Не плачь, душа моя, о лете
Не плачь, душа моя, о лете
В такой мороз,
А то, глядишь, замерзнут эти
Кристаллы слез.
Ты потерпи, ведь очень скоро
Весна придет,
Снега растопит, вдоль забора
Растает лед.
И потечет с высокой крыши,
Звеня, капель,
И пересмешника услышишь
Родную трель.
А это верная примета
Для нас с тобой,
Что скорое явленье лета
Не за горой.
Я бы дом перенес
на скалистый утес…
Я б наш дом перенес на природу
И, забравшись как можно повыше,
Наслаждался б в сырую погоду
Тем, как дождь барабанит по крыше.
Наблюдал бы, как стройные ели
К нам ветвями стучатся в окошко,
Где слились в один звук птичьи трели,
Бродит рысь, как пушистая кошка…
Я бы дом перенес на скалистый утес,
Там, где ласточки вьют свои гнезда,
Где средь пышных кустов ароматнейших роз
Нет спасения днем от назойливых ос,
А в ночи взоры тянутся к звездам…
У подножья шумит океанский прибой,
Разбиваясь о скальные глыбы.
Там сидели бы мы, наслаждаясь с тобой
Тем, как чайки, летая над бурной водой,
Вниз ныряют в поисках рыбы.
Но пока это место – всего лишь мечта,
Нам с тобой недоступна его красота.
Дорога из зимы в лето
1
Когда за окошком сугробы видны,
А люди по-зимнему ходят одеты,
Приятно с семьей на машине прогретой
Сбежать из суровой нью-йоркской зимы
Туда, где над пальмами огненным шаром,
Лохматые тени на землю бросая,
Светило в безоблачном небе сияет…
Желание уехать, как видно, недаром
В такую погоду людей посещает,
Где флора и фауна радуют взгляды,
А воды тропическим солнцем прогреты,
Прохожие с кожей под цвет шоколада
По улицам ходят полураздеты.
И мы, не желая терпеть до весны,
Садимся в машину, как будто в карету,
Чтоб двадцать часов по дорогам страны
Гнать в край, где нас встретит флоридское лето.
2
Спиной откинувшись на спинку,
Сижу, как в кресле самолета,
А рядом в качестве пилота
Моя вторая половинка.
Да, за рулем машины, слева,
Сидит, слегка напряжена,
Словно на троне королева,
Водитель наш – моя жена!
Педаль ногою прижимает,
Давя на тормоз и на газ…
А в солнечных очках играет
Луч солнца, не касаясь глаз.
А наши дети сзади где-то
Сидение делят на двоих.
Мы из зимы сорвались в лето,
Поверьте, только ради них!
Каникул зимних две недели –
Настало время отдохнуть!
Вот мы с женой и захотели
Отправиться в столь дальний путь.
3
Снежинки покрыли капот и стекло,
Колеса в снегу – словно губы в помаде,
Навстречу ненастной погоде назло
Мы мчимся стремительно по автостраде.
Вихрится за нами снежная пыль,
Не так уж и просто наш план поменять!
Увозит в Майами нас автомобиль
По интерстейту девяносто пять!
Давя на педаль, разрезая простор,
Водитель везет во Флориду людей…
Стремительно вдаль «мерседеса» мотор
Несет нас своим табуном лошадей.
В комфортном салоне вздремнуть можно малость:
Ни скорость не чувствуется, ни усталость.
И лишь иногда можно притормозить,
Чтоб сэндвичи съесть или кофе попить.
Меняются в окнах дорожные виды:
Места живописные, надо признать!
А мы осторожно до самой Флориды
По этой дороге весь день будем гнать.
Нью-Йорк и Нью-Джерси преодолены!
Отмерен колесами штат Пенсильвания.
Мы едем на юг по просторам страны,
Сверяя спидометром расстояния.
Стрелой пролетев через штат Делавэр,
Попутно заправив бензин в Мэриленде,
Я скинул мешающий мне пуловер
И ожил – как феникс в известной легенде.
4
По правому борту сейчас Вашингтон.
Туманом густым Капитолий укрылся.
Идем на обгон. Впереди – Пентагон
В вирджинском ландшафте расположился.
Прощай, Вашингтон! Позади Арлингтон.
А снег в Делавэре еще прекратился.
Обратной дорогой заедем в столицу…
Когда уже некуда будет спешить,
Мы сможем ее красотой насладиться,
Музеи и парки семьей посетить;
По улицам старым неспешно пройдем,
А если успеем – зайдем в Белый дом.
Проездом дорога лежит через Ричмонд –
Столицу Вирджинии, город-герой!
Из школьной истории помню отлично
Про Север и Юг с их гражданской войной.
Места эти много боев повидали –
Победа досталась нелегкой ценой!
Бойцы за Америку кровь проливали,
Чтоб стала свободной от рабства страной.
Заметно в дороге меняется климат.
Зима позади, но пока что не лето.
С широкой улыбкой нас жители примут,
Когда мы по-зимнему выйдем одеты.
«Откуда вы прибыли? – спросят ребята. –
Вы с этой планеты? Из зимнего штата?»
Мы умникам этим с улыбкой ответим:
«За ваши догадки – пятерка!
Мы с этой планеты!
Отправились в лето
Из зимнего штата Нью-Йорка!»
5
Пути проехав с половину,
Как на раздутых парусах,
Которым ветер дышит в спину,
Плывем сквозь хвойные леса:
– Откройте окна! Воздух дивный!
Зеленый лес. Дороги полоса…
Мы в штате Северная Каролина,
Где братьев Райт крылатая машина
Впервые покорила небеса.
– Вон там, меж сосен, два оленя,
Жуя листву, на нас глядят!
Как две оранжевые тени,
Застыв, среди стволов стоят.
– И шум машин их не пугает,
Стоят и кушают кусты…
Они, похоже, нас встречают!
Оленьи помыслы чисты!
