Такая любовь…
(в сокращении)
Глава 1
Я сидел за небольшим столиком, потягивал виски и наблюдал за окружающими. Ресторанчик небольшой, с длинными корзинами цветов при входе и небольшой верандой. Естественно, в этот солнечный день столики на свежем воздухе — лакомый кусочек для гостей, так что присесть здесь хоть ненадолго было большой удачей. Мои соседи с удивлением поглядывали на меня, наверняка задаваясь вопросом: а как это мне удалось занять здесь стол, да еще и сидеть в одиночку?
Я приходил сюда работать. Сидел в большом удобном плетеном кресле и записывал все от руки в удобный блокнот, чтобы потом перенести дома в ноутбук. Место на веранде мне выделил хозяин заведения. Он был мои старым приятелем, читал мои книги и, по правде говоря, мы с ним выпиваем по пятницам.
— Петр Владимирович просит вас зайти, как только освободитесь, — сказал приятный голос за спиной.
Я отвлекся от записей и оглянулся. Чуть левее от меня стоял официант Паша.
— Да, сейчас иду, спасибо.
Я решил не торопиться и рассмотреть соседей. Петя подождет. Все равно сидит в огромном кабинете и читает всякую муть в Интернете. Мой друг слывет знатоком в политике (читает несколько электронных газет по утрам и думает, что этого достаточно для реноме эксперта) и старается быть в курсе всех новостей. Иногда с ним интересно, но чаще он утомляет. Меня новости вообще не интересовали, но другу моему, похоже, было все равно. Я ему нравился, и, видимо, потому, что я умею слушать.
Справа присела пара. Мужчина лет 50 и его спутница лет на двадцать моложе. Он важно подпирает подбородок комбинацией большого и указательного пальцев, и у него неплохо получается; сразу видно — нормальный мужик. А присмотреться к его пассии — тут вопросы. Короткие пальцы, которые следовало бы загибать через раз, чтобы те казались длиннее, она растопыривает и гладит ими красивые каштановые волосы. А взгляните на маникюр на коротких полных пальцах! Да уж… стоит посмотреть на такие руки, и мысли об идеальной паре пропадают напрочь.
Чуть поодаль сидел молодой парень с одной розой.
Навещал я приятеля в его роскошном кабинете. Я зашел, как заходят обычно утром на кухню выпить чаю.
— Вызывали?
— Ой-ой, у нашего писателя хорошее настроение?
— Ладно тебе, чего хотел?
— Эмерсон говорил…
Именно с этих фраз и начинались долгие разговоры о всяких ментальных делах, подсознании и прочей мути, к которой питают интерес натуры страстные и всякого рода психопаты. Петя прочитал уйму книг по психоанализу, работе сознания и подсознания, любил Библию, но так и не понял, что чем дальше в лес, тем больше вопросов.
— Эмерсон как-то сказал, — продолжал Петя, — сознание и мысли — ключ ко всему…
Петя сделал вид мессии, отхлебнул чаю и уставился в потолок.
Я смотрел на него и думал: размышлял ли ты, Петя, об эмерсонах и прочей херне, когда еще три года назад разгружал грузовики с порошком, консервами для собак и туалетной бумагой? Думал ли ты об этом, когда ел картошку месяцами и пил воду из-под крана? Разумеется, нет. С появлением в жизни человека денег и прочих материальных благ каким-то чудом он вдруг желает расти духовно, ментально, да и выглядеть старается тоже лучше. Это кстати, единственное, что можно было утверждать хоть с какой-то уверенностью, формулируя выводы моего друга.
— Петь, давай не сегодня — голова болит.
— Слушай, ну почему ты всегда увиливаешь? Я вот читаю, изучаю, делюсь с тобой, вроде бы тебе даже интересно, но после твоих визитов я чувствую себя идиотом.
Петя смотрит на меня как ребенок, которому не купят машинку, но надежда в глазах еще светит своим ярким светом…
— Дорогой друг, ты молодец, и все ты верно понимаешь, но пока не поймешь сути — ты будешь делать все что угодно, но не то что надо.
— Ну вот, я же говорю, опять завертел! Опять Петя идиот.
— Да не идиот ты, распыляешься просто.
Мы замолкаем. Каждый думает о своем. Редко наши беседы смахивают на полноценный диалог, но примерно так мы и общаемся последние лет десять и, возможно, в этих точечных вопросах-ответах и есть вся наша дружба. Каждый пытается показаться умнее.
В дверь постучали.
— Ваша жена! Что сказать? — спросил официант с мелкими алчными глазенками.
— Как же вовремя! Пусть заходит. А что я должен ответить? — сказал Петя и посмотрел на меня.
