Рюрик
(поэма)
«Он умер, но Русь устремилась в века.
И опыт её убеждает,
Что сила народов — союзом крепка,
Союз нерушим — лишь в державных руках,
В других — монолитность теряет!
В. Ловчиков
Кровавый закат над землёю пылал,
Народам беду предвещая:
Князь гордых славян Гостомысл умирал,
Бакоте-волхву он чуть слышно шептал
Последний завет, угасая:
«Чудь, кривичей, весь и словен я сплотил
Единым могучим союзом,
Норманнов господства над нами лишил,
Союз десять лет от раздоров хранил,
Способствуя дружеским узам.
Что вас без прямого наследника ждёт,
Предвижу я, трон оставляя:
За мною вослед и единство умрёт,
Вновь племя на племя войною пойдёт,
Друг друга борьбой ослабляя.
Оставить последний завет тороплюсь:
Напрасно не меряйтесь силой,
Зовите варяга из племени Русь —
Пусть князем возглавит славянский союз
Сын дочери средней Умилы».
Но молвил Бакота, смутясь и сердясь:
«Нам звать на княженье варяга?
У них же с норманнами кровная связь.
Лишился ты разума, видимо, князь,
В тенётах предсмертного страха!..»
Но лишь отпылал под умершим костёр,
Курган над могилой поднялся,
Средь тех, кто норманнам дал дружный отпор,
Кровавый опять разгорелся раздор,
Союз их славянский распался.
Схватились словены, кривчане и весь,
Границы мечом утверждая,
О жертвах напрасных, которых не счесть,
Всё чаще спешила на Родину весть,
Народы враждой возбуждая.
И понял Бакота, что медлить нельзя;
Старейшин племён созывает
И Рюрика, сына Умилы, в князья,
По воле вождя и проклятьем грозя,
Немедля позвать предлагает.
Но каждое племя стремится своим
Вождём над другими подняться.
От кривичей князем предложен Вадим,
Они заявляют: «Его лишь хотим,
Не будем другим подчиняться!»
И молвит Бакота: «По злобе в речах
Средь вас я богами ручаюсь,
Никто не потерпит соседа в князьях,
Так пусть нами правит нездешний варяг,
Немедля за ним отправляюсь».
И в племя варягов по имени Русь
С послами отправился вместе.
Вадим же сказал: «Я с варягом сочтусь,
Я кары богов за сей грех не страшусь,
Пришельцу здесь княжить не место».
А Рюрик встречает Бакоту-волхва,
С послами за стол приглашает
И, выслушав лестных приветствий слова,
Речёт: «Чем, славяне, обязан я вам,
Что этот визит означает?»
Бакота ответил: «Скончался твой дед
И нам завещал, умирая,
Звать сына Умилы в князья. Тот завет,
Поскольку порядка в стране больше нет,
По воле племён выполняем».
Задумался Рюрик: «Да, край ваш богат!
Но здесь разве нечем гордиться?
Что скажут брат Трувор и Синеус-брат,
Решатся ль туда воротиться назад,
Где прах скандинавов не чтится?!»
Наутро у Рюрика собран совет:
Два брата, Олег и дружина.
Весь день обсуждали посланцам ответ:
Быть Рюрику князем славян или нет?..
«Быть!» — вывод одобрен единый.
Весна. Восемьсот шестьдесят второй год.
И Ладога-крепость в волненье:
Флотилией Рюрик с дружиной плывёт.
Бакота, старейшины, прочий народ
На пристани ждут приближенья.
Вот Рюрик с дружиной на берег сошёл,
Внушая и страх, и тревогу.
Бакота прибывшего в крепость привёл,
Старейшины сели за княжеский стол,
В себя приходя понемногу.
А Рюрик, усевшись на княжеский трон,
Отпраздновав пышную встречу,
Сказал, что отныне хозяин здесь он
И слово его для народов — закон:
«На козни я казнью отвечу!
Я с нынешней смутой покончить берусь —
Конец племенному деленью,
Отныне мы племя единое — Русь.
Вы все предо мною равны, и, клянусь,
В единстве успех и спасенье.
А чтобы славян воедино связать,
Я братьев своих рассылаю:
В Изборске Трувору велю управлять,
Под руку свою Белоозеро взять
Тебе, Синеус, поручаю.
