Сны о жизни

Марина ЛАЗОВСКАЯ | Современная проза

 Я внезапно очнулась.

Затуманенный сном рассудок не дал понимания, где я и что вокруг.

Совершенно точно что-то не то, что ожидалось. Испуг мгновенно перевёл тело в режим «Страх. Спасение». Я попыталась встать, не смогла, стала махать руками и брыкаться. Вскоре поняла, что это место не позволяет полностью распрямить руки, ноги или встать. Паника усилилась, и я стала барахтаться ещё сильнее, пока не потеряла силу.

Немного отдышалась и начала ощупывать то, что ограничивает моё пространство. Все чувства были обострены, кроме зрения, я почти ничего не видела.

Это было что-то вроде эластичной, но очень плотной, гладкой и тёплой на ощупь поверхности, одинаковой повсюду. Как пузырь. Я предприняла ещё попытку – упёрлась спиной в одну стену, выпрямила ноги и руками раздвинула стены в стороны. Мне казалось, что ещё чуть-чуть, ещё одно усилие, я его порву и окажусь на свободе. Я очень старалась, стенки пузыря запотели от дыхания и мокрого тела, но как только держать напряжение стало невозможным, я, совсем без сил, скатилась вниз, а пузырь мгновенно восстановил форму.

И так раз за разом.

Всё бесполезно. Лёжа на дне после очередной такой попытки, увидела, что пузырь имеет форму скорее воздушного шара. Со мной внутри.

Пространства было ровно столько, чтобы было удобно сидеть или лежать в позе эмбриона. Именно в ней я себя и обнаружила. Хотелось заснуть, поверить, что всё это – сон, и вскоре проснуться в привычной обстановке. Хотя я не очень ясно понимала теперь смысл слов «в привычной обстановке». Мысли путались, и ни одну не удавалось додумать до какого-то полезного конца. Вопросы типа «Почему я здесь?», «Что случилось?» вели себя как стенки шара – возвращались без ответа.

Вскоре я осознала, что в результате моих панических действий здесь давно должен был бы закончиться воздух. Но он есть, причём свежий. И зрение восстановилось. Это хорошие новости.

Села, осторожно продышалась, протёрла запотевшие стенки и увидела, что «мой» шар находится в каком-то пространстве и он тут не единственный. И я здесь не одна.

Всплеск радости погас, как только я поняла, что большинство других шаров несли в себе крепко спящих людей. Некоторые из них выглядели вполне умиротворённо, улыбались и даже сосали палец, как младенцы. Другие вздрагивали от боли или кошмарных видений, но всё равно не просыпались. И ещё у «спящих» шаров скорость была низкая, они скорее проплывали.

Так я узнала, что мой шар движется довольно быстро.

Вскоре я увидела другие шары, в которых были такие же, как я – проснувшиеся. И делали они то же самое, что только что делала я – барахтались и пытались вырваться. Я стала колотить ладонями по стенке и кричать, чтобы привлечь их внимание, но они настолько были поглощены своей борьбой, что не замечали меня.

Все «проснувшиеся» шары имели приличную скорость, так что, когда я видела внутри того, кто уже успокоился после тщетных попыток, мы могли только на мгновение встретиться глазами.

Был ещё один вид шаров, их было довольно много. Большой основной и вокруг гроздь прилепившихся к нему других шаров, поменьше. Когда там был спящий, он выглядел очень довольным, лежал, раскинув руки и ноги. Проснувшийся же хозяин «грозди» точно не вызывал зависти, скорее жалость. Он выглядел несчастным, метался, кричал и пытался достучаться до других проснувшихся, но скорость «гроздьев» была ниже, чем даже у «спящих».

От ещё одного вида шаров накатывал ужас – там был проснувшийся, шар почти облепил его, сжавшегося в комок, и нёс со огромной скоростью.

Все шары имели неповторимо разные цвета. На шарах с проснувшимися даже виднелись кое-какие узоры. Чего в пространстве не было, так это пустых шаров.

Итак, что дало исследование? Снаружи мне тоже не помогут.

Снова захотелось заснуть, и я даже не поняла, как это произошло – обнаружила себя свернувшейся калачиком. Села. Принюхалась, воздух был чистый, с небольшими примесями озона. Странно, но несмотря на недавний приступ паники, ни пить, ни есть не хотелось. И, если уж совсем честно – было вполне комфортно.

