Крестовый поход
Шёл Человек с рюкзаком, нёс он свой крест. Тяжёлый, но можно приспособиться. Да и отдохнуть можно, остановиться, водички, например, попить. Пейзажами изумительными насладиться. Погода, конечно, разная бывает. Но и с собой всё есть и всегда находится, где переждать непогоду. Зато какая красавица радуга раскидывается после дождя! Любо-дорого взглянуть! Опять-таки, хорошо на лыжах идти по изумительно белому снегу из Зимы в Весну. А там оттепель, снег тает, природа оживает, поют птицы, звонко бегут ручейки в Лето. А там — сочные краски, тепло Солнца, вода греется и можно в ней купаться. Запахи моря, фруктов, лесных ягод всё сильнее к Осени, когда природа урожаем подводит итоги года и собирается ко сну — отдыху и обновлению.
И видит Человек: идёт рядом Второй, тащит крест, еле дышит, как будто муку несёт.
— Эй, человече! Посмотри по сторонам, красота-то какая!
— Да ну! Жара, пыль, и крест ещё тащи этот тяжеленный!
— Ну несу же свой да радуюсь. И ты посмотри по сторонам, птиц послушай — всё веселее, легче на душе станет!
— Хорошо тебе говорить! У тебя ведь крест легче, вон аж на три гвоздя! А ты вот мой попробуй понести — не до веселья станет.
Пожал Первый плечами, взял у него крест — пусть отдохнёт немного. А тот идёт да ноет: дорога не та, погода не та, а солнце парит — так просто беда.
Идут они, видят ещё Третьего, волочёт он свой крест за собой, запыхался весь, да всё равно ноет.
— Эй, люди, посмотрите по сторонам: жара спала, ручьи бегут, ягоды да грибы в изобилии в лесу. Сколько поводов для радости!
— Да ну! — заныл Третий. — Вон вдалеке облака. Как станут тучами, начнётся дождь. Мы промокнем и заболеем. Будет слякоть на улице. Дорога вон в рытвинах, будет грязь. И вообще хорошо тебе говорить! А у меня крест тяжелее тех двух! Никакого отдыха, как проклятый с крестом этим.
Пожал плечами Первый, взял и этот крест понести — пусть человек отдохнёт да осмотрится. Может, радоваться научится, тогда и шествие его будет легче.
Идут они трое, и уже двое из них вместе ноют: дорога не та, погода не та, а дождь скоро пойдёт — так будет просто беда.
Видят Четвёртого. Несёт крест высоко подняв. Гордо и воодушевлённо.
— Ну наконец-то, — сказал Первый, — довольный своей судьбой идёт! Несёшь крест — радуешься? Смотри, какая красотища кругом! Снегом всё завалено, на лыжах оно легче и быстрее получается!
— Да ну! — ответил Четвёртый. — Просто нести жертвы нужно с достоинством. Хорошо тебе говорить! А у меня самый тяжёлый крест — потому что красивый, резной и настоящий бук. Ни у кого больше такого нет! Вот похоронят меня под ним — и все будут вспоминать, что только я мог так его нести: красиво, чинно, долго и достойно. Мне бы вот только выдохнуть — и я снова готов!
— Так давай подержу! Посмотри, как красиво кругом!
Все загалдели. Да, мол, красиво! Скользко, холодно и темнеет рано. И дорога не та, и погода не та, а холодно — так просто беда. А этому всё бы радоваться! Как получил самый лёгкий крест — так всех учить горазд. И пошли советы давать, как Первому кресты надо нести.
Второй сказал, что тащить — удобнее всего. Третий — что на спине он лучше сохранится. А Четвёртый настаивал, что нести надо гордо и с достоинством. Стал Первый спотыкаться, появилась одышка. Загалдели остальные. Вот, мол, мы же тебе говорили! У нас-то кресты, а тебе хорошо — у тебя деревяшки. И то нести не умеешь!
И ни один свой крест не забрал и помощь не предложил. Послушал он их — да и оставил им их кресты. Ещё и брать не хотели: мол, взялся — так неси! Пришлось просто их поставить на землю да уйти. Загалдели вслед, заголосили. Думаете, с благодарностью? Ничего подобного!
— Это безответственно! Это бессовестно! Тебе же хорошо! А нам-то тяжко! А если не дойдём, в пути пропадём! У нас же здоровье, дети! Приходится жертвовать собой — и никакого отдыха! И дорога не та, и погода не та, а люди до чего черствы — так это просто беда!
Не слышал Человек. Шёл выпрямившись со своим крестом, бодро и весело. Без жертв, жалоб и хвастовства. А просто отдыхая, наслаждаясь пейзажами, глядя по сторонам. Радуясь каждому новому дню.
Дорога к счастью
Шёл человек в город. Пешком по дороге, бодро и радостно. Смотрел окрестности, иногда сходил с дороги, неподалёку отдыхал.
Слышит топот копыт за спиной. Всадник скакал во весь опор, притормозил рядом с ним, дорогу в город спросил. Показал Человек направление и дальше пошёл. Лишь мысль промелькнула непрошеная: «Куда это он так спешит?»
Слышит шелест шин и позвякивание за спиной. Оглянулся — велосипедист несётся, его догоняет, дорогу в город спросил. И его Человек направил, почему-то сам заторопился, не стал отдыхать, хотя во рту пересохло, идти стало тяжелее. Да на пейзажи вокруг уже не смотрел.
Слышит: за спиной мотоциклист торопится, догоняет и дорогу в город спрашивает. Отправил его Человек и ещё быстрее пошёл. Дыхание затруднилось, пить хочется, на солнце жарко. Самый полдень жаркого лета, стоило бы посидеть в тени, перекусить, жажду утолить и передохнуть. Подумал, что успеется, лишь бы прийти быстрее, а то опоздает. Куда вот только?
Слышит: над головой вертолёт торопится, пилот поравнялся, дорогу в город спросил. И ему Человек помог. А сам чувствует: во рту пересохло, есть хочется, дышать трудно, ноги заплетаются. Посмотрел он вниз — и обомлел. Кандалы на ногах мешают тяжёлые, а он и не заметил, когда они появились, что они его к земле притягивают.
Делать нечего — сошёл он с дороги, к озеру поблизости. Умылся, воды испил много и жадно, будто отбирали, причём долгое время. У озера раскинулось шикарное дерево, с огромной кроной, свисающей до земли, давая тень. Заснул он под ним в тенёчке и видит сон.
Как будто гонка: все торопятся в город, опережая друг друга. Но и там не находят того, что ищут. Бегут дальше, не давая себе времени осмотреться, оценить, где они находятся, подумать, как выглядит то, что они ищут. Кто-то называет это успехом, кто-то — счастьем, а кто-то — и золотым тельцом. Когда-то его же называли Священным Граалем.
