Господин Осветитель
Чтобы было все понятно,
Надо жить начать обратно
И ходить гулять в леса,
Обрывая волоса
А. Введенский
Стоял солнечный сентябрьский день. Не то чтобы он стоял как-то идеально прямо, по-молодому. Он уже начинал горбатиться и присаживаться к земле. Скорее всего, ему уже перевалило за сорок пять, и хвори неумолимо тянули его в темное и сырое забытье. Другими словами, день клонился к своему завершению.
По тихой зеленой улочке дачного поселка медленно шел, сутулясь, немолодой тощий, как жердь, человек в старомодном изношенном плаще и шляпе неопределённого цвета. Человек внимательно оглядывал окружающее пространство в тщетной попытке вместить в себя целиком яркие умиротворенные образы уходящей натуры. Образы крутились, вертелись, распадались и ни в какую не хотели помещаться в запутанное и многоярусное сознание человека. Но человек этого словно и не замечал. Казалось, что он был наполнен этим величественным миром до самого верха, мир истекал у него из глаз и из кончиков длинных пальцев. На тонких губах мелькала довольная улыбка. В глубокой задумчивости человек каким-то особенным способом теребил свои большие уши, местами поросшие нежной растительностью, похожей на весенний мох в старом сосновом лесу.
Сегодня человек хорошо поработал на даче. Выкопал две грядки ядреного фиолетового чеснока. Собрал три корзины помидоров и ящик огурцов и закатал это богатство вместе с зеленью, листьями смородины, вишни и яблони в девять пузатых трехлитровых банок. От частых приседаний и наклонов у него болели ноги, и ныла спина. Он устал, но как-то без остервенения, по-хорошему.
Человек с самого рождения именовался Павлом Петровичем Гаврюшкиным и вел свой древний род от Ивана Здрысни-вон, отличавшегося от среднестатистического жителя позднего средневековья своим исключительным занудством и стремлением поведать что-то ценное окружающим. Отсюда и возникла столь необычная для тех мест морфологема в имени нашего героя.
Удивительно, но необычайная сила его занудства привела к тому, что к нашему времени Ивана Здрысни-вон знали два маститых академика, специализирующихся на истории социальных и половых взаимоотношений во второй половине XV-го века на территории нынешней К…кой области с локализацией в ее юго-западной части. Иван Зрысни-вон остался в истории нашей страны благодаря проезду через те места Анны Васильевны – младшей дочери московского князя Василия Темного и одновременно жены рязанского князя Василия Ивановича. Боюсь, сейчас никто уже не сможет сказать, зачем это понесло уважаемую Анну Васильевну в те земли, но факт остается фактом, в 1471 году Иван Здрысни-вон попал под княжеский возок и покалечил себе ногу. Анна Васильевна, известная своим человеколюбием и строгим соблюдением русских гуманистических традиций, милостиво пожаловала Ивану петуха и два мешка проса. Просо и петуха быстро съели, но после этого случая Иван Здрысни-вон женился и наплодил множество потомков, о чем и имелась запись в виде двух строчек в хрониках правления обоих Василиев.
Исключительная любовь к чадородию стала визитной карточкой всех потомков Ивана. В течение многих столетий всем потомкам Ивана нашлось место и дело в обширном Российском государстве. Однако бурные и кровавые события ХХ века незаметно, как ржа, подточили многочисленный и прославленный род. К периоду «подъема с колен» и мнимой стабильности в XXI веке, Павел Петрович Гаврюшкин остался единственным представителем достопочтенного рода, о чем имел сугубое сокрушение и заботу.
Попытки устроить личную жизнь и передать эстафету своему потомству потерпели сокрушительное поражение. С течением времени, в нестандартном уме Павла Петровича родилась и стала укрепляться мысль о необходимости свершения великого деяния, мимо которого не смогли бы пройти летописцы эпохи. Павел Петрович искал великих свершений, как измученный путник ночлега, как магнит железяки, как свинья грязи.
Вы будете смеяться, но он-таки нашел то, что искал, и на чем смог оттянуться впоследствии в полной мере.
Находка, обнаруженная Павлом Петровичем в тот погожий сентябрьский денек, с точки зрения обывателя, ничего особенного из себя не представляла. Это был грязный камень размером с ладонь трехлетнего ребенка с острыми рваными краями. Каким образом Гаврюшкин что-то разглядел в этом куске неживой материи, остается загадкой для всех участников нашей истории. Неказистый камень после очистки оказался симпатичным темно-синим полупрозрачным кристаллом.
