В Доме поэта
Посвящается И. А. Бунину
В этой краткой жизни нынешним поэтам
Бог оставил тайну – память о былом.
И сегодня ярким, светлым силуэтом,
Призраком чудесным входит она в дом.
Снова, как когда-то, в доме тихо этом,
Жизнь спокойно и размеренно течет;
И гостиная, заполненная светом,
И картины брата, и рояль живет.
И лампадка та же, древние иконы –
Образы России, и свеча горит…
В кабинете рядом в шкапах полусонных
Книги ценные, груз прошлого лежит.
А пройдете дальше – спаленка простая:
Черный шкап, сундук, большой портрет.
На портрете в раме женщина седая
С умными глазами, строгий силуэт.
И, живая словно, смотрит она в души
Приходящим людям, и печали след
Оставляет в сердце, говорит: «Послушай,
Его в бренной жизни, больше его нет…
Но пока есть день во всей Вселенной,
На земле жить будет память о былом:
О поэте, чьи творения нетленной
Драгоценной ношей возвратились в Дом».
Елец
Елец – старинный город славы –
Стоит на берегу Сосны.
Ни жемчуга и ни опалы,
Ни самоцветы не видны.
Тот вечный город украшают
Седая старость, доблесть, честь,
И колокольным звоном оглашает
Тех воинов, кто будет, был и есть…
Ни в те далекие, ни в эти годы,
Ни в тот, ни в этот внеурочный час,
Ни тайные ни звезды и ни тропы,
Монгол, фашист иль Берилл-бас –
Никто свободы не отнимет –
Моя священная земля,
И враг померкнет, напрочь сгинет.
Мой город, родина моя!
Нам не страшны те лихолетья,
Что пережили мы на раз и два,
Ведь до сих пор живы соцветья
Любви, надежды, торжества.
Так стой же, город православный,
Как щит, на подступах к Москве.
Елец – старинный город славы –
России сердце и в тебе!
Молитва за Россию
Пред иконой Владычицы нашей
Помолюсь я неслышно в углу
С переполненной злобою чашей
На врагов, на себя и судьбу.
Я не буду молить о прощении –
Ведь забыть я себя не могу.
В мире злобы мне только терпение
Помогает не мстить и врагу.
Для себя мне не надо спасения.
Ты, Владычица, лучше моли
О России моей. Воскресения
Я всем сердцем желаю земли.
Без Царя, что без Бога, обитель.
И давно уж страдает народ.
И ликует коварный мучитель –
Пусть иссякнет сей вражеский род!
Покарай же безбожных, Царица,
Оправдай, но лишь тех, кто страдал,
Кто в грехах искушение видел,
Кто к Отчизне любовью пылал.
И подай исцеление грешным,
И очисти от скверны страну.
Горизонт пусть наш будет безбрежным.
Помоги нам прогнать сатану!..
От лукавого вся моя злоба
На врагов, на себя и судьбу.
Свет любви – Богородицы Слово –
Помогает в любую беду.
Ответ Бабе-яге
Держитесь, ребята, мы с вами!
Россия – наша страна.
Страны ЕС и Гавайи
Наполнены желчью до дна.
Полтава, Донбасс, Украина –
Единая наша семья.
«Попробуй побить исполина», –
Советует Баба-яга.
Не вынести русского духа –
Его извести нелегко.
Еда, мышьяк, оплеуха –
А он все живет как назло.
Что скажешь?! Глупы нареканья.
Злорадствует снова Яга.
Ничтожны, Яга, все старанья…
Россия – в единстве сильна!
Баллада о Бравлине
Давно это было… Когда-то в Крыму,
В Таврической горной, прекрасной земле.
Сидагиос… Сурож… Судак… И в дыму
Столетья, как копья на дикой войне…
Тогда жил великий и славный Бравлин,
Не знавший нигде пораженья.
В любви и в войне он был властелин,
Дружину вел к новым сраженьям.
И вот показались в дыму купола.
Что это за город, Стрибог?
Сугдея сверкала огнем янтаря,
Манила величьем дорог…
Гора возвышалась над тихой водой.
И стали у берега «гости».
Обманом открыли ворота. И – в бой…
В крови осыпались грозди…
И в дыме рассвета тонули огни,
И облаком черным нависла
Великая скорбь Сугдеи по ним,
Чьи жизни пропали без числа.
