Рождество
Рождество, Рождество! Мы поем рождение мира –
не Земли, где мы живем, а где праздник для души.
Где к реке спешит сирень, где звучит волшебно лира,
где тукан стремится в небо и все звезды хороши.
Рождество, Рождество! Мы свое узнали счастье,
не земное, где так мрачно, много зла и суеты;
мы встречаем Христа Бога и забудем про ненастья,
и не смогут беды-страсти наши погубить мечты.
Рождество, Рождество! Чудо славного рожденья!
Ожидание вечной жизни, время сбыться вещим снам.
Мы расскажем нашим детям обо всем без сожаления,
ведь они все понимают и в любви подобны нам.
Странники
Шли Иосиф с Марией в родные края,
Шли на перепись, шли через горы, поля,
По долам, по заросшим крапивой местам…
«Нет приюта нигде», – тихо молвят уста.
Неизвестность тревожит: ведь скоро рожать,
Не в дороге быть надо, а дома лежать.
Где родишься, цветочек, бессонный сверчок?
Все сильнее во чреве стучит кулачок.
Шли Иосиф с Марией дорогой отцов
С Божьим Сыном, сокрытым от всех мудрецов.
Все идут шаг за шагом и глаз не сомкнут,
То луна сменит солнце, то солнце луну.
Примут даже развалины в час Рождества
Ниспослание Духа и плод естества.
Этим путникам царский не нужен прием –
Лишь Звезда над луной и дыханье вдвоем, –
Закуток у яслей и лучина огня
Да вол пегий и ослик встречают Меня.
Шли Иосиф с Марией дорогой отцов
С Божьим Сыном, сокрытым от всех мудрецов.
И ведут шаг за шагом нас к Богу Иосиф с Марией.
Бегство в Египет
легенды по Н. Державину и С. Лагерлёф
1. Пауки-крестовики
Петляла Вифлеемская дорога
между холмов, сбегая на равнину,
открытую на юг. Как на ладони
с холма все видно вплоть до горизонта.
Здесь сбоку от дороги притулилась
на самом склоне ветхая избушка:
провалы окон и проем без двери
затянуты давно уж паутиной.
В ней пауков семейство обитало,
ничто не нарушало их покой.
Однажды в ранний час на этом месте
возникли люди. Торопились. Будто
за ними кто-то неотступно гнался.
Мужчина с посохом вел ослика за повод.
На ослике сидела Мать с Младенцем.
– Все, мы погибли. Впереди равнина.
Ни леса, ни оврага, ни селенья, –
остановясь, проговорил мужчина.
А Мать, прижав Младенца, прошептала:
– О Господи, спаси нас и помилуй!
И тут она увидела избушку:
– Вот место, где нам следует укрыться.
Мужчина было выразил сомненье:
– В лачугу эту воины заглянут,
и нам с тобой не уберечь Младенца.
Но выхода другого не имея, –
вот-вот могла погоня показаться, –
он торопливо посохом очистил
от паутины лаз в дверном проеме,
и все в избушке скрылись, даже ослик.
Невольных посетителей вторженье
на время пауков насторожило.
Они в местах укромных притаились
и, только люди в глубине притихли,
привычным делом стали заниматься.
И вновь проем сплошною паутиной
затянут был, когда напротив дома
остановились конные солдаты.
– Насколько видит глаз, пуста равнина, –
сказал один из них, – так далеко бы
с младенцем беглецы не убежали…
– А может быть, – другой из них заметил, –
они укрылись в этой развалюхе?
Они немедля спешились и быстро,
достав мечи, направились к избушке.
Брезгливо не касаясь паутины,
пытались заглянуть во все проемы.
– Нет никого здесь, – воины сказали, –
затянуто все мерзкой паутиной,
которая цела и невредима.
И времени терять не стоит больше.
Они вскочили в седла. Со словами
«Искать их надо на других дорогах»
умчались прочь. Когда тревожный топот
вдали затих, из дома вышли люди.
И, не забыв воздать хваленье Богу,
спустились в безопасную равнину
и стали удаляться к горизонту.
А паукам в день этот беспокойный
опять пришлось сетями заниматься.
И вот о чем поведала легенда:
в награду за спасение Младенца
и верность своему прямому делу
у пауков на спинках появился
заметный крестик. Отчего в народе
их стали называть крестовиками.
2. Чудесная нива
На самом юге древней Иудеи,
где земли скудные уже переходили
в бескрайнюю и знойную пустыню,
располагалось поле земледельца.
Он жил один. Дыхание пустыни
не раз песком посевы засыпало.
И урожай, который удавалось
ему собрать, не приносил достатка.
В тот год с трудом вспахал он свое поле,
давали годы знать – он был немолод.
– Земля сухая, и на скорый дождик
надежды никакой. Вновь урожая
мне не видать, – вздохнул он обреченно,
на грудь суму повесил с семенами
и сеять стал движением привычным.
Тут видит, к нему путники подходят.
Спешат как будто, но идут не скоро.
