмылялась баба Нюша. – И что ему не сидится спокойно? Уж пора бы угомониться старому, а ему все неймется!
А однажды бабуля Алены рассказала соседям смешную историю, случившуюся в трамвае, свидетелями которой стала она с внучкой. А дело было так. Бабушке надо было на прием к врачу, и Алена ее сопровождала. В трамвай вошел пьяный мужчина, решил заплатить, прокомпостировав талончик, но никак не мог попасть в отведенное в компостере для талончика место: трамвай раскачивало, и мужик еле держался на ногах. Когда трамвай остановился, одна из пассажирок порекомендовала пьяному мужику: «Суй, пока стоит», и все пассажиры залились громким смехом. Один пьяный мужик так ничего и не понял.
Прямо сказать – жизнь в коммуналке была нескучная.
Отец Аленки любил поднимать гири на лестничной площадке, вставал рано, так как другой сосед, Александр Васильевич, утром перед уходом на работу тоже занимался зарядкой на том же месте. Все как-то старались подстраиваться друг под друга.
А еще в квартире жил огромный кот Васька – настоящий полосатый красавец: обладатель густой, пушистой, мягкой шерсти и очень умный. Василий любил вальяжно расхаживать по большой квартире и протяжно мяукать. Ну прямо как кот ученый у Александра Сергеевича Пушкина, только без дуба и цепи. Когда открывали дверь на лестничную площадку для проветривания квартиры, Василий всегда усаживался на пороге как сторож, пугая случайно появившуюся кошку своим шипением, но никогда не покидал своего поста. Ел только сырое мясо, естественно его обрезки, но поскольку готовило много хозяек, то ему хватало, ну и, конечно, был рад молочку и сметанке. Васеньку все очень любили, и он отвечал взаимностью.
Чаще всего праздники вместе с родственниками отмечались в квартире семьи Аленки; ей нравились эти дни. Все сидевшие за столом любили петь и танцевать. А как красиво пели, да на два голоса! Ее отец Николай, украинец по национальности, обладал великолепным баритоном. Он начинал, ее крестный дядя Миша подхватывал, а потом уж и все остальные. Пели русские и украинские песни.
Жизнь была нелегкая, но люди радовались счастью послевоенного времени, ведь кто не изведал горя, никогда не поймет цены счастья.
Когда семья переехала в отдельную кооперативную квартиру, ее члены вспоминали о своей коммуналке и соседях с особой любовью и душевной теплотой. Стены этой квартиры помнят немало людей и судеб, и среди них судьбы бабушки и дедушки Аленки и ее родителей. Именно о них в дальнейшем и пойдет речь.
-
Простая житейская история
Где много любви, там много ошибок.
Где нет любви, там все ошибка.
Т. Фулле
Город белокаменный, веселый, красивый, с садами,
со старинными прекрасными церквами, башнями и воротами; город с физиономией. Ярославль носит на каждом шагу следы древности, прежнего значения, прежней исторической жизни. Церквей бездна, и почти ни одной – новой архитектуры; почти все пятиглавые, с оградами, с зеленым двором или садом вокруг.
Иван Аксаков, 1849 г.
Ярославль расположился на обоих берегах Волги при впадении в нее реки Которосли в окружении множества сел и деревень. В одной из таких небольших деревенек – Бечмерово Борисоглебского района, под Ярославлем – проживала семья Рогушиных. Жили бедно, да и не удивительно – времена для России настали тяжелые: голод в Поволжье в начале двадцатых годов, раскулачивание. В семье Рогушиных было ни много ни мало пятеро детей: трое девочек: Лидия, Елизавета, Анастасия и два парня: Александр и Иван. Работать по хозяйству родителям приходилось много, помогали и дети кто чем мог. Особенно тяжелая пора была весной, летом и осенью.
Все культурные развлечения для деревенской молодежи в те времена сводились к посиделкам по вечерам, на которые собирались девушки и парни. Современному читателю такое название может показаться странным, но тогда это было обыденным явлением для отдыха. В нарядных одеждах, девушки сидели на скамейках, кто шил, кто вязал, в общем, занимались рукоделием. Приходили туда парни и с близлежащих деревень, некоторые с гармошками. Обменивались шутками, пели частушки, плясали, знакомились поближе, гуляли парами, влюблялись… В наши времена такие посиделки вполне можно было бы назвать местом знакомств. Именно на такой вечеринке Николай и Елизавета встретились и полюбили друг друга. Высокая стройная чернобровая девушка с большими васильковыми глазами сразу приглянулась парню. Она тихо сидела на лавочке рядом с галдящими, шумными подругами и, казалось, о чем-то думала. Потом одна из подруг, подтолкнув ее локтем, сказала: «Девоньки, а давайте споем!» И подруга начала:
У мово у милого глаза как у идола,
Брови черны, как смола.
Настоящий сатана!
Следующий куплет частушек подхватила вторая девушка:
Меня милый так любил –
Даже с лестницы спустил.
Я летела не спеша
Со второго этажа.
Лизавета затянула третий:
Ох, ох, не дай бог
Со стариками знаться!
По колено борода –
Лезет целоваться.
Николай и Лиза стали часто встречаться. Им хорошо было вместе. Николай, невысокий белобрысый юноша с темно-серыми глазами, был хорошим парнем: незадиристым, трудолюбивым, спокойным. Красотой не отличался, но в его лице было какое-то обаяние, которое делало его очень привлекательным. Он не пил, был работящим. По натуре Коля казался нерешительным человеком.
Елизавета отличалась от многих подруг своей кротостью, застенчивостью. Она была большой рукодельницей: умела шить, вязать, вышивать и готовить, а еще Лиза хорошо пела и знала много стихов.
Шел месяц за месяцем. Через десять месяцев Лиза почувствовала себя плохо: подташнивало, появились частые головокружения. Дарья, Лизина мать, заметила неладное, и пришлось ей все рассказать. Та, всплеснув большими руками, охнула и медленно опустилась на табурет.
– Линька, что ж нам теперь делать-то? Как же мы отцу-то скажем, ведь прибьет обеих! В подоле принесешь. Срам-то какой на всю деревню! – всхлипывая, причитала она.
Лиза заплакала тоже.
– Мамочка, прости, родненькая. Коля любит меня, я тоже, – бормотала она. – Не говори пока отцу, подождем немного. Сначала надо сказать Николаю. Может, он что-нибудь придумает.
– Придумает, придумает, что он может придумать, паскудник! – ворчала мать. – Да и ты, девонька, хороша! О чем думала?
Лиза разрыдалась.
– Мамочка, родимая, прости, я поговорю с Колей, он меня любит, мы поженимся, – талдычила Лиза.
– Да ведь это по воде вилами писано – женится аль нет. А если откажется, опозоришь на всю деревню. Да если и свадьбу сыграем, легче не намного будет. Так или иначе, окровавленной простыни показать-то народу не сможем! Ведь не девкой замуж пойдешь! Деревенские измажут нам ворота дегтем! Стыд-то какой, срамота, – снова запричитала Дарья.
На следующий день Лизавета поговорила с Николаем. Он выслушал ее не перебивая, затаив дыхание, видно было, что он не ожидал такого поворота событий.
– Не знаю, как я скажу об этом родителям и как они к этому отнесутся. Я не отказываюсь жениться, я люблю тебя, но все это как-то неожиданно, прямо как снег на голову, – промямлил расстроенный Коля.
