«У нас нет времени на раскачку»
С творчеством писателя и публициста Саши Кругосветова читатели знакомы давно. Юное поколение с восторгом приняло его приключенческие повести с загадочными героями и захватывающими событиями. Взрослые читатели оценили философскую глубину его прозы. На сегодняшний день ученый, изобретатель и путешественник Лев Яковлевич Лапкин, которого мы знаем под псевдонимом «Саша Кругосветов» – талантливый и востребованный современностью писатель, куратор Санкт-Петербургского отделения Интернационального Союза писателей, член Союза писателей России, член Международной ассоциации авторов и публицистов APIA (Лондон). Его заслуги в области литературы были отмечены наградами на литературных конкурсах: званием лауреат премии «Золотой РосКон», Международной премией «Кафка – Синий кристалл», премией «Гиперболоид» конвента «Аэлита», премией Дельвига «Литературной газеты».
Поделиться своими размышлениями о судьбах современного мира с читателями «Российского колокола» предложил писателю известный литературный критик Роман Сенчин.
Лев Яковлевич, вас знают под псевдонимом Саша Кругосветов. Откуда он взялся?
Добрый день, Роман Валерьевич! Как литератор я начинал с книг для детей от 6 до 14 лет, и случилось это впервые в 2012-ом. Герои этих книг, в основном приключенческо-географического характера, – русские моряки второй половины XIX века, ходившие на парусных судах по всему земному шару. В тот момент мне казалось логичным выбрать псевдоним, сразу определяющий жанровые пристрастия автора.
Честно говоря, довольно долгое время он не давал мне открыть ваши книги. Казалось, что там нечто сплошь несерьезное, предельно игровое, исключительно для детей. Но когда стал читать, увидел, что это не так. Правда, псевдоним стал раздражать еще больше. Не так давно ваш рассказ вышел в журнале «Традиция&Авангард» под вашим настоящим именем. Нет ли мыслей похоронить «Сашу Кругосветова»?
Поначалу у меня не было планов заниматься литературой для взрослых. Но так случилось, в 2014-ом было издано несколько книг публицистики, а в 2017-ом – прозы для взрослого читателя. Уже тогда я подумал о несоответствии содержания моих работ игровому характеру псевдонима. Вышло более 25 книг Кругосветова, несколько сот публикаций в журналах и сборниках, у меня появился свой читатель, – это сделало меня заложником собственного псевдонима. Не мне вам объяснять, насколько литератор зависит от издателя. Две трети книг я издавал в Интернациональном союзе писателей, – мнение руководителей союза важно для меня – а они хотели бы и впредь сохранить псевдоним «Кругосветов» не только для детских книг, но и для взрослой прозы. Позиция других издателей может оказаться иной. Я, к примеру, недавно выслал в «Традицию&Авангард» два новых рассказа. Если главному редактору журнала рассказы покажутся интересными – пусть они выйдут под настоящим именем автора.
Насколько я знаю, вы сейчас работаете над книгой о девяностых годах «Мертвые души». В связи с этим вопросы: это нон-фикшн? Кто эти «Мертвые души»? Почему такое рискованное название? Ведь начнут клевать за Гоголя…
Книга основана на фактах, на моем личном опыте работы в 90-е. Но в ней есть вымышленный персонаж, альтер эго автора, некий Вергилий, ведущий читателя по кругам невымышленного ада. Герои книги: Березовский, Патаркацишвили, Глушков, Дубов, другие известные бизнесмены и менее известные герои криминалитета. Я сравниваю их с прославленными авантюристами начала XX века – с Троцким, Азефом и Парвусом. Моих героев (и тех, и других) – очень живых и сильных, подчас во многом отличающихся друг от друга, – объединяет главное: они – мертвые души, люди, не способные к эмпатии, начисто лишенные скучных для них ценностей уходящей эпохи – ответственности, чести, слова, достоинства, любви, принципов… Что же касается Николая Васильевича и его бессмертной поэмы, то здесь есть некая точка соприкосновения: все мои персонажи – Чичиковы, торгующие воздухом. Сравните Березовского с Калягиным в ролях Чичикова и Любомудрова (из «Прохиндиады») – одно лицо!
Считаете ли вы, что девяностые были временем свободы? Закончились ли они в 2000-м или наше время – естественное продолжение девяностых?
