Мелодия
От автора — читателю:
Scribtur ad narradum, non ad probandum[1].
1
До отправления поезда оставалась минута. Проводница развернула сигнальный флажок, но ещё не закрыла ступеньки вагона. Он стоял в тамбуре и смотрел на перрон, вернее, на ту, которая стояла у вагона. Что-то осталось недосказанным.
Поезд дёрнулся и пошёл, медленно набирая скорость. Она шла рядом с вагоном, ускоряя шаги, как будто решаясь в последние мгновения выразить то, что не смогла сказать в течение дня…
Проводница захлопнула вагонную дверь. Поезд стремительно набрал скорость… Вокзал остался позади.
2
Он редко бывал в городе своего школьного детства. Поступив в медицинский институт, приезжал сюда только на каникулах. А затем распределение, переезды… Наконец — ординатура, Москва, клиника. Приезжал на пару дней повидаться с родителями и привозил к ним на лето дочек, их внучек. В летние дни в южном городе у моря отдыхало много детей.
Последние несколько лет он тут и вовсе не появлялся.
На этот раз он приехал по просьбе сестры. Её внук оканчивал институт, собирался обосноваться здесь, в городе, и уже подобрал место работы. Поэтому сестра решила переписать их старый родительский дом и небольшой прилегающий к нему садик на внука. При переоформлении собственности выяснилось, что и он, давно покинувший родительский дом, числился в каких-то реестрах. Он пообещал сестре отказаться от якобы причитающихся ему долей в пользу племянника. Других поводов и большого желания бывать здесь за последние годы у него не возникало.
— Молодой человек! Мне кажется, мы с вами знакомы! — Он встретился взглядом…
Сердце не ёкнуло, оно упало, провалилось.
— Знакомы… кажется, знакомы… — наконец ответил он.
Сколько лет он боялся этой встречи. Не приезжал в этот город надолго. Не расспрашивал никого.
Растерялся… Вот так неожиданность! Она тоже была смущена. Молча смотрела на него, рассматривала.
— В отпуск приехал, отдыхать или по делам?
— По делам, в отпуск.
— О! Если в отпуск, значит, ещё работаешь. Молодец! А я уже на пенсии.
Оба замолчали… О чём говорить дальше? Про что спрашивать?
— Ты неплохо выглядишь! Я заметила, что все, кто продолжает работать, имеют бодрый вид.
— По-разному бывает. А ты? Что делаешь? Занимаешься семьёй, внуками? — наконец он нашёл о чём спросить.
— Внуками, да.
Они стояли около автобусной остановки, посреди тротуара, прохожие обходили их, двоих немолодых людей.
— Отойдём в сторону, — показала она жестом.
Снова неопределённая пауза.
— Хотелось бы поговорить не так, на ходу…
— О чём?
— Обо всём, о жизни. — Прозвучало иронично, но за иронией пряталось волнение. — Послезавтра я улетаю. Давай встретимся завтра вот там, у входа в парк, — предложила она.
Он молчал, не находя ответа.
— Надеюсь, ты не боишься этого свидания? — Снова ирония. — Вечером я должна собраться в дорогу. Поэтому могу предложить для встречи только первую половину дня. Я буду ждать тебя в двенадцать часов. В это время в парке пусто, нешумно, никто не мешает.
Он всё ещё медлил с ответом.
— Извини, мой автобус! Мне нужно торопиться! До завтра!
Он так и не успел ничего сказать. Она вошла в автобус, двери закрылись. Он подумал: она в окне помашет ему рукой и он жестом ответит ей. Каким: согласием или отказом — он сам ещё не решил…
Автобус тронулся, он остался стоять на остановке. Завтра… в двенадцать… Зачем? Нужно ли это ему? Почувствовал, как защемило сердце, перестало хватать дыхания. Он уселся на новую удобную лавочку, полез в карман за таблеткой. С какого-то времени он уже постоянно носил с собой необходимое.
«Пора всё-таки заняться серьёзно своим здоровьем, — с укоризной сказал сам себе. — Medice cura te ipsum. — Врач, исцели самого себя! — всплыла в памяти латынь. И вспомнилось, как когда-то им нравилось в письмах друг к другу вставлять латинские выражения.
Никто не опоздал, подошли одновременно. Поздоровались и пошли молча по безлюдной аллее, не зная, что сразу сказать друг другу. Молоденькая мамочка катила коляску и, не обращая внимания на своего малыша, весело говорила по телефону.
Выручили и освободили от первой скованности ничего не значащие, обычные реплики, вроде «ах, какие хризантемы», «как много высажено молодых деревьев»… Небо затянулось облаками. Неужели погода испортится?
— Давай зайдём в кафе, оно выглядит вполне уютно, — предложила она.
В этот час в парковом летнем кафе было пусто. Они уселись в дальнем углу за маленький круглый столик.
— Ты голоден? Хочешь что-то съесть?
Он отрицательно качнул головой.
— Я тоже ничего не хочу. Знаешь ли, волнуюсь… Давай закажем кофе и что-нибудь сладкое. И ещё я попрошу бокал хорошего белого крымского вина. А ты? Что выберешь?
— Также кофе. Но я возьму к нему и пятьдесят грамм коньяка.
В ожидании заказа снова ничего не значащие слова про погоду.
Официант быстро поставил на стол чашки с кофе, тарелки с замысловатыми пирожными. Ей — бокал светлого золотистого вина, ему — пузатый фужер с коньяком.
— Что ж, как положено, за встречу!
— Да! Как говорится, сколько лет…
— В данном случае можно сказать: сколько десятилетий…
Снова пауза, всматривание друг в друга, попытка под внешними изменениями, нанесёнными временем, отыскать знакомое, давнее…
Алкоголь сделал своё дело, напряжение немного отпустило.
— Расскажи о себе! — предложила она.
— Что тебя интересует?
— Всё! Вся твоя жизнь, работа, семья.
— Врач, хирург высшей категории. Женат. Две дочери, две внучки. Моя жизнь в общем вполне благополучна. Что ещё тебе рассказать? А как ты?
— Уже три года не работаю. На пенсии. Замужем, дочь, два сына, четыре внучки. Жизнь сложилась. Несколько лет мы были в Ливане, муж работал переводчиком в торгпредстве. Затем Голландия. Везде было интересно. За границей я работала, но немного. В основном — семейные домашние обязанности. Когда вернулись в Москву, начала работать в ежемесячном журнале, потом перешла в издательство. Карьеру закончила в должности заведующей отделом, выпускавшим книги зарубежных авторов по искусству. Не так уж плохо! Мне нравилась моя работа. Интересные книги, контакты с авторами, переводчиками. Выставки, командировки. Однако решила уйти на пенсию сразу по возрасту, пока ещё чувствую себя достаточно бодро для занятий с внуками и своих хобби.
— Hoc erat in votis. — Это было предметом моих желаний! — услышала она.
— Это вопрос или утверждение?
— Всего лишь реплика. Fugit irreparabile tempus. — Бежит невозвратимое время.
— Какая память! Будем считать, что зачёт по латыни успешно сдан. Можно перейти на родной язык.
— Ты сама когда-то придумала такую игру — вставлять латинские выражения.
— Мне это нравилось! И у нас с тобой курс латыни шёл одновременно. У меня в университете, и у тебя в твоём меде.
— В медвузе латынь давалась весьма условно. Но мне хотелось не отставать от тебя. Я спросил у нашей преподавательницы, где бы мне найти словарик с латинскими выражениями. Многих латынь почему-то увлекала. Она дала мне книжку, из которой я многое выписал. И ещё она научила меня правильно читать и произносить латинские выражения. Спросила: ты, наверно, хочешь пятёрку по латыни получить? Я ответил, что хочу через латынь нравиться одной девушке, которая учится на филфаке. Преподавательница засмеялась: что ж, это серьёзная причина учить латынь.
— Ты мне нравился и без латыни.
— Не знаю, насколько я тебе вообще нравился. Но мне когда-то хотелось большего, чем просто нравиться! — сказал он, стараясь выглядеть невозмутимым, почти равнодушным.
— Большего! Большее зависело и от тебя. Ты был очень сдержан. Или не уверен в чём-то.
— Не уверен? Да, был не уверен, но не в себе. Скорее, в тебе. — Он замолчал. После небольшой паузы продолжил: — Я не понимал иногда тебя. Зачем ты предложила так называемую «проверку чувств»? Чтобы мы некоторое время — а какое? — не писали друг другу, не общались. С твоей стороны это оказалось неконкретное «прощай». — Он старался говорить без эмоций, как бы просто вспоминая давнее.
— У нас с тобой что-то застряло в отношениях.