По натуре Коля был нерешительным человеком, но то, что он предложил ей чуть позже, поменяло Лизино представление о нем. Через несколько дней они встретились вновь, и он сообщил ей, что им лучше уехать.
– Куда? – испуганно спросила Лиза.
– Да я так думаю, подальше отсюда. Давай махнем в Петроград! (Так до 1924 года назывался Санкт-Петербург.)
– Кто нас там ждет, где мы будем жить? Ой, Коля, я боюсь, – заплакала она.
– Не бойся, дуреха, здесь нам все равно будет не слаще. Я механик. Устроюсь на работу. А первое время поживем у дядьки, моего крестного. Он хороший, примет. Родители соберут нам на дорогу харчей, да и денег немного дадут. Отец обещал.
– Я поговорю с мамой, а она с отцом. Дай бог все утрясется, – сказала Елизавета.
На том и порешили.
Лизина мать, красивая, статная, полная женщина с небесного цвета глазами и большой русой косой, аккуратно уложенной вокруг головы, была большой труженицей, хорошей хозяйкой и доброй, любящей матерью. Она немного побаивалась мужа, особенно когда тот был пьян. Старалась ему не прекословить ни в чем, дабы не будить в нем зверя. А тем более в такой щепетильной ситуации Дарья не знала, с какой стороны подступиться с разговором к мужу. Боялась его реакции. Муж Дарьи Степан, высокий широкоплечий кареглазый мужчина, любил выпить, как, впрочем, все мужики в деревне. Он был работящим, хозяйственным, но с тяжелым, вспыльчивым характером и иногда занимался рукоприкладством. Дарья со слезами на глазах как могла объяснила ему всю сложность ситуации. Степан долго молчал, недоуменно выпучив глаза, потом долго ругался, оголтело кричал, стучал кулаком по столу. Его бородатое багрово-красное лицо перекосилось от гнева, огромные руки сжались в кулаки, разъяренный, он схватил табурет и запустил им в открытое окно. Испуганная бледнолицая Дарья сидела на скамье тихо, словно мышка. Ее охватила нервная дрожь, в груди все клокотало, а померкшие, с безжизненным взглядом, застывшие глаза с ужасом смотрели на мужа.
«Только бы не прибил», – мелькнуло у нее в голове.
В волю накричавшись, Степан устало опустил свое огромное тело на табурет и в конце концов произнес:
– Не было печали, так черти накачали! Мать, зови паскудницу!
Дарья, всхлипывая и крестясь, пошла в другую комнату за дочерью.
– Повинись, детка, перед батькой, а я постараюсь не дать тебя в обиду, – шептала Дарья, боясь, что Елизавета попадет ему под горячую руку.
С заплаканным, припухшим лицом дочь, медленно волоча подкосившиеся от страха отцовского гнева ноги, вошла в комнату. Отец сидел на табуретке возле стола, и лицо его было чернее ночи.
– Ну что, Лизавета, делать будем? – к их удивлению, негромко спросил он.
– Папочка, родненький, прости Христа ради меня, дуру грешную, – взмолилась Лиза. – Мы любим друг друга, и Николай увезет меня отсюда в Петроград к его крестному. Мы не будем вам обузой. Только прости, не держи зла, я люблю вас, – как из пулемета выпалила Лиза и разрыдалась.
Сначала из уст отца последовала череда непристойных ругательств (смущать которыми не хотелось бы уважаемого читателя), а потом, помолчав немного и глубоко вздохнув, он произнес: «Скатертью дорожка!»
Так Лиза и Николай оказались в Петрограде (после смерти В. И. Ленина Петроград был переименован в Ленинград, затем в Санкт-Петербург), и для них началась новая, непривычная, суетливая жизнь в большом городе. Петроград удивил их своим размером и великолепием. Вечерами они любили гулять по городу, но особенно им нравились прогулки по набережной Невы.
После рождения ребенка, дочки Марии, у них появилась и своя комната в коммуналке, где еще, кроме них, было четверо соседей. Время шло. Когда Маша пошла в школу, Елизавету приняли на работу в загс, где она регистрировала браки. Домой приходила поздно, а Марийка с девяти лет уже умела «стряпать», как любил говорить ее отец.
B июне 1941 года грянула война. Началась эвакуация, но семья осталась в городе. Мария с ребятами тушила зажигательные снаряды на крыше дома, а Елизавету направили работать в милицию, присвоив ей звание младшего лейтенанта. Когда гитлеровцы подошли к городу, началась блокада Ленинграда. Жителям выдали карточки, по которым рабочим и инженерно-техническим работникам давали по четыреста граммов хлеба в сутки, а всем остальным – по двести. Люди умирали прямо на улицах. Трупы не успевали убирать. По городу бродили крысы. Однажды Елизавета видела, как целое полчище крыс пересекало трамвайные пути. Были случаи каннибализма. Крали детей. Однажды Елизавета пришла домой очень расстроенной, с заплаканным землистого цвета лицом.
– Что случилось? – спросил Николай. – На тебе лица нет.
– Сегодня у нас был рейд в одну квартиру, жильцы которой подозревались в краже ребенка. Ты и представить себе не можешь, что я видела!
Муж и дочь неподвижно сидели, затаив дыхание.
– Даже не знаю, как и сказать, – со слезами на глазах тихо прошептала Елизавета. – Я видела вареное человеческое мясо. Это было мясо украденного ребенка, – продолжала она. – Когда мы вошли в квартиру, на кухонной плите стояла большая кастрюля, в ней кипела вода, а в воде оказалось детское мясо, – плача, проговорила Лиза.
– Почему вы так решили? – недоуменно спросил Николай.
– Да потому, что в коридоре стоял большой сундук, а когда мы его отодвинули, то обнаружили кости ребенка. Эти садисты еще не успели их выбросить!
После рассказа матери впечатлительная Маша не смогла заснуть всю ночь: ей снились ужасы услышанной истории.
Но как бы ни было тяжело, а время шло своим чередом. Продолжавшаяся почти девятьсот дней (а если точнее, восемьсот семьдесят один день) блокада города на Неве была наконец прорвана 27 января 1944 года. Весной 1945 настал долгожданный День Победы. Разрушенный город постепенно восстанавливался. Началась мирная жизнь. Трудно даже представить, сколько страданий и горя выпало на долю этого поколения, сколько трудностей и лишений пришлось преодолеть. Но они выстояли и победили! В Великой Отечественной войне погибли миллионы человек! В День Победы все были настолько счастливы, что чужие люди прямо на улицах обнимали и целовали друг друга со слезами на глазах как самые близкие. Как тут не вспомнить слова песни «День Победы»:
Это праздник
С сединою на висках.
Это радость
Со слезами на глазах.
Сразу после окончания войны Маша на дне рождения подруги познакомилась с молодым красивым военным. Он был мичманом военно-морского флота и воевал на легендарном невском «пятачке» Невская Дубровка, откуда не многие вернулись живыми. Он проводил девушку домой, познакомился с родителями. Молодые люди стали встречаться. Оказалось, что Николай (тезка отца Маши) родом из Украины, его призвали на военную службу, и он остался на сверхсрочную. Стройный, подтянутый, с густыми черными вьющимися волосами, мичман приглянулся родителям, а Машенька в свои восемнадцать влюбилась в него по уши.
