Моя песня

Евгений СКОБЛОВ | Проза

pesnya-pod-gitary

Моя песня

Шеф недоволен.

Не знаю почему, а вернее – догадываюсь, но не хочу пока об этом думать, потому что…

Потому что шеф недоволен мной. И даже не столько мной, сколько моим поведением во время пятничной дружески-коллективной попойки по случаю м-м-м… по случаю… По случаю.

Организовалась вполне интеллигентная «посиделка» с закусками, участием почти всех членов коллектива, в первую очередь женщин. Поскольку их среди нас – большинство. Так почему же я делаю вывод, что шеф недоволен, если учесть, что его самого там не было? В пятницу он слинял пораньше, вернее, уехал на совещание в департамент после обеда, не возвратился оттуда, и «мы запомнили его веселым», и всё такое… К тому же в пятницу никто толком не обедал – именно потому, что все знали, что всё самое главное в этот день начнётся немного позже. Это никак не было связано с отсутствием шефа и его убытием на «совещалово» в верхние эшелоны, потому как он лично – постоянный активный участник такого рода мероприятий, и даже более того: направляющая и руководящая роль принадлежит именно ему.

И всё же почему он может быть недоволен? И почему я думаю, что это как-то связано со мной? Предварительные размышления, которыми я занялся после того, как почувствовал неладное сегодня утром при разговоре с ним (что-то в выражении лица, жестах и пр.), привели меня к тому, что, скорее всего, кто-то как-то о чём-то ему… доложил.

Что доложил конкретно (это уже второй этап моих соображений), можно условно разбросать на три направления:

1. Я перебрал немного и говорил не то.

2. Я перебрал много и что-то хотел от кого-то из женщин.

3. Я напился «в свинью» и пел.

Вот, вот оно, это самое. Только без «перебрал немного» или «в свинью». Без этого – и точка, потому что я этого никогда себе не позволяю, и даже если бы позволял, то не у нас и не во время коллективного мероприятия, пусть даже с закусками. Потому что человек я относительно новый, а шеф (когда брал меня на работу) наслушался песен от тех, кто меня рекомендовал, о том, каков я молодец – и чтец, и жнец, и т.д. И в том числе в отношении выпивки. Точнее о моем отрицательном отношении к этому делу.

Посему положение умеренного во всем и инициативного зама обязывает меня быть примером везде, всегда и особенно во время дружеских пятнично-предпраздничных мероприятий. Теперь, если всё так и есть, как я вам тут растолковал, и вопрос о том, что я просто тупо нажрался, отпал, наступает момент истины, откровения, итогов моих умозаключений. А именно – ответ на главный вопрос современности: почему же всё-таки недоволен шеф?

Всё же, наверное, не тем, что я наговорил лишнего, ибо я не говорю почти ничего в новом коллективе, – так поступают все умные и опытные люди. А самые умные вообще всегда помалкивают, то есть поступают так, как учила мама Дэвида Хэя: «Если нечего сказать, лучше помолчать».

О том, чтобы что-то говорить женщинам, а тем более чего-то от них хотеть, тоже речи быть не может. Всё по той же причине: меня ещё никто толком не знает. За два месяца можно только хорошо выучить, как меня зовут, а уж о том, чтобы кто-нибудь из женщин посмотрел на меня с интересом… Нет, вот тут я, наверное, ошибаюсь. Но ведь и мне на кой пылесос попадать в глупое положение, даже если несколько пар интересных глаз поглядывают в мою сторону не без интереса?

Значит, остаётся то, что остаётся. А остаётся вот что…

На этой вечеринке я пел. И потом шефу об этом доложили. Сейчас не важно, кто именно доложил. В нормальном коллективе так и должно быть, и даже обязательно должно быть. Доклад шефу (детальный и беспристрастный, как сама правда), что и как было в действительности тогда, когда его самого не было. Кстати, поведение почти всех участников застолья во многом выстраивается именно с учётом этого будущего негласного доклада. Как ветеранов коллектива, так и новичков вроде меня. Это – нормально. Это – необходимо. Это – оправданно. Шеф должен знать изнанку, иначе он не очень-то и шеф, а просто первый.

Значит, всё же он недоволен, что я позволил себе петь на этой вечеринке. После пары бокалов шампанского. Нет, мы уже сняли алкогольную составляющую недовольства шефа. Просто потому, что пел.

Да, я пел. И не «давил песняка» в группе подвыпивших соратников («там ктой-то с горочки спустился»), а солировал. Лично и под гитару. Я это сделал, потому что мне пришлось это сделать: они меня заставили, и деваться мне было некуда.