— Очень скоро ты вышла замуж. Я не мог поверить, когда узнал! Думал, окончится текущий курс, и, когда мы на каникулах увидимся, я сделаю тебе по-настоящему предложение. Но… опоздал… — Он постарался равнодушно усмехнуться.
— Ты женился очень быстро. Меньше чем через год после меня.
— Хотелось поскорее отключиться от прежнего.
— Удалось?
— Наверное… Сейчас это уже неважно. Моя семейная жизнь вполне благополучна. Я не разочаровался. — Сказано было спокойно и как будто небрежно по отношению к их общему давнему прошлому.
— Вот как! Это хорошо!
Она отпила пару глотков светлого золотистого вина. Не предложив общего тоста, не протянув свой бокал, чтобы символически чокнуться.
— Не разочаровался… Приятно услышать такое от давно женатого мужчины. Но скажи, признайся: изменял ли ты своей жене? Хотя бы раз?
— Фактически, формально — нет. Не изменял, такой необходимости не было.
Она засмеялась:
— Не было необходимости! А повода? Неужели вся жизнь так уж стерильно безупречна, без всяких соблазнов?
— Зачем тебе это знать? Ты однажды приняла своё решение.
— А вспоминал ли ты меня когда-нибудь?
Он залпом допил свой коньяк и жестом показал официанту, чтобы тот принёс ему ещё.
— Вспоминал! Вспоминал! До тех пор пока решительно не отрезал все эти воспоминания, чтобы они не мешали мне жить. А ты? Так сразу и забыла? — Ему хотелось, чтобы это прозвучало насмешливо.
Она, не поднимая глаз, молча рассматривала кофе в чашке. Он не прерывал затянувшуюся паузу. Наконец, по-прежнему не глядя на него и пытаясь скрыть волнение, заговорила:
— Если бы ты знал, как я тебя вспоминала! Хотела, но никак не могла в мыслях от тебя отделаться. И в то же время подбадривала себя этими воспоминаниями! Не всё у меня складывалось гладко и безоблачно. Во-первых, мой муж оказался патологическим ревнивцем. Что он устраивал! Какие сцены, допросы! Я не сразу поняла, что это проявление комплексов и даже некая патология. Во-вторых, был и период изрядных выпивок. В Ливане он работал переводчиком, там строгая арабская страна. Приключений не было. Началось в Голландии. Он был там представителем ГКЭС[2] по одному не очень главному направлению и без компетенции принятия ответственных решений. Мы жили в доме, где квартировали ещё две семьи из Союза, и в этом же доме, двумя этажами выше, почти под крышей, был крошечный офис, где мой муж принимал посетителей. Как правило, это были переговоры о перспективах дальнейшего сотрудничества с нашей страной. Многие гости приносили в качестве даров спиртное: редкие в те годы для нас марки виски, коньяки и подобное. Как не попробовать? Заграничная западная жизнь! Помнишь, как в старых иностранных фильмах, все обязательно красиво выпивали, наливая немного в нарядные большие стаканы. Он с гостями немного выпивал, как того требовала ситуация. А затем, когда посетители уходили, стал добавлять себе и самостоятельно. Я обнаружила это не сразу. В общем, были моменты, когда мне приходилось тащить его на себе в нашу квартиру по чёрной лестнице, стараясь никому не попасться на глаза. А сколько дорогих подаренных гостями коньяков я вылила в раковину, чтобы у нас в доме вообще не имелось спиртного как соблазна! Мне иногда было очень тяжело. Я мечтала, что брошу его и этим рассчитаюсь с ним за все мои страдания… Но в длительной загранкомандировке — свои правила. Жаловаться некому. Лучше ни с кем и не делиться личными проблемами. Нужно справляться самой и всегда иметь на людях достойный вид. Я мечтала, что приеду в отпуск в наш город… и вдруг встречу тебя. Случайно! И сразу возникнет такое! Такое! Сумасшедший роман! Представь, меня психологически поддерживала мечта, как нас бросит друг к другу. По-настоящему, по-взрослому… Ведь у нас была юношеская любовь, чистая и, Господи Боже, почти платоническая. Поцелуйчики и обнимашки без дальнейшего.
Он неожиданно вспылил:
— А ты мечтала о дальнейшем? О чём конкретно? При этом с «проверкой чувств» без переписки и без междугородных телефонных звонков друг другу! Тем летом у меня была практика на целине, я работал самостоятельно уже как врач всё лето и даже сентябрь. Получил зарплату, как мне казалось, много денег. Решил заехать в Москву, чтобы всё-таки повидаться с тобой, несмотря на объявленную тобой паузу в отношениях для «проверки чувств». Оставил вещи в камере хранения и сразу отправился к тебе в общежитие. Неожиданно застал тебя, ведь был выходной день, ты могла куда-то уйти. А ты встретила меня просто вежливо, даже сдержанно. Спасибо, что без намёков, что я помешал твоим планам. Потом ты провожала меня на вокзале. Я стоял на подножке вагона, и поезд должен был вот-вот тронуться. Тут ты сделала движение, как будто хотела в последний момент сказать мне что-то важное. Но поезд тронулся, ты медленно пошла рядом. Дверь вагонного тамбура закрылась. И всё… Я так и не узнал, что ты хотела мне сказать. А ведь хотела!
— Не могла решиться. Мы оба весь тот день объяснений избегали. Я подумала, что ты и сам догадаешься, что у меня появился другой.
— Мне не хотелось догадываться об этом. Но вот, у тебя всё сложилось неплохо. Трое детей: дочь, два сына — и четверо внуков. Результат говорит о многом. Ты, наверное, довольна собой? — уже спокойно сказал он.
— Довольна?.. Не знаю. Оценочно не подвожу жизненных итогов. Один сын у нас неродной. Муж был в составе важной международной группы в командировке в Афганистане. И так получилось, что там к нему вдруг пристал ребёнок. Мальчишка просто вцепился в него, заглядывал в глаза и говорил по-русски: «Папа, папа». Чей малыш, выяснить не удалось. Сердце дрогнуло не только у моего мужа. Руководитель делегации сказал: «Забирай мальчишку, не бросать же дитя на произвол судьбы». Перевезти его в Москву спецрейсом с солидной делегацией не составило труда. Но процесс усыновления оказался весьма непрост. Помогли компетентные органы. Мальчик очень хороший! Сейчас учится в университете, живёт с нами. Наш старший сын окончил МГИМО, женился на итальянке, сейчас они в Милане. Дочь после института работает в международной компании. Внучки учатся… Вот так всё сложилось.
Он не очень внимательно слушал подробности жизни, которые его мало интересовали.
— А что твои дочери? — спросила она.
— Старшая дочь — практикующий врач, другая — медицинская сестра.
— Медицина — ваше семейное направление. Ты ведь ещё в школьные годы решил, что будешь врачом. Ты строгий наставник для дочерей?
— Они уже самостоятельные. Старшая уехала с мужем в Новосибирск. Оба работают в Академгородке.
— Ты бывал иногда строгим! Мне запомнилось, как однажды ты высказался категоричным тоном: мол, после окончания института я планирую работать на Севере. Будет хорошая медицинская практика, и зарплата для начинающего врача там выше, чем тут у нас. При этом ты почему-то даже не спросил меня, хочу ли я попасть в северные условия.
— Я ждал, что скажешь ты, какова твоя реакция. Но ты промолчала.
— Однако на Север ты всё-таки не поехал! Удивительно, мы с тобой много лет живём в одном городе, но нам не привелось случайно встретиться.
Они оба почти вздрогнули: над их головами ударил тяжёлый рок. «Бум-бум! Тара-бум-бум!»
Она подозвала официанта:
— Отключите, пожалуйста, музыку.
— Так это для настроения посетителей! Желаете послушать что-то другое?
— Посетителей у вас, кроме нас, пока нет. Мы зашли в кафе, рассчитывая именно на спокойную обстановку. Учтите, пожалуйста, нашу просьбу.
Он обратил внимание, что её просьба по интонации напоминала, скорее, вежливо отданный приказ, который обязательно будет принят к исполнению. Музыку выключили.
— Я тебя иногда просто не понимал, не понимал твоих чувств, намерений, — заговорил он.
— Видишь ли, у нас дома, в семье, не были приняты сентиментальности. И не помню, чтобы говорили о чувствах друг другу. Как-то по-другому всё выражалось. Никто никогда не врал. Я всегда знала, что дома меня не накажут, поймут, разберутся, посочувствуют. А чувства… Помнишь ли ты, что я однажды подарила тебе пластинку? Давид Ойстрах исполнял Чайковского, называлось «Мелодия». Звучало так трепетно… Я слушала эту мелодию, и мне казалось, что в ней выражено то, что происходит во мне. Вручая тебе подарок, я сказала, что если бы могла писать музыку, то написала бы это для тебя, что в этой музыке заключены все мои чувства. Мне хотелось, чтобы ты догадался и всё понял. Я воображала, что ты будешь слушать и думать обо мне.