Трувор будет путь до Днепра сторожить,
Надзор Синеуса — до Волги.
Мы всякого подать заставим платить,
Кто Русью захочет с товаром ходить,
И русичи будут довольны.
Тебе, воевода Олег, поручить
Хочу я на озере Ильмень
Надёжную крепость тотчас заложить,
В которой позднее намерен я жить,
Пусть будет ей Новгород имя».
Все слушают молча, лишь голос один
Из круга старейшин несётся:
«Зачем нам Трувор? Есть в Изборске Вадим,
Он кривичам ведом, его и хотим,
Пусть князем у нас остаётся!»
Но Рюрик оспорить себя не даёт:
«Вадиму в Изборске не править.
Добром или силой оттуда уйдёт,
Пусть город Смоленск в свои руки берёт,
Для Трувора Изборск оставит».
Окончилась встреча, всем ясен итог,
О князе старейшины спорят:
«Хороший!», «Не наш!», «Но умён!», «Дюже строг!..»
Вздыхает Бакота: «Перун бы помог
Уйти от раздоров и горя!»
И крепнуть с тех пор стала новая Русь,
Утихли и распри, и стоны,
И с Волги булгары утратили вкус
Ходить за добычей в славянский союз,
Неся постоянно уроны.
Минуло два года. Вадим позабыть
Обиды своей не желает,
Даёт порученье князей погубить:
Двух Рюрика братьев отравой поить.
Внезапно они умирают.
До Рюрика слух о злодействе дошёл,
Но умысел тот не доказан,
Болезнь неизвестную лекарь нашёл,
И хитрый злодей от расплаты ушёл —
За зло так и не был наказан.
А Рюрик всю власть на себя перевёл,
Отправившись в Новгород князем,
И вскоре на Полоцк войною пошёл,
Его покорил, в подчиненье привёл
Оброком и строгим указом.
Пока он на Полоцк войною ходил,
Границы страны укрепляя,
Терзаемый кровной обидой Вадим
Под Новгород прибыл, его осадил,
Сесть князем на трон помышляя.
Но Рюрик вернулся с дружиной своей,
Продолжился спор сечей дикой,
И Рюрик сказал: «Кровь напрасно не лей,
Себя не жалеешь — других пожалей,
Бой кончим давай поединком».
Вадим согласился на схватку за власть,
За Новгород — бой до победы:
Пусть кто победит, тот и будет в нём князь!
И битва за трон меж вождей началась,
Суля людям радость иль беды.
Сошлись уж, но Рюрик просил: «Повинись!
Прощу, отпущу без обиды».
Но трон для Вадима дороже, чем жизнь,
Угрозы «Убью!» лишь в ответ начались…
Сам пал в поединке убитым.
Судьба в этой схватке двух внуков свела —
Потомков вождя Гостомысла,
Победу ж избраннику деда дала,
Тому, кому прочил он трон и дела;
Бороться с тем не было смысла!
Казалось, окончен соперников спор,
Но нет, у Вадима остались
Те слуги, что, ведая Рюриков двор,
Вновь ядом свершили его приговор:
Князь умер, как братья скончались.
Он умер, но Русь устремилась в века,
И опыт её убеждает,
Что сила народов союзом крепка,
Союз нерушим лишь в державных руках,
В других — монолитность теряет.
Сын Рюрика — Игорь принял его трон,
За Игорем сели другие,
Князей и царей дал династию он,
Ему семь столетий свой первый поклон
Клал каждый правитель России.
28 января 1996 года
Гений и судьба
(венок онегинских строф)
«Когда случалось где-нибудь
Ей встретить чёрного монаха
Иль быстрый заяц меж полей
Перебегал дорогу ей,
Не зная, что начать со страха,
Предчувствий горестных полна,
Ждала несчастья уж она.
А. С. Пушкин. «Евгений Онегин»
1
Хозяйкой мистика царила
Над родом Пушкиных в веках,
К живым умерших приводила,
Являя в снах и в двойниках.
Надежде Осиповне, маме,
Покой тревожила ночами,
Являя белой дамы тень,
Тем отравляя ночи сень.
Его сестре любимой, Оле,
Вручила провиденья дар,
Та по ладони без труда
Читала начертанья доли,
Чем как никто была сильна
В семействе Пушкиных она!