Проехав город Фейетвилл,
По Южной едем Каролине…
Вдруг дождь как из ведра полил,
Забарабанив по машине.
Он смыл все брызги от земли,
Следы снегов на стороне,
Чтоб о зиме, сдается мне,
Мы даже вспомнить не смогли.
Ну как же это нам осмыслить?
Сильнейший ливень средь зимы!
С утра нам снег пришлось почистить,
А тут под дождь попали мы!
Закат над Южной Каролиной
Пылает розовым огнем.
Мы мчимся по дороге длинной,
Гонясь за уходящим днем.
Часов двенадцать уж в дороге,
Устали. Начало темнеть.
В коленях отекают ноги,
А нам пути осталась треть.
6
Наш путь лежит сквозь синь тумана:
Мост через реку, а за ней –
Там город в Джорджии – Саванна,
Раскинутый у океана,
Мерцает множеством огней!
– Возможно, в городке Саванне
С колониальными домами,
Благоуханными садами
Нам стоит ночку погостить?
Вкусить его ночные виды…
– Пардон! Но только без обиды.
Сейчас нам лучше поспешить,
Скорей добраться до Флориды
И зимний гардероб сменить.
Зеленый знак на темной трассе
Подбодрил нас и вдохновил:
Аж триста миль до Таллахасси,
А мы через сто сорок миль
Проедем город Джексонвилл!
Но в Джексонвилл мы не заедем.
Хоть мегаполис он, но беден,
С преступностью на высоте.
Заброшенных домов в нем много,
Бомжи гуляют по дорогам…
Откуда быть там красоте?
Пусть аргумент мой и банален,
А город слишком криминален!
На улице в нем в поздний час
Прохожих вряд ли мы увидим.
А как мы из машины выйдем?
Нет! Этот город не для нас.
7
Хвостовые огни – словно маки
Вдоль засаженной клумбы алеют.
Пролетают машины и траки,
Опасаясь – к утру не успеют.
Пять часов нам еще до рассвета,
На исходе в машине бензин.
Мы почти что приехали в лето
И заехали в Сент-Августин.
Все пятнадцать часов просидели
В комфортабельном автомобиле,
До отеля дошли еле-еле
И почти что не ели, не пили.
Отоспимся на мягких перинах,
Нам ведь нужно чуть-чуть отдохнуть.
Ну а утром заправим машину
И все дружно отправимся в путь.
Рассказать вам о Сент-Августине?
В этот город влюбился я сразу.
Он с шестнадцатого века поныне
Здесь прижился – и стоит рассказа.
Пушек ряд и старинные здания,
Неприступного форта стена
У людей вызывают в сознании –
Не Америка тут, а Испания
В те далекие времена!
Основатель, Понсе де Леон,
Был когдатошний спутник Колумба.
Поглядите на памятник, вон
Он стоит, где цветочная клумба.
Как-то раз был Понсе де Леон
В величайшей когда-то Испании
Приглашен к королю Фердинанду,
Чтоб собрал он лихую команду
И отплыл за моря на задание
Отыскать молодильный фонтан.
Снаряженный в дорогу Хуан
Обещал королю не из жалости –
Для продления жизни от старости
Отыскать этот чудо-фонтан
Возле юго-востока Америки.
Вдруг, увидев оазис у берега,
Вдохновленный природой Хуан –
Друг морей и любитель корриды –
Поглядел сперва на океан,
На растений цветущие виды…
И назвал полуостров Флоридой.
Он ведь прибыл сюда основать
Этот город в шестнадцатом веке,
Чтобы было нам где ночевать.
Вот забота где о человеке!
А мы едем сейчас по мосту,
Выезжая из Сент-Августина.
Передать впечатления холсту –
Получилась бы чудо-картина!
Воротившись с заоблачной вахты,
Солнца луч, отражаясь в воде,
Озаряет плывущие яхты…
Нет такого пейзажа нигде!
8
Ах, какие тут виды и небо!
А на нем – словно пух облака!
В этой части Флориды пока что я не был.
Это временно, только пока!
Пальм ряды вдоль проезжей дороги
Создают ощущение аллей.
Мы у лета сейчас на пороге,
И чем дальше – теплей и теплей.
Протянулись песчаные пляжи,
Омывающий их океан…
До чего ж живописны такие пейзажи!
Мы глядим и не верим глазам!
Пляж Нью-Смирна, где мы проезжаем,
Называют акульей столицей!
Здесь бы стоило остановиться,
Так как пляж просто неподражаем!
В его водах, открывшие скулы,
Не страшась рыболовных сетей,
То и дело резвятся акулы,
Проплывая вблизи от людей.
9
Сквозь щелку окон приоткрытых
Машин проезжих шорох слышен.
Крадется солнышко к зениту,
Нагрев, как сковородку, крышу.
С усердьем малого ребенка,
Лохматя кудри, ветер рвется;
Подпрыгивая, гравий звонко
Из-под колес о днище бьется.
К концу подходит долгий путь,
Машин немного перед нами.
Осталось ведь совсем чуть-чуть –
И мы окажемся в Майами.
10
Вот и флоридская ривьера!
Вот небоскребы встали в ряд.
Живут в них все миллионеры
Десятилетия подряд.
Меж пальм сверкают волны синие,
Вдали белеют корабли…
Мы у воды, на первой линии,
Себе жилище обрели.
Пейзажи здесь – не наглядеться!
Вид из окна – не передать!
Спешим, друзья, переодеться
И в океане понырять.
Ну чем не Пальма-де-Майорка?
Флорида вам приветы шлет!
Надеюсь, что зима Нью-Йорка
Нас две недельки подождет.
И вы последуйте примеру,
Совсем не надо лета ждать.
И во флоридскую ривьеру
С семьей езжайте отдыхать!
Я стою на балконе
апрельской Флориды…
Я стою на широком балконе апрельской Флориды…
Здесь как летом жара, а в Нью-Йорке – апрель как февраль.