— Я несколько удивился неожиданному подарку. Конечно, послушал пластинку. Но это не явилось для меня каким-то знаком. Тогда заканчивались наши последние совместные летние каникулы. На следующее лето я отправился на врачебную практику на целину, и ты предложила молчаливую «проверку чувств». Зачем — я не мог понять. Обиделась, что я уезжаю на всё лето? А потом… на зимних каникулах я узнал, что ты вышла замуж. Я не мог поверить! Я помчался к вам домой… Зачем — я не знал… Известие о твоём замужестве меня всего перевернуло. Твоя мама, увидев меня, растерялась. Сказала, что вы как раз вчера уехали. Хорошо, что я тогда вас не застал… Не знаю, что бы я сделал! Убил бы твоего мужа, задушил бы тебя, сам бы бросился с обрыва… Не знаю… не знаю… Именно такое называется состоянием аффекта.
Коньяк сделал его разговорчивым. Однако он старался держать повествовательную и даже слегка ироничную интонацию, не показывая давнюю душевную ссадину.
3
— Знаешь ли, у меня иногда возникало чувство вины перед тобой. Хотя я не считала себя обманщицей. Так уж получилось…
Он взглянул на свою визави, пытаясь отыскать в ней давнюю девочку в пышной юбке колокольчиком с тонкой талией, подчёркнутой широким поясом, со стройными ножками в туфлях на шпильках. Лёгкая, подвижная, волосы убраны в модный «конский хвост», уверенная в себе, даже без кокетства.
Они учились в институтах в разных городах, встречались только на каникулах. Пару раз он приезжал к ней в Москву, хотя для него это было более чем непросто: ночной поезд, чтобы оказаться утром в столице, а вечерний поезд — назад. Всё для того, чтобы несколько часов побыть с ней, походить по городу, просто увидеться, поговорить! Столичная студентка, какая штучка! Все книжки ею прочитаны! Все фильмы пересмотрены! Ах, закрытые кинопросмотры! Ах, Федерико Феллини! «Сладкая жизнь» — непонятно о чём, но так интересно! Кафка, Камю — занудно, это скромные песчинки на фоне великой литературы… Но нужно прочесть, нужно быть в курсе разных литературных, психологических тенденций…
— Какой у тебя сейчас вес? — неожиданный вопрос от него.
Она засмеялась.
— Пятьдесят восемь кэгэ. Ты, видимо, вспомнил мои давние сорок шесть? Жизнь и годы прибавили мне двенадцать кэгэ. Ты знаешь, как раз на днях у меня было ещё одно подобное напоминание.
— Кто же интересовался этим?
— Разбирая шкаф, нашла два давних платья. Сын спросил, чьи они, такие маленькие. И не поверил, что его мама была когда-то настолько сверхизящной. Пришлось засвидетельствовать исторический факт с помощью фото, где я именно в этом платье держу за руку его двухлетнего. А ведь ты предсказал мне, что я не стану толстой.
— Вот как?
— Да, именно ты. Однажды ты, прямо как анатом-профессионал, довольно бесцеремонно, хотя и не без интереса, прошёлся своими руками по моим костям. Затем серьёзным тоном объявил, что у меня на грудной клетке узкий угол, где сходятся рёбра, что свидетельствует об астеническом телосложении. И что обычно астеники не полнеют. К тому же ты заметил, что у меня хороший тургор кожи.
— Вот что ты запомнила…
Она улыбнулась.
— Запомнила не только это. Да, иногда ты демонстрировал бескомпромиссную строгость. Увидел на мне белую капроновую блузочку. Боже мой! Эти матово-прозрачные блузочки с коротким рукавчиком, с крошечными пуговками только входили в моду. Они были ещё редки и не продавались в наших магазинах. Мне привезли её из Одессы. В те дефицитные годы моряки привозили в Одессу из загранки в своих корабельных трюмах всяческую контрабанду, которая потом продавалась на Привозе или через спекулянтов. В этой блузочке и яркой клетчатой юбке-клёш с широким лаковым поясом я чувствовала себя такой модной! Прямо как из заграничного фильма! А ты посмотрел на меня без всякого восторга по поводу моей — ха-ха! — элегантности и вдруг сказал, что будешь против того, чтобы твоя жена носила такие прозрачные блузки. Я даже не нашла, что на это ответить. Мы ведь и не обсуждали вопрос женитьбы. А я была девушка с самостоятельным мнением и с большим выпендрёжем. И притом модница! Твоя категоричность меня обескуражила… Впрочем, зачем нам теперь обсуждать то давнее…
— А зачем ты назначила сегодняшнее свидание? Покрасоваться? Подразнить меня прошлыми обидами? И я хорош! Зачем пришёл?
— Я обрадовалась и разволновалась, когда так неожиданно увидела тебя! Извини, я не хотела ничего бередить. Остаётся только процитировать стихи:
Есть в первой любви обречённость разлуки,
но в памяти шрам остаётся навек.
Как форму свою сохраняют излуки
давно обмелевших и высохших рек.
За первой любовью нахлынет вторая…[3]
— Давай обойдёмся без поэзии, — перебил он её.
— Придётся перейти на прозу. Как знать, кому что в жизни выпадет… Может быть, другой вариант с женитьбой для тебя оказался по жизни лучше… Ты бы мог разочароваться во мне. Что тогда?
Женщина, сидящая за столиком напротив, зачем-то рассказывала ему о себе. Он не испытывал желания следовать за вехами её жизни, узнавать о её печалях и радостях. Он видел перед собой даму, удивительно молодую для её возраста, хорошо ему известного. Ухоженное лицо без ненавистных ему ботоксов и отчаянных подтяжек, легко различимых для профессионала, знающего все нюансы человеческого тела. Не худышка, но в фигуре небольшая возрастная плотность, пока не препятствующая лёгкости в движениях. Хорошая причёска. Изящное летнее платье. Дорогие серьги, солидные часы, браслет. На безымянном пальце правой руки — обручальное кольцо. На левой руке — красивое кольцо с крупным камнем. Всё дорого, но выглядит привычным для неё уровнем бытового достатка, без вульгарности и излишеств.
Она что-то говорила, а ему не хотелось рассказывать о себе.
— Иногда музыка возвращает нас в прошлое, вызывая воспоминая и ассоциации, — сказала она задумчиво. — Когда слышу «Маленький цветок», я оказываюсь на танцплощадке тут, в нашем парке. Медленный фокстрот… Ах, при его звуках сердце сразу улетало! Помнишь, как мы с тобой танцевали? «Неземная мелодия» — так называют эту джазовую композицию. Я нашла сведения об авторе: Сидней Беше, кларнетист и саксофонист американского происхождения. Узнала, что свой Petite Fleur он написал в 1952 году в Париже, что Сидней Беше в 1926 году побывал и в нашей стране на гастролях с оркестром: в Москве, Киеве, Одессе. Что Станиславский и композитор Глиэр восторгались им как музыкантом. У меня была пластинка «Маленький цветок», выпущенная нашим Апрелевским заводом грампластинок. Сколько раз она прослушивалась! Без счёта! А позднее, когда я уже уехала, родители сложили мои многочисленные пластинки с классикой и всяческой эстрадой в большую коробку и вынесли её в сарайчик. В нашем доме у каждой квартиры имелся в подвальном помещении свой сарайчик. Однажды какие-то хулиганы вскрыли все сарайчики. Не знаю, что они там искали и что у кого украли. У нас они вдребезги разбили чемодан с ёлочными игрушками, разорили и переломали мои пластинки. А чего там только не было! Сейчас некоторые из тех записей считаются уникальными. Кстати, как и пластинка, которую я тебе подарила. Ещё раз напомню: Чайковский, «Мелодия», в исполнении Давида Ойстраха. Жаль, что ты по этой музыке не понял моих чувств… Интересно, что пластинка была в магазине только в одном экземпляре, второй не имелось. Сейчас «Мелодию» Чайковского играют многие музыканты. Но именно того исполнения, именно того — Давида Ойстраха — мне не удалось найти даже через Интернет. Кажется, я тебя заговорила. Про что только не вспомнила… А ты мало рассказал о себе! Я рада, что твоя жизнь сложилась благополучно, что ты доволен ею. Надеюсь, у тебя нет обид за прошлое.
Она посмотрела на часы.
