Сказки-мордаски
Ширик-пырик
Жил да был Ширик-пырик и бегал во дворе в черном костюмчике. Маленький, суетливый, он громко кричал: «А-уа-уа!»
Как-то раз он нашел возле двери дома большую корзину, спрятался там, в куче сухих листьев, закрывшись плетеной крышкой, и уснул. Но тут его увидела хозяйка.
— Что это за нечисть? — удивилась она. Но все же смирилась с его присутствием.
Ширик был странный. Когда к хозяйке в дом приходил кто-то с недоверием, он чувствовал это, выскакивал из корзины и издавал непонятные звуки. Хозяйка брала горячую сковородку и закрывала ею Ширика в корзине, чтобы не слышать его.
Ширик был страшненький и опасный. В карманах он хранил ножички, и при неосторожности можно было напороться на них. Но часто он все-таки спал в своем темном углу и никого не ждал. Он прятался от белого света и здравого смысла, а когда говорили некий вздор, он веселел, шумел и наводил всякий беспорядок, словно сорванный с цепи бешеный зверь. Иногда он вытворял фигуры, как пантомима, воображая себя очень деловым господином. Он смеялся всегда над теми, кто ему верил, и что-то шептал в своем заброшенном углу. Но больше всего он гордился своим костюмчиком.
Однажды хозяйка дала ему поесть и выпить. Он долго перед этим спал и, увидев угощение, трепетно засуетился в сомнениях.
— За кого меня приняли! — воскликнул он в недоверчивости.
Но потом он вышел к ней и с важным видом, выпучив живот, выпил вино. Недолго он ахал и удивлялся. Опьянев, он свалился снова в корзину, громко напевая хозяйке любовную мелодию.
— Ах, вот ты какой, маленький подхалим! — воскликнула она и ушла поскорей от него.
Ширика часто забывали. Он где-то барахтался за отшибленным углом возле порога, и его никто не замечал.
Как-то у хозяйки прогоркло масло. Вот не ожидала. Пошла и выбросила во двор. Налетели куры всякие, стали клевать. Высунул Ширик свой нос, слюнки текут, хочет попробовать жирненькое. А сам думает: «Кто бы мне с ножа подал?» Да сам бы взял, страсть у него до острых ощущений.
Но тут хозяйка пожалела нечисть свою, хлеб с маслом сама ему подает. Взял Ширик его на язык и съел мигом. И тут как закричит: «Где, еще, как?», да так громко, что в голове у хозяйки защемило, будто молотком ударили. Тем временем она сама поела хлеб с маслом и села вышивать.
Вскоре к ней пришли гости с баяном и запели за столом частушки. Не выдержал Ширик-пырик громкого веселья и выбежал из своего угла куда-то в неизвестном направлении, опрокинув корзину. И больше не знали о нем совсем.
Как Ширик-пырик летал на кактусе
И решил Ширик-пырик стать образованным и поступить в консерваторию. Чего попусту у хозяйки под юбкой сидеть? Надел Ширик-пырик черный фрак, купил ноты и сел за рояль, что стоял парке на улице.
Только он раскрыл крышку рояля, стульчик его закрутился, как снежный вихрь зимой, пальцы Ширика заледенели, то ли от страха, то ли от волнения, он открыл ноты, как вдруг точно осенило его, и со страниц вспорхнула птица историй. Ширику сразу представилась сказка про барона Мюнхгаузена, как он летит на ядре.
«Так я, как этот барон, сижу на своем стульчике», — подумал Ширик-пырик и даже проверил стульчик.
Но, почувствовав, что от этого ему теплее не стало, он решил все-таки что-нибудь исполнить на рояле.
«Может, как-нибудь в гаммах разогреть свои ладошки, — подумал Ширик, — и тогда пальцы мои станут бегать по клавишам шустро, как лошадки».
Но, приступив к делу, он сразу обнаружил, что пальцы ни на что ни годятся, вялые и безвольные, и у него ничего не получается. Ширик сидел, как вареный рак, обмяк и не мог сдвинуться с места.
«Отчего мои пальцы превратились в липучки, я не пойму. Надо как-то выйти их этого положения».
И тут Ширика точно что укололо или ужалило. И так это его шокировало, что он от неожиданности сбацал аккордовую нону.
«Надо же, какой я молодец. Даже сам не ожидал, что я такой. Отчего это могло произойти?»
Стал Ширик-пырик присматриваться, что делается вокруг него. Ничего вроде подозрительного, что могло бы вызывать сомнения. И тут только он и заметил, что сам каким-то образом припал на большой круглый кактус, стоящий на тумбочке. И его мощные колючки впились в его локти почти сквозь.
Ширик от увиденного пришел в ужас.
— Что это со мной! Глазам своим не верю! — воскликнул Ширик-пырик. — Какие страшные колючки!
И тут он снова сымпровизировал виртуозное произведение, а потом еще и еще.
«Как странно, острый шип мучает меня, — думал Ширик, — но от этого я стал исполнять гениальные произведения. Я так удивлен! Сколько в них страсти и страданий, как эти бесчисленные шипы кактуса, что впились в меня сзади».
И слышит Ширик-пырик, что собралась публика возле него и аплодирует.
«Неужели я стал видеть суть вещей, так глубоко шипы проникли в меня и терзают мою душу, и она изливается в нотах».
И решил Ширик-пырик: надо это дело поставить на коммерцию. Он пододвинул кактус к себе поближе и так сдружился с ним, что стал вытворять с ним самые невероятные вещи. Ширик-пырик прыгал с ним, летал, выполнял акробатические упражнения, читал над ним вечерами и потом снова летал, точно это был не кактус, а целый снаряд.
После таких разминок в его воображении творилось нечто странное. Из неведомой вибрации и сотрясений, что производил кактус, Ширик-пырик улавливал неопознанные тоны, сочетания, заряжался энергией и сочинял волшебную музыку, исполняя невероятно сложные пассажи, вариации, нюансы. Каждый полет на кактусе — это была роковая эпоха для его сочинений. Все проходящие мимо давно стали понимать, что на той точке, где сидит кактус, теперь живет Ширик-пырик. Он нашел свое поприще и творит целыми днями так волшебно, что кактус начал светиться, словно ночной фонарь. И люди знали: та светящаяся далеко-далеко точка, как маяк, как путеводная звезда для всех в пути, и радовались музыке Ширика-пырика.
И Ширик был счастлив от этого, совсем забыв, чего стоит на самом деле летать на кактусе.
Как кот-колоброд слушал сказку-мордаску
Не успели убрать во дворе, как кот-колоброд вышел проверить новый порядок и опять залечь на свое любимое место под лопухом. Вот он спит и мурлычет, довольный, что его греет солнышко и он незаметный. Если бы кто знал, что у него очень почетная должность. Ведь он независим, и поэтому он видит все, что происходит в округе.
Часто он забегает в лес и садится на любимый пенек, умывается на солнышке, и лес начинает рассказывать ему свои сказки. Почешет кот свое ушко и прислушивается, что там поют птички на ветках, что там шепчет ветер, или, может, делает свое дело жук. Умывает кот свое личико, а сказка-мордаска сама рассказывается.
Вот узнал Пень, что нынче Бабушкины ушки стали расти. Много этих грибочков на Пне насиделось. Не ожидал Пень. Раньше вся жизнь у него была деревянной. А нынче, по установившемуся порядку, Бабушкины ушки разошлись, и все не так и все не эдак. Хоть на войну иди, свою Родину любимую отстаивай, права качай. Да тут Бабушкины ушки насели. Так и прижимают, и прижимают. Стало бы кому?!