С высоты созерцаю живописные пляжные виды
И, прищурясь, с надеждой гляжу в океанскую даль.
За чертой горизонта вода омывает Багамы,
Топчаны в тени зонта – лежащих на пляже удел.
Я вчера не надел ни футболки, ни даже панамы
И, купаясь в лазурной воде, как всегда, обгорел.
На поверхности волн, отражаясь, луч солнца искрится.
Вдоль песчаных брегов распростерлись дома-великаны;
Я стою на балконе и гляжу, как летят вереницей
Мимо зданий, над пляжем любимые мной пеликаны.
Нежно радует глаз наблюдать, как летят эти птицы.
Неужели летать – это только лишь птичий удел?
Были б крылья у нас – я бы смог с косяком этим слиться
И, взмахнувши крылом, с ними б в синюю даль улетел.
Я стою на широком балконе апрельской Флориды…
С высоты облаков взор бросаю на пальмы внизу.
Как мечты, постараюсь сберечь эти чудные виды;
Их с собой, как в флаконе духов, в Нью-Йорк увезу.
В южном городе Майами
Жаль, что не были вы с нами
В южном городе Майами,
Там, где пальмы и бананы
Во дворах кругом растут;
Где летают пеликаны
Над высокими домами
И повсюду игуаны
Вездесущие снуют;
Нежной поступью отважной,
Бдя прилежно свой дозор,
Белый ибис бродит важно
В мелководьях тех озер.
Утром, вглядываясь в дали,
Взявшись за руки при этом,
Мы на берегу встречали
Живописные рассветы.
Вечерами на причале
Провожали мы закаты –
В старину здесь проплывали
Бригантины и фрегаты…
А сейчас здесь ловят рыбу,
Наслаждаются пейзажем…
Небоскребы, словно глыбы,
Возвышаются над пляжем.
Тонет солнце, погружаясь
В ярко-розовом заливе,
В горизонте растворяясь,
Как в малиновой подливе…
Под широкими зонтами
Днем, спасаясь от жары,
Разместились рядом с нами,
Натянув на лбы панамы,
Загорающие мамы
В окружении детворы.
Заходите в воду смело,
Не боясь в ней утонуть!
С борта яхты в глубь умело
«Щучкой» можете нырнуть!
Распластавшись, лечь на спину,
Как на водную перину,
Чтоб на волнах покачаться
И расслабиться слегка;
Видом чаек наслаждаться
И глядеть, как в небе ясном,
Чисто-голубом, атласном
Проплывают облака.
Нет, пожалуй, краше дела,
Чем лежать, раскинув руки,
И вкушать, как ваше тело
Отражает всплесков звуки.
И на гребнях волн покатых
Я лежу, раскинув ноги…
В глубине порхают скаты
И резвятся осьминоги.
В водах цвета изумруда,
Приоткрыв зубасты скулы
Проплывают барракуды
И различные акулы…
Нет конца подводным рифам,
Чьи рельефные изгибы,
Если верить разным мифам,
Привлекают тонны рыбы.
Я лежу и взор бросаю
На чудны́е облака.
И под волны подставляю
Загорелые бока.
Думаю, акулы знают
Обо мне наверняка!
Ну и пусть себе шныряют,
Ведь они мне не мешают
И не трогают пока.
Дни проносятся за днями:
Отпуск кончен. Песня спета
До последнего куплета…
Долго будем вечерами
Свой рассматривать загар,
Вспоминать о том, что где-то
В южном городке Майами
Пальмы тень свою бросают
На песок и тротуар…
Зима в Нью-Йорке
Опустела одинокая скамейка,
Заскучала ты одна среди снегов.
Тут зима, а где-то канарейка
Манит пением у дальних берегов.
Заметает снегом эту землю,
Улетают птицы в теплые края,
Обнаженные деревья стоя дремлют…
Опустела в зиму улица моя.
Кто-то едет отогреться во Флориду,
Кто-то – на другие острова.
Я же наслаждаюсь зимним видом,
Заготовив на зиму дрова.
Растоплю камин, дрова подброшу,
Воцарятся и уют, и благодать.
Еще долго зимнюю порошу
Буду знойным летом вспоминать.
Обожаю это время года!
У зимы – неповторимая краса.
Не страшны ее холодная погода
И снежинки сыплющие небеса.
Я люблю проснуться спозаранку,
Взять лопату и расчистить снег,
После душа выпить чай с баранкой
И из дома совершить побег.
Так приятно в снежную погоду
Посетить наш близлежащий лес.
Может, встречу зверя на природе
Меж густых деревьев до небес.
Снимки сделаю лесных пейзажей,
Чтобы летом с грустью вспоминать,
Лежа на флоридских жарких пляжах,
Как зимой ходил зверей искать.
Выпал первый весенний снег
Весна! Отшумели метели.
Теплый день сменил холода.
Отовсюду скворцы налетели
И заполнили все провода.
Из земли показались тюльпаны,
Доверяя весенней поре,
Но в природе бывают обманы,
И, похоже, не быть уж жаре.
По прогнозу вчера передали,
Что нас снегом должно замести;
Из далекой, из северной дали
Ветром холод опять принести.
Неужели погибнут растения
И тюльпанам уже не цвести?
Независимо от настроения
Я их должен от снега спасти!
Наспех сделал из досок опору
И клеенкой тюльпаны накрыл,
Чтоб в такую студеную пору
Снег весенний цветы не покрыл.
За ночь вдруг изменилась погода,
По-предательски снег намело…
Месяца подменила природа,
Прогоняя весну мне назло.
Но тюльпанам под пленкой уютно –
Обошли их снега стороной,
И угрозы теперь абсолютно
От природы цветам никакой.
Так в Нью-Йорке частенько бывает:
Март как будто сменяет февраль.
Вслед за ним вдруг апрель наступает…
Вот пойми тут природы мораль!
Изабелла
Помню с детства, как лето надело
На балконы ажурный наряд,
Протянул дед к себе изабеллу –
Ароматный на вкус виноград.
