Спасение (фантастический рассказ)
Эти погожие, пронизанные солнечными лучами дни заступившего на вахту апреля всегда вызывали у Николая Николаевича стойкое ощущение душевного подъёма: приближалась очередная годовщина освобождения города от фашистских оккупантов, а там и День Победы не за горой.
Майор запаса, бывший командир эскадрилии полка истребительной авиации Николай Николаевич Богданенко отправился на традиционную прогулку к морю. Прогулявшись вдоль пустынного пока ещё пляжа, он направился к белой каменной беседке, которая возвышалась чуть в отдалении, на уступе, выдающемся в море, и как бы парила над морем, словно белоснежная чайка.
Раньше Николай Николаевич приходил сюда просто посидеть, подышать морским воздухом; повспоминать, в этом отдалённом от городского шума уголке, о делах минувших дней; поразмышлять о днях настоящих и грядущих. Сегодня он захватил с собой подаренный накануне сыном кассетный магнитофон «Весна-306».
«Это тебе, батя, чтоб не скучно гулять было! — сказал Серёжка. — И парочку кассет я записал по твоему вкусу: на этой — Высоцкий, а на этой — сборничек из твоих любимых».
Николай Николаевич частенько крутил дома на старенькой «Астре» катушки с записями военных песен Владимира Высоцкого и постоянно поражался: как мог человек, не прошедший войну, так её знать, чувствовать и передавать всё это через свои песни.
Расположившись в беседке почти по-домашнему, Николай Николаевич налил в крышку от термоса (тоже подарок сына) горячего душистого чая, закурил привычную «беломорину» и нажал на кнопку воспроизведения.
…Сверкал закат, как сталь клинка,
Свою добычу смерть считала.
Бой будет завтра, а пока
Взвод зарывался в облака
И уходил по перевалам.
«Кавказ. — Николай Николаевич сделал глубокую затяжку. — Начало моего боевого пути».
Под звучащий с хрипотцой голос он окунулся в прошлое. Из кавказского периода боёв его вернула в настоящее самая любимая песня, которую он готов был слушать постоянно.
Их восемь — нас двое.
Москва перед боем,
Вираж! И мы будем играть!
Серёжа, держись! Нам не светит с тобою,
Но козыри надо равнять!
Я этот небесный квадрат не покину,
Мне цифры сейчас не важны:
Сегодня мой друг защищает мне спину,
А значит, и шансы равны!
Мне в хвост вышел «юнкерс», но вот задымил он,
Надсадно завыли винты.
Им даже не надо крестов на могилы —
Сойдут и на крыльях кресты!
«Я — первый, я — первый! Они под тобою,
Я вышел им наперерез!
Сбей пламя! Уйди в облака, я прикрою!
В бою не бывает чудес!
Сергей, ты горишь! Уповай, человече,
Теперь лишь на крепость строп!»
Нет! Поздно! И мне вышел «юнкерс» навстречу:
«Прощай! Я приму его в лоб!»
Я знаю: другие сведут с ними счёты,
Но, по облакам скользя,
Взлетят наши души, как два самолёта,
Ведь им друг без друга нельзя!
Архангел нам скажет: «В раю будет туго!»
Но только ворота — щёлк,
Мы Бога попросим: «Пишите нас с другом
В какой-нибудь ангельский полк!»
И попрошу я Бога, Духа и Сына,
Чтоб выполнил просьбу мою:
«Пусть вечно мой друг защищает мне спину,
Как в этом последнем бою!»
Мы крылья и стрелы попросим у Бога —
Ведь нужен им ангел-ас!
А если у них истребителей много,
Пусть пишут в Хранители нас!
Хранить — это дело почётное тоже:
Удачу нести на крыле,
Таким, как при жизни мы были с Серёжей,
И в воздухе, и на земле!
«Почти про нас с Ковалёвым!» — вновь констатировал Николай Николаевич. Про их последний вылет и последний бой, после которого комэск капитан Богданенко, чудом спасённый, отлежал в госпитале и был списан лётной комиссией в наземную службу. А вот его ведомый, старший лейтенант Серёжка Ковалёв, погиб.
Как он выжил — Богданенко до сих пор не мог понять. По словам наших пехотинцев, очевидцев этого боя, один самолёт, загоревшись, врезался на их глазах в землю. Другой — взорвался в воздухе. Пилотов на парашютах никто не видел. Следовательно, погибли оба лётчика.
