Где ты, блуждающая в Вечности дорога – лет заметеленных земная кутерьма?
Где ты, блуждающая в Вечности дорога –
лет заметеленных земная кутерьма?
По ней – бег дней – идём с тобою оба,
и, колесо времен крутя, пугая Богом,
догнать озябших путников несётся мира тьма.
Где ты, сирени звёздной терпкий запах,
терцин созвучие из золотых веков?
Мелодию любви пропев воскресшую из праха,
лады настроившая царственная арфа
вдруг задрожит, молчание услышав облаков.
Где ты, фар бег, несущий свет в дороге странной?
Где он – звенящей Истины бесстрастный камертон?
На дальний зов его бредут в ночи туманной
взыскующие тайну Бытия движеньем непрестанным
и находящие в конце пути – Кто Откровенья Дом,
а Кто – Фантом…
Ангела осени альт
Альфреду Шнитке
Матовы звуки. Царственно чутки.
Зябнут цветки.
Струн натяженье жестом скольженья.
Дни коротки.
Осени омут. Багрянец овала.
Сохнущий лист.
С высей безмолвно запахом яблок
Прошлое – ниц.
Падают пальцы словно на пяльцы.
Мира струна –
Музыка – радость, ярость, причуда
Небом дана.
Чёрными точками нот на пюпитре
чудо-стрижи.
Золотом Solo палитра мажора.
Зеркало – Жизнь.
Бездны мерцанье огранкой опала.
Лешего свист.
Глаз чарованье – рощи венчанье.
Иней ресниц.
Хаос движенья. Миг озаренья.
Борьба.
Грозность паденья. Чьё-то рожденье.
Чья-то судьба.
Альт, утешая, ангелом осени
Длит свой полет.
То замедляя, то ускоряя
Времени ход.
Духа смятенье. Виновником бала
Вензель зимы.
Света явленье. Души пробужденье,
Гения тьмы…
***
Из века в век от мира
отрешённый,
через столетья наугад
пройдя трясиной в путах дней
в сопровождении теней,
бреду в закат.
Из тьмы, из мглы, на полпути –
как из трясины сновидений,
дряхлеющей ограды ряд,
за ним листвой трепещет сад,
тенистый сад.
А где-то в глубине, piano-
потаённо,
распутывая нотоносца кант,
в забытом доме плачет музыкант.
Его спина устало, обречённо
качается – согбенный ключ – раба игры,
так в старом,
чуть хрипящем патефоне
над невозвратной музыкой любви
качается отчаянье иглы.
Мне странен этой музыки раскат,
где яви перепутаны как нитки.
Ты – это явь? Ты – стук калитки?
И шорох по траве как майский дождь;
под стулом туфли – в зеркале подошв
все наши сны отражены… И – май.
Лети, туманный май! Не умирай!
Звени, как этот тёмный дом,
где музыкант тоской заворожён,
где день мой звуками всяк час
хлопочет.
А Ты? Какая Ты? Переменилась?
Очень?
Пройдя, как ветер обездоленный,
насквозь, Ты вся – как тень
иль обретенья золотая песнь?
И мы ещё не врозь?
Уже не врозь
сегодня, завтра, там –
спустя столетия, где нет ни мук,
ни драм, где я отторгнут
от мира, и сует, и кривотолков,
И от потерь. Быть может там,
где рай?
Сотри случайный лик, блаженный
май.
Не умирай!
***
И вновь одна в забытом сне
среди обманного мерцанья,
с тобой – закат – наедине,
с тобой – звезда, с тобой –
молчанье.
Я там – в размашистой дали
и здесь – за тёмным поворотом.
И стонут, стонут журавли,
оплакивая вновь кого-то.
Рассеяна незримо в тех
пространствах – к будням
безучастных,
как свет звезды, как тень, как смех,
как эхо песни отзвучавшей.
А может быть, уже в других
таюсь смиреньем неумелым,
и дни мои – одни долги,
и счёт потерян чарам первым.
Но здесь, сейчас – все времена
сплелись во мне двойной
спиралью,
и обертонами струна
возносит голоса над явью.
