Игроки

 

(вторая часть)

Продолжение. Начало в № 4, 2024

 

ЧАСТЬ 2. Таиланд

Глава 8

            Стоило выйти из здания аэропорта на Пхукете, как горячий воздух облепил их, словно невидимое живое существо, присосавшееся ко всей поверхности кожи. Одежда моментально сделалась влажной и прилипала к телу. Ещё меньше суток назад Джеймс шёл под холодным угрюмым дождём, который тонкими иглами бил в лицо. Он обходил лужи, смотрел в серое небо и мечтал оказаться в тепле, где снова почувствует себя человеком, а не будет впадать в спячку, как животное, которое готовится к неизбежной долгой зиме. И вот его мечта осуществилась. Здесь ничто не напоминало о Петербурге. Солнце раскалило асфальт так, что воздух над ним дрожал. Идти по улице, не рискуя наступить в холодную лужу, казалось невероятным.

Гостиница, где они остановились, принадлежала знакомому Шона, который им её посоветовал. Небольшая, всего на восемь номеров.

Их встретил англичанин лет пятидесяти, лысоватый. Его звали Джон. Он уже два десятилетия жил на Пхукете. За это время женился на тайке на пятнадцать лет его моложе, и теперь они вместе заправляли этой гостиницей. Он встречал посетителей за стойкой регистрации, жена отвечала за стирку и уборку комнат.

— Много у вас гостей? — спросила Тоня.

— Сейчас только вы: не сезон, — Джон казался невозмутимым. — Большой популярностью место не пользуется: слишком далеко от моря. Мы в самой глубине Патонга. Зато цены невысокие, и это многих привлекает. Взял скутер — и через пять минут ты уже на пляже. Удобно.

Номер ещё убирали. Они сидели на старых потёртых диванах в холле внизу, поставив рядом чемоданы. Тоня смотрела на Джеймса, словно ожидая от него чего-то.         Она вообще в последнее время постоянно смотрела на него с таким восторженным и одновременно тревожным ожиданием, которое его тяготило. Сейчас ему хотелось спрятаться от этого взгляда, пройтись по округе, побыть одному после долгого перелёта с пересадкой, где они всё время были рядом.

— А где тут у вас прачечная? — спросил он Джона.

— Вообще есть в гостинице, но сейчас машинка сломалась, а так есть через два дома отсюда, вниз по улице.

— Пойду пока вещи отнесу, — сказал Джеймс Тоне. — Скоро вернусь. Тебе что-то надо постирать?

— Вроде нет. Давай я с тобой схожу?

— Да зачем, ты и так устала. Я быстро. Потом пойдём куда-нибудь поедим.

— Тут в соседнем доме вполне приличный ресторанчик. Держат мои знакомые. Местные ребята, но проверенные, — вставил Джон.

— Если хочешь, подожди меня там, — кинул Джеймс Тоне.

Он быстро побросал вещи в пластиковый пакет и вышел на улицу, не услышав её ответа.

Атмосфера острова напоминала бассейн с горячей водой. Обрадовавшись жаре, он тут же вспомнил и все сомнительные прелести южного климата. Невозможно спокойно дышать, долго находиться на улице, ходить без солнцезащитных очков, плюс постоянно намокающая и липнущая к телу одежда. Любую вещь можно проносить всего лишь пару часов, а потом ей прямая дорога в стирку. Хотя вот со стиркой проблем здесь не было. В отличие от Петербурга, где он с трудом нашёл прачечную, куда изредка сдавал вещи, маленькие laundry по доллару за килограмм одежды располагались здесь повсеместно.

Вот и сейчас в закутке между домами, куда указал Джон, виднелась простая вывеска.       Рядом стояли скутеры, привязанные велосипеды, на которых, судя по их виду, никто не ездил годами, тут же недалеко висело бельё. Дверь стояла нараспашку, а вход прикрывала лишь застиранная, потерявшая изначальный цвет занавеска, больше похожая на тряпку. Навстречу вышла невысокая тайка с округлым лицом и забранными назад волосами. Она быстро, привычным жестом пересчитала бельё. На ломаном английском, используя минимум слов и много жестов, объяснила, что сколько стоит и когда можно забрать вещи, выписала квитанцию. Отвечая ей, Джеймс невольно перешёл на доступный её пониманию английский. Он кивал и говорил короткими неправильными фразами, пытаясь имитировать тайский акцент: «Ха мач? Ха мач? Ту бат? Вен рэди? Тумору? Гуд!» И неожиданно вспомнил, что раньше всегда так делал. Тогда, давно, когда ещё была Ведьма. Они ещё всё время смеялись над тем, что тайцы использовали свой упрощённый подвид английского, и, чтобы общаться с ними, требовалось освоить его. Если же говорить на обычном языке, лица их оставались непро ницаемыми. Тайцы долго слушали, а потом словно пытались отгадать, что говорят им эти непонятные люди, или делали вид, что всё поняли, ничего не понимая. Они с Ведьмой иногда валяли дурака, разговаривая друг с другом, как они это называли, «по-тайски».

Джеймс вышел из прачечной будто в какой-то другой мир, словно шагнул в прошлое. Стоял на улице и смотрел перед собой, не спеша воз- вращаться в гостиницу. Он не мог избавиться от ощущения, что если сейчас сядет на скутер, поедет куда глаза глядят, то приедет в другой дом, знакомый, но забытый, зайдёт туда и там его будет ждать Ведьма.

Как будто она уже сейчас сидит и ждёт его там, и нет никакой Тони, он никогда не покидал Таиланд, никогда не ездил в Россию, что не было этих прошедших лет.

И, словно в подтверждение, налетел жаркий порыв ветра, и из рас­крытых дверей кухни соседней забегаловки (её Джон не советовал, да и выглядела она непривлекательно, только для местных) до него долетел тошнотворный, тягучий запах рыбного соуса.

Запахи. Ещё одно свой­ство Азии, а возможно, вообще любых жарких стран, хотя ни в Австралии, ни в Мексике Джеймс не замечал такого острого влияния запахов на него. Во влажном воздухе Таиланда все запахи усиливались в разы, становились невыносимо яркими, настойчивыми, даже агрессивными. Они смешивались между собой, создавая порочную какофонию. И самым ненавистным среди них был запах рыбного соуса, без которого не обходилось практически ни одно блюдо тайской кухни. В малых количествах практически незаметный, всего лишь призванный придать еде неповторимый азиатский флёр, в концентрированном виде он представлял собой нечто тошнотворное, тягучее и по форме, и по вони. Кухни ресторанов и кафе обычно располагались позади заведения, и вся эта вонь не доносилась до посетителей. Джеймс вспомнил, как пару раз он вдруг оказался рядом с этой адской фабрикой и его буквально корчило, а Ведьма смеялась над ним и говорила, что он всё равно его постоянно ест, потому что тайцы, пусть в малых количествах, но добавляют его повсюду, кроме десертов.

Но сейчас этот непереносимый запах вдруг пробудил и обострил ощущения и ассоциации из прошлого, и они захлестнули Джеймса с такой силой, что он не мог сдвинуться с места. Он даже потянулся за телефоном, чтобы написать Ведьме, хотя знал, что давно и прочно заблокирован везде, где только возможно.

Он подумал, что застрял перед невзрачной кухней слишком надолго, что Тоня ждёт его и, наверное, уже волнуется, а его мозг всё никак не мог разобраться, где прошлое, а где настоящее и где он вообще сейчас находится, а главное, ему было непонятно, где бы он хотел на самом деле сейчас находиться. Кое-как Джеймс стряхнул напавший на него ступор и вернулся в гостиницу.

Тони там не было. Она ждала его в ресторане, который посоветовал Джон. Перед ней стояла тарелка с креветками, маленькими осьминожками, мидиями, кольцами кальмаров — всем тем, что, по мнению Джеймса, к употреблению в пищу не годилось вообще.

— Я уже заказала, очень голодна, — сказала Тоня.

Это вызвало в нём новый всплеск раздражения. Он тоже не ел ничего приличного уже сутки — одну только самолётную еду.

— Там наверняка есть рыбный соус.

— Не знаю, — она смотрела растерянно, — вроде только устричный.

— Рыбный соус здесь добавляют повсюду.

— Тебе не нравится?

— Он ужасно пахнет.

— Тебе неприятно, как это пахнет? — она показала на свою тарелку.

Он не ответил. Подошёл официант, и он заказал курицу с базиликом.

— Я забыл, ты уже была в Таиланде?

— Давно.

— Тут особо ничего не меняется.

— Для меня — как в первый раз, — она чуть расслабилась, улыбнулась. — В прошлый раз я жила в отеле прямо у моря. У них своя территория, всё для посетителей. Мы, конечно, выбирались в город, но вот такого погружения в обычную жизнь острова не было. Мы там были как на другой планете.

— Ты хочешь сказать, что Джеймс Рихтер привёз тебя чёрт-те куда и для принцессы это не подходит? — пошутил он, но её слова его задели. Гостиница оказалась так себе. Конечно, это на одну ночь, но в её комментарии ему померещилась завуалированная критика.

— Совсем не то, что я хотела сказать. Вообще для принцессы подходит любое место, куда она едет с Джеймсом Рихтером. — Она смотрела нежно. — К тому же я люблю новые впечатления, а не консервированную жизнь закрытых курортов.

— Тогда готовься, будет много неконсервированной жизни. Так много, что, может, ты даже начнёшь по ней скучать, но Джеймс Рихтер не ездит на закрытые курорты. Он ныряет в гущу событий, так что извини, если что не так.

— Всё так, — Тоня улыбнулась.

Принесли еду. Любимую им курицу с тайским базиликом, казалось бы, простую в приготовлении, но которую за пределами Таиланда практически нигде и никогда не могли точно повторить. Причиной всему был особый тайский базилик, больше похожий на анис, — он не произрастал нигде больше. Его экспортировали, но обычно повара в других местах не утруждали себя — добавляли листья обычного базилика или вовсе заменяли его анисом. Получалось не то.

Когда принесли счёт, Тоня протянула ему карточку, но он отмахнулся. Ему нравилось, что он вывез девушку на отдых и заплатит за неё в тайской забегаловке не задумываясь. Кажется, русские так делали, и у них это было нормально. Можно было сыграть в эту их игру.

 

На Пхи-­Пхи их должен был встретить Шон. Джеймс сказал об этом Тоне с утра, когда они собирали вещи, чтобы выписываться из гостиницы.

— Думали махнуть с ним ближе к отъезду на пару дней во Вьетнам.

Она посмотрела на него с удивлением.

— Вдвоём, без меня?

— Всего на два-три дня.

Он увидел, как она изменилась в лице.

— Странно как-то…

— Что такого?

— Мы едем с тобой отдыхать, у нас общие планы, а тут вдруг выясняется, что ты параллельно договорился с какими-то друзьями, построил план отдельно от меня, решил ехать в другую страну и ни слова мне не сказал.

— Но мы ещё не решили точно.

— Ты даже не упоминал, что вы это обсуждаете. — Она выглядела расстроенной. — И как я должна себя чувствовать? Как пустое место? Словно мне не надо ничего рассказывать, ни о чём советоваться, а можно только поставить меня перед фактом, и я должна безропотно принимать от тебя любую информацию.

Они должны были ехать на паром, но Тоня вдруг перестала собирать вещи, села на кровать, словно не намеревалась никуда идти.

«Хорошенькое начало», — подумал Джеймс.

— Я как предмет мебели для тебя, — сказала она.

Он вдруг вспомнил, что накануне в номере работал кондиционер, но Тоня ночью втайне от Джеймса отключила его и открыла окно, и теперь в помещении стояла духота. Пока они спали, в номер могли залететь комары или заползти ещё кто похуже, но она не подумала об этом, конечно. Да и вообще не поинтересовалась, а каково ему было спать в такой духоте. Он не стал ей ничего говорить, но теперь ему показалось, что зря.

— Для предмета мебели многовато самоуправства, — пошутил он. — Кто дал тебе санкцию выключить ночью кондиционер и открыть окно?

Её взгляд дал понять: не время для шуток.

Он решил не оправдываться и не устраивать ей ответную лекцию. Надо было прекратить эти разборки, пока не поздно. Не поддерживая больше разговора, он собрал немногочисленные вещи и подхватил свой чемодан.

— Пойдём?

Тоня сидела на кровати и смотрела перед собой. Его вдруг стала раздражать и сама ситуация, и её претензии. «Вот что она, интересно, будет делать? — подумал он с неожиданной злостью. — Останется сидеть в этом номере? Развернётся и полетит обратно в Петербург? Рас- плачется, убежит, снимет другой отель?»

Он открыл дверь и стал спускаться на первый этаж. За спиной послышались шаги. Время от времени Тонина сумка ударялась о края лестницы. Он не помог ей. Он знал, что русские женщины ожидали физической помощи от мужчин, но европейские, американские, английские, австралийские женщины, к которым он привык, справлялись сами. Если бы женщина от него ничего не ожидала, он, может, и сам предложил бы ей помощь. Если бы захотел. Но с Тоней было по-другому. Все эти русские стереотипы о мужском и женском поведении. Он никак не мог определиться с ними. Ему то нравилось всё это, то хотелось идти напролом и ломать стандарты. Мужчина должен носиться вокруг женщины? Спускать её чемоданы с лестницы? Всё ей сообщать и объяснять, как послушный мальчик, как укрощённое животное? Неожиданно сегодня ему хотелось всё делать наоборот. Так что пусть Тоня сама тащит свои чемоданы, привыкает быть с ним. Быть самостоятельной. Достаточно того, что он взял на себя расходы в Таиланде. Она, правда, этого ещё не знала. За билет на самолёт каждый из них заплатил сам, но всё остальное он брал на себя. Он так решил.

Тоня тащила огромный чемодан молча, а когда они вышли из отеля и пошли искать такси, которое довезёт их до парома, даже не хмурилась. Правда, и не говорила ничего. Мимо проносились скутеры, да и тротуары были заставлены ими так плотно, что приходилось обходить по дороге, — на самом тротуаре совсем не оставалось места, чтобы провезти чемодан.

— Подожди.

Он оставил Тоню на улице и завернул в проём между домами. Вчерашняя тайка вынесла ему порцию выстиранного, выглаженного и аккуратно сложенного белья. Стопочка источала цветочные ароматы химической отдушки, которую добавляли при стирке. Пока он запихивал её в чемодан, вдруг нахлынуло, что ничего не осталось от того, что было до, изменилось всё, включая даже привычные запахи одежды, которую он привёз с собой. Он окончательно переместился в это место и время, словно в иную реальность, и обратно он уже не вернётся.

 

На пароме Джеймс сразу ушёл вниз, в закрытую часть, иллюминаторы которой располагались под водой. Просторный трюм, заставленный рядами кресел, напоминал зал ожиданий в старом аэропорту, где миллион лет не было ремонта: коричневые сиденья, кое-где выбившаяся из-под протёртого дерматина обивка, проходы, заставленные рюкзаками, дети, ёрзающие на своих местах, и пытающиеся утихомирить их родители, кто-то перекрикивается, ищет, куда сесть… Он занял место, натянул на глаза маску для сна и откинулся на спинку кресла.

Ещё в такси ему пришло сообщение от Сэма, что Эстебан пропал. Он чуть не выругался. С Эстебаном вечно проблемы. Всё время что-то не так. Если и был человек, которому не стоит доверять и на кого точно нельзя рассчитывать, так это Эстебан. И в то же время у него был ценный для них ресурс в виде огромного количества подставных игроков. Сейчас это было особенно актуально, потому что ресурсы Сэма порядком иссякли. Джеймс собирался использовать возможности Эстебана по максимуму, прежде чем выскочить из этих шатких и сомнительных отношений. Он никому об этом не говорил, даже Сэму, хотя тот, скорее всего, догадывался о его планах.

До сих пор всё складывалось неплохо. Эстебан привёл несколько новых человек. Они как раз заказали им бэушные компьютеры и занимались открытием счетов у буков. Весь контакт с ними шёл через Эстебана. Половина и по-английски-то не говорила. И теперь этот чёрт пропал. Это ставило под угрозу игру в ближайшие выходные. В запасе было несколько дней, но требовалось что-то срочно решать и подстраховаться. Надеяться сейчас приходилось только на Шона и его дружков и что Эстебан всё же проявится до выходных.

Эти мысли не давали ему расслабиться.

Он почувствовал, как Тоня робко придвинулась к нему сбоку, облокотилась, положила голову на плечо, словно примиряясь. Он решил не отвечать ей — пусть чуть помучается. В конце концов, как у неё всё было легко: то обиделась и сидит надувшись, то оттаяла и тут же прильнула. Без понятия вообще, что ему сейчас нужно разруливать. Она-то на отдыхе, ничем не обеспокоена, а ему надо предотвратить возможный срыв в работе, и времени почти нет.

Утренняя смена настроений до сих пор не была Джеймсу вполне понятна. Что такого, что их на Пхи-­Пхи будет ждать Шон и что они поедут с ним потом во Вьетнам? Всего на пару дней-то, да и то это неточно. Почему так важно, что он забыл ей об этом сказать раньше? Сейчас же сказал.

Он давно не встречался с Шоном, а с Тоней и так проводил всё время и уже давно ни с кем не виделся, кроме неё. Как-то пересёкся с Аней в английском клубе да сходил пообедать с парой подруг. Всё остальное время и пространство занимала Тоня. Одна лишь Тоня. Он ходил с ней гулять, разговаривал, они обедали вместе, он спал с ней, шутил, дурачился, засыпал и просыпался в обнимку, развлекал её, а теперь вот ещё поехал отдыхать. В Петербурге она хотя бы иногда уезжала к себе домой, а сейчас они всё время будут вместе. Да они вели себя практически как супружеская пара! Что ей ещё нужно? Чем она недовольна? Как будто всем так везёт, как ей.

Тоня всё ещё прижималась к нему и молчала. Может, она спала, а может, ждала, что он что-то скажет, сделает, но он в ответ тоже молчал. Нет, Тоня, я не весь тебе принадлежу. Я хочу быть с тобой, мне нравится быть с тобой, но я не связывал себя никакими обещаниями и свободен делать всё, что захочу. Тебе придётся привыкнуть к этому и смириться. Или всё это закончится куда быстрее, чем может. А оно закончится, конечно. Он знал это. Да и Тоня наверняка знала, хотя не поднимала больше эту тему.

Странные мысли захватили его.

Обречённость и бессмысленность. И они в центре этой обречённости. Едут куда-то вместе. Сидят на старых кожаных креслах в чреве парома посреди Мирового океана. Прижавшись друг к другу. Закрыв глаза и умело игнорируя эту обречённость и бессмысленность. Вокруг шумят люди, о чём-то разговаривают. Они тоже все обречены. Просто передвигаются из одной точки пространства в другую. Зачем люди это делают? Вместе они на короткий миг. А потом — ничего. Море будет здесь вечность. Паром будет ходить годами, люди — меняться, а от них самих ничего не останется. И никто не будет знать, что когда-то здесь вот так сидели два человека. Молчали, делали вид, что спят, не разговаривали, не смотрели друг на друга, но всё же сидели прижавшись, как две замерзающие птицы под дождём.

Он не заметил, как провалился в сон. Когда снова открыл глаза и снял повязку, Тони рядом не было. Он пошёл её искать. Небольшой проход был забит людьми. Они стояли, облокотившись на перила, и смотрели вдаль, на надвигающийся остров, сидели прямо на полу, даже лежали и спали. Основная палуба тоже кишмя кишела. Как паром с беженцами.

Где-то за множеством разных лиц на верхней палубе он наконец увидел Тоню. Рядом с ней, оперевшись на бортик, стояла незнакомая китаянка. Они увлечённо что-то обсуждали.

Он окликнул её несколько раз. Она не слышала. Мужчина, похожий на шведа ростом, кудрявой бородой и почти прозрачной белизной, увидел, что он её зовёт, и окликнул её. Тоня посмотрела на него вопросительно, а потом увидела Джеймса. Улыбнулась. Помахала ему. Она уже забыла, что должна обижаться на него. Он кивнул, показывая, что, мол, пойдём. Она подняла вверх указательный палец. Одну минуту.            Остров приближался. В спину им светило солнце, а за островом небо темнело, серело, синело. С другой стороны навстречу им надвигалась гроза. Сезон дождей. Джеймс смотрел и думал: успеют ли они или попадут под ливень?

Машин на острове не было, придётся идти под дождём. С чемоданами. Искать гостиницу…

Тоня осторожно пробиралась через сидящих и лежащих людей. Переступила через кого-то, извинилась, подошла к Джеймсу. Импульсивно он потянулся к ней, а она — к нему. Секунду они прижимались друг к другу. Две маленькие птицы под дождём, снова мелькнуло у него в голове. Потом она чуть отстранилась и смотрела тоже вдаль, на остров, на набухающее фиолетовое небо.

— Кажется, гроза. Успеем?

Он не ответил. Оставшееся время они стояли, глядя, как туча и остров надвигались всё ближе и ближе. Неизбежно. Неумолимо.

 

***

            Дождь всё-таки застал их врасплох. До берега оставалось полкилометра, паром снижал скорость, приближаясь к причалу, а тёмно-фиолетовое над головой разверзлось, и оттуда полило. В сутолоке под дождём они вытаскивали чемоданы, боясь поскользнуться на мгновенно намокших деревянных конструкциях.

— Да проходи скорее, — сказал он раздражённо замешкавшейся Тоне, которая пыталась перетащить чемодан через борт. К ней подлетел один из паромщиков и помог его перекинуть, чтобы не задерживать поток людей, спешивших на берег.

Джеймс оглядывался по сторонам — Шона нигде не было. Полез за телефоном, чтобы написать ему. И вдруг замер. В толпе людей, которые шли от причала и сворачивали кто налево, кто направо на улочки острова, мелькнула высокая фигура со светлыми волосами. На секунду он увидел, как ему показалось, знакомый профиль, но женщина повернулась спиной и вместе со всеми пошла дальше. Он всматривался и не мог поверить. Не может быть, неужели это она… здесь?.. Кто-то загородил ему вид — перед ним выросли широкие плечи одного из приехавших, кто-то рядом объяснял, что надо идти налево и через три здания будет гостиница… Джеймс выглядывал из-за людей, стараясь увидеть, но фигура ещё раз промелькнула в толпе и скрылась за поворотом. Он готов был поклясться, что это она. Ему захотелось побежать за поворот и убедиться в том, что он не ошибся, а лучше — да, так было бы лучше для всех — ошибся.

— Здорово! — услышал он знакомый голос и увидел Шона.

Тот стоял под дождём с таким видом, словно дождя вовсе и не было.

— Ты так смотришь, будто привидение увидел. — Они обменялись рукопожатиями. — Ты не поверишь, мой добрый друг Шон, ты не поверишь, — сказал он.        — Я действительно только что видел одно привидение.

— Кто-то знакомый?

— Зеленоглазая Ведьма.

— О, чёрт, только не она. Ты же вроде не один собирался приехать?

И тут Джеймс вспомнил про Тоню. Он оглянулся — она стояла под навесом со своим чемоданом. В глазах растерянность, она походила на ребёнка, которого забыли на вокзале. Она посмотрела на них с Шоном, но не подошла. Стоило Джеймсу махнуть ей рукой, и она направилась к ним. Отчего-то он снова испытал лёгкий приступ раздражения. Ну что она там стоит одна, как бедная родственница? Не может сама, что ли, подойти? Везде нужно ею руководить, направлять, следить за ней, как за немощной. Ладно, он просто устал и дёргается, ещё этот дождь хлещет, а им надо найти гостиницу. Когда она подошла, он познакомил их с Шоном, а потом спросил его:

— Я забронировал Happy Lotus. Знаешь, где это?

— Да вроде вот за поворотом. Тут кажется, что не поймёшь, куда идти, но на самом деле всё рядом.

— Навигатор говорит, что отсюда меньше километра.