Павел Петрович, как хорошая гончая собака, забыв себя и окружающий мир, почувствовал скорую добычу. От переполнявших чувств руки его тряслись, в глазах проступили слезы. В попытках успокоить расшалившиеся нервы, Павел Петрович положил кристалл на пенек во дворе и пошел в дом налить себе чаю, но не удержался и с кружкой вышел на улицу, чтобы еще раз взглянуть на свою находку.
Уходящее солнце бросало свои прощальные лучи на мир. Еще несколько мгновений и зыбкая граница между живым и призрачным начнет стираться. Постепенно власть перейдет царству полутеней и невнятного шепота. Как прощальный привет краскам дня, выглядели удивительные отсветы уходящего солнца, преломленные через призму кристалла, найденного Гаврюшкиным. Казалось, что старый пень, расцвеченный всеми оттенками синего цвета, празднует веселый Новый год или свой юбилей, до того довольным и нарядным он выглядел.
Так и не тронутый Павлом Петровичем чай тоненькой струйкой стекал на землю. Не каждый день удается увидеть цветущий синим огнем березовый пень. Вечером Гаврюшкин решил как-то отметить происшедшие с ним события. Неосознанно, откуда-то из воздуха соткалось ощущение необходимости прощания со старой жизнью и встречи с новой, еще непонятной, но уже вполне ощущаемой. Атрибутом встречи и прощания, как это нередко бывает в жизни, стала початая бутылка кизлярского коньяка.
Необходимо отметить, что после одного прискорбного случая Павел Петрович уже более года не потреблял ничего крепче кефира. Весной прошлого года группа актеров и технического персонала областного театра на протяжении двух недель традиционно колесила по Домам культуры области с шефской программой, включающей в себя показ трех актов Гамлета и чтение поэтических произведений. Гостеприимные хозяева считали своим долгом компенсировать командировочные неудобства, от души накормить и поднять бокалы за развитие искусства и здоровье русских артистов. Некоторые, слабые здоровьем, не выдерживали многочисленных возлияний и на время теряли творческую активность и человеческий вид. Зачастую, празднование вечером плавно перерастало в ночной беспредел, а затем в утреннюю поправку здоровья, тем самым завершая суточный круг на одной ноте.
Гаврюшкин к этому времени более десяти лет работал осветителем в театре и принимал непосредственное участие во всех без исключения этапах самовыражения областной труппы.
На предпоследнем представлении коллектив имел вид измочаленного отряда, ведущего длительные арьергардные бои с превосходящими силами противника. Чувствовался надлом. Актер Сусайков, играющий Гамлета, наотрез отказался выходить на сцену из-за внезапно возникшей у него боязни шевелить головой. Столь редкий вид фобии появился у известного актера после недельного запоя и угроз директора «оторвать у него голову и пришить ее к заднице».
Павлу Петровичу было поручено заполнить собой образовавшуюся брешь в уважаемом коллективе и попытаться с минимальными потерями быстро перевоплотиться в принца Датского.
«Вот он шанс. Такая возможность выпадает только один раз. Сколько раз я видел это во сне. И вот, на тебе, Паша, получай. На тебе. Это чудо!» – бормотал Гаврюшкин, меряя комнату страусиными шагами. В надежде унять дрожь в руках и убрать застрявший в горле комок, он несколько раз пропустил по рюмочке. Неуверенность и нервная дрожь бежали, сверкая пятками. К началу спектакля Павел Петрович пребывал в весьма приподнятом состоянии духа, близком к эйфории. В своих фантазиях он уже сыграл свою роль и теперь раздавал автографы и давал интервью ведущим изданиям.
Реальность – срамная девка капитализма – опять обманула. После первых слов Гамлета: «Я больше, чем племянник…», – на Павла Петровича навалилось странное оцепенение. Он вдруг не смог больше говорить, а только натужно мычал, страшно тараща помутневшие глаза на полупустой зал сельского клуба. Спектакль пришлось прекратить, заменив его поэтическими произведениями. У Павла Петровича диагностировали инсульт. В течение полугода он проходил лечение и заново учился разговаривать.
Вернемся к истории с находкой Павла Петровича необычного кристалла. На следующий день Гаврюшкин исполнял свои служебные обязанности в областном драматическом театре. В этот вечер давали пьесу современного популярного драматурга о вреде разорванных межличностных отношений, атомизации общественных субъектов, и о тщете всего сущего. В пьесе обильно присутствовала лексика на грани фола. Было много экспрессии, летящих слюней и резких жестов.