Николай стал часто бывать у них дома, приносить продукты, так как военным выдавали консервы и другой провиант. Вскоре он сделал Маше предложение и сказал, что перед свадьбой поедет проведать мать и сестру на Украине. Лицо Марии сияло от счастья, как начищенный самовар. Еще бы! После войны парней было днем с огнем не сыскать, сколько их полегло на полях сражений! А сколько вернулись инвалидами! А здесь молодой, здоровый, красивый – как же не влюбиться?! А еще Николай обладал красивым баритоном и играл на баяне. Он освоил баян, еще будучи мальчишкой. Николай рассказывал, что в селе его звали поиграть на свадьбах, ну и, конечно, угощали кто чем мог, а он все угощения приносил домой матери. У его мамы Варвары было шестеро ртов, мал мала меньше. А еще он рассказал историю, потрясшую до глубины души всю Машину семью. Оказывается, на то время, когда мать родила его, она стала вдовой. Поднимать шестерых детей в тяжелые послереволюционные годы одной было практически невозможно. Ее подруга, оказавшаяся в подобной ситуации, предложила ей свезти малюток в приют. Варвара долго не могла решиться на это, но в конце концов согласилась. Запеленав младенцев в теплые одеяльца, подруги положили их на подводу и сели сами. Назвать дорогу, по которой старая кобыла тащила телегу, дорогой – значило ничего не сказать. Это были сплошные колдобины и ямины. Уставшие, изможденные заботами и работой женщины кимарили во время пути. Вдруг Варвара вскрикнула:
– Ой, мамочки, боже мой, где же Никола?
Один сверток с ребенком исчез. Лошадь остановили и повернули назад. Варвара нашла своего мальчика на дороге.
– Слава господи, все в порядке!
Малыш был цел и невредим, наверное, потому, что был закутан во множество теплых тряпок и в сравнительно большое лоскутное одеяльце. Варвара прижала его к груди и, рыдая, проголосила:
– Родной ты мой, видно, не судьба тебе расти без меня, прости ты меня, золотце, за грех мой, за то, что я хотела сотворить с тобой, и ты, Господи, прости.
Так Никола-путешественник, как Николай называл себя позже, вернулся в отчий дом.
Вскоре после сделанного Маше предложения молодой человек уехал на Украину проведать мать и сестру, пообещав вернуться через месяц и привезти гостинцев, а для Марии начались тяжелые дни ожидания. Прошел месяц, минул второй, подходил к концу третий, а Николая все не было. Мария исплакала все глаза, но от любимого не было никакой весточки. Она открылась матери, что чувствует себя неважно: похоже, что беременна. Сначала Мария не хотела в это верить, потому как они провели ночь вместе всего один раз, перед его отъездом. Она его очень любила и была счастлива от предложения выйти за него замуж, верила ему без всякой тени сомнения, а теперь не знала, что делать. Мама переживала вместе с ней, да и отец тоже. Они прекрасно помнили свою молодость и не винили дочку.
От Николая не было никакой весточки, и на семейном совете решили сделать аборт. Решить-то решили, но как? Ведь в послевоенные сталинские годы аборты были запрещены. За это сажали в тюрьму! Причем виноватыми считались две стороны: женщина, которая сделала аборт, и тот, кто этот аборт делал. Через знакомых нашли бабку, у которой побывала не одна женщина, и отправились к ней. Бабка помучила Машу изрядно и сказала, что вскоре плод должен выйти. Елизавета привезла дочку домой. Вот тут-то все и началось: озноб, температура, дикие боли. Шли часы, а Марии становилось все хуже и хуже. Лиза была в отчаянии, плакала, сидя у кровати дочери, и не знала, что делать. Пришла соседка по квартире и посоветовала срочно вызвать скорую помощь.
– Лиза, ничего не бойся, ведь если не вызовешь скорую, ты потеряешь дочь! Что может быть ужаснее этого! – со слезами в голосе прокричала она.
Набрали номер скорой помощи, сказав, что открылось кровотечение. Приехали довольно быстро. Когда позвонили в дверь, соседка побежала открывать. И именно в тот самый момент Мария вскрикнула от резкой боли и появился мертвый плод. Лиза недолго думая быстро схватила его (это был мальчик) и бросила в медный тазик, стоявший под кроватью. Дверь в комнату отворилась, и вошли медицинские работники. Врач расспрашивал Елизавету, что случилось, и та, скрыв реальные события, сказала, что у дочери началось кровотечение. Чувствовалось, что врач не очень-то ей верит, он спросил у Маши, так ли это было на самом деле и не предпринимала ли она попытки сделать аборт. Девушка подтвердила слова матери. Скорая доставила Марию в больницу, она была на волосок от смерти, но, к великому счастью, ее жизнь была спасена.
Впоследствии уже бабушка Лиза рассказала взрослой внучке эту печальную историю, и, думается, неспроста. Она всегда называла женщин мученицами и, скорей всего, хотела, чтобы внучка не повторила ошибку матери, слепо доверяясь парням. Да и Мария всегда говорила дочке: «Гулять-то гуляй, но голову не теряй!»
Прошел год. Однажды вечером в дверь позвонили. Отец Марии открыл дверь и замер от неожиданности: на пороге с большим чемоданом и с цветами в руках стоял Николай. Отец Марии не знал, что и сказать. Первым заговорил Николай:
– Здравствуйте, вот я и вернулся, а Мария дома?
– Да где ж ей еще быть? – мрачно буркнул отец. – Ну проходи, коль пришел.
Когда они вошли в просторную комнату с большим столом посередине, за которым сидела Мария, наступила гробовая тишина. Маша смотрела на любимого удивленно-счастливыми глазами и с открытым ртом.
– Здравствуйте, – смущенно и неуверенно вымолвил он. – Я вернулся, моя хорошая, прости за долгое молчание, да и вы, тетя Лиза и дядя Коля, простите.
Сели вокруг стола, и Николай начал: «Когда я прибыл на родину, мать и сестра очень обрадовались, не могли наглядеться на меня. Я помогал им по хозяйству и сказал, что обещал через месяц вернуться в Ленинград к любимой девушке. Сказал, что хочу жениться. Мать заплакала, сестра запричитала.
– Зачем тебе москалька (как они называли русских), у нас столько гарных дивчин, выбирай любую! Останешься здесь, и нам будет веселее, мы так соскучились.
На меня нашло какое-то помутнение, не знаю, как это вышло. Они пытались сватать мне невест, но, так или иначе, я не смог забыть Машу. И вот я здесь. В общем, Маша, если можешь, прости, если еще любишь, выходи за меня. И вы, тетя Лиза и дядя Коля, простите».
Маша не могла скрыть своей радости, и этого нельзя было не заметить.
– Ну что ж, – произнес дядя Коля, – надо отпраздновать возвращение блудного сына!
– Конечно же! Я вот тут гостинцев вам привез и горилки привез, мамка сама делала, чистой воды слеза. Вам обязательно понравится. Сало домашнее и колбаски тоже очень вкусные.
Елизавета накрыла на стол, и гостинцы пригодились. Рассказали Николаю о пережитом в связи с Машиной беременностью.
– Ну да дело прошлое, – сказала Лизавета, – нечего раны бередить.
Вскоре сыграли свадьбу. Дома. Среди приглашенных были только родственники и близкие друзья, да и неудивительно: послевоенные годы, простая рабочая семья, потерявшая все во время войны. Нет, было бы неправильно сказать «все». Это касалось только материальных ценностей. Любовь к жизни, друг к другу, умение выстоять, не согнуться, бороться и победить, доверие к людям и умение прощать они пронесли через всю их тяжелую, полную страданий жизнь.
Но и на этом испытания не закончились. Радость победы и свадьбы дочери была омрачена трагическим событием. Вскоре после свадьбы семью настигло несчастье: от прободения язвы желудка умер отец Марии. Сказались блокадные годы.