Я пожал плечами. А я что должен ответить?
Минуту спустя появилась жена Пети — Лена. Это была редкостная дура, не обладающая ни чувством такта, ни воспитанием, наверное, даже вообще ничем, кроме смазливого лица и красивой задницы.
— Здравствуйте, — сказала она.
Я промолчал. Мы знакомы около десяти лет, я несколько раз в неделю бываю у них дома, но я терпеть ее не могу, а тут еще ее фирменное приветствие…
Она проходит медленными шажками к столу, показывая, что это и ее кабинет. Вопросительно поглядывает в мою сторону, и Петя, конечно, тут же просит подождать меня за дверью. Хоть он делает вид уверенного в себе мужчины, я-то знаю, что в такие моменты он чувствует себя полным говном, но ничего не может с собою поделать, потому что мой приятель — мягкотелый подкаблучник самой скверной модификации.
— До свидания! — и я ухожу.
Ухожу из этого чертового ресторана подальше.
— На сегодня хватит, — говорю я себе, проходя мимо уличных столиков: придурковатого вида студент, пришедший с одной розой, уже гладит чью-то руку, а девушка с короткими пальцами что-то нервно рассказывает усталому старому спутнику, который от выпитого вина постарел еще лет на пять.
Солнце играет лучами, заходя за редкие тучи; водители встречных машин щурятся и наверняка вспоминают о пользе солнцезащитных очков, а быть может, думают о просроченной страховке. Я иду и смотрю на эту публику и радуюсь, что мне некуда спешить и ни о чем таком важном думать в ближайшие полгода не надо.
С тех пор как вышли две книжки, я перестал вообще что-либо делать. Для меня было большим откровением узнать, что как только ваша рожа появляется на плакатах и рекламных вывесках, а тем более пару раз мелькнет в телевизоре, вы тут же превращаетесь в личность недосягаемую и даже почти сакральную. Даже узнававшие меня прохожие все чаще смотрели снизу вверх (даже если были выше меня на голову), что поначалу льстило, но потом все чаще хотелось сказать: «Да ребят, ну вы чего в самом деле? Вот, поглядите-ка, я умею шевелить руками! А вот еще фокус: я хожу, как и вы, на двух ногах, представляете?!»
В ту среду дел особо не было. Так, сходить вечером на день рождения к знакомому да зайти в магазин, чтобы в двадцатый раз посмотреть на туфли, на которые я уже смотрю вторую неделю. Вечером меня пригласили на открытие нового бара, но в то поганое место я решил не ходить. И вообще, стали меня эти заведения раздражать, и вовсе не потому, что я утратил способность веселиться и, что называется, вылетел из обоймы молодых гуляк. Нет. Просто видеть лица, сопровождающие тебя последние лет десять по всем заведениям города, усталые лица с морщинами и синяками под глазами, лица дур и неудачников, которые будут ходить в бары и клубы до пенсии, мне блевать от них хотелось. В конце концов, ходите вы в эти чертовы клубы столько лет, неужели за это время нельзя было познакомиться с кем-нибудь? Или вы верите в сказки, что ходят в эти места за чем-то другим?! От этих мыслей у меня вконец испортилось настроение и почему-то хотелось позвонить Пете, послать его на хер и не ходить к ним больше никогда, а еще хотелось сказать его Лене все, что я о ней думаю, а Пете лично — что никакой он не мужик, а тряпка, и что все его Эмерсоны и Мерфи — говно все это полное. Это не более чем формула: замени негативную мысль позитивной, неужели непонятно, Петя? Но какой тут Мерфи, когда, видя его жену у них на обеде, единственное, что я хочу сделать, — это заменить вилку в руке на топор, а оливковое масло в резном графине — на серную кислоту.
Размышления прервал звонок. На связь выходил один знакомый, взявший за правило просить меня написать статейку-другую в какой-нибудь журнал или газету. Я понятия не имел, кем он работал, но он знал всех, кто мало-мальски связан с печатными изданиями и организаторами всякого рода сборищ для литераторов и прочей бесполезной массы творческих личностей.
— Да, привет, Никит. Хороший день, верно?
— Привет, старик, напишешь статейку одну, платят, как обычно. И да, не забыл про пятницу? Будут все.
— Сделаем, без проблем, про пятницу не забыл, всем привет.
