Последняя песня смерти
На волне снов твоих я эхом лечу.
Крыльев не нужно,
Тебя получу.
Если рядом пройдёшь – пропадёшь.
Но не бойся…
Сэйт нехотя вынул потёртые пластмассовые «капельки» из ушей, возвращаясь в реальный мир. Тот, где вместо волшебного голоса певицы – какофония из традиционного для подобных баров «тунц-тунц», гогота посетителей, звона посуды на подносе у споткнувшегося официанта.
«Чтоб тебе каждое утро в зеркале правду видеть, Лио!» – подумал Сэйт в сердцах, оглядывая полумрак подвала, в котором расположился очередной бар из тех, которые он успел обойти за этот час. Хотел было развернуться и уйти, решив, что здесь-то уж точно ловить нечего, но в последний момент замер на месте.
– О-о-о, кого я вижу! – послышался знакомый голос из глубины зала.
Сэйт выдохнул с облегчением, поняв, что не придётся остаток ночи продолжать поиски. Подошёл к уже изрядно потрёпанному Лионелю. А тот как ни в чём не бывало приподнял уже наполовину опустошённую бутылку:
– Приса… при… садись, раз явился. Барм… мен, второй стакан подгони, а?
– Что за повод на этот раз? – Сэйт махнул бармену рукой, давая понять, что не собирается присоединяться к веселью.
– У-у-у, повод – что надо повод, ща узнаешь, тока меня догони. В смысле? Как это не будешь? Ты мне друг или где?
– Ассистент я твой, если забыл, – Сэйт подхватил Лионеля под руку, заставляя подняться, пока ещё не слишком поздно. Тащить до дома обмякшую тушку раза в полтора больше его самого вовсе не улыбалось. – И платишь ты мне в том числе за то, что вовремя тебя останавливаю.
– Тю, зануда ты, друг, – обиженно фыркнул Лионель. – Мог бы и порадоваться за меня. Вместе могли бы порадоваться.
С этими словами он указал в сторону висящей на стене ТВ-панели, где беззвучно шло очередное паранормальное ток-шоу.
– Меня туда пригласили. Скоро. Через неделю. Тебе спасибо.
Спрашивать, за что, Сэйт не стал, быстро догадавшись о причине. И причина эта вовсе не радовала. Подсказывать фокуснику-шарлатану, над кем из пришедших на представление зрителей нависло облако скорой смерти, потому что, в отличие от него, действительно это видишь, – не самое приятное из занятий. Но, если ничего другого не умеешь, выбора особо и нет.
– Одного «спасибо» маловато будет, – проворчал Сэйт, выходя на улицу. – Придётся пообещать…
– А не только «спасибо», – Лионель резко остановился, так что Сэйт от навалившейся тяжести пригнулся. – Ща, пять сек…
Он, к облегчению Сэйта, наконец-то сумел твёрдо встать на ноги. Отточенным за годы выступлений движением извлёк из-за его уха блеснувшую в свете фонаря карточку.
– Во, держи. Ты ж любишь этих своих… «Белых чаек»? Сходи, развейся.
– «Белый чай», – машинально поправил Сэйт, ещё не до конца осознав, что держит в руках пригласительный билет на VIP-концерт любимой группы. – Они называются «Белый чай». И… ты серьёзно? Как ты его достал вообще?
– Фокусник я или где?
– Ладно, ладно, – Сэйт вдруг нахмурился. – Это неправильно. Моя способность, за такое не благодарят. И подарков не дарят тем более.
– Хэй, а ради меня? – Лионель произнёс это точно таким же тоном, каким ещё несколько минут назад предлагал выпить вместе с ним, и от этого Сэйт поморщился.
– Ради тебя самого ты сейчас пообещаешь, что больше никогда не притронешься к рюмке. И к бутылке. И вообще к спиртному. Тогда я не выкину этот пригласительный в помойку.
На короткий миг в затуманенном взгляде Лионеля промелькнула осознанность, и он кивнул. Соврал, конечно, ну и ладно.