2
В семействе Пушкиных она
Всем долю предсказать умела.
Об этом Александр узнав,
Сестре ладонь доверил смело.
Она ж, прочтя судьбы узор,
Печально опустила взор,
Тревожить не решаясь брата
Тем, что узнать была не рада.
Но он с улыбкой настоял
Сказать всю правду без сомненья
И сам, не показав волненья,
Узнал своей Судьбы финал:
Судьба ж, увы, с ним не шутила,
Трагическую смерть сулила.
3
Трагическую смерть сулила
Ему ладони линий сеть.
Поскольку весть его смутила,
Решил перепроверить весть.
Кирхгоф, гадалка и вещунья,
В простонародии — колдунья,
Читая шифр картёжный свой,
Рекла: «Прославишь путь земной,
Жди пост на днях служебный важный,
И деньги почтою пришлют.
Знай: в тридцать семь тебя убьют,
И в ссылке побываешь дважды».
Убийцу предрекла она,
Поэту — и была точна.
4
Поэту — и была точна,
Сказав, что стать убийцей может
Тот, чья примета — белизна:
Мужчина, голова иль лошадь.
А предсказания Кирхгоф
Сбывались чаще вещих снов.
Лишь две недели пробежали —
Ему предложен пост в Варшаве;
Потом давно забытый долг
Прислал по почте друг лицейский,
Две ссылки властью полицейской
Сомненьям подвели итог.
Но важен был не крах сомнений,
А чтоб в Судьбу поверил Гений.
5
А чтоб в Судьбу поверил Гений,
В то, что таилось лишь в словах,
Поток предсказанных свершений
Рос правдой на его глазах:
Низвергнут Пущин[1] в чин солдатский,
Пал Грибоедов, на Сенатской
Был Милорадович убит.
Всё, что Кирхгоф ни посулит,
Всё исполнялось, словно в сказке.
И, видя результат такой,
Поэт поверил в жребий свой,
В реальность роковой развязки.
И принял без сомнений Гений
Родство примет и их свершений.
6
Родство примет и их свершений
Поэт болезненно признал,
В дальнейшем этих убеждений
До самой смерти не менял.
К Рылееву собрался ехать,
Но вдруг приметы, как помехи,
Заставили с пути свернуть:
Перебежал зайчишка путь,
Священник встретился в дороге —
И Пушкин, план оставив свой,
Вернулся с полпути домой
И ждал неладного в тревоге.
Спасенье, знак беды послав,
Судьба ему преподнесла.
7
Судьба ему преподнесла
Урок наглядный провиденья:
Сигнал опасности дала
Для размышленья и решенья.
Свершись визит — и был бы он
В сеть декабристов вовлечён
И участь бы друзей своих,
Став заговорщиком, постиг.
Друзья ж, предотвращая это,
Готовя тайный сговор свой,
Решили твёрдо меж собой
Не усложнять Судьбу поэта.
Судьба ж загадку задала,
Смешав плоды добра и зла.
8
Смешав плоды добра и зла,
Ум гения она смутила:
Зачем-то от беды спасла,
Коль гибель предопределила.
Но он загадку разгадал:
Ждёт предначертанный финал —
Судьба пока его хранила
До грани той, что отчертила.
И белый судьбоносный цвет
Ему стал знаком фатализма,
Приметою угрозы жизни,
Опаснейшей из всех примет.
Реальность тех примет проверив,
Он, Гений, в рок Судьбы поверил!
9
Он, Гений, в рок Судьбы поверил
И впредь упорно избегал
Всех тех, кого приметой мерил,
Несущей роковой сигнал.
Однажды зря с ним целый вечер
Искал военный личной встречи:
Был белокур он, светлоглаз —
С ним Пушкин не пошёл на связь.
Бунт в Польше подавлять собравшись,
Поэт шутил среди дружков:
«Опасен для меня Вайскопф[2],
Один из лидеров восставших».
Ждал в каждом светлом жребий свой
Он весь нелёгкий путь земной.
10
Он весь нелёгкий путь земной
Людей иных не опасался:
«Коль не блондин — не жребий мой», —
Шутил и в этом убеждался.