Воскликнул Бравлин: «Что это вдали?»
«Гробница святого Стефана, –
Ответ был ему. – Но ты не ходи,
Там святость сурожского стана».
Бравлин усмехнулся. Пронзил он мечом
Того, кто ответил столь дерзко.
И там навсегда, за горой Алчаком,
Цветет безымянное место.
И что же он видит? Кого он сразить
Готовился в храме безлюдном?
Истлели вериги и нечем схватить
Скуфью и саккос пурпурный…
Гробница пуста, бездыханна, безлика.
И в храме давно поблекли огни.
Все золото мертвых у скал и арыка.
Но вдруг в тишине раздаются шаги.
«Ты ищешь знамения, подлый язычник?
Зачем нарушаешь ты мертвых покой?
Зачем у Творца ты ищешь отличий?» –
Бравлин обескровлен был речью такой.
Но, быстро опомнившись, скоро
С мечом он бросается в бой.
Что ж видит он? В белом хитоне
Старик-василевс, седой и босой.
Стоит же Бравлин и думает скверно:
Что может им сделать старик-василевс?
Беспомощно-жалок в хитоне спасенном
Стефана Сурожского кажется крест.
«В своем ли уме ты, старик безобразный?
Я крепости брал, сжигал все дотла.
И имя мое в смерти воин отважный
От Парфии к Кафе всегда призывал».
«Я знаю тебя, Бравлин синеокий,
Ты душу свою продал белым ветрам.
Сидагиос звоном исполнен далеким,
А это, Бравлин, православный ведь храм!»
Бравлин усмехнулся. Давно с ним не спорил
Никто из живущих на грешной земле.
И кто же такой этот старец безумный?
Читает ли? Сведущ в каком ремесле?
«Святитель Стефан я, пустынноначальник.
Мой город разрушил ты силой меча.
О свете Божественном тихий печальник.
За крымские земли из воска свеча».
«Старик, говоришь ты мне странные речи.
Скажи же яснее, что ты – василевс.
Я вижу портрет твой у каменной печи
Увечен, как ты… Ты мне поклонись…»
«Я кланяюсь только Христу одному,
Да Деве Пречистой, да Духу Святому.
Скорее, Бравлин, от богов отрекись,
Скорее стопы направь-ка ты к дому».
Отважный же воин лишь гневом вскипел.
И снова крушить стал он плиты.
«Да как ты помыслить такое посмел?
Стрибог, Святовит – бог Арконы и свиты…»
«Забудь же, Бравлин, бесов тьмы и богов.
То золото слепит, то губит гордыня.
Из тысячи славных фамилий, родов
Господь призывает твое ныне имя.
Что проку тебе в гробнице моей?
Алтарь – святость дома нарушена ныне…»
«Замолкни! Довольно слезливых речей! –
Воскликнул язычник. – Коль это святыни,
Я требую чуда и знака с небес.
Но если солгал ты в порыве, сединам
Твоим не бывать в этом храме… Велес,
Стрибог, Святовит покарают тебя».
И гордо встал воин, старик же – скорбя.
«Ну что ж, чужестранец, – сказал василевс. –
Ты просишь знамений и чуда.
Так будет тебе одно из чудес,
Но после уйдешь ты отсюда».
И в этот же миг обернулась назад
Глава… О ты, синеокий воитель,
Где удаль и доблесть твоя? Ведь в сто крат
Увечным ты стал, злой мучитель!
О, Таврия! Только одна ты могла
Такое творить в свое время.
Славянская кровь рекою текла,
Варяжское правило племя.
И вот обездвижен князь стал
С повернутой ввек головою.
Все золото, утварь он снова отдал,
Да только не стал он собою.
И понял тогда, кто такой василевс
Являлся ему у гробницы.
Зачем же искал он знамений, чудес?
Зачем не поверил зеницам?!
«О, боги проклятые, только лишь вы
Губители душ, тысяч жизней!
Зачем поклонялся я вам и дары
Слагал у подножия тризны?»
На фреску вернулся святитель Стефан
И белые принял одежды.
Варяги оставили Сурожский храм,
Сложили добычу невежды.
Но воет и стонет несчастный Бравлин
И с места не сдвинется он, исполин.
И с фрески Стефан сказал палачу:
«Бравлин, твое горе – не горе.
Сегодня Христос сказал: „Излечу
Того, кто уверует вскоре“.