— Извини, мне пора! Я завтра рано утром улетаю, и ещё много всяких хлопот со сборами в дорогу.
Она открыла сумочку.
— Я позвала тебя на свидание и затащила в кафе. Поэтому я расплачусь.
— Перестань! Мы не в практичной Европе, где каждый сам платит за свою сигарету. Я ведь не студент со скромной стипендией. Могу позволить себе трату за пару часов юношеских воспоминаний, — сказал он со спокойной насмешливостью.
— Ты бывал в практичной Европе? Где? — отозвалась она.
— В Берлине и Праге, участвовал в медицинских конференциях, выступал с сообщениями. В Берлине работал три месяца в клинике. Немецкие друзья возили на разные экскурсии по стране. Конечно, Дрезден, Лейпциг.
— Мне тоже повезло побывать в ГДР. Были служебные поездки на Лейпцигскую книжную ярмарку. Мне очень понравились и Берлин, и Дрезден! Кроме Ливана и Голландии, у нас с мужем больше не было длительных зарубежных командировок. Но когда стали возможны шенгенские визы с открытым выездом, где мы только не побывали! Ах, Париж — город-мечта многих! Ницца! Ах, Вена! Ах, Флоренция! Я до сих пор чувствую себя счастливой, что такое оказалось для меня возможным. Какие воспоминания! Советую, очень советую обязательно побывать в Италии! Обязательно с женой! Очень чувственная страна.
— Не обидишься, если я не пойду провожать тебя до автобуса? — перебил он её. — Я, пожалуй, выпью здесь ещё чашку кофе.
— Не обижусь. Оставайся, я побегу. Целоваться на прощание не будем?
— Не стоит.
Она встала, подошла к нему и в некоторой нерешительности провела рукой по его плечу.
— Я рада, что мы увиделись! Рада, что у тебя в жизни всё хорошо: и в семье, и на работе.
— Счастливого полёта тебе завтра! — всё, что она услышала в ответ.
Он не собирался смотреть ей вслед или провожать взглядом. Но всё-таки невольно повернул голову. И это стало его ошибкой! Уже в дверях кафе она на секунду обернулась, помахала рукой. Он ответил ей тем же. И тут же понял, какую совершил ошибку: не нужно было смотреть вслед… Там, в неярком дверном проёме, он увидел ту саму девочку: лёгкая фигура, стройные ноги… И её взгляд! Так умела смотреть только она…
Сердце отозвалось эмоциональным всплеском. Замок, на который было прочно заперто всё прошлое, внезапно оказался взломан!
Опять в памяти начинающий движение поезд… Девушка, идущая рядом с вагоном…
— Что же ты, парень, не схватил девчонку?! — услышал он далёкий голос проводницы. — Я и ступеньки специально не закрывала. Думала, ты подхватишь её, а уж я бы подсобила.
— Она не хотела.
— Не хотела! Много вы, ребята, знаете, чего хочет и ждёт от вас девушка. Каких только встреч и проводов не насмотрелась я на этих ступеньках!
Он попросил себе ещё кофе. Официант поставил перед ним толстую белую чашку с красивой воздушной пенкой. С трудом он заставил себя сделать несколько глотков.
4
Желания пройтись по старому парку не возникло. Он вообще не любил романтическо-ностальгическую волну. Его настоящее было настолько заполнено планируемой работой, что эмоций на воспоминания не находилось. Он не ездил в институт на встречи однокурсников, когда получал приглашение принять участие в каких-либо юбилейных мероприятиях. Приезжая в город, где прошли его школьные годы, он не старался разыскать одноклассников. «Как ты?», «Как жизнь?» — да мало ли у кого как!
Сейчас хотелось как можно быстрее выйти из парка, где в аллеях могли таиться воспоминания. Они всё-таки догнали и захватили его! В тот момент, когда она оглянулась в дверях кафе, в памяти произошёл взлом ящика, куда он однажды спрятал и запер на ключ прошлое со всеми обидами. Ненужные ему воспоминания отчаянно выскочили… Снова эта девчонка, с которой он прощался на перроне… Как оказалось — навсегда. Бессмысленный вопрос, почему тогда всё так получилось? Что он потерял? Или терять было нечего?
Не стоило что-то сравнивать, но это выходило само по себе. После рождения второй дочери жена начала стремительно полнеть. С тех пор обозначилась непримиримая борьба с весом при помощи различных упражнений и ограничений в еде. Что-то удавалось. Однажды она осторожно спросила, какое у него мнение по поводу изменений в её фигуре и внешности. Он ответил, что ему как мужу безразличны эти изменения. Она обиделась. Он понял, что проявил бестактность. Нужно было сказать: ты мне нравишься и дорога в любом виде.
В одежде она была непритязательна, считая, что на работе, в школе, не стоит выделяться нарядами. Классический учительский аскетизм! Строгому образу учительницы соответствовала и причёска: красивые длинные, слегка вьющиеся волосы укладывались на затылке в замысловатый крендель.
Он просыпался обычно рано. Несколько минут лежал в кровати, перебирая план предстоящего дня. Привык, что расписание складывается чётко по часам. Сначала утром обязательно — контрастный душ, затем — несколько энергичных упражнений: для рук, спины, дыхательных. К этому моменту завтрак был уже на столе.
Он почувствовал обнимающую руку жены. Но сегодня ему нужно было торопиться. Поэтому он не двигался и молчал, не реагируя на её внимание.
— Ты меня не ЛЮБИШЬ… — услышал он грустную констатацию.
— Что это вдруг — «не любишь»? Обиделась на меня за сегодняшнюю ночь? Видимо, я переутомился, пора в отпуск!
— Я не про сегодняшнюю ночь. Что за пустяки! Всяко бывает… Я о другом…
— О чём другом? Мы с тобой проживаем эту жизнь вместе! Изо дня в день! Дочки уже школьницы! Как же я могу тебя не любить?! Ты ведь знаешь, нет у меня никаких других женщин!
— Знаю. Помню, что мне когда-то достался девственник. Надо же, студент-медик, а там, как известно, свои нестрогие правила, — усмехнулась она.
Он молчал. На выяснения отношений не было настроения. И времени уже не было. Однако жена продолжила:
— Красавец, отличник! На тебя многие девчонки смотрели. А ты? Когда я тебя увидела, бросилось в глаза, что ты как подраненный. Лицо напряжено, брови сдвинуты… Сидел, угрюмо ссутулившись… Я сама к тебе подошла.
— Ты принялась вспоминать такое после окончания своих заочных курсов по психологии?
— У нас общая жизнь. Ты заботлив и ценишь всё, что у нас имеется. Семья… муж и жена — едина плоть… Это так. Но… но я для тебя — не ВОЗЛЮБЛЕННАЯ…
Как она это произнесла… Он наконец повернул голову к жене, но не встретил её глаз.
— Что это ты вдруг?
— Семья, жена — это важно… Тут всё в порядке. А ВОЗЛЮБЛЕННАЯ — это иное. Это когда самая главная, несмотря ни на что. Несмотря на противоречия и обиды… Несмотря на соблазны и срывы… Ты мне и в любви никогда с особым чувством не объяснялся.
— Перестань! Я не мастер слова! Мои чувства тебе должны быть понятны без объяснений. Ты стала слишком много читать сентиментальных, чувственных романов. Сколько таких книжонок у тебя скопилось! Переходи на классику или суровую прозу про то, как тяжело живётся простым людям. Тогда ты объективнее оценишь всё, что есть у нас с тобой!
Теперь молчала жена. Он быстро, по-домашнему, чмокнул её в щёку.
— Мне нужно торопиться! Сегодня будет непростой день. Рассчитываю на омлет из двух яиц с ветчиной!
Он резво вскочил. Утро пошло по заведённому порядку.
5
С ней, ставшей его женой, он познакомился на студенческой вечеринке. Как быстро всё получилось! «Она ему встретилась, а он ей попался» — есть такая шутка. Так и было… Она взяла инициативу в свои руки, а он не сопротивлялся. Он смог наконец отключиться от навязчивых воспоминаний. Узнавание женщины, новые ощущения самого себя, моментальное взросление… Она забеременела, и он был рад жениться. Всё хорошо!
Браки заключаются на небесах. Для него небеса предусмотрели неплохой вариант. Жена всегда была рядом. Каждый день. После окончания института ему предложили поехать на целину, где он был на практике на летних студенческих каникулах. Он согласился, но не на ту поселковую больницу, после которой заехал в Москву так отчаянно и безнадёжно… Опасался повтора той неудачи? Нет, другое. Уже дипломированный врач не хотел с женой и маленькой дочкой оказаться в тех унылых продувных бараках, куда селили бригады студентов и сезонных рабочих.