Ещё увидел он, что к этим лошадям, вертолётам и прочим транспортным средствам люди прирастают кандалами, которые тянут их вниз. Многие прикованы и к другому имуществу, но все они будто бы не успевают смотреть на свои ноги и руки — ссутулились, голову в плечи втянули да и рвутся вперёд. А за плечами у каждого — горб. Присмотрелся — а это крылья сложены, о которых все давно забыли.
А над гонкой — везде, где бы она ни шла, — летают ангелы на своих крыльях, вздыхают и недоумевают. Вот все просят счастья да быстрее и быстрее — и не выдерживают скорости. Всё время то аварии, то поломки, а бывают и дисквалификации за нечестную игру. И не учатся ведь ничему — снова, как игроки, с горящими азартом глазами, не разбирая дороги, кидаются обратно в гонку.
Проснулся Человек будто бы обновлённый. Потянулся, осмотрелся. Дивный пейзаж, чистое озеро. Заглянул туда — нет у него кандалов. Посмотрел на свои ноги — правда нет. Вспомнил, что не торопится он никуда. Просто идёт, не к счастью, а дорогой со счастьем. И она радует его новыми впечатлениями, вдохновляет его расправлять свои крылья и лететь с помощью ветра. Потому что не прячется нигде счастье, и не приносят его ни удача с успехом, ни деньги. А каждый несёт его в себе, слышит его, когда не увлечён посторонними звуками да кандалы не тянут вниз. И тогда Человек летит по жизни. А скорость, высота, удача и успех — всего лишь механизмы, указатели на то, что он идёт верной дорогой.
Ужасная сказка
Однажды в чулане жил Ужас. Совершенно не тихий — всех пугал, шумел, привидением, в общем, работал. Погремит, прошуршит, что-нибудь уронит, все и скажут: «Да это же просто ужас какой-то!» А ему приятно, что все его знают да стороной обходят. Боятся — значит, уважают. А уж он затевал разнообразные страшилки, фантазии хватало. Никто не видел, но слышно было жутко и громко. Ведь если не греметь, так и не испугается никто. И сиди тогда как засватанный. Так и растеряться недолго.
Но не просто так царил Ужас в чулане. Дело в том, что когда-то давно хозяин дома швырнул в сердцах в чулан рюкзак, да с такой силой, что аж полки посыпались. И прятался в том рюкзаке Страх, маленький такой, зашуганный. Что за страх — не вникал никто, но в чулан перестали заглядывать, только изредка приоткрывали дверь, зашвыривали что-нибудь ненужное туда и быстренько захлопывали. В чулане было темно и сыро, паутина по углам, да ещё появился какой-то странный запах: его ведь не проветривали никогда.
И вдруг у дома появилась хозяйка… Во всём доме стали снимать ставни, открывать и мыть окна. Стали делать уборки, всё генеральнее и генеральнее.
— А там что? — спросила Женщина Мужчину.
— Ужас какой-то, — смеясь, ответил Он. — Ты не открывай, а то ещё вывалится что-нибудь.
— Послушай, но запах же какой-то странный идёт. Давай хоть посмотрим, что там.
Не сразу, после уговоров, капризов всё же открыла двери храбрая Женщина. Мужчина демонстративно ушёл в кухню пить кофе, выдав ей фонарик. Что-то упало на пол тяжёлое, потом что-то посыпалось, пахну́ло грязными лежалыми вещами. Он не выдержал, зашёл и увидел рассыпавшийся хлам. Да и Ужас вдруг куда-то делся, где-то ещё оставался Страх, но любопытство было гораздо сильнее. Она же взяла мусорные мешки, веник и совок и стала постепенно выкидывать пропавшие продукты, битую посуду, дырявые, затхлые полотенца и простыни, поломанные фонарики и лампы. Он починил свет в чулане и стал ей помогать.
Когда вынесли мусор, нашлись старые костюмы — их вывесили проветриваться. Это дали о себе знать студенческие годы. Были здесь и рубашки, как совсем новые, так и те, что когда-то носились, в годы первой его работы. Были и совсем грязные рубашки и футболки, пара брюк. То, что можно было спасти, замачивалось. Носки, валявшиеся здесь в большом количестве, выкинули.
Были здесь и инструменты, детали, какие-то механизмы с тех времён, когда он работал на заводе, — это Он забрал сразу в гараж, бурча себе под нос, что лучше б он занялся чем-нибудь другим. Стали вымывать с верхних полок да выбрасывать банки пустые и бутылки. Какие-то инструменты вернулись сюда, на свободные полки. Какие-то химикаты — здесь было столько всего, из разных областей и периодов его жизни, что, казалось, какая-то часть опыта жила запертой в этом чулане. Ожидания, мечты и надежды, разочарования, поражения и боль потерь… Он загружал мусорные мешки в машину и переживал, что Она о нём подумает. А Она думала лишь о том, что, наверное, если хранить все переживания, у каждого будет такой вот чулан. С Ужасом.
— Смотри-ка, ёлочные игрушки! И ёлка! — радостно, воодушевлённо позвала Она.
Он подошёл. Она стояла на табуретке, вымывая верхние полки с другой стороны.
— Упадёшь, вон шатается твоя лестница, — проворчал Он, глядя в её искренне, по-детски восторженное лицо. До этого Она молча, но без недовольства убирала мусор. А теперь радовалась новым находкам.
— Ой, смотри, какие фигурки! — Там была старая, развалившаяся коробка с вырезанными из дерева, размером чуть больше ладони фигурками.
— Да, это я делал когда-то давно.
— Правда? — Она радужно заулыбалась. — А давай их пересадим? Вон, смотри, коробка почти развалилась. И из пыли заодно уберём.
— Ладно, найду тебе ящик. — Он и забыл уже, что резал когда-то по дереву. Но её энтузиазму было невозможно противостоять.
И вот уже и вычистили всё. Здесь уже не так противно пахло, выветрилось. Он сделал по её просьбе палку под вешалки и пару новых ящиков. Остался только рюкзак на полу. Не с ужасом, а уже с какими-то неприятными воспоминаниями и неясным страхом.
— Ну что, разберём?
— Да ну его! — опять упёрся Он. — Уже вон сколько разобрали.
Он чувствовал необъяснимое беспокойство. И вообще он давно уже забыл, что там за страх.
— Хорошо! — сразу же согласилась Она и ушла заниматься стиркой.
Несколько растерявшись от неожиданной покладистости, Он посмотрел ей вслед. Чулан стоял открытый. Весь такой аккуратный, разобранный, вымытый. А посреди него — большой брезентовый старый и грязный рюкзак. Он раз прошёл мимо, объясняя ей, почему не надо его открывать. Она согласно кивнула. Потом повторил этот маршрут. Она снова кивнула. Потом он бурчал себе под нос, кружа по комнате, пытался вспомнить, что там может быть. Страх живёт внутри этого рюкзака. А до Страха… Он замолчал. С одной стороны, вспоминать неприятное не хотелось. Ведь столько лет прошло! А с другой стороны, и так ведь затронули. Сколько всего выгребли. Он прислушался. Ужаса больше не было. Может, и Страх уйдёт? Она возилась с вещами и весело напевала что-то себе под нос. А Он… открыл рюкзак.