 

Толпа, сошедшая с причала, поредела, многие уже разошлись. Они направились по пути, который указывал навигатор. Дождь молотил с неба. Одно утешение — он был тёплый, а не пронизывающий холодом, как в Петербурге. Неровности дороги наполнились водой, и они шли, время от времени проваливаясь в невидимые ямы. Навигатор предложил повернуть во второй поворот — туда, где скрылась зеленоглазая Ведьма. Теперь Джеймс уже не был уверен, её ли он видел или ему померещилось. Запах дождя смешивался на узких улочках с запахом еды. Он осматривался по сторонам, заглядывал в кафе, которые они проходили, в магазинчики с сувенирами и одеждой. Ему казалось, что она где-то рядом, что сто́ит только повернуться, и он столкнётся с ней лицом к лицу. И что тогда? Он чувствовал, как сердце его колотится от неожиданного волнения. Он отбросил эти мысли. В конце концов, вдруг подумал он спокойно, если она здесь, то они так или иначе встретятся. Там видно будет. Что вообще это означало? Он хотел чего-то от неё? Скорее всего, нет, думал он, успокаиваясь. Прошло столько времени, он не один, с ним Тоня, приехал ненадолго. Да, его всколыхнули воспоминания, но она обошлась с ним плохо. Он страдал тогда, а она не отвечала ни на одно его сообщение. Слова въелись в память: «Ты же сам видишь: у нас ничего не складывается, я хочу попросить тебя съехать из моей квартиры». Ничего не складывается! Да он был уверен, что у них всё идеально. Чёртова Ведьма.

— Шон, а ты где остановился?

— Надо подальше пройти, а потом вверх на холм. Гостиница на другом берегу острова, но тут всё рядом, минутах в десяти отсюда.

Наконец они дошли до гостиницы.

— Давай мы забросим вещи и пойдём куда-нибудь поедим. Знаешь хорошие места?

— Да тут все места хорошие. Везде они готовят эту свою еду. Смотря чего вы хотите. Меня всё тайское уже порядком задолбало. Я бы съел бургер или пиццу…

— Он бы съел бургер или пиццу! — передразнил Джеймс. — Я бы съел том ям или курицу карри. Тоня, а ты чего хочешь? Бургер или местной еды? А может, быть, пиццу?

Пиццы Тоня не хотела. Она согласна была на бургер или тайское.

— Тоня не наелась бургеров в Петербурге, судя по всему, — смотрел он на неё, — приехала через полмира на Пхи-­Пхи, чтобы здесь ещё их поесть.

— Перестань! Я за тайское, но если вы, ребята, хотите бургеры, я не против.

— Надо определяться, Тоня. Твой голос решающий.

Она замялась. Он видел, что она не хотела настраивать против себя Шона, но не знала, как поступить.

— Может, сейчас — что-то тайское, а вечером — бургеры или пиццу? — наконец сказала она.

Джеймс мысленно усмехнулся. И нашим, и вашим. Ну хорошо, выкрутилась.

— Извини, Шон, кажется, ты остался в меньшинстве.

— Да мне на самом деле всё равно.

 

Они зарегистрировались на небольшом ресепшене, где вокруг их ног тёрлись три пушистых кота, которые, судя по внешнему виду и окрасу, все приходились друг другу какими-то родственниками. Джеймс удивился, что тайские коты отличались такой повышенной пушистостью, которая больше подошла бы для холодного северного климата, чем для душного, жаркого Таиланда. Как они выживали тут в своих меховых одеждах? Или, может, всё время сидели под кондиционером в гостинице и никуда не выходили?

Номер на втором этаже оказался просторным и уютным, куда лучше, чем в гостинице на Пхукете. Аккуратно заправленные кровати. Какое-то подобие стиля и дизайна. Несколько картин на стене изображали разноцветных тропических птиц. Птицы — это хорошо. Тоне должно понравиться. Главное — чисто. Он осмотрелся вокруг и не нашёл, к чему придраться. В центре стояла огромная кровать, а на ней — скрученный из полотенец слоник, посыпанный лепестками, — лёгкий тайский кич…

— Мне здесь нравится, — сказала Тоня, — даже очень.

Он подошёл к ней и обнял. Они стояли и целовались. Вдруг он понял, что они уже очень давно этого не делали — вот так просто не стояли и не целовались. Всё последнее время они стремились куда-то, к чему-то и, хотя были рядом, совсем не замечали друг друга. Ему не хотелось никуда идти, хотелось остаться здесь с ней, почувствовать что-то забытое. Он не мог поверить, что ещё недавно волновался из-за Ведьмы, что она где-то здесь, вспоминал её. Всё это казалось теперь далёким и ненужным. Даже если она здесь, ну и что? Ну увидятся они, поздороваются. Ему уже давно от неё ничего не надо. У него есть Тоня. Просто она стала очень привычной. Ему хотелось, чтобы она снова стала непривычной, чтобы здесь, на острове, что-то изменилось, пробудилось в нём. Он хотел снова чувствовать то же, что испытывал в начале их знакомства.

Но внизу ждал Шон. Голод давал о себе знать. Он отстранился от неё.

— Мы ещё вернёмся к этому вопросу, мисс Антонина, — сказал он, — но сейчас я голоден.

Они бросили вещи и спустились к Шону.

 

Глава 9

            Каждый метр островной деревни, казалось, был занят людьми. Идти на острове было особо некуда, и вечером все выходили на улицы, и начиналось великое копошение — что-то среднее между курортом и восточным базаром. По неровным дорогам шли местные с тачками, на которых перевозили продукты и бутылки с водой, под ногами путались коты, тут же из-за лотка к тебе тянулась рука с огромным кокосом, её обладатель предлагал прямо сразу, у тебя на глазах, рубануть верхушку, вставить трубочку, и вот — кокосовый напиток готов. Напротив, в закутке, кто-то приценивался к развешанным с пола до потолка пёстрым одеждам, тут же примеряли шляпу или очки «Гуччи» за пять батов, а в двух шагах, почти на самой дороге, размещался столик, за которым восседала пара, наслаждаясь дымящимся ароматным ужином. Хотя можно ли наслаждаться ужином, когда коты, тайцы с тележками и иностранцы, говорящие одновременно на самых разных языках, фактически ходят у тебя по голове? Джеймс сомневался.

Они с Шоном и Тоней пробирались через толпу, обходя стеллажи с тряпками, лавируя среди людей, которые порой словно специально делали шаг, чтобы попасться на пути, заворачивали за один угол, за другой… За каждым поворотом были новый поворот или развилка, одинаковые улочки расходились в разные стороны, снова соединялись вместе, словно складываясь в лабиринт. И Джеймсу начало казаться, что из него нет выхода, что все эти дороги никуда не ведут, а только перетекают в точно такие же улицы, заполонённые людьми, одеждой, запахами еды, нагревшегося на солнце мусора и рыбного соуса. И всё время, блуждая по ним, он невольно всматривался в людей вокруг, ожидая вот-вот увидеть знакомые глаза.

— Кажется, мы здесь уже проходили, — сказала Тоня, — я запомнила эту красную сумку со слоном.

— Чёрт, точно! Мы ходим кругами, — отозвался Шон.

Джеймс огляделся вокруг. Пёстрый лабиринт не кончался. Невозможно было поверить, что совсем близко плескалось море. Было ли тут море? Или, может, пока они шли до гостиницы, а потом устраивались в номере, их незаметно перенесли с Пхи-­Пхи в декорации, из которых не выбраться? Он достал телефон и открыл навигатор. Море всё ещё было здесь, и, если верить навигатору, до него оставалось метров двести.

— Туда, — кивнул он Тоне и Шону и первый направился в сторону узкого прохода между домами и каким-то валуном, поросшим травой. Тоня с Шоном потянулись за ним. И снова с лёгким раздражением Джеймс подумал, что без него они вообще неспособны к действиям. И если бы не он, то они встали бы посреди улицы и озирались неуверенно, а может быть, продолжали бы блуждать туда-сюда часами, пока по какой-нибудь случайности вдруг не вышли на берег. Он чувствовал ответственность за них, как вожак, который ведёт стаю, чтобы она не сбилась с курса. Пусть и маленькая стая, но его и полностью на него полагается. «А Ведьма бы не полагалась. Была бы, как кошка, сама по себе», — промелькнуло в голове, и он невольно представил светлые чуть растрёпанные волосы, глаза такого же цвета, как море у берега, прозрачные, заманивающие. Неужели она сейчас ходила где-то здесь, по острову, возможно, по соседней улице? Что она тут делала? И с кем приехала? Одна? С подругами? С компанией? Или… ещё с кем-то? Он снова отогнал эти мысли. Его не оставляло чувство, что если это была она, то он её встретит. Может, даже сегодня вечером.

Они свернули на тропинку и оказались на берегу.

Две части острова соединял узкий изогнутый с обеих сторон перешеек, на котором раскинулась деревушка. Паромы, лодки причаливали с одной стороны. Туда же они пришли на пароме сегодня днём. Второй пляж, где они оказались сейчас, представлял собой песчаную косу, вдоль которой расположились гостиницы и бары. В самой узкой точке расстояние между двумя берегами составляло около километра. Паромы и лодки на второй пляж не заходили. Здесь в основном протекала ночная жизнь острова.

Мимо прошла группка англичан с коктейлями в руках. Где-то вдали запускали летающие фонарики, и несколько из них уже взлетели высоко в тёмное небо. Они отошли метров на двадцать, и тут же к ним направилась невысокая тайка с детским пластиковым ведёрком, в котором были аккуратно сложены бутылка виски, кока-кола и лёд. Они замешкались. Она попыталась вручить им ведёрко, но Джеймс вёл их дальше. Туда, где прямо на пляже устраивались огненные шоу, собиравшие больше всего людей, и виднелись светящиеся огоньками пляжные бары.

— Вот приятное место, — сказала Тоня и показала на небольшой ресторанчик среди пальм, которые создавали естественные навесы над столиками, врытыми прямо в песок. Играла негромкая музыка, тусклый свет желтоватых фонарей терялся в пышной кроне.

— Можно сюда, — сказал он, растягивая слова, — Шон?

— Да мне всё равно, ребят, где вам нравится.

— Тут уютно, — добавила Тоня.

Джеймсу казалось, что уютно здесь должно быть для пенсионеров, которые любят обстановку потише и поспокойнее, и на секунду он зло подумал: как раз для Тони. Ему хотелось в гущу шумной молодой толпы, где ходили пьяные девчонки, нарядные и слегка оголённые, где шумела музыка и алкоголь был повсюду, но он рассудил, что это они ещё успеют. Нужно с чего-то начать. Они всё ещё слишком скучные, трезвые и голодные, словно не включённые в ритм острова. Шон ничего не говорил, но явно хотел выпить. Джеймс был уверен, что тот уже успел перехватить пива до встречи с ними, но теперь его тело требовало добавки и движения. Тоню тоже нужно было раскачать. Обычно после пары коктейлей она становилась попроще и повеселее.

Они сели за крайний столик, на границе с пляжем. Удобная наблюдательная точка. Неплохо. Можно присмотреться, кто тут есть. Конечно, вокруг полно англичан: британский акцент доносился отовсюду не реже, чем тайская речь. Отдельно ходили русские, на которых время от времени безошибочно указывала Тоня. Они вели себя тише, хотя если в компании попадались мужчины, то и до него доносилась русская речь, хотя он слабо понимал, о чём они говорят. Проходили мимо европейцы — Джеймс пытался определить откуда. Что-то восточное: чехи или поляки. Группка из высоких светловолосых парней проследовала мимо них молча, и Джеймс задумался, шведы или датчане. А может, немцы? На англичан они похожи не были, как и на его соотечественников, которые, скорее всего, болтали бы без умолку.

Но, прежде чем они уйдут в отрыв, надо было кое-что решить.

— Ну как, Шон, удалось разведать, что за обстановка на острове? Шон заехал на остров чуть раньше и пробыл здесь пару дней, так что Джеймс не сомневался, что тот уже знает все злачные места, куда — и тут Джеймс был уверен — они наверняка доберутся, но позже.

— Ничего особенного не происходит. Деревня маленькая. Вся ночная жизнь здесь, на этом берегу. На соседнем — тихо и скучно. Здесь до утра обязательно кто-то орёт, так что вам с гостиницей в городе больше повезло. А у меня окна выходят как раз на этот берег. Спать совершенно невозможно.

— Ну, у тебя-то проблем нет?

— У меня — нет: должное количество пива способствует здоровому сну вне зависимости от уровня шума.

— А с Интернетом тут как?

— У меня в отеле не очень, но там, где вы остановились, всё в порядке, летает.

— Это хорошо. Наш друг Эстебан нас кинул, слышал?

— Не удивлён. Тот ещё клоун.

— Это так, но у клоуна были нужные нам ресурсы, без него мы просели. У тебя что, есть люди?

— Я говорил с парой человек на острове и в Дублин написал ребятам…

— Сколько?

— Что сколько? — Шон явно уже выключался и не был готов к серьёзным разговорам, но Джеймс знал, что если не прояснит их перспективы, то толком не сможет расслабиться.

— Сколько человек?

— Человек пять, в лучшем случае — восемь.

Джеймс выдохнул. Это было очень неплохо. С этим уже можно работать.

— Завтра надо написать им всем, у нас мало времени. Иначе пролетим с работой.

— Без проблем, чувак.

— А тут есть какие-то дискотеки? Я бы потанцевала, — заметила Тоня. Джеймс отметил, что её стало потихоньку отпускать. Вообще в последнее время она казалась слегка зажатой. Это началось ещё в Петербурге и немного напрягало. Он надеялся, что летом в жару к ней вернётся та лёгкость, которая зацепила его в ней, но пока она держалась собранно. Он вдруг поймал себя на мысли, что если она не расслабится, то напрягаться начнёт уже он сам, а Джеймс не хотел напрягаться. Он собирался проводить время с удовольствием и делать то, что ему хотелось. Таиланд не создан для того, чтобы напрягаться.

Придётся постараться, Тоня, подумал он и вдруг отчётливо осознал, что хотя она и была частью его стаи, но возиться он с ней не будет. Будет успевать за ним — хорошо, не будет… Ну что же, тогда он может дать ей небольшую фору и подождать, но вечно он её дожидаться не будет. Пусть догоняет как может. Ноги Джеймса утопали в песке, невдалеке плескалось ночное море, обозначая себя белыми пенными полосами — они то появлялись, то пропадали, — левее на холме светились огоньки гостиниц, да и весь берег подсвечивался точками баров, гостиниц, огненных шоу. Но, как ни приятно было ощущать мягкий песок под ногами, вдыхая аромат ночи и солёной воды, спокойствие этого бара уже наскучило. Джеймса манили огоньки и то, что они могли означать. Кто знает, кого они могут там встретить. Когда он предложил двинуться дальше, Тоня не обрадовалась, но возражать не стала. Наверняка понимала, что окажется в меньшинстве. А Шон тут же согласился, он уже измаялся в этом тихом уголке.

По пути к основной части, где устраивали все пляжные вечеринки, им стало попадаться всё больше компаний навеселе. Отовсюду доносилась английская речь, но вокруг было немало людей из разных стран. Может, англоязычные просто лучше умели веселиться, когда выбирались в другие страны? Тоня уверяла, что русские тоже отдыхают так, что мало не покажется, но тут они держались обособленно, в своих компаниях, в то время как англичане, ирландцы, австралийцы, канадцы, соотечественники Джеймса всегда и везде сбивались вместе. К ним обычно присоединялись западноевропейцы, которые так или иначе могли объясниться по-английски: французы, немцы, датчане, шведы, голландцы. Восточные европейцы и русские — почти никогда. Даже если они как-то и оказывались втянуты в большую компанию, то хуже интегрировались и чаще делали и говорили невпопад. Он сам точно не знал, в чём причина. Ведь люди из Восточной Европы хорошо говорили по-английски, зачастую лучше французов и не хуже немцев, но словно что-то незримое разделяло их. «Советский блок, — сказала Тоня, с которой он как-то это обсуждал. — Уже несколько поколений выросло, а всё равно корни где-то там. Другие культура, уклад жизни, мировоззрение. Чем моложе человек, тем меньше это заметно. Нынешнее поколение уже не так обременено прошлым. У нас двадцатилетние смотрят на Советский Союз как на миф».

Перед ними вдруг выскочили две девчонки. Англичанки. Одна — худенькая, в коротких шортиках и обтягивающем топике, вторая — повыше. «Толстуха», — машинально подумал Джеймс, взглянув на её ляжки, блеснувшие в темноте. Они хихикали и что-то кричали парню, который бежал за ними из бара. Парень остался стоять на берегу у кромки волн, а девицы, босые, запрыгнули в воду. Они подначивали его оттуда. Потом толстуха вылезла на берег и подошла к парню, продолжая шутливо препираться с ним. Джеймс не сводил глаз с её худенькой подружки. Та осталась стоять в воде, слегка покачиваясь, очевидно, уже пьяная. Она подняла глаза и посмотрела на него. Он не отвёл взгляда. На секунду подумал: «А может…» Потом вспомнил, чем закончилась похожая идея в петербургском баре, скандал с Тоней, и прошёл мимо.

У очередной тайки они прикупили алкогольное ведёрко. Теперь уже было неважно, что пить.

Постепенно сознание затуманилось. Джеймс редко чувствовал себя пьяным. Пиво развозило его, но когда пил крепкий алкоголь, то сохранял ощущение фоновой ясности, какие бы глупости он ни творил и что бы ни говорил.

Пройдя чуть вперёд, они остановились у бара, где все играли в «пивпонг». Из него выскочила очередная симпатичная худышка. На ней тоже были узкие шортики и футболка, словно это форма всех пляжных девушек. Многие были одеты однотипно. Разве что разные футболки, причёски и лица. Шорты так вообще казались купленными в одном магазине. Эта накрасилась как для обложки журнала. Для такой худой девушки у неё была очень большая грудь, которую еле прикрывал низкий округлый вырез футболки. С огромной грудью, круглым лицом и глазами на пол-лица она смахивала на какого-то порочного эльфа. «Поиграйте со мной, — вцепилась она в Джеймса и Шона и кивнула Тоне. — Пойдём!» Потащила их к столу с расставленными на нём стаканчиками.

Они встали по парам. Шон с девчонкой и Тоня с Джеймсом.

— Что нужно делать? — спросила Тоня.

— Ты что, не умеешь играть в «пивпонг»? — удивился он.

— Впервые слышу.

Он покачал головой.

— Всё очень просто. Повторяй за мной.

Тоня быстро втянулась и даже пару раз удачно попала мячиком в расставленные стаканы. Шон тут же выпивал. Но эльфийка играла мастерски, и они с Шоном быстро сделали Тоню с Джеймсом. В наступившую после партии паузу Тоня отлучилась в туалет, и Джеймс подошёл к Шону.

— Нормальная грудь, — он кивнул на стоящую в стороне девушку-эльфа.

— Да, очень даже ничего себе крошка.

— По-моему, она работает здесь.

— Да нет, — Шон усомнился, и Джеймсу показалось, что он уже строит на эльфа какие-то планы.

— Зазывала.

— По-моему, просто тусовщица. Пьяная к тому же.

В этот момент подошла Тоня.

— Что думаешь про эту девушку?

— Симпатичная.

— Думаешь, ей Шон понравился или она просто тут работает?

— В смысле, работает? — не поняла Тоня. — Как проститутка, что ли?

— Да нет, Тоня, ты что. — Джеймс рассмеялся. — Шон, слышишь, Тоня подумала, что она проститутка. Нет, Тоня, просто она зазывала, затаскивает людей играть с ней в «пивпонг». Парни платят, покупают алкоголь и вроде как одновременно общаются с симпатичной девчонкой. А симпатичная девчонка просто на работе. Вот и всё. Извини, Шон.

— Да пошёл ты, — огрызнулся тот.

Джеймс захохотал.

— А вот эти — точно русские, — сказала Тоня.

Он проследил за её взглядом, но высматривать, кого она имеет в виду, не пришлось. Эта пара тут же бросалась в глаза среди затянутых в шорты англичанок и прочих европеек в шлёпках и светлых платьях на бретельках. Две девушки шли босиком, слегка неловко, чуть спотыкаясь. Одна — блондинка в короткой джинсовой юбке и топике, расшитом стразами. Лицо пухловатое, можно было бы сказать — миловидное, если бы не крупный неизящный нос. Кожа белёсая, как бывает порой у натуральных блондинок северных широт. Даже густо подведённые глаза словно не скрывали, а увеличивали эту блёклость. Но внимание Джеймса привлекла вторая. Стройная брюнетка с волнистыми волосами. Одна из тех красивых русских девушек, которые часто встречались на улицах русских городов — в Петербурге их он видел множество. Черты лица точёные, практически идеальные, кожа ровная и гладкая. В темноте, конечно, сложно было сказать, но Джеймс готов был поставить на то, что и при свете дня её кожа будет как у младенца. И ещё глаза — большие, расставленные не слишком широко и не слишком узко посаженные. Интересно, какого цвета? Одета она была в красное облегающее платье с какими-то пышными оборками. Конечно, платье это было совершенно неуместно на пьяной пляжной тусовке на маленьком тайском острове. Скорее, оно подошло бы для чинных вечерних прогулок по центру Рима или для летней офисной вечеринки на открытом воздухе среди коллег-­мужчин в белых рубашках с коктейлями в руках. Что-то было одновременно нелепое и притягательное и в самом этом образе, и в том, насколько явно она постаралась нарядиться и быть красивой, но не понимала, что всё это здесь не к месту. Джеймса волновала эта незамутнённость. Она всегда таила в себе что-то роковое, фатальное, какой-то потенциал для игры.

Обе несли в руках туфли на каблуках, утопая в песке. И это тоже показалось ему забавным.

Остановились в двух шагах от них и о чём-то переговаривались, озираясь по сторонам.

Джеймс почувствовал, что он смотрит на них как из засады.

— О чём они говорят? — спросил он Тоню.

— Обсуждают, остаться здесь или пойти дальше.

— По-моему, симпатичные… — начал Джеймс и хотел продолжить: «Давай с ними познакомимся, чтобы тебе не было скучно», но Тоня перебила его:

— Ой, у неё юбка завернулась, а она не видит… — и направилась к блондинке.

Они обменялись парой слов, потом блондинка встрепенулась, суетливо начала оглядываться назад, поправлять юбку, потом что-то говорила Тоне. Они сконфуженно посмеялись. Что-то ещё говорили. Тоня повернулась и показала рукой в его сторону.

Он увидел, что Тоня и девушки направляются к нему. Молодец Тоня, подумал Джеймс.

— Это Джеймс, — показала она на него, — ещё тут где-то Шон, но он отошёл куда-то. А это Лена и Саша.

Брюнетку звали Лена. Глаза у неё оказались карие. Ну хорошо. Пусть карие. Вблизи она казалась ещё красивее, а кожа и вправду была ровная и светлая. Ещё не опалённая солнцем. Он любил гладкую, почти фарфоровую кожу и не понимал, почему девушки с самой красивой, изящной кожей, придававшей им утончённый вид красавиц из прошлых веков, вечно пытались опошлить этот дар, сначала сгорев до красноты на пляже, а потом покрывшись коричневой коркой, наподобие тёток из какой-­нибудь глухой южной деревни.

Девушки кое-как говорили по-английски и приехали из города рядом с Москвой, название которого он не уловил. Только огромное количество сложно произносимых звуков, от которых создавалось впечатление, будто его только что обругали и плюнули в лицо.

— Вы, видимо, недавно приехали, — сказал Джеймс.

— Только сегодня добрались, — засмеялась Саша. — Откуда ты знаешь?

— Судя по вашей сверкающей белизне, которая освещает весь пляж…

Они переглянулись, явно не уловив его изысканного комплимента.

Тоня им что-то ответила, перевела. Она его сегодня радовала.
Нужно будет её как-то поощрить. Хорошее поведение всегда надо поощрять.

— Да, мы как раз собираемся это исправить, — улыбнулась Лена.