Поскольку я, кажется, успокоилась, надо сделать выводы из открывшегося положения вещей. Что теперь мне известно: я не сплю.

Отсюда два варианта – снова заснуть или… начать что-то делать. Спать пока не хочу. С «делать» особо не разбежишься – наблюдать за другими или сидеть-лежать-сидеть и наблюдать за собой. Насколько меня хватит? Вновь всплывает вариант первый – заснуть. Я уверена, что если захочу, то смогу. И также я уверена, что это будет… странно использовать такое слово, но… как бы «навсегда», что ли.

Мне не давали покоя сжавшиеся шары-пули. Тому, кто внутри, явно было очень плохо. Не говорит ли это о том, что вот это моё вполне комфортное пребывание ограничено во времени? Тогда опять вариант второй – надо что-то делать.

Что? Всё, что я пробовала – неэффективно. Это очевидно ещё и потому, что у других тоже не получается. Следующий вопрос: почему нет пустых шаров? Наверное, они не нужны. Отсюда вывод: значит, выход есть? Как? Куда?

Не знаю, сколько времени я провела в этих размышлениях. Мне показалось, или я даже задремала? Не удивлюсь, нет ничего хуже монотонности. Ни снаружи, ни внутри ничего не менялось.

Думаем дальше: что делает шар? Он меня содержит во всех смыслах слова. Почему-то между вариантами «охраняет» и «ограничивает» я больше склоняюсь ко второму. Если ограничивает, то от чего? Мне ничего не известно о пространстве за пределами оболочки, согласна. Идём от обратного: то, что мне стало понятно о месте пребывания внутри, не даёт никаких надежд на изменение. И ещё эти страшные шары-пули… Снова напрашивается тот же вывод. Надо искать возможность выйти.

Я начала подушечками пальцев сантиметр за сантиметром обследовать шар. Воздух же поступает. Откуда?

Нашла! Крошечное отверстие, в него еле втиснулся кончик пальца, но оно есть! Ловко извернулась и приникла носом – точно, это он, мой озоновый воздух! А когда я посмотрела сквозь него, что тоже стоило немалых усилий, то увидела то, что не могла рассмотреть сквозь оболочку.

В пространстве были ещё шары – маленькие и совсем крошечные, совершенно прозрачные, внутри которых сидели проснувшиеся люди. Я увидела ответ на вопрос, зачем искать выход. В какой-то момент они становились настолько маленькими, что просто выскальзывали в отверстие и летели, раскинув руки, быстро удаляясь, а шар исчезал.

Как они это сделали?!

Я почувствовала себя пойманной Алисой, которой надо срочно уменьшиться, чтобы выйти из кроличьей норы. Только у неё были волшебные то ли грибы, то ли пирожки, точно не помню, которые то уменьшали её, то увеличивали.

Что делать мне? Надо подумать. Нашла положение, из которого мне хорошо видно отверстие. Буду думать о разном и смотреть, не будет ли оно меняться.

Итак, что делает меня – мной? Такой большой и непригодной для свободного полёта?

Наверное, мои представления о себе. То, что я о себе думаю. Мне показалось, или отверстие стало пульсировать? Точно, пульсирует! Тогда продолжу.

Что я знаю о себе? О, много хорошего – я умная, образованная, симпатичная, стильная, воспитанная, добрая, великодушная, отличная хозяйка, интересный собеседник, хороший специалист… заботливая… мне опять показалось, или пульсация пропала? Что произошло – отверстие уменьшилось или я стала ещё больше? Точно – уже кончик мизинца не входит, что я наделала! Мне стало так страшно, что опять захотелось немедленно заснуть и послать все эти эксперименты туда, откуда они свалились на меня.

Я не просила меня будить! Эй, меня кто-нибудь слышит?? Я не просила….

Тише, чуть легче, я всё ещё могу дышать.

Что я знаю теперь: метод верный, подход – нет. Шар реагирует на мои мысли. Спокойно, не попробуешь – не узнаешь, только очень дорого стоят эти ошибки. Зато стало понятно происхождение шаров-пуль.