Снова нахлынули воспоминания — запах грязной одежды и альпинистское снаряжение, и тут он вспомнил…
Занимался Он альпинизмом пару лет ещё в годы студенчества. Вполне успешно. Но вот попалась вершина — и не давалась она ему. А тут ещё и остальные стали подначивать. Он — огрызаться, обиделся страшно. Да и сорвался. Ему помогли, всё обошлось, а страх неудачи и насмешек остался. Ведь это ж надо, всё получалось, а тут — никак, ещё и смеются над Ним.
Потом было много чего: учёба закончилась, работа одна, затем другая. Следом открытие бизнеса, расширение, командировки, машины, квартиры. Про альпинизм Он забыл, как только после возвращения со злостью швырнул рюкзак в чулан. Мало-помалу перестал он вспоминать, смотреть на этот рюкзак вообще. Осталось только смутное ощущение опасности. Да постепенно в захламлённом чулане он разросся до Ужаса.
Так Он и сидел с рюкзаком, пока Она не пришла звать его пить чай.
— Ой, что это у тебя?
Он посмотрел на неё внимательно, будто проверяя. Нет, вроде Она не смеётся. Правда не знает.
— Альпинистское снаряжение.
— Ты занимался альпинизмом? Сколько же ты всего умеешь!
— Так, немного. Когда-то давно.
— И как он, вид с высоты птичьего полёта?
Он улыбнулся ей:
— Волшебно.
— А знаешь, я бы, наверное, боялась бы вот так висеть над пропастью.
— Да ладно зубы заговаривать! Ты же не боишься ни фига!
— Ну не скажи! Я многого боюсь. Может, постирать твои майки?
— Брось. Во-первых, это не майки. А во-вторых, их уже только выкинуть. А чего боишься ты? Скорости? Высоты?
— Падения с высоты на большой скорости.
— Там же на верёвках!
— А если оборвутся?
— Все сразу?
— Все и сразу! А то мало акробатов бьётся! А они ведь со страховкой работают!
— Ну, там другое! — И Он стал объяснять Ей, в чём отличие. Она согласно кивала. Настроение необъяснимо поднималось…
Законы высшего общества
В этой большой комнате, называемой кабинетом, тепло потрескивал камин. Тихо переругивались свечи, они сделаны были самыми разными. Тут и длинные тонкие — церковные, и потолще — для люстр, но ещё стояли на подставках низкие толстые свечи, они, да ещё декоративные, стали предметом для насмешек. Мало того, что худющих и стройных было больше — они лежали целыми пачками, их недавно, только сегодня принесли, — так ещё и дразнят диетами, танцами и предстоящим балом, на который ведь не все пойдут…
— Мы тоже не пойдём, — отрешённо заметили церковные. Они не участвовали в этой травле, молча ждали своего часа. — Мы предпочитаем молиться. Ноблесс оближ, знаете ли. Но заметим вам, что те, кто отсюда уходит, не возвращаются. Причём ни наши, ни ваши.
— Конечно, зачем возвращаться-то? Там же жизнь, балы, музыка и танцы! — загалдели недавно прибывшие.
Церковные свечи говорили явно о другом, но спорить не стали. А никого больше эти легкомысленные особы не слушали.
— Не расстраивайтесь, — шепнул камин. — Они все уйдут, и никто не вернётся. А потом наступит другой день. Хозяин придёт работать, как обычно, и вы понадобитесь. Дней с балами не так много, гораздо больше других, рабочих.
— Худеть надо, — раскричались зазнайки, — а то никакое общество не признает!
— Я призна́ю, — твёрдо и мощно сказал камин.
— Мы признаем, — тихо и тонко поддержали церковные худышки. — Ничьей жизнью нельзя пренебрегать.
— Странные вы все, — возмутились чужачки. — Нет, никогда вам не видеть высшего общества.
Был приём в посольстве, и длинные стройные свечи ушли, ни одна не вернулась. Они сгорали десятками под музыку и танцы высокого общества, даже не замечая этого в царящем блеске. Церковные свечи унесли в часовню. Там их ставили перед иконами. Обратно ни одна из них не вернулась.
А на следующий день в кабинет с камином пришли хозяин и много высокопоставленных гостей. Обсуждались важнейшие темы протокола, бизнеса, политики, искусств. И всё это слышали оставшиеся. Но, конечно, они никому об этом не скажут.
Что за зверь — Конфликт?
— Ира, ты сейчас вытаскиваешь все силы для поддержания старого.
— И что, Таня?
— А то, что на новое ресурсов не хватает. Не думаешь ли ты, что должно быть что-то другое? Тем более что новые возможности не хотят кормить старые проблемы.
— Я прыгну туда, где всего хватает.
— И что ты будешь с этим делать?
— Там разберёмся. Пока я даже не знаю, как оно выглядит. Может, пойму и удастся миром договориться?
— Интересные дела…
Катастрофа. Все, кто должен, молчат. Кредитов не дают. Сама у кого только не занимала. У всех свои трудности. А сил нет…
Если вытащить эмоции, останется ситуация. Что там за зверинец? Раздражение. Непонимание. Вина. Ну и так, по мелочи. Неудобно отказывать, отстаивать своё, манипулировать, провоцировать, задавать вопросы и получать ответ в нужный момент. Как выжила с такими ограничениями… Неудивительно, что взгляд затуманен и восприятие сбито.
Есть другой бизнес, он интересен. И развивается. Но ещё в начале и не может обеспечить все потоки: информационные, денежные, временны́е, энергетические. Да и не должен. Сам нуждается во внимании.
И загнанная молодая женщина, не договорив с приятельницей, вышла через окно во временну́ю бездну.
Для Ирины, собственно, ничего не изменилось. Оно и понятно. Первый этаж — в любом случае не попытка суицида.
— Чего добилась? — спросила заместитель Татьяна и в этой реальности.
— Вопрос, конечно, интересный… Помогай.
Да изменилась ли ситуация?
— Нет уж, Ирочка, сама, — покачала головой та. — Мы решали, куда вы поедете отдыхать с мужем. Кипр, Крит, Куба, Таити… Что ты думаешь теперь по этому поводу?
— Что это круто — выбирать из возможностей, а не искать постоянно деньги.
— Это да. Сейчас за тобой бегают, уговаривают. На всё хватает с избытком.
— Кредиты?
— Какие ещё кредиты? — рассмеялась Татьяна. — Инвестиции. Сделки. Прибыль. Работа в англоязычных проектах и журналах. А уж сколько желающих для тебя сшить, убрать, приготовить… Вот сидим и разбираем бесконечные списки.
— Кажется, я поменяла реальность.
— Это бывает. Что ж, Ирина Ивановна, иди, дела не ждут, времени мало. Всё это здание — твоё. Со всеми фирмами, ресторанами, агентствами. Вероятно, ты не знала этого.