Световое оформление должно было соответствовать разворачивающейся фабуле событий. Спокойное, розовое в начале, оно сменялось чередованием желто-зеленого к концу первого акта и буйством всех цветов радуги в середине второго. Самый крупный прожектор в белом цветорежиме в критические моменты выхватывал выражения лиц и характерные позы главных действующих лиц. Маленький метался по сцене, создавая атмосферу беспокойства и тревожности.
Все операции со светом Павел Петрович делал механически, без осознания своих действий. Пьеса ему не нравилась. Подноготную актеров и всех причастных к театральному действу он знал лучше, чем все вместе взятые папарацци областного города, умноженные надвое. В какой-то ответственный момент действия Павлу Петровичу стало невыносимо скучно. Он поднес найденный накануне кристалл к прожектору.
Главный герой пьесы в этот момент в косноязычной манере, свойственной выпускникам Шелкопрядного ПТУ пытался высказать свои чувства к пятикурснице МГИМО. Он что-то нудно бубнил о ее красоте. Она старательно делала вид, что не понимает, чего хочет от нее этот яркий представитель городских окраин. Для убедительности показа пропасти, разделяющей героев, драматург предусмотрел в этой сцене демонстрацию перцового баллончика, который героиня в нерешительности извлекла непонятно откуда. В качестве перцового в постановке использовался баллончик с лаком для волос, оставшийся после безвременной кончины Апполинарии Тихоновны – вечной Офелии областного театра.
В этот момент свет от кристалла, преломленный в лучах мощного советского прожектора, попал на лица юного пролетария и элиты русской дипломатии. Оба героя вздрогнули, лица окаменели, немигающие, пустые глаза оглядели темный зал. Раздался громкий и властный мужской голос.
– Настаиваю на определении этого явления как базовой парадигмы к объективной субдоминанте, имманентной к данному виду познания. Только при таком определении возможно проникновение за пределы границ сущего. Всякий высказывающий отрицательное мнение в отношении объективной реальности подлежит рекультивации образа.
При ближайшем рассмотрении оказалось, что голос исходил из уст пэтэушника. А так как он совершено не гармонировал с образом паренька, то вначале весь зал был уверен, что это некий авторский текст, такая хитрая режиссерская находка в виде голоса бога-громовержца и уже приготовился аплодировать. Но тут прозвучал резкий женский голос, местами переходящий в визг.
– Ах ты, мерзкая червоточина мироздания. Как ты смеешь плодить это безвременное дерьмо в таких космических масштабах. Немедленно верни определение субдоминанты в когнитивную составляющую Праматери.
При поступлении требования в такой категоричной форме естественно поступил отказ в виде задумчиво повернувшейся в сторону головы героя и его уверенных слов:
– Никогда.
В ответ представитель элитного студенчества подпрыгнула, завизжала:
– На тебе, свинья, истину, – и стала поливать лаком на лицо несчастной жертве.
Раздался жуткий вой, напоминающий лучшие образы из произведений Стивена Кинга. Молодой человек, схватившись за лицо руками, катался по сцене и молотил разношенными ботинками во все стороны.
Люди за сценой, наконец-то, догадались закрыть занавес. Раздался гром аплодисментов. Таких оваций в скромном зале театра не было с 1909 года, когда на гастроли в К…ск приезжала труппа Малого театра с Александром Ивановичем Южином в главных ролях.
Местная газета «Призыв», посвященная новостям культуры, на следующий день отозвалась в превосходных выражениях: «Такой правдивости образов, такому погружению в материал невозможно научить. Актеры, исполняющие в девяносто шестой раз эту пьесу, сумели найти новые, неповторимые краски и интонации, а сцену признания в любви Федора к капризной Виолетте сделали последней, включив в нее неземной диалог о пределе в отстаивании своей позиции и о всеобщей житейской муке, преломленной с позиций театрального необольшевизма».
Павел Петрович был уверен, что весь переполох в театре был вызван действием его кристалла. Он решил еще раз проверить его «функционал», на этот раз, зафиксировав все происходящее на смартфоне, бывшем у него в пользовании.