Никита смеется напоследок и кладет трубку. Откровенно говоря, писал я для Никитиных друзей только то, что мне нравится, и была мне эта работа по душе. Писать книги — лучшее занятие на Земле, но писать короткие заметки за деньги — дело тоже вполне достойное. Плюс ко всему, находясь постоянно в центре внимания, тебя начинают приглашать на всякие мероприятия, форумы, попойки с депутатами по случаю очередного гранта для всяких пишущих товарищей, которого, правда, едва ли хватит, чтобы напиться в приличном баре. На одну из таких встреч я обещался прийти в эту пятницу. Было это что-то вроде сбора журналистов и писателей. Мероприятие почти бессмысленное, за вычетом красивых девушек, которым нравились мои книги, бесплатного виски и пары знакомых, неизменно там присутствующих и, слава богу, к писательской среде никакого отношения не имеющих.
Глава 2
Я провалялся дома пару дней, прочитал несколько электронных книг и написал статью для Никиты. Тема оказалась простой и интересной: рассуждения по поводу перспектив отечественной литературы за рубежом. Я написал правду и все, что думаю о наших писателях. Все это должно было выглядеть как интервью (Никита скинул мне вопросы), и так оно и получилось. Почему-то читающим такой формат статей нравится больше всего. На вопрос о писательских приемчиках я честно сказал, что глупо спрашивать меня, 30-летнего, по поводу написания книг, ведь я сам написал всего 3 романа и отлично понимаю, что до совершенства мне далеко. Однако это не помешало мне сказать, что ни черта у вас не получится, если не будете много читать и много писать (хотел еще добавить, что занятие это должно просто нравиться, но не стал: пусть идиоты пылают над своими «шедеврами» дальше). Далее были вопросы про алкоголь и девушек, про планирование рабочего дня и про ближайшие планы.
Я закончил статью, помечтал за кадром о карьере молодого романиста за рубежом и пошел пить чай. Почему бы меня не издать за границей? Что для этого надо писать и как? — думаю я, наливая кипяток в белую фарфоровую кружку с надписью «Good day». В писательство на заказ я не верю и все это полная муть, ничего общего с настоящей литературой не имеющая, с другой стороны — это отличный способ стать просто знаменитым и обеспеченным автором. Но в том-то все и дело, что нам, русским, не надо ничего простого. Нам надо сложно, очень сложно. Мы хотим даже в бытовую сцену чаепития запихнуть мысли о Вселенной, о нашем великом пути, о русской духовности и наших великих писателях. Думая обо всем этом и обжигая губы чаем с лимоном, я начинал понимать, что моим читателям плевать на все, кроме просто интересных историй, живых персонажей, в которых они узнают себя и соседа, и, пожалуй, мне и самому такие книги нравятся больше всего.
Глава 3
Подошла пятница. Вечером состоится еще одно собрание алкашей, издателей и всякой творческой интеллигенции. Я не хотел идти, но это обязательное мероприятие, если не хочешь закончить писательскую карьеру как Сэлинджер или подобные ему затворники, сидящие в доме под замком и продолжающие писать в стол. Меня не покидала мысль взять с собой девушку, с которой на момент написания этой книги я был знаком всего месяц. «Наверное, — думаю я сейчас, — это абсолютно мой человек, и, скорее всего, меня никто так не любил, а это важно. Я не знаю, будем мы с ней еще месяц или год, или поссоримся и соединимся вновь через несколько лет; быть может, мы вообще проживем вместе всю жизнь и даже купим впоследствии дачу». После недолгих размышлений я в который раз решил никого не брать и начал собираться.
Позвонил Никита, предупредил, что явиться надо к семи, стиль одежды — свободный, и лучше не опаздывать. Я ходил по квартире, то переключая каналы бесполезного устройства под названием телевизор, то разогревая чайник; я садился и записывал новые строки и опять думал о ней. Вообще-то я недавно развелся, снял небольшую квартирку в центре и даже, можно сказать, был счастлив. Никаких там влюбленностей и прочих сердечных дел я не планировал, а просто наслаждался свободой, молодостью и успехами на любимом поприще. Но разве можно угадать или спланировать дату очередной влюбленности?
Она заставляла меняться, я больше работал и находил свою прозу все интереснее и увлекательнее. Мне было все равно, что говорят другие, я просто писал, чтобы удивить ее одну. Она этого заслуживала. Никто и никогда не делал мне, как выражался Джозеф Мерфи, «переливание веры». Сколько раз я бросал писать, столько же возвращался к любимому занятию, думая о ней. Мне просто хотелось стать лучшим. Для нее.
По пути я писал девушке, и настроение поднималось. Мы почти никогда не разговариваем по телефону и, наверное, есть в этом что-то из старых добрых прошлых веков, когда сообщить о чувствах, надеждах и желаниях было возможно исключительно при помощи отправленного бумажного письма. Мы отправляли друг другу несколько десятков сообщений в день и радовались каждому новому слову как в первый раз. Я в который раз думал, что мне очень везет, и я хотел сказать за все это счастье спасибо, но, правда, не знал, кому именно.