Придётся, видимо, зайти с другой стороны и произвести ревизию остальных своих качеств.

Ох. Как же это тяжко. Я хорошо помню, как долго и тщательно трудилась, чтобы не думать о них и даже не чувствовать, и то, что предстоит сделать сейчас, кажется каким-то безумным аутодафе. Может, не надо? Может, поспать, немного отдохнуть, набраться сил? В ответ на это шар содрогнулся так, что клацнули зубы. Я не поняла, это ответ «да» или «нет»? Ещё одно содрогание. Опять самой решать, всё самой.

Если замечательные качества, которые мне так нравятся в себе, здесь не котируются и даже выглядят опасными, то, похоже, у меня и выбора-то нет. Ирония заключается в том, что я приобрела их, как раз тщательно прорабатывая, где-то скрывая и камуфлируя те, с которыми сейчас придётся встретиться вновь. Как-то странно.

Ну, это не мои условия, поэтому что толку их обсуждать.

Осторожно подумала, что, если что пойдёт не так, заснуть-то обратно я всегда успею. Шар никак не отреагировал.

Итак, теперь я знаю, что мой шар – это моё самомнение. Моё прекрасное эго, моя Королева.

Понятно, почему основной шар «грозди» такой раздутый, – видимо, там самомнения хватило бы на всех его обитателей, если бы кто-то захотел им вернуть его обратно.

Это одна сторона. Другая, следовательно, – это то, что является сточной канавой для отторгнутых частей, канализационным коллектором, о котором никто ничего не хочет знать, но без которого жить невозможно, и если он выходит из строя, то никакое самомнение не поможет. Королевские отходы пахнут отнюдь не розами.

В таком случае бессмысленно тянуть время. Я снова удобно села, чтобы было хорошо видно выход. Продышалась и начала ревизию, вернее попыталась начать.

Внезапно накатила тошнотворная слабость, сдавило грудь, меня бросало то в жар, то в холод. Болело всё внутри, кости взрывались, мышцы скручивались, сознание путалось. Мне было очень больно. Всё, что я могла – это только дышать, проталкивать воздух сквозь сведённые судорогой челюсти. Казалось, что его стало меньше, шар почти облепил меня.

И я начала шипеть: я трусливая… я злая… я алчная… я завистливая… я ненавижу свое тело… я жадная… я ревнивая… я злопамятная… я желчная… я инертная… я тупая… я ленивая… я лживая… я ненавижу тех, кто удачливее меня… я раздражительная… я посредственность… я депрессивная… я высокомерная… я мстительная… я истеричная… я капризная… я эгоцентричная…

Боль немного отпустила, и я смогла кричать.

Не помню, что я кричала и как долго. Постепенно мне стало легче. Сознание прояснилось, и я увидела, что пространство шара восстановилось, а выход стал значительно больше… или я меньше. Радоваться сил не было. Чувствовала себя опустошённой. Остатки мучительной боли ещё давали о себе знать то тут, то там, но это было не существенно. Меня поддерживало то, что какая-то часть работы сделана. Вспомнила, что когда первый раз заглянула в отверстие, то увидела, что проснувшиеся в маленьких шарах выглядели очень сосредоточенными, точно не в корчах боли и не вопящими.

Я очень устала. Нет, не спать, не спать. Что дальше? Опять то же самое?

Попробовала, но нет – боль была сильным стимулятором, а сейчас её нет и всё выглядит как-то неубедительно.

И тогда, не знаю почему, я стала вспоминать всех тех, кому сама причинила боль. Что творила, когда верила в то, что абсолютно права и вела себя подло, лживо, жестоко… и снова весь список. Вернулась боль, теперь я чувствовала чужую боль как свою, плакала, мне было так жаль, и я просила у них прощения.

Постепенно иссякло и это. Я была вся мокрая от слёз, и мне стало легче дышать.

Выход ещё увеличился.

Как-то сам по себе потерял актуальность вопрос, что делать с теми воспоминаниями, в которых другие так или иначе уничтожали меня. Я взяла из них только своё, то во мне, что спровоцировало их на такие злодеяния. Видимо, всё остальное не в моей компетенции, и оно просто исчезло, какое облегчение!