Павел Петрович с удовольствием поделился событиями последних дней с Юркой Гогенцоллерном, проживающим на первом этаже в его подъезде. Беды от него Гаврюшкин не ждал, а помощник ему в предстоящем мероприятии был необходим. Да к тому же и накипело. Павел Петрович понимал, надо было куда-нибудь скинуть накопившееся. Иначе крышка могла не выдержать и обжечь обладателя нутряным и не всегда приятным содержимым.
Лучшего партнера и собеседника, чем Гогенцоллерн трудно было найти. В меру туповатый, быстро все забывающий, имеющий неуверенные знания об окружающем мире. Ему можно было рассказывать одну и ту же историю с периодичностью в два дня и каждый раз получать эффект понимания и сочувствия. Павел Петрович специально проверял это свойство Юрки на анекдотах. Если рассказывал один и тот же анекдот чаще одного раза в два дня Юрка со смущением замечал, что уже слышал этот анекдот. Если реже, Юрка хохотал, как в первый раз. При всей своей умственной скудности и телесной избыточности, был он очень добрым и отзывчивым на просьбы окружающих о помощи.
Вот, в одну из осенних суббот, на четвертом этаже гипермаркета возле прилавка Бургер-Кинга показалась ничем не примечательная пара клиентов.
Один – высокий, худой и лысоватый в изношенном плаще, был похож на отставного полковника. Другой – коренастый с обрюзглым брюхом, свисающим над ремнем, и длинными непромытыми волосами, распространял вокруг себя амбре пота и чеснока.
Заказывал и платил «полковник». Было куплено два двойных Воппера, Воппер Джунион, Кинг Букет, луковые кольца, мороженое-рожок и три пива «Старый мельник», светлое. Длинный взял себе Воппер Джунион и пиво. Все остальное досталось коротышке. Парочка села за ближайший столик, ничем не выделяясь из окружающей праздной публики, состоящей из подростков, «гостей столицы», отдыхающих вместе с возлюбленными, одной пожилой пары и подозрительной, агрессивной бабушки, снующей между столиками.
После завершения трапезы, худой достал из портфеля какой-то предмет и фонарик и передал это толстому, а сам со смартфоном отошел на несколько шагов от столика. Положив предмет на стол, толстый стал светить на него фонариком. Тонкий снимал происходящее на смартфон.
Через несколько секунд в едальном помещении раздалась бодрая мелодия киргизской народной песни «Айзеригин». Две приезжие девушки подхватили песню тонкими голосами и повели ее, покачивая плечами и делая плавные раскачивающие движения руками. Киргизские мужчины топали ногами и стучали стульями, не в силу совладать с охватившими их эмоциями. Мелодия разрасталась, как Великая Степь при наступлении Чингисхана. Маленький восточный мальчик плясал неизвестный танец, похожий на все танцы мира, исполняемые перед боем или инициацией. Часть еды и напитков оказалась на полу.
«Подозрительная бабуля» встала на колени и в эсхатологическом порыве невиданной силы с неистовством новообращенной клала поклоны с крестным знамением и непередаваемыми в печати возгласами и причитаниями. По серому, изрезанному глубокими морщинами лицу, катились крупные несдерживаемые слезы.
Пожилая пара безмолвно застыла в углу. У мужчины в руке было куриное крылышко, так и не добравшееся до рта и беспомощно застывшее на половине пути. Женщина забыла о бумажном стакане с кофе, который в неурочный час оказался у нее в руках. Казалось, парализованное время застыло в этом углу заведения, и не было на свете силы, способной разморозить эти две замершие фигуры.
Группа подростков, не признающая в своей жизни никаких авторитетов, разинув рты, следила за происходящим. Некоторые из них блаженно улыбались, другие напряженно хмурились, безнадежно пытаясь понять логику событий. Один нервный юнец истерически хохотал и бил себя длинными руками по острым коленкам. А маленькая девушка, с большими карими глазами, в нескрываемом ужасе пыталась спрятаться за широкой спиной своего спутника-спортсмена.
Все закончилось так же неожиданно, как и началось. Вся публика собрались вокруг стола с кристаллом. Пожилой человек с куриным крылышком, оказавшийся кандидатом технических наук и работавший доцентом в одном из ВуЗов Ку..ка, потребовал объяснений. Ошеломленный Гогенцолерн пожал плечами, всем своим видом показывая, что он тут не причём. Сзади всех спин и затылков пытался что-то сказать Павел Петрович. Все поняли, что он тут главный, и переключили внимание на него. Но тут, истово верующая бабуля перехватила инициативу и очень уверенно заявила, что знает, что произошло. По ее словам, выходило, что это Господь явил себя в этом кристалле. Что это Он проверяет людей для отделения овец от козлищ.