— В какой момент всё переменилось?
— В тот миг, когда ты решила, что конец. Это было начало.
— То есть сейчас кто-то что-то предложит?
— То есть сейчас ты увидишь выход.
А это кто у нас такой? Зверь, похожий на огромного нестриженого чёрного терьера.
— Это твой ручной Конфликт. Помнишь?
Зверь принюхивался, щурился. Явно чуял подмену.
— Ручной? — Ирина почесала за ушами пса. Тот попытался уткнуться в руки носом. Только глазищи огромные. — У страха глаза велики. Место!
Пёс стал даже меньше и размытее, жалобно заскулив, лёг и закрыл нос лапами.
— Вроде не ударила его, — зашевелилось «неудобство» в Ириной душе. Зарычал Конфликт из угла. И вновь собрался.
— Место! — призвала к порядку.
Татьяны уже не было, ушла работать в кабинет. И его контуры менялись по её вкусу.
— Шеф! Нам опять деньги предлагают! И в таких количествах… — влетел кто-то из подчинённых. Кинул взгляд на неё, потом — на Конфликт в углу, оценивая его. — Ой, вы не в духе сегодня. Извините.
Ирина услышала свой голос, спокойный и уверенный:
— Всё в порядке, в духе. Отказывай, если некуда. Ты же знаешь.
— Очень просят вас помочь. Работа на Майорке, предоплата за полгода. Уже надо и паблисити. Вы недавно говорили, что это будет…
В кабинет заходили ещё незнакомые люди.
Вместо той Ирины ситуация приняла другую, только повзрослевшую и успешную. Гостья поздоровалась с Татьяной здесь.
— Ну что тут у неё?
— Опять по сусекам скребёт. Есть долги ей и её, и не стыкуются они. Кассовый разрыв, в общем. Нервничает.
— А что с этим? — Гостья щёлкнула пальцами. В воздухе замаячили заказчики, переговоры, запахло грозой. Появился пёс.
— А ничего. Её уже и так и этак втягивают в прояснение условий. Всё в мечтах договориться не продавливая. — Татьяна немного раздражённо пожала плечами. — Время жёсткое. Продавливают её.
— Поняла, — кивнула гостья. И взяла телефон со стола.
Переговоры она вела легко, играючи. Но предельно точно.
— Что ж, тогда ничего я не переделаю. Мало ли что говорила. Вы тоже обещали оплату. И снова — завтраки.
— Нет, не приму. По предоплате если. Так, а вот за эти инсинуации ещё и цену подниму. Хватит совести, хватит.
— Нет, не понимаю. У меня свои резоны. А давайте я лучше загружу своими проблемами… И посмотрим, у кого круче… Или так, или никак.
За час она управилась со звонками. А миражный Конфликт ластился к её ногам. Она почесала ему за ушами.
— Ладно, пусть будет по-вашему, — услышала она в трубке от одного. — Тогда в понедельник…
— Нет, сейчас. — Ирина спокойно, мерно ласкала пса.
— Ничего не случится, если вы немного подождёте, — говорил другой.
— Конечно, ничего, — покладисто соглашалась Ирина. — Но и вам сделаю работу после получения. Нет, в таком тоне разговаривать вы со мной не будете.
Пёс зарычал в её поддержку.
Через час зачирикали СМС с зачислениями денег.
— Вот и всё, — зашла Ирина к Татьяне. — Поток я запустила снова. Дальше ей самой справляться.
— А ты-то далеко ушла? — улыбнулась та.
— Думаю, достаточно далеко. Я по другую сторону проблемы. Куда девать излишки. Это ведь стороны одной медали. Решаю, куда поехать отдохнуть. В идеале — совместить с работой и подольше в тёплые края, к морю.
— А Конфликт? Вырос?
— Нет, в одной поре. В спортивной форме, тренирую. — Гостья пожала плечами.
— Молодчина.
— Благодарю. Не без твоей помощи. Ладно, меняемся. А то она мне там Майорку сорвёт.
Татьяна усмехнулась.
— Откуда ты знаешь, что Майорка?
Гостья хитро улыбнулась и показала на экран перед собой, на месте Конфликта. Там горели «звонок» и слово «Майорка».
— Я позаботилась о потоках. Информации, финансов, энергии. А Конфликт разрешили, собственно. — И Ирина Ивановна вышла в окно.
И вошла к себе. Никто ничего не заметил. Лишь Конфликт успокоился, уменьшился. Узнал хозяйку.
— Берём Майорку. Мне интересно. — Несколько человек в кабинете кивнули. О чём тут спорить?
Экономисты, юристы, маркетологи, компьютерщики, секретарь и заместитель приняли проект в работу, стали, не сходя с места, разрабатывать техническое задание для согласования с заказчиком.
Ирочка, помолодевшая, немного сбитая с толку происходящим, слегка промахнулась при возращении в своё пространство. Загнанности уже не было, только безумная усталость, клонило в сон.
Звонкий лай не давал отключиться… А очень хотелось… В этой яме, куда она провалилась и лежала под бетонной плитой, было душно и темно. Пёс лаял, рыл лапами землю рядом, тянул за край одежды и даже немного сдвинул тяжёлую «крышку». Может, хотел позвать на помощь, но рядом никого не было.
Пронзило понимание. Это не просто плита. Это её убеждения. Всё её «неудобно» и «по-человечески» без оглядки, уместно ли это.
Шаг за шагом она выбиралась, медленно, но верно. Пока переосмысливала и двигалась, пёс молчал. Но как только замирала — заливался лаем. И вот выбралась, целая и здоровая, только перепачканная. Да уж, вид… не для слабонервных…
В яме остались её страхи, неуверенность, попытки уступать всем без разбора и неукротимое желание спать.
Пёс бежал через археологический парк, между раскопок, развалин и склепов и по-прежнему не давал передышки. Дошли до служебного помещения, где можно было посидеть на скамеечке, умыться и попить водички. За этим строением были развалины, похоже, когда-то богатого дома. Может, тут и клад есть?
Она стала искать инструмент. Лопата осталась под той плитой. И тут началось какое-то нашествие грызунов — откуда-то из подпола… Они подбирались близко, но некая незримая граница их не подпускала, отбрасывала назад. Что же их отталкивает?
Она обернулась — там сидел пёс и скалил зубы. Он защищал, незримый и неслышимый. Это был её Конфликт. Он вырос огромным даже для своей породы — чёрный терьер. И своенравным. Но очень добрым, быстрым защитником и другом.
Похоже, заблудилась в этом парке. Ну что ж…
— Конфликт, пойдём домой! — И пёс побежал вперёд. Вот он знал куда. Только путаной дорогой почему-то.
Навстречу шла Татьяна.
— Ты исчезла внезапно. Откуда зверь? Альтер эго оставила?
Пёс легонько кусал пальцы и жался к ногам. Они зашли в офис. Там сидел упрямый заказчик и гнул своё.
