«Иней лета фиолетов…»
***
Иней лета фиолетов
Сквозь узорный прах
Тихо тает суть предметов
Прячется в словах
На настольной лампе ночка
Греет потроха
Тихо тает оболочка
Теплого стиха
Тень лесного фиолета
Ходит по листу
Тихо тает суть ответа
Сеет суету
***
Вопиет собачка чуткий
Ходит конь во мгле
В келье холодно и жутко
Все идет к зиме
Не достанешь конь мой милый
Яблоки в саду
Не поймаешь, не поводишь
Душу в поводу
Плачет маленький монашек
Глядя в личный ад
На деревьях дозревая
яблоки звенят
***
Арчи, ты где потерял папиросы?
Где тебя носит на стертых костях?
Можешь задать мне больные вопросы
О новых зарубках на лопастях.
Думаешь я тебя вызвал от скуки?
Нет. Ты мне нужен держать туесок
Дело солдата остругивать звуки
Не проливая осиновый сок
Вот они сходят шершавой лавиной
Прямо на наши благие шиши
Вот и постой тут с пустой половиной
Полного короба «Саша пиши»
– Саша пиши, твоя смерть осторожно
Держит большую коробку стихов
– Арчи, смотреть на тебя невозможно
Сквозь мясорубку осенних грехов
***
Я достал трех сестер из меда
Из ручья достал соловья
Семь коней молочной породы
Девять раз оглаживал я
Думал, не закричат собаки
Думал, не затрещат кусты
Но сержант в безумном бараке
Каждый раз проверял посты
Крепко связан в углу дневальный
В оружейной разбита дверь
И удрал с цепи карнавальный
Безобразно счастливый зверь
Он найдет меня очень просто
Добрый ангел судного дня
Над забытым моим погостом
Столб из бабочек выдаст меня
«Ты не вправе еловым бредом
Наполнять строфу за строфой
Божий промысел мне не ведом
Но мне ведом промысел твой», –
Так сказал мне ангел дежурный
И в казарму вернул на цепь
На ошейнике руна «буйный»
За окном суровая степь
Ангел прав, надо быть точнее
Проще, чище ночных дождей
Не правее и не левее
А роднее, еще родней
Нет без рамок родного дыма
Без условностей нет огня
Даже если непобедимый
Я сорвусь среди бела дня
Трех сестер доставать из меда
У ручья просить соловья
И коней молочной породы
Целовать в родные мордья
***
Он медлил и миры вращались
Он длил и время шило новь
И нераздельно не сливались
Его и наша плоть и кровь
Для солнца Солнце, камню Камень
Для слова Слово, духу Дух
Здесь без зазора лед и Пламень
Являют тайну жизни двух
Меня и Бога. Не сливаясь
Не разделяясь никогда
Его любовью наполняясь
Моя рождается вода
***
Снова ты пачкаешь патокой стены
Типа возвышенной типа души
Дергай себя за реальные вены
Слушай как звякает и пиши
Правда не знает эфирного жира
Знает неправду гнилого угла
Мятая кружка последнего пира
Каждый нелживый медяк сберегла
Строем по кругу златые закаты
Или коричневый ил в головах
Что будут делать во время расплаты
Эти художники сыра в словах?
***
Седой кабан и семихвостый лис
Сегодня за окном моим дрались
Секла снегуха вдоль и поперек
Суровый предрекая Рагнарек
Живой фонарь светил куском зари
А звери огибают фонари
Опасен тьме оранжевый посол
Кленовый купол и кленовый кол
Хранил спокойствие калинов мост
А звери за окном меняли рост
Дрались отчаянно и где смогли
Сменили очертания Земли
Зачем мне ночью видеть бой зверей?
Чтоб тронуть утром у родных дверей
Не синий-синий снег в пушистой мгле
А кровь чужого мира на земле
Зачем же трогать кровь других миров?