– Ну и кто это здесь козлище, – встрял в мирную беседу спортивный парень.
– Подожди сынок, видишь, здесь интеллигентные люди беседуют, быковать иди на улицу. Здесь без Высших сил не обошлось, – мирно, но опрометчиво заметил «доцент».
–Вот зоопарк, ты на кого дедуля баллоны бросил. Парень схватил «доцента» за обшарпанные лацканы его пиджака.
Религиозная бабуля завизжала:
– Вот они дети сатаны, уже среди нас. Бей их.
Посыпалась посуда. Раздались звуки падающих стульев и отодвигаемых столов. Все пришло в движение и закружилось в древнем русском танце, в котором не было ни правых, ни виноватых. А были только монады правды и справедливости.
Павел Петрович, вначале пытавшийся успокаивать и примирять распоясавшиеся стороны конфликта, после получения удара в район левого глаза, прекратил это безнадежное дело и тихонько отошел.
Впрочем, обошлось без видимых жертв, упавших не били. Пожилые и интеллигентные падали сами при небольшом изменении точки опоры. Ввиду отсутствия активного сопротивления, вскоре молодым стало неинтересно, и все прекратилось, будто кто-то нажал на выключатель.
Предчувствуя необходимость помощи в понимании событий в Бургер-Кинге, Гаврюшкин пригласил всех желающих прийти завтра к главному входу в Нескучный сад.
Как ни странно, пришли почти все, включая молодежь и представителей национальной диаспоры. Встретились как добрые, старые знакомые с шутками и добрыми подробностями о вчерашней потасовке. Со стороны казалось, что эти люди знают друг друга много лет и теперь спешат поделиться с окружающими самым веселым и важным из пережитого.
Среди собравшихся только «доцент» мог связать несколько предложений в целое для передачи своих мыслей и высказывания догадок. В начале его монолога гомонящая разношерстная толпа замолкла и задумалась.
«Доцент» в красках рассказывал о своих ночных интеллектуальных мучениях, о долгих безуспешных попытках разгадать, как он говорил: «Код экзальтации». До первых предрассветных лучей он пытался понять, что же произошло в помещении мировой жральни. По мере приближения к рассвету, он все более утверждался в мысли, что ему было доверено стать неслучайным свидетелем какого-то очень важного события. Ему понравилось это слово – «свидетель». Он повторял его про себя снова и снова. Он написал его на зеркале подвернувшейся под руку губной помадой жены.
Озарение произошло под рокот освобождавшегося желудка. Неожиданно в возбуждённом сознании возникла сцена того, как «толстый» светил фонариком на какой-то камень. И вот нате, извольте получить, коль страждете. Осиян и озарен. Вот так и приходит «понимание сущего».
«Доцент» пустился в длинные и скучные рассуждения о свойствах световых волн с различной длиной. Внимательный и улыбчивый «киргиз» что-то даже пытался записывать в маленький, потрепанный блокнотик. По мнению ученого, посетители «Бургер Кинга» столкнулись с удивительным природным явлением, обусловленным характеристиками сверхкоротких волн, возникающих при преломлении интенсивного дневного света через кристалл очень редкого минерала – берилла остикусса. Остикусс имеет ярко-синюю окраску и встречается только в Египте. «Доцент» считал, что получаемые при преломлении сверхкороткие волны, входящие в физике в диапазон так называемых «космических волн», могут приводить при определенных условиях к изменению сознания у людей. Доцент распалялся все больше и больше. Он уже практически кричал, что он половину своей жизни потратил на поиск и изучение этих волн, что он по крохам собирал малейшие упоминания о них в истории. Он схватил за руку Гогелцолерна и кричал ему в лицо, брызгая слюной:
– Ты думал, монашество появилось в Египте просто так? Нет. Там вот такой камешек лежал где-нибудь около кельи и отражал солнечные лучи. А все губы-то раскатали. Прозорливец. Чудотворец! И львы-то у него из руки хлебушек кушают.
– Ну-ну, вот разошелся-то. Ты подожди, родимый, святых-то не надо вот так-то. Грязным языком в грязь кунать. Мнится мне, они и без берила святыми останутся. А ты в геенну пойдешь! – высказалась бабуля.
– Что-то ты, правда, Митя, не то говоришь. Вот к чему приводят бессонница и дурацкие книжки, – неожиданно поддержала бабулю супруга правдоборца.