… И не одна, и не во сне,
и не в мерцании опасном –
но в дне – стремительном
и ясном…
Как СВЕТ ЕГО причастен мне!
***
На грани темноты и света
от виражей судьбы устав,
отстав от поезда – остаться
у распластавшихся платформ
одной из полусонных станций
перед пространства полотном,
с которой, чтоб не разрыдаться,
составу помахать платком.
И, подведя черту под бренным,
считая шрамы шпал – года,
легко шагать в свою деревню –
небесной сени благодать.
Не замечая вёрст, услышав
дыхание ирийских трав,
сирени кланяться, деревьям –
ЖИЗНЬ – чудная небес игра,
и дождик одеревенелый
ладоней согревать теплом…
И обернётся лес – Вселенной.
И Путь прольётся молоком…
***
А под окном
неспешно зеленеют всходы
с завидной самовязью на стерне –
мужают помидоры в тишине,
и тает снег,
и вновь с неумолимостью природы
рождается смирение во мне.
И снится плёс –
когда июль в разгаре,
в саду под вишней ставят самовар,
и в этом смысл и доброта такая –
как Яви Жизни помидоров самовязь.
Но миг пройдёт,
минуя круг вчерашний,
и снова осень ляжет на порог,
затем в метелях
растворится в нужный срок…
И, молча с пола на террасе
подняв ненужный высохший росток,
о жизни бренной вспомню
как о Счастье,
Событий развязав непрочный узелок.
***
Когда планета ближе к снегу…
Сергей Воробьёв-Лучник
Когда планета ближе к снегу,
смиряет душу первый снег,
отраднее его для сердца нет –
на первозданность Оберег,
как песни Шуберта, Обет
на взлёт, полёт, на два крыла,
пока Ты, жаждущий тепла,
забывший щебетанье трелей,
блуждающий средь миражей
по водам тысячи морей,
по зыбким, сонным облакам,
по бездорожью, по векам,
среди забытых скал Ветлан ,
зов не услышишь горней цели –
Небес посланье в тот момент,
когда Любви Богоявленье
откроет Невечерний Свет.
***
…и мирно падал снег.
И лился свет небес
из завязей души
туда, где ожидания
смирялся жар
сиянием грядущих дней –
лампадой, освещавшей Храм
в глуши,
хотя казалось, в мареве его
порталов – прощенья нет –
одно прощанье,
как песня окаянная слепца.
Однако
отблеск света горнего шатра
дарил надежду на блаженство
лета,
на запахи горчайших трав,
на жизнь без края и конца –
на галактический полёт
той Вечности Гонца,
где гнев и гроз блистанье
подвластны только жезлу
Мудреца.
И мирно падал снег,
беря слепых в объятья,
даря глухим тот потаённый
звон,
тот зов Звезды, нас
взявший за запястья,
идущих не в Конец –
в Начало всех Времён…
Лучнику
Скучаю, как по солнцу, по Тебе,
Скучаю по теплу до спазма в горле.
Где Ты, мой Светоч незакатный, горний,
Несущий Луч свой в трюмы голытьбе?
Скучаю по Тебе, как по судьбе,
По Оберегу рук, объятий на крылечке,
По нежности речей – журчанью речки,
По той – неспешной снежности ходьбе.
Скучаю на пирах – не обретя
Ни в музыке, ни в суете веселья
Себя, как горемыка-пьяница с похмелья,
Как лад, утративший небесный звукоряд.
С Тобой скучаю по Тебе и без Тебя,
Пока к Единству таинства Преображенья
Не вознесёт Грааля рыцарь Провиденье
Та – Лоэнгрина-Лебедя ладья.
Единственному
Облетают и гаснут созвездья седых паутин,
в тёмной роще – следы исчезающей ночи.
Запоздалые звёзды, спасибо за всё,
нам не сбиться с пути, лишь бы только с ума не сойти
от весёлого чуда – быть в роще.
От печального чуда листву ворошить,
словно это не сон и не жизни слепая причуда.