— Испортить, ты, наверное, хочешь сказать? Такую красивую кожу загаром можно только испортить. Хотя тебе даже это не грозит. — И он посмотрел чуть более пристально и приветливо улыбнулся. Улыбка должна была выглядеть приветливой, но… чуть более, чем приветливой. В сочетании с пристальным взглядом это должно было… задеть. Она, конечно, не уловит это сейчас, но лёгкий диссонанс уже поселится в голове. Так даже лучше. Зато потом…

— Вы здесь будете? Я пойду поищу Шона, — сказал он Тоне, а потом снова обратился к девушкам: — Мой друг на любом пляже, в любой точке мира тут же находит каких-­нибудь знакомых ирландцев, которые знают его, или его сестру, или соседку, или приятеля из бара, или бабушку, или бог весть кого, и вот они уже, как старые знакомые, где-то пьют за Ирландию.

Он не ошибся. Шон и правда встретил какого-то знакомого с Пхукета и уже влился в их компанию. Джеймса всегда поражала его способность легко сходиться с людьми и мгновенно становиться своим почти в любой компании. Сам он гордился тем, как умеет находить подход к людям, но всё же чаще речь шла о женщинах, и это было другое, с мужчинами ему приходилось просчитывать поведение, задумываться о каждой реплике, отслеживать, кто о чём говорит и как удачно вступить в разговор на выгодных для него позициях. Шон ни о чём подобном не думал. Он просто бросался в гущу событий и непонятно как спустя короткое время уже пил на брудершафт или орал в караоке ирландские песни с любым, кто готов был подпевать, а таких всегда хватало.

— Тоня встретила двух русских девушек. Тебя это должно заинтересовать, — сказал он ему.

— Эй, слушай, ты знаешь, я не люблю русских — они странные какие-то, — сказал он и тут же поправился: — Ну, кроме Тони, конечно. Она исключение. Хотя тоже немного странная, раз встречается с тобой.

— Эй, — прищурился Джеймс.

— Не принимай близко к сердцу. — Он похлопал Джеймса по плечу.

— Мне будет очень интересно посмотреть на тебя, когда в конце вечера тебя отошьёт какая-нибудь очередная английская красотка, на которую ты потратишь несколько часов. Я тебя учу-учу не вливать всё виски в одного человека, но нет, Шон хочет ставить все деньги на одну ставку, надеясь, что в этот раз она выиграет. Знаешь, статистически это, конечно, возможно и происходит, но глобально это не выигрышная стратегия. Ты собираешься остаться здесь?

— Не знаю, — Шон смотрел по сторонам. — Где эти твои русские?

— О, ну это неважно. Тебе же совсем неинтересно. Может, уже ушли… — Он тут же принял равнодушный вид.

Остаток вечера и часть ночи они провели вместе. Шон присоединился к ним и общался с Сашей, Джеймс сидел рядом с Леной, которая разговаривала с Тоней. То он, то Шон забегали в бар, чтобы купить всем выпить. К ним подходила девушка-эльф и звала их снова играть в «пивпонг», а когда увидела, что они не собираются продолжать, так же невозмутимо нашла новых партнёров и раскрутила их на деньги и игру. К ним время от времени подсаживались знакомые Шона, которых он успел завести за ту пару дней, что провёл на острове до их приезда. Вокруг шумели уже изрядно набравшиеся англичане.

Джеймс периодически склонялся к Лене, чтобы что-то ей сказать, перекрикивая музыку. Как бы невзначай он то притрагивался к её руке, то задевал колено. От неё пахло ванилью, чем-то приторным, но приятным, тёплым, как любая ваниль. Тоня расспрашивала её о том, чем она занималась и как ей Пхи-­Пхи.

Лена впервые была в Таиланде, до этого она в основном отдыхала в Турции и Египте, выезжала в Европу. Они с Сашей дружили со школы и решили наконец завоевать Таиланд. Тут всё было не так, как на кемерских курортах.

— Как-то уж очень просто, — включилась Саша. — Я ожидала чего-то большего, наверное, после турецких пяти звёзд, аниматоров, вечерних шоу, но не таких, как эти укротители огня.

И она рассмеялась, показывая, что тайские укротители огня выглядели довольно жалко. Не чета турецким аниматорам в хороших отелях.

Они быстро напились. Джеймс пользовался этим и обнимал одновременно и Лену, и Тоню. Снова пришла на ум давняя фантазия. Может, всё же попробовать? В этот раз он не будет спешить: они только приехали — время есть.

Если он что и понял за взрослые годы жизни, так это то, что не надо торопить события. Как оказалось, наряду с владением эмоциями это был один из самых сложных навыков. Он практически не встречал людей, которые отличались бы достаточным терпением, чтобы выждать ситуацию, дать ей созреть, проявиться. Люди имели склонность суетиться, срываться, бросаться вперёд раньше времени, съедать недозревший плод. Он видел, что они словно теряют что-то на этом, хотя сам не смог бы объяснить что. Словно то, что они теряли, представляло собой нематериальное ощущение. Что-то вроде упущенной выгоды. Добавленная стоимость, которой как будто не было и в помине, но только потому, что люди не дожидались и никогда не знали, что бы они получили, если бы имели достаточное терпение, какой имели бы дополнительный прирост удовольствия. В конце концов, почти созревший плод был чуть ли не так же хорош, как и полностью спелый. Разницы даже не чувствовалось. Понять, что же ты упускаешь, можно было только в сравнении. Вот если сначала попробовать то, что почти дозрело, а потом вкусить уже полностью созревшее… тогда-то и становилось ясно, чего ждать. Это и была добавленная стоимость. Удивительно, что многие не дожидались даже стадии почти созревшего и хватали плод ещё практически зелёным, кислым, жёстким. Есть такое можно, но удовольствия никакого. Джеймс умел ждать. Сейчас он тоже не будет спешить. Предвкушение доставляло ему отдельное наслаждение.

Они сидели, Тоня и Лена по обе стороны от него смеялись, перегибались через него, чтобы сказать что-то друг другу быстро по-русски, облокачиваясь руками на его ноги, цепляя его за руки, как две обезьянки. И он всё так же придерживал их, и горячая волна прокатывалась время от времени по его телу. Пару раз он ловил взгляд Шона. Тому было не так весело с Сашей, и он время от времени поглядывал по сторонам, а вот Саша полностью сфокусировалась на Шоне и что-то ему увлечённо вещала.

А потом Тоня совсем напилась и уже больше не болтала активно, а сидела покачиваясь, словно погружённая в себя. Она ничего не говорила, и Джеймс не трогал её. Иногда она оживала и пыталась включиться в его разговор с Леной, а потом снова уходила в себя. Несколько раз он спросил её: «Ты в порядке?» Она только кивала, а он вполне удовлетворялся её ответом.

Джеймс рассказывал Лене, как путешествовал по Латинской Америке, жил в Аргентине, в старинном доме с небольшой террасой, где вечно были открыты двери: в Буэнос-­Айресе стояла жара, — а по вечерам у него под окнами, прямо на улице, пары танцевали танго под музыку, нёсшуюся из маленького кафе. Оказалось, что Лена тоже когда-то занималась бальными танцами и даже планировала посвятить этому карьеру, но потом забросила, пошла учиться на экономический факультет и теперь работала бухгалтером в мебельной компании.

— Я как тебя увидел, сразу подумал, что ты занималась или танцами, или художественной гимнастикой, — сказал Джеймс.

— Да? Как ты догадался?

— С твоей фигурой… легко, — улыбнулся он. — А ещё у тебя такое красивое платье. В нём ты вполне могла бы танцевать танго на улицах Буэнос-­Айреса. Ты там не была?

— Нет.

— Это надо исправить. — И он снова смотрел на неё пристально, пусть и эта фраза проникает в неё незаметно, как шпион. — Я тоже занимался танцами, но любительски. Покажешь мне потом пару движений?

— А Тоня будет не против? — спрашивала Лена и смотрела на него чуть вызывающе.

— А почему она должна быть против? Тоня, ты не будешь против? — Он поворачивался к Тоне.

— Что? — Она не слушала их разговоры.

— Как ты себя чувствуешь?

— Нормально…

— Хорошо.

— Джеймс…

— Что, мисс Антонина?

— Я, наверное, пойду в номер.

— Конечно, скоро пойдём. Может, тебе принести что-то выпить?

Она качала головой.

— Может, воды?

— Нет…

Где-то ближе к трём Лена с Сашей собрались домой. Шон совсем заскучал и отошёл к знакомым, снова играл с кем-то в «пивпонг».

— А вы не идёте пока? — спросила Лена, глядя на Джеймса.

— Как только Тоня придёт в себя.

Они договорились встретиться на следующий день и тут же зафрендили друг друга в «Инстаграме»[1]. Когда они наконец ушли, Джеймс заглянул в её профиль. Почти на всех фотографиях была Лена в разных ракурсах, платьях и на разных фонах. Время от времени попадались фотографии каких-то цветов, загородных пейзажей, неба и чашек с чаем и кофе. Он поставил лайки нескольким фотографиям наугад. Надо было что-то делать с Тоней. Он никогда не видел её такой пьяной.

Шон остался на пляже, а он повёл Тоню в гостиницу. По пути он думал о Лене. Они остановились у ночной забегаловки, где собирали бургеры. Тоня присела рядом. В забегаловке жарились котлеты, шипело масло, наполняя всё вокруг тяжёлым сытным ароматом. В какой-то момент Тоня повернулась к нему:

— Я не могу здесь сидеть, я пошла в отель. Дай мне, пожалуйста, ключ.

— Подожди меня, я недолго, сейчас пойдём.

— Не могу.

По ней было видно, что если они останутся здесь, то ей станет плохо. Он вздохнул. Придётся обойтись без бургеров. Нехотя он направился с ней в отель.

В номере она умылась, разделась и заснула почти сразу, как только легла в кровать. Он ещё какое-то время смотрел ленты в соцсетях. Лена залайкала его фотографии. «Нормально добрались?» — написал он ей. «Да, всё в порядке, пьём вино и собираемся спать. А вы?» — «Тоня спит уже. А я думаю, что тоже бы выпил ещё вина». В ответ — дьявольский смайлик. Он ответил грустным смайликом, закрыл телефон и лёг в кровать.       Сначала он пытался обнять Тоню, но она была очень горячая. Ему стало жарко, и он откинулся на спину, отбросив простыню в сторону. А потом он заснул.

 

Глава 10

            В четверг Лена с Сашей уехали на экскурсию. Тоня отправилась с ними. Когда Джеймс проснулся, её уже не было. Он обрадовался этому. Он и не помнил, когда в последний раз был предоставлен самому себе.

Подумал написать Шону, но решил, что успеется. Наверняка тот ещё спал. Накануне они засиделись в местном английском пабе. На улице не стихал тропический ливень. Всё же не сезон. Впрочем, весь несезон заключался в том, что время от времени то моросил дождь, то остров накрывало грозой. Температура при этом не опускалась ниже восьмидесяти градусов[2]. Из бара в бар все добирались мелкими перебежками, а ближе к середине ночи после неопределённого количества бокалов пива и коктейлей пренебрегали уже и этими условностями.

В полдень на улице припекало, но в воздухе всё ещё висела влажность, оставленная ночным дождём.

После завтрака, выбравшись из лабиринта улочек, Джеймс оказался у причала, куда они с Тоней приехали несколько дней назад. Сейчас этот берег выглядел немноголюдным: основная жизнь протекала в деревушке и в бухте с противоположной стороны.

Где-то в километре маячил поросший деревьями и кустами холм с отвесной каменной стеной. Солнце опаляло её, и на фоне утомлённой жарой листвы она светилась огромной проплешиной. Джеймс направился в сторону холма, рассчитывая забраться наверх, но на полпути остановился и передумал.

Развернувшись, пошёл в другую сторону, вдоль моря и длинноносых тайских лодок, украшенных цветами и яркими лентами. Он не знал, чем себя занять, и решил просто исследовать остров.

Неожиданно его как ударило. А где-то здесь ходит эта Ведьма английская. С её чёртовыми светлыми прядями и зелёными, почти прозрачными глазами. Джеймс представил, как он смотрит вперёд, люди расступаются, а она идёт ему навстречу как ни в чём не бывало. И он стоит оглушённый и ошарашенный. Что он ей скажет?

Они познакомились в Бангкоке. Там он вообще мало чего помнил. Они пили почти каждый день, иногда начиная с утра, ездили по всему Таиланду, по всем островам, иногда вдвоём, иногда вокруг них образовывались какие-то спонтанные компании из её друзей и подружек. Он помнил, что они всё время трахались, всегда и везде, где только можно. Иногда целые дни торчали в номере отеля, пока на улице светило солнце, и всё собирались выйти, пойти на пляж или поехать куда-нибудь прокатиться на скутере… но так никуда и не выходили. Каждая попытка собраться и выйти из номера заканчивалась в постели. И только вечером они, наконец проспавшись, шли в очередной бар, и всё начиналось заново. Пожалуй, это была любовь, ради которой можно пойти на всё. Он даже хотел на ней жениться. А потом она его бросила. Чёртова зеленоглазая дрянь! Ну и пусть горит в огне!

По пути попался местный спортзал. Джеймс не занимался с самого отъезда из России, тело требовало нагрузки. Решил заглянуть. В зале поджарые местные ребята работали над верхней дельтой. Они покосились на новопришедшего: он был единственный иностранец. Джеймс мельком поглядел на их тонкие руки и запястья, на небольшие, но крепкие мышцы и думал о том, что они, наверное, сидят здесь каждый день. А что ещё делать на острове? Только и заботиться о поддержании идеаль­ной формы. Наверняка обитали они где попало, в местных халупах, вроде тех, в которых располагались прачечные. Ловили рыбу, плавали на лодках в море, занимались в зале, может, клеили туристок — наверняка… Интересно, Тоня могла бы с тайцем? А Лена? Поморщился. Но всё же позавидовал простой и неприхотливой, лишённой сложностей жизни местных. Надо бы вернуться сюда завтра перед работой.

А хотел бы он себе такой жизни, как у этих ребят? Плохо получалось представить, что он будет жить так всегда. Пара недель — и начинали надоедать однообразные запахи на улице, пальмы, солнце, кусок пляжа… Мир казался искусственным. Чем-то временным, ненастоящим. «Это красивая декорация», — сказала как-то Тоня, и Джеймс понял, что это точное определение — именно так он и ощущал. Декорация. Не жизнь. А жизнь где-то в другом месте. Она иная. О чём-то другом. И он ездил по миру и искал, о чём эта жизнь. Иногда казалось, что нашёл. Вот оно. Всё понятно. Жизнь о том, чтобы быть здесь и сейчас. Делать то, что он делает, не усложнять ничего, быть счастливым.

Джеймс вырвался, избавился от гнёта всего, что преследовало его в детстве, когда он был маленький и не мог выбирать, зависел от родителей, от их образа жизни. Сейчас ничто не напоминало ему то существование, которое составляло смысл жизни его родителей. То, от чего он всегда хотел убраться, сбежать. Но потом радость притуплялась. Изнутри, откуда-то из глубины ползла ядовитая мысль: ощущение обмана, какой-то призрачной лжи. Словно что-то нашёптывало ему, что никуда он не сбежал, ничего не исправил, ниоткуда не вырвался. Всё то же самое. Снова и снова. Пейзажи другие, а так — бесконечный день сурка. Разве только он вышел за пределы отдельно взятого города с аккуратными частными домишками, зелёными тихими улочками, покосившимся пожарным гидрантом и поворотом, из-за которого вот-вот должна показаться машина отца, и разросся до масштабов всей земли: морей и континентов, гор, долин, рек, миллиона городов с шумной пёстрой жизнью или тихим неторопливым бытом, людей — десятки тысяч лиц. «Но всё-таки это довольно неплохой день сурка, — подумал он, — не то, что в детстве». Мало кто мог похвастаться такой свободой.

И тут предательски дрогнуло сердце. Словно чья-то чужая мысль нарушила его обычное спокойствие. «А ты уверен, что так будет всегда?» — прозвучал в голове незнакомый голос. Он даже остановился около лоточника, который продавал сумки за десять батов, так что тот подлетел к нему в расчёте на покупателя, но Джеймс смотрел мимо. Он почувствовал сомнение: ничего нельзя гарантировать, ни на что нельзя рассчитывать. Вчера ещё выстроенная им система казалась надёжной и верной, а сегодня пропала одна дурацкая деталь — куда-то делся придурок Эстебан, а ведь таких придурков ещё поискать надо! — и всё вдруг сделалось неустойчивым, зыбким. Джеймс почувствовал, как и его собственная уверенность поплыла, начала размываться… Ну уж нет! Он взял себя в руки. Эмоциями тут не поможешь. Нет смысла себя дёргать. Нужно успокоиться и искать решение.

Жара гнала с улицы в тень, под навес.

В первом же подвернувшемся баре ему встретился Шон. Тот сидел перед наполовину пустым бокалом, откинувшись на диванчик, и смотрел перед собой. Рядом расположилась длинноволосая блондинка, которая что-то оживлённо ему рассказывала, время от времени потягивая через трубочку тропический коктейль сложной композиции, больше похожей на икебану. На фоне её оживлённости Шон производил впе- чатление человека, который вроде бы и внемлет ей, но одновременно находится в отключке, не особо отдавая себе отчёт в том, что происходит вокруг.

Зрелище показалось Джеймсу забавным. Он направился к ним.

— Здоро́во, Шон! Как ты поживаешь? Вижу: неплохо!

Шон посмотрел на него, и взгляд его слегка прояснился. Девушка замолчала и тоже с интересом уставилась на Джеймса.

— Я ещё не ложился. Познакомься, это Кейти, — кивнул он на спутницу. — Кейти, это Джеймс.

— Привет! Он решил идти на рекорд. Мы поспорили, что он не выдержит сутки без сна, продолжая ходить по барам.

— Пока я выигрываю, — вставил Шон.

— Пока — это ключевое слово! — улыбнулась Кейти.

— Я вижу, — кивнул Джеймс. — Мне тоже интересно, как это у него получится с учётом того, что наш добрый друг Шон должен сегодня до вечера кое-что мне сделать.

— О чём речь, чувак? Я, похоже, много кому чего наобещал.

Шон засмеялся. Джеймс не сомневался ни секунды, что тот даже не вспомнит вчерашнего разговора.

— Хм, кажется, мы говорили о новых аккаунтах. Но это, безусловно, мелочи. Всего лишь твоя работа, которая позволяет тебе неплохо жить тут, на острове.

— А, ты об этом… Я переговорил со своими людьми в Дублине. Они обо всём позаботятся, аккаунты будут у нас в лучшем виде. Оста-лось только Колина дёрнуть.

— А чем вы, ребята, занимаетесь? — заинтересовалась Кейти.

Джеймс ответил.

— Значит, вы игроки! Один мой знакомый тоже играл, но я что-то не замечала, чтобы особо выигрывал, кажется, больше терял на этом.

Джеймс усмехнулся, а Шон наконец повернулся к ней, сделав над собой усилие, чтобы в принципе пошевелиться.

— Мы не такие, как все эти ребята. Они понятия не имеют, что делают, — сказал он с лёгким самодовольством.

— А вы, получается, имеете? — подначивала его Кейти.

— Этот твой друг, например. Чем он вообще занимается? Часто ли он ездит по миру?

— Ничем особо не занимается, кажется, работает менеджером в магазине и ни разу не был за пределами страны, насколько мне известно.

— Вот и я о том. А я побывал уже на всех континентах хотя бы по разу, — сказал Шон важно. — Про Джеймса я и вообще не говорю — лучше сама его расспроси, но только он и сам, наверное, не помнит всех мест, где был.

— Вы, я вижу, крутые ребята. — Кейти посмотрела на Джеймса, тот уловил еле заметную насмешку в её голосе.

— Мы обычные ребята. — Джеймс быстро прикинул расклад и решил, что самое время разыграть карту скромности. — Просто мой добрый друг Шон находится в состоянии некоторой интоксикации и совсем забыл, что если он в ближайшее время не откроет новые аккаунты у букмекеров, то он не только крутым парнем не станет, но и вовсе превратится в лузера. А, Шон?

— Да что ты привязался? Всё схвачено. Остался только Колин, и он должен сегодня прислать скан документов.

— А что, разве наш друг Колин не прислал его вчера? Эй, Шон, этот друг что-то не очень быстрый. Надо бы его поторопить.

— Я ему уже сказал, он должен всё прислать, — неуверенно ответил Шон.

— Ты ему всё сказал, да? Ага, понимаю, понимаю. — Джеймс вскинул бровь. —   А потом окажется, что у Шона нет свободного аккаунта, и целый день мимо, потому что Шон не может работать, потому что его друг Колин, хороший ирландский парень, не прислал ему свой «ай-ди», а наш друг Шон, другой хороший ирландский парень, не позаботился о том, чтобы его заполучить. И что в итоге? Шон сидит весь рабочий день без дела и ничего не может! Только и видеть, что хорошие ставки пролетают мимо него на мониторе, а его банковский счёт всё так же пуст. Вот он какой хороший парень, этот наш Шон. Но зато, — и тут Джеймс повернулся к Кейти, — у него будут все шансы выиграть ваш спор.

— Слушай, я ему сказал. Чего ты распаляешься? Он всё пришлёт, — буркнул Шон.

— Я распаляюсь? О, посмотрите-ка! Этот наш хороший парень
Шон считает, что Джеймс тут распаляется. Только хороший парень Шон почему-то не думает, что, после того как хороший парень Колин пришлёт «ай-ди», нужно будет ещё многое успеть сделать: открыть счёт, настроить его, — а там тоже могут быть проблемы. Готов поспорить, что к началу работы сегодня у хорошего парня Шона ничего не будет готово. Ставлю ужин в пабе на это!

— Принимаю. — Шон смотрел на Джеймса. — Похоже, кто-то будет кормить меня ужином. Неплохо.

— Да, неплохо. Только ужином кто-то будет кормить меня. Мне, кстати, понравился тот бар, где мы сидели вчера. Рагу там было достойное.

Джеймс старался казаться несерьёзным, но его уже затапливало холодное бешенство, оттого что Шон не понимал, чем для них может обернуться его беспечность. Он словно был один взрослый среди ин-фантилов, которых приходилось водить за ручку, по десять раз обо всём напоминать, словно только одному ему было важно, как у них идут дела.

Кейти засмеялась.

— Ну ты ужасный! — сказала она Джеймсу. — У нас уже был один спор, зачем ты втянул его в ещё один? Так нечестно. Я была первая!

— О, дорогая, мне жаль тебя разочаровывать, но ты не была первой, — сказал Джеймс, и они с Шоном одновременно расхохотались.

— О боже, вот вы придурки! Лучше скажи, а девушки могут поучаствовать в вашем этом беттинге? — Кейти не собиралась обращать внимание на его выпады.

— Ну как тебе сказать… — Джеймс улыбнулся.

Он подумал про огромный список женских имён в своей телефонной книжке. Было где развернуться, если бы так просто можно было открывать счета на девушек. Основная проблема заключалась в том, что женщин в бизнесе встречалось крайне мало. Почти все женские аккаунты вызывали мгновенное подозрение и блокировались очень быстро. Он вспомнил, как однажды попросил француженку в Канкуне одолжить ему паспорт, чтобы открыть на неё аккаунт. Они познакомились незадолго до этого. Хиппи в развевающихся юбках, со спутанными волосами и красивым телом, скрытым за идиотскими ньюэйджевыми тряпками, она жила вне мира удостоверений и паспортов. Но паспорт у неё всё же имелся, и она, не задумываясь, протянула его Джеймсу как какую-то ненужную бумажку, когда он попросил её об этом однажды днём, после долгого, очень долгого секса. Она явно была под чем-то — эти хиппи вечно ходили то укуренные, то нажевавшись листьев, то ещё бог весть под чем. Он долго не мог кончить, то откидывался на спину, то снова тянулся к ней. Вроде и хотелось, и было лень. Желание то поднималось в нём, то вдруг отпускало. Джеймс списывал это на сильную простуду, которую перенёс накануне, — та всё ещё давала о себе знать. Когда его отпускало, а француженка входила в собственный ступор и просто лежала пластом сверху, в голову закрадывались мысли о работе и о том, что даже если с сексом всё так странно, можно попробовать предложить ей побыть подставной. Купит себе ещё травы или что ей там надо. Может, красивое платье, чтобы подчёркивало фигуру.