Гаврюшкин недовольно сморщился.
– Да подождите вы, женщины, на человека-то нападать, что-то в этом есть. По крайней мере, интересно. Можно встречаться, обсуждать.
Тут все загалдели, одобряя идею дальнейших встреч.
Юрка, не принимавший до этого в разговоре участия, а только таращивший в изумлении свои невинные голубые глаза и надувавший круглый живот, не выдержал и, натужно крякнув, заметил:
– Так это, прям, какой-то кружок получается. Прям, Чегевары доморощенные какие-то, да еще и с научным душком. Прикольно.
Стали встречаться каждую неделю по воскресеньям. Постепенно эти встречи стали заметным явлением в Нескучном саду. Приходили и осваивались в группе новые участники. «Доцент» написал и распечатал небольшим тиражом брошюрку о необыкновенных свойствах кристалла и своей путанной волновой теории связи Бога с человеком. Под руководством Бабули несколько новообращенных распространяли брошюру с подробными комментариями, как в современном мире избежать греха и не впасть в соблазн. В книге содержались и советы по сохранению здоровья. Неказистая брошюрка стоила четыреста девяносто три рубля. Обычно покупателю надоедало ждать сдачу, попутно выслушивая всякую ахинею, и книгу покупали за пятьсот. Замечено, что чаще всего деньги у продавца хранились очень далеко в закромах тела и мелких денег там, как правило, не было.
Некоторые советы были уникальны в своей парадоксальности. Большинство, так или иначе, были связаны со светом. Всем нравилось. По крайней мере, никто не приходил и не жаловался, что совет не работает. Ну, не каждый ведь способен сознаться себе и близким, что он полный лох, и его очередной раз обули.
Предлагалось, ярким солнечным днем, выйти на лесную поляну, стать лицом к солнцу, раскинуть руки, расставить ноги, и закинуть голову и войти в синхронизацию с солнечными лучами. Обещалась гармония с собой и окружающими. Если то же самое делать в ясную лунную ночь, то, по мысли «доцента», человек должен испытывать повышенную потребность в отстаивании правды и красоты. Для получения максимального эффекта настоятельно рекомендовалось использовать этот прием перед решающим разговором с руководителем высокого ранга.
Среди новообращенных был заметен один неряшливый молодой человек с большой кудрявой головой, который всегда держался особняком, никогда не разговаривал, но очень внимательно слушал всех. Оказалось, что это талантливый программист, который взялся распространять знания о свете во всемирной сети. Молодой человек очень увлекся учением и работал совершенно безвозмездно, не покладая рук.
Через два месяца учение стало набирать обороты в Интернете, подобно сетевому вирусу, пробивая большинство известных защит. Пошли разговоры о России не только, как о стране света, взрастившей провозвестников – Пушкина и Достоевского, но и показавшей миру дорогу покоя и красоты. К Гаврюшкину на консультации стали прибывать группки экзальтированных европейских пенсионеров. Казалось, что чудом, посредством каких-то заклинаний, на садовом участке Павла Петровича в короткий срок воздвиглось здание Центра Света. Здание заметно доминировало в скудном садовом товариществе «Березка» и было не лишено претензий на соответствие требований к современному арт-дизайну. Красиво, необычно, но совершенно непонятно, к чему бы это все приложить и как это правильно использовать.
Помимо желаний основателя его, все чаще за глаза стали называть – «Светозарный», «Светоч», «Светнашнавек». Гаврюшкин стеснялся, отнекивался, даже сердился и ругался. Ничего не помогало. Его возносили все выше и выше. Этому немало способствовало то, что за спиной у непрактичного бывшего осветителя драмтеатра было очень удобно устраивать разные мутные делишки, приносящие вполне материальные дивиденды. Все росло как на дрожжах: число последователей, доходы организации, рост влияния в мире и внутри страны. Местные власти, отметив неуклонный рост, в том числе международного, туристического потока, впервые со времен проезда приснопамятной Анны Васильевны, отремонтировали дорогу к садовому товариществу «Березка» и пустили дополнительные автобусные рейсы.