Затем, что в ней душа первооснов
Барханы хаоса и белой тьмы
В сыпучем порохе ночной зимы
Не с пряниками Русь пришла к Христу
А с ледяной котомкой по мосту
Что Божьей милостью от века здесь
Срезает клином призрачную спесь
Чужих зверей бегущих от любви
И мой фонарь, Господь, благослови
***
Холодный снег и старая собака
А я из теплого в горячее бегу
Животного застенчивого мрака
Живая жертва плачет на снегу
Горячий рыжий нос-запоминака
Мой быстрый запах шанса на уют
Запишет вечным знаком зодиака
Туда, где наш последний счет ведут
Постой и оглянись в холодном мраке
С собакой рядом женщина сидит
Она одна и так же как собаке
Твой запах ей о шансе говорит
В сугробе неустроенности клятом
Они всегда и накрепко вдвоем
Сидят обнявшись и рыдают матом
О женском, о собачьем, о своем
Вставайте дуры, я люблю вас нежно
Но знаю, что судьбу свою кляня
За вами в снег засядет неизбежно
Вселенная и позовет меня
Вся безотцовщина и безответка
Все сироты и недоеды дня
И каждая надломленная ветка
И каждая телега без коня
Отец, я здесь стою к любви прибитый
Гвоздями первыми без дураков
А мир большой и на любовь несытый
Подай же Боже миру мужиков
***
Сирень под снегом выгнулась химерой
Пробил в распадке ладогу родник
Являет беловодье белой мерой
Промытый льдом и пламенем язык
Не карамель и писк веселой бабы
Не ярмарка, баранки и квасок
Не балалайки кислые ухабы
Не глянцевый брусничный туесок
У родника растет под белой рамой
Проталина во имя и во суть
Потеря веса над воздушной ямой
И бесконечно бесконечный путь
К себе и Богу, что одно и тоже
К седому выкрику «Да будет свет!»
К тому, чего на свете нет дороже
К тому, чего дешевле в мире нет
Над верным родником в литых оковах
Сирени гнутой ледяной батист
Укладывай подаренное слово
На клейкий перелетный белый лист
***
Золотая рыба тает
В синем море миражом
А старухе не хватает
На боа и на боржом
Ветер веру не теряет
Выжать ужас из мужчин
Грозно море набухает
Приходи старик один
Берег бережет героя
Вольно льнет к нему волна
Не прибьет тебя прибоем
Так отмоет до бела
Не тушуйся ушлый сокол
Близко бездна лижет край
Нос не заноси высоко
Но и низко не роняй
А победой лыжи смажешь –
Поцелуетесь взасос
И старухе тихо скажешь:
«Вот, принцесска, я принес»
Об авторе:
Александр Иванушкин, родился в 1967 году на полуострове Таймыр. Рос с трех лет в городе Киеве. Из Киева призван в армию (Карелия, стройбат, лесоповал). После стройбата поступил в Московский Государственный Университет на факультет «Вычислительной Математики и Кибернетики», но проучился там только до Нового года.
Потом Александр Валерьевич еще раз учился в Москве, в Литературном институте им. А.М.Горького, но почему-то и его не окончил. И в Киевском Политехническом институте учился, да тоже зря (недолго и без удовольствия). Мало его пороли в детстве, а точнее – не пороли совсем.
Тем не менее Александр Валерьевич великолепно владеет бензопилой и пятью насущными «языками веб-программирования». Перед тем как уйти в лес, он некоторое время жил в городе Таганроге. Там нашел себе жену, с ней и ушел. В лесу у них родилось шестеро детей.
Но детей у Александра Валерьевича больше. В Киеве у него остались два сына. Автобиография, это всегда очень стыдно, потому излагать ее в третьем лице немножко легче. Из леса, со всем своим сарафаном, Александр Валерьевич вышел недавно и обосновался в Тверской области в поселке Княжьи Горы.
Стихи он, конечно, пишет, но главной работой жизни почитает Топомат (Топологический материализм) – систему восприятия действительности целиком. Такой вот полосатый гриб, надо сказать, этот Александр Валерьевич Иванушкин.