— Куда бы мне от вас бежать? Я и так Пень гнилой, но и тут мне покоя нет.
— А ты имей мужество, имей хитрость, — говорят ему Бабушкины ушки.
— Да какая хитрость? Был у меня сучок, упирался я на него, да и тот сломался. Теперь мне что, на весь лес кричать осталось? Да толку! Лучше песню какую разучить. Эх-хе-хе!
— Ты лучшее зарабатывать учись, — сказали ему Бабушкины ушки.
— А что? Одно время Денежки возле меня росли. Да все какие-то вялые, на тоненьких ножках, точно они под кислотный дождь попали. Эх-хе-хе! Теперь вздыхаю только.
— Да не вздыхай, а то трещина у тебя на боку разойдется. Ты лучше слушай. Тебе Бабушкины ушки совет дают.
— Да, без совета никак. Только я много мечтал, когда был высоким деревом. Но мало что сбылось. А сейчас я Пень. И довольствуюсь малым. Вот и вся моя жизнь. И я счастлив.
Кот-колоброд все слышал, как скрипел старый Пень, он умывал свою мордаску и разглаживал усы. Вот бы ежедневник еще завести на всякие лесные истории. Да коту зачем грамота? Он и так послушать готов за милую душу — и незаметно в кусты.
План Лопуха
Партизан Лопух раскрыл свои карты и заявил всем букашкам и жукам:
— Операция называется «Ищем кактус по пересеченной местности».
Все жуки и букашки заволновались:
— Где же нам кактус найти? Таких нет и в помине в нашем лесу.
— Ни за что на свете не поверю! Ищите, — сказал Лопух. — Это приказ!
— Скорей кактус вырастет на одном месте у Лопуха, чем мы найдем это растение в лесу. Таких не бывало еще! Найди то, не знаю что. Принеси то, не знаю что, — вот что значит приказ Лопуха.
— Ищите! — повторил приказание Лопух. — И я отдам пол своего царства тому, кто выполнит мой приказ.
Сказал так Лопух и разорвал свой самый большой лист для больного пня, что сидел возле него, на портянки и обернул его усталые застарелые ноги-корни.
— Да, — вздохнул пень, — ты бы научил гладить свои листья. Какие они мятые.
— А где взять утюг? Нам, партизанам, в таких ситуациях осталось радоваться тому, что дает природа. Все на ее условиях.
— Понадейся на меня. И жизнь будет гладкой, словно клубок, тебе путь укажет.
— Эх! Мой больной старичок-пень. Разве эти мелкие букашки поймут, как мне измозолил душу больной вопрос о кактусе?
Испугались жуки и букашки.
— Ну что тут будешь делать? Где найти этот кактус? Таких и в помине у нас не было! — возмутились жуки и букашки и попрятались от Лопуха, чтобы он не гневался на них за то, что они не исполнят несбыточное. А Лопух волновался, отдавал честь генералу Дубу. И знал точно, что кактус непременно будет найден в срок.
— Скорей выскочит ячмень у него на глазу, нежели мы обнаружим кактус, — ворчали букашки.
«Нет, кактус будет у меня в руках», — думал Лопух и спал спокойно на лужайке. Он замерил время и знал, что когда он проснется, кактус будет у него. Но пока он спал, на его макушке выросли колючки. Все жуки и букашки так и обрадовались:
— Будет теперь о чем отвечать Лопуху на задание. Так ему и скажем, что кактус у него возле самого носа. Только нужно в этом удостовериться.
Так и произошло. Когда Лопух проснулся и потребовал ответ, где кактус, все букашки и жуки сказали:
— Перед самым вашим носом.
Лопух потрогал свою колючку и удивился:
— И вправду, что ли, кактус? Вроде колется. Жалко только, не вижу.
— Жалко, — ответили жуки. — Но вы ведь настоящий Лопух. И план свой выполнили.
Семь слоников
Мне подарили семь слоников. Семь белых гипсовых индийских слоников. Я выставил их на полке по порядку. Каждый слоник был в точности похож на другого. Они стояли друг за другом, образуя ряд.
«Хорошо стоят, — подумал я, — и хоботы согнуты спереди. Счастливый знак. Эти слоники должны принести мне удачу. Их семь. Столько же дней недели. Значит, каждому будет соответствовать свой день».
Слоники казались примитивными, но были искусно вылеплены из гипса. Я присмотрелся к крайнему, решив взять его в руки, чтоб разглядеть, подрисованы его уши или рельефны. Но по моей случайной неловкости этот слоник упал.
«Что с ним будет?» — с тревогой подумал я, подобрал его с пола. Край хоботка слоника откололся. И хобот стал похож на букву «С».
— Теперь ты укорочен, Понедельник, — сказал я и поставил слоника первым в ряд, отошел от полки и сел в кресло.
На следующий день случайный взгляд снова остановился на фигурках. Спереди стоял слоник со сломанным хоботком. Я пригляделся к нему и подумал: «А какой-то он забавный. А рядом стоит уж слишком гладкий и совершенный. А ну-ка, какие у него бивни?»
Я стал приглядываться ко второму слонику, Вторнику. Два коротких бивня, казалось, торчали из-под хобота очень угрожающе.
— Ну что это? Что-то здесь не так. Лучше подрезать Вторнику бивни. — Я взял нож и срезал острые концы одного хоботка. — Вот, совсем другое дело. И два слоника не похожи на остальных.
Я сел в кресло и стал увлеченно читать книгу.
На следующий день я почувствовал в себе силы к творчеству: сочинил стишок. Появилось хорошее расположение духа, и я поставил музыку. И снова вспомнил о слониках. Значит, они в самом деле приносят удачу.
И опять я подошел к ним, стоявшим на полке, и посмотрел на третьего. Это был Среда, следующий по счету день недели. Я пригляделся к слонику и удивился. Хоботок у него был укорочен, почти как у первого. Такой он был из магазина. Значит, не все слоники были одинаковыми. «Может, в этом есть тайна, — подумал я и поставил Среду ближе ко Вторнику, — наверно, неспроста хоботки отбились». Несмотря ни на что, у меня было хорошее настроение. А ведь мне, как мастеру, это нужно точно воздух.
Сегодня я ничего не собирался делать. Не хотел иссушать свой ум. Оставил дела и решил прогуляться. Дело никуда не убежит. Я затянул ремень потуже и почему-то подумал, отчего произошло слово «ремесло». Ведь я к нему все-таки причастен, если я мастер, даже слоников подрезаю. Но не буду о делах, а лучше навещу своих друзей.
Мысль, что слоникам можно придать косметический эффект, не давала мне покоя и на следующий день. Меня тянуло к ним как к магниту. Я снова взял в руки четвертого слоника и подумал, что если Четверг произошел от четверти, то и слоника нужно четвертить. И я автоматически обрезал ему край хоботка. Довольный своей операцией, я снова сел за книгу.
Такое подрезание хоботков слоников с каждым днем стало превращаться в игру. Она настолько увлекла меня, что я стал гадать, зачем нужно подрезать им хоботки. «В Пятницу, — подумал я, — неделя убывает, как и месяц. И хоботок нужно тоже убавить. — И снова я подрезал следующему слоненку хоботок. — Ну ладно, — решил я, — на этом остановлюсь. Пусть остальные два стоят как новые, Суббота и Воскресенье».
