Лидия Рыбакова: «Стихи – средство от одиночества»
Эта подмосковная поэтесса – автор нескольких поэтических сборников, уже названия которых звучат как отчет о путешествиях по миру и собственным эмоциям: «Янтарный замок», «Прилив и отлив», «Стрела Зенона»… А в ее стихах так много внутренней музыки, доброжелательной улыбки и самоироничной наблюдательности, что благодаря ним, кто-то из читателей, наверняка, тоже сможет взглянуть на жизнь и на самого себя по-новому – более светло, позитивно и радостно. Накануне публикации очередной подборки новых стихов Лидии Рыбаковой в журнале «Российский колокол», с ней встретился наш корреспондент Александр Алексеев.
– Свою предыдущую книгу вы назвали «Стрела Зенона». Не боитесь, что не все читатели поймут, о чем идет речь?! Или уже самим названием стараетесь намекнуть, что в сборнике будет много метафоричного, образного и мудрого?
– Ничего страшного, если кому-то это название покажется сложным. Есть Интернет и если кто что-то не понял – всегда может посмотреть там. А определенное любопытство всегда только на пользу!
Что такое «Стрела Зенона»? Это стрела, которая летит, но не долетает. Вот так и человек – мы все в своей Судьбе куда-то летим, по мировой линии. И не знаем, что будет после смерти. И я тоже – не знаю. Но пока мы живем – мы все время не долетели. И похожи на эту Стрелу Зенона: постоянно куда-то движемся и никак не доберемся…
Об этом и книга. Ее первым названием было: «Полет стрелы Зенона по мировой линии». Почему так сложно? «Мировая линия» – означает, что мы движемся по стреле времени, и в каждый момент у нас есть выбор, когда приходится решать, в каком направлении двигаться. Ведь у каждого из нас есть та мировая линия, по которой он идет – неуклонно приближаясь к тому, что выбрал. Ведь даже если человек всем заявляет, что предпочитает карьеру, однако все поступки совершал во имя любви и сохранения семьи, то у него и будет именно семья, а не карьера. Ну, а если он говорит всем про любовь, а сам старается расти по службе, то у него и будет карьера. А семью ему уже никто не гарантирует. Всегда в этой жизни приходится выбирать, на каждом этапе пути: «либо» – «либо». И поэтому тем для поэзии всегда будет великое множество.
– Расценивать поэзию сугубо практически не этично, но все-таки – человек, который прочтет вашу книгу, сможет стать более мудрым, научиться тому, как создавать крепкую семью, делать карьеру, что-то еще?
– Я надеюсь, что он поможет людям хотя бы осознавать себя. Ведь большинство, да и я в том числе, живем как спящие люди: делаем то, что от нас требует наша окружающая среда: друзья, семья, работа, даже погода. И мы – будто эти несчастные единицы в Броуновском движении – все время куда-то движемся, И не всегда осознаем это. Ни соотношения себя и мира. Ни себя и природы. Ни себя и каких-то чувств: любви, дружбы. А человек, если он хотя бы на три-четыре процента хочет рулить процессом, то должен осознать для себя ответы на вопросы: «Кто он?!», «Где он?!», И – «почему»?! Извечные вопросы… Но я не специально ради этого писала книгу, не для того, чтобы дорогой читатель поимел с нее какие-то ценные мысли. Нет! Это я для себя пыталась определиться. А при этом – появлялись стихи. И читатели, и критики мне уже ни говорили, что когда читают «Стрелу Зенона», то невольно начинают копаться в себе сами. Наверное, это не плохо (улыбается).
– Стараетесь ли вы ради поэзии внимательнее наблюдать за жизнью или стихи чаще складываются сами собой?
– Мне еще с детства говорили, что я наблюдательная, но сама такого в себе не замечала. И единого метода у меня не существует. Хотя я люблю смотреть вокруг себя. И мне очень нравится наблюдать людей. Поскольку интересно все то, что происходит. Не в том смысле кто на ком женился и прочая светская хроника. Такое-то мне как раз скучно. А вот в автобусе едешь и столько всего любопытного можно увидеть и услышать?! Удивительно-жизненные сценки возникают! Или обычные эпизоды, которые все равно сразу же включают мое поэтическое внимание. Например: стоят парень с девушкой, курят. Друг на друга не смотрят. Такая вот история любви. Так бывает. А случается, начинаешь писать стихи когда кто-то что-то скажет. Один раз рядом со мной разговаривали две подруги. Одна жаловалась: «Меня редактор взял на крючок»». А вторая советовала: «Уходи отсюда, увольняйся!» И у и меня сразу сложилось стихотворение «Другу». «Ломай крючок и леску обрывай/ И уходи оставив кость в капкане»… Оно есть и в сборнике «Стрела Зенона». Может быть, одно из лучших.