Грозди спелые синего цвета
Он с лозы острой бритвой срезал,
Дед вино с изабеллы той делал
И гостей своих им угощал.
Трели птиц на балконе я слушал,
В виноградной тени отдыхал,
Ароматные грозди немытыми кушал
И назойливых ос отгонял.
С той поры много лет пролетело,
Но вкус детства мне трудно забыть.
Как-то тесть раздобыл изабеллу,
Чтоб у дома лозу посадить.
Разрослась та лоза по забору,
Предстоит виноград собирать;
Все хотят поучаствовать в сборе,
Нет нужды, чтобы жребий бросать.
Урожай удался – то, что надо!
Не дадим ему зря пропадать –
Из отборных плодов винограда
Будем гостю вино подавать!
Когда приходит ураган…
Приносит много нам вода стихийных бедствий,
Как строгий приговор суда и ряд последствий.
Но в нашем мире все, что есть, закономерно,
И чтобы встать, нам надо сесть – наверно.
И вот возник один вопрос, довольно странный:
Как избежать такой прогноз, как ураганный?
Как сделать так, чтобы ветра от океана
Не приносили нам такие ураганы?
И вот что я скажу, друзья, вот что отвечу:
Нам отменить совсем нельзя такую встречу.
Мы не имеем термостата от природы,
Чтоб контролировать расклад ее погоды.
Когда приходит ураган – не бей тревогу!
Он ведь от Бога, Богом дан! Молитесь Богу!
Ураган «Флоренс»
Газеты пестрят заголовками длинными
С предупреждением местных властей
Для штатов Вирджинии с Каролинами –
В них много тревожных сейчас новостей.
«Идет подготовка к стихийному бедствию, –
Твердит перегретый настенный экран. –
У Штатов серьезные будут последствия,
Когда их коснется такой ураган!»
К востоку страны приближаясь стремительно,
С тенденцией скорость большую развить,
Потоком волны ураган разрушительный
Грозит этот берег водой затопить.
Играть со стихией, поверьте, не шуточки –
Я вам не советую с ней так шутить!
Вы только представьте себе на минуточку,
Как просто ей землю водой затопить.
Хоть люди умны и сильны относительно –
Придется нам горькую правду принять:
С природой тягаться, увы, непростительно,
Ведь, как ни старайся, ее не унять.
Спасатели всюду готовят укрытия,
Пытаясь условия людям создать,
Стремясь уберечь от такого события
Тех, кто решил его здесь переждать.
Попробуй заставить домашнюю курицу
Покинуть свой теплый куриный насест…
Вот так же – согнать человека на улицу,
Уехать куда-то с насиженных мест.
Прибрежные жители, полные веры,
Что все это скоро бесследно пройдет,
Дома забивают листами фанеры
В надежде, что их ураган не сорвет.
Бензин заливая, садятся в машины,
Едой и одеждой забив дополна,
Уедут, проверив колеса и шины
С надеждой, что их не застанет волна.
Простившись, уедут, но скоро вернутся
В надежде, что их уцелеют дома.
Вернувшись, привычной работой займутся,
А кто-то об этом напишет тома.
Ветер-Шалун в переулке гуляет
В городе старом покой и отрада,
Лишь в переулке слышится шум,
Где, пролетая близ пышного зада,
В игры играет Ветер-Шалун.
Ветер-Шалун в переулке гуляет.
И как такое приходит на ум?
Женские юбки он приподнимает.
«Браво, – кричат ему, – Ветер-Шалун!»
Кучкой стоят изумленные парни,
Ждут воплощения новых проказ.
Ветер-Шалун превзошел ожидания,
Вихрем промчась в переулке у нас.
Ветер-Шалун в переулке гуляет,
Прелести выставив всем напоказ,
Их равнодушными не оставляет…
Смотрят на это тысячи глаз!
Я бы, наверно, хотел бы стать ветром,
Чтоб пролететь в переулке у нас
И разглядеть из-под шляпы из фетра
Блеск тех встревоженных девичьих глаз.
Там, в переулке, где тень и прохлада,
Визги и возгласы склеились в шум,
Очень прошу, только трогать не надо
Дочь и жену мою, Ветер-Шалун.
Заботливый воробей
Прилетел воробей, постучался в окно…
Неприметная вроде бы птица
Нас просила насыпать в кормушку зерно
И немного водой поделиться.
Под навесом кормушки прохладная тень…
Вышел гостю водицы налить,
Чтоб залетные птицы в такой жаркий день
Смогли жажду свою утолить.
Я насыпал им риса почти до краев –
Гость с забора в два ока глядел…
И, как видно, позвать остальных воробьев
Он на дерево к ним полетел.
А затем прилетела большая семья
И, чирикая, стала кормиться…
Я был тронут заботой того воробья –
У него есть чему поучиться!
Раненая лиса
Никита вышел на прогулку
В заснеженный сибирский лес…
Как вдруг услышал выстрел гулкий
И побежал наперерез.
Какой-то человек с двустволкой,
Его завидев, закричал:
– Ай да лиса! Вон там, под елкой!
Похоже, я в нее попал!
Узнав, что паренек Никита
Был младшим сыном лесника
И что начнется волокита
Из-за стрельбы наверняка,
А там, глядишь, и в браконьеры
К преступникам определят –
И плакала тогда карьера,
И нет уже пути назад,
Стрелок сказал: «Прости уж плута!
Не знаю, что на ум нашло…
Так получилось. Бес попутал!
Рассудок снегом замело!
Мне ведь проблем совсем не нужно.
Неважный выдался денек!
Давай, брат, разбежимся дружно.
Ну что, отважный? Я убег?»
Легла пунктиром кровь на насте,
Под елкой – рыжей шерсти ком.
Лиса красивой редкой масти
Зализывала рану языком.
Видать, изрядно притомилась,
Перебегая через Обь:
– Ах, бедная! Да как же так случилось?
