Переводы с якутского творчества Ивана Мигалкина от Сергея Каратова
Открытым будь
О том,
что на душе твоей,
Рассказывай открыто;
Жизнь станет краше и светлей,
Когда вся боль излита.
К желанной высоте стремясь,
Под самым чистым сводом
Один не окажись
и связь
Поддерживай с народом.
Твой взлёт здесь повторит любой,
Но только ты от веку
Храни в душе своей
любовь
К простому человеку.
Тяга к прекрасному
Я не научился постоянно
Сохранять терпение в душе,
Верить людям и служить им рьяно,
Быть примером,
Петь на вираже…
Благодарных слов я слышал мало,
Чаще – брань,
кичливости напор.
Как моё достоинство страдало,
Слушая хвастливый чей-то вздор.
Юноша один стучится в двери.
Жизнь ему далась
без торжества.
Тянется к прекрасному и верит:
Истина,
она всегда права.
Мог бы,
угождая повсеместно,
Обрести богатство и покой;
Все-таки для песни,
как известно,
И герой уместен не такой.
Жизни долгой я желаю близким,
С ними горе-радость
пополам,
не приемлю пересудов низких,
липнущих к их праведным делам.
Что ценю –
всё превращаю в песню;
Я такой и в жизни и в стихах.
Пусть бранят –
я сделаюсь известней,
Пусть хулят –
меня не сломит страх.
Признаю все слабости
к соблазнам.
Близким горе доставлял не раз.
В споре с другом буду несогласным:
Хаос бытия
пошел от нас.
Моей матери
Под собой не чувствуя земли,
Словно бы на крылья опираясь,
Приношу домой
большую радость –
Мои строки силу обрели!
Их теперь прочтут наверняка.
Вот они,
мои стихи в газете!
– Ты теперь счастливей всех на свете, –
Радуется мама за сынка.
Но когда на небе много туч,
Словно чьи-то грустные посланья,
Меркнут мысли,
прячутся желанья;
Только мама дарит светлый луч.
Вся в своих обыденных делах
И без слов согреть умеет душу.
Тонущий,
я выхожу на сушу,
И любовь одолевает страх.
Загадочные девушки
Странные девушки,
как ни суди,
Природою-матерью созданы,
чтобы
Парни страдали от мук и хворобы
Сердца,
зажжённого прямо в груди.
Нет аппетита,
и сна ты лишён,
Ищешь и мечешься,
выплакав слёзы,
Но вот для тебя расплетёт свои косы…
Сблизишься с ней
– и от счастья смешон.
Девушки,
вправду загадочны вы,
То обнадёжите,
то не придёте,
То разговор на повышенной ноте
Вдруг заведёте,
хотя не правы.
Ночью прогоните,
а поутру
Друга искать
начинаете снова;
Даже «люблю» вспоминаете слово,
Если вам ссора
не по нутру.
Странностей всяческих
просто не счесть,
Но вместе с тем
вы подобны богиням.
Милых своих ни за что не покинем,
Пусть даже будет
затронута честь.
Как детские узоры
Сардана утренней росой
Умылась,
засияла;
Так схожа с девичьей красой,
Меня околдовала.
Я детский вижу в ней узор,
И линии столь зыбки,
В восторг ввели
влюблённый взор
И свет её улыбки.
В округе нет
цветка алей,
И в том её главенство:
Как губы девушки моей
Вся –
блеск и совершенство!
Когда молодой
Когда молодой,
Всё понятно с тобой:
Дерзишь невпопад;
С кем в ссоре –
тот враг,
С кем дружишь –
тот брат,
Любимая девушка –
ангел,
а иначе как?
Когда молод,
Слово старшего
Как молот!
Укажет путь,
Отведёт от беды.
Взирает юность
На свет звезды,
И подскажет звезда:
Если дружба,
То навсегда!
Ночью
шёпот её услышишь:
Если любовь –
пока дышишь!
Где смеются дети
Верю примете:
Там, где смеются дети,
Где не переходят на лесть,
Будущее у них – есть!