Всё же она была очень миловидная, хотя и лохматая и слишком дикая для Джеймса. Ему невзначай приходилось тащить её в душ под видом, что он очень любит делать это вместе под бегущими струями воды. Они всё-таки кончили в тот день, и оргазм после всех взаимных терзаний оказался вялым пшиком, последней слабой вспышкой перегоревшей лампочки. Он понял, что эта история близка к завершению.

Её аккаунт закрыли сразу, как только он его создал. Видимо, лохматая француженка, собиравшаяся делать ставки на американский бейсбол, даже при очень большом допущении её интереса и к данному виду спорта, и к игровому бизнесу вообще, не могла расположить к себе сердца и умы администраторов сайта.

— С иностранками обычно проблемы, — сказал ей Джеймс, — но ты американка… Ты случайно в школе не играла в команде по софтболу?

— Нет, но правила знаю и могу притвориться. А ты, смотрю, хорошо разбираешься в иностранках.

— У него подружка русская, — вставил Шон.

— Русская девушка? Как экзотично! — Джеймс видел, что Кейти изучает его лицо.

— Не более экзотично, чем тайки, — парировал он и бросил многозначительный взгляд на Шона, который Кейти наверняка заметила. — А если учесть, что я сейчас живу в России, то и вовсе ничего экзотичного, скорее, естественно. Значит, думаешь подзаработать ставками? А чем ты вообще занимаешься, если не секрет?

Кейти снова рассмеялась.

— О, Джеймс! Ты мне нравишься. Я работаю в Американской академии педиатрии. В их офисе в Вашингтоне. Перевелась туда из Итаки в Иллинойсе.

— Эй! — Шон словно проснулся и повернулся к ней. — Тебе нравится он?

— Вы мне оба нравитесь, ребята, и я предлагаю двинуть отсюда на гору, к статуе Будды. Вы уже были там?

— Нет, но если Американская академия педиатров рекомендует, то обязательно, — сказал Джеймс.

Расплатившись, они выбрались на жару. Шон передвигался неуверенно, слегка пошатываясь. Бессонный алкогольный марафон на спор стал на нём сказываться.

Когда они поднимались по крутой каменной лестнице где-то между домов, Кейти, споткнувшись, инстинктивно подхватила Джеймса под руку. И не отпустила. Он почувствовал, как она прижимается к нему ближе, словно боится упасть. Падать там было некуда. Он усмехнулся про себя. Шон плёлся чуть позади.

— Значит, ты встречаешься с русской девушкой? — спросила она.

— Да, мы познакомились в России.

— И она сейчас там?

— Нет, она здесь, встретилась тут с другими русскими и уехала на экскурсию по островам.

— А ты почему не поехал?

— Не захотел. Я не очень люблю все эти организованные экскурсии.

— Я — тоже. Предпочитаю всё сама осматривать, не связываясь ни с кем.

— Так интереснее и ни от кого не зависишь. Шон, ты как там? У тебя всё в порядке? — Тот отставал и, казалось, снова выключился из происходящего.

— Я в порядке, — отозвался Шон.

Они чуть постояли, дожидаясь его. Кейти отпустила его руку. Они не смотрели друг на друга.

— Как тебя вообще занесло в Россию? — снова спросила она. — Я слышала, что они там все расисты и сексисты.

— Ну, как белому мужчине лично мне это ничем не грозит. Но если серьёзно, я ничего такого не заметил пока. Просто они другие.

— Тебе там нравится?

Он немного помолчал, словно размышляя над вопросом. Вспомнил лето. Бары. Марину, Кристину, Женю, Олю. Старинные дома и широкие проспекты. Дожди и пыльную жару. Подумал о Тоне, которая спала рядом.

— Там всё другое, чужое, но мне нравится. К тому же у меня нет чувства, что где-то есть моё. Что вообще есть такое место в мире, про которое я мог бы это сказать.

— А как же Сиэтл? Ты же там вырос? Там твоя семья.

— Там вырос, и там моя семья, — повторил он за ней.

— Но?..

— Но я не чувствую это место своим да и с семьёй практически не общаюсь. С сестрой разве что.

— Родители?

— Их уже нет в живых.

— Мне очень жаль.

— Всё нормально.

Они помолчали.

— Иногда мне кажется, что в России есть что-то такое, чего у нас почти не осталось. Они такие… более консервативные, что ли.

— Например?

— Побольше классических отношений между людьми, поменьше маргинальных левых идей.

— Ты голосуешь за республиканцев?

— Я давно не голосовал из-за того, что много езжу, а так сложно сказать. Наверное, в современных условиях республиканцы мне понятнее. Но я всё же привилегированный белый мужчина, у меня выбор ограничен. А ты?

— За демократов, но не радикальных. Республиканцы держатся за мир, которого больше нет. Они игнорируют реальность.

— Увлекаешься политикой?

— Предпочла бы не увлекаться и чтобы люди находили общий язык и принимали тех, кто отличается от них. Но у меня на работе сложно в полной мере избежать этого. Академия, например, поддерживает смену пола подростками, если им поставлен диагноз гендерной дисфории. Можешь представить, не всем это нравится.

— А тебе? Ты не находишь это странным?

— Я нахожу странным, когда на человека давят и навязывают ему некое поведение, образ жизни и мировоззрение, которые ему не близки. И неважно, о чём речь, о восприятии своего реального пола или того, чем ему в жизни заниматься, быть религиозным или атеистом, какую слушать музыку, носить одежду. По большому счёту это всё об одном и том же.

— Но что такое реальный пол? Реальный — это тот, что у тебя есть, биологический. Остальное — какие-то психологические конструкции. Мне непонятно, почему людей, которые считают себя кем-то другим, Мадонной, например, или там Бэтменом, лечат, а тех, кто считает себя существом другого пола, — нет и потакают им. Это бред, по-моему, отклонение.

— А что страшного, если ты считаешь себя Бэтменом?

— Ничего. Просто ты не Бэтмен.

— По-моему, если это не причиняет вреда окружающим, то никого не должно касаться, кем ты себя считаешь. Хочешь Бэтменом — пожалуйста. Только ты всё переводишь в шутку, а люди на самом деле страдают, осознав, что родились не в том теле. Мы видим истории таких детей. У них должна быть возможность исправить ошибку природы. Джеймс подумал, что именно от этого он и уехал в своё время. Этот непередаваемый левый бред, которым пропиталось всё общество, захватил всё публичное поле, в то время как нормальные люди сидели и не могли порой слова сказать без того, чтобы их тут же не обвинили в расизме, сексизме, шовинизме и в чём-нибудь ещё. А иногда просто молчали, потому что в какой-то момент становилось понятно, что спорить с бесноватыми бессмысленно. Впрочем, бесноватые могли быть с любой стороны. И иногда он думал, что именно это вызывает в нём больше всего желания потроллить — абсолютная надменная убеждённость другого в своей правоте. Троллить Кейти ему почти не хотелось. На бесноватую она похожа не была, но эти благостные идеи…

— Возможно, тебе стоило бы пожить в других странах, посмотреть, как и чем живут там люди. Иногда кажется, некоторые вопросы, которыми одержимы у нас, так далеки от жизни большинства людей на планете.

— А ты не думал, что это потому, что мы более прогрессивны и многие другие страны и общества просто ещё не доросли до такого уровня самосознания?

— Вот вопрос. Это они не доросли или мы ушли совсем куда-то не туда, в выдуманный мир искусственных проблем?

— Ребят, задолбали о политике говорить, — прервал их Шон. — Мы в Таиланде, на острове, а не на дебатах на Си-­Эн-­Эн!

— Шон, в кои-то веки я с тобой согласен — и даже сам удивлён этому, — сказал Джеймс.

— Да пошёл ты! Вы, ребята, можете любой разговор свести к чёртовой политике и вашим бесконечным спорам.

— О, Шон, извини, мы, американцы, совершенно несносные: уезжаем из страны, чтобы отключиться от наших проблем, но потом на отдалённом азиатском острове находим друг друга, чтобы снова погрузиться в наши бесконечные выяснения того, кто более прав. — Кейти повернулась к Шону и повисла у него на плече. — Долго ещё до статуи Будды? Я хочу приобщиться к мудрости Востока. Может, что-то наконец прояснится. Я всё пойму и уйду от мирской жизни в монашки.

— Только не спеши, — сказал Шон, — мы ещё с тобой не закончили.

— О, Шон, да мы ещё даже не начали!

Так они шли дальше, переговариваясь. Джеймс искоса посматривал на Кейти. Они уже успели замутить с Шоном? Она явно была не в его лиге. Как она им вообще заинтересовалась? Ничего девчонка, но эти все идиотские левые идеи. И это она ещё сказала, что не радикалка. Вообще в среднем американки в массе своей испорчены. Кейти — ещё не худший вариант. Она ему нравилась. Но на фоне всех других, которые были вокруг… То, чего не хватало Тоне, Лене, лохматой француженке и многим другим, — это отсутствие общего контекста с Джеймсом. Вот с Кейти они сразу всё друг про друга понимали. Без лишних слов. Это одновременно и плюс, и минус.

Они дошли до первой смотровой площадки. Потом направились выше. Кейти оставила их и убежала вперёд. На второй площадке Джеймс оглядел остров и вид двух бухт, врезающихся в него с двух сторон. Его внимание вновь привлекла проплешина в скале по другую сторону от поселения. Словно кто-то смотрел на него оттуда и звал его.

Кейти давно убежала на самый верх, когда он двинулся дальше за ней. Шон до этого молчавший, вдруг обратился к нему.

— Как тебе Кейти?

— Как мне Кейти, хочет он знать, — передразнил он Шона.

— Хватит прикалываться, чувак. Я не просто так спрашиваю.

— Она милая, хотя левые идеи немного портят общее впечатление.

— У нас с ней что-то было сегодня… Я хочу попробовать дать этому шанс.

— Оу! У вас с ней что-то было! Ты хочешь дать этому шанс!

— Чёрт, Джеймс, ты задолбал уже.

Тот расхохотался.

— Да нет, мой дорогой друг Шон, я рад за тебя. Какая она там по счёту в твоих списках?

— Блин, в этот раз всё не так…

— И ладно. И хорошо.

— Ну, ты понимаешь, да?

— Что я понимаю?

— У тебя Тоня, — Шон запнулся, подыскивая слова. Джеймс терпеливо выжидал. Он знал, куда тот клонит, но решил посмотреть, как Шон будет выпутываться и подбирать слова. — В общем, я хочу попробовать с Кейти. Надеюсь, ты понимаешь и мне поможешь… Ну или не будешь мешать.

— Шон, — Джеймс заговорил серьёзным голосом, — конечно, я всё давно понял и ничему не мешаю, хотя на твоём месте я бы больше обращал внимание на то, что нужно ей, а не на то, буду я тебе как-то мешать или нет. В конце концов, за неё я отвечать не могу. Мне от неё ничего не нужно, если ты это имел в виду, потому что ты прав: у меня есть Тоня, да и вообще это всё не конец света. Но одного я жду от тебя.

И Джеймс остановился и резко повернулся к Шону, уставившись на него со всей серьёзностью, так, что тот от неожиданности тоже остановился как вкопанный и посмотрел на него с некоторым недоумением и даже испугом. Джеймс наслаждался эффектом и сдерживался, чтобы не рассмеяться.

— Очень важную вещь, ты понимаешь? — Он смотрел на Шона.

— Сейчас не совсем. Ты о чём?

— Не могу поверить, что ты уже забыл!

— Забыл?.. — Шон был совершенно растерян.

— Я вижу, что начисто. — Он изобразил разочарование. — Хорошо, я напомню. Я ожидаю выполнения спора, только и всего. И больше ничего.

— Какого спора? — Теперь Шон явно перебирал в памяти, что, когда и в каком состоянии он мог проспорить Джеймсу.

— Спора, который мы заключили полтора часа назад. О том, что ты обязуешься открыть новый аккаунт к началу рабочего дня сегодня. Или — с тебя ужин, — наконец закончил он.

— Чёрт, Джеймс, я было подумал… Ну да, конечно! Договор. Только, как я и сказал, ужин с тебя.

В этот момент они увидели Кейти, которая бежала к ним сверху.

— Ребят, а где Будда?! Там его нет!

— Какой Будда?

— Ну как, Большой Будда — он же должен быть здесь…

— Ну вот, Будды нет. Я всегда говорил, вся религия — ложь, — вставил Джеймс.

Кейти расстроилась.

— Значит, я теперь не познаю мудрость и навсегда останусь тупой!

— Подожди, — очнулся Шон. — Большой Будда?

— Ну да! Его нет!

— Так он же на Пхукете.

— Что?!

— Статуя Большого Будды на Пхукете, не здесь. Я знаю, я туда доезжал пару раз.

— Ну вот, — сказал Джеймс, — смотри, Кейти, держись Шона, и ты найдёшь Большого Будду. Шон — твой проводник в мир мудрости.

— О, Шон, ты обещаешь взять меня с собой? — Она повернулась к нему.

Джеймс усмехнулся, видя, как Шон кивает, светясь от радости. Кейти была милая, но, в конце концов, мало ли таких Кейти, а у него — Шон был прав — была Тоня. Всё ещё была Тоня. Но почему-то он вдруг совсем не обрадовался этому факту.

 

* * *

            Тоня вернулась из поездки поздно. Лена с Сашей пошли к себе в отель.

Он как раз собирался идти ужинать с Шоном. Они планировали поработать у того в номере — он даже перебрался в их отель для удобства.

Шон, конечно, проспорил ему.

В половине восьмого всё ещё сидел бездельно в Интернете. Джеймс сразу понял, что тот ничего не сделал.

— Как там у нас дела, у нашего друга Колина? — спросил он.

Колин не был их другом. Это был один из многочисленных ирландских приятелей Шона, который в Дублине промышлял какими-то полулегальными делишками. Дела у него шли не очень, и он был не прочь кинуть себе в карман пару сотен баксов, поэтому и согласился быть их подставным игроком.

— Должен прислать паспорт. — Джеймс видел, как Шон напрягся, но продолжил сёрфить Интернет, попивая пиво.

— Кажется, я что-то такое уже слышал. Пару часов назад.

— Я с ним переписывался недавно.

— Понятно. Кстати, знаешь, что я подумал? Я бы съел сегодня что-то у итальянцев, пиццу или пасту.

Шон промолчал. Джеймс усмехнулся. Время шло.

Через несколько минут он услышал, как Шон говорит по телефону: «Как там с паспортом? Я уже готов открыть счёт». Ещё немного спустя он произнёс вслух, ни к кому не обращаясь, но так, чтобы Джеймс слышал:

— Так, паспорт есть.

Джеймс ждал.

Он знал, что Шон сейчас пытается открыть аккаунт. Это почти никогда не удавалось сделать одним махом. Джеймс встал, чтобы выпить воды, и посмотрел на экран Шона. Тот переписывался с администратором сайта. Пускай, может, после этого вобьёт себе в голову, что надо делать всё вовремя и не быть лохом.

— Как успехи? Наш друг Колин в деле?

— В деле, — сказал Шон без уверенности в голосе. — Счёт готов, только сайт чуть подвисает, сейчас мне админы подтвердят — и всё готово…

— Сайт подвисает, — задумчиво повторил Джеймс. — Семь часов пятьдесят восемь минут.

— Подтверждение сейчас будет!

— Семь часов пятьдесят девять минут…

В воздухе повисла тишина.

Только и было слышно, как Шон кликает мышкой, обновляя сайт.

— Восемь часов, Шон, — объявил Джеймс. — Ты проиграл.

— Аккаунт открыт, подтверждение сейчас будет.

— С неподтверждённого аккаунта тебе никто не даст делать ставки. Ты проиграл. Аккаунт не готов.

— Готово! — вдруг вскричал Шон. — Подтверждено! Так что сегодня попрошу пинту «Гиннесса» в пабе, и ещё очень хочется рёбрышек.

— Восемь часов три минуты, мой добрый друг Шон. Мне очень жаль — ты проиграл.

— Мы договорились, что к началу рабочего дня всё будет. Всё готово. Рабочий день начинается сейчас, ты же не будешь придираться из-за трёх минут?

Но Джеймс знал, что не собирается спускать Шону даже эту мелочь. Этого парня следовало немного проучить. Он должен наконец понять, что даже от таких мелочей зависит исход их дел.

— Мы договорились на восемь часов. Не на восемь часов одну минуту. Не на восемь часов три минуты. Ставка есть ставка. Учись принимать проигрыш с достоинством. И спасибо за ужин.

За ужином в итальянском ресторане Шон хмурился и почти не слушал Тоню, которая рассказывала про поездку.

Они сидели все вместе, и Джеймс думал, что они представляют собой очень странную компанию. Три русские девушки, две из которых с трудом говорили по-английски и явно не понимали и половины разговора. Тоня, которой, возможно, лучше бы сейчас не было, но в то же время она играла роль связующего звена, недовольный ирландец Шон и его соотечественница левых взглядов, что обычно сразу бы означало сворачивание общения, но в этот раз почему-то нет, его это не напрягало, да, впрочем, и неважно — это были проблемы Шона. Не его.

— Эти экскурсии для туристов похожи одна на другую, — говорила Тоня. —         Хочешь посмотреть отдалённый волшебный уголок, но ощущение, что попал в пробку на Невском в час пик. У всех фиксированное количество времени, чтобы выполнить обязательную программу. Покормить обезьянок. Поплавать пятнадцать минут с аквалангом. Сфотографироваться на фоне раскидистого дерева, которому несколько сот лет. Обязательно выпить в определённой кафешке, куда тебя подведёт гид, и купить сувенир в конкретной лавке, потому что гид на проценте от продаж. И дальше. К следующей точке. Иногда дают пару минут для себя — просто погулять по острову, для удовольствия, но какое тут удовольствие, когда вокруг тебя толпы туристов заняли всё пространство и фотографируются. Едешь куда-то ради красоты, хочешь побыть там, соединиться с природой… А вместо этого — ты в этаком тайском «Макдоналдсе»!

— Я бы лучше пошёл в «Макдоналдс», — буркнул Шон.

— Я в переносном смысле…

— Не обращай внимания, просто Шон сегодня кое-что проспорил.

— Я выиграл спор, ты просто придираешься.

— Ну давай спросим у Тони?

— Забей.

— Тоня, а ты что думаешь? — улыбнулся Джеймс. — Как бы ты рассудила?

— Что спросим? Какой спор? — не понимала Тоня.

— Да ладно, хватит. — Шон повернулся к нему.

— А что, давай узнаем у всех. Пусть другие решают.

— Хорошо, — вдруг согласился Шон.

Джеймс рассказал всем ситуацию.

— Всё понятно, — первая сказала Саша, — вы договорились на точное время. Раз к этому времени все условия не были выполнены, значит, по сути, сама задача не была выполнена. Значит, всё. Проиграл. Обидно, конечно, но если уж начистоту.

— Счёт был открыт, — вмешался Шон.

— Но не подтверждён, — уточнил Джеймс. — Если не подтверждён, то его всё равно как нет. Делать ставки ты с него не сможешь, а значит, работа накрылась.

— Ну вот, — кивнула Саша.

— Я согласна с Сашей, — сказала Лена. — Мне кажется, Джеймс прав. Смысл же в том, чтобы можно было работать. Например, я думаю о том, что у нас на работе можно сделать декларацию, всё правильно там отметить, но если ты её подашь даже на день после крайнего срока, то тебе начислят штраф. Времени на подготовку даётся достаточно, так что если ты оставляешь всё на последнюю минуту, то это уже твои проблемы. Значит, ты сам ошибся в планировании и несёшь за это ответственность.

— Спасибо, Лена.

— Я понял, ребят, вы все считаете, что я проиграл. Ну пускай так, я всё равно не согласен, — не сдавался Шон.

— Кейти, а ты как бы рассудила?

— Не знаю, — она пригубила коктейль. — Разница во времени несущественна — восемь вечера и восемь часов три минуты? Ну слушай, это ерунда, это могла бы быть с таким же успехом ошибка — сбилось время на часах. В общем, если речь шла именно о том, чтобы успеть сделать что-то до работы и не нарушить рабочие планы, то некритично. Но ты решил пойти на принцип. Возможно, у тебя какая-то претензия к Шону и ты хотел что-то ему доказать.

— Возможно.

— Да ничего он не хочет доказать! — вмешался Шон.

— Но, может быть, — продолжала Кейти, не слушая их, — тебе просто нравится управлять людьми. Любишь всё контролировать и быть самым большим боссом.

И потом она посмотрела на него.

А он посмотрел на неё.

— Тоня, а ты что думаешь? — Он повернулся к ней, потому что всё это время она молчала.

— Мне кажется, Шон, ты не проиграл, но Джеймс решил тебя проучить, уж не знаю почему. Тебе виднее.

— Вот я и говорю! — снова оживился Шон.

Джеймс только усмехнулся.

— Тоня, ты должна быть на моей стороне.

— Я на твоей стороне. Я просто стараюсь видеть ситуацию объективно.

— Как бы ты рассудила?

— Ну, формально, конечно, ты победил, но можно было бы быть не таким категоричным и зачесть Шону победу. В этот момент все заговорили одновременно. Шон издал победный возглас. Саша с Леной начали говорить, что не согласны.

Тоня пыталась оправдаться.

Кейти взяла Шона за руку и сказала:

— Да не всё ли равно, не обращай ни на кого внимания. В конце концов это просто ужин. Ну угости его.

Джеймс почувствовал укол.

— Особенно если обычно бывает наоборот, — сказал он, но в общем шуме голосов никто, кроме Кейти, это не услышал.

Она посмотрела на него:

— Ты всё-таки любишь управлять людьми, да?

— Нет. Почему ты так решила?

Потом они сидели и обсуждали, как им уже надоело в деревне и надо выбраться из неё, исследовать другие части острова. Тоня сказала, что на другой стороне острова есть отличный пляж Лонг Бич и народу там меньше, а природы — больше. Можно поехать туда. Все как-то быстро подхватили эту идею.

Ехать договорились в понедельник, когда у Шона и Джеймса будет перерыв в работе.

Он смотрел на Лену в белом ажурном платье. Она немного загорела. Шлёпки на плоской подошве, серёжки из ракушек. Сегодня никаких нелепостей в русском стиле. Кейти в шортах и футболке без рукавов, купленных тут же, на острове. Повсюду висели эти футболки с индийским слоном. Волосы девушки выгорели и чуть лохматились — она собрала их в небрежный пучок. Всё же она очень даже. Повезло Шону. Сначала показалась Джеймсу простушкой, но сейчас он рассмотрел её. Европейки и американки умели быть небрежными и сексапильными одновременно. Американки хуже и легко переходили грань с неряшливостью, но некоторые умели. Такие как Кейти. Он знал, что она понимает, какой эффект на самом деле оказывает эта небрежность. Русские, наоборот, всегда пытались сделать всё идеально, а получалось чересчур. Тоня вот тоже умела соблюсти баланс. Джеймс оглянулся на неё. Милая, но… что-то было не то. Словно перестало цеплять его. Он бы хотел, чтобы цепляло, но уже знал, что не сможет ничего с собой поделать. И заставить себя не сможет. Пусть идёт, как идёт. Он не будет ничего ни торопить, ни тормозить. То, что сейчас есть, то и есть.

Тоня рассказывала, что на Пхукете они проезжали на экскурсионном автобусе через местную деревеньку и она увидела, как в открытом окне дома мужчина схватил за волосы и дёргал к себе женщину. Она успела увидеть перекошенное от боли и крика лицо, и автобус проехал мимо.

— Какой ужас! — сказала Кейти.