Молодые жили вместе с Лизаветой в одной комнате. Николай мечтал о сыне. Вскоре Маша забеременела и, к великому сожалению мужа, родила дочь. Когда он узнал, что это девочка, то выглядел не очень-то радостным, скорее даже огорченным, ведь его мечты не осуществились. Теща его успокоила: «Так ведь девочки тоже деточки!» Через четыре года появился на свет второй ребенок. И опять ожидания Николая не оправдались! Он очень любил старшую дочь, но хотел сына и, казалось, не был рад рождению второй дочери. А Мария сказала: «Это тебя, Коленька, Бог наказал за потерю нашего первенца».
Коля любил девочек и называл их своими красавицами, но особенной любовью пользовалась младшенькая, Аленка. Она была полной противоположностью Татьяне, старшей дочери. Конечно, внешне они имели небольшое сходство, и обе любили музыку и петь. Воспитанием дочек занимались женщины. Николай поздно приходил со службы, но по выходным дням он любил гулять с девочками: возил на санках, учил кататься на коньках. Летом семья снимала комнату в пригороде Ленинграда, чтобы дети набирались сил на свежем воздухе.
Аленка любила рассказывать стихи, и, поскольку разница с сестрой была в четыре года, она знала наизусть все стихи школьной программы, которые учила Татьяна. Когда бабушка вместе с Аленкой встречала старшую сестру из школы, Аленка всегда подбегала к Александре Федоровне, учительнице сестры, и просила послушать очередное стихотворение. А однажды маленькая Аленка поделилась своим:
Плывет Чапаев по реке,
И пули свищут мимо.
Плывет Чапаев, наш герой,
Отважный и любимый.
Поскольку Аленка не могла долго усидеть на одном месте, родители говорили, что у нее шило в одном месте. В раннем детстве она часто ходила со сбитыми коленками. Рабочие прокладывали кабель и проделали довольно широкую канаву, взломав асфальт отбойным молотком. Мальчишки и девчонки соревновались, кто сможет ее перепрыгнуть. Перепрыгнув канаву, Аленка серьезно поранила колено. Она знала, что родители будут ругаться, поэтому до их прихода Татьяна обработала ей рану, перевязала, и Аленка легла в кровать. Когда пришли родители, она сказала, что неважно себя чувствует, но не тут-то было. Зная шуструю Аленку, они все поняли и вовремя отвезли ее в травматологический пункт. А однажды ее вместе с другими девчонками облила машина, поливающая улицы.
В общем, скучным детство не было.
Обе сестры любили музыку, петь и танцевать, но Татьяна обладала более сильным голосом и пела лучше, а Аленка лучше танцевала. Иногда гости просили их спеть вместе. А дядя Миша, крестный Аленки, всегда пророчил Татьяне будущее певицы. Он сравнивал ее с известной, популярной певицей Майей Кристалинской и утверждал, что Татьяна поет гораздо лучше.
В остальном же сестры были полной противоположностью друг друга. Татьяна, с черными как смоль густыми прямыми волосами и огромными темно-карими глазами, была медлительной, неразговорчивой, довольно замкнутой.
Аленка же имела вьющиеся русые волосы, светло-карие глаза с длинными, загибающимися кверху ресницами. Она обладала очень общительным, открытым, веселым характером. Очень разговорчивая, приветливая, эмоциональная, шустрая, любительница посмеяться, а еще Аленка была очень жалостливой.
Вскоре у семьи появилась еще одна маленькая восьмиметровая комнатушка, вход в которую был прямо с кухни. Не ахти какое улучшение жилищных условий, но семья была благодарна судьбе и за это. Жили молодые неплохо. Муж Мариюшки, как называла дочь Елизавета, был хорошим семьянином: любил детей, жену, хорошо относился к теще, все деньги приносил в дом. Но было одно но, которое осложняло их отношения: властный, крутой, своенравный характер Николая.
Мать успокаивала Марию:
– Не бери в голову, детка, перемелется – мука будет. Уступи, не перечь, будь умнее, а то, не приведи господь, попадешь под горячую руку – себе же хуже сделаешь. Характер-то у него хохляцкий: раздражительный, резкий, неуравновешенный. Так он еще и военный, а это значит – привык командовать.
– Всяк молодец на свой образец, – добавила Мария.
Елизавета продолжала:
– Знаешь, Машенька, сколько молодых девушек мечтают о замужестве, да женихов на всех-то не хватает. А Коля у тебя и деньги хорошие зарабатывает, семью любит, все в дом тащит, а еще и красавец какой, прямо из-под ручки посмотреть. Женщины заглядываются на него! Моя хорошая, всего-то не выберешь, надо быть терпимой, деток растить. Ведь как в пословице говорится: «Терпи, казак, атаманом будешь!» А это, доченька, народная мудрость, с ней не поспоришь.
И Маша старалась изо всех сил следовать советам матери.
«Конечно, мамочка права», – размышляла она, но от этого ей не становилось намного легче.
Мария была женщиной небольшого роста, миниатюрной, с выразительными бархатисто-карими глазами, прямым носом и аккуратным маленьким ротиком. Шустрая, жизнерадостная, веселая, очень подвижная, общительная и дружелюбная, она обладала спокойным, уравновешенным, сдержанным и сговорчивым характером. Ее покладистый характер позволял ей избегать конфликтов, разрешать их мирным путем. Но тем не менее ей не всегда удавалось обходить острые жизненные углы стороной в отношениях с мужем. Порой она спорила с Николаем, ей не нравилась его категоричность по отношению к другим, а иногда излишняя прямолинейность. Он любил поругивать молодежь, считал, что они не уважают ветеранов, и был нетерпим к молодым людям, не уступающим место ветеранам в транспорте. Замечания делал всегда в резкой, а то и грубой форме, и Мария не любила ездить с ним в общественном транспорте. Как Мария ни уговаривала его быть тактичнее и держать себя в руках, ничего изменить в поведении мужа она так и не смогла.
Бабушка Лиза души не чаяла во внучках, и они отвечали взаимностью. Елизавета любила Пушкина и знала много его стихов. Младшая внучка заучивала их со слов бабушки, так быстрее запоминалось. Сокровенными тайнами она делилась с бабулей: кто ей нравился в классе, кто записку любовную ей написал, кто в кино пригласил… Елизавета любила молодежь и всегда находила с ней общий язык. Когда заходили ребята из класса, она встречала их с улыбкой и старалась чем-нибудь угостить. У нее всегда находились какие-нибудь шутки да прибаутки. Ребята всегда говорили: «Какая у тебя замечательная бабушка!» Бабушка Лиза знала много пословиц и поговорок. К примеру, когда внучки приходили вечером со свиданий и говорили, что голодны, она вторила, улыбаясь: «Цыганский сын гуляньем сыт». Любила поучать внучек насчет парней: «Не тот хорош, кто лицом пригож, а тот хорош, кто для дела гож» или «С лица не воду пить». Бабушке Лизе очень нравился Саша, одноклассник младшей внучки Аленки. Как-то внучка спросила ее почему. Ответ был кратким: «Видно сокола по полету».
А теперь немного об Алене и Александре.
Все началось в девятом классе. Многим, возможно, поверить трудно, но, как мы знаем, бывают в жизни исключения.