Как угораздило тебя попасть под дробь?
Ты только потерпи немного,
Тебя до дому донесу.
Тут есть короткая дорога
В густом заснеженном лесу.
Он к перепуганному зверю
Нагнулся, сняв с себя тулуп,
Своим глазам не очень веря,
Но, к счастью, парень был неглуп.
В тулуп укутав лисью тушку,
В дом лесника ее понес.
Учуяв зверя, на опушку
Примчался с лаем верный пес.
А вслед за ним лесничий вышел:
– Что там? Показывай давай!
Я тут недавно выстрел слышал…
– Батяня, двери открывай.
– Неужто лис? Какой красавец!
Ты видел, кто в него стрелял?
– Один бессовестный мерзавец!
Меня увидев, убежал.
– Готовь, Никита, инструменты,
Поможешь вытащить мне дробь,
Пинцетом – мелкие фрагменты.
Смотри-ка зверя не угробь!
Ей йодом рану обработай,
Огнем пинцет свой прокалишь.
Иголкой с ниткой шкурку штопай,
Когда дробинки удалишь.
Тогда мой руки – и за дело!
Ведь времени прошло немало.
Вернем лисице ее тело,
Хоть много крови потеряла.
Лисица тяжело дышала,
Едва в сознание приходя:
То бодрствуя, то засыпая,
То просыпаясь погодя.
Всю ночь собака с ней лежала,
Глаз верных с гостьи не сводя:
И днем и ночью охраняла,
Порядок и покой блюдя.
Как ни старался наш Никита
Лису из ложечки кормить,
Не смог добиться аппетита!
Лишь молока ей дал попить.
Неделя позади, другая…
Окрепла рыжая лиса,
В день по цыпленку поедая,
Забыла думать про леса.
Ей хорошо в лесничьем доме,
Где кормят вдоволь, пить дают…
Здесь, распластавшись на соломе,
Она нашла себе приют.
Не закрывают от плутовки
Сарая двери на замок.
Она живет не на веревке,
А в доме, как простой щенок.
А как насчет той поговорки,
Мол, «сколько волка ни корми…»?
Ну да, пословица про волка!
А ты поди лису пойми!
И у чаек такое бывает
Песчаный берег вдоль Майами
За свой тропический комфорт
Излюблен птицами и нами
За то, что здесь нашли курорт.
На влажном бархатном песке
Меж отпечатков стоп и тапок,
Будто на гипсовой доске,
Видны узоры птичьих лапок.
Их экзотические вязи –
Пернатых чудные творения!
Искусной вышивкой на бязи
Нам поднимают настроение.
Сквозь солнечных очков стекло
Смотрю на многоликих чаек…
Мое внимание привлекло
Величие их диких стаек.
Осанка с поступью богинь,
Их гордый стан, их оперение…
На что критичный взгляд ни кинь –
Все вызывает восхищение!
Они глядели на прибой,
Людей в упор не замечая,
Лишь в разговоре меж собой
Галдеж свой птичий различая.
Но вдруг какой-то паренек,
Вдоль океана мерно шедший,
Им бросил бублика кусок,
Наверно, очень зачерствевший.
Упало лакомство в песок
Невдалеке сидящих чаек –
Чуть в стороне, наискосок
От громко голосящих стаек.
Заметив хлеб, со всех сторон
Слетелись птицы поживиться,
Как стая жаждущих ворон
Над полем, где растет пшеница.
И тут нашелся среди стаи
Один наглец – альфа-самец:
От лакомства всех отгоняя,
К своим крылам прибрал венец!
Один, в кругу себе подобных
Он утолял желудка страсть,
Карая клювом неугодных,
Кто бублик норовил украсть.
Вокруг него, галдя, сидели
Ну, скажем, клювов двадцать пять.
Но как же так? Да неужели…
Им трудно лакомство отнять?
Он потерял свою стыдливость,
И совести порвалась нить!
И я решил, что справедливость
Средь стаи нужно воцарить!
Как только бублик был раскрошен
И отдан чайкам до конца,
Наглец, подавлен и взъерошен,
Покинул стаю без венца.
Унижен и обескуражен,
Что потерял на пляже власть,
Он больше не был так отважен,
Не ощущая власти сласть.
Вот так и у людей бывает.
«Закон курятника» – как власть:
Кто сверху – нижних обижает,
У тех, кто ближе, легче красть.
В Пенсильвании лесистой
В Пенсильвании лесистой горный воздух очень чистый.
Посетив ее однажды, приезжаем до сих пор
Утолить пейзажей жажду и пожить вблизи озер
В домиках на склонах гор.
Живописные просторы, красно-желтые холмы,
Отраженные в озерах горы, лебеди и мы.
Наш домишко деревянный воплощал собой уют.
И поэтому не странно, что нам полюбилось тут.
Помню, вечер был прекрасный. Вышел подышать во двор;
С неба полумесяц ясный освещал ночной простор.
Мягкая была погода, но сгущались облака.
И в такое время года дождь накрапывал слегка.
У домашнего порога бились капли о навес,
И манила вдаль дорога воплощением чудес.
Так, борясь со своей ленью, под осенний плач небес
Повидать семью оленью я побрел в ближайший лес.
Встречи с ними тут нередки, если зверя не спугнуть.
Как петух, крадясь к наседке, пробираясь через ветки,
Свой прокладывал я путь.
В лес ночной свернув с дороги, перелазя через куст,
Осторожно ставил ноги, чтоб не вызвать веток хруст.
В час, когда уснули птицы, лес не дремлет и не спит,
Совам в дуплах не сидится, на ветвях сова сидит.
Бдит, высматривая мелких вездесущих грызунов.
Берегитесь ночью, белки, этих очень хищных сов!
Меж дубами и ракитой, светом месяца залитой,
Я заметил чью-то тень: неужели то олень?
Померещилось, наверно, слишком тусклый падал свет.