Покайся, Бравлин, крестись и прими
Дары, что попрал ты когда-то.
Без света бы не было этой горы,
Ни моря, ни звезд, ни возврата…»
И храм вдруг наполнился светом таким,
Каким не являлся Бравлину.
Господь среди сотен фамилий благим
Сегодня назвал твое имя.
Крестился варяг, а с ним и вся Русь –
В Сугдее варяжская свита.
Здоровое тело здоровый же дух
Обрящет, святою водою омытом.
Бравлин стал другим и, милость творя,
Решил попрощаться с отчизной…
И в храме Стефана у врат алтаря
Сокрыл все доспехи под ризой.
Давно это было. В столетии диком.
Теперь не понять нам, где правда, где ложь.
Су-Даг и Сугдея… Какой многоликой
Ты в сердце народов России живешь!
***
Не судите, да не будете судимы…
Не терзайте слово… На беду
Жизнь представит новые картины.
Кто окажется в раю или в аду?!
Этот наш извечный перемены ветер.
Где тут истина? Где ложь?
Звук и буква… Как бывает светел
Мир, в котором ты живешь!
Но по-прежнему терзают слово.
Скушают и – снова за дела.
Хоть и в мире умирать не ново,
Берегите, люди, слово и сердца!
Идол
Нет, идолы не умерли для нас.
Они живут невидимо и зримо,
Калеча души, в пламенных сердцах…
Из нас, живых, высасывают силы.
Безликий великан, немой, бездушный,
Зачем тебе устраивают пир?
Зачем тебе угодливо-послушны?
И дарят уши, нос, глаза и – мир?
Не потому ли, что в немом забвенье
Ты так торжественно-суров?!
И в гневе, ярости твоей – спасенье,
Покорность и согласие рабов?..
Живые души, кланяйтесь богам –
Серебряник иной насытит чрево…
Стоит надменно мертвый истукан
И разъедает Мировое древо.
Альтаир
Пронзительный ветер, холодный и злой,
Врывается снова в окно.
И будто во сне говорит он со мной.
Дрожит от напора стекло.
А дождь размывает следы от сапог –
Они уже стерты давно.
И властвует в городе золота бог.
На улице мерзло, темно.
И страшно мне в мае, в безумной ночи.
Нет света в квартире немой.
На ощупь иду я к заветной свече,
И капает воск… аналой…
«О Боже, нет сил у меня, помоги!
В разврате погрязла земля.
Любовью и верой мне путь освяти.
Согреет молитва твоя…»
И кажется, Ангел со мной говорит.
И слезы текут на потир.
Пусть северный ветер плохое сулит –
По небу летит Альтаир.
***
Живая Библия пред нами…
Раскинулся шатер из пальм.
А над погостом с куполами –
Святой Тавифы чудный храм.
Гробница рядом, где святая
Почила в радости. И там,
Над садом, птицы, пролетая,
Возносят славу небесам.
Перепутье
Сколько виделось в жизни и зналось,
Сколько радости слышалось вмиг,
Столько песен неспетых слагалось,
А пришла непутевая жизнь.
Отлюбилось несбытное прочно,
Как затянет канат колесо.
Глохнет сердце многостаночное.
Жаба-совесть разъела лицо.
Ничего, все уладится. Верю…
Жизнь-машина продолжит свой путь.
В ресторане с подругою-стервою
Я забуду его как-нибудь.
***
Милый, хороший, желанный,
Что с моей сделал душой?!
Каждая ночь долгожданна,
Каждая встреча с тобой.
Руки целуешь и губы,
Просишь тебя спасти.
Любовь не бывает грубой,
Любовь нельзя извести…
Только забрезжило утро,
День еще впереди.
Но беспощадна минута.
– Любимый, не уходи!
Снова ночное дежурство.
Сколько их еще у тебя?
– Милая, то была шутка.
Я ведь женат, есть семья…
Вертится наша планета,
Солнце встает в серебре.
Но, собирая монеты,
Я благодарна судьбе.
***
Какая ночь! Сегодня не уснуть…
Безлунная, зовущая печаль.
И несказанно-радостная муть
Сквозь окна, убегающая вдаль.
Сегодня понедельник на Страстной
Сменяет дни Великого Поста.
Зажженная свеча и аналой…
В преддверии страдания Христа.