– Как вы считаете, поэзия помогает вам лучше понимать других людей и относиться к ним лучше? Или наоборот – повод для одиноких почувствовать, что-то есть рядом, по ту сторону стихотворения?!
– Я думаю, что склонность к одиночеству – это исконное качество человека. И это не изменить. Единственное, что может сделать хороший воспитатель – это придать этим качествам какие-то цивилизованные формы. И если человек нелюдим, он все-таки мог общаться с другими людьми. А если он привык комфортно ездить на любой попадающейся шее, иногда все-таки делал добрые дела и для других, а не только для него все делали…Вот и я человек достаточно одинокий. И редко случается, что подпускаю кого-нибудь близко. Пятнадцать лет я сидела в углу. Думала о своем, а чужое мне было не очень интересно. Сейчас уже не так – выхожу: встречаюсь, общаюсь с людьми… Но это не мое врожденное качество: мне больше всего нравится одной бродить по лесу. Или где-то у моря сидеть на камне. А еще лучше – уйти куда-нибудь в волны и чтобы берега не было видно. И мне очень комфортно в такой ситуации. Значит ли это, что именно одиночество лучше всего способствует написанию новых стихов?! Отвечу так: человек не может быть ни постоянно один, ни все время на людях. Ему надо и то, и то. Каждый находит для себя свои любимые места для сочинения стихов. Часто – по контрасту к своей привычной жизни. Вот, я например, большую часть жизни провела в Москве и Подмосковье. И теперь меня больше тянет в леса. И особенно хорошо там пишется.
– А можете ли привести пример, когда собственные стихи очень помогли вам самой?! Конечно, не в плане получения большого гонорара…
– Примерно год у меня была жуткая депрессия, и я не могла ни с кем разговаривать. Это было ужасно: врачи сказали, что я больна, и жизнь моя кончена. А примерно через полгода лучшая подруга матери моего мужа, то есть женщина старше меня, узнала, что я пишу стихи. Хотя сама их никогда их не видела (да и я все время прятала от нее мои тетради!). Но однажды не успела, и она начала читать. Потом отложила мои стихи и говорит: «Слушай, да ты профессионал! Сейчас встаешь, берешь в руки трость. Как хочешь – можешь идти или нет – но собирайся, и отправляемся в литературное объединение!» Даже назвала адрес какой-то библиотеки.
Я, конечно, сразу же начала отказываться: «Я – физик, что я там забыла?!» А она в ответ: «Ты физик, но ты и поэт!» И отвела меня в литературное объединение. А там сидел его руководитель – поэт Николай Поземкин. И он с улыбочкой так снисходительно говорит: «А, очередная барышня, которая стихи пишет?!» Ну а мне в самом деле было лет 30 – молодая… И потом он будто смилостивился: «Ну, ладно, сядьте вон там!» А в следующем городском альманахе было опубликовано 21 мое стихотворение.
Вот с тех пор я и начала активно публиковаться. Потом печаталась в «Литературной газете», а через довольно приличный промежуток времени меня пригласили и поработать в газету «Долгие пруды» моего родного подмосковного города Долгопрудный: сначала литературным обозревателем, потом ведущим рубрики, вступила в Союз журналистов. А в Союз писателей меня приняли уже по первой книге… Третья по написанию, издана была первой, раньше двух предыдущих… «Прилив и отлив» называлась.
Есть такая поговорка: «Покорного судьба ведет, а непокорного – тащит». Меня – тащила. И я с этим ничего не могла поделать.
– В каком самом необычном месте вам приходилось сочинять стихи?
– Мы ехали с рыбалки на озере. Машина была старая. И ночью мы налетели на камень. Сами сдвинуться с места не смогли и вызвали трактор, который порвал два троса, пока нас вытаскивал.
А потом довез на буксире до станции техпомощи. Впрочем, радовались мы рано: ремонтники заявили нам, что лопнула цепь и надо все разбирать. А они не настроены на такую работу. Даже за очень приличные деньги. Потому что очень много всего делать придется. Муж расстелил мне циновку на заднем сиденье, а сам пока побежал в магазин за запчастями. И пока он занимался ремонтом, я три дня сидела в машине. У меня было чувство, что я умираю. И оттуда не выберусь. И я написала стихотворение, пытаясь выжить и не свихнуться от печали. И стало немного легче на душе.