— А главное — непонятно, что делать, когда случайно видишь такое. Ты же совершенно посторонний человек, но словно нельзя проходить мимо. А мы уже уехали. Я сказала девчонкам, но они ничего не видели.

— А что тут сделаешь? — Шон пожал плечами.

— Я вот не знаю, может, надо было сказать водителю вернуться? — Тоня посмотрела на него.

— Да не стал бы никто возвращаться. Странно, конечно, тайцы — народ мирный, но всякое бывает, — продолжал Шон.

Неожиданно разгорелся спор.

— Шон, это же домашнее насилие! — сказала Кейти. — Представляешь, может, то, что Тоня увидела, — это единственный шанс этой женщины!

— И что бы она сделала? Ворвалась в чужую жизнь? Местные наверняка ходят мимо и видят это каждый день…

— Вот именно! И никто ей не поможет! — перебила его Кейти. — Почему тебе это так важно? — Джеймс с интересом разглядывал Тоню.

— Я бы не хотела, чтобы кто-то прошёл мимо, когда мне плохо или со мной происходит что-то не то. — Она посмотрела на него.

— А с тобой происходит что-то не то? — спросил он.

Тоня не ответила.

— Если что-то не так, то главное — не молчать, — сказала Лена, — надо найти помощь.

— Так и есть, Лена, — снова заговорила Кейти. — Но в жизни бывает по-разному. Со мной однажды что-то происходило, но никто не пришёл и не помог мне, хотя, как я поняла, когда выросла, многие видели, что происходит что-то не то. Но когда это происходило, я не понимала этого, а другие… позволили всему происходить.

— Какие-то психологические штучки. — Шон поёрзал на стуле.

— Звучит как предательство, — сказала Тоня.

— Я сейчас понимаю, что это и было предательство. Когда самые близкие люди оказываются источником угрозы, а ты, например, ещё ребёнок и не понимаешь, что происходит…

— Мне такое близко, — сказала вдруг Саша. — Если бы я могла в детстве кому-то пожаловаться. Но некоторые вещи казались нормой. Нас с сестрой избивали за оценки, если отец был пьян, но если трезв, то он был абсолютно нормальным. И как надо было к этому относиться? Такое детство было не у нас одних. Я даже никогда не задумывалась, что что-то не так. Только когда выросла, как-то стало приходить осознание, что это не норма. Да и то лишь в последние годы.

Все заговорили одновременно. Джеймс не спускал глаз с Тони. Она словно обдумывала что-то и молчала.

— Своё детство я провела в аду, но сейчас я ни с кем из моей семьи не общаюсь, — сказала Кейти.

— Мне так жаль, девочки. — Лена выглядела расстроенной.

— Чёрт, ребята… — попробовал встрять Шон.

— У тебя тоже есть такая история, да? — спросила его Кейти.

— О чём мы говорим?! С чего ты вообще взяла?

— Ты выглядишь расстроенным.

— Нет у меня никаких историй. О чём вы вообще?!

— Джеймс, а тебе такое знакомо? — обратилась к нему Лена.

— Мне? О, нет, нет, — сказал он.

Джеймс изучал их компанию. Все эти детские истории. Что там у них было? О чём они не говорили? На что намекали? Их били? Как Сашу? Издевались? Что там у Кейти? Сексуальный абьюз? Какой-нибудь дядя? Старший кузен? Папаша? Он не хотел об этом думать. Вообще не хотел. Они так носились со своими травмами и страданиями…

— Я чувствую, с тобой тоже что-то плохое произошло в детстве, — сказала Кейти.

Он улыбнулся.

— Ничего со мной не было. У меня было отстойное детство по другим причинам, но какое это сейчас имеет значение? Это в прошлом и меня не волнует. Даже вспоминать неинтересно.

Шон ухватился за его слова.

— Ребята, мы какую-то стрёмную тему затронули. Это всё как-то чертовски грустно. Я вам как ирландский парень говорю. Давайте лучше ещё по пиву. Чёрт! Ну серьёзно. Что было, того не изменить.

— Вот вы оба задницы! Чёрт, я уже жалею, что разоткровенничалась тут. — Кейти закатила глаза.

Напряжение спало. Им принесли ещё пива и коктейлей, и беседа ушла в обсуждение того, сколько разных иностранцев на острове и как они все отличаются.

Тоня в разговоре не участвовала, а потом вдруг сказала в одну из пауз.

— Всё-таки мне кажется, что мы иногда слишком быстро проскакиваем какие-то важные темы, комкаем их. Как будто мы настолько не в силах встретиться с чем-то сложным, что спешим всё обратить в шутку и обесценить. Лишь бы не соприкоснуться с чем-то, что мы не можем выносить. Раз — и уже болтаем дальше.

— Тоня, ты зануда! — сказал Джеймс.

— Возможно.

— Мы на отдыхе, эй! Таиланд, море, солнце, помнишь?

— Иногда я лучше побуду занудой. А то все такие весёлые. Об этом не говори, о том не говори. В этом обществе такое не принято. Не стоит портить настроение компании. Давайте говорить только о смешном и позитивном. Или о природе и погоде. Давайте всегда обходить острые углы. Давайте не преувеличивать. Давайте всё высмеем. Давайте всё обесценим. Зачем быть такими серьёзными? Вы что, шуток не понимаете? Не будь занудой. А может, иногда и стоит побыть серьёзными? Побыть занудами, а? Зато честно. И пофиг, что вокруг солнце и Таиланд.

— И эта Жанна д’Арк села на коня… — начал Джеймс.

— А я согласна с Тоней. Иногда надо прямо сказать, не заметая мусор под ковёр, — сказала Саша, — а то в итоге так всё и остаётся непрояснённым. Всё хорошо и замечательно, а мусор гниёт под ковром.

— Девушки, я готов говорить с вами честно и серьёзно хоть всю ночь. — Джеймс понял, что надо с этим заканчивать. — Но посмотрите на Шона — он скоро сознание потеряет от этих разговоров. Давайте проявим к нему сострадание.

Шон действительно выглядел так хмуро, как будто ему сейчас станет плохо.

— Ладно, не будем больше, — проговорила Тоня. — Мне просто показалось важным это сказать.

Пора было возвращаться в гостиницу — рабочая ночь приближалась. Они попросили счёт.

Когда расходились, Джеймс чуть пропустил всех вперёд и задержался с Кейти.

— Слушай, извини. Я не хотел смеяться над твоим детством. Я повёл себя как мудак.

— Да ты вроде не смеялся. Это я что-то разболталась.

— Просто, кажется, я злюсь из-за того, что ты с Шоном.

— Я не то чтобы с Шоном, но и ты не один. — Она улыбнулась.

— Не один, да…

Они смотрели друг на друга.

— Чёрт, всё это странно… Ладно, забудь. Заходи позже, если захочешь посмотреть, как мы работаем.

Кейти внимательно посмотрела на него.

— Договорились, — сказала она.

 

* * *

            — Ты здесь, но как будто бы совсем не здесь, не со мной.

В номере Тоня села на кровать и смотрела на него, пока он думал, что захватить с собой к Шону, чтобы не возвращаться. Оживление, что он ощущал за ужином, улетучилось. Как будто они пришли домой после светского раута, где надо было держать лицо и демонстрировать всем успех и бодрость, а теперь больше не надо притворяться.

— Что ты хочешь сказать? Я же здесь.

— Пока здесь, но сейчас ты уйдёшь…

— Детка, я работаю, — сказал он примирительно. — Выходные все такие.

— Я знаю, но перед выходными было так же. Мы словно вместе, но не вместе, понимаешь? Мы приехали сюда отдыхать, и в этом было что-то романтичное для меня, потому что я ехала сюда с тобой. Я так хотела этого, потому что мы вместе, и это так здорово — поехать куда-то с тем, кого ты… кто тебе важен. А получается, что я одна. Как будто мы — просто группа друзей, которая тусуется, и я не чувствую, что мы вдвоём. Словно ты физически здесь, а мыслями, чувствами — где-то в другом месте. Не со мной.

— Я с тобой. Мы вместе. Мы — не просто группа друзей. Во всяком случае, ты. И мои мысли здесь. — Он понял, что нужно срочно что-то делать с этим, подошёл и притянул её к себе. — О, что это такое, мисс Антонина?

Он заглянул ей за спину, а когда она машинально оглянулась, поцеловал её и попытался опрокинуть на кровать, но она вырвалась.

— Подожди, Джеймс, пожалуйста. — Она не улыбалась. — Ты всё время шутишь, но мне не смешно, правда. Я давно об этом думала. На самом деле я это почувствовала ещё до отъезда. Всё надеялась, что мне кажется, что это из-за осени, дождей и депрессии, что мы приедем в лето и здесь всё будет иначе. Но здесь всё так же. И, честно говоря, даже немного хуже, потому что здесь так легко и беззаботно, что на контрасте только больше заметна твоя отстранённость.

— Нет никакой отстранённости, Тоня. Ты просто устала сегодня. Ложись спать.

— Даже секса стало меньше. — Она сказала это так, как будто это был её джокер, которого она вытянула и кинула перед ним.

— Меньше? Мы всё время в разъездах. И ты сама же отказываешься, помнишь?

У него тоже был джокер.

Накануне, когда он вернулся под утро после похода по барам с Шоном, она спала. Он не чувствовал усталости, а вместо этого ощутил прилив тепла, оттого что он не один, рядом есть кто-то, можно прижаться, обнять, заснуть вместе… Неожиданно очень захотелось её. Он повернул её, сонную, к себе, начал осторожно целовать. Она лежала неподвижно, спала. Подумалось, что она совершенно беззащитна и полностью его, и в этот момент он почувствовал, что она просыпается. Еле заметная перемена произошла в её обездвиженности, а потом она очнулась.

— Джеймс… нет. Джеймс… я сплю…

— Спи. Я осторожно, — он продолжал.

— Завтра рано вставать…

— Тсс… через час, я просто тебе помогаю проснуться…

Он не останавливался. Показалось, что она даже включилась. Двигалась в такт его осторожным движениям. А потом что-то произошло. Она резко открыла глаза и посмотрела на него в упор.

— Джеймс, я не хочу. Прекрати!

В голосе ни тени сонливости. Столкнула его.

— Тихо, Тоня, успокойся, всё в порядке. Не хочешь — не будем. Иди сюда.

Она не сопротивлялась, но он почувствовал сильную усталость. Секса больше не хотелось. Хотелось просто спать…

Сейчас она выглядела виновато.

— Не знаю, что на меня тогда нашло. Это спросонья, и надо было рано вставать.

— Я не обвиняю тебя, — сказал он. — Просто ты говоришь, что у нас совсем нет секса и я не с тобой, но это не так. Я с тобой и хочу тебя, просто иногда ты не можешь. А иногда не могу я. Например, сейчас. Мне нужно идти работать. Вот и всё. Не придумывай себе. Всё хорошо. Я очень рад, что мы здесь вместе. Ты первая девушка, с которой я так вдвоём путешествую.

Она кивала.

— Посмотри на меня.

Подняла глаза.

— Тоня, улыбнись.

Улыбнулась через силу. Глаза грустные.

— Перестань. Просто наслаждайся. — Он быстро поцеловал её. — Мне пора. Шон уже ждёт. Надо работать. Послезавтра поедем на тот пляж, куда ты хотела. Ты просто устала.

— Извини, Джеймс, наверное, и правда устала.

Она снова потянулась к нему. Несколько мгновений они целовались. Потом он взял ключи, телефон и вышел из номера. Когда дверь за ним захлопнулась, мысли его уже витали в предстоящих делах.

 

Глава 11

            «Ставка сделана», — сообщила программа.

Джеймс выдохнул, открыл файл с таблицей и внёс данные в аккуратные колонки, выделенные разными цветами. Формула сразу просчитывала возможный выигрыш и какая часть пойдёт ему, а какая — Сэму.

После каждой ставки он заходил в этот файл и записывал, сколько, на что и на каком сайте он только что поставил. Всё было рассчитано. Он привык вести строгий учёт. Понимал, что должен контролировать всё, что происходит на его многочисленных счетах, и поэтому упорно каждый раз после ставки дописывал в таблицу новую строчку. Он устал от бюрократии, которую взвалил на себя сам, но без неё никуда. Иначе… Он покосился на Шона. Тот сидел к нему спиной. На его экране шло видео, где рыжеволосый парень крутил в руках нож, открывал и закрывал его, трогал пальцем лезвие — камера наезжала, и лезвие увеличивалось до размера экрана. Шон не глядя поставил банку с пивом на стол. Та краем зацепила телефон, лежавший там же, вздрогнула, завалилась набок. Шон выругался и подхватил её, но часть пива успела выплеснуться на стол. Он попытался смахнуть его рукой, продолжая ругаться себе под нос. Джеймс готов был уже что-то сказать, но промолчал. Шон никогда не смог бы оценить ту чёткую систему записи данных, которую вёл Джеймс. Да что уж там, как и большинство горе-бетторов. Как бы хорошо он ни относился к Шону, Джеймс вдруг понял, что на него нельзя рассчитывать. В сущности — надо признаться себе честно — Шон был отличный парень, но не так уж сильно отличался от Эстебана. А это означало…

На экране появилась потенциальная ставка. Джеймс сосредоточился. Он начинал всегда с самых мелких, никому не нужных сайтов.

Скорее всего, они не сразу поменяют цену, а даже если и поменяют — какая разница, эти букмекеры никому не нужны, это мелкие конторы, на которые никто не ориентируется. То ли дело крупные игроки!

На крупных сайтах он ставил в последнюю очередь. Повезёт — не повезёт. Успеет — не успеет. Линии уже приходили в движение.

Крупные сайты отслеживали определённые счета. Если ты оказывался слишком успешным, непохожим на обывателя и вызывал подозрение, они наблюдали за тобой. Никто не хотел терять деньги. Никто не хотел, чтобы ты выигрывал. Будешь много выигрывать — они замочат тебя на раз. Ликвидируют счёт, закроют его, заморозят выигрыш. Иногда в тот же день, иногда через два месяца. Рано или поздно они всё равно его закроют. Джеймс всегда знал, что рано или поздно это закончится. Надо успеть до того, как всё прикроют, сделать как можно больше ставок, использовать ресурсы чужого аккаунта по максимуму.

Хорхе из Парагвая, Мика из Аргентины, Луис из Мексики. Луис ставит на этом сайте. Кто такой Луис? Он сам не знал. Он никогда не видел этого Луиса. Чем тот жил? Сэм знал его. Так кто этот Луис? Что он вообще собой представлял? Сегодня Джеймс был Луисом, а ещё Джоном из Канады, Питером из Нидерландов, Мигелем из Португалии, Яном из Таиланда, хотя на самом деле Ян был немцем, но жил в Таиланде. Его Джеймс знал немного. Страшный зануда и даже слегка социопат. Джеймс бы ни за что не имел с ним дел, если бы ему не нужны были дополнительные аккаунты.

Все они превращались в его аватары. Непонятные маски, голограммы, за которыми скрывался он. Иногда Джеймс задумывался: не берёт ли он на себя судьбу этих аватаров, хотя бы ненадолго? Но потом понимал, что на порядки выше их. Скорее, относительно них он представлял собой некий высший разум, который мог внедриться в любую физическую оболочку и несколько секунд жить через неё. Как бог. Иногда во сне ему снилась жизнь этих людей. Он словно был ими и в то же время знал, что сам по себе, что он — не они, он мог завладеть их мелким сознанием, а потом выбраться из него. От этих снов оставался лёгкий привкус повседневности и уныния. Скучные люди с однообразным ходом мыслей и однообразной жизнью. Проснувшись, он обнаруживал, что он — это он. Не Мика, не Хорхе, не Луис, не Мигель, не Джон и не Ян. Что он Джеймс. Его охватывала радость, даже восторг от осознания, кто он и где находится. И одновременно с радостью пробивалась изнутри непонятная печаль. Неизбежность. Он был один. Сам по себе. Никого не было в этом мире, кроме него. Джеймс не любил задерживаться в этой грусти. Тут же доставал телефон или вскакивал, чтобы сделать пару быстрых отжиманий. Безжалостно стряхивал с себя любой экзистенциальный намёк.

Но сегодня эти мысли никак не оставляли. Он один. Никого нет. Никто не подставит плечо, если что-то произойдёт. А произойти могло всё что угодно. Вся безупречная схема на самом деле состояла сплошь из хрупких сочленений. Как паутина, которая выглядела идеально, но рвалась в один момент, стоило чему-то большому задеть её. На каждой стадии что-то могло пойти не так. Схема зависела от быстрого Интернета, но в то же время чем больше развивались интернет-­коммуникации, чем больше росла скорость, тем меньше шансов оставалось успеть сделать ставку, прежде чем коэффициент изменится. Всё менялось мгновенно. Человеческий мозг, каким бы быстрым он ни был, не успевал за искусственным интеллектом. Джеймс предчувствовал, что рано или поздно он не сможет рассчитывать на свои способности. Да на каждой стадии что-то могло пойти не так!

— Шон! — позвал он.

— Что?

— Проверь, что у нас с BetEasy.

Вот, например. Уже вторые выходные дела там шли не очень. Они делали ставки, но проигрывали. Делали снова и снова проигрывали. Такая череда проигрышей была очень маловероятной и теперь привлекла внимание. Он ждал, что вот-вот тенденция должна сломаться и пойдут выигрышные ставки, но пока не получалось. Это не очень заботило его, потому что на других сайтах ситуация развивалась как обычно. После каждого рабочего дня он что-то выигрывал. Но этот BetEasy. Он словно бросил ему вызов. И Джеймс принимал вызов. Пока. Вот-вот. Ещё чуть-чуть. Он смотрел на цифры, считал вероятности, делал ставку…

Накануне они опять проиграли. Ту пару выигрышей, которые всё-
таки случились, он не учитывал. Они не покрывали того, что Джеймс поставил. Фактически проигрыши. Он ждал. И продолжал делать ставки.

Или кто-то мог украсть его деньги. А может, и уже. Он подозревал Сэма. Не подозревал даже — знал, что тот подворовывает понемногу тут и там, но закрывал на это глаза: Сэм был ему нужен, да и пока он контролировал происходящее, и поэтому никак не давал тому понять, что в курсе его мелких махинаций. Сэм был на виду, под присмотром. А что, если кто-то со стороны влезет в его счета?

Например, налоговая. Или ещё какие службы. Чёрт знает, чего от них можно было ожидать. Вроде разговоры шли о легализации игорного бизнеса в Штатах, но мало ли, к чему ещё они могли прицепиться. Пока он лишний раз старался не светиться перед разными органами власти.

Да, в конце концов, он мог просто не найти подставных! Собственно, что и происходило. Эстебан пропал. У Сэма народу почти не осталось. Шон был его единственной надеждой сейчас, но вёл себя как дурачок на ярмарке, и Джеймс чувствовал, что всё бремя ответственности целиком и полностью лежит на нём одном. И если что-то произойдёт и всё рухнет, то никто ему не поможет. Выгребать придётся в одиночку. Ему не на кого было положиться. Разве что на Тоню, вдруг подумал он, но тут же сам себе удивился: а чем Тоня-то может ему помочь? Разве только тем, что души в нём не чает, но этим по счетам не заплатишь.

В работе наступила небольшая передышка.

— О, Кейти пишет, — заговорил Шон, — спрашивает, не хотим ли выпить чего-нибудь в баре.

— Хотим, но не сейчас. Она подождёт до утра?

— Сомневаюсь… Спрашивает, что мы делаем.

— Она вроде хотела узнать, как мы работаем. Позови её к нам, как раз скоро перерыв.

Он увидел, что Шон обрадовался.

На Кейти красовался блестящий топ. Он сиял, и она — тоже.

— Выглядишь как настоящая англичанка, — сказал Шон. — Красивый топ.

— Стащила у подруги. Отмечаем её девичник, но я решила ненадолго сбежать к вам, ребята. Ну покажите, что тут у вас.

Довольно беспечно она уселась между ними, обняв обоих за плечи. Её духи пахли остро, опасно. Аромат пронзил его как что-то знакомое.

— Что у вас за духи, мисс Кэтрин? — спросил Джеймс.

Она назвала.

— И, пожалуйста, не называй меня Кэтрин. Меня бесит полное имя.

— Конечно, мисс Кэтрин.

— А! Дурак.

Он засмеялся.

— Хорошо, не буду, но на тебе такие же духи, как у моей бывшей девушки. Это, знаешь ли, не так просто. Я занервничал.

— Она смущала тебя?

— Ну как сказать. Не знаю, кто кого больше смущал. Или мы с ней оба — всех вокруг.

— Не уверена, что хочу знать подробности.

Она смотрела на него с усмешкой.

— Шон, ну что, ты уже выиграл что-то сегодня? — обратилась она к его другу.

— Пока не знаю — ждём результатов.

— А я знаю: кое-что ты выиграл!

— Что? А! — Он вдруг обрадовался и расплылся.

— Наш спор. Сутки без сна! А я проиграла, — подтвердила Кейти.

— О, Шон, я тебя поздравляю. Ты всё же что-то выиграл сегодня. — Джеймс смотрел на него. — И что же было на кону?

— А это мы обсудим с Кейти отдельно, — начал Шон, и Джеймс тут же засмеялся.

— Перестань, — начала та, — ничего особенного. Я обещала ему свидание на красивом пляже.

— Свидание на красивом пляже?! Это ты называешь «ничего особенного»? Можно я тогда тебе тоже что-то проиграю?

— Эй, ты уже выиграл сегодня. Иди Тоне проигрывай, — ответил за неё Шон.

— Это просто свидание, — сказала Кейти.

Они болтали, пили пиво. Кейти притащила немного травки, и они заодно покурили. Джеймс не любил ни пить, ни курить за работой, но решил сделать исключение. Когда подошло время снова садиться за работу, Шону позвонил его новый знакомый с острова. Он выскочил на улицу. Джеймс видел, что тот неохотно оставляет его наедине с Кейти, и про себя посмеялся.

Оставшись вдвоём, они молчали и передавали друг другу косяк. Говорить не хотелось, и постепенно на него нападала лень. Он уже начал сожалеть, что согласился покурить.

Кейти сидела рядом.

Если он сейчас потянется к ней, поцелует её, она отвернётся? От поцелуя — возможно, да. Но Джеймс вдруг отчётливо понял, что если захочет, то у них что-то будет. И ему захотелось этого. Он не мог, да и не пытался точно объяснить себе, откуда взялась эта мысль. Шон — его друг и приятель. Ему не нужна его девчонка. А она его? Шон познакомился с Кейти первым, отлично. У них что-то было. Но что там у них было? Вряд ли что-то серьёзное, а даже если и так. Он не мог объяснить, но чувствовал, что у Кейти какой-то интерес к нему, Джеймсу. Откуда он это знал? А вдруг ошибался? Гарантий не было, но стоило попробовать. Проверить себя. Она казалась простушкой. Такой слегка бестолковой блондинкой-­тусовщицей. Но она будто бы что-то скрывала. Иногда ему казалось, что она видит его глубже и знает о нём больше, чем показывает.

А Тоня? Тоня, да. И Лена ещё, вообще-то. Началось всё в первый вечер с Лены. Нет, Кейти сама по себе. Итак, Тоня. Что с Тоней? Ну, Тоня, может, ничего и не узнает. Или он объяснит. В конце концов, если окажется, что всё серьёзно, то… Тогда он и будет думать. Но Тоня ночью спит. Да и, если начистоту, Тоня никуда не денется. Она слишком влюблена. Ревнует. Боится. Он что-нибудь ей скажет. Да неважно это всё.

Мысли обрывками, как клочки бумаги, летали вокруг него в воздухе, мешали. Зачем обо всём этом думать? Дело не в этом. Дело в том, что… В чём дело?

Он не знал. Ему казалось, что он горит внутри и огонь этот виден со стороны, он сейчас охватит его, а потом выплеснется и начнёт жечь что-то вокруг. Что она тут сидит?   И так затягивается этим косяком, как будто хочет. Он же видит. И он хочет. Она тоже наверняка это знает. Что там Шон? Где он вообще?