Когда ведущая вечера Элла Семёновна (оргплановый отдел, ведущий специалист) объявила мой номер, те несколько пар заинтересованных глаз заискрились в ехидном ожидании… предвкушении. Во всяком случае, мне так показалось. Кроме всяких предвку-сительных приятных штучек в этих глазах читался вопрос: а что ты, собственно, из себя представляешь, и не как зам, а как мужчина? Как исполнитель, раз уж тебя объявили… Блин! Мы так не договаривались ни с Эллой Семёновной, ни с кем другим, но… «мгновенно мне гитару дали в руки.. .»,и отступать было некуда.

Потому что я вспомнил, что пропустил мимо ушей, когда за день до события Оля Никанорова (та, что собирала деньги на стол) сказала мне, что на вечере все новые сотрудники, и я тоже, должны, так сказать, «представиться коллективу», или, как здесь принято говорить, «прописаться», исполнив что-нибудь музыкальное или поэтическое. Или «хотя бы что-нибудь». Я, просматривая срочные документы, сдал ей, не глядя, тысячу рублей на стол и ещё пятьсот как новый член коллектива, и сказал, не вдумываясь в смысл её обращения и своего ответа, что «прописаться, мол, всегда готовый я». Значит, художественно выступить на людях.

Вспомнил об этом я только тогда, когда Элла Семёновна… и т. д. До меня, правда, один прочитал басню И. А. Крылова «Певчие», второй прогундосил что-то из Есенина. А Ольга… не помню, как отчество, отбила под фонограмму чечётку (всё это происходило уже после пятого тоста). Вот почему мне отступать было некуда и некогда. Я настолько растерялся, что забыл, что сам же говорил, что когда-то исполнял куплеты под гитару. А иначе, с чего они взяли, что мне нужна гитара?

Все как по команде замолчали: ещё бы, лично замдиректора взял гитару! Надо сказать, что теперь чисто внешне я не очень похож на тех, кто исполняет куплеты, да ещё и под гитару.

Внешность, как всегда, обманчива. Сейчас всё это кажется довольно глупым, но тогда я решил, что должен, просто обязан что-нибудь спеть. Иначе будет очень неловко, это раз, и не пройду прописки в новом коллективе, это два-с.

Я набрал воздуха в лёгкие и запел. Запел первое, что пришло на память, – песню Трофима «Скажи мне, милая». Единственное, что пришло на ум в тот момент. Во всяком случае, единственная песня, слова которой я знал до конца. Я не видел лиц своих слушателей, просто бренчал аккорды и пел: «Скажи мне, милая, куда ты денешься?» Я не думал о том, что, возможно, замы директора здесь раньше не пели под гитару. Хотя бы потому, что потом, когда будет не до песен, все, в особенности те, кого по долгу службы придётся, скажем так, отчитывать, будут видеть во мне не заместителя директора, а того, кто на развесёлой вечеринке пел: «Ну что ж ты бьёшься, словно бабочка в окне?»

Я не думал и о том, что когда шефу об этом доложат, то он, шеф, сначала не будет знать, как на это реагировать, поскольку в его отсутствие я главный в конторе, и особенно во время мероприятий с употреблением. А главный никак не может распевать под гитару, плясать джайв, рассказывать бестолочи с рюмкой у носа. Это несолидно и, опять же, не задача главного.

«О чем ты маешься, на что надеешься?» – продолжал я и боялся только одного – забыть слова.

Может быть, мне стоило предусмотреть, что так или иначе, все эти вопросы, которые терзают меня теперь, возникнут, и не браться за гитару? Сослаться, хотя бы на боль в горле или в животе…

«…и что ты хочешь доказать себе и мне?»

Я наконец закончил своё выступление и даже сорвал аплодисменты, а парочка красавиц из административно-хозяйственной части запищали «хотим ещё». Но на этом всё закончилось. Я скромно поклонился и даже не почувствовал, что кровь прилила к лицу и я стал красный, как «селёдка под шубой».

Вот что произошло на пятничной дружеской вечеринке по случаю.

И, наверное, поэтому мне кажется, что шеф недоволен. Он, конечно, не скажет мне, что, дескать, брал я тебя на это место не для того, чтобы… а для того, чтобы…

Прежде всего для организации, координации, контроля, взаимодействия и проч. Он вообще ничего не скажет, пока. Но в будущем, очень возможно, припомнит «Скажи мне, милая, куда ты денешься». Потому что работа состоит не только из дружеских пятничных вечеринок, шампанского и песен под гитару. А кое-чего ещё, того, что занимает главное место в работе, за что платят деньги, и, между прочим, неплохие.