Осел, которого вел в поводу мужчина,
понуро семенил. На нем сидела
Мать молодая, на руках держала
она ребенка, крепко обнимая.
Они шли в направлении пустыни
и, видимо, прошли уже немало –
одежда пыльная, обветренные лица…
В глазах у них и боль, и беспокойство.
Остановились. Женщина Младенца
мужчине отдает, с осла слезает
и со слезами просит земледельца:
– О добрый человек, нам помогите
укрыться, злые люди настигают,
чтобы убить невинного Младенца.
– Я рад помочь вам, но мое жилище
в той стороне, откуда вы идете.
А впереди жилья нет никакого, –
сказал он с неподдельным состраданьем.
Слёз женщина сдержать была не в силах.
Но горе – только повод для молитвы:
«Владыко мой, Ты подарил мне сына,
прошу Тебя, не дай ему погибнуть!»
Она молилась искренне и пылко,
и видно было, как к ней возвращались
спокойствие, смиренье и надежда.
Она вдруг попросила земледельца:
– Позвольте мне засеять ваше поле.
Старик отдал суму, не понимая,
к чему такая приведет затея.
Она взяла суму и стала сеять.
И всюду, куда зерна попадали,
из почвы стали пробиваться всходы.
Старик был изумлен происходящим.
Вот поле его все густой пшеницей
покрылось, а она растет все выше,
достигнув высоты в рост человека.
Как будто бы остановилось время.
Тут женщина ему суму вернула,
взяла Младенца, и они все быстро
укрылись в мигом выросшей пшенице.
И даже не заметил земледелец,
как перед ним три всадника в доспехах
остановились. И один, наехав
конем на земледельца, крикнул властно:
– Старик, очнись-ка, здесь не проходило
семейство беглецов с ребенком малым?
Он, отступив на шаг, ему ответил:
– Да, проходило.
– А когда?
– Когда я вот это поле только начал сеять.
– Нам знать не надо, что ты видел месяц
тому назад, – сказал солдат сердито. –
Сегодня они здесь не проходили? –
И снова на него коня направил.
Он, пятясь, отвечал ему без страха:
– Да я же говорю, они здесь были,
когда на поле не было ни стебля.
– Ты лжешь, старик! – вскричал солдат во гневе
и старика ударил кнутовищем.
– Господь свидетель, говорю я правду, –
вновь земледелец твердо повторяет.
– Нам нет нужды за ними дальше гнаться, –
к своим солдатам старший обратился. –
Уж если они прячутся в пустыне,
она убьет их голодом и жаждой.
И, повернув коней, они умчались.
А земледелец все глазам не верил:
и путники, и всадники, и поле,
которое уже готово к жатве,
и боль в плече, и слезы, и молитва:
«Господь, мой Бог, Твои дела чудесны!»
А через время он вдали заметил,
как путники в пустыню удалялись.
Что их ждало? Об этом он не ведал.
Но всей душою им желал спасенья.
3. Вечная пальма
В палящей и безжизненной пустыне
давным-давно росла большая пальма.
Она умела рассуждать с собою
и обладала зрением и слухом.
Источник, что питал ее когда-то
и всю округу, был песком засыпан.
Но пальма ухитрилась дотянуться
до вод подземных, тихих и прохладных,
и не боялась ни песка, ни солнца.
И финики на ней росли исправно,
но доставались перелетным птицам.
Под нею караваны проходили.
И было ей всегда приятно слышать,
как люди говорили с восхищеньем:
– Такой высокой и красивой пальмы
я не встречал еще под небесами!
– А правду говорят: она бессмертна?
– Посажена она – гласит преданье –
после прощанья с мудрым Соломоном
царицей Савской. Пальмовое семя
царица закопала и слезами
своими оросила и сказала:
«На память о чудесной нашей встрече
пусть вырастет здесь пальма, и пусть будет
она расти, пока царя не встретит
мудрее и сильнее Соломона,
какого до сих пор земля не знала».
И пальма это знала, безусловно.
Привыкнув сознавать свое бессмертье,
она порой немного сожалела,
что помогает путникам так мало,
лишь тенью укрывает ненадолго.
Однажды она видит, что с востока
идут к ней люди: пожилой мужчина
и молодая женщина с ребенком.
– По их глазам мне совершенно ясно,
что их давно и сильно мучит жажда, –
от удивленья стройная вершина
ее качнулась, – у людей поклажи
не видно никакой, осла нет даже.
Одни без провожатого в пустыне,
без пищи, без воды, к тому ж с ребенком?!
Она-то знала, что в пустыне этой
обречено на гибель все живое,
кроме нее. Отчаянье и солнце
убьют их в этой адовой дороге.
Тут листья ее тоненько запели.
Их пенье пальме плачем показалось.
– Они поют о близкой смерти этих
несчастных путников, – себе сказала пальма, –
а женщина прекрасна. И усталость
не в силах умалить ее величье.
Она напоминает мне царицу,
которая меня здесь посадила.