Но он-то вопреки всему остался жив! Николай Николаевич не помнил ничего. Полная потеря памяти после момента атаки на его самолёт. Сознание вернулось уже в госпитале. Но не память. Он усиленно пытался вспомнить и связать воедино то, что мелькало в голове странными картинками, как из научно-фантастического фильма. Тщетно… Да ещё вот этот появившийся у него неизвестно откуда не менее странный значок…
Николай Николаевич достал из нагрудного кармана бумажник и извлёк из отдельного кармашка небольшой значок: круглую, размером с пятикопеечную монету, пластинку из жёлтого металла, на которой была изображена фигура сидящей в профиль кошки, покрытая белой эмалью. Сзади значка имелось два небольших усика, посредством которых он крепился к одежде.
Счастливое спасение, загадочные картинки из глубин памяти и этот странный значок… Многие годы бывший лётчик искал между ними связь, но никак не мог ухватиться за кончик нити в мелькающих кратковременных вспышках-видениях. Ответ на мучившие вопросы ускользал от него. Был недоступен.
Сотни раз он прокручивал в голове, как киноленту, события того дня. Помнил всё до мелочей, но — до определённого момента. Дальше — беспамятство и странные, обрывочные видения…
…В это ясное солнечное апрельское утро они вылетели с Серёгой в свободный поиск. Операция по освобождению Крыма вступала в завершающую фазу. В воздухе господствовала наша авиация. Противник был уже не в силах проводить регулярные воздушные налёты на наши позиции и вынужден был ограничиться редкими авиаударами небольших авиазвеньев. На них-то и вели охоту наши истребители. Не обнаружив в квадрате поиска противника, комэск отдал команду на возвращение. Развернувшись, истребители направились на базу. Теперь поднимающийся к зениту солнечный диск стоял у них прямо по курсу. И вот тут-то, со стороны солнца, используя это преимущество, их атаковали две пары «Ме-109».
Ведомый был сбит сразу. Дымный шлейф тянулся за самолётом Серёжки Ковалёва. Николай в отчаянии кричал: «Прыгай, Серёга! Прыгай!!!» А сам тянул штурвал на себя, стараясь подняться как можно выше. Набрав высоту, он развернулся и понёсся вниз, навстречу преследующей его паре «мессеров». Поймав в перекрестье прицела фюзеляж ведущего, врезал по нему из носовой пушки и обеих пулемётов. «Мессер» задымил. «Один за Серёгу есть!» — зло подумал Николай и бросился за растерявшимся от молниеносно проведённой атаки ведомым. Тот попытался уйти вверх.
Николай, догнав его, предельно задрал нос своего «ЯКа» и распорол беззащитное «брюхо» противника пулемётными очередями. «Мессер» клюнул носом и свалился в штопор. Николай провожал его взглядом, пока тот не врезался в землю.
«Ещё один за тебя, Серёжа!» — прошептал он чуть слышно, и в тот же миг почувствовал, ощутил физически, как его «Як» сотрясается от пуль и снарядов. Эти несколько секунд, на которые он отвлёкся, стали роковыми. Вторая пара «мессеров» взяла его в клещи и расстреляла, как мишень в тире. Самолёт буквально развалился на куски, а потерявший сознание Николай выпал через разбитый «фонарь» и камнем полетел навстречу земле…
…В этот день на станции наблюдения лунной базы «Селена» народа кош всё шло обычным чередом. Пин сидел за общим пультом управления; его брат Пун отслеживал на экране перемещение автоматических исследовательских аппаратов в воздушном пространстве Земли; Тос занимался плановой проверкой технического состояния автоматики станции; молодой выпускник Звёздной кадемии Тим, сменивший на посту ушедшего в отставку Ера, контролировал зонды дальнего обнаружения и предупреждения. Всё было привычно и обыденно. Как всегда. И только командир базы Анда вела себя беспокойно. Причина для этого была. И если коллеги делали вид, что ничего особенного не происходит, то Анда эмоций не сдерживала, поскольку осуществить задуманное Высшим Советом предстояло ей.
«Зачем Высшему Совету потребовался этот прыжок во времени назад? Что мы упустили в предыдущих наблюдениях? — размышляла она вслух, расхаживая по командному пункту. — Ведь за этот хронопериод произошло столько войн и столкновений, и все они по сути своей одинаковы: одни — захватывают, другие — обороняются! С той и с другой стороны — масса погибших, как военных, так и мирных людей. Меняется только техника, и появляются всё более изощрённые способы уничтожать себе подобных! Всё остальное остаётся на том же уровне дикарского сознания: захапать как можно больше и уничтожить всех, кто этому мешает! Ничему не может научить их история! Надеялись, что последняя страшная война заставит людей задуматься. Нет! Опять по всей планете полыхают очаги войн! Они же сами себя ставят на грань катастрофы!»