Знал: от Судьбы не убежать,
Она ж дала об этом знать
Ему у брачного порога —
В него вселилась вдруг тревога!
Когда собрал мальчишник, он,
Как после гости отмечали,
Был в неожиданной печали,
Весь вечер чем-то удручён,
Как будто шаг женитьбы свой
Сверял с предсказанной Судьбой.
11
Сверял с предсказанной Судьбой
Своё тревожное венчанье:
Крест, рухнувший на аналой,
Свечу, погасшую случайно,
Кольцо, что выпало из рук,
И шафер, что сменился вдруг.
Всё разом, словно наважденье
И как сигнал предупрежденья…
Он этот не забыл сигнал,
Хоть не поддался пессимизму
И счастлив был в семейной жизни,
Но «суженого» после ждал.
Приход по признакам проверил
И жизнь свою Судьбе доверил.
12
И жизнь свою Судьбе доверил,
Не дрогнув, жребий принимал,
Свой «Памятником» путь измерил
И впрок могилу заказал.
Назначенный блондин Дантес,
Явился среди тех повес,
Которым пошлое не пошло,
Все невозможное — возможно.
Поэт убийцу в нём узнал
И был Судьбою недоволен:
Героя ждал для этой роли —
А ею избран был нахал…
Рискнув оспорить власть примет,
Погиб в год названый поэт.
13
Погиб в год названый поэт,
С Судьбою тет-а-тет сразившись,
Не взяв с собою амулет,
Надёжно от убийц хранивший.
Смысл в примиренье не нашёл,
На смерть, подняв забрало, шёл,
С самой Судьбой за честь стрелялся,
Свой рок оспорить попытался.
Но бесполезен спор с Судьбой,
Она не терпит возражений,
И всё ж достойно принял Гений
Тот предрешённый смертный бой.
Погиб в борьбе за честь поэт,
Как приговор приняв навет!
14
Как приговор приняв навет,
Всё ж хама проучить пытался,
Но, не убив его в ответ,
Доволен был и в том признался.
Да и жене, простясь, сказал,
Что нет вины её, он знал,
Но кровь пролил недаром всё же,
Поскольку честь всего дороже.
………………………………..
Он умер. Мистика живёт:
Недавно в дом-музей поэта
Внесли убийцы пистолеты,
На них внезапно рухнул свод…
Знать, в доме, как молва гласила,
Хозяйкой мистика царила.
Магистрал
Хозяйкой мистика царила
В семействе Пушкиных, она
Трагическую смерть сулила
Поэту и была точна.
А чтобы ей поверил Гений,
Родство примет и их свершений
Судьба ему преподнесла,
Смешав плоды добра и зла.
Он, Гений, в рок Судьбы поверил,
Он весь нелёгкий путь земной
Сверял с предсказанной Судьбой
И жизнь свою Судьбе доверил.
Погиб в год названный поэт,
Как приговор приняв навет.
6 июня 1999 года
Выбор
(поэма)
И, топая потом из «Сандунов»,
Я понял вдруг,
Что нам на долю выпал
Упрятанный в пучину громких слов,
Увы, умом непостижимый выбор!
В. Д. Ловчиков
Сегодня, словно шах, я в «Сандунах»,
Попарившись, помывшись, прохлаждаюсь,
И, воблу приласкав слегка в зубах,
Цежу пивко, и жизнью наслаждаюсь!
Но это только частный эпизод,
Лишь редкая от стрессов передышка!
Там, за окном, волнуется народ,
Да так, что здесь, в предбаннике, отрыжка!
………………………………..
В соседнем кабинете пиво пьёт
Профессор. В прошлом — видный столп науки!
Он нынче где-то доски продаёт,
Чтоб прокормить себя, жену и внука.
А рядом с ним — в отставке генерал,
Теперь он тоже мелкая персона.
Хотя, как слышу, храбро воевал,
Скитался тридцать лет по гарнизонам!
И эти, в прошлом две персоны ВИП,
Сегодня не о роскоши мечтают…
И к их устам, как банный лист, прилип
Вопрос, что все взволнованно решают.
Там, за окном, весенняя капель
И солнце всё теплее, лето ближе!
Не оттого ли всё сильней в толпе
Кипящий ропот недовольства слышен?