Я быстро нашел место сегодняшнего сборища. То был большой трехэтажный особняк, переделанный под административное здание. На втором этаже горел свет, и было видно, что в зале людей собралось под завязку. Фасад здания подсвечен голубоватыми прожекторами, сверху видны белые балюстрады, и мне казалось, что я приехал на какой-то бал.
Стоянка у входа забита, я втиснулся между двумя черными «мерседесами» братьев-депутатов, с которыми я состоял в теплых, почти дружеских отношениях. С Валентином и Андреем я познакомился на вечере в честь издания моей первой книги. Мы быстро сдружились, и даже не помню, почему так понравились друг другу, что я мог просить их о чем угодно, и они никогда не оказывали. Сами они ни о чем не просили, разве что вставить их в одну из моих книг. В общем, слово я сдержал.
На сборищах такого рода почему-то принято появляться не позже обычного, а наоборот — чем раньше, тем лучше. Непонятное правило, но ничего не поделаешь, придется идти здороваться с бесчисленными незнакомыми, но вовремя пришедшими людьми, делающими вид, будто вы дружите еще со школьных времен.
Первой меня встретила моя давнишняя знакомая Полина, ведавшая делами нашего префекта, довольно умная блондинка с невероятной способностью запоминать тонны любой информации.
— Привет! Только не говори, что все это в честь выборов, я тогда поеду домой, — сказал я.
Полина картинно целует меня, едва дотрагиваясь до щетины на правой щеке, и отвечает:
— Нет, просто этот идиот открывает еще один журнал.
Полина держит бокал с мартини, указательным пальцем этой же руки показывая в сторону тучного мужчины лет сорока пяти с некрасивыми рыжими усами. Я не знал его, и, если честно, мне вообще было плевать, кто это и что он там открывает.
— Он, кстати, хотел с тобой познакомиться, — сказала Полина, жестом предлагая мне выпить.
— Ну, хочет, пусть знакомится…
— Ты чего не в настроении? Это же все по делу, неужели непонятно?
Полина округляет глаза, будто я только что выкинул в помойное ведро лотерейный билет с выигрышной комбинацией, а я смотрю на ее красивые пухлые губы, точнее, на трубочку, которой она мастерски вертит во рту, заставляя думать о чем угодно, но только не о журналах и некрасивых мужиках с едкими рыжими усами.
— Ладно, все нормально, пойдем.
Я подхожу к братьям-депутатам, мы выпиваем. Они по очереди постукивают меня по плечу, искренне интересуются моими делами и, как всегда, спрашивают, чем помочь. Я смотрю в их добрые глаза и понимаю, что это по-настоящему хорошие, надежные товарищи, которым я симпатичен и которые нравятся мне. Смотрю на их дорогие костюмы и туфли, мы разговариваем, о чем-то шутим, а я стою и думаю: как так получилось, что два родных брата стали депутатами? Наверное, только мой друг Петя знает, как такое случается.
— И, плюс ко всему, в планах у нас еще пара проектов, но об этом позже, я извиняюсь, в другой раз… Молодой человек, можно вас?! — слышится голос за спиной.
Я оборачиваюсь. Прямо в упор смотрит тот, рыжеусый. Мы сверлим друг друга взглядом несколько секунд, он сдается первым и протягивает руку. Он думает, что мне до жути интересно узнать, что же это за птица, а я уже знаю о нем многое. Желтые белки глаз и черные пятна на большом лице — пьющий малый. Странная смесь запахов дорогого парфюма и половой тряпки — верный признак проблем с желудком. Потное красное лицо и потрескавшаяся кожа рук — он болен, хоть убейте, очень болен, но виду не подает.
— Рылеев Виктор Павлович, — сказал голос, вырвавшийся из большого рта с желтыми зубами, точно стартовый гонг на соревнованиях по хоккею. — Читал ваши труды, ничего, забавно… Ну, рассказывай, как жизнь, какие планы? — начал он.
— Все в порядке, спасибо, планов никаких.
— То есть как это? Вы — молодой человек, планов должна быть тьма, я в вашем возрасте…
Рылеев начал долгий рассказ, что для меня было спасением. Сейчас в мои обязанности входили кивки да возгласы типа «Что, правда?! Ничего себе!» — по такой схеме работают настоящие хорошие собеседники либо товарищи вроде меня, прекрасно знающие, что для самого доброго к ним расположения достаточно одного условия: просто слушать. Он менял интонацию, переходил на шепот, громко ржал над своими шутками, жестикулировал и подливал нам водки, мы закусывали и пялились на незнакомых женщин в красивых вечерних платьях и на каблуках, собравшихся как на подбор.