Произошла смена формации, и казалось, мы получили новые, незнакомые нам в советские времена измерения экономических и политических свобод. Тем не менее, – и тогда, и сейчас – это было и есть скорее предвкушением свободы. Казалось бы, вот она – рядом, а в руки не дается. В 1917-ом так же было… Вспомним, как революцию принимали Маяковский, Есенин, Горький, Барбюс, а что потом?
Почему предвкушение? Потому что свобода – это не вседозволенность. Рухнули экономические связи, экономика, рассыпался Союз, на грани развала была РФ, начались чеченские войны. Государство потеряло свою субъектность. На место государства пришел криминал, отпущенные на кормление коррумпированные силовики, новые барыги, красные директора, наскоро перелицованная под новые реалии партноменклатура. Младореформаторы не занимались политической системой: федерализмом, борьбой с коррупцией, отстраиванием демократии, выборов, судов, независимой прессы… Расстрел Белого дома не назовешь проявлением либерализма. Выборы президента 96-го года были еще демократическими, но уже не свободными. Говорят о свободной прессе – разве ОРТ и НТВ были свободной прессой? Они делали то, что надо было их владельцам – Березовскому и Гусинскому.
В 90-е была заложена система паханата – российского бандитского капитализма, в котором жили не по законам, а по понятиям: кормление, занос, распил, откат, закошмаривание малого и среднего бизнеса.
Все это живо и сейчас – изменения носят непринципиальный характер. Выгнали прежних олигархов, приблизили новых – по принципу близости к телу. Прессу и СМИ забрали у неправильных, отдали правильным. Раньше Доренки, Невзоровы и Киселевы врали в интересах семибанкирщины, теперь птички госканалов поют в интересах новых персоналий.
Изменения, конечно, есть: система не только живет – совершенствуется и крепнет. Бюрократия осознала себя правящим классом. Вместо федерализма – вертикаль. Понижение доли частного капитала в экономике с 70% до 30% – отсюда и стагнация. Все, как прежде, только лучше (если по понятиям)! Маятник тихо ползет вправо – ничего нового, все было заложено в дебюте шахматной партии.
Можно ли сравнить девяностые с Октябрьской или, может быть, с Февральской революцией?
Я – не историк, просто давно живу в России. Скажу свое мнение: Февральская и Октябрьская – это одна революция, спусковым крючком которой стало отречение Николая. А ведь этого могло не произойти, царь был готов к конституционной реформе, а войска на фронтах поддержали бы царя. Но случилось тотальное предательство элит. Напыщенный и неумный Родзянко мнил себя диктатором, Гучков и Львов считали себя его кукловодами. Советы народных и солдатских депутатов в феврале 17-го обладали реальной властью, но брать на себя ответственность не хотели. Генерал Рузский выступил как предатель – обманом и нахрапистой грубостью вырвал согласие царя на отречение. После этого собрались никчемные фигуры – Временное правительство: без опыта, ответственности, без ума и подготовки. Фронт рухнул, солдаты ринулись домой. В образовавшемся вакууме поднялись пена и муть… Большевики не захватили власть – подобрали, что плохо лежало. Прозревший Рузский говорил: «Я только теперь понял, что наделал! Страну тогда еще можно было спасти». Рузский погиб от руки большевиков мучительной смертью. Я не поклонник батюшки-царя, но следует признать, что отречение стало, конечно, не причиной, но точкой отсчета, после которой страна рассыпалась.
В девяностые – тоже смена формации. Та же сшибка элит, потерявших берега, – везде ложь, предательство, безответственность и кровь. Вакуум власти развязывает руки всему худшему, что есть в людях и обществе. Началась война всех против всех: бандиты, неофиты от бизнеса, бывшая комса, алчные полковники… Большинство из этих нуворишей постигла трагическая судьба Рузского.
Причина бед 90-х: не было единства элит. И сейчас нет. Наверное, это закономерно – слишком большая, слишком этнически, культурно и религиозно неоднородная страна. И то, и другое (17-й и 90-е прошлого века) – смутные времена.
В чем, на ваш взгляд, главная причина падения царизма? Напоминает ли борьба элит царской России борьбу бюрократических и силовых группировок современной России?