Жена с маленькой дочкой поехала с ним, несмотря на непростой быт. Семья должна быть вместе! В любой ситуации. Поселили их всё-таки в общежитии на краю застраивающегося Целинограда. Очередь на получение квартиры в новостройке продвигалась медленно. Год, второй… В отпуск они поехали к её родителям, в город их студенческих лет. Он зашёл в свой институт и на кафедре хирургии повстречался с профессором, у которого практиковался, будучи студентом. Рассказал, что в Казахстане пришлось много заниматься травмами. Успешно! Там он увлёкся ещё и гипнозом. Несколько приёмов ему показал его коллега-казах. Это оказалось любопытно и пошло у него легко. Казах сказал, что он умеет правильно концентрироваться, что получается не у всех.
— Брось это, — скептически прореагировал на его рассказ профессор. — Гипноз у тебя, в твоих руках, ты чувствуешь пациента.
Профессор переезжал в столицу, на работу в престижной клинике.
— Давай-ка я заберу тебя с собой. Как своего ассистента. Но без гипноза! Будешь учиться в ординатуре.
— Что в столице с жильём? Какие перспективы на получение?
— Никаких. Семейное общежитие: отдельная комната с удобствами, но кухня общая на этаже. Однако серьёзный фактор — московская прописка как перспективному специалисту. Ведь в столице строгий лимит даже на временное поселение. Далее — ходатайство от клиники на вступление в жилищный кооператив. Тут уж будешь сам упираться, и родные пусть помогут на первый взнос.
Семья приняла план. Прошлые воспоминания о Москве? Он знал, что после окончания института она с мужем куда-то уехала.
Весь быт был на жене. Она работала, преподавала в школе химию. Еда, порядок в доме, чистые наглаженные рубашки. Как она успевала, как всё планировала, он не вникал. В этом не было необходимости. Почти три года поселковой барачной жизни на целинных просторах, затем ещё два года в комнате в общежитии в Москве, пока он учился в ординатуре. Всегда и еда, и наглаженные рубашки, и всё остальное.
Копили на кооператив. Как она умудрялась укладываться в их бюджет? Умела. Осилили первый взнос на однокомнатную. Какое счастье, своё жильё! Она умела всё обустроить. Он брал дополнительные дежурства и имел две ставки у себя в больнице. Затем представилась возможность в том же доме с доплатой переехать в трёхкомнатную. Праздник! Везение!
Вторую дочку они принесли из роддома уже в новую квартиру. Так, из года в год складывалась жизнь. Нужно ли было всё это пересказывать сейчас ей на этой встрече через несколько десятилетий?
6
Его спросили, изменял ли он жене. Ответил, что формально — нет. Что значит формально? Не уточнил. Он стал одним из ведущих хирургов в отделении. К нему старались попасть. У него не случалось медицинских ошибок.
В тот день у него были четыре очень сложные и длительные операции. Далее следовало ещё и ночное дежурство. У них в отделении плановой хирургии была комнатка, почти каморка, которую хирурги называли «ночнушка». Там имелись удобный диван, тумбочка с небольшим телевизором и телефонный аппарат. Два стула. Был предусмотрен и кран с раковиной. Хирурги во время ночного дежурства могли там подремать на диване, посмотреть телевизор или почитать. Дежурная сестра звонила в случае необходимости. В тумбочке таилась общая бутылка коньяка. Не очень секретный коллегиальный секрет. Для снятия напряжения можно было поздно вечером сделать пару глотков, но не больше, ибо кто знает, какие случаи могли возникнуть ночью!
Он воспользовался «секретным» напитком, прилёг на диван и отключился, провалился сразу в глубокий сон. Сказалось напряжение трудного дня. Во сне как будто почувствовал на своём лице чужое дыхание. Ещё толком не очнувшись, оказался оплетён и захвачен руками и ногами. Он не сопротивлялся. Напротив, его тело, плоть и весь он откликнулись моментально на это неожиданное цепкое объятие. Далее — какой-то угар, провал в бездну… Было темно, он не видел её лица и не старался всмотреться в него. Но узнал, узнал! Молодая медсестра, новенькая у них в отделении. Была сегодня в хирургической бригаде на всех его операциях. Всё понеслось и завертелось в стремительном движении с падениями в неконтролируемую бездну и со взлётами в некое иное пространство. Наконец он откинулся на спину. Тёплые ласковые губы прошлись по всему его лицу. И всё.
Проснулся он утром на диване в «ночнушке» на час позднее положенного. Его никто не разбудил, хирург-сменщик был уже на месте. Приснилось или было на самом деле? На самом деле! Это было очевидно. Чувствовал он себя необычайно бодро физически и эмоционально. Что дальше? Да ничего… На следующий день, увидев её в отделении, он не уловил ни намёка, ни взгляда, ни сигнального жеста. Словно ничего и не было. И ладно… Выбросить из головы.
Через две недели, на следующем ночном дежурстве, также после напряжённого дня всё повторилось. Он снова отключился, уснув в «ночнушке». Она опять пришла. И он опять не сопротивлялся, то молча погружаясь в бездну, то стремительно взлетая в другое измерение. Утром необычайная физическая и эмоциональная бодрость. А на другой рабочий день при встрече ни взгляда вскользь, ни намёка.
Он посмотрел график ночных дежурств, увидел, что он у них совпадает. На третий раз, в следующее ночное дежурство, он уже не спал, ждал, придёт или нет. Пришла… Всё снова… Теперь осознанно желая этого, с жадностью глядя друг другу в глаза… После финала её мягкие, скользящие по всему его лицу губы… Уснул, провалился в сон… Как она уходила, он не видел. «Эмоциональная физиология, сброс напряжения после трудного дня», — так он сам себе объяснил происходившее. Хотя в третий раз никакого особенного напряжения за трудовой день, лишь одна непродолжительная операция.
На этом всё закончилось. Она уволилась. Кому-то якобы сказала, что её мужа-лётчика перевели на Крайний Север, и она должна последовать за ним. Он почему-то не поверил ни в лётчика, ни в то, что вообще есть муж. Тем не менее был даже рад (рад?), что всё оборвалось так же неожиданно, как и началось. Как знать, во что подобные «эмоционально-физические сбросы» могли перейти дальше?
После этих дежурств у него всё шло по-прежнему, не проявляясь ничем. Но ощущения провалов в бездну и взлётов в другое измерение остались зафиксированы где-то в дальней памяти. Как бывает, если в чужом далёком краю испробовать незнакомый фрукт или необычное блюдо, вкус которого останется как воспоминание о чужой экзотике. При этом без настойчивого желания вернуться к той экзотике и вкусить её снова. В его жизни ничего не изменилось.
К жене или к семье это не имело отношения. Его коллега-хирург, известный в их отделении своими циничными приколами и острыми анекдотами, однажды пошутил: «Супружеский долг — это не займы и кредиты. Его не берут и не возвращают. Супружеский долг подобен музыке — его исполняют». Много лет жизни по определённому порядку, где на первом месте у него всегда была работа. Всё домашнее жена брала на себя, считая, что он как врач, как хирург должен постоянно беречь свои руки, спину, глаза… Он ей это позволял! Помощницами у неё были дочери. Образцовый порядок в комнатах, на плите и в холодильнике, полезная еда… В шкафу всегда в ряд плечики с наглаженными сорочками — прямо как жизненное кредо его жены!
7
Перед началом весенней сессии он написал ей, что экзамены сдаёт раньше, так как едет на всё лето на целину. Самостоятельная врачебная практика! Поэтому на каникулах они не смогут, как обычно, увидеться в их городе. В ответном письме она написала, что им, видимо, такая пауза нужна… На время перестать общаться, чтобы проверить свои чувства. Обиделась на него?
Каким напряжённым оказалось для него то лето! Медпункт в барачном городке, где жили студенты-целинники-романтики и разная сезонная публика. Всё время какие-то происшествия… Никакой техники безопасности ни у рабочих, ни у бригадиров! Травмы, пищевые отравления… Он должен был сам принимать решения, что делать в той или иной ситуации. И всё лето в голове, в мыслях, в сердце — только она. Написал письмо, длинное, взволнованное, откровенное… Что у него всё решено, что он думает о ней как о женщине… о своей женщине… Много написал… но не отправил. Не знал, где она проводит каникулы и получит ли письмо. А вдруг его откровения попадут в руки кому-то другому?