— Мы же договаривались… что вы подождёте.
Она поняла теперь всё и поняла, что не имеет права портить достижения Ирины успешной.
— Обстоятельства изменились. У меня такое тоже бывает.
— Но меня поймите, сложности…
— Послушайте, они у всех. И у меня. Давайте по существу. У меня тоже бюджет.
Всё безвозвратно поменялось. Пёс лёг к ногам, охраняя бдительно и бескомпромиссно. Прежний поток восстановлен. Идущих и дошедших денег хватало с лихвой. Время идти дальше, отделять и использовать новые возможности.
Рог изобилия
Жил-был Рожок Изобилия. Вообще-то Рог, только маленький ещё. Пополнялся он желаниями, сдобренными позитивными мыслями. И чем больше было радости и благодарности, тем быстрее он пополнялся, рос и взрослел.
Только пока всё это происходило медленно. Получалось так, что у людей было всё, кроме терпения — выхватывали свои желания сырыми, будто недопечённые пирожки или блины, недожаренные котлеты. А ведь именно заказчик доводит свои желания до кондиции.
Вот и сейчас — желаний-то хватает, только тесто у этих пирожков не настоялось, а у кого-то и начинка вываливается. И уже недовольны: кто-то считает, долго; а кто-то разочарован результатом — кому понравятся сырые пирожки?
Но Рожок любил свою работу и относился к ней исключительно ответственно. И вот, получив внушительную порцию благодарности от тех, кто сумел свои желания слепить и испечь, он стал кашеварить и раскладывать: пирожки — налево, блины — направо, котлеты — на верхнюю полочку, курочку и шашлыки — на нижнюю.
И каково же было его удивление, что больше всего люди уделяют внимание сигналам, извещающим о проблеме. Они могли не верить в подарки, чаще всего не верили в чудеса, но в неприятности верили всегда. Складывалось впечатление, что они их ждали, чтоб удовлетворённо констатировать: «Я так и знал!» Даже в этом случае люди могли не увидеть предлагаемых возможностей, хотя просили их. Да и возникшая проблема привлекала много внимания, но вызывала лишь недовольство. И с детской непосредственностью Рожок старался разбудить человека и заставить посмотреть по сторонам.
Он отправлял возможности тем, кто хотел и мог их увидеть, как и прежде. Но теперь он их ещё и расцвечивал заигрательски, заворачивал в подарочную бумагу, запускал фейерверки или добавлял звуковое сопровождение. Это могли быть и трели телефона, и сигналы почты или СМС, а иногда — и шумы на улице. Он извещал, что желание исполняется, только услышь знаки Вселенной: сирены, машины и людей. Были и опасности, и о них он извещал фальшивыми звуками или сбоями в планах.
Конечно, никто не радуется неприятностям. Но были и те, кто чему-то учился, думал, какие события привели к такой ситуации, что явилось причиной. И в этом случае Рожок рос быстрее — он ведь тогда не просто исполнял желания, а ещё и растил душу человека, раскрывал её, выполняя запрос Вселенной. А кому ещё нужна душа человека в мире кроме него самого? А если и ему не нужна — тогда человеком легко управлять: запугать или развратить вседозволенностью. Обманывать несведущего — невелика заслуга.
Так Рожок подрастал и делал свою работу со всё большей фантазией. Он радовался, когда удавалось донести информацию до человека, а главное, когда в итоге желания доводились до правильной «рецептуры» и получался нужный результат. Больше всего его вдохновляли радость и благодарность, они растили ему крылья новых возможностей, и он становился Рогом Изобилия.
Судьбоносная нить
Ситуация была симпатичной, только избалованной и тупиковой. Не сразу она такой стала, да Безответственность помогла. Оглянулась по сторонам, стоит, упёршись в стену, слева и справа — стена. А сзади — длинный коридор из ожиданий, иллюзий и желаний.
А всё начиналось так безобидно!
Как будто золотое руно, появился клочок шерсти. Все радовались ей, такой тёплой и перспективной, ведь предстояла холодная зима. Нельзя было эту возможность просмотреть, стали сучить нить. А она разворачивалась скатертью-самобранкой, всё быстрее и сильнее. Зрелище, конечно, интересное — головоломка. Да только нить всех запутала и сама заблудилась. Стоит себе в одиночестве в конце коридора, перед глухой стеной, потеряв цель впереди, и не шелохнётся. Нет, не испугалась, но запуталась. Нить всё вьётся, но уже не так интенсивно; видно, иссякает источник. А деваться-то и некуда. Посмотрела вниз — темно и ни проблеска не видать. Вдруг привлекло внимание мерное жужжание сверху. Присмотрелась наша нить вверх — там пробивается свет, да и прыгать невысоко.
Насколько могла, отошла назад. Запрыгнула, не сразу, не с первой попытки. Р-раз! И скатилась. Два! Ей удалось немного задержаться и увидеть длинную палку, утолщённую посередине. Она ходила равномерно вверх-вниз и называлась веретеном. Здесь было много веретён с нитями, именно они и жужжали. Только одно из них было свободным: видимо, для неё. Здесь было светло и спокойно, и что-то манило её сюда вернуться и остаться… Три! И она встретилась с веретеном, зацепившись и быстро наматываясь. Словно она должна там находиться.
Быстро-быстро крутится веретено, наматывая шерсть. Вот уже и огромного кома нет. Порой казалось, что нить так запутана — порвётся. Но веретено замедляло скорость, подтягивало её и вновь набирало обороты. А нить всё поступает и поступает — не иссяк источник, только забился излишками. И, как только его освободили, он возобновил снабжение.
Но веретено не становилось толстым — с верхнего края нить автоматически поступала на следующий этаж. Там ткачихи и вязальщицы делали изумительные вещи, волшебные и красивые. Мантии-невидимки, скатерти-самобранки, многие штучные экземпляры. И всё же главным было не это. Здесь переплетали многие нити, создавая полотна человеческих судеб. Светлые и тёмные, простые и цветные, шерстяные, льняные и хлопковые, нити поступали равномерно, с веретён, и здесь их было уже не слышно. Никто не говорил, не оценивал материал, ткачихи и вязальщицы лишь безостановочно делали его прочным, качественным и красивым, с причудливыми расцветками, соблюдая определённый алгоритм.
Этажом выше искусные портнихи кроили из этой ткани судьбы. Здесь царили совершенство замысла, красота линий, стиль и вкус. Все изделия, продуманные кем-то высшим, были великолепны. Но здесь их не сшивали и не украшали. Раскроенные, они лежали и ждали своего часа, тех, кто доделает работу так же хорошо, как их подготовили.