Предательство, Голгофа… Благовест
И утро воскресенья впереди.
Ночь покаянья… Свет и крест.
Дай, Господи, до Пасхи пронести!
Мальчишка из соседнего дома
Ты – мальчишка из соседнего дома,
Синеокий, высокий и яркий.
Ты шагаешь уверенно, словно
Собираешь от жизни подарки.
«Божья милость дается нам даром.
Неизбежны долги, неудачи…»
Ты идешь дорогою к храму,
А девчонки под окнами плачут.
«Не грустите, не плачьте, родные,
Будет вам! Испытание – крест.
Посмотрите, как жили святые,
Как на Пасху звонит Благовест».
Пройдут годы… Мальчишка безусый
Примет постриг в обители Бога.
Дом соседний – безликий и тусклый.
Миру светит пасхальное слово.
Сербия
На карте мира есть страна Завета,
Святого Саввы, Милоша страна.
Как яркая звезда, как целая планета,
Судьбой славян она озарена.
История ее полна любви,
Полна тревоги, боли и надежды.
Там Косово встает, как зарево, в крови,
Там Лазаря сияют светлые одежды.
И как бы ни страшны наветы были зла,
Ее не истребить. Не искалечить веры.
Хранима Богом будь земля, страна,
Где в песнях снова расцветают сербы.
В Австрии
Есть в Австрии цветущий городок –
Здесь сам Бетховен жил когда-то.
Сплетения звучащих строк
В симфонии… В сонатах…
И Венский лес, и дворик на холме –
Ему как гению все мило было…
И к Бадену наперекор судьбе
Он шел, пока хватало силы…
Минуя лес, ущелья, шел к мечте –
Чтоб исцелиться водами земными…
Преображенный, дивной красоте
И истине служил он до могилы…
И помнит, чтит великая страна
Тех, кто отдал и жизнь свою, и душу…
Цветет, как жемчуг… Звуками полна…
У Господа ищи ее и слушай…
По следам святых дорог…
Когда тебя одолевает скорбь,
Когда нет силы, мало веры,
Когда бесчисленны потери,
Ты сердце к покаянию открой,
Раскрой из дома двери.
Возьми лекарство от тревог,
От всех невзгод, от зла и боли;
Направь стопы туда, где в ореоле
Незримых и святых дорог
Есть указанье Божьей воли.
Небесный град – Иерусалим,
Воспетый в Библии, в Псалтири,
Места Рахили и Эсфири,
Где жили Авраам и Иаким,
И место покаяния Марии.
Земля святая, Лилия долин!
Начало света, мирозданья,
Где было счастье и страданье,
Где в мир явился Бог един,
К тебе возносим наше упованье.
Хариш, Кармель, Манассия холмы,
Кедеш и Таанах, долины и пустыни,
Терпенье Божие явили,
Войну добра и силы тьмы,
Армагеддон – гору гордыни.
Что фараон, что аль-Наби?
Сисара – указанье Зверя?
Сраженный Голиаф по знаку веры?
Не побороть им той любви,
Что к Богу раскрывает двери!
И даже если явится Антихрист,
Есть в мире Высший Судия.
Фавор, где с Богом Илия,
Где Вифлеем, где ты и я…
Я не хочу
Я не хочу терять тебя в том мире,
Где тихо плачет ива у воды,
Где вечер тает в лунной паутине,
Где иволга поет, где я и ты.
Я не хочу терять тебя в пустыне
Обид, упреков и ненужных фраз,
Где дождь осенний размывает имя –
Бесценный клад твоих печальных глаз.
Я не хочу… Побудь еще немного…
Но поздно… Ливень, крест, дорога…
В Париже
– Ненавижу себя, ненавижу… –
Я твержу, как заклятие…
Зло облекается в красную мантию
И гуляет со мной по Парижу.
Давно подружилась я с ней, неуютною,
Неусыпною грустью-тоской.
Не беда! За зеркальною зыбью морской
Стала боль моя ржавою, мутною.
Невидаль! На Монмартр унесла меня бестия.
Там гуляли мы с ней до темна…
Жак Кёр и la dame.
«Я избавлю тебя ото зла…» –
Обещала мне скудная пенсия
И к кресту привела…
Сен-Жермен,
Сакре-Кёр,
Notre-Dame.
Расставание
В аллее на скамью
Слетит последний лист.