И там же реют в солнечных лучах
Предвыборные броские плакаты;
А с них зовут, мессии на словах,
Нас к урнам мистер-иксы — кандидаты!
И на вопрос, что задал генерал,
Увы, не из простого интереса;
«Ты за кого?» — подумав, отвечал
С наукой распрощавшийся профессор:
«Меня опять зовут голосовать,
А за кого — пожалуй, сам не знаю!
Привык я коммунистам доверять,
Теперь уж никому не доверяю!
Все научились, не смущаясь, врать:
Дельцы ЦеКа вновь балом заправляют
И в свой “застой” зовут страну опять,
А несогласных списками пугают.
Средь них и тот, кто нас тащил в тупик,
А нынче “рыжих” за развал ругает,
Прославленный слезами большевик,
Как видно, вновь в вождях рыдать желает.
От списка партий пробирает страх!
А их вождей — умрёшь, не сосчитаешь!
И все — о нас с заботой на устах,
Пока их в депутаты выбираешь!
К примеру, тот, кто партию создал,
На бывших зэков гласно сделав ставку,
И в Рай свой курс наглядно показал,
С попом и женщиной устроив драку.
За реформистов как голосовать?
Они все сбережения отняли
И за бумажки стали раздавать
Всё то, что мы годами создавали!
И мы теперь имеем в богачах
Не тех, кто силы в общее вложили,
А тех, кто, всплыв на отнятых деньгах,
На них же и “бумажки” все скупили.
Иль этот пышноусый генерал,
Что стал вождём, поспешно цвет меняя,
И в чемоданы факты собирал,
Нам их раскрыть прилюдно обещая.
Но лишь втащил добычу на Олимп,
Забыл про всё, что собирал годами,
К кормушке общей всей роднёй прилип
И запретил чужие чемоданы.
А наш бессменный самый важный вождь,
Что лечь на рельсы за промашки клялся,
Смекнул: голов за всё не припасёшь, —
И запросто от клятвы отказался!
И прав: развал, мздоимцам — счёту нет,
Народ живёт без пенсий и зарплаты,
В конце тоннеля полный беспросвет,
И коммунист прёт в царские палаты!
Вот и гадай, как трон свой удержать,
Как рейтинг свой в народе увеличить.
Приходится, как карты, тасовать
Одни и те же постоянно лица!
Народ — он за обиженных стеной!
А значит, обижай того, кто нужен!
И вот мы наблюдаем всей страной
За этою тусовкой неуклюжей…
Три власти мы, во избежанье бед,
Торжественно в стране провозгласили!
Они ж теперь пекутся о себе,
Забыв про нас и про судьбу России!
Хотя бы думских депутатов взять:
Ну кто же руку среди них поднимет,
Чтобы “Закон об отзыве” принять, —
Вдруг кресло сам же у себя отнимет!
Зато готов импичменты вершить,
Министров гнать с постов готов он тоже!
А вот себя за промахи лишить
Он кресла, хоть убей, никак не может!
Да и министр — он тоже не дурак!
Чтоб не принять опасного решенья,
Сумеет обеспечить каждый шаг
Заранее козлами отпущенья!
А губернатор! Разве не герой?!
Мандат приняв из рук электората,
Он вправе спать, а грех свалить любой
На Центр, когда проснуться надо!..
У каждой ветви власти способ свой,
Как уцелеть, в доходном кресле сидя, —
А жизнь пускай течёт сама собой
И выживает как-нибудь Россия.
И вот голосовать зовут опять!
Я ж оценить не в силах кандидатов!
Ну что от “мистер-иксов” ожидать?
Ведь в кандидатах все бубнят как надо!
И я решил, что вновь голосовать
Смогу тогда, когда нам будет видно,
Что мы всегда сумеем отозвать
Любого, за кого нам станет стыдно.
И без различий: будь то президент,
Иль губернатор, или депутаты!..
Ну а пока такого права нет —
Не стану урной утверждать мандаты!..»
………………………….
И, топая потом из «Сандунов»,
Я понял вдруг, что нам на долю выпал
Запрятанный в пучину громких слов,
Увы, умом непостижимый выбор!
6 апреля 1998 года
[1] Пущин — брат друга Пушкина.
[2] Вайскопф — по-немецки «Белая голова».