Или другая была история. Я тогда еще работала в газете, и попала в лютый дождь. Зонтик сломался уже после первого порыва ветра. И мне пришлось идти одной под этим дождем. Кажется, и других прохожих не было рядом. А я, зато, написала новое стихотворение «Спутник». Оно заканчивалось словами «Ветер и дева./ Два пилигрима,/молча бредущих/ по тротуару».
Но чаще места случаются все-таки обычные: сидишь дома, в Подмосковье, в беседке. Слева лес, справа – лес. И, кажется, что ты оторван от мира. Смотришь, как по дорожке ходит кошка, в небе летают самолеты, а вдалеке – в темноте проехал на машине кто-то незнакомый – и в итоге появляются мысли, образы, воспоминания…
– А случалось ли, что благодаря стихам удавалось вернуть дорогого и любимого человека?
– Бывает так, что поэзия подытоживает какой-то период твоей жизни. Ведь если сменились какие-то вехи, то всегда появляются новые стихотворения, а то и цикл. Ведь ты сам как будто кожу меняешь. И бывает, что поэзия в этом помогает.
– Ваши стихи очень музыкальны. Случается ли, что и музыка вдохновляет вас на какие-то строчки?
– Никогда об этом не задумывалась. Но музыка имеет для меня огромное значение. Я и в музыкальной школе когда-то училась. Но по этой линии не пошла. Поскольку Рихтер из меня не получался, а быть кем-то маленьким мне не хотелось. Я вообще живу по принципу: желать – так чего-то огромного. Люблю делать то, что у меня получается и приводит к каким-то результатам. В поэзии это – стихи и сборники поэзии. А еще стихи – это способ жить так, чтобы мне было интересно. А тем, кого я люблю – было хорошо. У меня есть стихотворение «Джаз», я его написала, как раз благодаря музыке: «Он пишет свои картины, слушая старый джаз…». Причем, сложилось оно в моей голове сразу целиком, будто отпечаталось. Обычно бывает как? Через день прочитаешь – что-то поправишь, затем через неделю – еще что-то уточнишь. А тут я не смогла исправить ни одного слова.Я, кстати, очень люблю блюз, хожу на джазовые вечера. Мне только большая часть попсы не нравится. Но даже там бывают красивые вещи. Поскольку дело ведь не в жанре, а в таланте композитора и исполнителя.
– Полезно ли вам было освоить новые технические средства и пробовали ли вы писать на компьютере или в телефоне?
– Я пользуюсь компьютером, может, даже охотнее, чем блокнотом. Поскольку у меня такой хороший почерк, что некоторые строчки я потом не могу прочесть. Но мне проще: я ведь сразу сочиняю все стихотворение в голове. И переделываю его – тоже в голове. Работа над стихом у меня иная, чем у других. И не бывает так, что я сижу, черкаю. Кажется, что ручка с блокнотом мне только мешают. И если меня посадить, а потом дать их в руки со словами: «Напиши стихотворение», то я просто впаду в ступор. Мне лучше ходить, что-нибудь делать… Как ни странно, очень способствует какое-нибудь монотонное занятие вроде мытья посуды. Начинаешь думать по-другому, и в это время складывают строчки.
– Когда вы чувствуете, что книга готова и ее можно издавать: когда написано главное для нее стихотворение или наступает уже другая, новая любовь?
– Главная проблема другая: большинство поэтов не издаются. Поскольку стихи сегодня – не коммерческая литература. И книжные издательства совсем не радуются, когда к ним приходят поэты с рукописями.
А как формируется книга?! Я не знаю. Ты пишешь, пишешь: когда-то по вдохновению, когда-то – когда в чем-то хочешь лучше разобраться. И в какой-то неожиданный момент чувствуешь: вот эти стихи готовы собраться вместе, а вон те – нужно убрать в сторону, до лучших времен. В этом есть какая-то алхимия.
– Не пасьянс?!
– Конечно, нет. Стихи растут сами, как деревья. И сами, по наитию складываются в книгу. Надо просто им помогать: чувствовать все это и слышать. У меня особые взаимоотношения с поэзией: в голове мысли и чувства кристаллизуются как бы сами по себе, независимо от моего желания. Я могу не планировать ничего писать, а просто идти по дороге и о чем-то думать. А потом раз – и складывается целое стихотворение. Или бывает по-другому: какая-то строчка очень долго бродит в голове и не понятно, что с ней делать?! Так у меня было со строкой: «Я дама в зеленом». Она постоянно звучала во мне, что бы ни делала. И потом однажды я села и написала стихотворение. Не часто, но так тоже бывает.