Кстати, только что позвонили из приемной. Секретарь шефа Ирочка сказала, что «Сергей Дмитриевич просят зайти».

Интересно, чего изволят Сергей Дмитриевич?

Новая любовь

Будучи человеком в общем и целом положительным, с устоявшимися привычками и привязанностями да и взглядами на всё происходящее вокруг, Василий Петрович Глушенков совершенно неожиданно, и в первую очередь для себя самого, изменил некоторые свои установки. И не то чтобы изменил, а скорее посмотрел на них в несколько ином ракурсе.

Он вдруг с удовольствием стал ходить на работу, приобрел новый костюм, дорогой портфель и хороший парфюм. У него значительно улучшились аппетит и сон. Весна для него вновь стала весной, как когда-то в молодости, а не просто очередным календарным временем года, характеризующимся резкими переменами в настроениях его начальников на фирме.

Теперь он всё делал с удовольствием и с удовольствием отмечал, что в целом жизнь, как и общее самочувствие, как и настроение, значительно улучшилась.

Дело было, наверное, в том, что Василий Петрович повстречал на своём пути женщину. Это, скорее всего, и стало первопричиной всех вышеперечисленных перемен последнего времени. Нет, не то чтобы вдруг повстречал: шёл по улице и повстречал, нет. Она была его давней знакомой, и не столько его, сколько знакомой его жены. А когда-то, когда она была ещё замужем, они некоторое время дружили семьями. Совместное празднование всяких общественных и личных дат и праздников, в гости на дачу, то туда, то сюда и всё такое прочее. И даже однажды совместная поездка на море. Потом всё стало потихоньку угасать, потом уже и звонки друг другу стали редкостью, а после их развода и не перезванивались и больше не встречались.

А тут вдруг… Она позвонила на домашний телефон, когда жены не было дома, и Василий Петрович получил огромное удовольствие от общения. Они говорили больше часа, вспоминая прошлые приятные дела. Потом Елена между прочим сказала, что ей требуется помощь в перестановке мебели в квартире, но нет мужчин, кто мог бы это сделать. Василий Петрович выразил готовность, на правах старого доброго друга. На том и распрощались.

Жене Елене (тоже Елене) он о разговоре ничего не сказал, а в ближайшую субботу поехал помогать.

После этой встречи, сопровождавшейся не только передвига-нием шкафов, кресел и дивана, с Василием Петровичем и стали происходить перемены, о которых мы уже говорили.

Жена Елена, конечно же, это заметила, но Василий Петрович объяснил свои маленькие преобразования (костюм-парфюм-зарядка) сменой руководства фирмы и новыми требованиями к нему как к руководителю отдела и представителю фирмы по некоторым вопросам в других организациях.

Елена Вторая (так он про себя стал называть своё увлечение, на первом месте всё же пока оставив жену) стала постепенно занимать всё больше времени и пространства в жизни Василия Петровича, хотя, казалось бы, явно ничего не требовала. Он, сам не замечая, стал бывать у неё чаще, объясняя дома свои поздние приходы большой загруженностью на работе по понедельникам, средам и пятницам. А один раз ему даже удалось «съездить в командировку», как он сказал, в Саратов, на недельку. В действительности они эту недельку чудно провели с Еленой Второй на Крымском побережье. На работе он просто собрал положенные по законам фирмы выходные за переработку.

Домой он вернулся отдохнувшим, в преотличном настроении и с подарками для жены и дочери. А ещё через две недели он ушёл в плановый отпуск, и снова махнул туда же, на Крымское побережье, теперь уже с Еленой Первой. Отдохнул он не хуже, чем две недели назад с Еленой Второй.

Как-то он выбрал вечерок, закрылся у себя в кабинете, предупредив, чтобы его не беспокоили. Срочный отчёт или что-то в этом роде.

Василий Петрович все отчёты, и особенно срочные, всегда готовил на работе и никогда не брал работу на дом. Он решил в спокойной обстановке обдумать положение, в которое попал. Проанализировать, осмыслить, возможно, принять какие-то решения…

Анализ показал, что:

а) у него появилась новая любовь;

б) его старая любовь тоже никуда не делась;

в) ему приходится жить в двух измерениях;

г) надо что-то менять.