Вот люди подошли. У них на лицах
застыли и отчаянье, и ужас –
воды здесь нет. Они в тени под пальмой
на землю обессилено присели.
Печальна была женщина. С надеждой
она молилась, часто повторяя:
«Да будет нам по Слову Твоему».
И вдруг сказала: «Бог нас не оставит!»
Мужчина не ответил. А ребенок
неподалеку разгребал песочек.
За ними пальма молча наблюдала
и слушала их скорбный разговор.
А люди говорили, что пустыня
их изнурила. Не одну неделю
они бегут по ней, спасая сына
от Ирода, царя-детоубийцы,
который дал приказ, чтоб в Вифлееме
всех мальчиков от двух лет и моложе
обречь на смерть. Ему все время мнится,
что все вокруг мечтают о престоле.
А тут явились мудрецы с Востока,
сказали, что звезда им возвестила:
родился царь великий в Иудее,
пророками предсказанный народу.
На пальме листья вновь зашелестели,
и стало ей тревожно и печально.
А женщина, услышав шелест листьев,
внимательно на дерево взглянула
и, финики увидев, воскричала:
– Нас финики спасут. Но как достать их?..
Глаза ее с такой тоской глядели
на пальмы недоступную вершину,
что пальме деревцо́м стать захотелось
или кустом, чтоб их облегчить участь.
Мужчина раньше финики заметил,
но понял, что достать их невозможно.
И, глаз не поднимая вверх, ответил:
– Не тешь себя несбыточной надеждой!
Но Мальчик, голос Матери услышав,
игру оставил. Стал смотреть на пальму
и думать напряженно, словно взрослый.
Вот наконец улыбка озарила
Его лицо. Он устремился к пальме,
погладил по стволу ее рукою
и звонким детским голосом воскликнул:
– Склонись к нам, пальма! До земли склонись!
И пальма вздрогнула. Неведомая сила,
от маленькой ладони истекая,
в ней разлилась, стволу давая гибкость.
Недетской этой подчиняясь воле,
она неумолимо наклонялась,
пока своею недоступной кроной
не распласталась на песке горячем.
А Мальчик, ничему не удивляясь,
стал финики с ее ветвей срывать.
Когда плодов достаточно собрали,
вновь Мальчик пальму ласково погладил
и весело сказал: «Спасибо, пальма!
Ты нас спасла. Теперь уже вставай!»
Послушно стала пальма выпрямляться,
зеленой кроной в небо поднимаясь.
Но когда листья вновь затрепетали,
щемящая печаль к ней возвратилась.
Открылось пальме: не об этих людях,
которые стояли на коленях
и Богу благодарность возносили,
сегодня листья жалобно трепещут –
они свою предчувствуют кончину.
В палящей и безжизненной пустыне
шел караван вблизи огромной пальмы,
высокой самой и древнейшей самой,
с заметно увядающею кроной.
– Как может увядать такая пальма?!
Ей на роду написано жить вечно,
пока она царя не повстречает
сильнее и мудрее Соломона,
какого до сих пор земля не знала, –
спросил один из путников бывалых.
– Кто знает, может быть, – другой ответил, –
она Его недавно повстречала.
Жница
Бедная женщина хлеб убирала
на полосе в жаркий день.
Остановилась, вздохнула устало:
«Хоть бы какая-то тень
пала на землю от маленькой тучи…
Сердце тревоги полно –
выгорит все от жары неминучей,
вытечет наземь зерно».
Женщина молится, женщина трудится.
«День бы еще про запас.
Что же мне делать, Матерь Заступница,
завтра ведь Яблочный Спас?
В церковь хотела пойти помолиться,
надо б плоды освятить…
В праздник теперь мне придется трудиться,
жатву нельзя отложить… –
Машет серпом. – Может, все же успею?..»
Огненный стынет закат.
Слышится: жнет кто-то следом за нею,
только колосья шуршат.
Ей бы взглянуть – да никак… Что за диво –
сделав последний свой срез,
жница застыла. На скошенной ниве
с нею – Царица Небес.
«Бог Меня выслал тебе на подмогу.
Радуйся, добрая мать!
Завтра уже не работай, а Богу
день постарайся отдать!»
Жатвы окончено трудное дело.
Жница поблагодарить
искренне Деву Марию хотела,
да не смогла говорить –
будто свело уста, кончились силы…
На облаков пьедестал
серп Богородица Свой положила –
месяцем он заблистал.
И растворилась в луче серебристом.
В сумерках виделся свет.
Долго еще с полосы своей чистой
жница смотрела ей вслед.
Об авторе:
Родился в 1940 году в Саратовской области. Окончил физический факультет Саратовского государственного университета.
Член Интернационального Союза писателей и Международного Союза писателей Иерусалима.
Автор пяти опубликованных поэтических сборников и сценария-мюзикла. Публиковался в журналах «Иностранная литература», «Литературный Иерусалим», во многих сборниках стихов и альманахах.
Награжден медалью и дипломом им. Антуана де Сент-Экзюпери за вклад в развитие русской поэзии.