— В общем, пойдешь работать на меня, — закончил он свой рассказ.
По правде сказать, предложение было не очень. Он думал, что я просто рожден для роли главного редактора его журнала, названия которого я, разумеется, не запомнил, а я думал: как же славно иметь возможность взять у него сейчас визитку, сказать «я подумаю» и забыть завтра же о нем навсегда.
— Жду звонка, — сказал он и поцеловал руку подошедшей старой даме в странной шляпе с пером. Он подмигнул мне и дал понять, что прелестную пару лучше оставить в покое. Интересно, что он будет ей предлагать: еще мартини или пригласит в горы на святой источник?
Глава 4
Я ушел быстро и бесшумно, как мышь. Последние полчаса я простоял у окна, наполовину прикрытого белоснежной занавеской, и просто смотрел на ночной город. Уже заполночь, редкие прохожие, машины такси да мигающие фонари уличного освещения — вот такой пейзаж. Жутко хотелось домой, но советы Полины по поведению на подобных мероприятиях заставили меня побыть «хотя бы до часу». Закончилось все тем, что я напустил важный вид, приложил к уху телефон и пошел вниз, изображая важного собеседника. Вряд ли кому-нибудь было до меня дело. Все гости разбились по парам и по трое; кто-то повезет новых знакомых пробовать их в постели, другие напьются вдрызг, заполучив нужную визитную карточку, ну, а кому-то придется просто уйти.
Дома тепло и уютно. Меня ждало письмо от издателя. Сообщалось, что книги ждал дополнительный тираж, а меня лично — перевод не несколько десятков тысяч долларов. Неплохое подспорье, учитывая, что я ничем кроме написания книг последний год не занимался. В ответ я написал слова благодарности и пообещал, что книга, которую вы сейчас читаете, непременно будет закончена в срок. С издательством мне крупно повезло. Я мог писать на любые темы, условие было одно — три книги в год. Поначалу мне казалось это сложным и я здорово переживал, что не успею, но я вспоминал Джона Кризи, написавшего около 500 романов, и мне становилось легче.
Я пишу эти строки, часто отвлекаясь на звуки сообщений мобильного. Мне приходят короткие письма от Нее, от той, которую я почему-то не могу полюбить по-настоящему. То ли ее любви хватает на нас двоих, то ли я просто боюсь ее любить, а может, мне лучше быть одному. Она признается, что любит меня больше жизни снова и снова, а я шлю в ответ дурацкие смайлики и слова благодарности, коря себя за то, что не могу написать в ответ три простых слова. Не хочу я ей врать, вот и все. Не люблю отвлекаться, когда пишу, но снова и снова верчу телефон в радостном ожидании. Послания ее длинные, наполненные нежностью, верой и настоящей любовью, — именно то, что доктор прописал. Я смотрю на кучу ошибок в тексте, чтобы потом потратить столько же времени на их исправления. Я думаю об этом толстом мужике и его усах, и его дурацком предложении, ну какой из меня редактор?! Вмиг я представил себя в кресле просторного кабинета, сидящего за компьютером с большим монитором. На подоконнике кактус, сзади полка со всякими разноцветными папками и последними номерами журнала. Утром журналисты приносят десятки новых статей, ведь наверняка в обязанности редактора входит вычитка разного рода дерьма, которое ты должен читать, потому что ты ответственное лицо и отвечаешь за все, что там написано. А что если тебе просто не хочется читать, если это надоест однажды? Вдруг тебе просто не понравится чья-то рожа, но ты ведь все равно должен говорить что-то типа: «Антон, дорогой мой, вот этот абзац немного не то, а вот тут, да-да, тут, что это вообще такое, нас просто не поймут, будь добр, переделай… так, кто там у нас следующий? Оксана? Заходите. Ваш кулинарный обзор просто нечто, ну-ка колитесь, кто помогал, Сталик Ханкишиев?»
Я просидел до глубокой ночи, точнее, до утра. Я выпил чаю и лег спать, чтобы завтра проснуться во сколько хочу и снова делать то, что нравится.
— Ты извини. Нет, ну правда, пошла она в жопу, — сказал Петя вместо обычного приветствия.
Я еще не проснулся и не очень понял, о чем толкует мой друг, но тут же всплыл случай в кабинете, и я улыбнулся. Люблю, когда у людей есть совесть; на таких обижаться не надо, в случае ошибки или даже предательства они сами себя в гроб загонят.
— Привет, Петь, да забудь. Как дела, приятель?