«Нет, я должен заставить не стучать так часто мое сердце», – пытался внушить он себе, но, как ни старался, ничего не получалось. Александр, так звали нашего героя, был влюблен и чувствовал, что его любовь была безответной. Ребята в классе замечали его, мягко говоря, неравнодушие к однокласснице Леле (так он любил называть Алену), но с ее стороны он чувствовал только дружеское отношение.
Кто-то улыбнется, кто-то удивится, кто-то не поверит, многим покажется странным, но в десятом классе Александр сделал Леле предложение выйти за него замуж, как только им исполнится восемнадцать лет, и даже объяснил, где они смогут жить: у его родителей была однокомнатная квартира, которую сдавали. Он смотрел влюбленными глазами на Аленку и ждал ответа. Она, улыбнувшись, сказала:
– Ты бы, Саша, сначала бросил курить, у нас в семье нет курильщиков, и я не выношу табачного дыма.
– Да хоть сейчас, если ты так хочешь!
Алена не очень-то поверила, но, к ее удивлению, он сдержал обещание.
Девчонке это польстило. Сказать по правде, парень ей нравился: тактичный по отношению к одноклассницам, прилежный ученик, умеет держать обещания, серьезный, девчонкам из класса нравился, а выбор пал на нее. Алена была рада дружбе с ним, но не более того. Она нравилась многим парням, что придавало эмоциональный подъем ее настроению, гордость и уверенность в себе, но Алена не была зазнайкой, а отличалась общительностью, дружелюбием, доброжелательностью, веселым нравом и хорошей успеваемостью. А еще Алена была подсказчицей, уж очень любила подсказывать, если отвечающий у доски мямлил с ответом. Конечно, учителя ругали ее за это, но сдержаться ей было слишком тяжело, видимо, то шило в одном месте, о котором говорила ее мама, давало о себе знать и на уроках.
На выпускном вечере Санек подарил Алене на память очень красивую, словно живую, из тончайшего фарфора красную розу, объяснив, что при легком ударе деревянной палочкой изделие из фарфора издает характерный высокий чистый звук; а еще он тихонечко напел ей свою любимую песню:
Никто тебя не любит так, как я,
Никто не приголубит так, как я,
Никто не поцелует так, как я,
Любимая, хорошая моя!
(В. Власов)
После окончания школы они виделись редко: сначала институт, а потом Санька забрали в армию. Алена познакомилась с курсантом, влюбилась и в восемнадцать вышла замуж.
Закончив службу в десантных войсках, Александр поступил в Высшее летное училище, по окончании которого был отправлен на войну в Чечню; ребята из класса знали об этом. Многие годы о нем ничего не было слышно. Первый раз друзья увиделись в школе на праздновании десятилетия окончания школы. Когда он появился на вечере-встрече, то почувствовал на себе любопытные взгляды товарищей. Александр выглядел старше своих одноклассников: на лице были заметны следы рубцов, некогда каштановые волосы посеребрились сединой, а взгляд был глубокий, проницательный и напряженный. Друзьям хотелось знать, какие испытания достались на его долю. Александр, не вдаваясь в подробности, коротко рассказал всем собравшимся о случившемся с ним за эти годы. Слушать было нелегко, слишком трагична была история: его самолет был подбит, а он был ранен и оказался в чеченском плену. Александр просидел в яме почти два года. Он рассказал, что с пленными обращались хуже, чем со скотом: морили голодом, издевались, избивали, многие умирали, не выдержав мучений, другие были расстреляны; даже ребята с крепкой психикой не выносили пыток, и многие сходили с ума.
– Они отрезали нашему товарищу уши, затем живьем закопали в землю и заставили нас смотреть на этот садизм. – Скулы Александра напряглись, на них заходили желваки злости, а глаза наполнялись слезами.
Воцарилась гробовая тишина.
– А еще мы завидовали ребятам на Родине, – продолжал он, – они имели возможность наслаждаться жизнью: быть с семьями, встречаться с девушками, ходить в рестораны, на дискотеки, посещать театры и кинотеатры, а у нас там были другие «развлечения»: свист пуль, унижения и пытки подонков и отморозков, которым доставляло удовольствие издеваться и убивать. Мне с товарищами повезло: освободили наши солдаты. Ребята, пожалуйста, не спрашивайте ничего, мне больно это вспоминать, я борюсь сам с собой, пытаясь забыть те годы, как кошмарный сон, и не сойти с ума от преследующих меня по ночам воспоминаний.
– И то верно, не будем больше о грустном, – разрядил напряженную обстановку Виктор, весельчак и балагур. – Давайте о хорошем. Я предлагаю тост за Александра! Александр, – обратился к нему его друг Виктор, – желаю тебе поскорее забыть тот чеченский кошмар, а мы все постараемся тебе помочь это сделать. В общем,
Когда приходит грусть – ты ей не верь –
Она уйдет, войдя в другую дверь (Ирина Лисовская).
Желаю тебе океан счастья, отменного здоровья и кавказского долголетия!
Александр был тронут теплыми словами и поддержкой друзей.
– Спасибо, ребята, за такой тост грех не выпить!
Алене было искренне жалко этого сильного, мужественного человека за то, что на его долю выпало столько бед и страданий. Она понимала, что ад войны оставил неизгладимый след в душе каждого воина, кровоточащую рану, ожесточил сердца. Требовалось много времени на восстановление организма и раненой, искалеченной психики. Ей очень хотелось обнять его, поцеловать и сказать добрые, ласковые слова, но, чувствуя его все еще сохранившиеся чувства к ней, она боялась быть неправильно понятой.
Вечер встречи подошел к концу. Санек решил проводить Алену домой. Медленно шли к станции метро, и он поведал ей еще одну историю:
– Когда в армии я получил письмо от Наташки (одноклассница) с известием о твоем замужестве, мне не хотелось жить. Спасибо ребятам – вовремя вытащили из петли.
– Саня, миленький, да разве ж так можно – лишить себя самого дорогого на свете!
– Тогда думалось только об одном: я потерял тебя навсегда. Теперь я понял: что не убьет тебя, сделает тебя сильнее. Я и сейчас тебя люблю, но ты счастлива в браке, я женат, у меня жена, у тебя и у меня дети. Я просто хочу, чтобы ты знала: у меня с самого начала было серьезное, настоящее чувство… А ты еще хранишь мою розу? – неожиданно спросил он.
– Не обижайся, я нечаянно разбила ее, когда решила помыть.
– Вот видишь, роза разбилась, а моя любовь жива, потому что роза из нежного, хрупкого стекла, искусственная, а моя любовь настоящая, – печально улыбаясь, сказал он.
В глубине души Алену мучило чувство вины за причиненные ему страдания, за то, что она не могла ответить взаимностью и даже не сохранила его подарок.
Одноклассники собирались на вечера встречи каждый год у кого-либо на квартире или в ресторане. Сорокалетие окончания школы отметили в одном из лучших петербургских ресторанов «Тройка», где насладились представлением – знаменитым шоу-варьете. Алена с радостью посещала вечера встречи и ловила себя на мысли, что хочет встретиться с Александром, услышать его голос, увидеть его радостные, светящиеся каким-то ребячьим блеском глаза, почувствовать влечение к ней, узнать, что он все еще неравнодушен к ней. В ресторане было шумно и весело. На встречу пришли двадцать пять человек. Подвыпившие одноклассники общались шумно, произносили тосты, вспоминали молодость, курьезные истории, учителей, обнимались, целовались. Из-за стола поднялся Александр, тихонько постучал ножиком по бокалу, пытаясь угомонить собравшихся, и в конце концов, не без труда, ему удалось добиться тишины.