 

Он повернулся к Кейти:

— Хочешь выпить? — сказал неожиданно хрипло.

Она посмотрела на него как будто с удивлением и не ответила. Он не отвёл глаз.    Лень было.

— Ты так смотришь, — сказала наконец.

— Как?

— Как будто хочешь меня… задушить.

«Я хочу тебя», — собирался уже ответить он, но в этот момент за дверью раздались шаги, и вошёл Шон. Он напряжённо оглянул комнату.

— Что тут у вас?

— Мне пора, — сказал Кейти, — с вами было хорошо, ребята.

— Останься ещё, — попросил Шон, а Джеймс промолчал.

— Я обещала вернуться. У нас же девичник. — И она начала смеяться. И Джеймсу вдруг тоже стало смешно, и он засмеялся с ней вместе. А Шон смотрел на них и не смеялся, а только качал головой. Потом она ушла.

До утра они работали. О чём-то изредка переговаривались. Шон ничего не спрашивал. И Джеймс ничего не говорил. Тема Кейти больше не появлялась в разговоре.

Сэм писал. Мэтт писал. Джеймс чувствовал себя как на вой­не, где нужно быстро и чётко координировать все действия, но сегодня он был не в форме. И снова скрывался за чужими лицами. Он снова был кем-то ещё. И часть его сознания думала и составляла стратегии. А часть не думала, а просто жила с одной мыслью. Точнее, это была не мысль. Это было его сознание. Оно тупо застыло в одном чувстве. Замерло, зависло. И его чувства описывалось одним словом: Кейти.

 

***

            Он проснулся в полдень оттого, что хотелось трахаться. Дошёл до туалета, вернулся в кровать. Решил, что больше никогда не надо курить во время работы, а может, и вообще не надо. Дурацкое, тупое чувство. Он был рад, что его отпустило. Тони рядом не было. Он написал ей. Подумал о Кейти. В последнее время секс был скучный. Слишком обыденный. Сейчас он ощущал прилив сил. Солнце, жара и новые знакомства возвращали его к жизни.

Открылась дверь, и вошла Тоня. Молодец.

— Прочитала, что ты проснулся. Я, кажется, напилась вчера. Не могу поверить.

— Мисс Антонина затмила всех русских девушек.

— Даже не помню, о чём вы говорили с Кейти под конец. Помню, был такой долгий разговор.

— Лучше тебе не помнить. — Он сделал серьёзное лицо.

— Что?! Что это ещё значит? — Она засмеялась, в шутку замахнулась на него. Он поймал её руку, сдерживая, не позволяя вырваться.

— Мисс Антонина, держите себя в руках, вы совсем взбалмошная!

— Но что значит: мне лучше не помнить?

— Ну, мало ли…

— Прекрати немедленно! — Она смеялась. — Ужасно, когда ты так шутишь.

— Только не надо убегать в никуда, хорошо? Твой дом далеко, ты потеряешься на острове.

— Я не собираюсь убегать. — Он увидел, как она смутилась от упоминания своей летней выходки.

Джеймс знал, что она ревнует. Она не умела это скрыть, и ему казалось забавным из раза в раз дёргать её за эту ниточку.

Он притянул её к себе, пока она не успела опомниться.

Потом они лежали, раскинувшись на простынях, под прохладным дуновением кондиционера.

Он тянул людей за ниточки и видел, как те обижались, закрывались, злились, переставали с ним общаться. Он словно сам загонял себя в ситуацию, где другие отворачивались от него, но не мог остановиться. В конце концов, он просто не мог отказать себе в удовольствии увидеть, как очередной самоуверенный, преисполненный собой персонаж теряется, раздувается, как индюк, не знает, как ответить, почти дымится от возмущения. Смешно. Люди относились к себе слишком серьёзно. В такие минуты ему казалось: это что-то вроде его миссии — сбивать с них спесь. У него были инструменты для этого и хорошо получалось.

Вот Тоня сейчас лежала рядом, счастливая и довольная, а буквально несколько минут назад теряла на его глазах устойчивость и уверен­ность. Он не хотел обижать Тоню, но её притязания забавляли его. Неужели она не понимает, что реально только его желание быть с ней? Она может сколько угодно ревновать, плакать, убегать, требовать, но если его желание исчезнет, он ничем не сможет ей помочь. Желание или есть, или его нет. И если нет… Он его не контролировал. И не хотел. Зачем жить, если всё время загоняешь себя в рамки, отказываешь себе в важном, чтобы угодить другому? Какая жалкая и депрессивная судьба. Многие так живут, но зачем? Он не понимал. «Я хочу быть с тобой, и ты можешь быть со мной, если хочешь, но я не могу изменить себя ради тебя. Я не смогу быть кем-то другим», — думал он. И Тоне лучше было бы это принять, и тогда ничто не мешало бы им быть счастливыми вместе.

После они вышли на ланч. Снова жара. Снова печёт.

За завтраком он высматривал в толпе Кейти. Он написал ей, пока Тоня мылась в душе, сказал, что они идут обедать. Договорились встретиться на одной из улочек недалеко от отеля, где жили Тоня и Джеймс. Тоня тогда вышла из душа, завёрнутая в полотенце, и снова заволновалась.

— О чём ты думаешь?

— Ни о чём. — Он пожал плечами: дурацкий вопрос.

— О нет! Опять это лицо! Прекрати!

— Что? Я не знаю, о чём ты. Я не сделал ничего плохого. — Он подмигнул.

— А лицо такое, как будто ты сделал что-то плохое и не признаёшься!

Она будет шутить и никогда не сознается в том, что её на самом деле беспокоит. Будет сидеть и думать про себя. В этом тоже было нечто смешное. Так мучиться, копаться в своих мыслях, чтобы выдать в результате некую сентенцию того, что надумала, и призвать его к ответу. Но нет, он всё равно не станет другим. Ему даже было жалко Тоню, а также Мишель, Сандру и всех тех, кто думал, что он изменится и что-то будет иначе. Не будет ничего иначе. Для чего ему меняться? Или зачем держаться за тех, кому он не нравился таким, какой есть. Его всё устраивало. И сам он не пытался заставить никого меняться ради него. Каждый волен в любой момент выбрать. И когда кто-то выбирал не в его пользу… ему было грустно. Да, грустно, но он принимал. Значит, такова жизнь. Здесь он ничего не выиграл. Но завтра будет новая ставка, и тогда. И снова внутри него словно прошибло лёгким зарядом, и он подумал: Кейти. Но нет, нет, чёрт с ней, с Кейти. Пусть и Шону повезёт. Есть Лена.

Они ждали, когда им принесут заказ, и Тоня что-то говорила. Он не слушал. А потом взял её за руку, и она замолчала. Смотрела на него, и солнце падало ей на лицо, освещало глаза, словно вытаскивая из них всю глубину. Они казались совсем прозрачными, как прибрежная вода в пасмурную погоду.

— У тебя сегодня глаза под цвет моря. Я не знаю, как такое вообще возможно.

Лицо её изменилось. И это тоже всегда работало. Он сам себе удивлялся. Он был как мастер человеческих душ. Получалось так легко.

— Может, потому что я люблю тебя? — Она улыбалась.

Он не отвечал и увидел страх в глазах, когда пауза стала затягиваться. И снова не смог остановиться, смотрел и ждал, пока этот страх заполонит прозрачно-­серое пространство её глаз, разольётся в нём невидимым ядовитым пятном.

— И я тебя, — проговорил он, когда улыбка совсем поблёкла на её лице.

А потом он отвернулся и увидел вдали Лену. Они шли с Сашей и пока ещё не заметили Тоню с Джеймсом. Одновременно по параллельной улочке шёл Шон, а Джеймс наблюдал за ними и думал, увидят ли они друг друга или нет. И когда те сошлись в потоке людей, то некоторое время шли параллельно, не замечая, что идут почти рядом, зато все они увидели Джеймса. Девушки помахали ему, а Шон кивнул.

И тут Джеймс рассмеялся, потому что то, как они шли почти рядом и не замечали друг друга, казалось ему очень смешным. И когда Тоня подняла на него непонимающие глаза и тоже улыбнулась, но при этом не видела ни Шона, ни девушек, он засмеялся ещё сильнее. Уверенность возвращалась к нему. От вчерашних сомнений не осталось и следа.

Потому что он один видел их всех. Они были у него как на ладони, и он крепко держал каждого за ниточки.

А потом он оглянулся и увидел в стороне Кейти. Она стояла и смотрела на него.

 

Глава 12

            На Лонг Бич не бывало больших приливов и отливов — купайся хоть целый день. В отличие от пляжа Тон Сай, который обрамлял деревню с восточной стороны. Днём там вода отступала, обнажая береговые камни и кораллы. Легко можно было уйти почти на полкилометра вглубь моря, и всё, что оставалось отдыхающим, — это исследовать обнажившееся дно.

На Лонг Бич царило спокойствие. Шумные вечеринки — каждый день, каждую ночь, круглый год — остались на Тон Сай.

Располагался пляж с другой стороны холма, у подножия которого они жили. Дойти туда можно было по пешеходной дорожке, проложенной через островные джунгли. Идти где-то час. По самой жаре. Или за десять минут доплыть на лонгтейлботе: деревянные, с длинными носами, расписанными красками и украшенные цветами лодки выстроились вдоль тихой стороны острова. Юркие предприимчивые тайцы сновали по набережной и предлагали всего за пятьдесят батов отвезти тебя куда угодно.

Решили ехать на лодке.

Лонг Бич встретил их домишками и отелями, хорошо скрытыми в зелени джунглей. Там всего и было, что пара отелей, ресторанчиков, пляж и море. И больше ничего. Слева море облизывало тёмные валуны, и по глухой дорожке, выныривая из листвы, время от времени спускались на пляж туристы, которые, судя по всему, решили добираться до пляжа пешком. Всё здесь было так, как хотела Тоня. Совсем немного людей по сравнению с Тон Саем, песок, тишина, шелест волн. Словно это и вовсе был другой остров, куда не доносился шум пьяных вечеринок и не было суеты центрального городка. Делать тут совершенно нечего, подумал Джеймс. Искупаться пару раз, поваляться на солнце — и всё.

Они расположились на берегу и первым делом залезли в прозрачные спокойные волны. Вдали в лёгкой солнечной дымке маячили очертания нескольких скал. Те чернели на фоне голубого неба, как вынырнувшие из глубины гигантские киты.

— А там что? — спросила Лена.

— Пхи-Пхи Лей и Майя Бич, — сказал Шон.

— Где снимали фильм «Пляж» с Леонардо Ди Каприо, — уточнила Кейти.

— Класс! Мы же туда тоже хотели, да, Лен? — оживилась Саша.

— Ди Каприо?! Обязательно!

— А поехали, — сказал Джеймс, которому идея любого передвижения казалась привлекательней, чем долгое зависание на тихом пляже. — Эй, Шон, ты знаешь, сколько туда добираться?

— Минут двадцать-тридцать…

Надо у лодочников узнать. Можно и съездить.

— Там красиво. Правда, ничего особо нет — такая лагуна скрытая.— Короче, как в фильме, — описывала Кейти.

— Давайте! Я очень хочу. — Лена посмотрела на всех.

— И я! — поддержала её Саша.

— Прямо сейчас? — спросила молчавшая всё это время Тоня. — Мы же только сюда добрались.

— Ну а что, как раз к обеду вернёмся. Ну, Тоня? — Лена повернулась к ней.

Джеймс смотрел на Тоню. Он видел, что она совсем не хочет ехать. На лицо её легло еле заметное облачко. Лена с Сашей, наоборот, оживлённо обсуждали идею, воодушевлённые мыслью попасть на остров, по которому ходил сам Ди Каприо. Он вдруг ощутил тонкий привкус предвкушения, словно лёгкое дуновение ветра. Что-то назревало. Но надо действовать осторожно, не спешить, не торопиться. Дать всему сложиться самому. Он действовал очень аккуратно, практически по-кошачьи.

— Тоня, поехали, что здесь делать? — сказал он.

— Но я так сюда хотела, позагорать… — Она смотрела почти умоляюще.

— Мы сюда и вернёмся.

— Я не очень хочу.

Последнюю фразу она произнесла чуть громче, и её услышали все. Разговор затих. Согласия не было, в воздухе повисла неловкость. Джеймс выждал небольшую паузу, чтобы все в полной мере прочувствовали момент, и наконец сказал:

— Хорошо, значит, остаёмся?

Он видел, как Саша пожала плечами, как кивнула Лена. Шон промолчал. Кейти смотрела на него. Джеймс выжидал. И дождался.

— Может, вы просто съездите без меня? — заговорила вдруг Тоня. — Это же недолго. Часа полтора от силы. Как раз к обеду вернётесь. Я там уже была, и мне хочется сейчас побыть здесь и никуда не ехать.

— Если ты не против… Но не хочется оставлять тебя одну, — сказал он.

— Мне и одной нормально, — бодро отозвалась она.

— Тоня, да что ты будешь тут сидеть одна?! Поехали с нами, — не унималась Саша, и в эту минуту Джеймсу захотелось утопить её. Он посмотрел на Тоню.

— Ты уверена?

— Да.

Так всё и решилось.

— Детка, ты — чудо. — Он погладил её по спине.

На секунду бегло подумалось: а может, всё-таки остаться? Но в следующее мгновенье он испытал растущее волнение и азарт. Такое же, как когда на мониторе перед ним появлялась удачная ставка и он почему-то, вопреки всем принципам теории вероятности, знал, что она будет его.

Они договорились с одним из лодочников.

— Вы же скоро вернётесь? — спросила его Тоня.

— Конечно.

Он поцеловал её, и они с Шоном, Сашей, Леной и Кейти погрузились в лодку. Он почти не смотрел на Кейти, помогал Саше подняться и обсуждал с ней, кто куда сядет, сколько всё же ехать и с чего начать осмотр. Когда лодка отъезжала, Джеймс какое-то время провожал глазами берег, где сидела Тоня. Они отплывали, а она оставалась одна. Тоня помахала им рукой. Девочки ответили. Он продолжал смотреть на неё, а потом лодка отплыла так далеко, что уже не видно было больше её лица. Они набрали ход, раскачиваясь на волнах, и те обдавали их брызгами солёной воды. Тогда Джеймс отвернулся от берега. Кейти разговаривала с Шоном и Сашей, и он перевёл взгляд на Лену. На ней был тот купальник, который он видел на фотографиях. Он скорее оголял, чем прикрывал бёдра. Сверху она накинула лёгкий прозрачный шарф. В эту минуту он определился, чего хочет. Ставки сделаны.

 

Глава 13

            Путешествие в Майя Бэй осталось в памяти как в тумане. Словно он был пьян и сознание потеряло ясность, реальность задрожала и поплыла. Лодка шла до бухты около получаса, но ему показалось, что они только сели в неё и неожиданно оказались на месте. За это время с ним что-то произошло. Только, считай, проводил Тоню взглядом… Потом Саша что-то говорила, Шон смеялся. Кейти стояла, облокотившись на Шона, и смеялась над очередной его дурацкой шуткой. На Джеймса она не обращала никакого внимания. Казалось, после того как он заметил её тогда в кафе, как она курила с ними ночью, пока они делали перерыв в работе, а потом утром стояла в сторонке и наблюдала за ним, она стала вести себя более отстранённо. Не обращалась к нему, отвечала дружелюбно, но только если он сам её о чём-то спрашивал. Почти не смотрела в его сторону. Джеймса это задело, но он сделал вид, что не обращает внимания. И вот опять… Да к чёрту Кейти! К чёрту. К чёрту. Спрятавшись за стёклами очков, он смотрел на Лену. Она улыбалась и больше молчала. Он стал изучать, как брызги воды, разлетаясь повсюду, оседают на её коже лёгкими, еле заметными капельками, отчего она словно блестит на солнце. Полуголый изгиб бедра под тонкими ниточками модного купальника. Подойти бы, провести ладонью по бликующим капелькам, потянуть за эти ниточки, сорвать к чёрту эту тряпку… Солнце припекало.

Сколько это длилось? Минут пять, десять? Шон что-то спросил.

Джеймс отвечал машинально. А потом они уже сбавляли ход и заруливали в бухту. Договаривались с лодочником: у них час на осмотр острова, и потом он отвезёт их обратно, хотят ли они поплавать с масками? Они отказались. Лодка покачивалась на волнах. До берега оставалось метров двадцать. Ближе не подойти — под водой скрывались камни и валуны. Они по очереди вылезли из лодки, чуть проплыли, потом осторожно шли по каменистому дну. Попасть на Майя Бэй, райский пляж, — отдельный квест. С небольшой скалы свисала сетка из толстых канатов. На берег можно было выбраться по ней или пройти чуть дальше по острым камням. Шон пошёл по камням. Кейти схватилась за сетку и через несколько мгновений была уже наверху. Саша, решительно зацепившись за канаты, полезла за ней.

— Иди вперёд, я подстрахую, — сказал он Лене. Та стояла перед ним, ожидая, пока Саша доберётся до верха, где ей уже протягивал руку таец, один из лодочников, которые болтались тут же, ожидая, пока вернутся их пассажиры.

Лена стояла спиной к Джеймсу и смотрела на Сашу, а Джеймс смотрел на её мокрые, свернувшиеся жгутиками волосы, сквозь которые просвечивала тонкая шея, и еле сдерживал внезапный порыв нагнуться и прикоснуться губами к этой шее.

Когда Саша оказалась наверху, Лена последовала за ней. Он не отодвинулся. Придерживал сетку. Та качнулась. Лена вскрикнула и вцепилась сильнее. Её бедро оказалось на уровне его лица. Сам он, словно потеряв устойчивость, наклонился вперёд, и его губы коснулись этого чёртова бедра, влажного и пахнущего то ли лосьоном, то ли кремом от загара. Мгновенье. Он глубоко вздохнул и оглянулся по сторонам: никто же ничего не видел? Лена была уже наверху и, похоже, ничего не заметила. Или ему показалось, что замерла на мгновенье? Он передумал карабкаться по сетке и пошёл в обход вслед за Шоном. Острые прибрежные камни больно впивались в ступни. Отпустило.

Дальше они пробирались по тропинке в скалах, шли через небольшие джунгли, скрывавшие их от солнца. Вместе и не вместе, каждый словно сам по себе. Он не смотрел на Лену прямо, но и не выпускал её из виду. Один раз она оглянулась и посмотрела на него, словно пытаясь увидеть его через стёкла очков, которые он не снимал всю дорогу, что-то спросила. Он ответил. Глядя прямо на неё. Ему казалось, что сквозь тёмные стёкла его взгляд прожигает пространство насквозь.

Миновав небольшую площадку с бунгало, они оказались в подобии коридора, поросшего по обе стороны тропическими деревьями и кустами, щедро раскинувшимися листвой во все стороны. Ещё несколько шагов — и перед ними открылся Майя Бэй во всей красе: лагуна с бирюзовой водой, белым песком, почти полностью спрятанная за высокими чёрными скалами. Они стояли и смотрели на него так же, как, наверное, когда-то смотрели герои фильма. Словно провалившись в другую реальность, оставили всё, что соединяло их с привычной жизнью там, за коридором, за джунглями, за каменистым выходом из воды. Только лодка, качавшаяся где-то за скалами, связывала их с реальностью, но сейчас это было неважно.

Они бросились в воду. В это бирюзовое, тёплое, прозрачное. Было неглубоко, и море казалось совсем светлым из-за белого песка на дне, такого мягкого и мелкого, что ноги будто ходили по подушке. Они плавали и ныряли, изучая бухту. Вокруг плескались другие люди с лодок, а один из корабликов побольше даже зашёл в саму бухту и остановился метрах в двухстах от них. С него высадились туристы в спасательных жилетах и поплыли в сторону берега. В воде было немноголюдно, большинство облюбовали берег, гуляли, фотографировались.

Сначала они держались вместе, брызгались и смеялись, но потом Кейти поплыла к дальней скале, Шон мощными бросками направился за ней. Саша ныряла рядом, но словно почувствовала что-то и направилась к берегу. Джеймс с Леной остались одни. Они подвисали в воде, словно левитируя, изредка касаясь ногами дна. Небольшие волны сносили его всё ближе к ней. Он посмотрел на неё и не улыбнулся. Очки остались на берегу, больше нечего скрывать. Она не отвела взгляда. Опрокинула голову назад в воду. Когда вынырнула, волосы прилегали к голове, открыв лицо. Он больше не ждал, подтянул её к себе и поцеловал. В это мгновенье ему было всё равно, если их кто-то увидит.

Волны лениво плескались вокруг, вводили его в транс. Он развернул её к себе, прижался к бедру, вдавил себя в него. Голова кружилась, руки гуляли по всему её телу.

— С этим надо что-то делать, — сказал он.

И они снова целовались.

Когда он оглянулся, увидел, что людей вокруг почти не осталось. В воде плескались человека три в оранжевых жилетах, и человек пять в таких же жилетах фотографировались на берегу. Шона с Кейти нигде не было видно. Джеймс осмотрелся в поисках Саши, но и она пропала. Их сносило к скалам. Теперь рядом с ними плавал разный мусор: обрывки пакетов, пластиковая трубочка, чуть в отдалении красная крышечка от бутылки «кока-колы».

Лена обвила ногами его бёдра. Он чувствовал её совсем рядом. Напряжение отдавалось стуком в висках.

— Надо на берег, — сказал он ей.

— Мы не должны это делать, — отозвалась она на то, о чём он промолчал.

— Не должны? — протянул он и снова поцеловал её, чтобы она не говорила глупостей.

Когда они вышли из воды, никто не обратил на них внимания. Ни Шона, ни Кейти, ни Саши. Куда все пропали? Даже туристы в оранжевых жилетах вернулись на свой кораблик. Берег был пуст. Лена остановилась и тоже оглядывалась вокруг. Он почувствовал, как ускользает наваждение, а это нельзя было допустить. Он взял Лену за руку и увлёк за собой, обратно к зелёному коридору из листвы, а там — чуть в сторону, ближе к скале. В ноги впивались мелкие камешки. Лена замешкалась и чуть отстала. Как он ни старался удержать момент, наваждение рассеивалось, уступая месту дискомфорту. Он вдруг понял, что сейчас и здесь ничего не будет, и испытал разочарование, почти раздражение. На себя, на этот остров, на Лену, на Шона и Кейти, которые были где-то вместе, на Сашу, которая ушла, даже на Тоню, которая осталась далеко.

Он снова притянул Лену к себе и поцеловал, но момент был упущен. Они оба поняли это.

— Надо поискать ребят, — осторожно отстранилась она. — Интересно, который час? Я что-то потеряла счёт времени…

Они выбрались из зарослей обратно в живой коридор, ведущий от пляжа. Вышли на площадку с бунгало. В отдалении разговаривали двое тайцев, похожих на рыбаков. В остальном — так же пустынно. Никого.

— Иди к лодке, я догоню, — сказал он Лене.

Сам направился к маленькому домику, где на двери висела табличка с силуэтом мужчины. Для такого места туалет выглядел довольно прилично. Помочился, потом долго стоял, разглядывая в зеркало лицо. В сумраке помещения он казался себе очень загорелым, более жёстким, брутальным, как какой-­нибудь парень из рекламы одеколона. Его снова захлестнуло тягучим желанием. Чёрт тебя подери, Лена. И чёрт тебя подери, Тоня. Выругался вслух. В помещении на несколько кабинок он был один. Потянулся уже к плавкам, когда услышал из-за входной двери.

— Джеймс! Это ты? Ты в порядке?

Это был голос Кейти.

— Да, Кейти.

— Мы вас потеряли, — продолжала она из-за двери. — Шон пошёл за вами на пляж, а мне показалось, что я услышала твой голос. У тебя всё хорошо?

Электрическая волна ударила ему куда-то в солнечное сплетение, а потом потекла вниз.

Он судорожно перебирал варианты.

— Всё в порядке, но ты могла бы мне помочь?

— Да, конечно, что такое?