Россия начала XX века стала слишком архаичной и неповоротливой, провалы в экономике усугублялись бесхозяйственностью и войной. Интеллигенция Европы и России пламенела идеями социал-демократии и мечтами облагодетельствовать народ свободой. В России была революционная ситуация. Тем не менее, революции 1905-го и 1916-го годов не получались – время пришло только в 17-ом. Повлиял и масштаб отдельных личностей… Гением (а может, демоном) революций 1917-го стал, на мой взгляд, Парвус. Он выдвинул новую концепцию – относиться к революции как к бизнесу, и предвосхитил практику цветных революций Сороса. Любой бизнес начинается с денег и прессы. Еще в 1915-ом Парвус начал получать германские деньги для русской революции, обещая немцам поражение России в войне. Организовал торговые оффшоры, давшие его участникам крышу для поездок между странами и надежно укрывшие денежные потоки для финансирования революции и закупки оружия, помог Ленину наладить выпуск «Искры». Русские социал-демократы с возмущением отвергали непатриотического пораженца Парвуса, но деньги брали. Парвус гениально разглядел в маргинальных большевиках ударную силу революции, а в Ульянове – ее будущего вождя. Он был кукловодом февральской революции, организовал импорт русской революции в пломбированном вагоне, по его партитуре была разыграна октябрьская революция. Большевикам впоследствии пришлось отрабатывать немецкие деньги постыдным Брестским миром, а благодетеля Парвуса с позором выбросили на свалку истории.
Теперь о 90-х: во время президентских выборов 1996 и 2000 годов использовались проверенные идеи Парвуса: деньги, подкуп избирателей и конкурентов (генерала Лебедя), популизм, мощный напор СМИ. Березовский стал на время маленьким Парвусом, он хорошо понимал: бабки – повивальная бабка истории. Но, как и Парвус, оказался в результате никому не нужен.
Думаю, по поводу Брестского мира с вами многие решат поспорить… А можно ли считать, что новейшая история России – это продолжение Гражданской войны начала ХХ века?
Гражданская война расколола общество на красных и белых. Потом красные стали вертухаями, а белые – лагерниками. Причем, этот водораздел был и в лагерях и вне ГУЛАГа. На смену вертухаям и лагерникам пришли их потомки. Мы живем в разделенном и до сих пор воюющем мире. Причем, линия войны проходит не только между людьми и кланами, но и в сердце каждого человека. Это, конечно, очень грубая схема. Но линия водораздела есть – о разделенном народе мы вспоминаем каждый раз, когда встает вопрос о Мавзолее, о памятниках Сталину и Дзержинскому, когда говорим о Гулаге, об огромных потерях войны, о голодоморе, об инвалидах войны, вывезенных в Соловки.
Вывоз инвалидов на Соловки, это, кажется, миф. Основой для него стал, скорее всего, Дом инвалидов на Валааме, куда насильно никого не отправляли, хотя были ветераны, что не помнили, кто они, не могли говорить. Отношение к калекам там было достаточно заботливое. По крайней мере, судя по воспоминаниям людей, работавших в Доме инвалидов, по письмам живших здесь инвалидов. Многие из них, кстати, вернулись в семьи… Но вернемся к беседе… Чувствую, что вы сторонник левых идей. Когда, по вашему мнению, маятник политики России качнется влево? И качнется ли?
Я, скорее, центрист. Хотелось бы, чтобы маятник вернулся к центру и чтобы это случилось, как можно скорее, но авторитарные режимы довольно устойчивы. Моисей водил свой народ по пустыне 40 лет, чтобы выросло поколение, родившихся свободными. Революций нам больше не надо. Изменения должны быть эволюционными.
Что нас ожидает в послековидном мире – новые шестидесятые или Оруэлловский 1984-й?
После пандемии ковида мир изменится: мы столкнёмся со снижением стандартов жизни, почувствуем повышение в разы уровня социального напряжения. Но в первую очередь, мне кажется, изменения коснутся морали и культуры. Такие изменения идут вслед за технологическими прорывами и демократизацией общества. Шестидесятники появились после завершения индустриализации и доклада Хрущева на XX съезде.
Технологические изменения в технике масс-медиа налицо. Ожидаются прорывы в микробиологии и искусственном интеллекте (ИИ). Что касается демократизации – большой вопрос… От кого она зависит – от Кремля или нас с вами? От власти, но она ведь существует не в безвоздушном пространстве. Мы с вами тоже власть. Перестройке и революции 90-х предшествовали Сахаров, Солженицын, Гавриил Попов, Шаламов…
А сейчас нам по-прежнему мешает борьба элит.
Богомолов писал: «Ты больше не можешь сказать: я не люблю, мне не нравится, я боюсь. Ты должен соотнести свои эмоции с общественным мнением и общественными ценностями. …как странно наблюдать горящие глаза и наивные речи новых русских разночинцев, ведущих моральный террор против несогласных не хуже уличного ОМОНа».