Я со спокойной душой лег спать, отложив книгу. Но в субботу была генеральная уборка, и я с полки стирал пыль. Случайно щетка упала на слоников и опрокинула одного.
«Ах, я не могу без нелепостей, как нарочно», — подумал я, поднимая слоника. Это был Суббота.
У слоника также откололся торчащий хоботок, и он теперь стал казаться каким-то чудным. Я невольно посмотрел на последнего слоника. В семье не без урода — один целый остался. Что теперь с ним разбираться? Оставлю его.
Но и на следующий день последний слоник Воскресенье не давал мне покоя. Я снова подошел к полке и посмотрел на слоников. Последний целый слоник Воскресенье стоял с торчащим хоботком, напоминая букву «Я», и выпирал среди остальных.
«Душа не лежит к этому хоботку. И его я отрежу. Пусть все слоники будут одинаковыми», — решил я и обрезал хоботок.
Теперь слоники скромно стояли на полке, прячась в тени, будто что-то познавшие. Но иногда на них падал свет, и они казались почему-то забавными со своими разно обрезанными хоботками, как и разные дни недели.
Лягушка с пирожками
Летним солнечным днем было невыносимо жарко. Пекло, и лучи солнца беспощадно пронзали листья и травы, и невозможно было спрятаться от них.
— Дождя, ну хоть маленького дождика! — просили все звери в лесу в небе небольшое облако.
И ожидание не обмануло. Налетел легкий ветер, и полился озорной дождик. Дождик был маленький, грибной, и быстро смочил листья, траву и землю, которая с жаждущим шипением приняла живительную влагу.
Обитатели леса свободно вздохнули, зашевелились. Они наконец смогли отдохнуть от напряженного жаркого дня, который парализовывал и сковывал, и заставлял животных прятаться в тень. Звери и птицы оживились, заходили, запорхали, и в лесу началось легкое движение, трепетание и волнение.
Только маленькая лягушечка не хотела никуда двигаться. Она лениво сидела под лопушком, чуть откинув заднюю лапку, замерев в неподвижной позе, как буддийский монах. Лягушка сидела и широко улыбалась.
«Какой совершенный мир, — думала она. — И ходить никуда не надо. Вот я под лопушком. Сколько в нем воды! Сейчас я наклоню листик, и на меня польется душ».
Лягушка подняла лапку и наклонила стебель, и тоненькая струйка от дождя стекла на нижний лист лопуха, где она сидела, и образовалась лужица.
Лягушка посмотрела в нее и увидела свое отражение.
— Ой! Что это у меня на щеках?! — воскликнула лягушка. — Какие солнечные пятна! Это же веснушки!
Лягушка потрогала щеки своими лапками… и обожглась. Веснушки были горячие-горячие, как только что испеченные пирожки.
— Это солнце испекло свои пирожки прямо на моих щеках! — обрадовалась лягушка и широко-широко улыбнулась.
История Шишечки
— Ах! — воскликнула Шишечка, упала и раскрылась, как чашечка, из которой посыпались мелкие крылатые семечки.
Ее увидела белочка, подбежала и подняла Шишечку.
— У-ух! Как пахнет Шишечка! Какой запах! Да только ты на Шишечку не похожа стала, а на какую-то юбку.
— Как?! Разве я юбка?! — испугалась Шишечка. — Я хотела иметь много достижений высоко на своей ели.
— Какие достижения? — спросила белочка.
— А вот, — сказала Шишечка и пересчитала на пальцах все, что сделала за свою жизнь.
— Так, так. Стой, — сказала белочка, — пока ты перечисляла все, что делала, ты стала совсем безголосой, — сказала белочка и отгрызла от Шишечки последний ее язычок.
— Ну, совсем ты разболталась, — добавила белочка. — Нечего тебе больше говорить. Теперь молчи.
Шишечка так сильно обиделась, что теперь ей нечего о себе сказать, перевернулась на носик и стала похожа на маленький домик. Тут мигом в него залетел крохотный светлячок и удобно устроился.
— Тук-тук, — сказал он, — это избушка старой одинокой женщины? Шишечка, я к вам.
— У меня найдется место для тебя. Садись на мою чешуйку.
Светлячок сел и засветился. И Шишечка-избушка стала похожа на фонарик.
Но пошел дождик, и Шишечка стала мокнуть и вся испачкалась в грязи.
— Эх! Эх! — огорчалась Шишечка. — Про меня совсем забыли. Я здесь, точно в болоте, мокну. Скоро меня совсем затопчут.
— Не может этого быть! Разве может это случиться? — удивился пробежавший мимо заяц. Он подхватил Шишечку за самый черешок на ее макушке. — Ты и так вся разбитая и раздетая. Не хватает загибать и пальцев, чтоб пересчитать, сколько ты натерпелась. Я позову птичку. Она споет о тебе песню, чтоб иметь хоть какую-нибудь о тебе весть.
И заяц убежал скорей за птичкой. А тем временем мимо Шишечки пробегал волчок, увидел ее и сказал:
— Ах! Вот какие здесь волчки лежат. Я из них перемотку сделаю, — огрызнулся волчок.
Но только он прикоснулся к Шишечке, как она щелкнула в один миг и развалилась совсем. Только пожалеть обо всем случившемся и осталось.
Бумажная береза
Сад открывался перед озером Молчания. Озеро так называлось потому, что там нельзя было говорить. В саду говорили только деревья. Я вышла в сад и стала слушать, какие думы разносит ветер. Некоторые слова были жесткими, точно врезались в кору деревьев, оставляя в ней «шрамы». И мне даже стало их жалко. Как бы их пожалеть? Какую плату для этого нужно? И белые Гортензии раскинулись, как большое облако мыслей.
— Да разве нужна плата? — сказал Вязовник. — Вот сколько у меня «узелков на память». Такие мои цветочки. В них мои маленькие монетки, там и живу.
И тут издалека Скумпия в пушистом парике вступила в спор:
— От добра не отказываются, все бери, все бери и впитывай в себя все, как губка. Запомните мои слова.
— Осторожно, — сказала Гледичия, — у меня очень острые шипы. Они даже поворачиваются, как антенны. А вот выросли совсем новые, зеленые. Но старые уже отсохли, хотя все равно подвижны, и на них можно напороться.
— Это горько, горько, очень горько, — плакало большое Бобовое дерево. — На мне очень крупные витиеватые стручки, похожие на рога архара. Из этих стручков, как пули, высыпаются бобовинки.
— Да что тут думать, не надо упускать момента, — зашумел дальневосточный Бархат. Это так называлось Пробковое дерево, у которого была совсем мягкая кора.
— Поберегись лучше, а не то тебя мигом пустят в расход. Вот черемуха Маака все слышит, а там найдутся мастаки, придут с палками и дубинками, с пилой и с кочергой. Вон как Кирказон плетется. Хочет до рук добраться. Да все мимо и мимо. Стеночка у нее своя.
— Так мы не допустим никаких ходов, наездов и облав, — категорически заявила Катальпа, — мои листья имеют три защипа, а цветы — строгую форму. Я знаю, где границы.
— Так что тут разговаривать, — молвила однобокая Сосна, указывая длинными ветками в одну сторону. — Пусть все наши дела останутся на бумаге. Вон Бумажная береза стоит и молчит.
— Ей же надо обо всем узнать, — решили деревья. И под шум их разговора я вышла к белой раскидистой Бумажной березе.