В определённый момент, после «собеседования» с инструктажем, такую судьбу, не видимую человеческому глазу, давали в руки воплощающейся душе. Родившись, младенец криком порывался рассказать всем о своём даре, но ангелы-хранители легонько закрывали ему уста. Рано! Он должен ещё вырасти, душа его — подготовиться и созреть. К взрослению человек уже не помнил о предназначении. Знание это оставалось на уровне инстинктов, чтобы, когда придёт время, напомнить душе о сделанном когда-то высшем выборе. И сшить наконец самому свою судьбу, украсить по вкусу и носить с удовольствием. Научиться их слышать и понимать через зрелую душу, подготовленный разум и земные возможности — это задача для всех и каждого из нас…
Сказочная история
Жила-была девушка, и звали её Сказка. И красива была, и умна. А уж рукодельница умелая: вышивала, ткала и пряла узоры дивные, сложные, про победу добра. Вечно молода, хотя и живёт почти столько же, сколько и род людской. Истории рассказывала на всех языках земли, могла любой образ принять: Царевны-лягушки, Василисы Премудрой или Прекрасной, Марьи Моревны, Алёнушки, Шахерезады. Любила Сказка по миру гулять в этих образах, людей смотреть да страны. Во всех сторонах света она бывала, всё видела, но однажды загрустила. Много произошло за века, прогресс шёл, ускоряясь, жизнь во многом стала легче для людей, вот только счастливее они не стали, и в Сказку верить перестали.
Не просто так она путешествовала. Смотрела, как люди живут, что ищут, о чём думают и мечтают. В разные времена искали счастья, удачи, философский камень, Священный Грааль. А в последнее время — всё больше денег. Конечно, во все века люди искали золото и серебро, каменья и самоцветы, клады и сокровища. Теперь же это заменилось жаждой одного.
«Что это за деньги такие? — думала Сказка. — Что ни дай — всё в это переводят: и золото-серебро, и каменья-самоцветы. О них мечтают, ими грезят, их ищут, чуть ли не молятся им. Что же это такое?»
Поспрашивала у мудрецов сказочных, зверей и птиц да существ разных — никто не мог ей ответить. Стала катать яблочко по тарелочке — замелькали картинки. Люди много работают за деньги, и они сыплются в непонятный ящик, который называют компьютером. Вот рудники и заводы, фермы и офисы, больницы и госпитали, самолёты и поезда, корабли и автобусы, стройки и машины — с них монеты сыпались в ящики, оттуда много потоков собиралось в большие, и дальше деньги разбегаются очень быстро. И только клерки у компьютеров нажимают кнопки, определяя путь. Подсела Сказка к ним, да за свою не приняли, прогнали: мало ли, кто это.
Вошла тогда Сказка в образ денежного мешка да пошла к ним по-
слушать.
— Смотри-ка, туда не донесли мешок. А ведь детям не донесли! — Это мимо пронёсся пулей один из мешков.
— Простите, я тут новенькая. Вы не подскажете, что здесь происходит? — обратилась Сказка к говорящему.
— Ой, девушка! Евро? Ну, я так и понял. Здравствуйте. А я — Доллар. Как — что происходит? Деньги делят.
— А кто же решает, куда и сколько?
— Люди сами. Те, кто побогаче и познатнее из них.
— Они самые знающие?
— Как пойдёт. В идеале — да. По факту, кто-то получает от родителей по наследству, из поколения в поколение. Но есть и энтузиасты. Эти учатся сами строить систему для денежных потоков. Только это долгий и сложный путь.
— А что идёт в потоках? Золото и серебро? — попыталась найти знакомые понятия Сказка. — Евро?
— Ты как из сказки пришла, — удивился Доллар. — Информация, идеи. Ну, может быть, отчасти товары и услуги. Давно уже отменили золотой стандарт. Если объёмы и скорость нарастают, то хватает всем.
— А тот мешок куда побежал?
— А его на войну призвали. Мы не выбираем, куда бежать, знаешь ли. А сами они путаются, то друг с другом не договорятся, то ещё что-то, — ответил Доллар с некоторым пренебрежением.
— И вы ничего не пытаетесь изменить? — удивилась Сказка.
— Этим мы не ведаем. Мы можем только разрушать систему изнутри. А дальше подключаются другие сущности, это их дело — решать, кто хороший, а кто нет. Люди считают это кармой. Или промыслом Божьим.
— Это вроде богов?
— Да, вроде этого. Но и тут у людей ладу нет. Всё выясняют, чей бог выше.
— Так люди же боролись за жизнь без богов. И опять к богам?
— Боятся они сами-то. Вот такие они, люди. С богами — плохо. А без богов — ещё хуже. Получается вседозволенность. А здесь уже Высший разум вмешивается.
— Пусть уж лучше Бог, чем кумиры и идолы?
— Наверное, да. Но и хорошего они тоже много делают. Но итог — ни уму, ни сердцу чаще всего. Страх и жадность раздирают их, потому что веры не хватает.
— Да? Вы, уважаемый Доллар, тоже так думаете? Раньше верили больше в чудеса, в сказки.
— Мы так думаем потому, что нас слишком много. Но ценность наша всё падает. Видимо, люди нарушают законы природы и экономики. И это выливается в глобальные катастрофы и экономические кризисы. Но, послушайте, зачем столь очаровательной женщине забивать себе голову серьёзными вещами, да ещё теми, что от нас не зависят?.. Что вы делаете сегодня вечером?
— Ах, не знаю пока… ещё не осмотрелась. Ничего здесь не знаю… — Сказка покинула образ своей героини и стала думать об узнанном.
Поговорила она и с Денежкой, с трудом найдя её на тарелочке, прокатив яблоко.
Жила Денежка весело, все были ей рады, и она внимательно смотрела, куда ей пойти.
Идти ли ей туда, где постоянно жалуются на нехватку? А что там делать? Жалобы слушать? Некомфортно.
Идти ли туда, где деньги транжирят? То есть попросту растрачивают данную энергию? Неинтересно. Всё равно что делать дурную работу — мало того, что бесполезно, ещё и всё не так будет. Да и советы бесплатные дороже всего обходятся.
Идти ли туда, где деньги стерегут? Свободолюбивая была Денежка. Любит она, конечно, работать. Но не в рабстве.
Идти ли туда, где на них молятся? Это ведь развращает. А наша Денежка — весьма нравственная особа.
И пошла Денежка жить туда, где ей были рады, да не боготворили, туда, где её отправляли работать творчески и азартно, да не насильно; туда, где её уважали, да не унижались.
Интересную тему затронула Сказка. Здесь и мораль, и желание хорошо жить, с которого многое начинается. И страхи, и жадность. Все эти темы пересказывались веками, а вот рассказывать придётся по-новому.
Страсти вокруг моста
Она шла через мост то в одну сторону, то в другую. Холодный ветер пронизывает, людей рядом нет, но это ночью. А вот днём… Здесь всё равно одиноко, на берегу среди цифр, только слишком много работы. Хочется, чтобы пошёл поезд, но не судьба: нет рельсов, река под мостом.