«Тебя я не люблю», –
Ответит ветра свист.
И холодно… До дна
Продрогла карусель.
«Тебе я не нужна»,–
Скрипит седая ель.
Последнее «прощай».
Завьюжила зима.
Парк замер. «Уезжай».
Колонна… Тишина…
***
Дожди идут. И в сердце черно,
Как эта ночь без дна луны.
Порой качает ветер сонный
Деревья в парке… «Мы одни»,–
Прошепчут клены. И закружит,
Запляшет скомканный билет.
Билет в кино теперь не нужен,
Не нужен будет много лет.
Раздастся гул во тьме угрюмой,
Тоскливый звук больных колес.
И, оставляя след жемчужный,
Промчится мимо паровоз…
И снова тишина в аллее,
В седой аллее настает.
«Мне было чуточку больнее».
С рассветом боль твоя уйдет.
И дворник соберет весь мусор,
И мокрый выкинет билет.
И дни осыплются, как бусы,
И у скамьи растает след.
***
Не стану, не хочу игрушкой быть твоей.
И не трави меня улыбкой нежной.
И взглядом провожать меня не смей…
Любовь есть плен. И дух мятежный,
Как грозный вихрь, безумствует во мне,
Но утром власть его уйдет незримо.
И ты прошепчешь в полусне:
«О женщина, как ты слаба и уязвима».
Я нарисую
Я нарисую поле, а за ним
Овраг глубокий, речку перед домом,
Дубовый лес. И алый пилигрим
Укроет нас и станет невесомым.
Я нарисую ветер в волосах.
И в золотой пыли одна застыну.
Орешник нарисую, и в глазах
Отобразится мир – твоя пустыня.
Тебя я нарисую. От дождя,
От суеты спасу тебя, укрою…
Я нарисую… Хочешь, для тебя
Небесный храм из радуги построю?!
Озолочу обитель тишиной,
Чтоб в свете дня и в зареве багряном
Светило счастье нам заветною звездой
И не казалось замком на барханах.
***
Луна сияет в свете
Браслета ярких звезд.
Ложатся краски эти
На неба темный холст.
Судьба за нас решает,
С кем быть или не быть,
И странно вышивает
Узорчатую нить.
«Человеки»
Ты ушел, я захлопнула дверь:
Ни к чему ворошить мне былое.
Без тебя не умру я, поверь.
Только сердце отныне стальное…
Только ветер на паперти стыл,
В двери храма врывается ночью
И гудит перед ликом святым,
Тушит свечи и снова хохочет.
Я пытаюсь понять и простить
Его буйство в молчании храма.
И хочу лишь молитву творить,
Но – мешает дрожащая рама.
Снова свечи зажгу. Будет хор
Славить Бога отныне вовеки.
Ветер – только прохожий и вор,
Ты – как все на земле – «человеки».
Весной
Как весеннее солнце лучами
Обжигает проталины, снег,
Я к тебе прикасаюсь губами,
И в глазах растворяется смех…
А вокруг оживают машины –
Утро снова к работе зовет.
И опять гнут прохожие спины,
И автобус опять не идет.
Так забудем об этой рутине –
Посмотри, как прекрасна земля…
Твои глазки безоблачно-сини,
Мое солнышко, дочка моя.
Казанова
Моя любовь угасла безвозвратно.
Печаль ушла, и стерты все следы.
Забыв, ты возвращаешься внезапно –
Как южный ветер, слезы лебеды.
В твоих глазах – дурманящая прелесть.
В твоих руках – венок из бузины.
В словах твоих – обманчивая нежность.
Но нет тепла, лишь шорох мишуры.
Не Дон Жуан, не кукловод, не бабник.
Ты – кукла сам, гордишься чем – бог весть.
Проматываешь жизнь и чаще в травник
Ночами долгими ты стал глядеть.
Промолвишь: «Жалость украшает женщин».
Возможно, я глупа, поверю снова.
Скажу и я: «Да, ты умом не блещешь…
Ну, здравствуй, мистер Казанова…»
***
Век нынешний и век минувший.
Кто вас сравнит всего достойней?!
Нет Пушкиных, увы. И в душах
Живет хозяин преисподней…
Он рифмовать умеет строки
И сочинять на всякий лад.
Через него – одни пороки.
Собьешься – и утащит в ад.
Ему и имя легион…
Век нынешний… Каков же он?