Сэйт не стал признаваться, что тоже бессовестно слукавил. Не собирался он выкидывать пропуск на концерт мечты, не совсем же он дурак, в конце-то концов. Так что следующим вечером, оставив Лионеля в обнимку с кастрюлей куриного бульона окончательно приходить в себя – похоже, в том баре всё же подмешивают что-то в напитки, недаром репутация так себе, – Сэйт уже расположился за одним из самых удобных столиков в клубе.
Приглушённый свет, тихая музыка, настраивающая на лирический лад. От попыток какой-то незнакомки «расположиться за твоим столиком, один же пришёл, и я одна» пришлось отмахнуться. Ещё лет с пяти Сэйт крепко усвоил урок: таким, как он, лучше ни к кому не привязываться. Это всегда плохо заканчивается. Порой он и сам почти верил в то, что он «ангел смерти». Остальные не видят того, что видит он. Не осознают в полной мере, насколько внезапно может оборваться жизнь любого из них.
Музыка стихла на мгновение лишь для того, чтобы заиграть громче. Сэйт с первых нот узнал одну из новинок группы и сразу позабыл обо всём остальном. Загорелись электрические свечи, расставленные на каждом столике.
– Блеск, всплеск,
Звёздами небо усыпано.
Крик, хрип,
Где, скажи, это видано…
Продолжая петь, Николь Райс сделала шаг в круг света на сцене, и Сэйт почувствовал, как внутри что-то оборвалось. Хрупкая статуэтка с художественно растрёпанными волосами, она казалась ещё прекраснее, чем в клипах и на записях концертов. Лёгкая и воздушная.
Призрак в серебристом платье.
И бледно-синий отсвет прямо над головой, который не замечал никто, кроме Сэйта. Приговор, означающий, что человеку осталось жить не больше суток.
Пора бы привыкнуть, видя подобное с тех пор, как себя помнит. Но почему она? Несправедливо, если эта музыка прервётся так рано.
А разве другие смерти были справедливыми? Та маленькая акробатка, имя которой он старательно стёр из памяти? Учитель, которого обожал весь класс? Десятки других, которых не сосчитать. Почти каждый день.
Остаток концерта прошёл будто в тумане. Пока остальные зрители приплясывали, повскакивав со своих мест под зажигательный «Изменчивый мир», кружились парами под «Рай вдалеке», Сэйт сидел, не в состоянии пошевелиться. Лишь смотрел на Николь, не отрывая взгляда. Вдруг ему лишь почудилось?
Мерцающее перламутром полупрозрачное облачко по-прежнему висело над девушкой.
Хорошо, что остальные этого не видят. Зачем знать подобное, если всё равно ничего не изменить. Или… если попытаться? Хоть раз, хоть одного человека?
Сэйт до побелевших костяшек пальцев сжал край стола. Едва дождался, пока смолкнет последний аккорд финальной песни, и выскользнул через запасной выход из зала, воспользовавшись послеконцертной суетой.
Когда пытаешься быть незаметным, сложнее всего приглушить стук собственного сердца, который, кажется, эхом отражается от стен. Переждать, пока зрители разойдутся, и лишь после этого выйти наконец из укрытия в подсобке.
– Нет, ты не понима-а-аешь! – донёсся женский голос со стороны гримёрки, а следом – дружный хохот нескольких человек. И снова женское, обиженное: – Ну что ржёте, а? Вот возьму и плюну на вас всех, укачу на Мальдивы развлекаться.
– А с нами не весело? – спросил кто-то.
Сэйт осторожно приоткрыл дверь, заглянул и тут же прикрыл рот рукой, чтобы не закашляться. Просторная – наверное, должна быть просторной – гримёрка была затянута приторно-сладкой дымкой. Только хорошенько присмотревшись, Сэйт смог убедиться: шестеро, собравшиеся там – все музыканты «Белого чая». Николь, уже успевшая переодеться в драные джинсы, сидя в кресле на коленях у басиста, выпустила в воздух струйку дыма.
– Весело. Было. Но, на миг замерев, не узнаешь ты вовсе, что тебе по душе, что судьбой уготовано было…
Строчки одной из песен даже без музыки звучали волшебно. Звучали бы, не закинь при этом Николь ноги на подлокотник кресла, не обхвати басиста одной рукой, во второй вертя тонкую сигарету между пальцами.