Петя рад быстрому прощению и с пеной у рта рассказывает, как на втором этаже его ресторана, за аренду которого он бился с владельцем помещения вот уже год, наконец начались ремонтные работы. Около получаса он рассказывал, какие там будут потолки и новое оборудование, какие девушки будут танцевать на стойках. Петина концепция напоминала клуб «Студия 54», бывший когда-то раем на Земле. Чудак он, но масштабные идеи только чудаки и выдумывают. За бешеные деньги он пригласил столичного ресторатора, человека, открывавшего с неизменным успехом все знаковые ночные заведения России (там же, в столице, и расположенные), и скорее всего, только за счет имени этого парня новое дело друга, что называется, выгорит.
— Но это еще не все, работать заведение будет в пятницу и субботу, и у меня будут все! Ты слышишь, старик? И ты будешь почетный гость с картой и всеми делами? Ты ведь тоже будешь у нас?
— Да буду, Петя, буду, — говорю я и понимаю, что зайду туда пару раз, на открытие и на Петин день рождения.
— Ну все, старик, дела. Увидимся.
На заднем плане скрипнула дверь и чей-то голос спросил:
— Петр, ваша жена пришла, что сказать?
Глава 5
Делать было нечего. Воскресный день — он ведь для воскресенья или для обычных мирских дел.
Раздался звонок в дверь. Быстрыми шагами я добежал до двери, в который раз уверяя себя, что не волнуюсь, и провернул защелку. На пороге она. Белое платье, распущенные волосы, цветочный аромат и блестящие браслеты на запястье. У нее ровный загар, большие выразительные глаза и пухлые губы. Пухлые настолько, насколько надо. Она говорит: «Привет», как всегда с придыханием, надеждой и как-то неуверенно и мягко. Уголки ее губ немного подняты. Я целую ее как обычно, кусая нижнюю губу. Взгляд скользит ниже. Идеальные лодыжки и туфли на каблуке. С упоением смотрю, как она разувается. В каждом движении есть что-то природное, женское и родное. Мы проходим в спальню и просто наслаждаемся друг другом. Снова и снова. Она впивается мне в спину и грудь своими длинными ногтями, как голодная кошка, похоже, у меня течет кровь, но я ничего не чувствую, кроме наслаждения, охватывающего меня всякий раз, едва она до меня дотронется. Она целует меня еще и еще, говорит, что любит. Наверное, я тоже чувствую что-то похожее, но опять боюсь сказать ей об этом, точнее, боюсь обмануть себя. «Ну уж нет, в другой раз», — говорю я себе, и мы начинаем снова… Она одевается и уходит, каждый раз будто навсегда, а я радуюсь и жалею: жалею о том, что каждый раз теряю ту, которую никогда больше не найду, и радуюсь, что, возможно, я ошибаюсь…
Глава 6
Неделю я просидел дома, переделал кучу дел, написал с десяток статей и несколько глав новой книги. От людей я отдохнул достаточно и даже, возможно, слишком. Мне требовалось общение. Девушка моя уехала, и я скучал, сообщения и письма, какими бы они ни были, никогда живого общения не заменят. Я перебирал в голове, с кем бы поговорить, выпить или просто поесть.
Был у меня один хороший знакомый, Нейман Борис Иванович. Быть может, даже не знакомый, а настоящий друг. Он был профессор философских наук, подтянутый мужчина 60 лет с вдумчивым взглядом и красивыми руками. Суждения его были независимыми и объективными, с немного детским взглядом на жизнь, наверное, поэтому мы и дружим. Несколько лет назад от нечего делать я пришел с одним своим другом на защиту его диплома. Нейман там был председателем комиссии или вроде того. Мы познакомились с профессором в коридоре и просто разговорились, не помню даже о чем именно. Да, это выглядит немного странно, но и такая дружба тоже бывает.
Я взял бутылку виски и пошел к нему в гости пешком. Возле подъезда Неймана уже несколько лет стояла чья-та сгоревшая машина, и детвора использовала ее для баррикад. Иногда на закоптелом капоте «накрывали поляну» местные алкоголики и бомжи, иногда там спала кошка, как бы то ни было, наверняка Нейману было удобно объяснять маршрут до его дома.
Дверного звонка в квартире Неймана не было, впрочем, как и домофона. Сколько раз я удивлялся этому обстоятельству, столько же забывал спросить его об этом. Я постучал три раза. Потом еще три. Послышались быстрые, но уверенные шаги.
— Иду, иду, отрываю!
— Добрый вечер, Борис Петрович, как поживаете?
— Как доживаете, ты хотел сказать? Проходи, парень.