После окончания практики он мог бы, не заезжая в Москву, заскочить на пару дней домой, а затем уже — в институт на занятия. Но он был полон решимости! Скажет ей, что все чувства давно проверены. За практику он получил достаточно денег, поэтому сразу предложит пойти в ювелирный магазин, где продаются кольца. И сам наденет ей на палец кольцо, которое будет зна́ком того, что она — его невеста, его будущая жена, его женщина.
Но получилось всё иначе. Его появление оказалось для неё неожиданностью. Сентябрь, суета, начало учебного года. Всё — как дружеский приём давнего знакомого. Он растерялся, ведь ждал от встречи другого. Сказал, что в столице на несколько часов, вечером поезд. Что ему нужно купить подарки и гостинцы для родных. Не поможет ли она с этим? Они отправились в «Детский мир», чтобы выбрать для его маленькой племянницы игрушку. Она обратила его внимание на большую обезьяну немецкого производства с выразительной мордой. Обезьян было две. Он купил обеих и сказал, что хочет одну подарить ей. Она с радостью приняла неожиданный подарок. Вот так. Вместо запланированного кольца — как символа помолвки — обезьяна.
Ох уж эта обезьяна! Или обезьян? На этикетке было написано имя: Тэдди. Этот Тэдди всем нравился, маленькая племянница стала звать его Тоди. Любимая игрушка! Купили даже специальный стульчик, чтобы усаживать этого Тоди за низкий детский столик вместе с ней. Когда появился маленький братик, так Тоди и у него сделался любимчиком. Но девочка оберегала своего плюшевого друга от возможного, как она опасалась, вандализма младшего братца. Когда он приезжал ненадолго к родителям, этот Тоди вечно попадался ему на глаза и чем-то раздражал. Однажды в доме завели маленького щенка. Весёлый озорник долго охотился за Тоди, которого охраняли, убирали, сажали повыше. Кончилось тем, что озорник всё-таки добрался до жертвы, покусал, растерзал, непоправимо изранил, откусил лапу. Чинить не имело смысла…
8
Семейная жизнь шла с обычным набором как текущих бытовых проблем, так и своих радостей. Все юношеские огорчения, обиды и отчаяние были убраны в дальний ящик памяти, закрыты на тяжёлый замок и глубоко зарыты. Он был поглощён работой, оперировал сам, ассистировал коллегам, вёл в больнице занятия со студентами. Написал и опубликовал несколько методик, получивших высокие оценки профессионалов.
Купили наконец новый цветной телевизор с большим экраном. По вечерам усаживались у экрана всей семьёй. Приятные совместные минуты! Дочери накрывали чай на широком журнальном столике. Жена иной раз даже без особого повода доставала красивые фужеры под красное вино, просто под настроение. В тот вечер шёл какой-то концерт. Они смотрели, слушали песни, что-то обсуждали. На экране Муслим Магомаев запел новую песню. Все замерли: какой красивый, как выразительно поёт!
«Ты — моя мелодия, я — твой преданный Орфей… Дни, что нами пройдены, помнят свет нежности твоей. Всё, как дым, растаяло, голос твой теряется вдали… Что тебя заставило ЗАБЫТЬ мелодию любви?» — грустно и трепетно звучал голос певца. Он вдруг ощутил спазм в горле и то, как защемило у него сердце. Песня продолжалась: «Ты моё сомнение. Тайна долгого пути… Сквозь дожди осенние слышу я горькое “прости”. Зорь прощальных зарево, голос твой теряется вдали… Что тебя заставило ПРЕДАТЬ мелодию любви?»
— Как поёт! — выдохнула старшая дочь. — Какие слова, какая музыка! Наверно, Магомаев и сам такое пережил…
— Папа, у тебя слёзы! — воскликнула младшая.
О, какой взгляд устремила на него жена! Он вскочил, бросился в ванную, закрыл дверь, открыл воду, чтобы не было слышно, как он давился с трудом сдерживаемыми рыданиями. Что это на него нашло? Солидный семейный мужчина расплакался из-за какой-то песни! С какой стати?!
Много лет назад мальчишка-студент плакал на пустыре, узнав, что ЕГО девушка вышла замуж… Ну ладно… В сентябре встреча не получилась так, как он планировал. Несколько сумбурных часов в Москве с пробежкой по магазинам, чтобы купить для родных гостинцы. Вечером поезд, даже толком не поговорили… Начались занятия в институте. Он старался! Был одним из лучших на курсе, вошёл в число студентов, которым была назначена Ленинская стипендия, в полтора раза выше обычной. Ему разрешили в качестве медбрата брать оплаченные дежурства в больнице. Всё его время было расписано по дням недели и по часам. Почти без развлечений или отвлечений! Ещё спорт: как участник институтской легкоатлетической команды он два раза в неделю тренировался на городском стадионе в беге на средние дистанции.
И в голове — только она! Только она! Другие девчонки были лишь сокурсницами, знакомыми — не больше. Ни одна не привлекала его внимания. Ни одна! С того момента, как он ещё школьником-десятиклассником увидел её случайно, она почему-то сразу заняла в его сознании (или подсознании) особое место. Хотя это была ещё и не любовь, не какое-то осознанное чувство… Даже когда они на продолжительное время теряли друг друга из вида, он не забывал, что на белом свете есть она. Помнил о ней… Была ли она лучше других? Просто другие у него не вызывали никакого интереса. Другие для него как бы и не существовали. Или не выдерживали сравнений с ней.
После того прощания на вокзале он после некоторых раздумий написал ей письмо на адрес в общежитии, отправил… Но ответа ему не пришло. Внушил себе, что она почему-то не получила его письма, а первая писать не хочет. Что ж, они встретятся скоро, на январских каникулах. Он придёт к её родителям и официально сделает предложение. Никакого отказа не будет! Он знал. Могло ли для него быть иначе?
В январе, приехав домой, поделился с сестрой планом на женитьбу. Сестра отвела глаза в сторону.
— Она вышла замуж! Сейчас они с мужем тут, в городе, у её родителей.
Как?! Этого не может быть! Замуж… С мужем сейчас здесь… Невозможно! Мощный удар, наотмашь! Здесь, с мужем! Нет, нет! Он должен разобраться сам, выяснить, так ли это.
Её мать растерялась, открыв дверь и увидев его. Он знал, что она относится к нему с симпатией и надеждой на будущий родственный контакт.
— Проходи, садись… Кофе? Нет? Да, были здесь, но как раз вчера уехали.
— Расписались официально или пока помолвка? Была ли свадьба? Можно ли увидеть свадебные фото?
От кофе отказался. Фотографии пока не передали. Расписались месяц назад. Чего ему стоило держаться спокойно… Всё выяснил. Распрощался. Домой идти не мог. Нужно было побыть одному, справиться со взрывом, произошедшим внутри. Он быстро шёл через какой-то пустырь в сторону моря. День был пасмурный, ветреный. Снега не было, среди прошлогодних засохших кустов полыни пробивалась зелёная трава. Неудивительно в январе для их южной местности. Он почувствовал влагу на лице. Из-за морского ветра? Нет, ветер ни при чём. Слёзы заливали лицо, в горле застрял противный спазм. Почему?! Почему она так поступила?! Как она могла?! Несколько лет в голове и в сердце — только она! Содрогаясь, он давился рыданиями. В бессильной ярости принялся пинать ногами засохшую полынь. Вот так! Вот так! Хорошо, что ему никто не встретился. Никто не видел его таким. Вернувшись домой, сразу забрался наверх, в чердачную комнатку с узким топчаном и тумбочкой. От еды отказался. Почти весь следующий день пролежал на жёстком топчане, есть не мог. Утром объявил родным, что уезжает, что у него много дел в институте. Поймал встревоженный взгляд сестры. Побросал в сумку свои вещи, их было немного. Вспомнил, что в ящике его ещё школьного письменного стола лежал большой заклеенный конверт с её письмами. Вынес конверт во двор и спалил его в специальном баке для сжигания мусора.
Нужно было сосредоточиться, чтобы спокойно сказать родным «до свидания». Вышел на крыльцо и увидел обезьяна Тоди, сидящего тут на стульчике. Взгляд пуговичных пластмассовых обезьяньих глаз и общее выражение его морды вызвали злость. Он наподдал этому Тоди так, что тот свалился со стульчика. Не потрудившись посадить обезьяну на место, быстрым шагом он отправился к автобусной остановке. С полной решимостью подвести подо всем жирную черту.
Вернувшись в город, где он учился, неожиданно встретил на улице своего бывшего одноклассника. Оказалось, тот учился здесь в политехническом. Обрадовались! Бывший одноклассник позвал его на вечеринку в их общежитие, где что-то отмечали вместе с девчонками из педагогического института. Здесь он и познакомился со своей будущей женой. Всё стремительно завертелось, он не противился новым обстоятельствам. Сразу после летней сессии, на его последних студенческих каникулах, они поженились.