«Вот и добралась», — решила я и приложила руки к ее теплому, необычайно гладкому стволу, на котором были еле заметные черточки, точнее, красные крапинки, потому что они были совсем чуть-чуть заметны. Рядом упала шишка с сосны, и я подумала: пора.
Вышла на поляну, где разросся Гребенщик, Тамариск, совсем мягкий и воздушный цветок, и вспомнила Скумпию.
— Бери, бери, — теперь ласкали нитяные пучочки веточек Гребенщика, — вот как ласково.
Такой урок и запомнила Бумажная береза.
Улыбка Чеширского кота
Кате мама сказала:
— Пойдешь гулять в сад, цветы руками не трогай, тем более не рви.
— А нюхать можно? — спросила Катя.
— Можно, но очень аккуратно.
Девочка вышла в сад и остановилась у цветущего куста шиповника, разглядывая пышный цветок. Белая розочка так и глядела прямо на нее. Катя вспомнила наказание мамы, что цветы руками брать нельзя, и спрятала свои ручки за спину. Чуть принагнулась к белому цветочку и принюхалась. На нее повеял густой аромат белой розы. Катя даже зажмурилась, чтоб запомнить этот запах. Но тут злое и деловое жужжание пчелы, залетевшей в этот миг в пышные лепестки, насторожило ее. Катя открыла глаза и ужаснулась — пчела копошилась в самой сердцевине розочки, просыпая с ее глазка желтую пыльцу.
— Что она делает?! — воскликнула Катя. — Глазок совсем останется лысенький.
И тут вдруг подул холодный ветер, и Кате совсем стало страшно. Она побежала на скамейку, чтоб там спокойно посидеть на солнце. Но какие-то сухие корни преграждали ей путь, цепкие ветки цеплялись к ее платьицу. Злые колючки приставали к ее белым носочкам. От страха Катя остановилась, затаив дыхание. Ее маленькое сердечко сильно билось. Полетели сухие семена ей на голову. Катя посмотрела вверх на высокое небо.
И вдруг к ее ногам кто-то шмыгнул. Катя подумала: «Наверно, это змея. Она меня сейчас укусит. И я, конечно же, умру. И больше не будет на свете такой девочки Кати».
Катя закрыла глаза, замерла на секунду, приготовившись к роковому концу. Но ничего не произошло. Она медленно открыла глаза, посмотреть, что там за змея. Но у ног ее оказался большой толстый Чеширский кот. Совсем не страшный. Он широко улыбнулся, оттопырив в стороны усы.
«Кажется, меня кто-то ругал», — подумала Катя и решила, что это делал этот толстый кот.
Кот встал перед ней, повел хвостом, словно рукояткой старого оружия, что Катя даже отшатнулась.
«Ну и котище! Откуда такой вообще взялся, дикий охранник леса? Мне теперь отсюда не уйти. Так и буду стоять возле этого корявого корня. А то этот «дикарь» меня еще меня загрызет», — подумала Катя.
— Мяу-у! — железным голосом ошарашил Катю кот, как будто скрежетал металл по стеклу.
— Мне это совсем не нравится, — сказала Катя и решила сбежать от кота.
Но он вытянул свои лапы, показав круглые набивные перчатки, и сказал:
— Бокс! Защищайся!
— Я не люблю биться, — ответила ему девочка, шагнула в сторону и скорей побежала домой.
— А что ты? — спросил Чеширский кот, встал у дерева, почесал свои когти и спрятал «боксерские перчатки».
Катя прибежала домой и села за стол. Мама тем временем раскатывала соченики для пельменей. Маленькие катышки придавливала пальцами и перемешивала их с мукой, точно бочонки из «Русского лото». Потом она взяла скалку и стала так быстро раскатывать, будто заработал ткацкий станок.
— Кс-ст, к-кст, — шуршала скалка.
И Кате стало казаться, что скалка подзывает того толстого кота, что повстречался ей в саду.
«Как же зловеще кричал тот толстый кот», — думала Катя и жмурилась. Лицо ее то бледнело, то розовело, будто менялась погода на море, и ей казалось, что толстый кот ее все равно найдет. Придет к ней ночью, вонзится в нее острыми когтями и съест ее сердце. Кате чудился его дикий чудовищный крик. Она сидела тихо в своем уголке, чтоб злой кот не смог ее обнаружить, хотя он был где-то далеко-далеко. Катя чувствовала, что его когти и острые зубы могут добраться до нее и похитить ее сердце.
Катя решила: надо убрать все острое и колющее, чтоб ничто не могло подавать повода к соблазнам дикого кота. Но злая котиная усмешка, выражавшая «А что ты?», как твердое правило, снова стала о себе напоминать.
«Куда, куда теперь мне бежать? — думала Катя и совсем ничего не могла с собой поделать. Она посмотрела в высокое чистое небо, где тонкие облачка вдалеке уходили за горизонт, и решила: — Вот бы и Чеширский кот так же мог, как то белое облачко».
Облачко остановилось, стало растягиваться в обе стороны, как большая широкая улыбка. Она была совсем без зубов и рта. И Катя увидела в ней глаза Чеширского кота.
Собака по имени Мяу
Пекинес потянулся на коврике, лежа на спине, вытаращил крупный квадратный глаз и произнес «Мяу!»
— Вот как?! — удивился мимо пролетавший мотылек. — Ты не собака, значит, а киска? Говоришь «мяу»?
— Нет. Я собака, — сказал пекинес. — А если тебе нравится, то называй меня как хочешь.
— Собака Мяу, собака Мяу! — стал голосить мотылек.
— Р-ру, — огрызнулся пекинес, — сказал бы.
— Что? Что? Конечно, скажи, — настаивал мотылек, — не скрывай.
— А я и не скрываю ничего, хотя я и в маске. Но раз я собака Мяу теперь, то скажу, что я быстро перевоплощаюсь, как сама тень кошки. И под моей маской прячется много разных зверей.
— Какие? — еще больше удивился мотылек.
— Все тебе расскажи. Быстро состаришься. Лучше я встану сюда, повыше на ступеньку, где светит солнце, и ты меня увидишь во всем сиянии.
Собака Мяу вспрыгнул на ступеньку и повернулся чуть боком, показывая свой золотистый хвост, похожий на большую астру.
— Как? Я похож на петуха? — спросил пекинес.
— Петух! Петух! Самый настоящий. Золотой! — воскликнул мотылек и зааплодировал.
— Я сейчас сменю маску.
Собака Мяу лег всей мохнатой грудью на пол, тяжело вздохнув, обнажил белые клыки из-под черной маски.
— Ой! Какой ты страшный! Как кабан! Я даже боюсь! — закричал мотылек и отлетел в сторону.
— Тебе плохо? — спросил Мяу. — Подожди, тебе нужен массаж сердца.
И Мяу вдруг сильно зажмурился, и его морда стала похожа на обезьянью. Он стал суетиться вокруг мотылька. Делал тысячи мелких движений и дыханий, пока мотылек не очнулся.
— Фу! — выдохнул с облегчением Мяу. — Ты ожил наконец?
Мяу выпустил из пасти густой пар. И его выдох был похож на извержение огня драконом.
— Ой! Ой! Я, наверно, вижу ужастик. Когда кончится этот страшный фильм? — не понимал мотылек.
— Не бойся. Хочешь, я тебя прокачу? — стал заигрывать с мотыльком Мяу. И посадил его на свой загривок и повез мотылька на себе.
— Да ты настоящий конь! — воскликнул мотылек.
— Нет. Точнее, лошадь.
— Куда ты меня везешь? На какую площадь? — пищал мотылек.