Местные, региональные и даже, страшно сказать, федеральные власти всячески поддерживали новорожденное «культурное явление». На центральном федеральном канале с завидной регулярностью крутился ролик о замечательных свойствах браслета, заряженного энергией кристалла Берилла Остикусса. В ролике согнувшийся рыжий мальчик с большим ранцем под проливным ливнем в сопровождении жуткого грома и молний на автобусной остановке находит чудесный браслет и в задумчивости берет его в маленькие дрожащие руки. Мгновенно дождь прекращается. Светит яркое солнце. На счастливом, с конопушками мальчишеском лице, отражаются голубые отсветы неземной красоты. В следующей сцене увеличившийся в размере мальчик, с явно выраженными недобрыми намерениями преследует Бориса Грачевского и трясет перед камерой огромным кулачищем. Грачевский на бегу затравленно оглядывается и с одышкой, но весьма внятно произносит: «Все детишки. Достукались». Последний кадр – мощный мужской кулак с заряженным браслетом в замедленной съемке вдребезги разбивает аппетитный «Биг-Мак». В стороны летят крошки булочки, огурцы, салат и другие ингредиенты знаменитого иностранного продукта. Возникает, мерцая и переливаясь, огромная надпись: «Морок, расступись». В полной тишине звучит мощный голос Левитана: «Настало время настоящего. Не упусти».
По всем центральным каналам прокатились волны познавательных программ о свойствах минералов, в том числе, и о берилле. Больше всех, казалось, старалась «Russia Today», публикуя материалы, чуть ли не каждый день на английском, испанском, немецком и почему-то особенно на пушту. По оценкам кремлевских аналитиков авторитет страны на международной арене начал расти небывалыми темпами. Причем, самым замечательным свойством российской «мягкой силы» стало влияние среди части интеллектуальной элиты Запада.
Все было хорошо и даже слишком, как иногда выражался Павел Петрович. Время от времени он хандрил, вспоминал драмтеатр, сцену, стакан душистого «первача» на гастролях. Несмотря на множество помощников и последователей, умных и не очень, здравых и не очень, и совсем, откровенно не здоровых, больных на голову индивидов, поговорить «по душам» Гаврюшкин мог только с Юрой Гогенцоллерном. Только он мог выслушать без заискивания и ожидания возможных благ. Только он мог сказать правильные слова, после которых становилось легче, и «Светоч» продолжал светить или отсвечивать. Здесь уж, как кому нравится. Дело вкуса.
Что-то тревожное носилось в воздухе и вызревало до срока. Петр Петрович всеми своими остатками чувств, притупившимися от долгого использования в условиях успеха, ощущал неизбежность перемен.
Все изменилось 21 февраля. В этот день в известной поисковой программе Интернета в топе новостей раздела «Общество» прошла информация об обысках в офисе и по месту жительства руководителей общества «Света». Всех активных «светляков» арестовали «до выяснения обстоятельств».
Вечером в новостных программах промелькнули выразительные кадры растерянных немолодых лиц. Приставной столик, заполненный пухлыми, самодовольными пачками долларов и большой красно-зеленый попугай, почему-то прокричавший в камеру «Перррхушкки». Из сообщения диктора стало известно, что почти всех арестованных отпустили, общество было признано иностранным агентом, и его деятельность запрещена на территории нашей страны…
Прошло шесть лет. Павлу Петровичу дали два года условно. Он вышел на пенсию и всеми корнями стал врастать в свой приусадебный участок. Он сильно постарел и как-то слишком быстро потерял интерес ко всему, что не выходило за пределы его хозяйства. Встреть он сейчас какой-нибудь необычный камень, он бы даже не нагнулся. «Вот еще чего. Это же не луковица. Каменюк мне еще не хватало. На кой это нужно».
Гаврюшкин всеми своими силами пытался сохранить дряхлеющий «Центр Света», построенный впопыхах, без всяких нудных проектов и расчетов, из подручных материалов. Он явно проигрывал. Время брало свое. Все труднее было скрывать следы тлена, отвоевывавшего свое пространство у организованной материи.
Между тем, в силу неведомых причин, на просторах нашей Родины исподволь стала образовываться новая социальная страта. Нового в ней было, прежде всего, наличие энного количества лет, прожитых либо в погонах, либо в стенах конкретных органов власти. Эта очень небольшая и крайне циничная часть российского народонаселения вдруг сказочно разбогатела и стала крутить головой, открывая свой алчный острозубый рот в попытках пережевать и проглотить все окружающее пространство. К несчастью обитателей садового товарищества «Березка», один такой троглодит стал загребать своими погаными ручищами их территории и скупать участки по бросовым ценам.