Прошлые чувства, эмоции, переживания были заперты на большой замок и навсегда глубоко-глубоко зарыты. Началась взрослая жизнь ответственного семейного мужчины. Всё бытовое было на жене. Она и не настаивала, чтобы он брал на себя много. Планами по поводу серьёзных покупок, ремонта в квартире или способов проведения отпуска она обычно с ним делилась, обсуждала варианты. Не потому, что рассчитывала на его участие, а для того чтобы он был в курсе её замыслов и всей семейной бытовой текучки. Чтобы всё выглядело как их общие совместные решения. Дважды они ездили в отпуск в Турцию. Ну и что? Сервис в отеле, предоставляющий две недели беззаботной жизни. Хорошее море, благоустроенный пляж. И ничего особо интересного. Экскурсии, как правило, заканчивались завозом туристов в какой-либо не очень дешёвый магазин, где предлагались ювелирные изделия или одежда из кожи. Вечерние прогулки также имели потребительское направление: базар, где закупались майки, джинсы, кроссовки. Господи, почему они не поехали в Париж? Увидеть другую жизнь… Он вспомнил, что у них скоро серьёзная дата их супружества. Да, да! Он обязательно сделает жене сюрприз, преподнесёт как подарок поездку в Венецию.
9
Дома на чердаке нашёл коробку с проигрывателем и несколькими пластинками. Всё было в целости и сохранности, так, как когда-то он сам сложил. И коробочка с иголками, которые нужно вставлять в мембрану, и шнур от электрического проигрывателя, аккуратно свёрнутый, лежал тут же, в коробке. Как чувственно-нежно звучит скрипка! Какая мелодия! Взволнованный монолог-рассказ о чём-то очень личном. Закрыв глаза, он сидел, откинувшись в кресле. В мыслях девушка с необычными голубыми глазами и тонкой талией. Что он тогда упустил, не заметил? Если бы сложилось по-другому, то какой бы она была сейчас? Носила бы столь непринуждённо дорогие серьги и кольца? Повёз бы он её в Париж или Флоренцию? Как знать… А она? Ждал бы его всегда строго по времени завтрак на столе, висели бы в ряд в шкафу наглаженные до хруста рубашки? Господи! Да зачем ему эти рубашки: однотонные, в полоску, в клетку! Всё равно на работе он сразу же переодевается в свою медицинскую робу. В его жизни всё могло получиться по-другому… Но что и как?
Он снова почувствовал, как защемило сердце. Таблеток под рукой не оказалось, а вставать из кресла не хотелось. Расслабился… Мелодия захватывала, забирала всё больше. Как же он не вслушался в неё раньше? Не понял, бездумно упустил… Опять перед глазами перрон… Чуть дёрнувшийся началом движения поезд… Он стоит в тамбуре и смотрит на девушку, которая, ускоряя шаги, идёт рядом с вагоном, собираясь и не решаясь сказать в последний момент что-то важное. Что? Поезд уже несётся на полной скорости, вокзал позади. Что она не успела сказать? Нужно ещё раз поставить пластинку — и наконец всё понять… И поступить по-другому! Дёрнуть стоп-кран поезда! Он подхватит девчонку на руки! Он прижмёт её к себе крепко-крепко! Никому не отдаст! Никому! Его любовь, переполняющая душу. Его жизнь! Почему он потерял это? Как щемило сердце…
Он дотронулся до рычага звукоснимателя, пытаясь поставить его снова на начало пластинки. Почувствовал, что стало трудно дышать… Хватит ли сил дотянуться до стоп-крана? Иголка не попала на край диска. Звукосниматель выпал у него из руки. На пластинку… Сердце сжалось мощными тисками… Иголка, потеряв на диске нужную бороздку, утратила и мелодию. Мелодия исчезла, застряв на повторении пронзительного звука. «Что же ты, парень, не схватил девчонку?! — услышал он далёкий голос проводницы. — Я и ступеньки специально не закрывала. Думала, ты подхватишь её. А уж я бы подсобила… подсобила… я бы…»
Больше он ничего уже не слышал, отдаляясь дальше и дальше от окружающего. Сестра, привлечённая странным звуком, заглянула в комнату, увидела его лежащим в кресле без чувств.
— Срочно скорую! — приказала она сыну. — Пункт скорой помощи в соседнем дворе. Попроси, чтобы не медлили!
Бригада скорой появилась через десять минут. Сестра не отходила от брата, который, как ей в ужасе казалось, уже не подавал надежды на улучшение ситуации.
— Не сумеем помочь, — заключил молодой фельдшер, бегло взглянув на пожилого человека, навзничь откинувшегося в кресле. — А почему пластинку заело на одном месте?
Сестра спохватилась, что так и не выключила проигрыватель, издававший пронзительный звук. Парень подошёл к проигрывателю и поставил иголку на край диска. Полилась нежная музыка. — Какая мелодия! — воскликнул фельдшер. — Как поёт скрипка!
— Ну-ка, меломан! Готовь всё необходимое, шприц, сделаем внутривенно!
— Есть ли смысл? Он уже не с нами…
— Выполняй, что я тебе сказала, — прикрикнула на фельдшера молоденькая доктор. — Видишь, у дедушки на лице слёзы, плачет, — значит, жив! Мы сумеем ему помочь!
После предпринятых медицинских усилий у пациента обозначилось дыхание, через некоторое время он открыл глаза. Молоденькая доктор сидела рядом с креслом и держала его руку, контролируя пульс. Промокнула салфеткой ему лицо, улыбнулась, довольная результатом.
— Вам лучше? Вы можете говорить? Мы заберём вас в больницу.
— Не нужно в больницу. Мне уже лучше, и я знаю, что следует делать дальше.
— Вот это больной! Только что вернулся почти с того света и уже знает лучше врача, что ему делать дальше! — отозвался фельдшер, приготовившийся заполнять карту истории пациента.
— Он сам врач, — вступилась за брата сестра. — Московский хирург, известный в медицинских кругах. И не такой уж он дедушка, как вам показалось.
Она назвала фамилию, год рождения, адрес — данные, необходимые для заполнения истории.
Фельдшер помог раздвинуть кресло-кровать, удобно расположил на нём больного, подложил ему под голову подушку и укрыл пледом.
— После дежурства я зайду к вам. Проведаю. Проверю, как ваше самочувствие, — сказал фельдшер.
— Заходи. Я покажу тебе, как за несколько секунд правильно накладывать жгут. Кто вас теперь только учит! — слабо отозвался больной.
— Да я умею! Такая ситуация: больной почти уходит, а скрипка нежно поёт, прямо пробирает своей мелодией. Вот я и сбился немного. Как говорится, Errare humanum est. — Людям свойственно ошибаться.
— Учишь латынь?
— Не учу специально. Девчонка моя учит итальянский. А тут купила себе книжку «Латинские крылатые слова», и — понеслось! Мне тоже нравится.
— Латынь или девчонка?
— Обе! — улыбнулся парень.
— Смотри не запутайся, где латынь, а где девчонка!
— Исключено! У нас с ней всё решено на дальнейшее. Пластинка у вас классная! Если позволите, я перепишу себе эту мелодию, когда зайду к вам.
— Заходи! А пластинку можешь забрать сразу. Она мне больше не нужна. Как сказано: Manum de tabula! — С этим покончено! Finis — конец.
10
Она всегда боялась взлёта. Чувствовала себя напряжённо. Самолёт набрал высоту, можно расслабиться. Она закрыла глаза. Вот так встреча в завершение отпуска!
Начало девятого класса. Одноклассница пригласила на день рождения. Подарок? Конечно, хорошая книга! В книжный магазин пошли вместе с мамой, где знакомая продавщица иногда специально для мамы откладывала интересные книги. Какая у них дома имелась библиотека! Для прогулки взяли с собой на поводке и собачку — эрделя Фредди. В небольшой местный книжный зашли с собакой. Мать разговаривала с продавщицей, та показывала книги, они что-то откладывали в стопку. А она? Заметила двух незнакомых парней, которые тоже, судя по всему, интересовались литературой. Один из них, высокий, красивый, привлёк внимание. Парни тоже поглядывали на неё, возможно, потому что она была с эрделем. Сразу — девчоночий лёгкий выпендрёж: да, я такая, хожу с собакой. Осанка гордая! Причёска модная — «конский хвост»! Белое с чёрными разводами поплиновое платье (собственного изготовления!) с красными пуговицами-блюдцами на больших карманах, с юбкой колокольчиком и широким красным поясом на тонкой талии. Красные туфельки с бантиками на невысокой шпильке, лёгкая походка. Топ-топ! Книжку купили, ушли из магазина. А парни ещё остались там.