Коллеги не встревали в монолог командира, продолжая заниматься своими делами. Только Пин пробурчал:
— Ну чего ты завелась, Анда? Всем всё давно известно. Что мы можем сделать? Мы — наблюдатели и исполнители. Всего лишь. Что предпринять — решает Высший Совет. И если им нужно, чтобы ты ещё раз побывала именно в том временном отрезке, — значит, у них есть какая-то цель. Твоё дело — прибыть туда, провести наблюдение, сделать запись и доложить результат.
— Да в том-то и дело! — взорвалась Анда. — Мы же давали полнейший отчёт по этой войне — от технического оснащения, до всех значимых событий и эпизодов, вплоть до количества погибших! Что мы могли упустить?
Тут на свою голову встрял никогда не унывающий Тим:
— Не ломай голову, Анда! Я слышал у людей такую песенку: «Жираф — большой, ему видней!» Вот и Высший Совет…
— Да помолчи ты, юное дарование! — оборвала его Анда. — Вот проведёшь здесь хотя бы четверть хронопериода, тогда и можешь судить: кто, что и зачем! А пока — внимание на экран и рот на замок!
— Успокойся, Анда! — примирительно сказал Тос. — Тим-то здесь при чём? Молодой ещё. Со временем и он наберётся опыта.
— Верно, Анда, — добавил Пун, — давай ближе к делу, время старта подходит. Хронокапсула подготовлена, автоматика настроена. Тебе, как обычно, ничего делать не надо. Реальное время твоего пребывания и наблюдения в том отрезке Высший Совет определил в 15 земных минут. Оно введено в бортовую программу.
Анда, выслушав, кивнула, вошла в хронокамеру и задраила за собой люк. Пун начал 10-секундный предстартовый отсчёт.
…Включив режим невидимости, Анда зависла в хронокапсуле и наблюдала за шедшим внизу воздушным боем. Отношение её к воюющим сторонам, как и у прочих членов базы, было нейтральным и безэмоциональным. Это являлось главным условием при подборе кандидатов в наблюдательные группы. Никаких приоритетов и никакого вмешательства, что бы ни происходило на Земле. Бесстрастное наблюдение и констатация событий и фактов при соблюдении полнейшего режима секретности.
Проследив на экране, как удаляются самолёты выигравшие бой, она заметила падающего без парашюта пилота. Направив на него луч сканера, Анда определила — живой! И тут, в нарушение всех инструкций и правил, повинуясь какому-то внутреннему импульсу, для неё непонятному, Анда резко бросила хронокапсулу вниз, включила антиграв и подхватила на его площадку лётчика почти над самыми кронами деревьев небольшого леса. Затем, не раздумывая над тем, что она совершает, действуя почти рефлекторно и лишь запустив в голове внутренний хронометр отсчёта оставшихся земных минут, Анда открыла люк хронокапсулы, схватила бесчувственного пилота и затащила его внутрь тесной кабины. С трудом оторвав от себя его руки — лётчик бессознательно всё пытался ухватить и сжать в руках то ли штурвал, то ли стропы парашюта, — Анда прислонила его спиной к креслу наблюдателя и включила экспресс-диагност. Быстро просканировала:
«Так. Глубоких ран и кровопотери нет. Много мелких поверхностных порезов — не опасно. Кости скелета и внутренние органы целы. В своде черепа и в левой височной кости — трещины. Точечные кровоизлияния в центры слуха и зрения. Есть реальная опасность распространения кровоизлияния на другие отделы мозга. Без оказания квалифицированной помощи не исключен летальный исход».
Она была в состоянии провести необходимое лечение на месте — оборудование позволяло. Каких-то 10—15 минут работы манипулятора — и человек очнётся без всяких последствий для себя. Но — ВРЕМЯ!
У Анды его попросту не было. Хронометр отсчитывал последние минуты её присутствия в этом временном отрезке. Затем сработает автоматика. Изменить она ничего не могла.
«Что делать? — лихорадочно думала Анда. — Бросить его — может погибнуть! С собой взять — нельзя!»
Толчок к принятию решения и действиям дал лётчик: застонав, он вдруг открыл глаза. Оглядев ничего не понимающим удивлённым взглядом незнакомую причудливую кабину, он уставился на Анду широко распахнутыми глазами и хрипло спросил:
— Что со мной? Где я? Кто ты!?
Анда ответить не могла — человек не обладал телепатией, а языки землян обитателями базы не осваивались — не было необходимости. Лишь молнией пронзила мысль: «Нарушен режим секретности!»
И Анда начала стремительно действовать, применив инъектор прямо сквозь одежду пилота.