Я снимаю пиджак, и мы проходим в зал. Посреди комнаты большой обеденный стол, где всегда много фруктов и орехов (он помешан на здоровом питании и даже написал книгу на эту тему), вдоль стены внушительных размеров библиотека, в углу — стол и компьютер. Нейман любил находиться исключительно в зале и, похоже, в другие комнаты он не заходил вообще.
— Что там у тебя? — спросил он, поглядывая на пакет.
— Ах, это? Это к столу.
Я достал бутылку виски, и лицо моего пожилого приятеля озарилось улыбкой. Он не ел ничего вредного и являлся апологетом здорового образа жизни, питая при этом нежную любовь к алкоголю. Он встал, достал с полки два стакана и разлил нам примерно граммов по сто.
— Давненько не заглядывал. Написал что-нибудь?
— Ага, вот держите.
Я протягиваю ему несколько глав новой книги. Я никому не давал своих рукописей и вообще советы по своей работе ни от кого не воспринимал. Я прислушивался только к Нейману и своему редактору, да и то, наверное, только потому, что рецензии их были примерно такими: «Очень недурно, очень, пожалуй, понравится всем!» Борис сам написал несколько книг, но относились они к области философии и медицины, и, разумеется, он понятия не имел, как писать прозу, что такое атрибуция диалогов, диалоги, а еще он часто спрашивал, откуда я беру темы для своих рассказов, ведь не всегда там я — это я. На что я честно отвечал, что понятия не имею, откуда все это берется, я просто садился и записывал все, что в голову придет.
— Ну ладно я, — опять сокрушался он, — я-то штудирую справочники, энциклопедии, сижу в Интернете, собираю информацию как могу, чтобы потом просто записать все это.
— Вы знаете, я делаю все то же самое, — отвечаю я, — правда, информацию беру непонятно откуда.
Он недовольно фыркает, будто я держу его за дурака, и делает небольшой глоток. Еле уловимый довольный кивок говорит мне, что я почти угадал. Он допивает остатки залпом и наливает еще.
— Я тут поговорить с тобой хотел, насчет твоей последней писанины, — сказал он.
Я кивнул. Поговорить он хотел всегда, и, слава богу, чаще всего по делу.
— В общем, начало неплохое, — сказал Нейман, имея в виду первые главы этой книги. — Как всегда честно, и как всегда — на личном примере. Пожалуй, исследование ты закончишь успешнее.
— Исследование? Да не планировал я никакого исследования, просто хочу написать роман, обычную историю, вот и все.
— Послушай, — говорит Нейман слегка раздраженно, — не держи меня за дурака, ничего такого нет, если ты в своей истории сделаешь пару небольших открытий, ты ведь не против таких спонтанных казусов?
— Наверное, нет.
Может, он и прав. Писать книги интересно, а писать интересные книги — интересней вдвойне. Мы с вами пролистали не один любовный роман и, наверное, знаем несколько подобных автобиографий, но все же люди вновь и вновь возвращаются к этому странному понятию и к смыслу, которое несет звучащее на разных языках по-своему, но неизменно находящее отклик в сердцах и душах.
Теперь я ратовал за свободу и понимал, что жизнь с одним человеком — это привычка. Да, есть случаи, когда, пожалуй, привычка эта ничего плохого не приносит, и даже наоборот, людям вполне комфортно живется друг с другом. Комфортно в быту. Всем ведь известно, что влечение на уровне самого сильного инстинкта (кроме жажды умереть или показаться идиотом на людях) продолжается не очень-то долго.
Глава 7
Нейман сходил в соседнюю комнату, принес рукопись и положил на стол. Мы переглянулись. Я знал, что сейчас начнется разбор полетов. Откровенно говоря, я любил это занятие. Можно сказать, что это была часть моей работы. Все ж таки можно старого доброго друга Бориса Неймана назвать и редактором в том числе. Не то чтобы после наших обсуждений я как угорелый бежал домой исправлять написанное, но многое мне становилось понятней.
— Ты пришел к выводу, что никакой любви нет, есть только свобода, так? — не дав сказать мне и слова, он продолжил: — Наверное, ты прав, но не совсем.
Повисла пауза. Я прекрасно знал, что сейчас будет. Нейман — первоклассный мастер по части цитат. Комментарии всегда хлесткие, точные и по делу. Он обладал совершенной памятью и поразительным чувством такта, ни одно его изречение или замечание никогда меня не обижало.
— Апдайка читал? — спросил он.
— Конечно!
— В общем, сказал он однажды, что свобода — это шерстяное одеяло: подтянешь к шее — обнажишь ноги.