Перейдёшь на другой берег — тёплый эмоционально мир образов. Не всегда сыто, но пьяно. И рельсы есть, можно сидеть и разговаривать. Только поезда всё равно нет. Интересно, кстати, как так: здесь пути есть, а в мире цифр — нет? Многолетний опыт работы, логика расчётов настаивает, что не может такого быть.
Вернулась обратно, в хорошо знакомые места. Ещё бы понять, где поезд. Она, конечно, не обращает внимания на то, что её не касается. Но ни перрона, ни вагонов, ни солярки, ничего такого, связанного с железной дорогой, ей не попадалось. А занималась она проверками бизнеса, хоть мимоходом, да услышала бы. Это же не спичка, в карман не спрячешь. Тем более что и мост, который видели на обоих берегах, назывался железнодорожным явно не просто так.
То есть как в той шутке: «Вниманию пассажиров! Самолёт Москва — Урюпинск задерживается на неопределённое время в связи с отсутствием аэропорта в городе Урюпинске». Но шутки шутками, только что всё это значит? По бумагам, всё давно построили, сдали и вовсю используют? Или строить давно начали, но всё растеряли, и остатки гниют у кого-то на даче? Какая версия — реальность? Пока она там работала да проверяла документы, чего только не находила.
А вот за мостом видны рельсы, только никто никуда ехать всё равно не собирается. Им вообще там ничего не надо, похоже, кроме образов. Выпить, закусить и пообщаться — интересно. А потом описать пережитое или явившееся. Кто-то картину нарисует, кто-то напишет стихотворение или рассказ, кто-то сфотографирует или музыкально выскажется — тут уж кто как чувствует. Карты, путеводители, дорожные сумки, блокноты, ноутбуки — всё это есть, можно собраться в дорогу. Теоретически. Вот и путешествуют по Интернету и энциклопедиям.
А с другой стороны моста ходят серьёзные люди в деловых костюмах. Холодные, сосредоточенные автоматы. Надо только, чтобы кто-то заложил более или менее внятную программу, включил их. Кто это сделает? Иначе их не сдвинуть и ничего не выяснить. А с этой… сидят на рельсах втроём… Она спросила:
— А как ехать собирались?
— Вероятно, на поезде? — пожав плечами, явно не понимая, спросил один. Ну, рельсы железнодорожные, к чему эти вопросы?
— А зачем? — поддержал недоумение другой. — Вы ещё про смысл жизни спросите.
Двое переглянулись.
— «Быть или не быть — вот в чём вопрос», — завыл один Шекспира.
— «Познание бесконечности требует бесконечно много времени. А потому работай, не работай — всё едино», — резюмировал цитатой из Стругацких другой.
Ладно, придётся зайти с другой стороны.
— Зачем тут эти рельсы? — невинно спросила она.
— Чтобы ехать, — вздохнул один.
— На поезде, — поддержал другой.
— Ну, или на дрезине, там. На электричке, — добавил первый.
— А рифму на электричку? Слабо? — поддел второй.
— Вы бы лучше нарисовали, — предложила она. — Или сфотографировали.
Мысль показать это на другом берегу возникла у неё внезапно. Правда, непонятно, кому показывать. Но, имея в руках изображение, можно хотя бы попробовать найти того, кто сможет что-то сделать.
— Вот ещё… комсомольская стройка… разве что стихи… — задумчиво сказал первый.
— Ой, вот только не стихи! — возмутилась она. Стихов не жаловала. Да и кому их потом покажешь?
— Хочешь очерк? — спросил другой. Всё-таки они писатели, а не художники.
Конечно, это явно лучше, чем стихи, шансов больше. Она и сама может написать эссе или очерк. Но её подпись там, куда она собралась его показывать, известна как одной из них. А вот писатели и напишут лучше, и имена звучнее, даже с цифровой стороны она их слышала.
— Только мне пораньше нужно. Не через месяц.
Оба пожали плечами. Один написал-таки стихотворный очерк о том, что есть брошенная железная дорога. А второй — то, что она хотела на самом деле увидеть: рассказ о тайне века, об «исчезнувшей» стройке. Впрочем, пригодится и то и другое.
— Так вы знаете, что поезд стоит у цифровиков, за мостом? — просила она, прочитав обоих.
— Мы даже знаем зачем, — пожал плечами первый.
— Собирать в дорогу, — добавил второй.
— Да нет же, — изумилась она. — Рельсы здесь, отправление отсюда. Почему поезд там?
— Они перетащили его к себе. Чтобы собирать, — пояснил первый.
— Ещё когда моста не было, — добавил второй. — Чтобы не тащить всё на себе.
— И что? — недоумевала она. — И забыли? Вот просто так взяли и забыли?
— Думаю, собрали да забыли, — предположил первый. — Или не закончили ещё.
— Забыли, да и всё, — возразил второй. — Мы мост когда ещё сдали! Построили же тогда все вместе. А они про паровоз даже и не вспомнили. Только акты подписали — и всё.
— Как так? — возмутилась она. — И ваши не вспомнили?
— Ну, теперь-то всё это вместе с поездом тащить обратно. А как делать это без рельсов? — спросил первый.
— На собаках, — серьёзно предложил второй.
— Может, они по документам всё уже списали? — усомнился пер-
вый.
— Для того и потребовали разделения? — задумался второй.
— Но эта история нигде не проходила, — всё ещё не могла поверить она. — Как такое может быть?
— Думаешь, взломали и украли то, что сделали, пока мост строили? — с сомнением спросил первый.
— Ну а что, они всерьёз собирались тащить паровоз гружёным без рельсов до перрона? — задумчиво добавил второй.
— Зачем-то ведь они требовали разделения, — вспомнил первый. — Да ещё и приведя дурную причину.
— Это помню, — кивнул второй. — Что мы не держимся плана. И вообще у нас его нет. Один азарт.
— Всё равно ничего не понимаю! Абсурд какой-то, — жалобно всхлипнула она.
— Не какой-то! А лучший! — ободрил первый.
— Да ты почитай, мы же всё написали, — успокаивающе кивнул на рукописи в её руках. — Не расстраивайся, найдётся твой поезд.
Вот как, её поезд?!
Но выходило, что отправление поезда уже готово. Вот только паровоза всё нет. А другой берег не видит не только его, но и рельсов. А раз путей нет, нечего и суетиться. А мост… Ну что — мост? Этого же мало. И вообще непонятно, какой он, по документам цифровиков. Реальности, похоже, они тоже не видят. Хотя и грешат на творческих людей: мол, они променяли жизнь на образы. Но что обманывает их самих? Цифра и вера в её объективность, логичность? Тоже ведь смотря как покажут и что каждый увидит.
Мало того, ещё интересно, где все те запасы, которые брали бы с собой в дорогу? Гниют где-то на складе? Или никто ничего не собрал? Где еда, вода и топливо, хотя бы минимальный набор? Тогда было лето, а сейчас — зима. Сохранится ли еда, если её вообще собирали? Что-то во всей этой истории всё ещё фонит неправильностью, звучит фальшиво. Помимо абсолютного абсурда, разумеется.