– Мальчишки и девчонки, надеюсь, никто не обиделся за мою фамильярность.
Сидевшие за столом выкрикивали:
– Да ты чего, конечно же, нет.
– Санек, так мы ж все еще молодые!
Александр поднял руку, призывая к тишине, и произнес:
– Мы встретились и словно с детством повстречались. Нас связывают прекрасные воспоминания из беззаботной школьной жизни, незабываемые воспоминания о первой чистой школьной любви. Хочу выпить за наших восхитительных девчонок, за воплощение желаний, за то, чтобы наши сердца не покидала молодость!
Он с улыбкой посмотрел на Алену, протянул руку с бокалом в ее сторону и поцеловал ее в щеку. Александр выглядел в тот вечер очень счастливым, и она была искренне рада за него.
Громогласные крики «ура» и звон бокалов, радостный смех и объятия подвыпивших счастливых друзей создавали ощущение приятной, чарующей, праздничной атмосферы.
Вечер закончился. Друзья стали прощаться, что заняло немало времени. Александр поймал такси и доставил Алену до дома, где ее ждал муж. Он обнял ее, крепко прижал к себе и, поцеловав, прошептал: «Люблю». В тот вечер она вновь почувствовала себя молоденькой девчонкой, ведь так важно для женщины слышать это чарующее слово «люблю» и знать, что любят.
Первая любовь – это прекрасное, светлое чувство, время пробуждения наших эмоций и чувств. Душа просыпается, словно природа весной, когда на деревьях появляются молодые побеги и листочки, распускаются цветы, источая приятный аромат; время, когда душа наполняется нежностью и теплом. Это чистое, словно прозрачные воды горного ручья, чувство первой любви делает окружающий мир прекрасным, создавая порой иллюзию идеальности любимого человека. И хотя не каждому удается пронести это яркое чувство первой любви через всю жизнь, оно остается в памяти. Чем старше мы становимся, тем чаще мысленно возвращаемся в наши молодые годы и с умилением вспоминаем это неповторимое чувство первой любви. Нет ничего более запоминающегося в жизни, чем первая любовь.
Бабуля оказалась права: жизнь подтвердила правильность ее мнения насчет Александра.
Однажды вечером Валентина, соседка по квартире, вернувшись с работы домой, сообщила Маше:
– Маруся, а я видела твоего Николая в обществе женщины.
– Ну и что ты этим хочешь сказать? – спросила Мария.
– Да так, ничего особенного, шли под ручку и улыбались. Я постаралась не попасться им на глаза, – продолжила соседка.
Маша нервничала, но собралась и ответила:
– Ну что ж, Николай – видный мужчина, нравится женщинам, и я горжусь, ведь муж-то он мой, а нравиться не запретишь.
Войдя в комнату, Маша заплакала, а когда Елизавета вернулась с работы, рассказала о разговоре с соседкой.
– Вот люди, дай только посплетничать. Не обращай на нее внимания, это она от зависти тебе наплела, саму-то никто замуж не берет, – старалась она успокоить дочь. – На каждый роток не накинешь платок.
– Не думаю, – ответила Мария. – Он интересный мужчина, а значит, нравится женщинам. Глядишь – и уведет какая-нибудь краля.
– Да что ты такое говоришь, дуреха! Даже если какая и захочет – не уйдет, он любит семью. А если и погуляет, так постарайся закрыть на это глаза. Не смылится! Все они, кобели, рано или поздно начинают ходить налево. Мой тебе совет: встреть его как ни в чем не бывало, как будто ты ничего не знаешь. Надо жить с надеждой на лучшее. Перемелется – мука будет. Жизнь, она, как зебра, полосатая, и если сегодня плохо, завтра обязательно будет хорошо, – ласково улыбаясь, молвила Елизавета. – Всегда надо надеяться на лучшее. Без надежды – что без одежды: и в теплую погоду замерзнешь! – добавила она.
Мария очень любила мужа, подлаживалась к его характеру, на многие вещи старалась закрывать глаза и всегда надеялась на лучшее, но как поется в ее любимой песне:
Каким ты был, таким остался,
Орел степной, казак лихой.
Каким ты был, таким ты и остался,
Но ты и дорог мне такой.
Елизавета говорила дочке: «Поживем – увидим. Время покажет». И время показало. Николай всю жизнь погуливал от Марии. Она никогда не следила за ним, и у нее не было этому прямых доказательств, но, как и каждая любящая женщина, она чувствовала сердцем. Мария и Николай прожили вместе почти пятьдесят лет: вырастили дочек, трех внуков и дождались двух правнуков. Маша умерла первой в шестьдесят девять лет, а Николай, хотя и был старше, пережил ее и умер в девяносто.
Так закончилась история жизни Марии и Николая.
В отношениях мужа и жены всякое бывает, не зря говорят: жизнь прожить – не поле перейти. Каждая семья счастлива или нет по-своему, и как правильно заметил поэт М. Танич:
Кто ошибется, кто угадает –
Разное счастье нам выпадает.
Счастье – такая трудная штука:
То дальнозорко, то близоруко.
Часто простое кажется вздорным,
Черное – белым, белое – черным.
Мария и Николай любили друг друга, любили сердцем и разумом, долгое время притирались друг к другу, ссорились и мирились, выстраивали семейные отношения и сумели сохранить семью. И кто знает, может быть, где-то там, с небес, Николай и Мария, как ангелы-хранители, наблюдают за их детьми, внуками и правнуками, оберегая их от невзгод и напастей.
Часть 2. Казалось, счастье будет вечным, или Дальнейшая судьба Аленки
Каждая женщина рано или поздно задает себе вопрос: «Счастлива ли я?» – и не может однозначно ответить. Жизнь ведь она как длинная дорога – местами ровная и гладкая, местами волнистая, ухабистая, порой с крутыми поворотами, а то и с колдобинами да бампами.
Первая встреча, радостные свидания, замужество, счастливая совместная жизнь в любви и взаимопонимании, рождение детей и… развод. Вполне банально, потому что таких примеров множество. После более чем тридцати восьми лет счастливой совместной жизни взять да и развестись?! Не каждый на это решится, а это и значит, что должны быть на то веские или, как принято говорить у следователей, отягчающие обстоятельства. Почему же все-таки так произошло?
Они встретились на танцах в Нахимовском военно-морском училище (создано в 1944 году, носит имя русского флотоводца адмирала Павла Степановича Нахимова, героя Крымской войны 1853–1856 гг.). Девочка Аленка училась в десятом «Б» классе, а мальчишки из одиннадцатого класса пришли пригласить девочек к ним на танцы в субботний вечер. Как же девчонки были рады!
Портниха Валя сшила для Аленки сногсшибательное, как считала Алена, темно-синее платье со встречной складкой посередине, расшитой белым, сияющим, как звезды на ночном темном небе, бисером. Большой бант на вершине складки выглядел как птица с распростертыми крыльями. Платье было коротким и расширялось книзу, словно колокольчик, как тогда было модно. Спасибо мамочке, которая, во многом отказывая себе, заказала это платье. Времена-то были не из легких, но Аленкина мама старалась, чтобы дочки были одеты не хуже других. Правда, первое время к Аленке все переходило от ее старшей сестры. Первое платье, сшитое специально для Алены, она надела только в седьмом классе и прыгала от счастья! А потом мама старалась к каждому празднику заказать портнихе новое платьице для нее, конечно, из недорогих отрезов. Портниха Валя была большой фантазеркой с золотыми руками, и на школьных вечерах Аленка чувствовала завистливые взгляды девчонок. (Тогда она, в силу ее возраста, не могла оценить материнскую заботу, но с рождением своих детей, возвращаясь памятью в те далекие годы, она испытывала огромное чувство благодарности и любви к своей мамуле Марии.)