Весел детишек взор,
Без приглашенья
бегут во двор.
Где от детей теснота,
Там и царит доброта.
Судят детишки здраво,
Любят ласку, уют;
Человека
Доброго нрава
Из тысячи узнают.
Удавшееся стихотворение
Удавшееся стихотворение
Напоминает чорон[1]
С изящным узором
И переливающимся кумысом,
Который пьянит
И утоляет жажду,
Как чистая родниковая вода.
Удавшееся стихотворение
Как долгожданная
Радостная весть от друзей,
Как шёпот любимой твоей,
Которой ты доверяешь
Свои сокровенные чувства.
Удавшееся стихотворение
Как звонкая игра на хомусе[2],
В котором слышится
Любовь к родной якутской земле
И тоска по дому
С удивительным ароматом
Летнего дымокура.
По подсказке сердца
Всегда в тебе самом
Все бури,
рифы,
мели.
Живя чужим умом,
Едва ль достигнешь цели.
Особенность твоя
Не повторится сроду,
Неси же
своё «Я»,
Внедри его,
как моду.
Подсказка такова:
То светит,
то ослепит,
Ищи свои слова,
Храни душевный трепет.
Тот насолит тебе,
А тот
подсыплет перца…
Ты верь своей судьбе,
Внемли
советам сердца.
Круглый, как чаша, алас
Дух травяной и дух грибной аласа[3]
С прохладой воздуха разлились в ширину.
На крылья белые предутреннего часа
Ты
опершись,
взлетаешь на луну.
Как будто лебедь, погружаясь в тайну,
Издалека ты окликаешь вновь.
Не понял я,
но, может быть, случайно
Ты унесла и сердце, и любовь.
А годы, как пугливые олени,
Всё мчались вдаль,
но снова,
как тогда,
Как в первый раз произошло явленье
Смущения, восторга и стыда…
В оправе ночи камнем драгоценным
Луна сияет нам из прежних лет.
Ты улыбнулась
необыкновенно,
И я опять иду на этот свет.
Похвала
Человека портит похвала,
Так незримо
зубы точит сладость.
Неприступной девушка была,
Сердце ей чуть не сожгли дотла
Обещанья,
вызвавшие радость.
Нету одинаковых похвал:
Хвалят, что ты молод,
то есть зелен…
Кто-то возведёт на пьедестал,
Протрезвеет,
слов утихнет шквал –
Вновь с «аллеи Славы» ты отселен.
И приятели, сойдясь к столу,
Льют елей:
–Твой век недаром прожит…
Дань отдав душевному теплу,
Каждый может выдать похвалу –
Выдержать её
не каждый может.
Не забывай
Любимая ушла.
Один на белом свете
Забыт я, как сэрге[4],
что на краю села.
Все думы о тебе и
уходящем лете:
На дальнем стойбище
нас молодость свела.
Не забывай и ты
о наших тайных встречах.
Как ночи белые
прекрасны и светлы!
Наш первый поцелуй
чист,
как слиянье речек,
где таял, словно снег,
я после бурь и мглы.
Подснежник в письме
Подснежник в письме из Якутии.
Радость безмерна!
Проворней шмеля
На шестой я взлетаю этаж.
Толосо Фикре я сказал о цветке,
И, наверно,
Представил поэт
И весну, и якутский пейзаж.
Воскликнул товарищ:
– Какой же он сладостно-нежный!
И лёгкий на редкость,
Как будто пушинка птенца…
И тут же он дом свой
И Африку вспомнил, конечно,
Где с милою рядом
Созвучно стучали сердца.
Я счастлив подарком
С друзьями своими делиться;
И в холод он греет,
И светит кому-то во тьме.
Мне нравится видеть
Улыбки на дружеских лицах.
Пусть каждый, как я,
Получает
Подснежник в письме.
Перемены
За поездом следом
Бегут деревушки,
За ритмами жизни
Едва поспевая.
Танцуют деревья
У самой опушки,
Зелёная музыка
Льётся живая.