Показалось или нет? Сердце радостно забилось…
Там, под дубом, притаился оленихи силуэт,
Чьи глаза в ночи искрились, отражая лунный свет.
Словно статуя литая, в темноту к себе маня,
Взор свой пристальный кидая, не сводила глаз с меня.
И, глазам своим не веря, что сумел ее узреть,
Я решил поближе зверя, подобравшись, разглядеть:
Величав и неподвижен средь опавших желудей,
Не страшась живых людей, силой любопытства движим,
На меня смотрел олень…
Я стоял пред ним как пень, рот раскрыв от изумленья.
Вот она – краса оленья!
Метров десять между нами. Нет, не передать словами
Это радостное чувство и пером не описать.
Это так же, как искусство, нужно лично испытать!
Невозможно вместить полноту впечатлений,
В тесных строчках катренов вещая рассказ.
Если б вы поглядели вблизи на оленей,
Проникая в глубины их ласковых глаз,
То смогли бы меня, без сомненья, понять…
Я не мог для детишек его не заснять:
– Вот порадую дочь и меньшого сынишку!
Но как только я начал оленя снимать,
Тут раздался щелчок, и сработала вспышка…
Вероятно, ее испугался трусишка:
Он вскочил на дыбы, кверху ноги поднял,
Оземь стукнув копытами, в лес убежал.
Как речная вода, наше время течет,
И по-прежнему ночью сменяется день…
Так бывает, что в лес страшной силой влечет,
В лес, куда я ходил, превзойдя свою лень,
Где бродил меж дубов, где ракита растет…
И, кто знает, возможно, меня снова ждет
Под деревьями тот пенсильванский олень.
Осенний стриптиз
Вот и осень. Наступают холода.
В небе клином пролетают журавли.
Цвет меняет и журчащая вода,
А листва ковром ложится вдоль земли.
Лист, застенчиво срываясь, не спеша
Обнажая ветви, в воздухе завис.
Дева Осень, вся собою хороша,
Нам осенний демонстрирует стриптиз.
Словно летней утомленная жарой,
Заменив сперва листвы своей цвета,
Дева Осень оголяется порой…
В наготе ее своя есть красота!
Не вульгарной это девушки каприз!
Это было, есть и будет так всегда:
Листья с веток опадают сверху вниз,
Чтоб деревья не замерзли в холода.
Бунт деревьев
От желто-пламенной листвы
Пылает день особо ярко,
А свод небесной синевы
Накрыл собой просторы парка.
Лесные воинские части
Все были как один зелены!
Но к зимней перемене власти
Давить вдруг стали им погоны.
Назрел среди деревьев бунт:
Одним зеленый цвет не в моду,
Другим наскучил скудный грунт,
А третьим – всласть винить погоду.
Сменив лесную униформу
На ярко-красочный наряд,
Деревья, проведя реформу,
Решили выйти на парад,
Покрасоваться перед боем,
Блеснув, померкнуть до весны.
Все как один! Лишь те, что в хвое,
Остались зелени верны.
Старый клен
Мне сегодня не до смеха,
Настроение – хоть плачь…
Клен соседу стал помехой,
Он спилил его, палач!
Рос за домом клен столетний
С пышной и роскошной кроной.
В знойный день, бывало, летний
Шелестел листвой зеленой.
Птицы, трелью заливаясь,
В кроне клена гнезда вили
И, от солнца укрываясь,
Дерево благословили.
Но соседи поменялись –
Дом продали и купили…
Дикой наглости набрались
И столетний клен спилили.
И теперь не стало клена!
Птицам негде вить их гнезда…
И не будет его крона
Загораживать нам звезды.
Звезды, небо, много света…
Только клена больше нету!..
А бездомным его птицам
Больше некуда селиться!
На душе моей печаль –
Очень дерево мне жаль!
Почему ворону так называют?
Заметили как-то князья и бароны,
Как черная птица ворует короны…
И захотели с поличным поймать,
Чтобы публично ее наказать.
Только та умная черная птица
Кружила над троном царя и царицы
И не хотела добро отдавать;
Она улетела в далекую сторону,
В край к пресловутому черному ворону,
Чтобы короны ему передать
И, может, семейный очаг с ним создать.
Люди кричали: «Лови ее! Вор – она!..»
Так, погонявшись изрядно за птицей,
Они не сумели воровку догнать,
А за проделку ее царь с царицей
И приказали вороной назвать.
Нашла коса на камень
На перекрёстке двух дорог
Сверкнул искрою пламень;
Там, где растёт чертополох,
Нашла коса на камень.
Чертополох косой косил
Подвыпивший крестьянин
И изо всех мужицких сил
Сразил лежащий камень.
От столкновения коса
О камня середину
Завыла, словно как оса,
Приобретя щербину.
А камня крепкие бока
Лишь поцарапаны слегка.
Кабы мужик с косой не пил,
Башку б не затуманил –
Косой траву бы не косил,
По пьяни б не буянил.
Сидел бы у костра мужик,
Точа косу – вжик-вжик – о камень;
Уча великий наш язык,
Стихи б писал про пламень!
Коса бы точно у костра
Была б наточена, остра!
Много ли мужчине надо?
Много ли мужчине надо,
Кроме водки и вина?
Быть накормленным и рядом
Чтобы с ним была жена.
Много ли мужчине надо?
По себе сужу, что мало.
Только чтоб жена с работы
Его верно ожидала.
Чтобы часто не бранила,
Не пилила, как пила…
Чтобы вкусно накормила
И в квартире прибрала.
Сделала с детьми уроки
И учебники сложила,
Если поджимают сроки,
Кредит карты оплатила.
Часто фитнес посещала,
За фигурою следила
И, как только вес набрала,
К диетологу спешила.
Ночью мужа ублажала,
И, когда уснёт родной,
Забралась под одеяло,
И, как грелка, согревала,
Будучи его женой.
Что жене от мужа надо?
Чтоб ей муж не изменял
И зарплату на оплату
Ей исправно б отдавал.