А однажды мама – ее материнское сердце – спасла ее от насильника. После окончания школы к Аленке приехали школьные подруги Людмила и Оля. У родителей в это время были гости: двоюродная сестра матери с мужем. Пообщавшись, Алена решила проводить подруг до метро. Было пять часов дня, май месяц – время белых ночей. Она зашла в подъезд и даже не заметила, как за ней тихо последовал юноша. Дело в том, что в доме подъезды имели два входа: один с улицы, другой со двора. Когда подошел лифт, парень зашел вместе с ней, подождал, когда она нажмет нужный ей этаж, но не нажал кнопку своего этажа. Она почувствовала неладное. Лифт остановился, и она побежала к двери, но позвонить не успела. Он закрыл ей рот ладонью, пытаясь тащить ее к чердаку, но она успела крикнуть только два раза: «Мама, мама!» Дверь квартиры распахнулась. Парень стремглав бросился вниз. Ее спасла мама. Была теплая погода, окна открыты, а мама именно в это время оказалась на кухне: пришла взять горячее блюдо для стола. Она узнала голос дочери. Отец позвонил в милицию и сам вместе с ними облазил подвал и чердак, но, увы, насильника и след простыл. Лицо Аленки со вспухшими губами было все испачкано сажей, она долго не могла прийти в себя от испуга, но все были рады, что не случилось более страшного. Спасибо мамочке.
Длинные вьющиеся волосы золотисто-пепельного цвета, черные длинные реснички, стройные прямые ножки в белых туфельках – девчонка семнадцати лет с белоснежной, сверкающей улыбкой выглядела как куколка. На вечер Аленка шла – вся такая гордая и радостная – к одному из приглашавших мальчишек – Ленечке, обаятельному парню с большими голубыми глазами и длиннющими ресницами. Он обещал ждать ее у входа. Конечно же, она в основном танцевала с Ленечкой, но и другие мальчики спрашивали разрешения потанцевать с ней.
Ее счастью не было предела, и не только потому, что она пользовалась успехом, просто она не представляла себе жизни без музыки и танцев! Надо отметить, что танцевала она отлично, чувствуя музыку и двигаясь грациозно. Не без удовольствия замечала она на себе взоры ребят и завистливых девчонок. Курсант по имени Анатолий, очень худенький, с вьющимися волосами мальчишка, пригласил ее на танец. Он что-то говорил, беспрестанно улыбался, а в конце танца объявил: «Алена, а ты мне очень понравилась», но тут подошел Ленечка, чтобы пригласить ее на танец, который был на тот вечер последним, и предложить проводить Аленку домой. Тихий и скромный Ленечка почти всю дорогу молчал. На прощание он попросил разрешения поцеловать ее в щечку. После этого вечера он звонил Аленке несколько раз, но встретиться у них как-то не получалось.
Был конец мая 1969 года. Аленке предстояло поступление в институт, а ребятам из Нахимовского – распределение в высшие военные училища. Чтобы поступить на дневное отделение, ей было необходимо набрать двадцать баллов по четырем предметам, но Аленка не прошла по конкурсу (восемь человек на место). Как же она плакала и переживала! Ведь не хватило только одного балла! Но потом оказалось, что вечерний – это и к лучшему.
Отец устроил дочку работать в Высшее военно-морское инженерное училище имени Ф. Э. Дзержинского (основано императором Павлом I (правнуком Петра I) в 1798 году как Училище корабельной архитектуры).
На дворе стоял сентябрь. Аленка подошла к КПП и предъявила свой пропуск, чтобы пройти на работу, но один из курсантов, шутя, грозился не пропустить. Он сказал, смеясь:
– Девушка, а ведь мы с вами встречались!
– Что-то я не помню такого, – ответила она, улыбаясь.
– Так ведь пока не вспомните, мы вас и не пропустим.
Их было двое. Один щупленький, невысокий, тихий, а другой даже совсем наоборот – высокий, крупный и с командирским голосом. Первый напомнил ей, что однажды танцевал с ней в Нахимовском, а впоследствии выяснилось, что оба парня знают ее отца. Завязалась дружба. Аленка чувствовала, что нравится обоим. Когда родители отмечали ее восемнадцатилетие, Аленка пригласила подружек-одноклассниц и курсантов, ведь подруги тоже хотели познакомиться с военными! Анатолий, так звали худенького парнишку, смотрел на Аленку влюбленными глазами и выглядел очень растерянным. Ведь каждый из ребят хотел потанцевать с именинницей, и они наперебой приглашали ее. Она же была на седьмом небе от счастья: цветы, внимание ребят, тосты в ее честь, немного шампанского, вкусная еда (спасибо мамочке-мастерице), веселые друзья вокруг стола. Вечером именинница пошла провожать гостей. Саша, так звали парня, который подарил букет белых хризантем, не отходил от Аленки ни на шаг, а Анатолий шел сзади и бросал им в спину снежки. Дошли до метро, стали прощаться, Саша вдруг и говорит:
– Надо же такому случиться! Вот дурья башка! Я же дипломат забыл! Придется возвращаться, да заодно и тебя провожу.
Анатолий спал с лица. Он тоже хотел ее проводить, но его опередили.
Александр был красивым, но Аленке он не понравился, уж очень наглый: когда прощались, полез целоваться.
Аленку встретила любимая бабуля, седовласая, с благородным и добрым лицом пожилая женщина.
– Ну что, вернулась, гулена, а то уж я начала беспокоиться. Да ты, я вижу, не одна.
– Бабуля, Сашок забыл свой дипломат в коридоре.
У бабушки появилась улыбка на лице.
– Ну что ж, он в целости и сохранности.
Бабуля догадалась, что Санек специально забыл свой дипломат, чтобы появилась возможность именно ему проводить Аленку домой. Когда он, вежливо попрощавшись, ушел, бабушка Лиза поцеловала именинницу и неожиданно объявила:
– А ведь я знаю, кто в тебя по уши влюблен!
– Эка невидаль! Я тоже догадываюсь. Сашка, кто ж еще!
– А вот и нет.
– И кто же? – с любопытством спросила внучка.
– Кто, кто… Какая ты у меня глупенькая! Да ведь это же Анатолий, а остальным ты просто очень нравишься.
– И с чего это ты взяла?
– Так у меня-то, в отличие от тебя, было время заметить, какими влюбленно-печальными глазами он смотрел на тебя, когда ты танцевала с кем-то другим! Тебе-то ведь, моя хорошая, было не до этого. Ты вся светилась от счастья – как же иначе-то, ведь такое внимание! Да и понравился он мне больше других: не потому, что красивый, – он так себе, обыкновенный паренек, – а потому, что застенчивый такой, скромный и глаза у него добрые и честные.
На следующий день Анатолий позвонил рано утром и грустным голосом попросил разрешения приехать.
– Конечно, приезжай!
– Спасибо, уже бегу! – со счастливыми нотками в голосе прокричал он в трубку.
Аленка стремглав помчалась к зеркалу приводить себя в порядок, который включал в себя не только смену пестренького сатинового халатика, но обязательную подводку глаз и покраску ресничек. Звонок в дверь коммуналки прозвучал где-то через час. Она, опередив любопытную соседку по квартире, подбежала к массивной двери и распахнула ее настежь. На пороге стоял весь светящийся от счастья, с букетом гвоздик, Анатолий.