Общество будто сошло с рельс, все ринулись в новую войну красных и белых. Если ты не поддерживаешь Навального, значит, поддерживаешь Кремль. А если кто-то не согласен, если не хочет быть ни с теми, ни с этими? Если я не хочу быть с такими борцами против режима, как профессиональный провокатор Александр Литвиненко или олигарх с большой дороги Борис Березовский?
Мне кажется, интеллигенции пора определиться с собственной позицией: приложить свои мозги и усилия и добиваться последовательных экономических и социальных преобразований в стране – сейчас этот путь еще возможен – или стать игрушкой в руках тщеславных и безответственных авантюристов?
От этого зависит, что нас ждет – подъем и новые шестидесятые или падение и Оруэлловский 1984-й.
Что вы думаете о светлом мире, Великой Перезагрузке по Клаусу Швабу? Пойдет ли по этому пути Россия?
Основатель и исполнительный председатель Всемирного экономического форума Клаус Шваб пишет: «Со времен окончания Второй мировой войны ни одно событие не оказывало столь глубокого глобального воздействия, как пандемия COVID-19. Единственный приемлемый ответ на такой кризис – осуществление Великой перезагрузки нашей экономики, политики и общества».
Перезагрузка и, конечно же, Великая, никак иначе, – типичный образец революционной фразеологии! Революция начинается с того, что так жить нельзя, что старый порядок должен быть разрушен любой ценой, а на его месте возведен дивный новый мир будущего.
Новый мир по Швабу (и не только по Швабу – на авторство претендуют и Кристин Лагард, и принц Чарльз, и леди Линн де Ротшильд) – это светлое будущее, мир, где будут стёрты различия между богатыми и бедными странами; экономика станет централизованно управляться монополиями, место частной собственности займёт «экономика пользования»; наличные деньги заменят цифровыми валютами; введут лимиты на воду, электричество, «экологически опасные» продукы (например, мясо) или промышленные изделия (например, автомобили); завершится цифровизация и роботизация в экономике и общественной жизни при резком сокращении рабочих мест; будет создана мировая система контроля за действиями и перемещением людей, в том числе с помощью технологий распознавания лиц, и наконец – в духе трансгуманизма будет усовершенствован и сам человек!
О концепции Шваба рано говорить – это пока протокол о намерениях. Мир нам подсовывает совсем другие проблемы – мусульманский терроризм, толпы беженцев с Ближнего Востока, локальные войны, падение мировой экономики, рост долларового пузыря, угрозы новых пандемий, да и проблема ковида еще не снята
Не успел начаться 2021-ый, в США случился показательный скандал с блокировкой аккаунтов Дональда Трампа в ФБ и Твиттере. Его удалили также с приложений Google и Apple, Аmazon. Мнение Юлии Латыниной: «Проблема Трампа и Твиттера – это не только американская проблема. Потому что теперь каждый раз, когда взбесившийся принтер будет принимать очередной закон об иноагентах, он будет ссылаться «на то, как это в Америке».
Новые российские законы действительно вызывают тревогу, начиная с того что в этом году начали признавать иноагентами физических лиц, а с 1 февраля соцсети обязаны самостоятельно выявлять и блокировать противоправный контент. К последнему наши законодатели отнесли, в том числе, информацию, выражающую «явное неуважение» к обществу, государству, официальным государственным символам, Конституции РФ или органам госвласти – благодаря расплывчатости формулировок при желании можно изыскать противоправность в сетевых публикациях любого трезво мыслящего гражданина.
Надеюсь, прогулка в сторону такого светлого мира, уже сейчас напоминающего до боли знакомый совок, будет не долгой.
На чем надо сосредоточиться России в ближайшие лет двадцать, чтобы не выпасть из экспресса истории?
Ответ очевиден: сосредоточиться на внутренних проблемах – экономика, здравоохранение, образование, наука. В мире произойдут огромные изменения. Появятся зеленая энергетика, базы на Луне, индустрия защиты от новых видов бактерий и вирусов, ИИ, человечество перейдет на новые виды белкового питания. У нас нет времени на раскачку, мы должны оказаться на уровне в новых индустриях, чтобы вскочить на подножку улетающего экспресса.
Какова роль литературы в ближайшие годы? Даст ли она людей, о которых можно сказать – совесть нации?
Литература, на мой взгляд, единственное из искусств, пытающееся коснуться трансцендентного, выходящего за наши пределы, недоступного для опытного познания. Термин «трансцендентный» в философии Иммануила Канта использовался для характеристики вещей-в-себе, существующих независимо от сознания и действующих на наши органы чувств, оставаясь принципиально непознаваемыми.