Даже если осталось судьбой нам чуть-чуть ворожить –
запоздалые звёзды, спасибо за всё:
за надежду, за веру в божественный случай.
Словно шорох шагов осторожных в листве,
растворяется где-то элегия звёзд чуда-ночи.
Как растаявший снег, как следы на траве,
навсегда затеряется в прошлом иссохший листочек.
Но плетёт над притихшей землёю узоры зари
Отче-Свет, рассыпая осколками тьмы бездны омут над рощей.
Нам с тобою нельзя расставаться, чтоб не сбиться с Пути.
Не забудем созвездья над бездною – станем мудрее и проще.
И в Кринице, омытой небесным источником вод,
нам с Тобой заповедав на Свет Невечерний идти,
новой зеленью вечной весны запоёт
наше чудо – Священная Роща.
***
Исхлёстывает осень нас
Дождей плетьми, ветров бичами.
Озёр насупленность – отказ
Смиряться вечно подо льдами.
Линчуют бесы сонмы тел,
Мостя дорогу злу средь хляби:
«Прогнись, Поэт, художник смел
Лишь над строкой бумажной ряби».
Бессовестность в который раз
Испытывает нас на прочность.
У фарисейства мил анфас,
под маской – профиля порочность.
Нам грустно. Грустно и смешно
Монады злобной завыванье.
Поэта мета – ранг иной –
Гармонии благоуханье.
Не вспомним – знаем: «Солнце есть».
Озёра, пруд, река и лужи
Заплещут: «Да пребудет Честь
И Тот, Кто Чести верно служит!»
***
Под вьюги стон – Иуды завыванье –
Россию распинали на звезде:
на семь холмов пришельцам на закланье
народы шли, подвластные узде.
Тьма фарисеев Чёрного Квадрата
терзала тело – царственную Русь,
кодировала робой полосатой,
в чело впечатав: русский – раб и трус.
Россия! Мать! Всегда ты виновата,
молитвой защищаясь от беды,
идя на штурм Рейхстага в сорок пятом,
спасала их – носителей звезды.
Твой сын опять распят от Сына справа,
Распятый шепчет: Господи, прости!
И капли – ртуть с лучей звезды кровавой.
Народ молчит… И нет конца Пути…
***
И чуткое ухо не слышит,
и око, столь зоркое, спит –
а Кронос так яростно дышит,
а Время так яростно мчит.
Вверяясь ему, не замечу,
как волны скользят по пескам.
Как мы – они тоже беспечны,
подвластны лишь лунным часам,
не слышащим скрежет песочных,
не чующим дряхлости жил,
живущих одною надеждой –
ещё бы сезон послужить.
Успеть бы в Кругу скоротечном,
лишь стрелки мелькнёт остриё –
о Вечности спеть как о Встрече
с Хранителем Света Её.
[1] Ветлан – скала на реке Вишера на севере Пермского края.
Об авторе:
Лидия Соловей (Лидия Александровна Соловьёва).
Поэт, музыкант (Санкт-Петербург).
Член Интернационального Союза писателей.
Трижды лауреат литературного конкурса «Арсис». Кавалер золотой пушкинской медали «За сохранение традиций русской литературы», Совета писательских союзов России, медали им. Шолохова Министерства образования России и других наград.
Имеет диплом Джорджа Байрона русско-английского литературного конкурса.
Автор поэтических сборников «Миры иные откровений», «Музыка мига», «Поющий сад», «Лидийский лад», «SOLO СВИРЕЛИ».
Публикации: антологии «Литературная Евразия», т. 5, «Высокая поэзия России», «Русь моя», «Новое слово», альманах «Российский колокол» и др.
Литературоведение: три статьи об Иосифе Бродском, эссе о творчестве современных русских поэтов – Сергея Новикова, Дмитрия Киршина и других.
Музыкально-поэтические вечера: Санкт-Петербург, Петрозаводск, Великий Новгород, Валдай, Абхазия, Белоруссия и др.
В 2014 г. в издательстве «Культура» в Санкт-Петербурге вышла книга Владимира Крайнева «Любви божественный удел» о творчестве Лидии Соловей.