— А туда, где дают театральное представление, — сказал Мяу.
— Так ты хочешь стать артистом?
— Нет. Это, похоже, чья-то другая мечта. А я так, небесный житель. А если честно, просто обыкновенная собака, — сказал Мяу и тряхнул густой шерстью, что падала со спины, как волосы дикого яка.
Деревянный садик
Осень
Вихрь. Листики ивы закрутились, как в танце. А засохшие в ракушке напоминали мчащуюся колесницу.
Образ. Корень, похожий на утку, прикрылся золотым кленовым листом. Аминь.
Под стихами Гёте я хранила сухие композиции.
На дубовом листе проступили в черных точках иероглифы. А другой лист дуба — точно лапа тигра.
А этот осенний лист — чудо! На нём проступил силуэт матери и ребенка.
В красных касках строители в лесу, как подосиновики.
Одиночное дерево без листьев, как забор, за которым пышный осенний сад.
Экскаватор, трясущий «мускулатурой», запускает «перчатку» в траншею. Грязная загребушка — не повод для взяток.
На сухих листьях первый снежок, как легкая пудра на цукатах.
В саду было все до утонченности строго и закономерно. Листики у березы не больше и не меньше, маленькие, один к одному. Одно Но.
Ветки были унизаны серебряными капельками воды, что сверкали, как светлячки. Дерево в них, казалось, было увешано новогодними лампочками, все в сверкающих точках, как звездное небо.
Листочки черемухи висели редко-редко и строго вертикально. Последние листики.
На жёлтом опавшем листочке проступали черные точки. Казалось, там был портрет М. Горького.
Последние листья черемухи висели вертикально вниз, словно метательные дротики, целясь в определенную точку для приземления. Их было мало, почти все внизу.
Мхи и лишайники — воображение леса.
Осень — бесконечный распад.
Душа Даниила Заточника — капельки бусинками плачут о бесконечном.
Акварель — бесконечный водоворот в природе. Сухая земля жаждет влаги, как высохший фломастер.
Бесконечность — это долг.
Родинка на дереве — завязался «цветок» лишайника.
Изогнутая береза, будто сам Полоз из-под земли — душа Зинаиды Гиппиус, душа эмиграции.
В болезни старого клена спят судьбы людей. Давно определен их час пик.
Шляпа подсолнечника — что шахматная доска.
Кора березы шелушится, словно перелистывает страницы книги.
Каштановый орех облекся в шипы, словно рыбка пиранья.
Все дерево в лишайниках, как столб с обклеенными объявлениями. Сколько там определенных жизней!!!
Кабачок большой, здоровый, как волынка. Душа болит: как резать.
Черные деревья без листьев в лесу осенью. Только бересклет, как в корсете, сохранил пышную листву. Он стоит ярким пятном, как целый город.
Болезненный вырост, как голова древнего философа с бородой, поразил ствол березы. Словно понятно стало, о чем страдают люди веками.
Мольба яблони. Яблоня склонила крону до самой земли. Тяжела. Давидова пустынь, услышь ее скорбь.
Яблоня «выкинула свое коленце» — изогнулась в самом подножии.
В объятьях ели одни кленовые листья.
Дерево — это радость. Оно размахивает вверх ветвями.
Дерево было похоже на акведук.
Сухие листья тополя на земле зеленые, как 10-рублевки.
Засохли шапки гортензий, чтоб сохраниться на всю зиму.
Орхидея Филадельфия вечером пустила колкий язычок. Ее тень на стене напоминала шута-пересмешника. Листья дразнили, как надоедливая обезьяна. Сколько колких выражений!
Многоствольное дерево — содружество и сплоченность.
Кокос — Одно Но. Оно Одно.
Дожди — зайчики на куполах. Солнце проливается.
Деревья — живая броня леса.
Береза обросла чагой, словно развесила детские чепчики. Детская йога.
Осенний лист загадочно падал, кружась. Старик перекрестился на него.
Одинокий маленький листик на ветке был похож на амулет.
Изгибистые ветви шепчут свою новеллу.
ЗD: дерево-корабль, стволы деревьев угловаты, словно кормовой нос корабля, высоки, как мачты, и качаются на волнах ветра.
Синички летали, как последние листики между осин. И последние листики тоже облетали.
Осень шелестела своей разноцветной занавеской.
Рыжие кленовые листья, наметенные в кучу, лежали, как хитрая лисица.
Листья падали каждую секунду обильно-обильно. Дорожка утопала в них, как в большой луже. Было похоже на лиственный ливень.
Услышать голос ястреба было редким искусством, как умение определить гармонию и музыкальную тональность.
Сеточка старого листика тополя напоминала о чуде Святого Антония Падуанского. Может, сбудется несбыточное.
И растения вздохнули: «Вот чего хотела душа!»
И красный куст рябины молвил: «Слова, слова, слова…»
Если хозяйка хочет избавиться от цветов, значит, они умерли раньше, чем об этом подумали.
Если цветы «живут», то избавляться от них — плохой знак.
На фоне голого леса одно только дерево стояло в золотых листьях. Под ним была скамеечка… для чтения.
Грибы выросли в один момент, точно маленькие человечки раскрыли зонтики от дождя.
Зима
Корень-чинильщик — как дворник снегоуборочной машины.
Вороны летят мне вслед, как песня «Нас провожают кавалеры…»
Слои коры на дереве — как регистры органа.
Лес и сад тоже имеют свою чайную церемонию.
Обледеневшие листики похожи на эмалевые кулоны. Вот счастливые билетики — пропуск в салон красоты.
Мокрые пни стояли, как спитые бадьи пива.
Душа-береза — открытый сообщающийся сосуд: полый ствол, его полость выходит в дупло, будто специально для руки. Туда можно заложить даже икону. Под дуплом кора дала косую полосу. Будто казак рубанул своей шашкой.
Танец на звездах — мелкие цветочки, семена и мхи под ногами, покрытые инеем.
Мокрая мшистая кора, как застывший водопад, в выступы которого вцепилась мелкая растительность.
Деревья перед заморозком стояли совсем зелеными. На них цвели такие лишайники.
Обгорелое полено лежало, как потерянный черный сапог.
Первые морозы. Маленькая травка, как гномики, попряталась под опавшие листья.
Третье тысячелетие обновляло атмосферный чехол. Был ледяной дождь и снежная пыльца. Снежная пыльца — это так большой иней покрыл деревья. Он просыпался на голую, бесснежную землю. Земля была голой, но деревья белоснежными от инея, как в майском саду. Ледяной дождь превращал деревья в звенящие треугольники, которые играли льдинками обмороженных веток.
Чаинки — «островки иероглифов» плавали в чашке с чаем, как будто там было что-то написано. Хотелось согреться. Узор из чаинок напоминал узор на обмороженном окне. Чаинки катались и кружились, как на ледовом балу.
Сегодня 20.01.15. В Тропаревском лесопарке было 7 белок у кормушки и 2 сокола-сапсана пролетали над поляной. Их гнезда в соснах у оврага.
Гнездышко на ветке было как домик с заснеженной крышей.
Середина февраля — некоторые белочки уже рыжеватые. Скоро весна!
Снег лежал на ветках орешника, словно силуэты раненых. И, казалось, в лесу как в больничной палате.
Снег на ветках, словно загорающие на пляже. Ярко светило солнце.
Казалось, в зимнем лесу поселились белые вороны.
Белый лес замер и дышал свежестью, словно после большой стирки.