Большая литература подчас была заточена на проблемы, принципиально не имеющие разрешения. Человек так устроен – не может смириться с тем, что венцу природы что-то недоступно. Путеводителем в мир недостижимого, нагваля по Кастанеде, может быть сам Кастанеда, Кафка, Камю, Буццати, Кутзее, Маргерит Дюрас, Маркес, Джойс, Набоков, Толстой, Гоголь, Леонид Андреев, Достоевский, Платонов… Дает ли такая литература надежду или какое-то утешение пытливому уму? Казалось бы, – нет, подчеркивает безнадежность и бессмысленность бытия. Или все-таки говорит: ты не одинок, читатель, нас много таких? Радость и опасности полета в неизвестное, столкновение высокого и презренного, восторг и слезы, катарсис и прозрение… Такая литература будет оправдывать свое высокое предназначение.
Смена формации, по существу – революция 90-х, дала нам искомые великие потрясения. Но не дала писателей больших идей, не дала, увы, и великой России. В советские времена были моральные авторитеты, шестидесятники, деревенщики, сейчас в толпе беспринципных постмодернистов не видно новых Платоновых, Шукшиных, Пастернаков … Может, не могу разглядеть? Или все масштабные люди подались в следопыты золотого тельца? В русском списке Форбс таких авторитетов тоже не заметно.
Нужны ли современному литератору союзы? Толстые журналы? Конкурсы? Не вытеснят ли социальные сети бумажную литературу?
Нет сомнения, нужны. Ограненные кристаллы вырастают из талантливой писательской среды. Я знаком с работой московского и петербургского союзов писателей. Мне они кажутся архаичными загнивающими атавизмами советского времени. Примером активного союза, на мой взгляд, может быть довольно молодой Интернациональный союз писателей: проводит множество международных и российских конференций и конкурсов (в том числе – онлайн), поддерживает литкурсы, выпускает журналы, сборники, активно работает как издательство, организует писательские поездки за рубеж, помогает продвижению писателей в социальных сетях.
Расскажу курьезную, но совсем не забавную историю. Этой весной состоялось собрание Петербургского писательского союза, избирался председатель. Прежний председатель – маститый Валерий Георгиевич Попов, известный нам еще с 60-х, проиграл некому Евгению Лукину, в прошлом работнику пятого отдела КГБ и ФСБ, занимавшегося борьбой с творческой интеллигенцией. Тому самому Лукину (псевдоним – Лунин), автору знаменитой статьи «Палачи» в «Ленинградской правде» (5.08.89), прославившейся махровым антисемитизмом наряду с небезызвестной «Тлёй» И. Шевцова. Скорби нет: если в руководстве страны и крупнейших корпораций много работников конторы, если РПЦ возглавляет агент охранки, почему бы и творческую организацию не возглавить полковнику? Писатели проголосовали: хотят полковника! Так что Евгений Лукин возвращается на старое место – к работе с интеллигенцией. Не сомневаюсь, что теперь СП Петербурга ждет бурный творческий подъем. Драма 89-го стала сегодняшним фарсом – успехов вам Евгений Валентинович!
О бумажных книгах. С появлением новых видов СМИ старые не отмирают. Литература прочно осела в электронных изданиях, перекочевала в социальные сети. Но бумажные книги никуда не делись. Да, тиражи стали меньше, но любители бумажных книг – даже среди молодежи и тем более, детей – пока остаются. Мне кажется, любовь к бумажным книгам – это наша генетическая память. Но вечного ничего нет – и это пройдет…
Какую главную задачу вы как литератор ставите перед собой – это успех, тиражи, заработок? Какой суммарный тираж ваших книг?
Литератор должен озаботиться тем, чтобы его книги были востребованы, – иначе, зачем писать? Я часто встречаюсь с читателями, особенно с детьми, у меня уже есть свой читатель. Но пишу не для этого. Ощущаю литературную работу как свой долг, даже как послушание, поручение свыше. Главные вопросы жизни обычно не поддаются объяснению – почему мы любим детей, семью, друзей, страну, в которой родились? И я не смогу объяснить, чем стала для меня литература, – пишу, потому что не могу не писать.
Тиражи бумажных изданий моих отдельно изданных книг: большинство книг – более двадцати пяти наименований – с учетом допечаток вышло тиражом от 5 до 65 тысяч. Общий тираж – более 600 тысяч экземпляров.