В открытые окна
Доносится шелест,
Деревни спешат,
Соревнуясь с вагоном.
Дымки придают им
Особую прелесть.
Овец пастухи
Возвращают к загонам.
Здесь мчащимся поездом
Воздух распорот.
Меняется всё
На просторах безликих.
Деревни вокруг
Превращаются в город,
А город – в людей
И простых, и великих.
Волны
Бурное озеро
Волны плодит,
Не устоит перед ними
Гранит.
Так моё сердце,
Подобно волнам,
Горы сметает
По сторонам.
Жизнь в устремлённости –
Вот моя суть,
Буйное сердце
Проложит мне путь.
Контур судьбы
Он, как берег, скалист:
Всюду и волны,
И ветер, и свист;
Пенные гребни
Во всей красоте…
Сердце пробьёт мне
Дорогу к мечте.
Вечер в общежитии Литинститута
В общаге весело вполне,
Друзья приходят поделиться,
И лучше помнится
в столице
Нам
о родимой стороне.
Повел рассказ о земляках
Студент Исхар – он из дунганов:
Овец отары
меж курганов
всё так же движутся в веках…
Друг закадычный Леонард
Нам явит
перепляс молдавский;
Он жизнерадостной закваски –
Всем задает весёлый старт.
Шамиль с кавказского хребта,
Стихи прочтя,
в себе замкнётся:
Таинственна вода в колодце,
И будоражит красота.
И я про те края,
где рос,
Друзьям поведаю при встрече:
Лишь семь утра,
а дядя Бече
везёт с аласа сена воз.
Над каждой улицей –
дымы
Хвостами беличьими встали.
Детей платками замотали,
Хотя уже конец зимы…
Работою закалены,
Полны непоказной отвагой,
К земле своей
великой тягой
сельчане издревле сильны.
«Не верь ушам, а верь глазам», –
Есть у якутов поговорка.
И потому
смотрите зорко,
Чтоб каждый убедился сам.
Как здесь природа хороша!
И люди здесь не хмурят брови,
Любой поймёт:
Чем край
суровей,
Тем благороднее душа.
Прикосновение
Пленят скульптуры,
живописи краски
И невесомой музыки волна…
Уносят нас
на светлый берег сказки
Полёты балерины и весна.
То плавные движения на сцене,
То утра всеобъемлющая тишь.
В потоке дней
мы лишь мгновенья ценим:
Зелёный лист,
ты вспыхнул и горишь!
За чувством единения с природой,
Где лист
щеки
коснется на лету,
Поглощены мы фильмами и модой
И книгами
за ложь и остроту.
Но где же
наши
щедрость и вниманье
К улыбке и душевной широте?
Проходит жизнь
в уютном волхованье
На струнах и на высохшем листе.
Жизнь
Жизнь окидывает взглядом
Цепким,
долгим,
вечно юным,
Всё, что здесь возникло рядом
Иль покрылось пеплом лунным.
Эти звезды,
солнце,
небо
Вызывают изумленье.
Вверх всё тянутся,
и в небыль
Отбывают поколенья.
Узнаю из книг
об этом,
Из блужданий по отчизне…
Пусть любовь
прольётся светом
На страницы вечной жизни.
Берёза
Латунную луну,
припавшую к земле,
Береза нежно к сердцу прижимает,
И все извивы
на её стволе
Тем лунным содроганиям внимают.
Поодаль
ото всех своих подруг
И без того изящна и белёса,
Со всей
красой небесною
вокруг
на миг переплетается берёза.
Девочка с цветком
На автобусной остановке
С сардааной в тонкой руке,
Стоит девочка
одиноко,
Не замеченная никем.
Люди заняты
разговором,
Не возьмёт крохотуля в толк,
И на взрослых
глядит с укором,
И протягивает цветок.
Непонятно ей,
почему же
Оценить никто не готов
После зимней
промозглой стужи
Самый яркий из всех цветов?
Красота всегда долгожданна.
На людей обид не таи.
Ты, девчонка,
как сардаана[5]…
Ну какие годы твои?!
