«Часам придется шаркать, уходя…»
***
Часам придется шаркать, уходя,
топтаться у дверей, притворно кашлять.
И маятник бессильно станет биться, даже
не зная, что не сможет никогда
взлететь чуть выше. Только на разбег
и хватит сил. Бессмысленность какая!
Он словно предрекает мне прожить свой век,
туда-сюда бессмысленно шагая…
***
Пусть времени осталось
только на глоток,
из блюдца циферблата
все до капли выпью.
Из жадности, от жажды,
для того,
чтоб успокоиться,
и сделать верный выбор.
Найти слова,
что в памяти твоей
остались бы.
И пусть хотя бы смутно,
но ты всегда бы помнил
обо мне,
на черный день не отложившей ни минуты.
***
Укрывшись тонким слоем белого песка от ветра,
спит маленький Эрех. А ветер с минарета
веками бережно сдувает пыль
без устали, без отдыха, лишь иногда вздыхая.
Он что-то робко шепчет белыми стихами.
Он точно что-то знает о любви,
о страсти жаркой и слепой, о глубине печали,
когда уходят те, кто был с тобой вначале,
когда еще ты сам едва возник.
Он помнит все до мелочей – как уходили люди,
все бросив – пыль на вазах, тусклый свет на блюдах,
и, позабыв банановый язык…
***
Встретятся северный ветер и южный
в доме твоем. И для них
тотчас найдутся послушные шторы,
пряди волос льняных,
пыль по углам и любые страницы
книг о великой любви,
запахи, шорохи, вздохи, минуты…
Лишь успевай ловить…
Все, что способно летать, будет где-то
здесь, у тебя под рукой,
силясь попасть в твою новую песню
с первой пустой строкой.
Выбери пыль, этот скромный подарок
вечности, маленький штрих,
что начертало прошедшее время
в чистых глазах твоих.
***
Любую глупость можешь совершить –
Взять бледность от заснеженных вершин
И томность взгляда от густых туманов
Дым коромыслом променять на дым костра,
Поверить, что ковер из пыльных трав
Удобнее продавленных диванов
Подумать: женщина – такой тяжелый груз,
Который я осилить не берусь
Разубеждать не стану
***
А. Киселеву
На запах травы, на шепот волны,
на дым от костра успеть
к воде из ручья, к вину по глоткам
и к рыбе, попавшей в сеть,
где ближе к утру густеет туман,
на листьях дрожит роса,
где запах цветов в плену у ветров,
а время во власти сна.
***
Я помню хрупкий голос твой
с едва заметной трещиной.
Ты медленно унес его
на край земли. И там
ты робко опустил его
к ногам прекрасной женщины,
чем заслужил согласие
и кофе по утрам.
Пока вся пыль уляжется
во впадины хрустальные…
Пока весь свет нацедится
в фарфоровую тьму…
Пройдет так много времени,
что все обиды старые,
что все обиды глупые
не вспомнить никому…
***
Расплетай дороги, чтобы мы
никогда не встретились нежданно.
Уходи отсюда напрямик,
только не петляя, не блуждая…
И вяжи дороги в узелки,
как на память о ненужной вещи.
Так и свяжешь петли на силки
на таких, как я, неосторожных женщин…
***
«Босая нога утопала в ковре…»
К.С. Петров-Водкин
В ковре утопает босая нога.
Во тьме города утопают.
Плывущие мимо ветра иногда
пески оставляют на память.
Еще в Самарканде не ночь, но уже
так тихо, спокойно, пустынно.
И так непривычно светло на душе
при виде привычной картины.
Астральный орнамент, майолика, синь
и золото, звездная россыпь.
Стекаются в город вчерашние сны
и нового зрителя просят.
Впускают их в дом свой радушно, тепло
всегда полусонные сарты.
Предложат на ужин шербет с пастилой.
Попросят остаться до завтра.
Обычная ночь – ни любви, ни тоски,
ни сна. И опять до восхода
с горячим дыханием ветра пески
скрывают ушедшие годы.
Предположение
Резко взмахнув веслом –
долго ли – улететь…
Но не крыло – весло –
кнут, а быть может, плеть
Видишь, идут волной,
рябью бегут рубцы –
видимо, шли до нас
вверх по реке гребцы.
Видно, срывая злость;
верно, смиряя пыл,
силясь скорей догнать
тех, кто уже уплыл,
хлестко лупили гладь
еле-живой воды…
Так как ее хлестать
станешь теперь и ты…
***
Вчерашний сумрак через черный ход
выходит и идет тебе навстречу.
А ветер, овладев бессвязной речью,
бормочет что-то… трудно уловить…
А время так устало от ходьбы,
что на краю любого циферблата
готово пасть. И я уже не рада
приходу твоему… твоей любви…
***
Их было двое. И ни одного.
Они пускались в странствия. К разлуке
стремились. Ты заламывала руки.
Смотрела вдаль в глубокое окно.
Смотрела вслед им долго, тяжело.
Хватала воздух жадными губами.
Но воздух был горячим, словно пламя,
и обжигал. А слабый, чуть живой
уставший ветер вылетал в окно,
боясь попасть под проливные слезы.
Темнело небо. Становилось поздно.
Их было двое. И ни одного.
***
Припрячь в рукав еще один часок,
наручные часы украдкой пряча.
Одергивая руку, наудачу
зажми в кулак счастливое число.
Четыре встречи: осенью, зимой,
опять зимой, еще лет через двести…
Тебе хотелось голову повесить,
а мне – представь – повеситься самой…
Теперь все проще… Тихий зимний сквер…
Идем-бредем, дурачась и беспечась…
И у тебя пока еще есть время в рукаве…
И у меня в кармане наберется вечность…
***
Измерив эту комнату в шагах,
я насчитаю сто причин остаться.
И с мнимым равнодушием скитальцев,
привыкших за собой мосты сжигать,
и с призрачным спокойствием людей,
готовых к переменам и потерям,
полночи прометавшись на постели,
увижу сон. И силясь разглядеть
хоть что-то, с точной памятью слепца
увижу этот дом и эту спальню,
как мелкую деталь на дальнем плане,
последний штрих Творца.
Об авторе:
Лариса Дегтярева, родилась в 1972 г. в г. Астрахани. Научный сотрудник Каспийского НИИ рыбного хозяйства. Издала пять поэтических сборников: «Бесцветные гармонии», «Музеи», «Открытое письмо», «Разговоры во сне», «За кадром».
В 1996 году была принята в Союз писателей России. В 2015 году – в Союз российских писателей.
Публиковалась в газетах «Очарованный странник» (Ярославль), «Литературная Россия» (Москва), «Хлебниковская веранда» (Астрахань) и др.; в журналах «Ковчег» (Ростов-на Дону), «День и ночь» (Красноярск), «Южная звезда» (Ставрополь), «Зеленый луч» (Астрахань) и др.
Замужем, имеет сына и дочь.