Выкурив несколько сигарет и выпив четыре чашки крепкого кофе, Василий Петрович пришёл к выводу, что он ничего не может решить. Получалось, что все вокруг довольны. Елена Первая – тем, что в последнее время он очень изменился в лучшую сторону, и в первую очередь по отношению к ней; Елена Вторая была довольна его вниманием и тем, что он вновь возник в её жизни, в другом, более подходящем качестве, нежели просто друг. Сам он был доволен обеими: каждая из них заняла свое место в его миропорядке и выполняла своё предназначение. Так над чем тут думать, в конце концов, задался вопросом Василий Петрович, когда за окном уже начало светать. Наверное, над тем, что установившийся порядок его жизни – не очень-то и порядок и делать сноску на то, что у многих подобная ситуация, нельзя.

Потому что это, в конце концов, гнусно. И никакие отговорки перед самим собой не помогут. Отговорки и оправдания не сделают плохого хорошим, и так и останутся отговорками. Василий Петрович перечислил в уме всё, что придумал в своё оправдание (вроде: желания улучшить свою личную жизнь, обновить восприятие мира, разогнать «застоявшуюся кровь» и т. д.), и не успокоился. Чего-то всё же не хватало. А скорее наоборот, сознание его было перегружено, и то, что принято называть совестью, грызло всё его существо. Он совершенно растерялся в своих попытках определить, что же делать дальше. По сути, к нему никто не предъявлял каких-то требований. И в семье всё шло как надо, и новая любовь уж очень органично пришлась к месту (приятное головокружение, волнение от радости встреч, покрытых тайной).

При этом новая любовь не требовала, например, жить вместе, развестись, жениться и прочих жертв (либо всё – либо ничего). Да, кстати, и на работе им были все довольны, поскольку позитив, который он излучал в последнее время, действовал на сотрудников благотворно, что было подмечено начальством.

«Так чего же не хватает? – в который раз он задавал себе этот вопрос, – если в общем-то всё на своих местах и менять ничего не надо? И ничем это не грозит… Если, и новая и старая любовь как-то уживаются в его душе?»

Чего-то не хватает…

Уже когда рассвело, Василий Петрович, всё же кое-что придумал.

Он аккуратно вытащил из пепельницы окурки, пересчитал их (двадцать одна штука) и выбросил в мусорное ведро. Затем взял пепельницу с горкой пепла, потихонечку вышел из комнаты и на цыпочках прокрался в ванную. Он долго смотрел на свое отражение в зеркале, затем смочил волосы водой и высыпал пепел из пепельницы себе на голову. Потом два раза хлестнул себя по щекам, потом ещё два раза, но уже помягче. Затем, поднатужившись, разорвал на груди футболку.

Потом сказал:

– Да, я признаю, что я изменник, подлец и сволочь. Я признаю себя виновным в обмане и всём, что он может за собой повлечь. Признаю и прошу прощения. Теперь я могу быть свободен?

– Можешь, – с отвращением ответило отражение в зеркале. – Пока…

Василий Петрович сначала с сожалением смотрел на отражение, потом подмигнул и приложил ладонь к отражению ладони.

Потом смыл пепел с головы, снял и засунул под шкафчик рубище… Приступил к бритью – пора было собираться на работу.

Он снова ощутил в душе умиротворение и покой. Услышав шаги жены по пути на кухню, он приоткрыл дверь и проворковал:

– Любовь моя, сделай, пожалуйста, кофейку для своего зайчика.

Проигрыш

Сегодня Наталья Викторовна великолепна…

Новая прическа не просто меняет моё представление о Наталье Викторовне, которое было и так в превосходной степени (задолго до новой прически), – я вижу перед собой образ с живописного портрета неизвестного художника. Может быть, известного, но не очень. Героиня сошла с полотна и стоит передо мной, с улыбкой обозревая мой глуповато-растерянный вид.

На Наталье Викторовне элегантный кремовый брючный костюм, искусный макияж, скромные (но дорогие) украшения. Словом, всё не так как всегда, и я действительно немного растерян. Вернее, просто растерян. Наталья Викторовна одерживает убедительную победу, приложив для этого ноль усилий. Один – ноль в её пользу. Когда женщина умеет играть, ей и делать ничего не нужно, чтобы забивать голы, просто выглядеть, как сегодня.