Я не виню тебя
Судьба сыграла злую шутку –
Я осуждать тебя не вправе.
Не плачь,
забудь хоть на минутку
О той своей любви-отраве.
Она пришла в другом обличье,
Слезами не вернуть былого.
О, как страдает
честь девичья,
Когда твой друг не держит слова,
Лишь с виду робок и застенчив;
Волнуясь,
топчется под дверью…
Он стережёт наивных женщин,
Чтоб поиграть на их доверье.
Меня ж пленит без ложной страсти
Улыбка,
голос бархатистый.
И я иду навстречу счастью
С любовью подлинной и чистой.
Выбор тропы
С улуса Мюрю,
так любимого мной,
Тропинки расходятся в разные стороны.
По ним проходил я
и в холод и в зной,
Мне пели синицы и каркали вороны.
Из множества троп надо выбрать одну,
Ведущую к жизни
и бурной, и суетной.
Оленя об этом спрошу
и луну,
Которая вышла рассеивать сумерки.
Куда приведёте вы сына теперь?
На город укажет
луна молчаливая;
К реке с шалашом позовёт меня зверь,
Где жизнь ожидает
простая, счастливая…
Звучание сердца
Нежно тающие звуки
Плавно
нА сердце ложатся,
Но от рока или джаза
Я испытываю муки.
В лес войдя в родном улусе,
Я спокоен и раскован.
Шум бульвара городского
Не в моём,
простите,
вкусе.
Я компаньям молодежным,
Что задорны и болтливы,
Предпочту
волну в заливе,
Дятла стук
в краю таёжном.
Одному мне быть не тяжко –
Встреч привычно избегаю,
Но зато,
стихи слагая,
Весь для мира –
нараспашку.
Ревную
Любимую
к дню яркому ревную –
Лучами обнимает он
родную.
И к облакам,
сбивающимся в клубы,
Те каплями
целуют её губы.
К березкам
белоствольным и зелёным –
она к ним взором
ластится влюблённым.
К поэзии ревную,
Ну так что же!
Не я,
а мои песни
ей дороже…
Стремление
В родной Якутии озёрной
Свирепой силой щука славится.
Но в схватку –
смелый и проворный –
Рыбак вступил,
и с ней он справится.
Запасливая белка
тенью
К дуплу спешит, запасы тащит…
Стрелок
благодаря терпенью
Найдёт её в таёжной чаще.
Там лось несёт рожища грозные,
Побеги щиплет,
пьёт в болотце…
Охотник знатный
в утро росное
За счастьем с трепетом крадётся.
Характер их сравним лишь с кремнем.
Юнцам внушают то и дело,
Те старики
свой опыт древний,
Где труд заложен
духа, тела.
Жизнь моя
Истоки жизни
бесконечно далеки,
Взгляни глазами
молодыми на неё,
Как с ней столетия
Играют в поддавки
И звёзды кружатся над ней,
Как вороньё.
Корнями дерева
развился род людской,
всё умножается,
распластываясь вширь.
Я вижу жизнь
За каждой книжною строкой,
А эти книги
Тяжелее всяких гирь.
О жизни знания
Я сызмальства коплю,
Отныне с нею
Я шагаю наравне.
Я, жизнь-красавица,
Тебя в стихах продлю,
А с Богом в сердце
Мне спокойнее вдвойне.
Соединяясь с солнцем…
Орлы высоко под небом синим
В лучах полуденных растворились.
Внизу деревни, камыш в трясине
И гор вершины в тумане скрылись.
Орлам доступны все тайны мира,
Их взгляду зоркому всё подвластно.
До самых дальних границ эфира
С потоком верхним парят согласно.
Людские жизни столь скоротечны,
Их привлекают покой и блага.
На реки смотришь – их воды вечны,
Ручьи питает земная влага.
Орлы проносятся сквозь теснины
И вверх взмывают, от ран страдая.
Их души болью порой теснимы,
Их тоже старость гнетёт седая.
Однажды сердце замрёт в полёте,
Не в силах больше расправить крылья;
Прервётся песня на сильной ноте,
И кровь смешается с белой пылью.