Все закрутилось очень быстро. Почти каждый день они встречались в училище. Неизвестно, как Анатолию удавалось, но он старался утром хоть на минутку увидеть Аленку до начала занятий, а иногда заскакивал на переменке. В увольнение он заезжал к ней домой, они ходили в кино или просто гуляли, а дома их всегда ждал вкусный ужин. Родители и бабуля были очень гостеприимными и всегда потчевали гостей, а к Анатолию относились как к сыну и, как ей казалось, с жалостью, так как его родители жили очень далеко и никогда не присылали ему гостинцев или денег. Конечно, в училище кормили неплохо, но разве сравнить с домашней едой, приготовленной Аленкиной мамой! Гости всегда восхищались ее кухней: будь то ароматный украинский борщ, курица или свиная ножка с румяной, золотистой корочкой, запеченные в духовке, прозрачное заливное из осетрины или винегрет. А уж о пирогах и говорить не приходится! Это были не пироги, а произведение кулинарного искусства.
Однажды вечером Аленка с Анатолием гуляли, держась за руки, рядом с ее школой, и вдруг он чмокнул ее в щечку, а потом, как будто чего-то испугавшись, быстренько отпрянул назад. Аленка стояла с изумленно открытыми глазами, но потом осмелилась спросить:
– А ты чего так отскочил? Чего так испугался?
Ответ был прост.
– Боялся получить от тебя пощечину, – улыбаясь, ответил смущенный Анатолий.
Через неделю после Аленкиного дня рождения Анатолий передал ей письмо – признание в любви: «Сейчас тихо-тихо в классе: все занимаются, а я сижу и думаю, вспоминаю тебя. Скорей бы завтра, когда я смогу увидеть тебя и сказать «здравствуй». С завтрашним днем опять будешь ты! Мне так хочется сказать тебе очень важные слова, но как трудно произнести всего три слова, таких простых и таких сложных, которые ты хранил, берег как реликвию для одного человека, – волшебные слова: «Я люблю тебя». Вспомнились есенинские строки:
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлого не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
Аленка, мне грустно, когда тебя нет рядом, мне даже страшно думать о том, что ты когда-нибудь скажешь «прощай». А как мне хотелось видеть тебя восьмого утром. Если бы это было в моих силах, я купил бы все цветы и преподнес их тебе! Когда я ехал к тебе, я улыбался всем в электричке и бежал от метро до твоего дома. А дядя Коля в тот вечер сказал, что любит тебя больше всех на свете и доверяет мне тебя. Счастье – это когда тебя понимают. С этим нельзя не согласиться…»
В письме Анатолий поделился с Аленкой своими сокровенными мыслями и открыл ей свое сердце: «Люблю тебя, очень люблю, очень… Я в твоих руках. Написал все, что у меня на сердце. Но только как бы ты ни решила, знай, что ничего не изменится, ничего. Твой Анатолий».
Письмо было очень длинным – на девяти страницах, – добрым, сердечным, немного печальным, очень теплым и искренним, и Алена перечитывала его много-много раз.
Через два месяца после встречи на КПП Анатолий как-то пришел вечером и заявил Аленкиному отцу Николаю, что хотел бы с ним поговорить.
– Дядя Коля, я хочу попросить руки вашей дочери.
Каково же было Аленкино удивление, когда очень строгий и очень любивший ее отец ответил:
– Ну что ж, дело хорошее. Только со свадьбой придется подождать до лета.
На дворе стоял конец ноября, а это значило, что ждать надо минимум полгода. Объяснение было простым:
– Лето – для свадьбы лучшее время года, и у вас будет время проверить чувства. Да есть и другая причина. Намечается еще одна свадьба – Татьяны, моей старшей дочери, с Константином, тоже военным, но только армейским. Вот сразу в один день и сыграем две свадьбы!
Аленке очень нравился Анатолий, с ним было спокойно и интересно. Всегда находились темы для разговоров, и ни в чем не было разногласий. Но было одно но, которое ее смущало. По своей наивности она открылась бабуле, другу и советчице, хранительнице ее тайн:
– Бабуля, а ведь я боюсь выходить за него.
– Чего так?
– Бабуля, так ведь у него грудь волосатая, даже из-под тельняшки волосы торчат!
– Ох уж и насмешила ты меня, глупенькая! Это ж хорошо – волосатый, значит, счастливый!
Она еще посмеялась недолго, а потом спокойно, с серьезными нотками в голосе сказала:
– А в замужестве ведь что главное, что он тебя по-настоящему, искренне любит.
Свадьба состоялась, а вернее сказать свадьбы, в августе 1970 года. На ковре во Дворце бракосочетания стояли две пары. Кольцами обменивались по старшинству. Первыми обменялись Татьяна и Константин, ну а потом Аленка с Анатолием. Торжественно звучал вальс Мендельсона. Приглашенные наперебой поздравляли молодых, желая им счастливой семейной жизни в любви и согласии и одаривая их множеством поцелуев. Теперь молодым предстояло небольшое путешествие по городу. Две белые свадебные машины медленно двигались по набережной Невы, обращая на себя внимание всех прохожих. Ну а потом как у Муслима Магомаева в песне: «Ах, эта свадьба, свадьба, свадьба пела и плясала…», и невеста была «ослепительно молодой». На свадьбе было где-то человек шестьдесят, ну а как иначе-то – две пары! Множество цветов, столы, заставленные всяческими напитками и вкуснейшими закусками к ним, тосты, тосты, тосты и крики «горько!», танцы, песни под аккордеон. Ох уж, как все были счастливы, а особенно – молодые!
Осенью наступила пора занятий, в общем, трудовые будни, но сказка в отношениях Алены и Анатолия продолжалась, и, надо сказать, она длилась не один десяток лет. Еще будучи курсантом, когда уходил в шлюпочные походы, а позже из командировок, Анатолий всегда посылал ей длинные теплые письма, которые начинались обычно так: «Милый, дорогой, самый любимый и единственный человечек!..»; «Здравствуй, моя желанная нежная Золушка и маленький аленький цветочек Танюшка!» (Танюшка – их первая дочурка, названная в честь сестры Алены) или «Здравствуй, моя дорогая Аленушка».
Иногда в письмах звучали нотки ревности: «Ты у меня красивая. И не говори мне, что за тобой не пытаются ухаживать. Не поверю. Какое это большое чувство – любить человека, любить всего, целиком. Ты стала моей частью, моей жизнью. Я не мыслю себя без тебя».
Заканчивались письма так: «Аленка, золотце, жду, жду нашей встречи. Очень люблю тебя, очень скучаю, верю тебе. Верь мне. Я всегда твой, и только твой. Крепко обнимаю и целую вас» или «Очень люблю, целую, верю, жду встречи. Оставайся такой же красивой, веселой, озорной, единственной и самой лучшей. Твой, и только твой».
Аленка писала ему такие же теплые, полные любви письма, но самое главное ее письмо было еще не написано…
(Продолжение следует.)
Об авторе:
Ольга Раздолгина
Родилась 07.11.1951, жила и работала в Санкт-Петербурге. Окончила Ленинградский государственный институт культуры им. Н. К. Крупской. Работая в Издательском доме, занималась подготовкой текстов к раритетному историческому изданию «Летопись Санкт-Петербурга». Увлекается историей, интересуется медициной, любит читать, посещать театры и концерты, танцевать. Место жительства Калифорния (США).