Поэзия
Поэзия темна, невыразима –
Так ночью лунный благодатный свет
Струится. Как река течет незримо
Из лета в осень листьев цвет.
С иссохших рук ссыпается… И тонет
Багряным, медным, бледно-золотым.
А ветер сквозь листву гудит, и стонет,
И бродит, как заблудший пилигрим.
Так рифмы, как осенние соцветья,
В сокровище алмазных строк и строф.
Словами устланы года, столетья
И ядом зависти ее врагов.
Романс
Нам слышатся воспоминаний звуки,
Нам кажется, мы слышим голоса
В часы неумолимой нам разлуки,
И в вихре лет проносятся слова:
«Не покидай меня, родной и близкий!»
«Побудь со мной, любимая моя…»
Но облака обиды, тучи низки.
И кружится шальная голова.
А там пионы отцветут, наверно.
Скорее отцветет в саду жасмин.
В тумане недосказанности бледный
Несбыточного счастья пилигрим.
Идут дожди, стирая боль разлуки.
Ссыпаются в канавы все слова.
И плачут по весне капели звуки,
А кажется, что это голоса…
Груша
Ты грустишь, моя старая груша,
И роняешь безмолвно листы.
Воронье над тобою не кружит.
Так о чем же печалишься ты?
О годах не тоскуй понапрасну.
Для меня ты всегда молода.
Ты, как девочка, также прекрасна
Каждой веткой и вкусом плода.
И подумай сама: разве ль надо
Вспоминать уходящего дни?
Ты – мой свет, моя нежность, отрада.
Так одним настоящим живи!
Замухрышка
Не думай обо мне, не надо.
И взглядом ты не провожай.
Я не достойна даже взгляда –
Я не достойна?! Так прощай.
Зачем ты тратишь понапрасну
Улыбку, время на меня.
Я не умею быть прекрасной:
Я – замухрышка, мышка я.
Я не умею… Мне дороже
Мой мир души. Я им живу.
С ромашкой белой мы похожи,
Что в поле гнется на ветру.
Тот ветер – не твоя стихия.
Ты дышишь городом давно.
Мне – поле, а тебе – квартира.
Мне – Муза, а тебе – кино.
Прощаю
Я прощаю тебя за все –
Все что было, то позади.
Что имел ты, то не мое.
Так скорей уезжай, уходи.
И не медли: минута вдвоем,
Как песочные жизни часы.
Страшно мне, что с дороги свернем
И качнутся снова весы.
Все я взвесила в жизни своей:
Ночь и радость, день и печаль.
Стали чувства больнее, острей.
А за окнами – месяц февраль…
А за окнами стало тепло.
Отпустила, простила тебя.
Твой восточный экспресс далеко.
И теперь свободная я!
***
Не раствориться в хаосе Вселенной.
Искать любовь бессмысленно, где жизни нет,
Где неизменно суета и флора патогенны,
И где во тьму не проникает свет.
От душных комнат, масок и обмана
Бегу я в светлый край моих отцов,
Где нет перчаток и стерильного экрана,
Где нет смартфонов и торгов…
Прими, мой край, заблудших души,
Раскинь зеленый к небесам шатер.
Мне лучше б соловья послушать,
Чем слушать Роспотребнадзор.
Герои дня
– Люблю тебя! – А я тебя, –
Сказал один герой другому. –
Мы переменим сущность бытия
И выведем одну породу.
Не будет женщин и мужчин.
Пусть управляет всем трансгендер.
На то есть множество причин.
Мешает, правда, генный вектор.
– Все это, милый, пустяки!
В геноме нет для нас преграды.
Болеют только дураки –
Им рая, видите ли, надо.
Рай создадим один на всех,
В саду его – плоды в пробирках.
От всех болезней из аптек
Пусть раздают флакон улыбок.
– А как же совесть и закон? –
Спросил другой. – Ведь сколько бы ни стоило…
– Не знаешь разве?! Сильными написан он
И брошен на съеденье в стойло.
Запомни, друг, отныне и вовек,
Что жизнь кончается по нашей доброй воле.
И что бы ни придумал человек,
Никто не вправе воспрепятствовать свободе…
Так рассуждали мудрецы.
Один любил сильней другого.
О вы, прелюбодеи и лжецы,
Побойтесь истинного Бога!