– Нашей пташке уже хватит, – послышался весьма разумный совет от флейтиста с другого конца гримёрки.
– Ваша пташка ещё недостаточно улетела, – фыркнула та, кто по недоразумению была так похожа на Николь, но не могла быть ей. Никак не могла. Сэйт прикрыл глаза в надежде, что иллюзия развеется, как облака окутавшего гримёрку дурмана. Но голос Николь не позволял обмануться. – И вообще, вы меня все уже достали!
– Все?
– Да! – прикрикнула она, потом добавила совсем тихо: – Валите по домам, я хочу одна побыть.
– И правда, ребята, пошли, – снова флейтист попытался сгладить ситуацию.
Сэйту пришлось поспешно вжаться в стену, когда дверь распахнулась и в коридор, недовольно ворча о плохом настроении своей солистки, вышли музыканты, оставив Николь в покое, как просила.
«Идиот, и что ты доказать хочешь? – Сэйт мысленно постучал себе по лбу за всю эту затею. – Тоже мне, благодетель выискался. “Ангелам смерти” не дано спасать».
Развернуться и уйти, зная, что завтра Николь уже не напишет новых песен.
«Тебя это не должно касаться, – напомнил он себе. Ещё раз посмотрел на девушку, неподвижно сидящую в кресле, стеклянным взглядом уставившуюся перед собой. – А что я теряю, собственно?»
Чуток самоуважения, парочку вбитых с детства комплексов и звание лютого сыча-интроверта. Честно говоря, невелика потеря.
Помедлив в нерешительности, Сэйт всё же зашёл в гримёрку, прикрыв за собой дверь. Николь вздрогнула, только когда он взял стул и уселся напротив.
– Я же сказала, отвалите от… а ты ещё кто такой?
Взгляд с трудом сфокусировался на Сэйте, но зрачки всё ещё оставались чересчур широкими, подтверждая худшие подозрения.
– Считай меня голосом здравого смысла, – повторил Сэйт прозвище, которым давным-давно наградил его Лионель.
– А, ну тогда лучше сразу испарись, не до тебя, – отмахнулась Николь.
Вот только светящееся облачко над её головой так просто не испарится. Если только он не успеет узнать причину её будущей смерти. Вариантов не так уж много, если хорошенько поразмыслить. Несчастный случай? Передоз? Нападение свихнувшегося фаната?
«Ты сейчас сам ведёшь себя, как свихнувшийся фанат».
«Почему “как”?»
– Сразу не получится. – Сэйт подался чуть вперёд. – Сначала объясни, зачем гробишь свою жизнь?
– Тебе-то что с того? – Она вскочила с кресла, но была тут же крепко схвачена за руку. – Пусти, охрану позову!
– Не спеши.
Сэйт и сам не мог понять, откуда взялась эта отчаянная решимость. Достал плейер и, выдернув наушники, включил на нём первую попавшуюся песню. Услышав собственный голос, Николь плюхнулась обратно в кресло и сложила руки на груди.
– Хочешь, чтобы я и дальше пела? – догадалась она, и Сэйту оставалось лишь кивнуть в знак согласия. – А что, если я сама этого не хочу?
Холодок пробежал по спине. Она не может. Не может говорить это всерьёз. Просто чем-то расстроена, с кем не бывает?
Облачко засветилось ярче, сжигая остатки надежды.
– Ты просто эгоистка! – выпалил Сэйт, прежде чем успел опомниться. Николь отшатнулась, будто получила пощёчину.
– Что? – только и смогла произнести совсем тихо.
– Думаешь, твои песни принадлежат только тебе? Ничего подобного. Ты выпустила их в мир и теперь отвечаешь за последствия. И за людей, которые твоими словами вдохновляются.
Горькая усмешка исказила лицо Николь.
– Если они такие наивные придурки, я тут ни при чём. А теперь убирайся! Я серьёзно, скройся с глаз долой.
– Нет.
«А если она и правда охрану позовёт? Да плевать, что-нибудь придумаю».
Охватившая злость оказалась сильнее страха. Почему смерть всегда забирает лучших? Завидует, что они здесь, на земле, а не у неё под крылышком?
Не в этот раз. Его проклятье должно хоть на что-то сгодиться, иначе какой смысл видеть? Не для того ли, чтобы спасти частичку волшебства для этого мира? Достаточно всего лишь решиться нарушить не тобой установленное, никому не нужное правило «что бы ни происходило, не вмешивайся».
– Просто расскажи, что случилось. – Сэйт накрыл ладонь Николь своей. Только теперь заметил едва зажившие шрамы на её запястье. – Вдруг смогу помочь? А если нет – обещаю, сразу уйду.
Николь смотрела на него чересчур долго, будто решая, стоит ли доверить свои тайны незнакомцу.
– Я больше не могу сочинять, – наконец произнесла она, словами пригвоздив на месте. – То есть пока могу, но только с этим. – Кивнула в сторону лежащих около зеркала «самокруток».
– Помогает?
Кажется, вот и объяснение, почему песни «Белого чая» так изменились. Жаль, нельзя поделиться на форуме фанатов и прекратить жаркие споры.
– Сколько человек было сегодня на концерте? – Не успел Сэйт удивиться, как она сама же ответила: – Не больше сотни. Мне никогда не собрать стадионов, понимаешь? Что бы ни делала, не могу прыгнуть выше головы!
– Это и не нужно. Если хоть один человек тебя слушает – пой для него.
***
– Пустая затея. – Взмах серого крыла притянул тучку, приглушившую лунный свет. – Незачем было вообще затевать это пари.
– Если меня винить пытаешься, я тут ни при чём совершенно, – возмутился второй чересчур громко и поспешно. – Всего-то сказал, что ангелам смерти не дано спасать жизни.
Первые капли дождя упали на покрытый слоем пыли асфальт. Идущий по улице прохожий ускорил шаг, ничего не замечая вокруг. Люди вообще мало что замечают, На ходу раскрыл зонтик. Двое взглянули на него мельком, не удостоив вниманием, и продолжили беседу.
– Вряд ли он тут надолго задержится, – первый пожал плечами. – Даже у таких, как он, терпение не бесконечно.
***
– «Для него»? Это для тебя, что ли? – Николь звонко, но совсем не весело рассмеялась. – Кто ты такой вообще?
Слышать такое было жутко обидно. Сэйт мог бы ответить: «Твой преданный поклонник», но дело не в том. Совсем не в том.
Только страх за собственную жизнь способен встряхнуть человека по-настоящему. Сэйт в этом уже давно убедился.
– Я ангел смерти, – прозвучало до странности обыденно. – И ты не переживёшь завтрашний день, если только не позволишь тебе помочь.
На её лице не появилось ни страха, ни даже тени удивления. Лишь равнодушие.
– И многие верят, когда ты говоришь такое? – Николь потянулась за сигаретой, но Сэйт успел на мгновение раньше: сгрёб все оставшиеся в охапку и высыпал в мусорное ведро под недовольное ворчание девушки.
– Достаточно.
«Каждый раз после того, как мои слова сбываются». И ни разу – «до».
– А знаешь, что? – откинувшись на спинку кресла, протянула Николь. – Может, всё так. Может, завтра я и правда умру. Может, хоть тогда стану знаменитой. Как Кобейн. Как Цой. «Жизнь юной певицы оборвалась на взлёте, и мир навсегда лишился её таланта»…
– Ты просто непроходимая дура! – не выдержал Сэйт, вскочил с кресла и пулей вылетел из гримёрки.
Бесполезно. Всё бесполезно, если человек не хочет, чтобы его спасали. Ей это вовсе не нужно.
Проливной дождь окатил ледяным душем, стоило сделать шаг на улицу. Сэйт этого даже не заметил. Как не заметил и того, куда шагал. Всё вперёд и вперёд, по извилистым улочкам, не утруждая себя перешагиванием через лужи. Лишь услышав то, что показалось совершенно сейчас неуместным, остановился.
Музыка. До сжимающегося сердца знакомая мелодия. И знакомый голос. Голос Николь.
Беги, беги на самый край земли,
Меня не сыщешь.
Растают в небе наши корабли,
Оставив пепелище…
Самая первая её песня, которую он когда-то услышал и пропал навсегда.
Ноги понесли Сэйта обратно, не дав времени на раздумья. Этот голос не должен навсегда замолкнуть, что бы там Николь о себе ни думала.
Свет тусклого фонаря над входом в клуб едва пробивался сквозь стену дождя. Но даже это не помешало разглядеть силуэт вышедшей на улицу, чуть пошатываясь, девушки.
Услышать слишком быстро приближающийся шум мотора это тоже не помешало.
– Стой! – выкрикнул Сэйт.
Сорванный голос не позволил больше произнести ни звука.
А Николь шагала к дороге. Водитель едущего навстречу авто не снижал скорость.
Три секунды. Ноги казались ватными, но Сэйт бежал наперерез. Слишком медленно.
Две секунды. Николь оглянулась в сторону клуба, не останавливаясь. Шаг на дорогу…
Одна секунда. Визг тормозов у самого уха. Оттолкнуть в сторону…
Не хватило мгновения.
Вскрик. Удар.
Мир погрузился во тьму.
***
– Надеюсь, ты славно повеселился. – Насмешливая интонация не оставляла сомнений, кому принадлежит голос.
Сэйт с досадой поморщился, открыл глаза. Машинально встряхнул крыльями, пытаясь избавиться от капель всё ещё не прекратившегося дождя, которых больше не чувствовал.
– Скажем так, на этой арене не одни только клоуны выступали, – отмахнулся он от крылатого собрата. Тот укоризненно покачал головой.
– Ну и стоило оно того? Потратить столько лет впустую – и зачем? Только лишний раз доказал, что спасать души – не наше дело. Ах да, и пари ты проиграл.
Однако Сэйт не спешил брать протянутый обруч-блокировщик, который не позволит летать три дня.
– Ошибаешься, – он загадочно улыбнулся, вызвав недоумение собрата. – Одну душу я всё же спас.
***
Студийное освещение было настолько ярким, что Лионелю пришлось крепко зажмуриться. Лишь после этого очертания зала для фуршетов, куда все вышли после съёмок, стали чёткими.
– А ты везунчик, разоблачитель мифов, – кто-то совершенно по-свойски похлопал его по плечу.
Лионель не смог сдержать улыбки. «Разоблачитель мифов» вместо «Великий магистр магии чёрной и белой». Звучит и впрямь гораздо лучше. Не так пафосно.
«Тебе бы понравилось», – Лионель бросил взгляд наверх, будто бы там мог увидеть своего ассистента. Бывшего, но если бы не он…
– Иди к нам, Ли!
Забавно: ведут себя, как лучшие друзья. А ведь они и знакомы-то всего несколько часов, большую часть из которых велась съёмка пилотного выпуска «За чертой кулис», где Лионель раскрывал секрет популярного, но оттого не менее эффектного карточного фокуса. Издержки публичности, как он это про себя называл.
– Хорошо держался. – Слышать от продюсера такую похвалу, пусть и сказанную нарочито сдержанным тоном, было чертовски приятно. Лионель кивнул, давая понять: «Стараюсь». – Продолжишь в том же духе – звезду из тебя сделаем.
Бокал розового шампанского в руках продюсера празднично искрился. Лионель поглядел на точно такой же, заботливо пододвинутый кем-то из съёмочной группы, и нахмурился: «А вот это тебе бы совсем не понравилось».
Лионель как можно незаметнее отошёл в тень. Достал из кармана старенький плейер Сэйта и с досадой подумал, что стоило бы ему прикупить что-нибудь покачественнее.
Из наушников-капелек полился ручейком голос. Единственное, что осталось от солистки «Белого чая».
На лунной дороге оставлю следы,
Увидишь их ночью в своём окне.
Когда-нибудь снова меня встретишь ты.
Свечу не гаси, помни обо мне…