На ветках сидели снежные белки, синички, куницы и тигры, спускали с веток свои хвосты, похожие на удавов. И «белый мишка» передал привет.
Лесные письма легли в спячку.
Снег на деревьях лежал долго-долго.
В Царицыно поселили белых сов.
Деревья в зимней спячке. Видно, во сне растут.
В лесу стучал дятел, по снежной тропе пробегала белка, даже не оставляя следов, из выростов на деревьях проглядывали «глазастые циклопы».
Древесный вырост был звездообразной формы. И, казалось, что на дереве сидел огромный паук.
Ветви на дереве росли прямые и ветвистые, а другие изгибистые, словно замученные в болезненных спазмах.
Зеленый мох, как снежинки на балу.
Лес спал в пушистом снегу и был белым-белым, точно майский сад.
С утра в лесу активная работа: долбит с треском, как тяпка, удод, старается дятел-пулеметчик на самой высокой березе, как в башне по винтовой лестнице с веток спускается, цокая, юркая белка. Мощные пни торчат из-под обледенелых фигур снега, точно Тристан обнимается с Изольдой.
Дупло — особый домик для белочки. Дятел стучит: «тр-тр-тр», синичка поет: «ски-ски-ски». В этом созвучии слышится: «тряски, тряски, тряски». Воробышки пересвистываются.
Точно воздушный корабль, лес тянется ввысь и дрожит, сотрясается обледенелый хрустальный иллюминатор. Дятел ищет свой «хутор».
Одно дерево сильно полюбили грибы.
С ярко-алым брюшком дятел прерывисто стучал, вдруг взмыл, как торпеда, мгновенно перелетев на другое дерево.
Душераздирающий крик ворона напоминал мучения Ивана Ильича из рассказа «Смерть Ивана Ильича» Л. Толстого. Казалось, он отдавал душу Богу с тяжелой болью и страданиями.
В сучке уснула обезьянья морда.
Весна
Возле тонкой березки вырос пышный куст лютика, как букет к торжеству.
В конце апреля расцвели желтые цветы гусиного лука, потом пошли сиреневые цветы первоцвета.
Появился коврик молодой крапивки и сныти. 3 мая показали ростки ландыши. 7 мая расцвела кислица, и лютик вторил гусиному луку.
Жучок в сердцевине цветка — признание в любви.
Какой нежно-зеленый лес в тонких листиках.
Удод долбит старое поваленное дерево длинным клювом, стучит размашисто, как молоточком психиатра.
Кукушка полюбила школьный забор. В том году она спала на нем, усевшись, и хандрила. А в этом она, откормленная толстушка, с интересом водила длинным клювом, высматривая школьный двор.
2 дрозда-слётыша гоняли белку по дереву с громким гиканьем. Один дрозд поймал червя. Вспрыгнул на забор, приподнял перьевую юбочку и стал лакомиться деликатесом.
9 мая. Появились лопух, папоротник, хвощ, мышиный горошек. Молодая лайка ловила ежа, прижавшись к земле плашмя и положив мордочку на длинные лапки. Острая травка рядом напоминала колючки лесного обитателя.
13 мая. Зацвела волчья ягода в лесу.
Зеленый листик затаился, как лягушонок.
Летел вишневый цвет, и было холодно чертовски, как от снега.
Лесная тропинка — как тропинка в саду: тепло, светло и каждое растение — друг.
Сегодня кукушонок ждал меня у тротуара. Сидел, смотрел прямо на меня, маленький и бесхвостый. Я хотела сказать ему: «Здравствуй!» Но он мигом улетел по делам, свернув за угол.
Дрозд застучал по твердой кочке бойко и активно и подпрыгнул, как кавалерист.
18.05.15. После проливных майских дождей налило большие лужи. Утки прилетели к нашему дому. Пекинес смотрел на них.
Будто накрылись снегом купола цветущих деревьев. Было тихо, как в зимнем саду.
21 мая. Цветет рябина, одуванчики, ландыши набирают цвет.
Пекинес подошел к старому пню, заглянул в глубокую расщелину в его корнях, и оттуда прямо перед его носом вылетел огромный гудящий шмель.
23 мая. Цветет земляника. После проливного дождя выросли грибы. Их много, вся полянка желто-коричневая. Пахнет влагой. Появилась медуница.
Май был великолепен: жаркие дни и дожди, тепло и влага, нега.
На пне разрослась кудрявая мокрица, как чубчик.
Лето
Июнь. Косы гудят, как коровы мычат.
Колосовики, как малыши-крепыши, росли маленькие и упругие, как мизинчики. Вот это приз-колосовик вырос совсем близко у тропы. Один колосовик был большой с неровной шляпкой с дырочками, как в сыре.
Петров день — птицы садятся в гнезда, умолкают.
Мой пересаженный бересклет только дал почки и спал все лето, как засохший кустарник.
Один папоротник рос в тени, другой любил солнце.
24 июня. Нашла 10 подберезовиков, колосовиков.
Грибы росли с геометрической прогрессией. В 1-й день я нашла 1 гриб, во 2-й день — 3 гриба, в 3-й день — 6 грибов, в 4-й день — 17 грибов (утром — 5 грибов, вечером — 12). Так и тянутся они друг за другом, как нити.
В лесу было обнаружено 3 гнезда: одно воробьиное, маленькое, круглое, как блюдечко. Другое, как шапка, — воронье. Третье… Неизвестная птица оказалась хорошим мастером. Ее гнездо напоминало глиняный горшок. И было сделано из соломы, обмазанной сквозь какой-то грязью.
Бабушка рассказывала об одной деревне в Черниговской области под названием Гнездище. Там жили аисты-бусли. Они сидели высоко на тополях. Один буслёнок вывалился из гнезда. И аист спустился вниз к нему и звал таким голосом, точно капала вода или играла флейта. Все думали, что аист — такой музыкант. Их очень любили. Тополя были старые-старые. И когда их посадили, толком никто не знал. Но люди предполагали, что они росли еще с Петровских времен.
Ворона долбила старый пень с таким усердием, будто хотела заучить науку.
Ворона шла вразвалку, точно на сносях.
В коре дальневосточного Бархата проросло семечко тыквы.
Странный мухомор: из красного стал черным.
Иван-чай отцвел и дал кудрявые кольца.
Гриб в разрезе — как секатор для резки.
Улыбающаяся косточка черешни. Сколько их на крыше моего домика!
Маленький ананасик, как кубик Рубика.
Нашла еще 2 обабка, всего 44. 18.07.15.
Нашла 46-й обабок. 26.07.15.
Нашла большой белый гриб, 47-й по счету. Он друид. 03.08.15.
Афоризмы и изречения
О творчестве и литературе
- Ругайте меня, кляните меня, только чтобы я думал и творил.
- Душа зависит от разума. Мысли в голове зажигаются, что спичечные головки. Иной раз думаешь, что голова — спичечный коробок. Больше мыслей — больше мысленных спичек. Чем больше спичек в коробке, тем больше можно зажечь свечей. Их горение и есть душа.
- Я не отвечаю на глупые вопросы. Что есть глупый вопрос? Оскорбление? Попытка догадки или открыть истину? Неужели Эразм Роттердамский так хотел доказать это в «Похвале глупости», где выявляется сам образ Христа, объясняющий мир, какой он есть. Не есть ли радоваться миру такому, каким он есть — глупость? Глупость все перевернет и переставит на свои места. От нее даже хочется кричать и ругаться. Заколдованный круг получается. Ругайтесь, творите, думайте, но не совершайте глупостей. Глупость будет иметь место и так.