— Можешь зайти — тут никого нет.

Дверь открылась. На пороге стояла Кейти в шортах поверх купальника, волосы завивались от влажности и были небрежно собраны на затылке:

— Эй, тут же только для мальчиков.

— А ты разве не любишь риск? — пошутил он.

— Так что с тобой?

— Посмотри, пожалуйста, мне кажется, я ободрал спину.

Она подошла.

— Ничего нет.

— Точно?

Он повернулся и увидел её глаза. Тот же взгляд, когда утром она разглядывала его со стороны. Внимательный, изучающий и… что-то ещё.

— Всё в порядке у тебя со спиной. Ты меня за этим позвал?

И он понял, что вот сейчас.

— Нет.

Повисшая пауза застыла в воздухе буквально на мгновенье. За это мгновенье он успел разглядеть в её глазах «что-то ещё», замеченное им, а разглядев, ощутил, как всё схлопнулось, совпало, словно перед глазами высветилась возможная ставка, а мозг мгновенно просчитал вероятности.

Он подошёл к ней вплотную.

И дальше всё случилось одновременно. Он потянулся к ней, а она — к нему. Закрыл глаза и провалился в марево, которое сгущалось вокруг него с тех пор, как он сел в лодку, шедшую на Майя Бэй. Успел только нащупать рукой дверь кабинки и толкнул её туда.

Больше он не думал ни о чём.

Когда они вернулись к бухте, где стояли лодки, навстречу им выбежал таец-лодочник. Он что-то кричал на своём и размахивал руками.

В самой лодке никого не было.

— Мы должны забрать наших друзей, — сказал ему Джеймс.

Тот всё продолжал размахивать, показывая куда-то вдаль.

— Ган… ган… эвей!

Джеймс наконец понял.

— Они уехали?

— Ес… ес… ту аурс… ту аурс…

Лодочник выглядел встревоженно и показывал на часы. Джеймс поднялся на лодку, нашёл свой телефон, который оставлял там, и посмотрел на время. Они провели на острове почти два часа.

 

Глава 14

            На обратном пути они переговаривались о всякой ерунде. Про бары и крохотные ракушки, которые она успела набрать и захватить с собой, про погоду, которая меняется каждые несколько часов, про то, что она думает поехать во Вьетнам. Он наклонился к ней, взял за руку.

— Давай я поеду с тобой во Вьетнам. Два американца во Вьетнаме. Так символично.

Она усмехнулась и убрала руку.

— Не надо.

— Я хочу этого. И я хочу тебя.

Покачала головой.

— Ты же сам знаешь, что произошло то, что произошло. И ничего больше.

— Я не знаю. Я хочу больше.

— О, Джеймс, пусть это будет просто приключение.

— Мне нравится это приключение. Я хочу, чтобы оно продолжалось.

Кейти улыбалась и не отвечала.

— У тебя что, парень есть? — догадался он

— Может быть. А это имеет значение? У тебя есть девушка.

Он помолчал.

— Это из-за Шона? — спросил после паузы.

— Из-за Шона, из-за Тони, из-за тебя, из-за меня. Из-за всего и не из-за чего. Такой ответ тебя устроит? — рассмеялась она.

— Нет, но я тебя понял.

Когда они вернулись на Лонг Бич, Саши и Лены не было. Шон и Тоня сидели на пляже, но Тоня — чуть в стороне. Она была одета. Сумка её стояла рядом.

Джеймс выпрыгнул из лодки, вышел на берег. Тоня направилась к нему. Ветер развевал её лёгкое греческое платье. Она не улыбалась.

Несколько мгновений смотрела ему в глаза. Джеймс никогда не видел у неё такой взгляд.

— Ты похожа на богиню, готовую метать гром и молнии, — пошутил он.

И тогда она отвесила ему пощёчину.

Развернулась и пошла к сумке, мимо изумлённо застывших Кейти и Шона.

Первым его импульсом было рвануть за ней, схватить, удержать. И тут же изнутри возникла мгновенная уверенность, что это делать не надо. Такая реакция сама по себе признание, что он что-то сделал не так, что он в чём-то виноват, а её пощёчина оправданна. Он не чувствовал себя виноватым. Ни единой секунды не чувствовал, что сделал что-то не так. Сделал то, что хотел, и не собирался оправдываться за это ни перед кем. Или что-то объяснять. Никому ничего не должен, не подписывал контрактов кровью, ничего не обещал. Можно было принимать или не принимать его таким, но это уже не его дело. Всё это пронеслось в секунду.

Тоня схватила сумку и, не говоря ни слова, решительно направилась к спрятавшейся в джунглях тропинке, ведущей в их деревню.

Он вдруг передумал, догнал её, преградил дорогу.

— Что это было?

Она попробовала обойти его. Он схватил её за руку.

— Тоня, что с тобой? Что случилось? Ты чего?

Он старался говорить спокойно, но она была на взводе. Попыта- лась вырваться

— Пусти меня!

— Нет, я не могу видеть тебя в таком состоянии. Я никуда тебя не отпущу.

— Где ты был, Джеймс? — она перестала вырываться. — Тебя не было больше трёх часов!

— Мы были на острове, изучали его. Я даже не знаю, как вышло, что все уехали без нас.

— Уехали без вас? Вас нигде не смогли найти! Какого чёрта, Джеймс?! Ты бросил меня тут одну, уехал и завис на острове с другой девушкой. Пока я тебя ждала. Я даже не знаю, что вы там… и не хочу знать!

— Тоня, пожалуйста, я очень тебя прошу… Я не могу смотреть, когда ты так переживаешь.

Она вырвалась и поспешила к тропинке. Он рванул за ней.

— Тоня, всё хорошо. Пойдём обедать. Куда ты бежишь?

Она остановилась, повернулась к нему.

— Я иду обратно в отель и хочу побыть одна. Я не знаю почему, но мне кажется, что ты мне врёшь. Я не хочу сейчас с тобой разговаривать.

И вдруг стала совершенно спокойна. Он не понял, напрягся.

— Хорошо, если тебе надо побыть одной, я понимаю. Я просто беспокоюсь за тебя. Я хочу, чтобы ты знала, что всё в порядке. Может, ты всё-таки вернёшься, мы поедим и вместе возвратимся в город на лодке. Пешком здесь идти минут сорок. Тоня!

— Я хочу прогуляться.

— У тебя есть ключи? Деньги? Ты же без телефона…

— Не потеряюсь.

— Хорошо. Ты точно уверена, что не хочешь, чтобы я пошёл с тобой?

— Да.

Она развернулась и поспешила от него. Он смотрел ей вслед, пока она поднималась по резкому откосу среди джунглей. Тропинка еле виднелась. Она шла вверх. Ни разу не оглянулась. Он провожал её взглядом, пока не стало ясно, что она не вернётся. В голове было пусто. Надо сориентироваться, но сейчас всё так, как есть. Где Саша с Леной? Ещё минуту назад Шон и Кейти разговаривали на пляже, но сейчас их нигде не было. Может, всё же догнать Тоню? Он отчётливо понял, что сейчас её трогать не надо.

Он остался один на пляже. Рядом бегали чьи-то дети, несколько человек загорали на песке. Где всё-таки Кейти? И Шон? Из открытых ресторанов доносились ароматы еды. Он понял, что очень голоден. Проверил телефон. Как всегда, мигали окошки нескольких переписок. Сэм что-то писал. Ладно, это подождёт, решил он и направился к ближайшему кафе.

Ожидая пад-тай с курицей, он рассматривал пляж. Белая коса протянулась в обрамлении деревьев. На песке трепетали тени. Людей с утра прибавилось. Многие с детьми. Те бегали и шумели. Плескалось море.

Солнце палило. Лёгкий и беспечный день на берегу. Всё, что произошло на Майя Бэй, виделось ему теперь как во сне, в тумане. И Тоня, отвесившая ему пощёчину, и её удаляющаяся среди джунглей фигура так не вязались со спокойствием, царящим на пляже. И в то же время события словно обострили его чувства, оголили их, как будто сняли с него колпак. Мир вокруг неожиданно оказался острым, ярким и живым. Будто он давно не ощущал его таким пульсирующим, наполненным звуками, запахами, чувствами. На фоне того, что он чувствовал сейчас, последние месяцы жизни казались ему приглушёнными, словно он жил, выключив звук, заторможенный, замедленный, с чувствами «на минимум».

Он подумал, что совсем не хочет терять это чувство. Хочет быть в нынешнем остром и яростном моменте, похожем на долгий, непрекращающийся оргазм.

Всё вдруг казалось неопределённым, словно зависшим в воздухе. Фильм, поставленный на паузу. Тоня. Кейти. Сейчас они обе волновали его, но по-разному. Хотел бы он променять Тоню на Кейти? Нет. Готов ли отказаться от Кейти? Тоже нет. Перед внутренним взором вспыхнула картина её лица с разметавшимися влажными волосами, близко-­близко перед ним, закрытые глаза… Кровь ударила в голову. А может, не надо выбирать? Он же может сорвать две большие ставки. Что такого? Он делал это много раз. Без сомнения, он может справиться, найти, какие ниточки дёргать.

Когда таец-официант принёс его заказ, Джеймс с удовольствием поел. Потом наконец решил посмотреть, кто ему пишет. Лена сообщала, что они с Сашей вернулись в отель и до вечера будут отдыхать, но готовы собраться на ужин. Ян, один из подставных, немец, живущий на Пхукете, спрашивал какую-то ерунду про аккаунты — Джеймс отправил его к Шону. Сэм писал, что Эстебан так и не объявился: «Может, накопил долгов и опять умер на время?» Джеймс отправил ему эмодзи с фейспалмом: «Ладно, чёрт с ним, наш друг Шон пока справляется. С трудом, но у нас есть три аккаунта, и вчера к нам присоединился его друг Колин. В общем неплохо». И тут пришёл ответ от Сэма: «Разве он тебе не сказал? Аккаунты Колина и ещё парочки его друзей сегодня утром заблокировали. Наш друг Шон решил сразу ставить на предложение. Букмекерам это не понравилось. Ты ему напомни там, что так не надо».

Чёрт. Джеймс снова почувствовал, что почва мягко, но неумолимо уходит из-под ног. Даже голова слегка закружилась. Шон ему ничего не сказал. Минус три человека опять. Из-за глупости Шона. Но он же ему говорил, что никогда не надо спешить ставить на отдельные события! Начинать надо было с общих ставок — на команду, на исход игры, и только потом переходить к ставкам на предложения. Последние всегда привлекали внимание букмекеров. Если кто-то открывал новый аккаунт и тут же начинал с пропс-­беттинга, то сразу становилось ясно, что это не случайный человек, который пришёл слить свои денежки, а опытный игрок, а опытные игроки, знающие, что они делают, букмекерам не нужны. За такой беспечностью сразу следовал бан аккаунта. А у них и так не то чтобы много было свободных!

Чёртов Шон. Он же предупреждал его! Вот идиот!

Джеймс неожиданно осознал, что весь день летел к чертям, а он сам потерял уверенность, что всё разрешится успешно и в его пользу. Психанувшая Тоня, заблокированные аккаунты — сколько пришлось дёргать Шона, чтобы он их открыл, и вот результат!

Он почувствовал, что теряет волну, теряет устойчивость.

Надо было срочно собраться с мыслями, успокоиться, за что-то зацепиться.

Ему резко стало не по себе на пляже. Захотелось исчезнуть. Подступила тошнота — может, курица, которую он с таким удовольствием съел, была несвежая? Не разберёшь за разными специями и дурацким рыбным соусом. Он посмотрел на часы и увидел, что было начало шестого. Удивился. Весь день прошёл, а он и не заметил. Скоро стемнеет. Тут это происходило стремительно, за считаные минуты. Никто из их компании так и не появился.

Он взял лодку и через десять минут оказался на берегу, куда ещё неделю назад они причалили на пароме с Тоней. Те же дома, та же пристань, лодки, выстроившиеся вдоль берега, прошла только неделя, но чувство было такое, словно всё это произошло в прошлой жизни.

 

***

            Тони в номере не было.

Посреди комнаты стоял её чемодан, куда она сложила вещи. На секунду он подумал схватить и выкинуть их обратно, разбросать по всей комнате, но приступ внезапной ярости сменился усталостью. Он завалился на кровать головой в подушку и, похоже, даже заснул. Очнулся оттого, что телефон вибрировал рядом. Звонил Сэм. Он ответил, но не мог сфокусироваться на том, что тот ему говорил. Как всегда, что-то про счета, про людей, кто-то появился, кто-то отвалился. Джеймс испытал дежавю. Сколько раз он уже всё это слышал. Как будто это единственное, что можно было обсудить. На автомате он дал Сэму рекомендации, и тот отключился.

Проверил телефон. От Тони — ничего. Зато сообщение от Шона. Тот спрашивал, где Джеймс, писал, что надо поговорить. В последнем сообщении скинул точку на местности и что он будет там. Тот же бар, где он познакомился с Кейти.

Джеймс с трудом поднялся. Голова была тяжёлая, словно он пил безостановочно весь день. Так бывало иногда, если он засыпал днём, ближе к вечеру. Надо взбодриться. Он принял душ, переоделся и вышел на улицу.

Шона он увидел сразу. Тот сидел один. Перед ним — наполовину пустая кружка пива.

Поздоровались.

— Куда все пропали? — спросил Джеймс.

Шон пожал плечами:

— Кто тебя интересует?

— Хороший вопрос. Я потерял Тоню, да и вы с Кейти были на пляже, а потом просто исчезли.

— Ну да, — сказал Шон неопределённо.

— Сэм написал, что счета заблокировали. Ты мне ничего не сказал об этом.

Джеймс думал подловить Шона, но тот оставался вялым и безучастным.

— Ну да, не успел сказать.

— Ты ставил на дополнительные события — букмекеры нас сразу спалили.

— Да, я сделал глупость.

Они помолчали. Джеймс хотя и злился, но понимал, что Шон ему всё-таки нужен: у того ещё оставалось много друзей, а это много возможностей, много потенциальных аккаунтов; к тому же он вдруг начал понимать: происходит что-то ещё, не связанное со счетами и этим провалом. Словно Шону нужно что-то сказать, но тот молчал. Джеймс решил, что не будет ему помогать.

Шон допил пиво, заказал ещё, а когда его принесли, он сделал несколько свежих, прохладных глотков и наконец заговорил:

— Я должен тебя спросить кое о чём.

— Да, — отозвался Джеймс.

— У вас что-то было с Кейти?

И он посмотрел на Джеймса взглядом, какого тот никогда не видел.

— Что?! — Джеймс специально вложил в свой вопрос удивление, даже немного возмущения.

— Вы там остались одни, в Майя Бэй, — я не знаю, как это произошло. Я хочу знать и спрашиваю тебя прямо: было у вас что-то на пляже или нет?

— Ты что имеешь в виду? — тянул Джеймс.

— Не делай вид, будто не понимаешь. Вы вернулись, и Кейти была какая-то другая. И Тоня…

— Чувак, — прервал его Джеймс, — Тоня просто ревнует меня ко всему. Это не вчера началось. Она на нервах всю поездку. Я сам не знаю, что с ней происходит. Поэтому я так беспокоюсь, где она сейчас. Ты выдумываешь. Всё в порядке. Мы с Кейти — просто друзья.

— Потому что я тебя предупреждал: если окажется, что ты меня подставил…

Он недоговорил, а Джеймсу стало не по себе, но одновременно его начала забавлять эта мелодрама.

— Шон, ты меня знаешь, — сказал он многозначительно, и его приятель посмотрел на него неуверенно, словно не вполне понимая, что тот вкладывал в эту фразу.

— То есть между вами ничего не было?

— Между нами ничего не было, — эхом отозвался он.

Они ещё недолго посидели вместе. Шон по-прежнему был мрачнее тучи, а потом сослался на то, что хочет пойти поискать Кейти, и ушёл. Джеймс снова остался один. Подумал написать Лене, но что-то подсказывало ему: этот поезд ушёл. Больше всего его волновало, где Тоня. Он пытался ей писать, но сообщения даже не проходили. Похоже, телефон её не работал. Он перебрался в другой бар, выпил пару джин-тоников, пообщался с барменом.

Надо было найти Тоню.

 

***

            В номере стояла темнота, но в луче света, упавшем в открытую дверь, он увидел её силуэт на кровати. Она не пошевелилась и не издала ни звука, но он понял, что она не спит.

Он лёг к ней, попытался обнять. Она оттолкнула его руки.

— Тоня… ты злишься?

Он чувствовал, как она напряжена. Лежал на подушке и смотрел ей в затылок — глаза постепенно привыкали к темноте.

— Я не знаю, что делать, Джеймс.

Он молчал затаив дыхание. Где-то за дверью раздался шум голосов. Совсем рядом люди жили обычной жизнью, шли на вечеринки или, наоборот, возвращались домой после долгого дня.

— Я так долго ждала, — заговорила Тоня после паузы. — Я надеялась, что станет лучше. Что мы снова будем счастливы. Как летом. А всё только хуже.

И снова замолчала. Тогда заговорил он.

— Странно, мне казалось, у нас всё хорошо. Ты была довольна, ездила на экскурсии. Я работал, мы гуляли. Я и не представлял, что ты как-то иначе всё видишь.

— Да, иначе. Я не чувствую, что мы вместе. Я вообще не чувствую тебя больше. Ты как будто отдельно где-то, на другой планете! А я одна в космосе. Ты мне что-то говоришь, как сейчас, но так, словно я мебель. Не человек вообще. Я не чувствую ни любви, ни заботы, ни ласки, ни уважения. Ничего. С таким же успехом ты мог бы разговаривать со шкафом! Я не могу так больше. Это тупик.

— Перестань, не говори так.

— А как? — голос её становился громче. — Куда ни кинь — всюду клин. Всё мимо. Ничего нет в настоящем, пустота. И ничего нет в будущем для нас. Ни общих целей, ни стремлений, ничего. Я словно тянусь к тебе в темноте, а тебя нет, ничего там нет. Только я себе всё придумала.

Она затихла, а он начал её обнимать, целовал и всё говорил: «Это не так, Тоня, всё не так». Она отмахивалась. Вдруг резко повернулась и посмотрела на него. В темноте ни лица, ни глаз было не разглядеть, но он почувствовал выражение её глаз.

— Думаешь, я не видела, как ты на неё смотришь?!

— На кого?

— На Лену! С первого вечера, когда мы напились на пляже. Не такая уж я была и пьяная тогда. Просто проще было притворяться пьяной, чем сидеть и смотреть, как ты с ней заигрываешь.

Лена. Он чуть не рассмеялся. Значит, она ничего не заметила, и у него есть поле для манёвра. У него отлегло от сердца.

Он снова ощутил себя героем мелодрамы. Он не смотрел мелодрам, но сейчас понимал, что он говорит и действует по заложенному кем-то сценарию, словно на них направлены лучи софитов, в пяти метрах стоит съёмочная группа человек из десяти и он должен вжиться в роль, хорошо произнести слова. Они должны быть проникновенны и убедительны.

— Лена — просто симпатичная девушка. Не первая и не последняя, которая нам встретилась. Я просто общался с ней. Ничего больше. Но у меня нет никого ближе в мире, чем ты. Мне никогда и ни с кем не было так спокойно и комфортно.

— Ты это говоришь, и мне хочется верить, но… я не верю. Не знаю почему.

Он помолчал, размышляя. Она не смотрела больше на него, а лежала, уставившись в потолок. По нему бликом тянулась от окна полоска света.

 

Он уже очень устал. Весь этот день оказался слишком насыщенным. Надо было прекращать этот бессмысленный обмен словами. Выспаться, а завтра всё будет уже по-другому.

— Ты очень важна для меня, и я не хочу тебя терять, — заключил он, а потом сделал ошибку. — Да, мы — странная пара, но мы нужны друг другу.

— Странная пара?! — Она опять резко повернулась к нему, и снова он скорее чувствовал, чем видел её глаза. — Что же в нас такого странного?

Он понял, что сказал что-то не то и вместо завершения будто заново приоткрыл ящик Пандоры.

— Я неправильно выразился. Но согласись: мы очень разные.

— Мне не казалось, что мы такие уж разные.

— В том-то и дело. Мы разные, но в то же время похожи.

— Это какой-то бред.

Она вдруг вскочила с кровати и засуетилась в темноте. Он понял, что она ищет вещи. Он вскочил, включил свет, схватил её, уже с платьем в руках, которое она успела вытащить из чемодана.

При свете электрической лампы вдруг с ужасом увидел, что лицо её красное от слёз и перекошено.

— Тоня! — крикнул он.

Она начала вырываться очень яростно, жёстко, не на шутку. Кричала ему, что сейчас же уедет, что это невозможно, вырвавшись, пыталась закрыть чемодан. Тогда он начал выкидывать её одежду из чемодана. Она хватала валявшиеся на полу тряпки и кидала обратно. Он говорил, что не даст ей собираться и вообще уничтожит её вещи.

Она не слушала и продолжала бессмысленно метаться по комнате с какой-то очередной кофтой в руках.

— Тоня, хватит, — он попытался удержать её.

— Я тебя ненавижу! — закричала она, и ему показалось, что её крик слышали на всём острове. Но как будто с этим криком вышла вся её сила. Она села на кровати и разрыдалась.

Он вынул из её рук кофту, бросил в сторону. Обнял её, гладил по волосам, шептал: «Тихо, тихо, тихо…»

Постепенно она начала затихать. Он выключил свет, уложил её на кровать. Она не сопротивлялась. Они больше ничего не сказали друг другу. Он удерживал её в объятьях и не заметил, как заснул. Провалился в дыру. Последнее, что помнил: она лежит рядом и дыхание её такое тихое, что его почти не слышно.

Когда он проснулся, её не было. И вещей — тоже. Она ушла, не оставив ни записки, ничего.

 

Глава 15

            Склон располагался вдали от шумных улиц деревенского лабиринта. Чтобы дойти до него, надо было миновать причал, куда приходили паромы, и пойти в противоположную сторону. Джеймс направился туда. Он хотел побыть подальше от людей. Этим утром он ощутил неожиданную усталость от окружающего его радостного шума, самонадеянных туристов и бодрых торговцев, запахов карри и рыбного соуса, американской музыки из пивных баров, деловитых официантов, громкоголосых соотечественников и вообще всех людей, что приехали на этот маленький пятачок планеты из разных стран и культур и теперь толкались здесь на узких улочках, задевали друг друга руками, сумками и надувными кругами.

Ещё вчера он хотел быть в гуще этого плавильного котла, выпивать в баре до утра, шататься по пляжам, присматриваться к проходящим мимо, делать ставки на симпатичных девчонок в открытых топиках и коротких шортах. Сейчас пёстрый калейдоскоп вокруг отдавал лишь неприятным гулом в голове, давил на виски́ и вызывал ощущение тошноты.

Чем ближе он подходил к поросшему деревьями склону, тем меньше ему встречалось людей. Узкие пляжи, несколько отелей поодаль, пара кафешек и массажистки в шатрах прямо на открытом воздухе, внимательно следящие за каждым идущим мимо.

С этой стороны можно было даже плавать. Вода плескалась прямо у берега, несмотря на отлив. На песке в кружок сидели несколько женщин в длинных платьях и завёрнутых в платки. Рядом играли черноволосые смуглые дети.

Ещё дальше пляж становился совсем пустынным, и около границы, за которой начинались деревья, а земля устремлялась вверх, не было никого. Кажется, Тоня рассказывала, как в один из дней, пока он ещё спал, она пришла сюда и занималась йогой. Где она сейчас? От неё не было ни слова, доступ во все её аккаунты был заблокирован. Через фальшивый профиль он зашёл посмотреть, не разместила ли она чего-то нового, но последняя публикация была в день их приезда на Пхи-­Пхи. Она повесила фотографию тайской лодки с длинным деревянным носом, украшенным цветами. После — никаких обновлений.

Видимо, тем утром она уехала на пароме первым рейсом. Он пытался ей писать, но она не отвечала. Звонил, но трубку никто не брал, а потом стало всё время занято. Хотел сесть на паром и ехать за ней.