Я уже могла бы протиснуться в отверстие, но вспомнила, что в него нужно съехать, естественно скользнув, как на горке. Что же дальше?

Я посмотрела по сторонам и увидела, что пространство вокруг изменилось, шаров стало меньше, исчезли цветные шары, шары-пули и шары-гроздья, все шары были прозрачные и ещё… меня здесь… знают!

Кто все эти люди? И почему они проявляют узнавание? Я почувствовала громадное облегчение! Мы не могли ничего больше, кроме как кивать друг другу и обмениваться улыбками, но это было так здорово, что быстро забилось сердце и защипало в носу. С некоторыми настолько совпадала скорость движения и объём шара, что мы какое-то время, соприкоснувшись ладонями, летели вместе, потом расставались. У меня не было сожаления, во мне откуда-то возникло знание, что так и надо.

Может быть, это всё? Достаточно? Мне сейчас было очень хорошо, но я видела то тут, то там, не так часто, но они были – выскользнувшие-свободно-летящие, что стало понятно – надо сделать что-то ещё. Какое-то, возможно, последнее усилие.

Я перестала отвлекаться и смотреть по сторонам. Вновь сосредоточилась на выходе. Внезапно скорость увеличилась. Ветер свистел в ушах и леденил кожу. Я почти не могла дышать. Мне стало страшно. Я вдруг поняла, какой безумно рискованной авантюрой было всё это.

Ты, самонадеянная идиотка, что ты наделала! И даже не узнала, ради чего? Полёт? Ну и что теперь?!

Внутри меня всё вопило от ужаса. Я осознала, что сижу, упираясь ногами в края выхода, а руками действую как распорками. Что я делаю??

…нет-нет-нет-нет-нет-нет, пожалуйста, не надо… я всё поняла, я всё смогу исправить… только верните меня…

Потом пришло одно слово: «Заткнись».

Затем второе: «Поверь».

Третье: «Прими».

И последнее: «Это теперь твоё».

Я так и сделала. И просто выскользнула.

Тишина… невесомость… полёт…

Кто я теперь? Где и зачем? Какая разница?

Мне это совершенно не интересно.

Я помню очень много разного, всякого, но ничего конкретного или хоть сколько-то связного. У меня теперь есть полёт, и мне достаточно.

Наверное, тот, кто пишет это сейчас, знает, зачем он это делает.

Или думает, что знает.

В любом случае удачи ему. С чего-то же надо начинать…

 Сон первый, перламутрово-розовый. Наше. Его. Моё

 Однажды меня спросили: хочу ли я узнать день своей смерти? Я, не думая, быстро сказала: «Нет. Конечно, нет!»

Начало. Наше.

Темно. Я внезапно проснулась и даже не сразу это поняла. В моём сне мы были смешным ёжиком, я – нежный животик, он – колючая спинка. Так и есть, моя голова лежит у него на плече, он обнимает меня руками, я его – ногами. У нас общие границы тела, температура кожи, дыхание, сердцебиение, запах.

Мне не нужно спрашивать о любви, это так же глупо, как вспоминать своё имя, я вся пропитана ею.

За окном светлеет, начинают петь птицы, скоро рассвет.

Снова погружаясь в сон, я чувствую, как он целует меня в макушку. На губах у меня улыбка…

…ненавижу будильник…

Продолжение. Его.

Темно. Я уже давно проснулась. В голове обрывки снов, наверное, мыслей. Я лежу на его плече, слушаю его дыхание, под рукой бьётся его сердце, вдыхаю его запах.

Я не спрашиваю его о любви. Боюсь услышать ответ.

Он высвобождается и поворачивается ко мне спиной. Я чётко вижу его силуэт на фоне светлеющего окна. Начинают петь птицы, скоро рассвет.

Оказывается, у меня давно закушена нижняя губа. Больно.

…лежу и жду, когда зазвонит будильник…

Конец. Моё.

Темно. Я и не начинала засыпать. Под щекой моя рука, она ничем не пахнет. У меня ничего не болит, и тела своего я не чувствую. В голове такой хаос, что можно сказать – пустота.

Светлеет за окном, начинают петь птицы, скоро рассвет.

По губам текут слёзы.