***
Дорогами любви, надежды, веры
Нам заповедано идти.
Отчего тогда страдания без меры?
Оттого, что сбились мы с пути.
Без любви любое стынет дело,
Теплохладным кажется весь мир.
Где, скажи, твои душа и тело?
Кто сегодня твой кумир?
Не купить здоровья толстосумам.
Смерть за каждым вовремя придет.
Да, без веры можно быть и умным,
Только глупостям настанет свой черед.
Без надежды не найти дорогу,
Не достичь успеха, не расти.
Так легко и просто – «С Богом!» –
Пожелать счастливого пути.
Воскресение
Сверкает купол в небе
И чудотворный крест.
Спаситель в мире этом –
Он для любви воскрес!
Воскрес Христос, и имя
Звенит в колоколах.
Как небо ясно-сине!
Как радостно в церквах!
***
Есть у каждого копилка
Боли, страхов и невзгод.
Год от года на носилках
Совершаем переход.
Нет ни радости, ни чувства –
Одолела всех тоска.
Переправа как искусство –
Только маски, нет лица.
И Иудины страданья
Слышатся со всех сторон.
Но с завидным прилежаньем
Тянем «клад» до похорон.
Нет бы радостью расцветить
Мир земной, пусть грешен он.
Нет бы нам добром приветить,
Клад Иудин бросить вон…
Люди мира, подскажите,
Где и с кем ваши сердца?
И сокровище примите
От тернового венца.
Маме
Мамочка родная, не грусти –
Все у нас с тобою впереди.
Наша жизнь лишь только миг, поверь,
И нельзя прожить нам без потерь.
Но, теряя, что-то мы берем
И по жизни нашей, сгорбившись, бредем.
Не брести, родная, надо нам.
Мы весь мир с тобой разделим пополам.
Все плохое скинем, переплавим зло –
Счастье человеку Господом дано.
Только надо верить, только надо жить
И с любовью в сердце чистоту хранить.
И Бог с теми, мама, с верой кто живет.
Кто отнимет душу – сгубит свой живот.
XX век
Проклятый, окаянный век
Отвержен церковью и Богом.
Забытый русский человек
Грустит как прежде – над порогом.
Где наше все? Расхищен Дом,
И попраны его богатства.
Мы жили раньше, и живем,
И совершаем святотатства.
Куда стремимся? В ад опять.
Есть притча Библии о Доме.
Есть книги, записи, тетрадь
О днях войны и тяжкой бойне.
Мы истребили, не поняв,
Все таинство святой культуры,
Портреты белые убрав
И красной став литературой.
Но вновь, как прежде, как всегда
По-бунински и с белым тоном
Сверкает Сириус-звезда
И пахнет яблоком зеленым…
Что значит жить?
Что значит жить? Не досаждая,
Не делать зла, не льстить, не мстить.
Благодарить, долгов не зная,
Уметь понять, уметь простить.
Любить… Светить, не угасая
Во мраке вечной суеты.
Что значит жить? Свой путь свершая,
Сгореть дотла, до черноты…
Так из угля, из горстки пепла
Родится золото и свет.
Поверь, твоя скупая лепта
Дороже всех земных побед.
В России, как в доме поэта…
В России, как в доме поэта,
И смута, и чувств кавардак.
Свиданья, разлуки, при этом
Болезни веков – вурдалак.
Спасает одно лишь – культура.
Ее так легко не изжить.
Раскрой же, мой друг, партитуру,
И будем России служить.
Об авторе:
Родилась в старинном русском городе Ельце. По профессии – учитель истории, русского языка и литературы, иностранного языка. Писать начала с двенадцати лет. Лауреат детских и юношеских конкурсов по литературе. В студенческие годы публиковалась в областных газетах и журналах, участвовала в радиопередачах.
В настоящий момент Юлия Иншакова – преподаватель философии и культурологии в Московском государственном медико-стоматологическом университете (МГМСУ) им. А. И. Евдокимова, руководитель студенческого театра «Виторад». Кандидат филологических наук, доцент.
Награждена почетными грамотами от разных общественных организаций г. Москвы, посольства Сербии, Государственной Думы. Лауреат конкурса им. Б. Богаткова. Член Интернационального Союза писателей.
В 2015 году вышел в свет поэтический сборник Юлии
Иншаковой «Слово о России», в 2019 году – «Мысли о минувшем и вечном».