Орел уносит с собой на землю
Невоплотившиеся мечтанья,
Над ним склонится лесная зелень,
И смолкнет всякое щебетанье.
Лишась духовного равновесья –
На все явленья своя причина –
Друзья из дальнего поднебесья
Дождём оплачут его кончину.
Перевёл с якутского Сергей Каратов
[1] Чорон – металлический сосуд для приготовления кумыса.
[2] Хомус – народный губной музыкальный инструмент.
[3] Алас – луг.
[4] Сэрге – коновязь
[5] Сардаана – дикая красная лилия из семейства луковичных; у якутского народа символ красоты и счастья (примечания переводчика).
Об авторе:
Слово о друге
Иван Васильевич Мигалкин родился в 1954 году в улусе Мюрю, недалеко от слияния рек Вилюя и Лены. Окончил Вилюйское педагогическое училище и получил диплом учителя. Сразу после училища молодой поэт поступил в Литературный институт им А. М. Горького. В Москве его поэтическими наставниками стали известные русские советские поэты Сергей Смирнов, Николай Старшинов, Егор Исаев, на семинарах которых он оттачивал свое поэтическое мастерство. В семидесятых годах в стенах Литинститута мы и подружились с ним, и я даже сделал перевод юношеского стихотворения Ивана Мигалкина, которое было опубликовано сначала в нашем вузовском альманахе «Тверской бульвар, 25», а позднее в журнале «Байкал». Как оказалось, это был первый перевод его стихотворения на русский язык. Потом была служба в армии, вблизи городов Подмосковья. Там, по словам Ивана, ему особенно хорошо писалось, поскольку душа все время стремилась домой, в родную Якутию.
Потом пригодился диплом учителя, и Иван Мигалкин несколько лет поработал в сельских школах своего Вилюйского района. Работа со словом свела его с районными и республиканскими газетами, где поэт получил опыт журналистской работы. Потом десять лет были отданы республиканскому телевидению в Якутске, где он был в должности главного редактора. Ныне Иван Васильевич Мигалкин является ответственным секретарем Правления союза писателей республики Саха (Якутия). Автор 26 книг стихов, рассказов, сказок и детских стихотворений, Иван Васильевич сделался уважаемым человеком в своем народе, ему было присвоено звание «Заслуженный работник культуры республики Саха (Якутии). Из-под его пера вышло множество литературоведческих эссе о классиках якутской литературы. А также он отдал дань благодарности и перевел на якутский язык многих русских советских поэтов, таких, как Константин Симонов, Сергей Смирнов, Егор Исаев, Константин Старшинов, Евгений Долматовский, Лев Ошанин, стихи которых он любил или у которых учился на творческих семинарах.
По-настоящему глубокие и талантливые стихи Ивана Мигалкина нуждаются в выходе на широкую литературную арену, которую могут обеспечить ему достойные переводы на русский язык. Чем я и занялся сразу же после долгого перерыва в нашем общении, а заодно подключил к популяризации Ивана Мигалкина моих друзей по поэтическому цеху. В частности, Володю Дагурова и Ольгу Алешину.
Ныне Иван Мигалкин возглавляет альтернативное отделение Союза писателей Якутии при Российском союзе писателей. В Москве он был тепло встречен в газете «Литературная Россия», где по поручению главного редактора Вячеслава Огрызко и была подготовлена и опубликована страница стихотворных переводов Ивана Мигалкина. Мои переводы также попали на страницы журнала «Байкал» и вошли в новейшую «Антологию поэтов Якутии», вышедшую в Москве под редакцией поэта Сергея Гловюка. Лет пять назад Иван Мигалкин приезжал в Москву на книжную ярмарку на ВДНХ. Там мы с ним вместе выступили в книжном павильоне, где были представлены книги поэтов и писателей Якутии. В этом году поэту Ивану Мигалкину исполнится 65 лет. Думаю, публикация его стихов в «Российском колоколе» явится приятным и заслуженным подарком к его юбилею.