Неожиданность! Тот парень, которого она приметила, тоже оказался в гостях! Смешно! Они оба и вида не подали, что уже заметили друг друга в книжном. И их подарки-книжки оказались одинаковыми! Познакомились, как обычно знакомятся в компании за столом: как зовут, общий тост-поздравление, пара небольших реплик… После этого дня рождения они больше не видели друг друга. Повода не было. Он учился в другой школе, в десятом классе. Но запомнился ей сразу! Красивый? Да! И серьёзный.
Встретились в зимние каникулы, на празднике для старшеклассников в районном Доме культуры. Он пригласил её танцевать. Хорошо! Какие-то незначительные вопросы, ответы. Потом она потеряла его из вида. Но не забыла! Снова увиделись весной в парке. В ту дотелевизионную эпоху там обычно гуляло всё население их района. Вечером — освещённые аллеи, на скамеечках нет свободных мест. Хороши южные вечера! Для молодёжи — просторная, всегда до предела заполненная круглая танцплощадка с высокой ажурной оградой. Звучат популярные мелодии. И в конце аллеи — отдельный пятачок, где скромный духовой оркестр по выходным дням играл вальсы и старые песни, там танцевали пенсионеры, в основном бабушки, друг с другом.
Почти всем классом они отправились на танцплощадку, хотя школьными правилами это не приветствовалось. Но подумаешь — правила! Были уже последние школьные каникулы перед десятым классом, почти свобода! Протиснувшись сквозь движущуюся толчею, он пригласил её танцевать. Радостное волнение! Один танец, второй… На следующей неделе их компания снова отправилась на танцы. В душе — тайная надежда на новую встречу. Так и получилось. Он появился в самом конце вечера, пригласил на танец, второй… Попросил разрешения проводить домой. Вполне по-дружески, как давний знакомый. Но на этом и закончилось, он уехал сдавать экзамены в институт. Всё началось тогда, когда каждый приехал в свой город на студенческие летние каникулы. Совместные прогулки, танцы, провожания, пляжный волейбол… После этих каникул завязалась переписка. И ожидание для обоих радостных встреч на следующих каникулах… Затем и на следующих… И на следующих.
В какой-то момент эти летние каникулярные встречи у неё стали отодвигаться на второй план. Конечно, вовсе не забылось, как было хорошо, радостно… Но жизнь вошла в новый период. И ставшие привычными летние встречи начали утрачивать особое значение. На первое место выдвинулась напряжённая институтская суета с зачётами, экзаменами. Да и вся столичная студенческая жизнь с впечатлениями от выставок и театров, с бурными диспутами и широким кругом друзей стала главной. Вились вокруг и разные мальчишки. Отдаление стало привычным. Да, не рядом… Хотя в мыслях, в голове — постоянно, ежедневно… Но — привычно отдалённо. Как-то ещё держалось на почтовой связи. Потом стало рассыпаться. И получение письма перестало быть волнующим событием. Она не искала ответа на вопрос «почему».
Их последний совместный день в Москве после его целинной практики… О чём они говорили? Где побывали? Сейчас ничего не вспомнить. Перрон, поезд… Нужно было что-то сказать… Но дальнейшее было ещё неясно и для неё самой. Поезд дёрнулся началом движения. Вдруг мелькнула шальная мысль: запрыгну сейчас к нему на ступеньки вагона! И уеду! Уеду с ним! Показалось, что и проводница сделал ей тайный приглашающий знак. Или? Нет, нет! В голове какое-то озорство. Разве она могла бы на такое решиться? Что сейчас разбираться?
После окончания института они с мужем уехали в Ливан. Через два года, приехав в отпуск домой к родителям, она случайно увидела на улице его сестру, сама подошла к ней. Хотелось что-то узнать. Сестра поздоровалась холодно и сказала ей:
— Ты поступила нехорошо! Вероломно по отношению к моему брату. Что с ним было, когда он узнал о твоём замужестве! Мы волновались, что он не справится. Что будет психологический срыв. Опасались даже, что он бросит институт. Он так тебя любил! А ты… Слава Богу, он встретил другую девушку и сразу без раздумий женился. У них родилась дочка.
— Раз так сразу, без раздумий — значит, не так уж и любил…
Конечно, с её стороны — глупое высказывание! Но нужно было что-то сказать. Сестра взглянула на неё. Отвернулась и ушла, даже не попрощавшись. После известия о его женитьбе на душе стало легче. Несколько прошедших лет она испытывала чувство вины перед ним, а иногда по её не всегда простой личной ситуации маячили и сожаления: а правильно ли она сделала жизненный выбор?
Самолёт давно набрал высоту. За окном — только густые белые облака. Бессмысленно сейчас разбираться в прошлом. Так устроено, что женское и мужское вместе составляют целое и продолжают жизнь. Браки заключаются на небесах. Суженый… Суженая… Слова русского языка, обозначающие того, с кем будет суждено судьбой вступить в брак. Кто там наверху, в небесах, распоряжается этим? Кто в небесных канцеляриях составляет некие списки? Главная тема почти всего искусства — именно отношения женщины и мужчины: любовь и разочарование, верность и измена, зависимость, привычка… Созерцание природы в искусстве явно на втором месте. А уж глубокая философия — вообще для избранных, не для всех. Ну кто, скажите, проснувшись, сразу включается в метод диалектического познания по Канту? Кто задумывается о логике Гегеля или двойной спирали метафизики? Разве что тот, кому предстоит сдавать зачёт по истмату-диамату. С утра нужно обдумать, чем кормить семью на ужин. Не надеть ли сегодня юбку вместо надоевших джинсов. Какие фломастеры купить в подарок внучкам.
Она расслабилась, уснула. Разбудил призыв стюардессы пристегнуть ремни. Снижение… Приземление… В сумке зазвонил телефон. Сын радостно сообщил, что встречает её в аэропорту. Подумала, какое у него всегда хорошее настроение! Повезло с этим мальчиком…
Загрузил в багажник чемодан и сумку с южными гостинцами.
— Спасибо, что ты разрешила пользоваться твоей машиной! Приятное ощущение за рулём! Едешь — и так радостно становится! Я и в университет съездил. Хотелось покрасоваться в крутой тачке перед ребятами!
— Удалось показательное выступление?
— Ещё бы! Вот хотел с тобой поделиться. Посоветоваться. Думаю, что после гуманитарного бакалавриата мне нужно идти в магистратуру в военный университет.
— Неожиданное решение! Четвёртый курс у тебя только начался. Можешь ещё и передумать.
— Нет. Я уже решил. Хочу получить образование с серьёзной специальностью, которая нужна в современной жизни.
— Не готова так сразу к конкретному обсуждению. Подумаем…
— Хорошо! Давай пока музыку послушаем. Сейчас включу тебе радио «Орфей». У них всегда качественный музон, много популярной классики.
Он покрутил рычаг настройки и нашёл нужную волну. О, скрипка! Она встрепенулась. Надо же! Чайковский, «Мелодия»! Только вчера она вспоминала о ней… И при этом даже говорила что-то очень важное…
Сын сделал музыку громче. Салон машины наполнился проникновенными звуками скрипки.
— Как хорошо, как нежно звучит скрипка! Классное исполнение! — высказался юноша.
Скрипка звучала отлично. Ей захотелось сказать, что когда-то она слышала и лучшее, даже самое лучшее исполнение. Но она промолчала. Они молчали оба, поглощённые трепетной мелодией. Она думала о том, какое счастье, что эта мелодия когда-то прозвучала в её жизни. И именно в том замечательном исполнении…
Машина неслась по шоссе, Москва была уже близко. Ей всегда нравилось возвращаться домой, в свою привычную жизнь.
По обеим сторонам дороги был осенний подмосковный лес. Жёлтое, оранжевое, зелёное, золотое и красное… Какая яркая, какая красивая была в этом году осень!
Сентябрь закружит листопадом,
Согреет солнечным теплом.
Осенних дней жалеть не надо,
Грустить не стоит о былом.
О как свежи воспоминания,
Что всколыхнули в сердце кровь!
Вновь, как весной, сильны желания,
И миром властвует… Любовь!
Виктор Маковецкий
От автора — читателю:
Scribtur ad narradum, non ad probandum. —
Пишут для того, чтобы рассказать, а не для того, чтобы доказать.
[1] Пишут для того, чтобы рассказать, а не для того, чтобы доказать (лат.).
[2] Государственный комитет Совета Министров СССР по внешним экономическим связям.
[3] Стихи Евгения Долматовского.