Чтоб с друзьями по подъездам
Вино с водочкой не пил,
А жену свою при этом
Целовал, ласкал, любил.
Извечные конкуренты
На плечах у человека
Ангел с демоном сидят,
Шепчут что-то ему в уши:
Ангел – льет бальзам на душу,
Бес – вливает в нее яд…
Поспорили душа и тело
Поспорили душа и тело:
Кто друг без друга сможет жить.
Душа взяла и улетела.
А тело? Надо ль говорить?
Лежит и продолжает гнить…
Мораль ясна, на самом деле,
Доступна и для малыша:
Ведь в теле главное – душа
Поэт и дьяволенок
В углу повисла паутинка,
Дотлел в камине уголек…
Застыл, откинувшись на спинку,
В своих раздумьях паренек.
То над столом склонясь сутуло,
То опершись на спинку стула,
Он лист чернилами черкает,
Сжав между пальцами перо.
Усердно мысли излагает,
Затем безжалостно сминает
И метко рукопись бросает
С размаху в звонкое ведро…
Свечи мерцаньем освещенный,
Своей работой поглощенный,
Возлюбленной поэму пишет
Неунывающий поэт.
Как воздухом, он ею дышит,
Его душа любовью пышет…
Но Муза зов его не слышит,
И не рифмуется сюжет.
И знаете, мне жаль беднягу
За то, что перевел бумагу,
Чернил истратил на сонет,
Потратил время… И что толку?
Сидит, страдая втихомолку,
А толку от работы нет!
И вот, отчаявшись, поэт
Задул свечи горящей свет,
Перо в чернильницу макнул
И, сидя за столом, уснул…
Во сне приснилось бедолаге,
Что появился на бумаге
Не то чертенок, не то бес
С большим пером наперевес
И предложил такую сделку:
«Берусь исправить недоделку
И всю поэму до утра
Закончить росчерком пера.
В ней отразятся твои страсти,
В любви признания для Насти,
Ей чувства редкой чистоты
Украсят душу, как цветы!
Ужель она того не хочет?
Комар и носа не подточит,
Что написал ее не ты… –
Бес подмигнул блестящим глазом. –
В придачу дам кольцо с алмазом
Непревзойденной красоты
С огромным редким бриллиантом,
Искусно встроенным в оправу.
Я наделю тебя талантом,
Ты обретешь в народе славу
И станешь лучшим из поэтов!
Начнешь писать венки сонетов,
И будут книги издаваться
Невероятным тиражом…
Ты будешь в роскоши купаться
И вскоре купишь себе дом…
И вот однажды на рассвете
Вас в нем разбудят ваши дети
Необычайной красоты…
Твои исполнятся мечты!
Ну а взамен прошу немного:
Всего лишь позабыть про Бога,
Которому так верен ты.
Покой твой боле не нарушу…
Забудь Его! Продай мне душу!
Дружи не с Богом, а со мной!
Поверь, не ты один такой,
Кто продал душу за талант:
Поэт, художник, музыкант…
У каждого – своя дорога!
Ты веришь, что талант от Бога?
Тогда с ответом не спеши:
Помучайся еще немного,
Свою поэму допиши
Об искушениях души…
В ней распиши любовь и страсти,
Которые питаешь к Насте… –
Тут улыбнулся бес лукаво. –
Ну, если ты не хочешь славы,
Закончи хоть один сонет!
Ну что? Согласен или нет?»
Вдруг в небе молния сверкнула,
И ветром окна распахнуло…
Вскочил разбуженный поэт!
Встряхнувшись, он решил дилемму,
Блестяще написав поэму!..
Когда приходит
вдохновение…
Когда приходит вдохновение
откуда-то издалека,
то в это чудное мгновение
за ручкой тянется рука.
И, если ручка не найдется,
а карандаш вас подведет,
гвоздем царапай, коль придется,
на чем под руку попадется,
поскольку слово не вернется,
когда оно совсем уйдет.
Бессонница
Ночи спокойными редко бывают,
Страсти порыв не дает людям спать…
И лишь под утро они засыпают,
В час, когда нужно с постели вставать.
Копится так ежедневно усталость,
А мы, словно зомби, бродим весь день,
К тому же, глядишь, подбирается старость,
На лицах находим заметную тень.
Хочется плюнуть на все до субботы
Или куда-то надолго свалить,
Где никакой суеты и заботы,
Туда, где удастся спокойно пожить…
Куплю на последние деньги билеты
В тринадцатый сяду купейный вагон…
Меня не пугают плохие приметы,
Поскольку все это – несбывшийся сон.
Один в океане
Вы когда-то тонули во сне?
Просыпались в поту утром рано?
Вот такой сон приснился и мне!
Я один – посреди океана…
И хотел бы вам сон рассказать,
Но, проснувшись, забыл его малость.
Довелось вроде ночью поспать,
Но какая-то в мышцах усталость.
Будто плыл я в челне наяву,
А откуда? Куда? Я не знаю!
И кого-то на помощь зову…
Вот я что-то припоминаю:
Океана бескрайняя синь…
Солнца луч на волнах серебрится.
И, куда зоркий взгляд ты ни кинь,
Никуда от нее не укрыться.
Не видать ни друзей, ни врагов…
Волны синие челн мой колышут.
Мне бы крикнуть, но вряд ли услышат!
Мне добраться бы до берегов!
А в каком направлении плыть,
Чтоб к заветному брегу прибиться?
От жары очень хочется пить,
Но соленой водой не напиться.
Солнце в самом зените стоит –
В блеске волн еще ярче светило.
Водным всплеском меня окатило –
Над водой вдруг вздымается кит!
Словно остров, к которому плыл,
Показалась его голова.
Строгим взглядом меня охватил
И промолвил такие слова:
«Нет, мой друг, ты плывешь не один!
Ты плывешь в окружении трех женщин:
Ты с Надеждой навеки повенчан,
А Любовью ты всюду храним.