— Куда ты поедешь? — спросил его Шон. — Ты же не будешь искать её по всему Пхукету?

— Буду.

— Это бред. Ты без понятия, где она.

— Ты можешь написать своему другу, у которого мы останавливались, и спросить?

Но у того не было новостей о Тоне.

Она была где-то рядом, но Джеймс не знал где. Если он поедет и просто будет колесить по Пхукету на скутере, может, на каком-то из пляжей он найдёт её? Вряд ли она уехала далеко…

 

Следующие дни прошли как во сне, в который он то нырял, то выныривал. Отупение. Бесчувствие. Он много пил. Сидел на пляже. Изредка рядом с ним оказывался Шон, они ели хот-доги и над чем-то смеялись. Стояла жара, и он завис на этом беззаботном острове. Кейти пропала. Шон молчал о ней или отвечал уклончиво. Так казалось Джеймсу. Саша с Леной уехали. Он даже не понял, когда и как. В какой-то день в алкогольном угаре встретил их на одной из улочек. Он шёл с компанией, с которой только познакомился в бильярдной. Они перебирались в новый бар. Сначала он увидел Сашу, начал что-то говорить ей. Она смотрела хмуро, хотя и отвечала ему. Потом подошла Лена. Она выглядела приветливее. Он даже сказал ей что-то вроде того, что скучает и жаль, что всё так получилось. (Да, чёрт возьми, подумал он, жаль, что всё так получилось.) Сказал, что хочет увидеться, как будет в Москве. Лена улыбалась ему. Сказала, что они уезжают. Он не запомнил когда. С ним они не пошли. Он побежал догонять новых знакомых и долго плутал по улицам, не понимая, куда те делись, в итоге плюнул и пошёл на пляж, где купил у тайки ведёрко с ромом, выпил всё один, заговаривал с проходящими мимо.

Когда он был уже сильно пьян, откуда-то из темноты появился Шон и набросился на него, повалил в песок и не то бил, не то больше валял в песке и кричал на него: «Какого чёрта? Я же говорил тебе. Ты знал. Ты обещал! Кейти мне всё рассказала!» Джеймс был слишком пьян, чтобы сопротивляться. Ему почему-то стало смешно от взбешённого Шона, который даже бить его толком не решался. Он начал хохотать, и когда Шон толкнул его в очередной раз, то упал лицом, и песок попал ему в рот. Он слышал, как им что-то кричали, в итоге кто-то подбежал и растащил их. Джеймс слышал, как Шон переговаривается с кем-то на повышенных тонах. А сам он пытался подняться, смеялся и отплёвывался.

Шон исчез. Какие-то люди спрашивали, всё ли с ним в порядке, и кто-то даже принёс воды и пытался промыть солёной водой разбитую губу, из которой сочилась кровь. Он сказал, что он в порядке, и постепенно от него отстали.

А потом он заснул прямо на пляже.

Проснулся при первых лучах солнца, всё ещё пьяный и помятый, кое-как добрёл до отеля. Разбитую губу саднило. Номер был пуст, и, перед тем как заснуть, он долго думал о том, что Кейти его кинула. Шон, похоже, — тоже. Тони нет, и он не знает, где она и что делать. Мир сломался, стал фрагментарен, не складывался больше в единую картинку, и непонятно было, как в нём ориентироваться…

Джеймс стоял и смотрел на небольшой проём между деревьями, ведущий на склон. Почти отвесная тропинка была вытоптана, а сбоку к деревьям кто-то привязал верёвку, получилось некое подобие лестницы с перилами. Судя по потёртости, верёвка висела здесь уже давно.

Ухватившись за верёвку, Джеймс подтянулся и быстро взобрался наверх. Дальше начиналась пологая часть, и он стал взбираться, цепляясь за деревья и обходя низкие кусты, норовившие царапнуть его по ногам. Он продирался к вершине бездумно, не сбавляя темпа. Перед ним целью маячил край небольшой горы. Он также порос деревьями, через которые пробивалось солнце. Джеймс давно не был в спортзале и сейчас чувствовал, как застоялось, заскучало по движению его тело. «Надо будет сходить в этот местный зал», — подумал он и сам удивился, как мог забыть, что спорт, штанга были ответом на всё. Любая сложная ситуация, любые терзания и наваливающийся на него морок отступали, теряли силу, стоило ему увеличить веса и ходить в зал без пропусков. Даже сейчас, продираясь наверх, он чувствовал, как к нему возвращаются бодрость и уверенность. То, что с ним произошло, — лишь эпизод его жизни. Через неделю, месяц, полгода всё может измениться полностью, а через год-два он даже и не вспомнит об этом. Да чёрт возьми — через час, сегодня же, сейчас же всё может поменяться! Только его собственные мысли держат его в клетке. Из-за них мрачное настроение с привкусом безысходности и отчаяния. Нет этого ничего. К чёрту их. Пусть уходят, выметаются на все четыре стороны, пока он прорывается наверх через заросли. У него всё хорошо. Жизнь его прекрасна. А всё, что выпало из неё, и не заслуживает быть её частью. Он переживёт. Вопреки всему и вся, и мыслям этим предательским. Будет жить дальше и будет счастлив. Будет самым счастливым человеком на этой земле, которому удача сама идёт в руки, и всё складывается лучше, чем он даже мог предполагать.

На вершине перед его взором во все стороны раскинулось море с отдельными чёрными точками скал. Чуть поодаль они казались крупнее, собирались в единый массив — острова Пхи-­Пхи Лей и Майя Бич. Злополучный Майя Бич. Или волшебный Майя Бич. Сейчас уже неважно. Было и прошло. Здесь с вершины горы всё казалось далёким и маленьким, призрачным, несуществующим. Он стоял один в полной тишине. Даже крики птиц остались позади, за спиной. Только ветер гудел вокруг, тревожа слух и донося до него отдалённый гул бесконечного Мирового океана. Один на вершине. Ни человека вокруг. Ни единого живого существа.

В такие минуты в фильмах, которые он смотрел, и в книгах, которые читал, человек должен столкнуться с чем-то большим, чем он сам, с Богом или каким-то значимым осознанием, просветлением, но он стоял один лишь с ощущением невозможной необъятности и навалившейся вдруг на него пустоты. Пустоты, которая была несоизмеримо больше него, острова у него под ногами, и вообще всего мира. И от этой пустоты его не спасало знание, что там внизу, за спиной, у подножия есть огромный шумный мир, где постоянно что-то происходит. Сотни стран, миллионы, миллиарды людей, большие и маленькие города, по улицам которых спешат по своим делам люди. Там где-то Шон и Тоня, Кейти, Лена, университетские приятели, раскиданные по разным странам, родня, Аня, Марина из спортзала и тысячи других девчонок, знакомых или тех, кого он ещё не встретил, его работа и увлечения, которые он ещё не опробовал, места, где ещё не побывал, а также миллион счастливых и радостных моментов, которые ему ещё предстоит пережить. Но всё это не могло перекрыть той пустоты и бесконечного одиночества, которое ворвалось в его сознание. Но что удивило его больше всего — что вместе с холодным дыханием одиночества, окутавшим его, он испытал и непонятное спокойствие. В нём не было ни радости, ни печали. Да и вообще какой-либо человеческой эмоции. Почему-то пришла ясность, что этому спокойствию срок — бесконечность. Оно было и будет всегда. До его рождения и после того, как его не станет. Он станет сам этим спокойствием.

И кто-то другой, не он, заберётся на такую же вершину — эту или другую — и будет так же стоять и смотреть вдаль, не понимать или понимать, чувствовать или не чувствовать, но как-то кожей, чем-то выходящим за пределы сознания ощущать это же самое спокойствие. И этим спокойствием будет он. Джеймс Рихтер. Двадцати семи или фиг его знает какого возраста. Да что там — без возраста. Родом из Денвера. Или из ниоткуда. И отовсюду. Сын, брат, племянник, друг, любовник, враг, беттор, игрок… Игрок, да. Джеймс Рихтер. Возраст не имеет значения. Игрок. Любитель женщин. Любитель жизни. И свободы. Давно уже без рода, без племени. Сам по себе. Вечный странник. Великий никто.

Он долго сидел на вершине, не двигаясь с места, словно зависнувший компьютер, который поставил на паузу все программы. А потом рядом с ним зашелестели крылья, в нескольких шагах от него приземлилась птица, и он очнулся.

Птица — это Тоня. Чего ей надо? Зачем она прилетела?

— Сама сбежала, — сказал он ей. — Чего ты теперь от меня хочешь?

Птица внимательно поглядела в ответ, а он — на неё.

«Ну скажи, подай мне знак, — думал он. — Что мне делать? Если Бог есть. Вот я на горе, перед тобой, ты прислал мне эту птицу, и я должен что-то понять. Что я должен понять?»

Птица смотрела на него и не улетала. Клюнула землю. И снова разглядывала его чёрным глазом.

— Ничего ты мне не можешь сказать. Ладно, сиди тут.

Джеймс поднялся. Птица вспорхнула и отлетела. Уселась на дереве метрах в трёх от него и всё сидела там, глядя на него. Когда он начал спускаться обратно, несколько раз оглянулся, пока листва не скрыла её.

Он не сразу нашёл импровизированную природную лестницу. Видимо, пропустил её и прошёл тропинкой дальше. Слева от него вверх устремлялась совершенно отвесная белая, как известь, скала. Та самая, которую он видел все эти дни с разных точек острова. Откуда-то капала вода. Справа вниз уходил обрыв. Он понял, что идёт не туда, и остановился. Внизу раскинулся пляж, по которому он пришёл к склону. Несколько человек плескались в воде. В сторону горы направлялась женская фигура. Светлые волосы. Потом растущие на склоне деревья скрыли её дальнейшую траекторию.

Он не успел ни о чём подумать.

Развернулся, чтобы идти обратно.

Ступил куда-то в сторону. Чуть левее. Чуть ближе к краю.

Камень, на который он наступил, оказался влажным от воды. Нога поехала. Он попытался ухватиться за деревце, что росло тут же, но не смог. На долю мгновения, которое показалось бесконечным, словно завис, а потом потерял равновесие, и нога съехала с обрыва, увлекая его за собой.

«Это всё?! Мама!» — успел подумать он.

Он катился в обрыв, и ничто ему не могло помочь.

В последнюю секунду он ухватился за какой-то кустик.

Движение остановилось.

Он не дышал.

Казалось, что если вдохнёт, то кустик не выдержит и тяжесть его тела утянет его вниз, в провал под ним.

Какое-то очень долгое, как ему показалось, время он лежал так.

Никто не придёт.

А потом он решился. Сделал рывок, дёрнул за куст. Под правой ногой вдруг оказался какой-то выступ. Он оттолкнулся от него и выкинул себя обратно на тропинку.

Сел, облокотившись прямо о влажный склон холма, и сидел так.

В голове — пустота, ничего.

Когда дыхание вернулось в норму, он осторожно, стараясь не поскользнуться, встал и, держась подальше от края, пошёл обратно. В этот раз быстро отыскал спуск и неспешно спустился вниз, ухватившись за верёвочные перила.

На пляже он сбросил одежду и зашёл в воду. Поплыл, глядя в горизонт. Прохладное утреннее море обволакивало, погружая его в невесомость. Мышцы отдыхали от ходьбы по склону, и ему на секунду показалось, словно он совершает ритуальное омовение после сакрального действа. Потом мысли улетучились, и он просто плыл, делая размеренные гребки. Не удаляясь слишком далеко от берега, развернулся и поплыл обратно, уже быстрее, словно выходя из медитативного транса.

Джеймс увидел женскую фигуру на берегу, ту же самую, которую он видел сверху, на скале. Бежевое платье, светлые волосы, солнцезащитные очки. Девушка сидела в двух шагах от его вещей и как будто наблюдала за тем, как он приближается к берегу. Сердце вдруг забилось чаще. Он сделал ещё несколько гребков. Не может быть. На секунду сдавило горло, и словно миллионы игл пронзили всё тело. Он начал чаще дышать и продолжал грести, всё внимание направляя на отточенность движения — силу размаха руки и удар по воде.

На берег он выходил уже спокойным, только лёгкая дрожь в теле, похожая на азарт, напоминала о том потрясении, которое он только что испытал. Столько дней он ждал этого момента, предвкушал его, представлял, но произошло это только сейчас, когда он совершенно уверился, что тогда, в первый день на причале, ему померещилось.

— Здравствуй, Пэм, — сказал он и сам удивился, насколько спокойно и уверенно прозвучал его голос.

— Привет, Джеймс.

— Ты здесь. Пару дней назад мне показалось, что я видел тебя в толпе, и даже попытался тебя догнать, но ты исчезла, и я решил, что ошибся.

— Может, это была не я?

Она откинулась назад, облокотившись на руки. Ладони зарылись в песке. Он сел рядом.

— Может, и не ты. Но вот это точно ты. Хотя… — он сделал вид, что придирчиво осматривает её, — с этими очками всё-таки сложно сказать. Может, всё же не ты, а какой-нибудь кареглазый двой­ник.

Она усмехнулась и сняла очки. Зелёные глаза смотрели прямо на него всей своей лучистой прозрачностью.

— Ну как? Я?

— Так лучше. Да. Ты давно тут?

— С прошлой среды.

— Мы приехали почти одновременно. Я — в четверг.

Он помедлил перед следующим вопросом.

— Одна? Или с кем-то?

— Мы здесь большой компанией. А ты?

— Я был с друзьями, но они все разъехались, и я теперь один.

— Мне жаль.

«Мне жаль». И всё.

— А мне — нет. Я рад видеть тебя. Я только что лазил на эту гору, — он махнул в сторону склона, — и почему-то вспоминал наши путешествия по материковой части. Когда я уезжал один, катался вдоль моря, а ты ездила со мной, когда не было работы. Такое же чувство, как тогда. Спускаюсь — а тут ты. Странно, правда?

— Наверное. Мне казалось, ты тогда не планировал задерживаться в Таиланде.

— Планировал, как ты помнишь, но планы поменялись, — сказал он и чуть помолчал.

Планы поменялись из-за тебя, Пэм, чёрт тебя подери. Если бы ты не решила тогда, что у нас, очевидно, ничего не получается и не стоит этого продолжать, я бы остался. Но это он не стал говорить вслух. Надеялся только, что она сама поймёт по его молчанию.

— Так ты не остался?

— Я уехал в Мексику, потом — в ЮАР, а последние полгода жил в России. Там осень сейчас, пора было переместиться куда-то в тепло.

— Да, я помню — всегда уезжать от зимы. Всегда в лето.

— Ты тоже уехала в лето.

— Ну, формально скоро зима. Но здесь это как очень хорошее лето в Англии. Стоило того.

Его голову словно накачали воздухом, и он испытывал что-то вроде еле заметного головокружения. Ноги эти её длинные с острыми коленками из-под задравшегося подола платья. Тёмный педикюр, как спелые вишни, притягивал взгляд.

— Красивый лак.

Она улыбнулась.

— Как ты поживаешь, Джеймс?

— Отлично. Работы много, сегодня день отдыха, выбрался на пляж. Завтра — рабочий день, а дальше — не знаю. Думаю поехать на Пхукет… Послушай, может, пообедаем сегодня? Так давно тебя не видел…

— Я бы с удовольствием, но я уже пообещала друзьям. Я бы тебя позвала, но это девочковая история. На девочку ты не тянешь.

Она посмотрела на него и улыбнулась.

— Ну да. Может, завтра?

— Это на несколько дней. Завтра нас весь день не будет.

— У тебя только девочковые истории? Окна́ для мальчиков нет?

Она рассмеялась.

— Это девичник. Мальчики там предусмотрены, но немного в другой роли. Не решилась бы тебе предложить, если ты понимаешь, о чём я.

— Я бы, может, и не отказался, чтобы потом тебя похитить оттуда, — пошутил он, а потом вдруг понял и почувствовал, как волнение возвращается к нему, и вдруг словно ветер налетел, а по телу, всё ещё в капельках воды после купания, прошёл озноб, — то есть девичник, и это значит, что…

— Я выхожу замуж.

На секунду перехватило дыхание, и он напряг все силы, чтобы собраться.

— О, ну надо же. Вот это да… Поздравляю.

— Спасибо.

Вдалеке, в сторону горизонта, на всех парах удалялась лодка. Наверное, шла на экскурсию в Майя Бэй. Волны бликовали на солнце, переливаясь как огромное полотно фольги, и ему казалось, что уже не он смотрит на их мерцание, а вода поднялась вверх, залила его целиком и блестит у него в глазах. Неожиданно он понял, что в его глазах и правда вода. И он с волнением подумал, что сейчас она увидит… А потом на мгновенье, что, может, и пускай она увидит, но в следующий момент он уже жмурился и тёр глаза. Она увидела.

— Ты в порядке?

— Да ветер… Песок в глаза попал. Всё в порядке.

Они ещё поговорили потом. Об огненных шоу на пляже. И о том, как много здесь туристов, сплошной остров туристов. Что мест, где всё не вытоптано туристами, почти не осталось. Оба сошлись на том, как ужасно пахнет на жаре рыбный соус и что такую курицу с базиликом, как здесь, нигде не найти. Она говорила, что ездила потом ещё не раз на Фулмун-­парти, а он делал вид, что это ничего не значит и особо его и не трогает.

Рукой она машинально захватывала горсти песка, а потом медленно выпускала его, слегка разжав кулак. Песок высыпался тонкой струйкой, и он следил за этим повторяющимся действом и не отводил глаз, словно под гипнозом. Он даже не слушал уже, о чём они говорят, отвечал на автомате. Внимание его было на этой струйке песка, на сжатой ладони, на загорелом запястье, на котором болталась тонкая серебряная нитка с разноцветными бусинами. Он смотрел и думал о том, что подарил ей бусину на эту нитку. Она стоила как хорошая куртка. Денег было не жалко, но он подумал тогда, что бусина не должна столько стоить. Да будь она хоть супердрагоценная — это всего лишь бусина. Та, что он выбрал, имела форму крохотной бабочки. Он всё равно купил её и подарил. Пэм посмеялась и тут же повесила на нитку к другим буси- нам, и Джеймс знал, что теперь она всегда будет напоминать Пэм о нём. Сейчас он смотрел на нитку и не видел на ней его бабочки.

Он взял её за кисть.

— Помнится, я подарил тебе бабочку на эту штуку. Она у тебя ещё есть? — как бы случайно провёл пальцем по запястью.

— Пришлось подарить племяннице. Она как её увидела, так не отходила от меня. Ты же не обижаешься?

Не спеша, осторожно высвободила ладонь из его рук.

— Конечно, нет. Думал, оставишь её на память.

На пляж вышла пара с маленьким ребёнком и стала располагаться метрах в пяти от них.

— Мне пора. Девчонки, наверное, совсем потеряли меня. Здоро́во было тебя увидеть, Джеймс.

— И я очень рад, что мы встретились. Я столько думал о тебе, как ты, как у тебя дела. Рад, что всё хорошо. Но если всё же найдёшь время среди своих девочковых дел, то с удовольствием пообедаю с тобой или выпьем по коктейлю вечером.

— Спасибо, Джеймс.

Они поднялись, обнялись. В лицо ударил знакомый запах её волос. Он почувствовал её выпирающие острые лопатки. Терять было нечего. Он решил идти ва-банк.

— Пэм, почему ты ушла? Мы были счастливы. Ты говорила, что любишь меня.

Она замерла на секунду, потом отстранилась.

Он ожидал увидеть её смущение, но она улыбалась.

— Я по тебе с ума сходила, но не сразу поняла, что тебе нужна мама, а не девушка. Извини. Наверное, я тебя люблю, и это навсегда. Но мне действительно пора. Увидимся.

Он не успел ничего подумать, как она наклонилась к нему, поцеловала в губы, провела рукой по щеке и пошла.

— Пэм, подожди. — Он было направился за ней.

— А, кстати, забыла! Привет тебе от Кейти.

Он замер.

— Вы знакомы?

— Конечно, это моя подруга, приехала ко мне на девичник. Думаешь, откуда я узнала, что ты на острове, — весело ответила она. — Пока, Джеймс.

Она удалялась, он стоял на месте, а в голове его царил сумбур. Что, чёрт возьми, это значит? Кейти — её подруга, то есть Пэм в курсе того, что произошло на Майя Бэй? Или нет? Что ей Кейти рассказала? Как они вообще поняли, что он — это он. А может… Вдруг его осенило. А что, если это было специально? И Шону она всё рассказала. Что, если они всё подстроили? Он почувствовал, как его мир встаёт с ног на голову.

В этот момент к нему обратился мужчина из молодой пары.

— Извините, у нас зонтик сломался. Вы не поможете подержать его, пока я его закреплю?

Он хотел было сказать, что спешит, глянул вдаль — Пэм шла по набережной не оглядываясь.

— Да, конечно, — сказал он, придерживая палку.

Мужчина закрепил зонт. Джеймс быстро накинул одежду и готов был уже бежать за Пэм, но зонт вдруг снова сорвался, и пришлось заново его укреплять.

Раздражение росло. Но вот зонт держался крепко.

«Спасибо» прозвучало уже Джеймсу в спину. Он выбежал на набережную, но Пэм пропала.

Вокруг неожиданно было много людей. Никогда на этой стороне острова их столько не было. Массажистки, сидевшие у своих шатров, внимательно его разглядывали. Он хотел бежать дальше, но понял, что его поведение начинает напоминать дурацкий фильм. Миллион таких фильмов: герой куда-то бежит, кого-то расталкивает, стремится что-то выяснить, кому-то что-то доказать, объяснить, переубедить.

Куда бежать? Кого переубеждать? Кому объяснять? Пэм? Или, может, Тоне? Или Кейти и Шону? А может, надо вернуться и объяснить что-то Мишель? Или Кристине? Или ещё кому-нибудь?

В ближайшей палатке он купил себе воды без газа и сел на парапет набережной лицом к морю. Справа возвышалась скала, на которую он забрался утром. О чём он там думал? Что было важно? Какая-то очень важная мысль. Или чувство. Ощущение себя как целого мира, себя как центра вселенной, как единственного человека в мире. Что-то такое. Он помнил головой, но чувства не мог вернуть себе.

Ещё немного посидел на месте. Мысли улетучились. Он наблюдал за тайцами-­гидами. Те возились у своих лодок. К ним подходили люди, загружались в лодки, отплывали.

Допил воду. Хотел выбросить бутылку, но подумал, что она ему ещё пригодится, и направился к гостинице, чтобы переодеться и пойти в спортзал. Точно. Об этом он тоже думал на горе. И хотя бы с этим всё было понятно.

Ещё он думал о том, что обратные билеты у них с Тоней на один рейс. Он увидит её в аэропорту и скажет, что скучал, что места себе не находил, волновался о ней, не мог с ней связаться… Ни о Пэм, ни о Кейти он не думал вообще.

В выходные, как всегда, он работал. Это простое привычное действие захватило его целиком, успокоило. Он смотрел на цифры, что бежали по экрану, и его наполняла уверенность, что всё будет в порядке. Голос за кадром вёл прямую трансляцию с матча. Он ждал. Ожидание жгло изнутри. Раз! Ставка. Успеть. Он фокусировался, кликал мышкой. И успевал. В кои-то веки Интернет не подвисал. Удачный день. Сайт сдался. Он выигрывал. Отыгрался за все те недели, когда чёртов сайт водил его за нос. Какие удачные выходные. Он победил.

В понедельник рано утром он уплыл на пароме на Пхукет. Во вторник приехал в аэропорт на обратный рейс.

Тони на нём не было.

(Окончание следует)

 

[1] Продукт компании Meta, деятельность которой в России признана экстремистской и запрещена.

[2] 80 градусов по Фаренгейту составляет приблизительно 26,6 градусов Цельсия.

Опубликовано в журнале «Российский колокол» № Специальный выпуск 2025.
Размещено на сайте 30.06.2025 в 15:10.