- Каким умным процесс ни был, он всегда забывается.
- Совесть говорит, ты должен успевать в своих делах. Критик — твои дела на 2-ку и на 5-ку одновременно, и тогда у тебя все будет на 4-ку.
- Творчество всегда коллективно.
- Заставляй напрягать свои силы, но помни, что мир был создан в день отдыха.
- Творческий человек порой — непонятное существо, на которое смотрит другое непонятное существо, тоже творческий человек. Один изучает звуки, даже температуру звуков, их цвет, другой — разбирается в предметах, как малыш, играющий в кубики. Из этой игры порой что-то может родиться.
- Искусство должно жить, а не быть мертвым грузом.
- Молодость должна перебеситься.
- Не нагружайтесь штампами общества.
- Трудиться над стихом поэта — то же, что трудиться над душой своей.
- Все наши склонности, пристрастия и грехи — из детства.
- Инкубатор творчества — место для молодняка, который быстро оперяется, но не улетает, а насиживает свои места, которые образуют поприще писателя.
- Глаз косится — мысли летят.
- Жизнь — есть личное творчество.
- Мысли уходят и приходят. Остается сознание.
- Болезни бывают разные. Одни после них загибаются, другие — начинают творить.
- Человек — это одуванчик, не успел начать жить, как уже время седеть.
- Каждая работа имеет черный цвет. Так пусть это будет не цвет паровоза, а цветка, с которого легко сдуть сажу.
- Не думай ничего лишнего. Мышление несовершенно.
- Мудрец, как фонарь: светит ярко, виден далеко и видно далеко.
- Чтобы Бог помогал, его надо просить.
- Критика — это черный ворон, а «почерневший снег» — то, что остается после нее.
- Слишком красивая одежда — это «большие тяжести». Не приучай себя постоянно к ней. Ибо в минуты, когда нужна твоя расторопность, тяжесть тебе только помешает.
- Иногда вместо своих выводов лучше помолчать, ибо выводы всплывают сами по себе и говорят сами за себя.
- Чтобы мысль не убегала бесследно, ее следует записать.
- Не обещай богатство, пока не будешь держать его в своих руках.
- Получив легкий приработок, легко его и растратить.
- Кому грош цена, кому золото бесценно.
- Бойся не когда Бог закрыл на тебя глаза, а когда он тебя не слышит.
- Легкие деньги не лежат.
- Мир — это сковородка, которая расплавляет все идеи.
- Кино — это «мясорубка», откуда получают переработанный обзор.
- Не думай, что ты обманул кого-то, ты обманул прежде всего себя.
- Порой чувствуешь, что после написанной какой-либо литературной вещи, что ты становишься нагим, а после концертного выступления — голым.
- Писатель может сравнить себя с хвостатым животным, чей хвост завлекает толпу зевак, что как мухи гудят возле него. И если муха захочет укусить его, он может применить свой хвост и отбиться им, избежав ее укуса.
- Если ты сделал татуировку на лице, не думай, что в этом твой образ.
- Сказанные умные слова умей отбирать, как просыпанное просо.
- Единая точка видения — это зерно проса, отобранное из умных изречений многих ученых людей.
- Завышенные оценки ведут к катастрофическому зазнайству. Заниженные — к пустяковому завершению дел.
- Пустяк может обидеть, а может подать идею.
- Избавляйтесь от верхоглядства, чтоб понять суть целого.
- Имей научную систему исследования, чтобы ум не упорхнул далеко, иначе, «камень науки» носи, как оберег.
- Не рассыпай красивости в тексте, такой писатель похож на скулящего Артемона.
- Мысли мало мыслящего могут быть заразны.
- Умение правильно слушать — основа понимания.
- Слушать и слышать — два разных понятия. Слушать — различать звуки, слышать — чувствовать всем сердцем.
- Проблема примитивного творчества — путь к совершенству через перечисление азов.
- Книгу написать, что море переплыть. А сколько таких «бутылок»?!
- Если чувствуешь, что «прирастаешь» к книге, постарайся написать что-нибудь свое.
- Порой в своем произведении иногда не видишь ошибок, так плотно они прирастают к твоей душе, как кожа к телу.
- Читай свое творение другим.
- Если в тетрадку записываются некоторые умные мыслишки и хитрости, ее вправе назвать хитрадкой. А людей, что пишут в нее мыслишки, — хитрадными.
- Кто пишет ручкой, а кто и душой.
- Искусное письмо — искусство, сравнимое с танцем балерины на пуантах.
- Если у тебя душа — шкура рыси, не пытайся накрыть ею все. Душа-зорька все равно осветит тебя своими лучами.
- Жизнь непроглядна, как темные аллеи.
- Приучай себя к чистоте и порядку, ибо опрятный человек имеет «опрятные» мысли.
- Год похож на летающего змея, такой же пестрый и в руках, как шансы.
- Басистые «малюточки» были не только во времена Некрасова, но перекочевали и в 21 век с лошадки на «Хонду».
- Иной раз критика напоминает наряд полиции для разгона демонстрантов на площади.
- Случай — кузница догадки.
- Написанная книга — это целая жизнь.
- Уход от времени — когда то, что ты сделал сегодня, кажется, что уже сделал вчера.
- Пусть мысли в голове движутся, как планеты в космосе.
- Жизнь — сапожок непарный.
- Бери то, что у тебя есть.
- Одних стихи заставляет писать хорошее настроение, других — просто просят «сказать».
- Каждый философ должен сделать предупреждение человечеству.
- Где закрылись глаза, когда все пожелали жить, как им хочется? И «око прелюбодеяния» открылось во тьме. И видеть перестали. Как вернуть людям глаза?
- Что мы забыли из прошлого? И поэтому с каждой минутой удаляемся в вечность, и что-то тихо плачет, а значит, мстит.
- Нельзя стирать жизнь, как программу, иначе будет сбой жизни всего общества.
- «Богатыри не мы», а кто остался в самой долгой памяти.
- Во всякой научной революции бывает прорыв, т.е. отклонение от установившихся норм. Прорыв бывает не только в научной революции, но и в природе. Даже зимой тает снег и распускаются почки, чтобы потом замерзнуть.
- Лучше грустить с мудрецом, чем веселиться с подлым.
- Если не можешь видеть глазами, постарайся смотреть душой.
- Умная опытность — лучше всяких похвал.
- Если твои действия приносят одни разочарования, тогда бездействуй.
- Живая песнь похожа на серебряное пение жаворонка. Исполняя ее, ты чужие молитвы пропускаешь через себя.
- Мысль подобна пламени. Не иначе, она передается от зажженной свечи, которая поставлена с истинной верой. Идя по дороге судьбы, как по тонкому льду, этот пламень ближе и сильней становится.
- Жизнь — что перелет самолета от пункта рождения к пункту смерти.
- Только осознанное повторение есть мать учения.
- Творчество — объективная реальность, то, что толкает гениев на творчество — субъективно.
- Творчество направлено на то, как сильнее впечатлить человека, а точнее, увеличить скорость впечатления. Оно даже вторгается в технический прогресс.
- Ходи медленно, степенно, но спешно.
- Если одни считают произведением искусства живописную картину, то другие — красивую чашку, а третьи — прекрасную женщину.
- Чем проще кажется задумка, тем труднее ее выполнить.
- Парадокс. Мы живем в плену обстоятельств. Но не зависим от них. Просто жизнью нам объявлен приговор.