С Верой берег далекий найдешь,
Если веришь, что берег бывает.
Без нее ты, мой друг, пропадешь!
Тот, кто верит, всегда выживает!»
Вновь фонтаном меня окатив,
Скрылся кит в синих водах сомнения,
Поменяв навсегда мое мнение
С негативного на позитив!
Я почувствовал силы прилив
И увидел свое направление.
Все усилия в весла вложив,
Плыл уверенно, как по течению.
Очень скоро предстали вдали,
Что так тщательно волны скрывали,
Берега мной любимой земли,
Где с женой меня дети встречали!
Секрет Моны Лизы
В бильярдной висит знаменитый портрет Моны Лизы…
Со стены он глядит, не давая спокойно играть.
Я пытаюсь понять Леонардо – какие сюрпризы,
Свой портрет создавая, художник хотел передать?
Мона Лиза, Джоконда глядит на меня, не моргая,
Как удав-анаконда, пытаясь парализовать…
«Что-то хочешь сказать, Мона Лиза моя дорогая?
Угадав мои мысли, поможешь секрет разгадать?
Без бровей и ресниц очень трудно понять твои чувства…
Почему Леонардо не стал их тебе рисовать?
Может, в этом сокрыта вся сущность такого искусства,
Чтоб одними глазами смогла ты нам все рассказать?
Уголки твоих губ не дают с давних пор мне покоя…
Что в них скрыто: насмешка, ухмылка, печаль?..
Помоги разгадать мне, что же это такое.
Почему мне тебя все сильнее становится жаль?»
«Ну какая же я для тебя анаконда?
Разве может картина гипноз применять? –
Вдруг как будто сказала из рамки Джоконда,
Мона Лиза – иль как там ее величать… –
Посмотри мне в глаза, как читаешь ты книги…
Что б ты мог обо мне с моих глаз прочитать?
И способна ли я на измены и всякого рода интриги,
В чем ревнивый Франческо пытался меня обвинять?..
Я была у торговца шелками много лет в заточении,
Как предмет красоты, как рабыня, престиж, интерьер…
Ослепленный деньгами, он нуждался в серьезном лечении,
А ведь мне так хотелось всего лишь любви, например.
Положи наконец ты свой кий от бильярда
И взгляни на тот шарм от таинственных губ…
Там есть шрам, что пытался сокрыть Леонардо,
Когда муж мой из ревности выбил мне зуб.
Вот отсюда и грусть, вот отсюда печали…
Очень тяжко мне было все это скрывать,
А когда из музея меня похищали,
Я молила: не нужно назад возвращать!
Сотни лет на людей я из рамки глядела,
Так хотелось им все о себе рассказать,
А их взгляды прельщало красивое женское тело,
И никто не подумал Джоконде вопросы задать».
Нет, не верю, чтоб Лиза ему изменяла!
Об измене не смог я в глазах прочитать…
Разве деспотов было в Италии мало?
Непристойно мужчине жену обижать!
И взглянул на портрет я другими глазами,
По-другому, не так, как смотрел до сих пор…
Ведь теперь откровенность была между нами,
И как будто я вправду с ней вел разговор.
Сколько тайн нераскрытых картины скрывают?
Сколько нужно веков им еще провисеть,
Пока люди раскрыть их секрет пожелают
И начнут по-другому на вещи смотреть?
Строчу стихи за строчкой строчку…
Строчу стихи за строчкой строчку,
Сплетая с рифмой мыслей нить,
Как будто шью из слов сорочку –
Ее читателям носить.
Материал весьма различный:
Из лирики – приятней шить.
Атласная тесьма, рисунок симпатичный,
Как нежный шелк, ласкает ее нить.
Лиричный стих наденет каждый,
Спрос на него всегда велик…
Но кто питает правды жажду,
Носить из лирики сорочку не привык.
Им ближе к телу стих правдивый,
Где правды ткань грубей, чем шелк.
По делу брань и слог не столь игривый,
Но эти люди в тканях знают толк!
Я не плету венки сонетов,
Они красивы, но весьма сложны.
Такие формы – для больших поэтов,
Кто может их писать – писать должны!
Для каждого чтеца – своя сорочка,
Не торопитесь с выбором спешить.
Поверьте мне, не ставьте точку,
Примерьте, что приятней вам носить?
А я строчу за строчкой строчку,
В стихи вплетая рифмы нить…
Ведь это вам ее носить,
Мной сшитую из слов сорочку.
Куда девалось вдохновение?
Куда девалось вдохновение?
Никак ума не приложу.
Творить пропало настроение,
Весь день расстроенный хожу.
Идеи разбежались, словно трусы!
Слова – рассыпались. К ним рифму не сыскать.
Мои стихи – как порванные бусы,
Которые на нить не нанизать.
Не посещает меня муза:
Наскучило общение со мной.
В глазах бедняжки я – обуза.
Ей тяжко вдохновлять одной.
Ушла она к другим поэтам?
Ну что ж, насильно мил не будешь!
О песне судят по куплетам,
А о друзьях – по дружбе судишь.
Когда-нибудь вернется муза,
Идеей в голове моей блеснет…
Я родом из Советского Союза!
Я верю: светлый день придет!
Об авторе:
Родился в 1971 г. в городе Харькове. После службы
в Советской армии работал на заводах Харькова. С 1993 г. проживает в Нью-Йорке, США. Ветеран американской армии. Член Нью-Йоркского литературного клуба и Пушкинского общества в Америке.
Писать стихи начал от сильного потрясения в результате взрыва газового бойлера в апреле 2017 г. Печатался в альманахах Российского союза писателей, в «Антологии русской поэзии», «Наследии», в коллективных сборниках поэзии и литературных журналах как в России, так и в США.
Пишет стихи на русском и английском языках. Отдает предпочтение философской, городской и любовной лирике. Своим творчеством старается способствовать укреплению мира на земле, сближению различных народов
и культур, разрушению навязанных стереотипов.