— Но почему они взялись загружать поезд? — всё ещё пыталась понять она, хоть и вяло.
— Так они взялись за это и ушли на другой берег. — Первый пожал плечами. — А мы остались делать мост. И сдали его своевременно, что бы ни говорили они там потом.
— Делали все вместе. — Второй кивнул. — Доделывали — порознь. Да чего вы паритесь? Не собираются они никуда ехать.
— А вы не выходили с ними на связь? Есть же друзья среди них, родственники, в конце концов?! — Ей было трудно признать, что адекватного не найти. И к бывшим «своим» вопросов больше, чем к новым. Вот только кому их задавать? Кто отвечал за отправку поезда?
— Ты вот долго жила на том берегу — много с ними общалась? — без подколки, с некоторой обидой спросил первый.
— Они почему-то не видят рельсов у себя. — Второй пожал плечами. — Я общался, когда мост сдавали.
— По бумагам, что ли, смотрят? — нахмурился первый. — Подойди к берегу и посмотри вниз.
— Не знаю, где они смотрят. Но видят реку. — Второй вздохнул. — А потом внезапно связь оборвалась.
Где вот она сама была всё это время? Жила и правда на том берегу. Конечно, берег большой. Но так, чтобы совсем ничего, даже слухов не мелькало… И тоже ведь видела реку. Ну как — видела… Один раз когда-то посмотрела и на всю жизнь поверила.
Основной раздел и передел шёл ещё в конце девяностых, когда никто не старался сохранить советское имущество. Потому что энтузиастов либо отстранили, либо устранили братки немного раньше. Тогда знающие сохраняли жизни себе и своим близким. И это чаще означало поиск постоянного безопасного заработка, чем участие в боях. Да и с кем бороться? Со вчерашними коллегами и начальниками? Деньги, ключевое оружие, появились на руках, за них и отстреливали.
Она в это время училась в институте, готовилась искать работу в мире цифры. Помочь особенно некому, родители работали в медицине в южном городе. Да и экономика агонизировала, перестраиваясь на махровый капитализм. В новом мире ещё предстояло состояться.
Определённых успехов она достигла, перебралась в столицу. Только мир цифры постепенно стал напрягать. Здесь всё меньше живых людей: они либо сами становятся автоматами, либо их система заменяет.
Мир образов, художников, творцов манил её давно, с тех пор как подростком она сочиняла трагический роман. И вот теперь она хочет всё поменять и перейти на этот берег окончательно. А что потом? Поезд запустить, поехать со всеми в путешествие… А может, и остаться… Посмотрим. Она чувствует этот мир своим и что он, со своей стороны, присматривается к ней.
А правда, что выбрать? Поехать? Или остаться? Или вообще вернуться? Кто знает, чего стоит запустить-таки этот поезд? Она вдруг остановилась посреди дороги. Опять в мир автоматов? Без живых людей? Решать именно сейчас. Не для цифры, логики, роботов — для себя.
Она открыла очерк и рассказ. Воспоминания другого мира заставили её содрогнуться. Не всё она знала о нём, конечно же. Но то, что знала… давило, убивая в ней всё живое, любые желания, энтузиазм. Она ощущала мир образов, себя в нём — и медленно оживала. Здесь — душа, азарт… и необязательность. Так кто здесь свои, а кто — чужие?
Она держит в руках прекрасные рассказ и очерк… Который мир готов искать разгадку? Ведь не факт, что виноваты художники. Да и цифровики ли — неизвестно. Только хватит ли души одних и автоматического порядка у других? Кто главный, кто ответственный?
У цифровиков — робот, но высокой квалификации. Программиста, который его загружает, никто не сдаст. Заказчика — тем более. У творцов — волшебство в любом виде. Царь-батюшка, волшебник, президент, золотая рыбка — совершенно неважно, как назвать. Творец, одним словом.
Отчего опускаются руки, так это от бесконечного вранья. Кто врёт? Мир образов? Не факт совершенно, хотя и честнее, потому что именно там его и ждёшь. Метафора, утрирование, компиляция — излюбленные приёмы творцов. Здесь нет юристов, логики и очень гибкие правила, но жива душа, а с ней — чувство гармонии. Исчезновение паровоза — это так некрасиво и пошло… Все сами по себе, но друг другу помогают. А вот у автоматики враньё — как удар под дых. Здесь-то это откуда? Кто-то ошибся, вводя данные? Так, что потеряли железную дорогу и поезд? Может, специально создавали образ там, где это незаконно? И кто она такая, чтобы ей в таком сознались? Да и никому ни до чего нет дела, только бы стрелки переводить. Ещё и виноватой останешься.
***
В одном кабинете за шахматной доской сидели творец и программист.
— Так что у нас с дорогой? — спросил творец, делая ход.
— А что с дорогой? — с деланым удивлением переспросил программист. — Рельсов-то не хватает. Я тебе говорил, их нет.
— Вот как? У меня другая информация, — сделав ход, творец встал размяться.
— Интересно знать откуда, — пробурчал программист, думая над партией на доске.
Но обсуждать вопросы такого рода было не по правилам для обоих миров.
— Говорил я тебе, — пробурчал творец. — Невозможно всё оцифровать да автоматизировать. Души в том нет.
— А мост? Спас он кого? — возмутился программист. — Нет, упёрся тогда… Хочу мост, пусть останется связь. И что? Кто с кем разговаривает? Мои роботы или твои образы?
— А живые люди у тебя где? — насмешливо спросил творец.
— Ты переоцениваешь их значение. Без дисциплины и порядка… — Казалось, они возобновили прежний брошенный спор.
— А ты всё пытаешься постичь через разум? — продолжил творец. — Вот и ответь: где рельсы? Куда вы их дели? У нас они есть. Только поезд вы забрали снаряжать.
— Откуда знаешь? — пошёл-таки против обычая программист. — Так не бывает. Дорога общая, и поезд — тоже.
— Вот люди образов ваяют нетленку, — сделал шаг навстречу и творец, выложив перед ним рассказ и очерк в стихах за именитыми подписями. Да, её имя не произвело бы впечатления, много жалуется на систему, её знают.
— А ты и веришь на слово… — пробурчал, читая, программист.
— Почему же на слово… Сходил да посмотрел. И от нас, и от вас проверил, с обеих сторон. — Это уже явно ход конём.
— И? Что увидел? — К чёрту правила и алгоритмы! Профессиональная честь под угрозой. — Что с дорогой?
— Да всё есть, с обеих сторон видно одни и те же рельсы. А вот по документам, у тебя там река, похоже. И все именно её и видят, такое вот странное чудо. Кто же, интересно, догадался заложить такую программу?
***
На следующий день отправлялся поезд. Она в нём ехала с писателями, художниками, фотографами. А на мосту стояли цифровики и скандировали:
— Возвращайся к нам! Будем налаживать систему!
И программист — среди них. Откуда только узнали о её причастности…