— Угу. — Я подлил себе виски, поднял стакан вверх, жестом приглашая выпить приятеля, но он лишь помотал головой и улыбнулся. — Вроде все понятно, я таких выражений слышал сотни…
Он не стал растолковывать смысл сказанных слов, а просто взял листы этой рукописи и погрузился в чтение.
Борис частенько отсылал мне исправления и собственные замечания, где, на его взгляд, стоило бы чего-нибудь уточнить. Я не стал вставлять все эти записи или эпистолярные интерлюдии в эту книгу, вряд ли это было бы интересно.
Так мой визит к Нейману и закончился. Я весь вечер пил, он внимательно читал, иногда мотал головой, что-то бубнил, пил воду и так далее. За окном опустилась ночь, я допил всю бутылку и засобирался домой. Без особых любезностей, сопровождаемых все наши нечастые встречи, мы оказались в коридоре. Нейман внимательно посмотрел мне в глаза и сжал руку как-то сильнее обычного.
— Приходи, когда допишешь, — сказал он и закрыл дверь.
Я шел домой и вспоминал Девушку. За день до встречи с Нейманом мы с ней расстались. Да, я начинал писать эту книгу для нее, пытаясь удивить ее и показать, насколько я талантливый и трудолюбивый в своем деле, но за четыре месяца работы над рукописью я встречался еще с десятком девушек и удивить их я хотел не меньше. Ну, а если хотите знать подробности нашей разлуки, то все просто: она влюбилась в меня настолько, что, повстречав меня на днях в ночном клубе, недолго думая, пошла и легла на асфальт прямо возле входа на глазах десятка моих знакомых — видимо, хотела показать, что без меня ей не жить, а может, просто блефовала в надежде, что я продолжу отношения под страхом повторной попытки суицида. Она распласталась на мокром асфальте и горланила, что не хочет жить на белом свете и все такое прочее, а я смотрел на все это светопреставление вместе с безликой чужой толпой, и мне было жутко стыдно за себя и за нее. Осознав, что все это не розыгрыш и не сон, я опомнился, кинулся к ней, помог подняться и говорил всякие слова утешения и вообще все что угодно, лишь бы увести ее побыстрее с дороги, а назавтра выкинуть ее из своей жизни навсегда. То был настоящий ночной кошмар… Если вы думаете, что кошмар — это фильмы про Ганнибала Лектора, вы ошибаетесь, настоящие ужасы — в жизни.
Я перевел ее через дорогу, она прижалась к сырому бетонному забору; пьяная толпа из клуба смотрела на нас молча, людей все прибывало. Дождь хлынул сильнее, я смотрел на крыльцо, где было видно, как публика, состоящая из ночных бездельников, охотниц за красивой жизнью, идиотов, студенток и рано располневших молодых людей обсуждает нас, тыча пальцами и что-то крича. Кто-то крутил пальцем у виска, другие просто курили, ожидая новых попыток моей девушки расстаться с жизнью таким дурацким способом, а я смотрел на все это со стороны и думал о том, что, похоже, я-то здесь точно лишний.
Мы сели в такси, потом еще долго гуляли, выпивали и делали вид, что все в порядке. Чуть позже в заведении с идиотским названием «Караоке», так расплодившихся в последние лет пять на просторах моей родины, она спела песню «Ангелы здесь больше не живут» (и неплохо спела, кстати), слова которой почему-то врезались в память особенно остро. После я отвез ее, поднялся к себе и заснул. Около пяти утра она позвонила мне в дверь, сославшись на пропажу ключей, и я позволил ей переночевать у меня, ну, а утром на вопрос, хочу ли я ее видеть еще, я твердо ответил: «Никогда».
Об авторе:
Игорь Переверзев, родился 10 апреля 1984 года в Краснодаре. В 2006 году окончил Кубанский государственный аграрный университет, по специальности — инженер.
С 2007 г. профессионально занимается литературой и публицистикой. С 2011 г. работает в сфере копирайтинга и написания статей. С 2016 г. — постоянный член Интернационального Союза писателей.
Автор электронной книги-бестселлера «Как превратить буквы в деньги», успешно продаваемой в России и за рубежом. Автор двух изданных художественных книг: «По ту сторону мечты» и «История Андрея Петрова». За последнюю удостоен звания лауреата Московской Международной премии по литературе в номинации «Большая проза им. Л. Толстого» в 2015 г.
Кавалер ордена ЮНЕСКО им. А. Мицкевича. Участник лонг-листа международного кинофестиваля им. С. Морозова (2015 г.) и финалист премии В. Гиляровского (2015 г.) Участник телепередачи «За книгой с А. Гриценко». Автор рецензий в «Литературной газете» и «Новой России».
Председатель регионального отделения ИСП в Краснодарском крае.