…если так пойдет и дальше, то будильник мне будет не нужен…

Когда он уходил, сказал: «Все будет хорошо!» Дожить бы…

Сейчас я многое бы отдала, чтобы узнать день своей смерти. Или, может быть, я его уже знаю?

 Сон второй, бело-голубой. Он и Она. Девять дней в апреле

Она всегда верила в магию цифр и чисел. Например, за двадцать один день до своего сорокового дня рождения она влюбилась.

Первый раз они увидели друг друга за три года до описываемых событий. Они приходились друг другу «косвенными» родственниками (племянник отчима). Тогда он был проездом в её городе, и отчим попросил приветить его «по-родственному». Он пришёл, как и полагается воспитанному молодому человеку, с цветами и конфетами. Она напекла пирогов, ужин проходил в легком трёпе, так как она решительно не понимала, о чём с ним можно говорить – не ребёнок, не мужчина. Закончилась встреча тем, что он пошёл играть с её сыном в «бродилку-стрелялку». С чувством выполненного долга гостя проводили.

Надо сказать, что в том периоде своей жизни она пребывала в состоянии «умерла и не заметила». Вялотекущий гостевой «брак» на протяжении шести лет с человеком, годившимся ей в отцы. Он то возникал, то исчезал, в общем, жил в другом измерении. Интеллектуал, эрудит, разговоры за полночь на любые темы, кладезь юмора. На фоне катаклизмов тех лет она познала с ним радости «сытой жизни». Загранпоездки, меха, бриллианты, автомобиль – давняя мечта. Она относилась к нему искренне, верила, что это на всю жизнь, хотела замуж, была единственной опорой в критической ситуации его тяжёлой болезни. Искренность, увы, была односторонней.

За три месяца до «Первого-Полёта-Бабочек» она проснулась среди ночи и поняла, что дальше так жить нельзя. Задала себе самые жёсткие вопросы, получила безрадостные ответы и приступила к исполнению плана. Плана реанимационных мероприятий. Похудела на два размера, сменила имидж, работу. Сказать, что это было нелегко – ничего не сказать. Когда было очень тяжело, она как мантру повторяла: «Хочу любить и быть любимой!» Результат впечатлил и вызвал лёгкую панику у другой стороны. Она сочла возможным выдвинуть ультиматум. Или да, или нет – и два месяца на принятие решения. Срок истекал 27 марта. И сразу уехала учиться, в Москву.

Для провинциала пребывание в столице – всегда испытание. Ломка стереотипов неспешной размеренной жизни, чуждый, несуразный быт и взрывоопасные отношения в семье матери, лёгкие разнообразные недомогания, изнуряющие схватки с транспортом, хронический недосып, тяжёлая учеба….

И вот на фоне всего этого вновь появился Он. Она не сразу его узнала – повзрослел. Симпатичный, всегда готовый рассмеяться, внимательный, немного робеющий. Он называл её на «вы»! Она решила из своего пребывания в столице выжать всё, по максимуму. Для вечерних походов в театры ей нужен был сопровождающий. Он радостно согласился. Они везде были вместе. Радовались талантливым работам, синхронно засыпали на скучных спектаклях и не стыдились этого. Тут хотелось бы вставить: «А кругом бушевала весна!» Ничего подобного – грязь и слякоть, вечный ветер, воздух, которым не хочется дышать. Весна наступила позже.

Наступил день икс. 27 марта никто не позвонил и не ответил на звонок.

Как-то в электричке, возвращаясь с занятий, она подумала: «Интересно, а если бы Он пришёл ко мне вечером в комнату?» И начался процесс создания виртуальной реальности. Было легко и приятно фантазировать, смущения не было, ведь это были только мысли. Только мыслями они оставались ещё семь дней.

Теперь – хронология.

1 апреля – первый солнечный день. Они на даче. Он сколачивает скворечник, она загорает и наблюдает за ним. Тогда он первый раз назвал её уменьшительно-ласкательно. Всё вокруг было голубым и ярко-белым.

2 апреля – они вместе ехали утром в автобусе. Было очень тесно, стояли вплотную. Он сказал, что она чудно пахнет, она засмущалась, начала торопливо объяснять, какой фирмы парфюм, и почувствовала, что «мир сдвинулся». Он чуть не проехал свою остановку, и вид у него был растерянный. Вечером зашёл к ней в комнату. Губы выдавали слова ни о чём. Говорили глаза.