Я бросаюсь в отыгрыш, насколько позволяет узкое пространство коридора нашего учебного заведения, где произошла встреча, и ещё хорошо, что студенты на занятиях и рядом никого нет. Я откидываю забрало и, заглядывая в глаза Белой королеве, начинаю бормотать всякие приятности, выражая своё восхищение, просветление и обалдение. Я растекаюсь, как сладкий сироп, я пою серенады, бью чечётку и приседаю «ку», воспевая гений чистой красоты в лице Натальи Викторовны. Затем я становлюсь на одно колено (мысленно, конечно же) и декламирую известные строки, о которых только что подумал, насколько позволяют рамки приличий и современного понимания всего этого дела… В общем, уже два – ноль не в мою пользу. И уже надо идти делать работу, мы ж ведь для этого собрались в нашем учреждении, а не только для того, чтобы выглядеть лучше всех и говорить неординарно-экзотические вещи по этому поводу. Но мы никак не можем разойтись по своим направлениям (она – в отдел кадров, я – в АХЧ, то бишь административно-хозяйственную часть). Она явно ещё чего-то от меня ждёт, и я никак не могу выйти из разговора (вроде «увидимся позже», «ну, ещё поболтаем» или «ой, совсем забыл, мне же должны звонить на рабочий телефон»).

Наконец из-за угла появляется Макарин и бросает на ходу: «Саш, тебя кто-то искал, просил куда-то позвонить».

Наталья Викторовна «делает мне ручкой» и исчезает в лучах прожекторов, блеске звёзд, сверкании бенгальских огней и вспышек фотокамер.

Я бреду по коридору… как же всё-таки красивы женщины, иногда… Собственно, почему «иногда»?! Иногда они ещё более «ку», чем обычно.

Вечер, и я сбрасываю в портфель манатки с одним желанием – не проспать свою станцию метро. О том, что уже таким далёким сегодняшним утром я проиграл со счётом два – ноль, уже не вспоминаю. Хотя… вспоминаю.

Уже на выходе из вестибюля взгляд мой усталый падает на доску объявлений. Там размещено красочное поздравление всем нашим коллегам, родившимся в ноябре. Я его видел и раньше, но не читал. Его прикололи на доску сотрудники отдела кадров, чтобы мы, в массе своей, не забывали поздравлять именинников.

До меня только теперь доходит, что объявление для этого здесь и находится. До меня медленно и ужасно доходит, что суперзвезда, красавица, умница и просто хорошая женщина Наталья Викторовна, которая, очень возможно, ради меня сегодня выглядела как лучшие фотомодели (нет! лучшая фотомодель!), тоже есть в этом списке. Три – ноль.

И… я понимаю, что я – лох. Потому что мне сразу становится понятно, чего я не сделал там, в коридоре, утром. Все свои излияния мне следовало изливать под знаком поздравления, либо ударно закончить поздравлением (если уж прохлопал с подарком, список ведь не первый день тут на доске). Пауза, которую старательно выдерживала она после моих песнопений, предоставлялась именно для этого и даже, может быть, ещё, для поцелуя в щёчку. Снова я пропустил гол. И даже два, значит, счёт уже пять – ноль. А вернее, ноль – пять.

Я совершенно расстроенный выползаю за дверь и думаю о том, что, возможно, мне удастся забить гол престижа, но это будет уже завтра, когда я зацеплю по дороге на работу букет цветов и какой-нибудь самоцвет в качестве сувенира.

Правда, не факт, что Наталья Викторовна вообще захочет играть со мной завтра.

Об авторе:

Евгений Скоблов – прозаик, член Московской городской организации Союза писателей России. В период с 2006 по 2013 г. отдельными изданиями вышли три книги рассказов, два романа, сборник афоризмов и миниатюр, повесть для молодёжи в жанре фэнтези. Три книги Е. Скоблова («365», «Сборник неразрешимых задач» и «Семь дней в Хмельницком») включены в действующий фонд ФГУ Российская государственная библиотека. В 2012 году переведена на украинский язык и издана книга «Семь дней в Хмельницком. Миниатюры и афоризмы». Участник многих периодических коллективных литературных изданий, сборников и альманахов.

Е. Скоблов член литературного объединения «Московский Парнас» и Российской академии литературы. Лауреат литературных премий им. А. П. Чехова (2010 г.), им. М. Ю. Лермонтова (2012 г.), дипломант конкурсов Московской городской организации Союза писателей России «Лучшая книга 2008–2010 гг.» и «Лучшая книга 2011–2013 гг.»

Рассказать о прочитанном в социальных сетях:

Подписка на обновления интернет-версии альманаха «Российский колокол»:

Читатели @roskolokol
Подписка через почту

Введите ваш email: