Рассказ 17. Помутнение рассудка
Пролог
У итальянцев число 17 считается несчастливым, так как, если написать его римскими цифрами (XVII) и переставить их, получится слово «VIXI», которое пишут на гробах, над датой смерти усопшего.
Но мне нравится число 17. Оно окрашено в какой-то неосязаемо-розовато-бежевый оттенок с белыми линиями, будто кораллом пронизывающими этот цвет. Это не сентиментальный и не ядовитый розовый. Он очень мягок, почти неосязаем. Его, можно сказать, не существует, но если бы он был человеком, то о нем бы сказали: «Он незримо с нами».
* * *
Дорожка состояла из маленьких, аккуратно втоптанных серых камней. В небольших расщелинах между ними прорастала трава. Некоторые камни позеленели, обрастая микроскопическим мхом. По обе стороны от дорожки были симметрично расставлены маленькие деревянные домики. Абсолютно одинаковые, если не считать крыш, которые у каждого дома были разных оттенков. Цвета не пестрели и не переливались друг в друга в радужном порядке. Каждый оттенок был индивидуален, и вся картина сливалась в единую симфонию торжества пастельных тонов.
– Кто там живет? – спросила Инесса, еле поспевая за шагающей впереди Фокиной.
– Мысли, мечты, фантазии, – после недолгого молчания ответила Александра. Она говорила медленно и спокойно, обдумывая каждое слово. Ее голос было приятно слушать. – Одни люди запирают их в таких домах, другие же запираются с ними.
– Зачем?
– Запирая свои мечты, человек избавляется от мнимых слабостей и достигает мнимых целей, добивается того, чего, как считает общество, нужно добиваться. Но что такое человек без своих мечт и фантазий? Без воображения – способности создавать и творить? Лишь серая оболочка, обреченная тлеть в могиле.
– А те, что запираются?
– Они покидают этот жестокий мир и остаются наедине со своими мечтаниями и мыслями, которые со временем полностью заменяют действительность.
Инесса посмотрела на дорожку, по которой шла. Странные мысли мелькали у нее в голове. Особо не понимая смысла диалога, она задала ничего не значащий вопрос, который вертелся у нее на языке:
– Кто же из них, по-твоему, прав?
– Трудно сказать. Это две крайности одной и той же вещи. Далее они шли в полном молчании.
Солнце было в зените, фигуры не отбрасывали теней. В окнах домов нельзя было ничего увидеть, кроме своего отражения. Инесса удивлялась обилию оттенков и цветов, разглядывая крыши. Одна была темно-рыжего цвета, как апельсиновая кожура, засушенная для специй, или как осенний лист, уже успевший упасть, но еще не тронутый распадом; другая крыша была насыщенно-бордового цвета, будто таинственный отсвет в глубине бутыли с гранатовым соком. Каждый цвет был совершенен и полон. К нему не хотелось ничего прибавлять или отбавлять. Он не вызывал параноидального чувства недостаточности и незавершенности. Взгляд тонул в нем. Цвет навевал дрему. Он представлял свой собственный всепоглощающий мир. Казалось, цвет может говорить, но ему нет надобности произносить что-либо. Он молчал и своим спокойствием навевал безмятежность и отчужденность.
Солнце совсем не пекло. Дул мягкий и освежающий ветер. Погода была утренней. Где-то на горизонте, в конце этой бесконечной улицы, показались кроны деревьев. Но девушки так до них и не дошли.
Свернув с каменистой дорожки, Фокина повернула ручку двери дома с темно-зеленой, словно ивовые иголки, крышей. Открыто.
Инесса проследовала за Александрой и оказалась в одной-един-ственной скромно обставленной и плохо освещенной комнате. На деревянной кровати аккуратно лежал красный потертый плед. На письменном столе стоял бронзовый подсвечник, рядом лежала тяжелая на вид книга в темной обложке. В противоположной стене находился застекленный шкаф. Толстый слой пыли покрывал полки, на которых выстроились какие-то странные хрупкие приборы, тоже запыленные и забытые. На самом верху стояла фотография девушки в раме. Ее лицо невозможно было разглядеть из-за плохого освещения и грязного стекла.
– Это она здесь живет? – указала на нее Инесса.
– Нет, наверное. Возможно, из-за нее здесь живут.
– Внутри дом абсолютно другой, нежели снаружи. Не такой опрятный.
– Да, ты права, но нас интересует не то, что внутри, а то, что с другой стороны, – с этими словами Александра толкнула дверь рядом с застекленным шкафом. – Пошли.
– А почему мы не могли просто обойти дом? – запротестовала Инесса.
– Меня всегда забавляли наивные люди.
Инна последовала за Фокиной и оказалась в неком подобии тропического леса. Нет, не в джунглях – здесь не было ни обезьян, ни лиан.
Высокая трава, напоминавшая камыш, достигала колен. Мощные деревья устремлялись ввысь и раскидывали кроны, погружая девушек в полумрак. Здание, из которого они вышли, было почти неразличимо, так как его покрывали многочисленные слои плюща. От аккуратного луга осталось лишь воспоминание. Других домов также не было видно.
– Мы все еще внутри дома? – спросила ничего не понимающая Инесса.
– Трудно сказать.
– Почему?
– Дома как такового не существовало.
Не меняя направления, они двигались вперед от того, что ранее казалось домиком с темно-зеленой крышей. Деревья, по мере удаления, становились все выше и больше в диаметре, птичье пение все громче, обилие флоры и фауны все многообразнее. Но свет, как это ни парадоксально, также становился все ярче. Вскоре стало ясно, что он исходит не из просветов в ветвях, а из дупел, которые во множестве присутствовали почти в каждом дереве.
– Почему они светятся? Деревья? – вновь поинтересовалась Инесса у Фокиной. Девочке уже начала надоедать ее собственная беспомощность и необходимость постоянно спрашивать о чем-либо Александру, но она ничего не могла поделать со своим любопытством.
– Не деревья, а маленькие существа, что в них обитают.
– Светлячки?
– Нет, они больше похожи на ежей. Вернее, на смесь солнца и ежа. Маленькое круглое животное с огромными черными глазами – бездонными и ничего не выражающими. Говорят, некоторые сходили с ума, подолгу смотря в них. Но, впрочем, здесь многое сводит с ума. Ну так вот, от тела отходят тонкие прямые иголки, похожие на лучи солнца. Они обеспечивают защиту и светятся, приманивая маленьких мотыльков, которыми эти существа и питаются, – Александра замолчала, как будто о чем-то задумавшись, и добавила как бы невзначай. – А белки в этих дуплах не живут.
– Откуда ты все это знаешь? – в голосе Инессы отчетливо звучало подозрение.
Вопрос показался Фокиной до невозможности смешным, и она, как и следовало ожидать, расхохоталась. Смех ее заливистым эхом переливался среди древних деревьев, пока не затих вдали. Чтобы впредь избежать подобных столь подозрительных вспышек жизнерадостности со стороны Александры, Инесса решила хранить молчание.
Выпиравшие из земли корни деревьев начали представлять видимое препятствие, так что через некоторое время приходилось перелезать через них. По причине своих пышных пропорций Инесса снова начала отставать от Саши. Высокой травы уже почти не осталось – ее заменила темная, рыхлая, будто бы вспаханная земля, на которой то тут, то там валялись мелкие камушки и ракушки. Стали заметны лишайники и грибы – паразиты на коре деревьев. Воздух стал заметно влажнее. Пение птиц умолкло – его заменил нарастающий стрекот цикад. Лес выглядел, как после дождя. Какая-то птица или мелкое животное перелетела или перепрыгнуло с одной ветки на другую, обрушив на девушек каскад мелких капель.
В какой-то момент Инесса начала уделять больше внимания некому шевелению вокруг. Каково же было ее удивление, когда она, приглядевшись, обнаружила на одном из особо больших корней шестилапую ярко-синюю ящерицу с черными точками на спине. Издав некий испуганный клич (Инесса никогда не визжала), девочка отшатнулась от ни в чем не повинной рептилии.
– Не бойся – это еще не самое страшное, что тебе предстоит увидеть, – не оборачиваясь бросила Фокина.
Она была права.
Лес начал редеть, и взгляду предстали странные, но завораживающие растения: вырастающие из камня четыре огромных лепестка бирюзовато-голубоватого цвета, которые, подобно ось-миножьим щупальцам, извивались и метались, пытаясь поймать летающую вокруг мошкару; кувшинка на тонком стебле в человеческий рост, раскрыв лепестки цвета лазури, мерцала неясным голубоватым светом. Но самым удивительным растением было что-то наподобие синеватого облака, которое, слегка покачиваясь, висело в нескольких сантиметрах над белоснежным стеблем, напоминавшим часть древнегреческой колонны. От облака отходили тонкие побеги, некоторые ветвились. Расширяясь к концу, они образовывали конусовидное цветоложе, над каждым из которых нависала сфера цвета индиго (видимо плод).
– Куда мы идем? – наконец поинтересовалась Инесса.
– Какая разница? – пожала плечами Фокина. – Зачем иметь какое-либо направление, когда исход всегда один?
– Какой исход?
– Смерть.
– Как оптимистично. Значит ли это, что там, куда мы дойдем, мы и умрем?
– Нет, не значит. Но любое наше действие – еще один шаг к смерти.
Вскоре лес закончился, и девушки смогли лицезреть бескрайнее синее поле, простиравшееся до горизонта.
– Смотри – Бирюзовое поле, – обратила внимание Инессы Александра.
– Нет, оно скорее лазурное.
– Я знаю, но это такое название – «Бирюзовое поле».
– Так и называется?
– Не совсем – истинное имя куда длиннее. Я его полностью не помню. В конце концов, не обязательно же знать название предмета, чтобы он существовал, – и Александра проницательно посмотрела на Инессу, будто бы ожидая, что та начнет отрицать сказанное ею.
В ответ Инна лишь растерянно улыбнулась и прищурилась, так как солнце слепило ей глаза.
– Я ведь сплю, да? – неуверенно поинтересовалась она.
– Нет. Если ты спишь, значит поле существует лишь в твоем сознании, но все как раз наоборот – ты находишься в сознании поля.
– А-а-а… – протянула Инесса.
Саша уже забыла о своей спутнице и рассматривала бескрайнее поле цвета моря в солнечный день. На поверхности земли не было ничего, кроме тонких синеватых травинок, – ни цветка, ни какого-либо другого растения. Чем-то этот вид напоминал синие пустынные барханы – холмы то слегка поднимались, то опускались, плавно перетекая друг в друга. Только было гораздо свежее, чем в пустыне, слышалось тихое жужжание насекомых в траве, сверху были видны маленькие точки – птицы. Позади был лес, который мягко шумел своей листвой, напоминая о своем присутствии.
Так они и стояли, вглядываясь вдаль.
– Раньше луг был зеленый. Его просто перекрасили, – произнесла Александра. Голос ее был безразличен, ничего не выражал.
– Кто перекрасил?
– Те, что живут в траве. Они совсем маленькие, с крылышками, и тоже синеватого оттенка. Вроде сильфов. На фоне зеленой травы их слишком хорошо видно, и эти маленькие существа становятся легкой добычей для крупных хищных птиц. Они вон там, видишь? – Фокина указала на черные точки в небе. – А краску сильфы берут из тех синих цветов-облаков, что мы видели по дороге сюда. Видишь ли, трава постоянно растет, и у корней она становится зеленой, поэтому им приходится летать туда-сюда под покровом ночи, чтобы раздобыть немного краски. На что только не пойдешь, чтобы выжить.
– А эти сильфы точно существуют?
– Конечно. Один только что у твоей ноги пролетел, – Саша указала на траву у левой стопы Инессы.
И правда, девочка обернулась, посмотрела вниз и увидела пару стрекозиных крыльев, спустя секунду скрывшихся где-то в траве.
– Но это была стрекоза! – запротестовала Инесса. Она окончательно растерялась. Это ее злило, и, чтобы хоть как-нибудь выплеснуть свою энергию, ей захотелось с кем-нибудь поспорить, тем более с Фокиной. Ее невысказанное превосходство и знание здешних законов раздражало Инессу.
– Во-первых, у стрекоз четыре крыла, во-вторых, они противно жужжат, и в-третьих, ты когда-нибудь видела стрекозу с человеческим телом? – отпарировала Фокина.
Инесса хотела заметить, что стрекозы не «жужжат», а трещат крыльями, но промолчала. Девушки еще некоторое время созерцали поле, а потом Фокина, вспомнив, о чем-то произнесла:
– Видишь те руины замка вдалеке? – (Инесса посмотрела, куда указывала Саша, и увидела кажущуюся отсюда крохотной кучку камней.) – Нам нужно туда пойти.
– Но ведь туда километр как минимум, – заметила Инесса.
– Любое расстояние относительно. Сейчас сама убедишься. Пойдем.
Крохотная тропинка была почти не видна. По мере продвижения в сторону руин поле из синего стало бирюзовым, потом салатовым, а вскоре и вовсе сочно-зеленым. За столь короткое время развалины, вопреки всяким законам физики и математики, стали гораздо ближе, и груда камней превратилась в ветхое, заросшее плющом и травой строение из белого камня. На замок это было мало похоже. Даже ныне обвалившиеся башенки не придали бы ему величия.
– О нашем прибытии знали, – оповестила Фокина Инессу. – Нас здесь ждут.
– Кто?
– Сейчас мы это и узнаем. Вполне возможно, что даже и Ску-иррел.
– Скуиррел? – переспросила Инесса.
– Создатель.
Входные ворота оказались завалены камнями. После недолгого обследования восточной стены Фокина нашла небольшую брешь и проникла в развалины белокаменного замка.
Помещение, в котором оказались девушки, пребывало во тьме. Маленькие лучики света просачивались сквозь трещины в потолке и стене, отвоевывая у темноты немного пространства. Даже когда глаза привыкли к тьме, трудно было определить назначение комнаты. На полу белели камешки и кусочки щебня, обвалившиеся с потолка. В середине комнаты стоял простой деревянный стол. К стене с дверью (напротив бреши) прислонился посудный шкаф. У его основания виднелись осколки фарфора. Где-то еще темнели предметы интерьера, но их было не разглядеть.
Инесса провела рукой по поверхности стола, сняв с него толстый слой пыли.
– Не похоже, чтобы нас здесь кто-нибудь ждал, – сказала она.
– Не стоит следовать моральным принципам своего мира, находясь в чужом, – с этими словами Александра уверенным шагом направилась к дверному проему, толкнула дверь, повисшую на петлях, вышла в коридор, толкнула еще одну дверь, спустилась по лестнице. Далее они вышли на высеченный в скале балкон. Видимо, замок стоял на краю обрыва – отвесная скала круто уходила вниз, пока не переходила в новое поле. Это было похоже на огромную ступеньку.
Балкон чем-то напоминал каменное кафе: маленький круглый столик, высеченный из камня и два стула из того же материала. Они не двигались, так как составляли одно целое с каменным полом.
– Присаживайся, – Александра указала своей спутнице на один из стульев, а сама присела на второй так, чтобы видеть простирающийся перед взором ландшафт. Второе поле по форме было похоже на первое, вот только оно было зеленым с самого начала, и на нем присутствовали странные скульптуры: над каменными постаментами в воздухе зависали объемные кристаллические тела правильной формы: кубы, тетраэдры, сферы и так далее. Геометрические фигуры высотой в два метра были спонтанно разбросаны по полю. Солнечные лучи преломлялись в их гранях, отбрасывая радужные блики на ярко-зеленую траву.
– Еще одно поле, – иронично заметила Инесса. – Сколько же их всего?
– Столько, сколько их создало воображение человека, – ответила Фокина.
– Так это все создал человек?
– Да, и не один, а все семь миллиардов, что обитают на Земле. К примеру, это поле было придумано, когда один студент увидел соль, рассыпанную на зеленой скатерти. Человек отличен от животного именно способностью создавать и воображать. Для этого он сам и придуман.
– Кем?
– Скуиррелами, конечно. В их мире мы сейчас и находимся. Он растет за счет фантазий людей. Каждую секунду к нему прибавляются новые идеи, новые миры, будь то поля, странные леса, сюрреалистичные города или подземные пещеры.
– А мир, где мы живем?
– «Ваш» мир тоже был создан, но уже Скуиррелами, как идеальный питомник для людей. Там есть все для рождения идей: бесполезные детали, за которые воображение цепляется, как утопающий за спасательный круг; алчность, надежда и возможность – вещи, заставляющие человека двигаться дальше, не задумываясь о бесполезности проделанного пути.
– Но зачем им все это делать? Зачем им наши идеи? Зачем им столь большой мир?
– Зачем задавать вопрос «зачем», когда весь мир не имеет смысла? Им просто интересно. Представь, что у тебя есть большой кукольный дом. Ты можешь перемещать кукол с места на место, готовить им еду в игрушечной кухне, одевать, выводить на прогулку. А теперь представь, что ты можешь завести ключ у них в спине – и они начнут сами ходить, готовить себе еду, принимать решения, придумывать, создавать, при этом даже не подозревая, что ты за ними наблюдаешь и можешь в любой момент перестать заводить ключ, «выключив» их. Пока что Скуиррелам нравится такая игра. Пока что.
– Ну так все же, кто они такие?
– Скуиррелы?.. Они и сами не знают, кто они. Нет существа, которое было бы создано раньше их, чтобы дать ответ на этот вопрос, – рассеянно ответила Фокина.
Инесса жутко злилась и находилась на грани истерики. Она понимала, что попала в некую паутину кошмара, но, пытаясь выпутаться, понять хоть что-нибудь, лишь сильнее запутывалась.
– Хорошо. Как мне вернуться в мир людей? В кукольный домик? – пытаясь сдерживать себя, спросила девочка.
– Мир людей? Его не существует.
– Но ты же сама сказала.
– Нет, ты ничего не поняла, – прервала ее Саша. – У каждого человека своя действительность. Каждый думает по-своему. И каждый видит по-иному, чем другой. Если заставить двух людей смотреть на один и тот же предмет, один будет видеть одно, другой – другое. Все из-за разных мыслей. Я уже не говорю о таких побочных вещах, как личное понимание, моральный кодекс, эмпирический опыт, мировоззрение. Мы живем в одной реальности, но у каждого человека своя действительность. Так же и мы с тобой видим два абсолютно разных поля, прошли два абсолютно разных пути, да и вообще находимся в двух абсолютно разных реальностях. Даже находясь в мире Скуиррелов, человек разделяет его. Именно поэтому они не пускают нас сюда, убирают, как опавшие листья с дороги. Но другого выхода у нас нет. Однажды выйдя из своей действительности, человек ломает ее. Пути назад уже нет.
Дверь начала медленно отворяться и вскоре повисла на петлях. В темноте коридора невозможно было что-либо разглядеть.
Возможно, это был лишь ветер.
5.06.2013
Об авторе:
Никита Стуликов родился в Москве 10 февраля 1999 года. Когда ходил в детский сад, мечтал стать экологом. В 2005 году поступил в Центр образования № 345, в 1 «Б» класс. Окончил начальную школу с отличием. В четвертом классе занимает первое место на Плехановском городском турнире, поэтому в пятый класс, «математический», был зачислен без экзамена. Все восемь лет учебы Никита активно участвовал в олимпиадах и конкурсах. Любимыми предметами являются физика и литература. Помимо учебы в школе Никита занимался пением, плаванием, английским и итальянским языками. В результате не любит выступать на сцене, отлично плавает, с итальянцами общается по-английски.
В восьмом классе Никита начал писать рассказы под общим названием «Хроники 8 «Б». (facebook.com «Хроники 8Б»).
Никита любит путешествовать. Не любит шумных мероприятий. Обожает бродить по улицам в одиночестве и «зависать» в книжных магазинах. Любовь к книгам и чтению удивляла и удивляет всех, кто его знает.