– Считается, что стихи помогают человеку расти – нравственно, духовно, житейски… А вот вы на себе такое испытывали?
– Я писала стихи всегда. И начала это делать даже раньше, чем научилась держать в руках ручку и карандаш. Когда в пять я освоила грамоту, то первое что сделала – исписала целую тетрадку своими стихами, сочиненными еще в более раннем возрасте. Но потом тетрадку нашел дедушка. Отшлепал меня по попе и сказал, чтобы я ерундой не занималась. Стихи были очень романтичные. Например, помню такие: «Это счастья бригантина,/ радости для всех людей!/ Пусть же добрый ветер мира/ паруса надует ей!» Пять лет мне тогда было.
– То есть вы росли таким типичным советским ребенком – желающим счастья всем людям на земле, ненавидящим империализм и борющимся за мир во всем мире?
– Насчет типичным, то это вряд ли?! У меня, наоборот, случались частые неприятности из-за того, что с коллективизмом постоянно не очень-то складывалось. Я была такой одинокой: вроде бы и общалась, дружила с кем-то, даже любила. Но при этом все равно была сама по себе: ходить в ногу со всеми у меня никогда не получалось! В пионеры меня приняли на два года позже остальных. В комсомол – когда в школе уже сдали все экзамены, и нужно было готовиться поступать в институт. В итоге поступила на факультет прикладной космонавтики. Почему я пошла именно туда? Мне было интересно узнать, как устроен мир. И стихи мне тоже в этом помогали. Ведь чем стихи отличаются от просто рифмованных строчек?! В них невозможно поменять, сдвинуть слово. И именно такая – настоящая – поэзия несет в себе ощутимую энергетику. Причем они могут быть ни обязательно про какие-то высокие чувства. Пусть это будут стихи про мартовского кота, или юмор какой-нибудь!.. Но они будут точными, и они будут поэзией.
– Такие пытливость и стремление разобраться в сути поэзии – тоже необходимые качества для поэта или вполне можно обойтись и без них?
– Прочитал учебники и сразу начал писать стихи?! Такого не бывает, конечно. Но я читала у известных педагогов о том, что если обучать ребенка музыке, то у него развиваются и математические способности. И с поэзией получается схоже: если ты стараешься стать больше, чем ты есть и умнее, чем ты есть, развиваешься в глубину и вширь – то при этом у тебя и складываются новые стихи! Они могут быть про что угодно: про тайны звездного неба или про соседского кота. Но при этом они получатся точными, и они будут поэзией! И я думаю, что знаю – почему. Если сложились строки, которые в тебе выкристаллизовались, связали тебя с Вселенной, то в итоге — получается конструкция, в которой уже ни одного звука уже не сдвинешь. Эта связь помогает в четкости мышления. И как раз в такие моменты начинает складываться поэзия…
– Следующая ваша книга снова будет неожиданной и необычной?
– Она уже практически готова. Есть и название – «Земля влюбленных». В ней своеобразный концепт: все же слышали поговорку, что «женщина – это кошка»?! А у кошки – девять жизней?!.. Вот эти два утверждения у меня и соединились: если женщина похожа на кошку, а у кошки – девять жизней, то и у женщины как минимум тоже должны быть девять жизней?! И если в первый раз что-то в любви не получилось, то может получиться во второй. Или – хотя бы на девятый?! И с воплощениями в разных странах. Так и получилась эта книга – с разными историями любви, происходящими в разных местах. Причем все они рассказаны в фольклорном духе, есть, например, сказка «Янтарный замок» – в духе фольклора стран Балтии. И имена в основном – латышские и литовские. Но сама идея мирового древа и трехэтажного мира – они и для России тоже характерны. Там увлекательный сюжет про любовь, основанный на народной латышской сказке. И это только первое произведение. А в книге ведь девять жизней? Есть и история про Шотландию, и Евангельская. А в девятой главе уже есть строчки: «Но маховик – Галактика откручивает пути / Нет, не ошибки – практика! Восемь из девяти».
Мне кажется, что такая концепция даёт надежду на то, что все еще будет хорошо. И я верю, что так и будет.