Обезболивающее со снотворным мгновенно погрузили человека в глубокий спокойный сон. Затем последовали инъекции: универсального антибиотика, регенератора костной ткани и стенок сосудов и, наконец, блокиратора памяти. Большего она сделать не успевала.
Опустив хронокапсулу почти на верхушки деревьев, Анда распахнула люк и вытащила лётчика на площадку антиграва. Затем достала его парашют и сбросила свёрнутый купол на крону ближайшего дерева. Убедившись, что купол основательно запутался в ветвях дерева, она, придерживая стропы, осторожно опустила лётчика вниз. Увидев, что тот надёжно висит на стропах застрявшего парашюта в каких-нибудь паре метров от земли, Анда захлопнула за собой люк, выключила антиграв — и вовремя. Через три секунды сработала автоматика возврата.
…Выходя из хронокапсулы как ни в чём не бывало, она произнесла с нарочитой небрежностью:
— Всё прошло как обычно. Наблюдала воздушный бой. Запись на носителе. Я — отдыхать. За меня остаётся Пин.
Коллеги без лишних слов, кивнув в знак согласия, продолжили заниматься своими обязанностями. И только любопытный Тим, для которого хронокапсула была пока ешё недоступна, с нетерпением ожидавший возвращения Анды, вдруг спросил:
— Анда, а где твой индивидуальный знак?
Анда посмотрела на левую сторону груди — знака не было. «Видимо, лётчик, когда пытался ухватиться за меня, нечаянно его сорвал», — подумала она, а Тиму сказала: — Посмотри в кабине, Тим. Может, зацепилась за что-нибудь, он и у пал.
Но в кабине значка не нашлось.
— Значит, у меня в отсеке остался. Забыла сегодня прикрепить. Денёк-то непростой выдался! — ответила она на незаданный вопрос Тима и пошла к себе.
Ей необходимо было переосмыслить сегодняшние стремительные события. Понять себя. Почему она так поступила? Впервые за всё время этого хронопериода в ней появилось что-то новое, а именно — чувство сострадания к людям, таким близким и таким чуждым народу кош…
А может, это и было целью Высшего Совета? Дать ей проявить себя в д! анной ситуации, отследить её чувства, действия и реакции, чтобы в будущем подготовить контакт? Как знать…
…Николая так и нашли наши пехотинцы, прочёсывающие лесок, — висящим на стропах запутавшегося в ветвях парашюта. В себя он пришёл уже в госпитале, где лечащий врач и рассказал ему историю его спасения. Сам Николай не помнил ничего.
— Да, капитан, отличная физическая подготовка и рефлексы тебя спасли. Ведь ты, можно сказать, в полной отключке кольцо парашюта рванул. Прямо над деревьями! Купол и раскрыться не успел. Лесок тебя спас! И отделался, считай, лёгким испугом. Кусками плекса от «фонаря» порезало малость, а так — целёхонек! Сотрясение, правда, есть, и сильное. Ну, это в порядке вещей. А вот зрение со слухом — резко снизились, но со временем всё должно прийти в норму. Летать, конечно, пока не сможешь, но в строй вернём! Благодари матушку-пехоту, что нашла тебя, а главное — своего ангела-хранителя! — врач потрепал его по плечу и уже было пошёл, но, вдруг остановился, что-то вспомнив.
— Дырявая голова! Чуть не забыл! — полез он в карман халата. — Держи, это твоё! Когда тебя нашли, ты кулаки так сжимал, что разжать только здесь смогли! А в правом кулаке у тебя был этот значок. Талисман, что ли?
И он подал Николаю круглый, с пятикопеечную монету, значок из жёлтого металла, на котором была изображена фигура сидящей в профиль кошки, покрытая белой эмалью…
27. 11. 2013 г.
Об авторе:
Молодцов Сергей Владимирович, 22.12.1954 г. рождения. Уроженец п. Усть-Абакан Хакасской автономной области. Окончил Абаканское мед. училище (фельдшер) и Кемеровский государственный институт культуры и искусств (режиссёр). Служил в рядах Советской армии. Имеет ранения, инвалид. Награждён медалями СССР и орденом Красной Звезды. Прозаик и поэт. Член Союза русских писателей Восточного Крыма. Занимается активной литературной работой: публикуется в периодической печати, альманахах и коллективных сборниках. Издал четыре книги художественной прозы, в жанре военная повесть, психологическая драма и сборник сатиры и юмора. Участник и дипломант различных творческих конкурсов и фестивалей. В настоящее время руководит Керченским объединением Союза русских писателей Восточного Крыма.