- Самосжигание порока происходит в умственной деятельности и облагораживает человека.
- Читайте книги, они очищают душу от шелухи впечатления пищей действительности. Пишите книги. Они моют душу.
- Мораль истекает из арифметики.
- Южная горячая любовь, а северная — волшебная.
- Мастерство не пропьешь. А талант можно.
- Сильную любовь порой преследуют сильные удары судьбы.
- Хочешь узнать возраст человека — посмотри в его глаза.
- Пробки на российских дорогах, как очереди в магазины в советское время, огромны и длинны.
- Нынче мир перевернулся. Стали верить не добрым словам, а фирменным.
- Слово доброго старика правдивее умного молодого.
- Законы истории повторяются.
- Карьера и перспектива — вещи разные, но сопрягаются.
- Порой становишься дурным ради идеала.
- В искусстве должна быть перспектива.
- Собирай плоды знания.
- Плети венок из лучших цветов.
- Пережитые наслаждения во время творчества делают его истинным.
- Недоношенные шедевры забывает время.
- Жизнь — что постоянно движущийся электрон. Если его остановить, то он перестанет существовать. Так и жизнь.
- Литературный хаос — упорядоченные движения мысли, поток сознания в его развитии, создающий творческую атмосферу.
- Творческая атмосфера создана творческим хаосом.
- Иногда непонятно, с какой стороны странности.
- Преодоление — это спор со своей немощностью.
- Йога — есть обуздание волнений, присущих уму.
- Умей любить себя для права нравиться другим.
- Произведение писателя — это крик Лаокоона.
- Пьеса имеет цель заключить в себе грандиозное. Но часто грандиозность затирается мелочностью и обыкновенностью.
- В пьесе на первом плане должна быть атмосфера, а на втором — сюжет.
- Одни пьесы для головы, другие — для сердца.
- Чем больше знает человек, тем естественнее он себя ведет среди окружающих.
- Настоящее творчество похоже на фундамент из частых и плотных камней.
- Что, как не пословицы, — есть отражение знаний народа.
- Пословица — приметы старины глубокой.
- Глупый пословиц не понимает.
- Пословица идет от чистоты мысли.
- Пословица — гигиена слова.
- Пословица пряма и тверда.
- Пословица — синтез мысли.
- Пословицу не перевернешь, не переврешь.
- Пословицы — формулы, подкрепляющие дух.
- Язык пословицы мал, но содержателен, мал, да крепок.
- Молва — как цепочка золотая.
- На горе монах, молящийся о правде жизни, оказывается часто осмеян самой горой, на которой он сидел.
- Не упускай свое время, драгоценные минуты должны быть использованы с пользой. Что упустишь в молодости, трудно будет догнать потом. Чем раньше начнешь развивать свой талант, тем более выдающимся он будет. Талантливые люди — это люди, не упустившие время на развитие своих способностей.
- Мысли порой похожи на сладкий хмель ума. Спеши удостовериться в их действительности происхождения.
- Процесс выступления и донесения мысли порой похож на оголение, после которого нужно искать новую одежду, чтобы продолжать развивать мысли.
- Голос настоящего учителя похож на голос врача, который лечит.
- Длинное письмо напоминает длинную бороду старика, которая порой кажется неряшливой.
- Любой стих — это всегда хромоножка. Либо хромает рифма, либо хромают на сам стих, часто вспоминая его.
- Пусть слова будут черными и ускользают от скальпеля «анатома».
- Пусть выяснения отношений будут заповедными.
- Чтоб пережить профессиональное выгорание, найдите микроб, который делал бы черную работу за вас.
- Пусть слова будут как огонь, а письмена — как масло.
- В технической правильности — логика историй.
- Искусство — это умение найти рычажок, который может укротить мастодонтов техники.
- Технический век наделил человека наименьшими чувствами. Машина — негодяйка, но имя ее самое трогательное.
- Чтоб не прийти к противодействию, попробуй найти непорочное стекло ступеней.
- Не притрагивайтесь к опасному стеклу отношений. Можно сделать неверный шаг.
- Скучные книги бывают только у скучного читателя, упрекающего в бездарности сочинителя.
- Созерцать — это самообучаться на чужих ошибках.
- Порой, чтобы навести порядок в жизни, приходится оставить историю на 50 лет в покое, чтобы после без усилий достичь благополучия.
- Умей понимать положение вещей, чтобы заставить двигаться паровоз истории.
- С душой кошки легко увидеть, что делается за стенами.
- Мостовая в городе похожа на дно ручья, где моются камушки.
- Ругайтесь, деритесь, спорьте, ненавидьте на сцене театра, а дома любите друг друга.
- Пусть все споры скроет площадное искусство.
- Счастье похоже на глянцевую обложку, под которой спрятан шкаф со скелетом.
- Строгость — соль судьбы.
- Даже самого плодотворного художника упрекают в том, что он делает один раз мазок в неделю.
- Театр — место разрешения конфликтов.
- Хорошая пьеса имеет мир и лад. Незаконченная пьеса всегда ставит под вопрос. Здесь будет натяжка.
- Смейтесь, улыбайтесь и бойтесь стать бедоноской, чья судьба подобна жгучей горилке.
- На умок — что на зубок.
- В сказках живет удивление, с которого начинается всякое творчество.
- Хорошее стихотворение должно всегда радовать людей. От плохой литературы портится настроение.
- В плену намеков и недомолвок включается интуитивное подсознание и происходит индукция ума. Будите свою фантазию. Если слово с конкретной целью — это смертоносное слово. Пусть оно убивает порок.
- Мастер слова похож на танцовщицу на пуантах. Его слова всегда оставляют зашифрованный рисунок, который дает повод обширной фантазии.
- Яркая фраза похожа на красный флажок, способна настроить и собрать много спорящих и несогласных, которые хотят найти только истину. Какой Геркулес слова способен сбить старые красные флажки? Этим он избавляет многих людей от бессмысленной ярости.
- Правильные слова — это вещи, в которых человек показывает себя на людях.
- Контактность в танце — высшее мастерство, конструктивность — попытка найти общий технический язык, народный танец ясен и открыт, точно разложенные карты.
- Истинные знания лежат в глубине сердца.
- Словесник воспитывает свое слово в нескольких жанрах. В прозе его слово приобретает твердость, поэт похож на фигуриста, который скользит по льду стиха на коньке рифмы.
- Нельзя допустить, чтобы божья коровка улетела, не найдя свое место.
- Божья коровка с родинками и сама как родинка.
- Роман сентименталиста похож на щебетание птичек, они превращается в большую галку, а потом она раздваивается на Сирина и Алконоста.
- Отрицательные мысли — это яд.
- Если душа сжалась в горошину, легко впасть в грех отчаяния. Не плачьте бриллиантовыми слезами. Не идите на сделку с совестью. Пусть ваша душа расцветет из той горошины большим цветком.
- Когда пьеса похожа на листву на поверхности воды, она для невнимательных зрителей.
- И простая этикетка от «Фанты» может лежать многозначительно в траве, как ценная утерянная купюра.
- Смешно от ужаса. Невежа не понял, что ему попалась Золотая рыбка, и съел ее на завтрак.
- Жизнь тебя научит, а не школа.
- Творчество — всегда избыток.
Об авторе:
Елена Щербакова, имею ряд литературных наград, 3 медали, издала 23 книги, среди них новеллы, дорожные очерки, рассказы о Севере, сказы, сказки, лирика и пьесы, а также биографические тетради и литературные дневники.