Настал черед и Павла Петровича. В один из жарких июльских дней у его забора остановился бронированный гелендваген. Из него выкатилось сухощавое тельце в голубых зеркальных очках. Тонкие усики подчеркивали мужественность и бескомпромиссность. Вокруг «сухоща» бестолково толклись два битюка-охранника, придавая сцене элементы театрального комизма. Медленно двигая негнущимися ногами, по-страусинному он подошел к калитке и закричал:
– Петрович выходи, не бойся.
В дверном проеме показалась боязливая фигура Гаврюшкина.
– Петрович. Ты чо, прикидываешься? В самом деле не узнал, что ль? – произнесло холеное хозяйское тело, снимая очки.
– Не понял. Юрка? Это ты?
– Я, я, ну наконец-то. Я уж думал, что у тебя теперь вместо головы редиска выросла.
–Ну, проходи же, что это ты, как не родной. Ну и красавец ты стал. Ты что это таким крутобоким стал? Клад нашел?
–Щасс, Петрович. Я тут приготовился, – охранники внесли ящик напитков и несколько сумок с продуктами.
Оторопевший Гаврюшкин бегал по дому в бесплодной надежде организовать окружающее пространство в соответствии с распространённым мнением о нормах приличия. Он поднимал вещи с пола и бросал их на диван. Собирал и вынимал из углов грязные чашки, тарелки с засохшими кусками субстанции, некогда именовавшейся едой, гнутые вилки и без разбора кидал все это хозяйство в раковину. Различные емкости с окурками и пустые бутылки были предсказуемо отправлены в помоечный мешок.
Гогенцолерн стоял в проходе, скрестив руки, как Наполеон перед Аустерлицем. На лице мерцала торжествующая улыбка. Он и не думал протестовать в отношении беспомощного мельтешения Гаврюшкина. Наконец, Гогенцолерн очнулся. Пелена врубелевского Демона расступилась.
В следующие три часа Павел Петрович узнал, что вся история с чудодейственным кристаллом, с начала до конца, была спланирована и проведена сотрудниками одной уважаемой в узких кругах организации в целях поднятия ее престижа и завоевания симпатий креативного сообщества, в том числе и за рубежом. После проведения этой операции майор Звездюк, он же Юра Гогенцолерн, был стремительно повышен по службе и занял вполне уважаемое положение в структуре, позволившее вскоре достойно уйти на покой и в свободной форме заниматься так называемым бизнесом.
Выяснились подробности о том, что злополучный кристалл был взят в запасниках музея минералогии и подброшен на дороге по пути предполагаемого следования Павла Петровича Гаврюшкина. Неадекватная реакция людей якобы на излучение кристалла на самом деле вызвана действием экспериментального прибора, вырабатывающего пси-волны. Прибор в нужный момент включал прикомандированный сотрудник, достигая эффекта «размороженного сознания», по поведенческим реакциям схожего с состоянием опьянения.
После трех часов возлияния, взаимных интимных признаний, путаных обвинений и плохо проговариваемых заверений в дружбе Гаврюшкин вдруг ослабел, пустил слезы с потоком бессвязных заклинаний. В какой-то момент он вдруг обрел устойчивость и неразборчивой кучей покатился в соседнюю комнату, и вернулся со своей старой берданкой. Майору хватило двух секунд для оценки ситуации и принятия ответных мер в виде короткого бокового удара справа. Гаврюшкин рухнул, как подкошенный, больше уже ничего не помня об окружающем мире и о себе. Сознание его улетело в мир, где было много любви, добра и красоты.
Остаток дней Павел Петрович провел на больничной кровати в элитном хосписе, в который его поместил и оплачивал все расходы Звездюк. В отчетах медицинские сотрудники сообщали, что пациенты ни в чем не нуждались и были по-своему вполне счастливы. Может, это и так. Мы это уже не узнаем.
Об авторе:
Сережа Фу, родился в 1967 году и проживал до 14 лет в небольшом городке Сасово Рязанской области. В 1981 году семья перебралась в город Рязань. Отучился 3 курса на историческом факультете Рязанского педагогического института. Затем два года службы в Советской армии. Учеба в Московском педагогическом университете. Аспирантура на кафедре истории Российского государства Российской академии госслужбы. Второе высшее образование по специальности «Системный аналитик» в той же академии. Работал на различных должностях в Министерстве по делам национальностей вплоть до момента его ликвидации. В настоящее время продолжает государственную службу в одном из федеральных государственных органов. Благополучно женат уже 25 лет. Имеет шесть детей и двоих внуков.