3 апреля. Театр, Чехов, «Три сестры». Когда он коснулся её пальцев, она замерла… обрушилась, как в скоростном лифте… и… Полетели Бабочки.

Всё прежнее обнулилось. Ритм – сумасшедший. Стереотипы, «можно-нельзя», имидж ломались, как лёд на реке. Она не успевала отслеживать свои метаморфозы. Она поняла, что ЖИВА! Жива каждую секунду в этом бешеном водовороте событий. Доводящие до умопомрачения прикосновения в такси, лифте, на кухне. Пикник с «Мартини» на скамейке, в куче талого снега, у высотки на Котельнической набережной, когда он сбежал с работы, а она с занятий. Поцелуи на последнем ряду в «Художественном» под какой-то жуткий триллер, два сеанса подряд. Бродили по бульварам. Осваивали декаданс влюблённых и неприкаянных героев Миллера и Ремарка. Узнавали друг друга, жили, ощущая безраздельный восторг полного триумфа чувств.

6 апреля, вечер. Виртуальный мир её фантазий окончательно материализовался. Он пришёл. Почему они не закрыли дверь в комнату и как не умерли от страха, когда мать вышла узнать, что за посторонние звуки в доме? Ей достаточно было сделать несколько шагов по коридору…

7 апреля, утро. Она боялась смотреть ему в глаза. Если бы там было что-то другое – это был бы смертный приговор. В его глазах была любовь. Она поняла, что он не мальчишка, мужчина – и с ним происходит то же, что и с ней. Этой ночью он зашёл в комнату и закрыл дверь так, как будто делал это всегда. Нежный, внимательный, ласковый, очень чувственный и сильный. Она узнала о себе то, чего не знала раньше. Перестала быть «существом женского пола». Он сделал её любимой и любящей женщиной.

8 апреля. Им везло весь день. В Третьяковке передали привет «Демону» и засвидетельствовали своё почтение портрету Чехова. Вечером попали на премьеру спектакля, на который в обычном состоянии не смогли достать билетов. Начала проявляться синхронность мышления. Можно было не говорить. Снова ночь, в которой потерялось представление о том, кто ты и кто – он, и понимание того, что это всё не важно…

9 апреля она уезжала домой. Видеть его глаза, его руки, его губы. Знать, что всё, конец. Это было хуже, чем хирургия и психиатрия, вместе взятые. Было так невыносимо больно, что в поезде сработал инстинкт самосохранения. Она заснула и проснулась через двенадцать часов, на мокрой от слёз подушке. Всё остановилось и перестало иметь значение. Из неё вынули душу.

Сюрпризы ожидали дома. Предыдущие шесть лет жизни закончились как в шоу: после двух месяцев молчания – внезапное появление и предложение «руки и сердца» при всех гостях, в день её юбилея. Она дала согласие. Ей было всё равно. На следующий день – внезапный отъезд, без объяснения причин. Записка с просьбой забыть и не прощать. Ночной звонок с мольбой о прощении… Она не испытывала ни боли, ни досады.

В голове стучало только одно: «Шесть лет назад мне было тридцать четыре». Отчаяние рвалось наружу, во все стороны…

Целых девять дней она была счастлива. Она любила его и любила себя в этом своем счастье. Она любила его всей собой и сколько могла.

Они иногда созваниваются и почти одновременно говорят одно и то же: как же было здорово!

Тогда ей было 39, ему 23. Сейчас ему 39, ей 55. И она уже не верит в магию чисел.

От автора: все совпадения с реальными историями реальных людей нужно считать случайными. Продолжение следует.

Об авторе:

Марина Витальевна Лазовская, практикующий врач-психотерапевт единого реестра Европы, действительный член Профессиональной психотерапевтической лиги России, автор четырёх книг, написанных в жанре популярной психологии. Автор и преподаватель проекта «Содружество «Школа Самопознания», метода обучения практической психологии и возможности трансформации личности, основанном на научных данных в области фундаментальных наук, а также на духовном опыте цивилизации в области самопознания. В 2019 году стала кандидатом в члены ИСП, это первая публикация автора в жанре художественной прозы.

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: