Мой Крым
Мой Крым
(литературный дневник)
Казантип
(Поэма)
Цветы салютуют садами,
Сады салютуют цветами,
Весна салютует летом,
Тьма салютует светом,
Тела салютуют негой,
Земля салютует небом,
Вот-вот и звезды сольют
Все небо в один салют.
Волны играют солнцем,
Солнце играет волнами,
Это света цунами
Сны, снующие снами,
Кажется мне, что вскоре
Сольются в едином хоре
Чайки — барашки моря,
Барашки-чайки над морем.
Открывают чакры
Мореволночайки,
Все прибои – как салют всех пушек.
Моренебо с чайками хохочет,
Млечный путь из перламутровых ракушек
Ласково ступни мои щекочет.
Мы – дельфины, только говорящие
И на сушу с морем выходящие,
Гены говорят: мы угро-финны,
ну, а финны – это же дельфины.
– Я украинец угро-финн, –
Говорит дельфину дельфин,
Говорит украинцу русский:
– Я украинец древнерусский,
Говорит дельфину дельфин:
– Я не угро-, я укро-финн,
Я пишу языком дельфиньим,
Укрофиньем русскоафиньем,
Древнегреческовесскоготским,
Антибродско-антивысоцко,
Переполнен я моря чарками,
В высь распахнутый чайкочакрами,
Море пенится, как бокал
Ограненный гранями скал,
Я не укро – угро-финн,
Я взлетающий дельфин,
Слышу в их клокочущем вздоре
Стих, который давно знаком.
А дельфины в просторе моря
Говорят моим языком.
В ваши уши давно проник
Мой язык, как дельфиний крик
Во всех раковинах ушных,
Бесконечное море в них,
Вой гобоя и шум прибоя,
Шум прибоя, как вой гобоя.
Возникают из морелада
Энеида и Илиада,
Как звучащий чертеж Эвклида,
Илиада и Энеида.
Как рассыпанные лекала,
Волны высыпаны на скалы,
Все тела – лекала небес,
Все моря – лекала телес,
Женских волн телесный изгиб.
Тонет взор, и пловец погиб,
Тело, словно блесна ловца,
И пловец плывет на живца.
На земле мы лишь проживаем,
Только в море мы оживаем.
Угро-угри и угро-финны,
Мы – дельфины, только дельфины,
Я дельфин, с вами говорящий,
Я дельфин, дельфин настоящий.
Шагами волнам помогая,
В сплетении молний и гроз
Беспечно по морю шагая,
Выходит из моря Христос.
Кто скажет: Христос не смеялся –
Не понял тех гроз пантомим,
Возможно Христос не смеялся,
Но море смеялось под ним.
Там ор ораторий Танеева,
Тон тонущих в море теней,
Отчаянный ор Орестеи
И чаянье чаек над ней.
Доныне и ране, и вскоре
Ты, вечно зияющий понт
Под именем Черное море,
За флотом глотающий флот.
В тебе Ушаков и Потемкин
Беседуют с турками пушками,
Ах помнят, ах помнят потомки
Над морем орущего Пушкина.
А там на Востоке, на Западе
И море, и небо в огне,
Так мы обменяемся залпами
И встретимся только на дне.
5 сентября 2015
Чернильница моря
Взлетая над всем, что будет,
Минуя все, что возможно,
Опережая время
И становясь всем сразу,
Я вычитал, вычитая
Славянскую вязь из вязи,
Серебряное из золотого,
Алмазное из алмаза.
Гора алмазного света
Обрушилась с неба в море,
Макая в чернильницу моря
Перо из школьного детства.
Пишу тебе море морем,
Прибоем строк и приливом
стихов, подкативших к горлу
из бездных глубин бездонных.
Пусть будет прилив отливом,
а море, став авторучкой,
уместится в моих пальцах,
как я в тебе умещаюсь.
Мелодия для зурны
Увидев её, хан воскликнул:
«О дюляра бикич!» –
что значит – «прекрасная».
О Дюляра, о бикич! –
лара де бю и чек бюль,
Полон тьмой тонколистной и зноем
резанул, закапала кровь,
полон крови фонтан весь высох,
хрястнул саблей, резанул –
закапал фонтан кровавый,
арабской вязью струясь.
О, Дюляра! А, Дюляра! У, Дюляра! Ы, Дюляра!
АОУЫ, Дюляра…
Душистый прах в садах и праха колесо,
в котором вертится воздушное лицо,
там ворох лепестков, их имена похожи
на груди женские, наполненные негой
направленных сосцами на восток,
наполненный дворцами,
всё это густо орошает кровью
безжалостный, но и не злой садовник,
в садах уснули розы,
как рыбы золотые спят в садках.
Бьют в ладони друг в друга сады,
аплодирует семенем прах. И сказал:
– Разгневан Аллах,
и прах Аллах превращает в прах,
но милостью Аллаха мы все из праха!
Птица Рух снесла яйцо голубое и улетела,
даже птица Рух стала прах и – порх.
Кто семя своё уронил на каменное лоно
опавших роз лепестками, тот знает –
даже камни – дети Аллаха.
Не плачьте жены Востока,
личики ваши рисует зурна
над пепелищем дворца.
Дай и ай, и мне, и ты,
звени-звени, щебечет грудь,
а в устах кровь густа млеет лал-ла,
клюет виноградную печень,
розы, о розы, – звенит муэдзин,
отрывая от капли каплю,
содрогается, грудки сгрудил,
восторг исторг, сладок Восток,
колыхнулся, затих, рассыпал зурну,
дай и ай, и мне, и ты.
1975, Алушта – Бахчисарай
Море
Нету у моря края,
Бездны кроя,
лезет в небо лестница водяная.
Море – край мира – мир края
Переполнен трезубцами горизонт,
Моря взлёт,
Миг и взлет лазури,
воды излом – россыпь гроз,
громоздящих гроздья шипов из роз.
Велосипедное море колес,
море велосипедных колес.
1979, Ялта, Дом творчества
Крест
В окружении умеренно вянущих роз
обмирает в рыданиях лето.
Гаснет радужный крест стрекозы, где Христос
пригвождается бликами света
Поднимается радужный крест из стрекоз,
пригвождается к Господу взор,
распинается радужно-светлый Христос
на скрещении моря и гор
Крест из моря-горы, Крест из моря-небес,
Солнце-лунный мерцающий крест,
Крест из ночи и дня
Сквозь тебя и меня
Двух друг в друга врастающих чресл.
1976, Коктебель, Дом творчества писателей
Леди льда
однажды мы вышли к зимнему морю в Ялте,
где в лучах луны нежился
обледенелый, весь стеклянный парусник-корабль,
переполненный млеющими матросами,
от мачты до якорей гроздьями свисали матросы
и сыпались на берег прозрачные, как виноград,
звенела Ялта, ударяясь льдом о лёд,
звенел корабль ледяными снастями и парусами,
звенели волны, облизывая ласковый лёд,
Ялта леденела, приобретая призрачность и прозрачность,
луна леденела в волнах, земля леденела в лунах,
и ты стояла на ледяном причале – прозрачная леди льда.
Ялта, Дом творчества «Актер», Новый год 1991-1992
Ниш о лов Волошин
Не знаю сам – во мне, в тебе ли,
Волошин шёл по Коктебелю.
Не так давно всё было это,
прибой смывал следы поэта.
Но отпечатался скулою
поэта профиль над скалою,
где моря Черного хитон
идущему поэту в тон.
Он пел земле и небесам:
– Масон, но сам, масон, но сам –
Он пел прибою в унисон:
– Но сам масон, но сам масон –
В моей поэзии, во мне ли
иль в акварели в Коктебеле
вдруг дунул ветер, и взъерошен,
волнами в мир вошел Волошин.
Коктебель, 2008
Прибой в Казатипе
Отсюда в мир приходит тишина,
Которую выбрасывают волны.
Где вечность вечностью предрешена.
И есть на всё твоя святая воля.
И не моя, моя, моя вина,
Когда на берег набежит волна,
Но чувствую себя самим собой,
Вот почему мне нравится прибой.
Откуда ты, уверенность, берёшься,
Что ты уйдёшь волной – волной вернёшься.
Казантип, 2012
Об авторе:
Константин Кедров-Челищев, поэт-автор терминов: метаметафора, инсайдаут и абревиатуры ДООС-Добровольное общество охраны стрекоз. Члены ДООС: Андрей Вознесенский, Генрих Сапгир-стрекозавры. Сам К.Ендров-Челищев носит звание стихозавра.
Кедров-Челищев внучатый племянник художника Павла Челищева.
Первая подборка стихов напечатана в 1957-ом году. Во времена гонений на абстракционизм поэта перестали печатать. Четверть века не печатался. Первый сборник «Компьютер любви» вышел в 1990-ом с послесловием Андрея Вознесенского: «Константина Кедрова смело можно назвать Иоанном Крестителем новой метаметафорической волны в поэзии» Позднее А. Вознесенский напишет в «Эфирных стансах»:
Костя! Не противься бреду!
ИХ беде пособолезнуй-
В наших критиках по Фрейду-
ИХ история болезни»
Кедров-Челищев – лауреат международной премии Южной Кореи Манхэ 2013, международной немецкой премии ДОМИНАНТА 2014, международной Отметины Давида Бурлюка и многих других литературных наград.
Самые известные строки поэта:
Земля летела
По законам тела,
А бабочка летела
Как хотела.
